Пролог

Лондон

1867 год

– Нам не разрешают ходить сюда, – предупредил Стерлинг Харрингтон. В свои двенадцать лет он уже сознавал, что в один прекрасный день унаследует титул графа Уайлдвуда. И его братья тоже не могли не придавать этому значения.

– Если нас не застукают, то никто не узнает, – сказал Куинтон, который был на два года младше Стерлинга. Зажав в руке зажженную свечу, он протиснулся мимо будущего графа и двинулся внутрь чердачного помещения.

– В такой темноте ничего не увидишь, – запинаясь, выдавил из себя младший из братьев. Будучи на год младше Куинтона, Натаниел часто подвергался давлению (хотя никогда не признался бы в этом) со стороны среднего брата, побуждавшего его не отставать от старших.

В других частях Харрингтон-Хауса дробный звук стучавших по крыше капель дождя не производил неприятного впечатления. Но здесь, в просторном помещении чердака, стены которого терялись в непроглядной тьме, мальчику, которому едва исполнилось восемь лет, этот звук внушал определенный страх. Стерлинг поборол желание взять младшего брата за руку, поскольку Натаниелу не нравилась опека, и вместо этого положил руку ему на плечо, напоминая, что находится рядом. В случае с младшим братом он обычно так и поступал.

Их гувернантка, мисс Томпсон, всегда говорила, что Стерлингу присуще похвальное чувство долга, а в будущем бремя ответственности графа Уайлдвуда будет все более увеличиваться. О Натаниеле же она говорила, что у того сердце поэта. А Куинтон, по мнению мисс Томпсон, был наделен тягой к приключениям, что он отнюдь не считал комплиментом, а воспринимал как должное. Время от времени, глядя на брата, Стерлинг даже подумывал о том, что, возможно, лучше обладать авантюрными наклонностями, чем нести тяжесть графской ответственности. Но, как бы то ни было, ему предстояло унаследовать титул и возглавить семью. Большей частью такая перспектива не пугала Стерлинга, хотя трудно было примириться с мыслью, что этому должен предшествовать уход из жизни отца.

– Что ж, – Куинтон поднял вверх свечу и огляделся, – с чего начнем?

– С сундуков, – не колеблясь, ответил Стерлинг. Поскольку они искали пиратскую одежду, было логично начать именно с сундуков. – Пиратская одежда скорее всего находится где-то там. – Стерлинг направился в отдаленный угол чердака под сплошь затемненный навес крыши. Ему было немного страшно, но он не обращал на это внимания. Братья ждали от Стерлинга проявления мужества перед лицом опасности, хотя будущий граф был всего лишь маленьким мальчиком, а темнота чердачного помещения таила в себе опасность неизвестности.

Тем не менее ему хотелось закончить начатое. Каждая минута, проведенная на чердаке, приближала к какому-то открытию. А может быть, к порке или другому наказанию. Как правило, инициатором рискованных предприятий, в которые пускались мальчики, выступал обладавший изобретательным умом Куинтон, но разработку предстоящей операции и общее руководство, равно как и вину за содеянное в случае разоблачения, принимал на себя Стерлинг. Это мог быть и такой чудовищный проступок, как, в нарушение всех запретов, побег из особняка после усыпления бдительности гувернантки, а затем и последующее блуждание по улицам Лондона, или же такая сравнительно невинная шалость, как сооружение шалаша из похищенных из дома зонтов.

Они не оказались бы на чердаке, если бы не дождь. Обычно невозмутимая гувернантка разволновалась, обнаружив лягушку в ящике своего стола. Возможно, сказался не прекращавшийся в течение трех дней дождь и возросшие в связи с этим хлопоты с детьми. Она отослала мальчиков читать, а сама удалилась в отведенную ей гостиную, где часто отсиживалась в дождливую погоду.

Стерлинг остановился перед багажными сундуками, которые, если отвлечься от мысли, что их истинными владельцами были тетушки или кузины служанок, очень походили на сундуки с сокровищами.

– Какой же из них?

– Самый большой, конечно, – с покровительственной усмешкой поделился Куинтон мудростью старшего с маленьким Натаниелом. – Самый большой всегда заполняют самым ценным.

– Ладно. – Стерлинг сдержался и не возразил, что самые ценные вещи как раз не держат в больших сундуках. Он поднял крышку сундука. Как по команде, мальчишки подались вперед и заглянули внутрь.

– Здесь только одежда, – разочарованно протянул Натаниел, который явно надеялся обнаружить здесь настоящий клад.

– Это не просто одежда. – Куинтон передал свечу Натаниелу и, сунув руки в сундук, достал красный мундир – точно такой, как на их раскрашенных оловянных солдатиках. – Вот одежда для пиратов и рыцарей.

– А также для искателей приключений, – с кивком добавил Стерлинг. – Или для первооткрывателей.

– Хочу быть первооткрывателем, – тут же откликнулся Натаниел. – Или искателем приключений.

В ворохе кружев и затхлой шерсти Стерлинг заметил книгу и достал ее.

– Посмотрите на это.

– Это книга, – скривился Куинтон.

– Нет, дневник. – Стерлинг подвинулся ближе к свече и принялся перелистывать трофей. – Это дневник прабабушки.

– Все равно это всего-навсего книжка, – уперся Куинтон.

– Я знаю. – Перелистывая страницы, Стерлинг вглядывался в написанные старомодным женским почерком строки. То тут, то там его взгляд выхватывал слова: «товары», «Франция», «корабли»… – Но это, по-видимому, хорошая книжка.

– И насколько же хорошей может быть книжка? – насмешливо спросил Куинтон.

– Тебе ведь нравятся книжки о пиратах, – примирительно сказал Натаниел.

Стерлинг продолжал листать дневник, и каждая перевернутая страница все больше захватывала его.

– Здесь написано о контрабандистах.

У Куинтона заблестели глаза:

– У прабабушки были знакомые контрабандисты?

Стерлинг перевел взгляд с одного брата на другого.

– Думаю, прабабушка сама была контрабандисткой, – серьезным тоном сообщил он о своем открытии.

– Почитай вслух, – попросил Натаниел.

– Хорошо, – согласился Стерлинг, и братья, поджав под себя ноги, уселись на пол.

Взяв у Натаниела свечу, Стерлинг установил ее так, чтобы она лучше освещала страницы, и начал читать братьям о приключениях их прабабушки, которая, похоже, и впрямь была контрабандисткой. Причем ее преследовал правительственный агент, оказавшийся не кем иным, как их предком – графом Уайлдвудом, что было отмечено чтецом не без гордости. Стерлинг читал о тайных встречах их прабабушки, опасных стычках и душераздирающих погонях и остановился, лишь когда прекратился дождь. Тогда он захлопнул дневник и задумался о последствиях обнаружения ими откровений прабабушки.

– Я считаю, что маме об этом говорить не стоит.

– Потому, что придется признаться, что мы были на чердаке? – предположил Натаниел.

– Нет. – Куинтон с превосходством посмотрел на младшего брата. – Потому что ей вряд ли понравится факт наличия контрабандистки в роду.

– А-а. – Натаниел немного подумал, после чего его глаза возбужденно заблестели. – Давайте вместо пиратов играть в контрабандистов.

– Сегодня нельзя. – Стерлинг отрицательно покачал головой. – Мисс Томпсон спохватится, куда мы подевались. Но мы сможем снова подняться сюда, чтобы продолжить чтение и, возможно, поиграть в контрабандистов.

– И мы сможем пользоваться прозвищами контрабандистов? – запальчиво задал очередной вопрос Натаниел.

Куинтон рассмеялся.

– Что еще за прозвища контрабандистов?

– Такие же, как у пиратов, – самодовольно пояснил Натаниел. – Меня будут звать Блэк Джек Харрингтон.

Стерлинг и Куинтон обменялись взглядами.

– Вряд ли это имя подходит тебе, – с осторожностью подбирая слова, сказал Стерлинг.

Натаниел насупился.

– Почему?

– Хотя бы потому, что твое настоящее имя не имеет ничего общего с именем Джек. Мы ведь не просто играем, понимаешь? – жестко сказал Куинтон. – Выбор нового имени – дело серьезное. Прозвище контрабандиста должно согласовываться с твоим настоящим именем.

– Нейт, – провозгласил Стерлинг. – Звучит вполне подходяще для контрабандиста. А ты можешь быть Куинтом, – обратился он к другому брату.

– Не очень-то впечатляет, – процедил новообращенный Куинтон, но тут же оживился: – А что, если назваться Куинт Деревянная Нога или Куинт Ужасный?

– Уж лучше тогда Куинт Пострел, – ухмыльнулся Стерлинг.

– А себе ты какое прозвище выберешь? – обратился с вопросом к старшему брату Натаниел.

– Я останусь Стерлингом, – высокомерно заявил тот, хотя был бы не прочь подобрать себе контрабандистское прозвище.

– Не очень подходящее имя для контрабандиста, – съязвил Куинтон.

– А я и не буду контрабандистом, – с высокомерной усмешкой заявил Стерлинг. – Я буду отважным графом Уайлдвудом, королевским агентом, бесстрашным охотником за контрабандистами. – Совсем как их предок. В конце концов, это его наследие и его судьба. – И я стану спасителем прекрасной девушки, ее героем.

– Девчонки не могут играть, – сказал Натаниел, упрямо мотнув головой. – Это же девчонки.

– Тогда я буду, – Куинтон упер руки в бока и выпятил грудь, – дерзким храбрецом, предводителем контрабандистов.

– А кем буду я? – Младший брат вопрошающе переводил взгляд с одного брата на другого.

– Ладно. – Стерлинг протяжно вздохнул. Чего не сделаешь для своей семьи. – Пожалуй, я откажусь от прозвища Бесстрашный. Можешь называть себя Бесстрашным Нейтом.

– А я оставлю себе только прозвище Дерзкий. – Куинтон ухмыльнулся. – Так что теперь ты Бесстрашный храбрец Нейт.

Натаниел заулыбался.

– Нас ждет бесподобная игра в контрабандистов, – сказал Стерлинг, подавив мысль о том, что будущему графу в его возрасте следует изучать финансовую документацию, а не играть в контрабандистов. – И мы будем искать сокровища, переживать увлекательные приключения и спасать прекрасных девушек.

– А также странствовать по свету и открывать новые земли, – поддакнул Куинтом.

– И еще… и… – Натаниел смущенно пожал плечами.

– По-моему, нам нужно заключить соглашение. – Стерлинг задумался на мгновение.

Натаниел нахмурился, заподозрив неладное.

– Разве контрабандисты заключают соглашения?

– Я не знаю. – Куинтон пожал плечами. – Ты имеешь в виду – как мушкетеры? Один за всех, и все за одного?

– Это девиз. – Стерлинг задрал голову, разглядывая стропила. Наверняка даже Куинтон понимал, что существует разница между девизом и соглашением. – К тому же мы братья и всегда будем «один за всех и все за одного».

– На веки вечные? – спросил Нейт.

– Мы навсегда останемся братьями, – торжественно заверил его Стерлинг. – А братья должны стоять друг за друга.

– Друг за друга, – согласился Куинтон.

– Друг за друга, – расплылся в улыбке Нейт.

Это было очень хорошее соглашение, отменный зарок, обещание, данное на всю жизнь. Стерлинг знал, что, какой бы путь ни избрали его братья в будущем и как бы ни сложилась дальнейшая жизнь следующего графа Уайлдвуда, они всегда будут стоять друг за друга. Он проследит за этим. Собственно говоря, это его обязанность, его долг.

И он непременно будет жить по этому принципу.

Глава 1

Лондон

1885 год

– И я хочу, чтобы вы, сэр, – лорд Ньюбери поднял трость и ткнул ею в сторону Стерлинга Харрингтона, графа Уайлдвуда, – помогли спасти мою дочь.

Отпив из бокала глоток бренди, Стерлинг с интересом посмотрел на пожилого человека. Он согласился принять Ньюбери у себя, в Харрингтон-Хаусе, хотя не забыл их последнюю встречу, состоявшуюся десять лет назад. Ту встречу нельзя было назвать приятной. Похоже, что и эта окажется не лучше.

– Боюсь, что вы спутали меня с кем-то из моих братьев. В нашей семье именно они отличаются готовностью спасать и прочими авантюрными наклонностями. Я не такой.

– Ваши братья меня не интересуют.

– Мои братья всех интересуют. – Стерлинг какое-то время разглядывал Ньюбери. – Должен признаться, что согласился встретиться с вами из вздорного любопытства. Теперь же, услышав, с чем вы пришли… – Стерлинг встал с кресла.

– Сядь, мальчик, – выпалил старик. – Ты меня не дослушал.

Стерлинг прищурился.

– Тем не менее мое любопытство удовлетворено.

– Ты любил ее когда-то.

Стерлинг кивнул.

– Когда-то.

– Тогда окажи мне… нет, ей любезность и выслушай меня до конца. – Помолчав, старик тяжело и хрипло вздохнул. – Умоляю тебя.

Лорд Ньюбери был не из тех, кто имел обыкновение упрашивать кого-то. Стерлинг хладнокровно разглядывал его. Несомненно, пожилому человеку тяжело дался этот шаг, и у него явно были проблемы со здоровьем.

Раз ему так хочется высказаться, то можно и послушать.

– Что ж, продолжайте.

– Ты ведь знаешь, что муж Оливии, лорд Рэтборн, умер две недели назад.

– Знаю.

– И смею предположить, что тебе также известны обстоятельства его смерти.

– Грязное дело, – пробормотал Стерлинг.

Тело виконта Рэтборна с перерезанным горлом было обнаружено в саду его лондонского особняка будущей невесткой Стерлинга. Габриэла Монтини через пару месяцев должна была выйти замуж за младшего его брата, Натаниела. Образованная, блистательная и очаровательная Габриэла была сестрой человека, который зарабатывал деньги тем же способом, что и братья Стерлинга. Натаниела и Куинтона можно было бы назвать археологами или на худой конец кладоискателями. Габриэла некоторое время работала на лорда Рэтборна, составляя каталог его большой коллекции антиквариата и памятников материальной культуры.

Наклонившись вперед, Ньюбери вперил взгляд в Стерлинга.

– Не знаю, известно тебе это или нет, но из дома ничего не пропало. Боюсь, что убийца Рэтборна не нашел то, за чем приходил, и еще вернется. Убийство было совершено хладнокровным и безжалостным способом. Совершивший это злодей без колебаний убрал бы любого вставшего у него на пути. Включая жену Рэтборна.

Стерлинг подавил возникший было приступ страха. Ему не было дела до Оливии по крайней мере последние десять лет. Не было ему дела и до ее выбора.

– Наверное, вам самому следовало бы заняться этим делом.

Ньюбери покачал головой.

– Она ни за что не приняла бы помощь от меня. Уже почти десять лет не разговаривает со мной. – Он встретил взгляд Стерлинга. – И, откровенно говоря, я не могу винить ее.

– Не думаю, что ей понравится мое вмешательство.

– Возможно, поначалу. Но ее жизнь под угрозой. – Старик прищурился. – Ты обязан помочь ей.

– Я ничем не обязан ей. – Фраза прозвучала резче, чем он ожидал. Стерлинг отпил из бокала немного бренди и приказал себе успокоиться. – Если вы помните, а это так и есть, поскольку именно вы тогда известили меня о том, что Оливией принято решение о разрыве наших отношений и выходе замуж за Рэтборна. Это было не мое, а ее решение. Так что у меня нет никаких обязательств перед ней.

– Может быть, ты взглянешь на это по-другому… – Ньюбери надолго умолк. – …если обнаружишь, что все обстояло не совсем так?

У Стерлинга непроизвольно защемило сердце.

– Что вы имеете в виду?

– Это я заставил ее выйти замуж за Рэтборна. – Ньюбери прикрыл дряблой рукой лицо. – Знаешь, Уайлдвуд, я вел неправедную жизнь. Совершил кое-какие поступки, о которых дознался Рэтборн, и угрожал, что предаст их огласке, если я не отдам ему в жены Оливию. Это погубило бы меня. Да и ее тоже. Она вышла за него замуж, чтобы спасти мою честь, но так и не простила меня.

Стерлингу сразу вспомнились самые обидные дни его жизни.

Он знал Оливию с раннего детства, поскольку территории загородных усадеб их семей граничили, но почти не обращал на нее внимания до тех пор, пока она не вышла впервые в свет и они не встретились на одном из балов в Лондоне. Оливия отличалась броской красотой и умом, и Стерлинг влюбился в нее с неистовостью и страстью, о существовании коих даже не подозревал. Она была всего на два года младше его, и уже через пару месяцев полностью завладела его сердцем. И ему казалось, что и она была без ума от него. Они часто встречались на светских мероприятиях и пользовались любой возможностью, чтобы уединиться где-то на террасе или укрыться ото всех после якобы случайной встречи во время утренней прогулки в парке для обмена жаркими поцелуями. Он хотел жениться на ней, и она ответила согласием. Им оставалось только объявить публично о своих намерениях, хотя одного взгляда на них было достаточно, чтобы догадаться о тех чувствах, которые они испытывали друг к другу.

Когда вдруг к нему явился лорд Ньюбери и сказал, что Оливия собирается выйти замуж за Рэтборна, решив, что Рэтборн обеспечит ей лучшее будущее, Стерлинга поразило и до глубины души ранило это известие. После этого все закрутилось с невероятной быстротой. Уже через два дня Оливия вступила в брак. Через неделю неожиданно заболел его отец, выразивший пожелание еще при жизни видеть своего наследника устроенным в жизни. Стерлинг остановил свой выбор на Элис (их семьи связывала давняя дружба), которая с детства была влюблена в него. Милая Элис, славная и добрая, была слишком хрупкой для жизни в этом мире. Получив письмо от Оливии на следующий день после визита ее отца и за день перед ее скоропалительной свадьбой, он даже не потрудился вскрыть его. Какой смысл? Оливия приняла решение. А несколько дней спустя, когда его отец уже был при смерти, Оливия прислала еще два письма, и он опять не вскрывал их. Его мысли были заняты более важными делами, а Оливию он вычеркнул из своей жизни. Она осталась в его прошлом. Вскоре после этого умер отец, а через год от горячки умерла и Элис.

За прошедшие с тех пор десять лет Стерлинг редко встречал Оливию. Иногда он мог видеть ее на другой стороне бального зала и старался не приближаться на допустимое для разговора расстояние. Его мать как-то походя заметила, что леди Рэтборн стала отшельницей и большую часть времени проводит в деревне. Не то чтобы это его не трогало: просто он упорно гнал мысли о ней, делая вид, будто ее вовсе не существует. И если образ Оливии преследовал во снах, затаивался в душе, Стерлинг безжалостно изгонял его. Она разбила его сердце, и он не желал снова испытывать ту боль даже во сне.

– Тебе следовало бы знать, что она не хотела выходить замуж. – Ньюбери пытливо смотрел на Стерлинга. – Ты говорил, что никогда не позволишь ей уйти. Она думала, что ты спасешь ее.

У Стерлинга засосало под ложечкой.

Ньюбери тяжко вздохнул.

– Но я знал, что такой человек, как ты, с обостренным чувством гордости, ни за что не станет проявлять интерес к женщине против ее воли.

– Она могла сказать мне. – И тут же в памяти возникло то давнишнее письмо. Она пыталась!

– Рэтборн не позволил бы сделать это. – Ньюбери помотал головой. – Он настоял на том, чтобы я держал Оливию взаперти до дня свадьбы. Я попытался отказаться от сделки до бракосочетания. Предлагал Рэтборну деньги, свое имущество, все, что угодно, но он хотел только Оливию. Рассмеялся мне в лицо. Сказал, что теперь она принадлежит ему. – В глазах Ньюбери застыло запоздалое раскаяние. Казалось, он вернулся в те далекие дни. – Знаешь, мы с ней никогда не были близки. Если бы она была мальчиком… все равно, я должен был обходиться с ней лучше. Это мой последний шанс. – Он с вызовом посмотрел на Стерлинга. – Мои дни сочтены. Доктора говорят, что мне недолго осталось жить на этом свете.

Стерлинг изогнул бровь.

– И вы надеетесь заслужить теперь спасение за счет моей помощи ей?

Ньюбери рассмеялся; сухой клокочущий звук, который он издавал при этом, говорил о состоянии его здоровья лучше всяких слов.

– У меня нет иллюзий по поводу места моего пребывания в вечности. Я наделал кучу ошибок, Уайлдвуд, но самую вопиющую – по отношению к своей дочери. Я не могу загладить свою вину. Но ты можешь искупить свою.

Стерлинг замотал головой.

– Я не думаю…

Старик наклонился вперед.

– Рэтборн швырнул мне своего рода кость, когда женился на Оливии. Я сказал ему, что беспокоюсь о благополучии своей дочери. Даже тогда о нем ходили кое-какие слухи. Он ответил, что будет беречь ее так же, как все, что ему принадлежит. Но я знаю, что он плохо обращался с ней. Тем не менее она жива… – Ньюбери прервался, и на его лице появилась гримаса искреннего сожаления. – Рэтборн сказал, что, если он умрет насильственной смертью, я должен буду предпринять шаги для ее защиты.

Стерлинг бросил на него неприязненный взгляд.

– И это вас устроило?

– Нет. Но и не удивило. Сейчас тем не менее его слова выглядят пророческими.

– Не знаю, чего вы ждете от меня. – Стерлинг пожал плечами. – Не могу себе даже представить, что она захочет видеть меня после стольких лет.

– Ты можешь по крайней мере предупредить ее. Убеди в необходимости принять меры предосторожности. – Ньюбери вздохнул и сразу стал похож на старого, умирающего человека, каким он, по-видимому, и являлся. – Пожалуйста, сделай это ради нее. Уж это ты должен для нее сделать.

– Я не… – Стерлинг глубоко вздохнул. – Вероятно, сделаю. Полагаю, там и делать-то нечего.

– Я признателен тебе, хотя ты не нуждаешься в моей благодарности. Все равно благодарю.

– Не знаю…

– Ты, Уайлдвуд, раз уже упустил шанс спасти ее, – резко оборвал его старик, буравя суровым взглядом, – не проморгай ее на этот раз.

Недавно овдовевшая виконтесса Оливия Рэтборн разглядывала два бланка, разложенных на столе в библиотеке мужа – в ее библиотеке. Эти бланки с ее вытисненными именем и титулом были изготовлены из веленевой бумаги высшего качества. Но конечно же, все, что она носила, вся обстановка в доме, а также в деревенской усадьбе, все, чем она владела, было самого лучшего качества. Иного ее покойный муж не признавал.

Лежавший с левой стороны бланк был новым, хрустящим. В него ее аккуратным почерком были внесены дела, требовавшие безотлагательного вмешательства. С улыбкой она макнула перо в чернильницу и замазала слова «заменить дворецкого» ненужными, но доставившими удовольствие завитушками. За две недели, прошедшие со дня смерти мужа, она успела заменить экономку, повара и весь штат прислуги верхнего этажа, а теперь и дворецкого. В течение следующей недели она намеревалась уволить всю остальную челядь, прислуживавшую при муже. Дворецкий, как и экономка, повар и другие вновь нанятые слуги, возможно, окажутся не столь опытными, как те, что были прежде, и, вероятно, потребуется какое-то время, пока они привыкнут к новой обстановке и новой хозяйке, но это почти не беспокоило Оливию. Некоторые предстоящие неудобства были ничем по сравнению с желанием начать жизнь заново.

Она перевела взгляд на лежавший справа бланк, запачканный, затертый. Сгибы протерлись после многократного складывания и разворачивания, так что части листа едва держались воедино. На этом листе был также начертан перечень всяких мероприятий. Ни один из пунктов этого перечня еще не был вымаран, но с течением времени все будет зачеркнуто. Оливия не торопилась. В конце концов, этот список был составлен почти десять лет назад, и у нее была вся жизнь впереди, чтобы вычеркивать пункт за пунктом. Жизнь, которая наконец принадлежала только ей.

Ни один из списков не был озаглавлен, но то, что было в левом списке, подлежало немедленному исполнению, а то, что в правом, – исполнению после его смерти. Правый список не был длинным, но в процессе замужества Оливия цеплялась за него, словно тонущий матрос за обломок мачты. Этот потрепанный лист бумаги был единственной в жизни вещью, принадлежавшей лично ей. На нем были запечатлены ее мечты, личные желания – и вздорные, и основательные. Осуществимые ими вовсе нереальные. Эти записи были ее тайной, ее спасительным средством. Если бы муж узнал о существовании этого листа бумаги, о том, каким образом она находила поддержку в нем, он, несомненно, наказал бы ее, хотя не делал этого уже много лет. Или возможно, посмеялся бы над ней, что было бы еще хуже.

Оливия находилась в их деревенском доме, когда пришло известие о кончине мужа. Она тут же обратилась к небесам с короткой молитвой о спасении его души. Не потому, что его душу можно было таким образом спасти или обращение к небесам усиливало вероятность спасения. Просто она считала, что так положено. Прочитала она и более длинную молитву – ко всем святым, как это делали многие беззащитные женщины. Нет, она не возносила благодарственные молитвы, это было бы аморально. К тому же он и так был на тридцать лет старше ее и, по идее, должен был уйти из жизни раньше. Но она никогда не молилась и о жаловании ему крепкого здоровья.

А теперь она обрела свободу.

Раздался осторожный стук в дверь.

Свобода и уединение. Губы растянулись в улыбке. Ее мужу путь на небеса определенно заказан, но она чувствовала себя на небесах.

– Да?

Дверь открылась, и в комнату вошел ее новый дворецкий Гиддингс. У него были отличные рекомендации, и Оливия не сомневалась, что ему потребуется не более недели для наведения должного порядка в ее домашнем хозяйстве. Ей было приятно осознавать это.

– Миледи, некий джентльмен хочет видеть вас. – Держа в руке серебряный поднос, на сверкающей поверхности которого белела визитная карточка, Гиддингс сделал шаг вперед и протянул его Оливии. – Он говорит, что ему нужно срочно поговорить с вами по очень важному делу.

– Неужели? – пробормотала она и взяла с подноса карточку.

После смерти мужа визитов с выражением соболезнований было позорно мало. И это неудивительно. У него не было друзей. Люди, приходившие выразить сожаление и сочувствие, хотя и притворные, были прежде всего из числа тех, кто вел с ним дела, включая его поверенного (увольнение которого значилось в ее списке в числе первоочередных задач), представителей Лондонского античного общества, сотрудников нескольких музеев и нескольких владельцев частных коллекций. О виконте Рэтборне можно было говорить все, что угодно, но его авторитет среди поклонников антиквариата и искусства не подвергался сомнению. Его коллекции соперничали с коллекциями любого музея. Но от них она тоже скоро избавится.

Оливия взглянула на визитную карточку. Нельзя сказать, чтобы она ожидала увидеть выгравированное на карточке имя, но и не восприняла это как полную неожиданность. В самом деле, ведь его мать, брат с невестой – втроем приходили к ней. Это был один из тех немногих визитов, которые, по ее мнению, являлись проявлением искренней заботы о ней. Но конечно, у нее больше не осталось друзей. В то время как его родственники лично навестили ее, он счел достаточным послать письмо. Настолько формальное и приличествующее, что она, перед тем как с удовольствием бросить его в камин, предположила, что это мог написать его секретарь, а он мог и не читать, а лишь подписал его.

Гиддингс покашлял.

Стоит ли принять его? Странно, что Оливия могла рассуждать на эту тему спокойно, без лишних эмоций. В конце концов, потребовалось не так уж много времени, чтобы она поняла, что ни он, ни отец не придут к ней на помощь. Что ей следует рассчитывать только на себя. И она справилась с этим. О, конечно, она ничего особенного не предпринимала на протяжении этих лет, чтобы изменить судьбу, только составила перечень предстоящих дел и постаралась выжить. И все-таки ее муж умер, а она выжила.

Она выжила. Пережила и предательство Стерлинга. Она хорошо помнила их последний разговор. Ее переполняла радость в ожидании счастливого будущего. Будущего, в котором она видела себя женой Стерлинга, рожающей ему детей и встречающей старость рука об руку с ним. Этот день, когда они в последний раз говорили о будущей совместной жизни, казался самым ярким из всех. Они собирались пожениться, как только он переговорит с ее отцом. Считали, что именно так нужно поступить.

Она попрощалась с ним в тот день в ожидании предстоящего счастья. И именно в этот день отец сказал, что она должна выйти замуж за Рэтборна. Она, естественно, отказалась. Тогда отец открыл ей тайну своего постыдного поступка. Сказал, что и ему и ей придет конец, если откроется эта тайна. Но она все еще не теряла надежду. Стерлинг любил ее. Он не станет обращать внимание на такие вещи. Он обладал положением в обществе, почитаемой фамилией, деньгами и властью, достаточными, чтобы замять подобный скандал. Нет, он был ее рыцарем, ее героем. Он наверняка мог спасти ее, но он не сделал этого.

Оливия пыталась спастись сама. Рассказала о своих неблаговидных поступках Рэтборну, будучи уверенной в том, что он подбирает безупречную невесту и она не подойдет ему, коль скоро не является таковой. Ему это не понравилось и он разгневался, но не отказался от нее. Даже будучи напуганной, испытывая боль, она пыталась убежать, но Рэтборн пригрозил, что уничтожит и Стерлинга. Оливия почти не сомневалась в том, что правильно оценила ситуацию.

У нее не было выбора. Она могла бросить на произвол судьбы отца, но ни за что не стала бы рисковать жизнью Стерлинга. Спасла его, хотя он и не подозревал об этом.

– Миледи?

Голос Гиддингса вернул Оливию к действительности. Почему бы не повидаться с ним? Она не собиралась оставаться затворницей, какой стала после замужества, и не собиралась избегать ни Стерлинга, ни кого-либо другого. Встреча с ним была бы первым шагом.

– Проводите его… – Оливия запнулась. Она еще не сменила обстановку в доме, не избавилась от всего, что напоминало о муже, хотя и собиралась это сделать. Был, правда, еще один выход – продать этот дом и навсегда покончить с прошлым.

– Проводите его в гостиную. – Оливия распрямила плечи. – Я подойду не медля.

– Как прикажете. – Дворецкий с готовностью кивнул, повернулся и вышел.

У Оливии внутри шевельнулось чувство страха. Наверное, граф просто понял, что неприлично отделываться только письмом. Возможно, мать надоумила его, что необходимо нанести визит. Его появление объясняется не более чем соблюдением этикета. Если и придавать этому какое-то значение, то только в том смысле, что эта встреча может послужить знаком окончания прошлой жизни и начала новой. Новой жизни, которую она намеревалась прожить без сожалений.

И эта встреча должна послужить решению ее собственных задач.

Оливия сложила лист бумаги с перечнем надежд и желаний, многие годы поддерживавших ее, и положила его в ящик стола. Теперь не было нужды прятать его. Уже не имело значения, увидит ли кто-либо этот листок. Тем не менее ей не хотелось, чтобы он увидел его сегодня.

Сегодня Стерлингу Харрингтону, графу Уайлдвуду, незачем знать, что его имя значится во главе этого списка.

Глава 2

Стерлинг нанес этот визит, приняв твердое решение и из самых добрых побуждений. Несмотря на сознание того, что он когда-то проявил черствость по отношению к ней, сердце сжалось при виде вошедшей в комнату Оливии.

«Ливи».

Она холодно кивнула ему.

– Добрый день, милорд.

– Добрый день, – пробормотал он в ответ.

Их взгляды встретились, и Стерлингу сразу вспомнилась их последняя встреча наедине. Тогда окружающий мир казался чудесным, и он был уверен, что всю оставшуюся жизнь они будут вместе. Она оказалась в точности такой, какой он ее помнил, точно той женщиной, которая из тайников сознания всплывала в его снах. Раньше Стерлинг никогда не видел ее в черном, но это платье, несмотря на крайне строгий покрой, облегало ее фигуру словно натянутая на руку лайковая перчатка. Оливия выглядела в точности так, как раньше. Те же зеленые глаза, та же белая кожа. Ее белокурые волосы по-прежнему могли соперничать с волосами ангелов на картинах живописцев эпохи Возрождения, а губы все так же притягивали его, приглашая к поцелую. Она выглядела в точности так, как прежде… и была совершенно другой.

В поведении Оливии ощущалось заметное проявление силы духа; создавалось впечатление, что ей довелось превозмогать выпавшие на ее долю невзгоды. Держалась она непринужденно, с мягкой грацией женщины, знающей себе цену и свое положение в этом мире. Ее взгляд был оценивающим и холодным. Десять лет назад она обладала природной непосредственностью, была этакой нетронутой жемчужиной. Красивой, вполне земной и лишь с намеком на то, какой она может стать в дальнейшем. Сейчас же она была уже вполне сформировавшейся личностью. «Закаленной в огне». Внезапно возникшая мысль заставила его внутренне содрогнуться.

Стерлинг, как и все другие, был наслышан о Рэтборне. О том, каким человеком он был. Тем не менее о его отношениях с женой никаких слухов не было. Обычно ссоры, измены, скандалы между супругами, несмотря на осуждение королевы, служили источником постоянных сплетен в обществе, что само по себе было странным. И в самом деле, разве мог кто-либо досконально знать о том, как складываются отношения между супругами?

Вскоре после замужества Оливия просто исчезла из поля зрения общества. Изредка посещала общественные мероприятия, навещала подруг, но большую часть времени проводила в деревне.

Стерлинг знал о том, что она живет уединенно, но его мысли были заняты другими проблемами. Стыдно было признаться даже самому себе, что отсутствие Оливии в обществе облегчало ему жизнь.

Глядя на нее, он задавался вопросом, насколько справедливы слухи о тяжелом характере покойного Рэтборна и каково было Оливии жить с ним.

– Зачем вы пришли? – спросила она без предисловий.

– Я пришел… чтобы выразить свои соболезнования, – озвучил он первое, что пришло ему в голову.

– Вы прислали письмо. Этого было достаточно, и оно было принято с благодарностью. – Оливия холодно смотрела на него. – Если вам нечего добавить…

– Есть кое-что. – Стерлинг набрал полную грудь воздуха. – Ко мне приходил ваш отец.

У нее едва заметно затвердели черты лица. Он даже усомнился в том, что это произошло.

– Я больше не признаю отца. Для меня он не существует. Если вы пришли по его поручению, то извините, милорд, я ничего не хочу слышать, что бы он ни просил вас передать мне. – Слегка изогнув линию губ, Оливия изобразила вежливую улыбку. – Так что, насколько я поняла, других дел ко мне у вас нет, поэтому…

– Ливи, это важно.

В ее глазах промелькнули изумление и гнев. Будто получила пощечину. Взлетела вверх одна бровь, но выражение лица не смягчилось.

– Не могу даже себе представить, чтобы что-то сказанное моим отцом представляло хоть какую-нибудь важность, лорд Уайлдвуд.

Некоторое время Стерлинг ошеломленно смотрел на нее. Он ощутил боль, словно от удара кулаком в живот, осознав, что она ненавидит его в той же степени, что и своего отца. Но после разговора с ее отцом он не мог винить ее. А разве сам он не относился к ней с такой же ненавистью все эти годы?

«Нет, никогда», – нашептывал ему внутренний голос, но Стерлинг игнорировал его. В очередной раз глубоко вздохнув, он постарался не выдать своего расстройства и сдержанно сказал:

– Приношу свои извинения за несдержанность, леди Рэтборн. Я забылся и проявил бестактность.

– Уже долгие годы никто так не называл меня.

«И я был единственным, кто когда-либо делал это».

– Лучше всего забыть это, как и все другое, что было в прошлом. Вы не согласны?

– Да. – Стерлинг подтвердил согласие кивком. – Тем не менее именно из-за прошлого, нашего с вами прошлого, если позволите, ваш отец приходил ко мне. Я дал ему слово, что поговорю с вами.

– Ах вот как. – Оливия пристально посмотрела на него. – А вы всегда держите свое слово?

– Да, – коротко ответил Стерлинг, хотя никогда не забывал тот момент, когда нарушил данное им слово.

– Что ж, очень хорошо. – Выражение лица Оливии оставалось неизменным. – Продолжайте.

– Не знаю даже, с чего начать.

– Мне все равно, с чего вы начнете, лишь бы быстрее закончили.

– Да, конечно. – Стерлингу определенно не хотелось оставаться здесь дольше, чем позволяла Оливия. Кроме того, она не имела права ненавидеть его. Он не оставлял, не бросал ее. Единственным его проступком было то, что он поверил ее отцу. У него не было никаких оснований не верить ему. Да, он не читал ее письма, но он сам испытывал мучительную боль и не мог заставить себя прочитать первое из них. Она должна была бы понять это. Другие письма приходили в те дни, когда его отец находился при смерти. Он отнесся к этому более сдержанно, но, отложив их, просто забыл об этом. Нет, она не имела права так смотреть на него. – Ваш отец беспокоится о вашем благополучии.

– Мой отец обеспокоен моим благополучием? Мой отец? – Оливия некоторое время изумленно глядела на него, а потом рассмеялась странно, безрадостно, совершенно не так, как раньше. Когда-то наполнявший радостью, ее смех теперь ранил его душу. – Трудно в это поверить, милорд.

– Тем не менее он пришел ко мне, потому что был встревожен.

– Встревожен? – Оливия замотала головой. – Слишком поздно для него проявлять тревогу по поводу моего благополучия и вообще всего, что касается моей жизни.

– Он обеспокоен обстоятельствами смерти лорда Рэтборна.

– Вот как? – Она скрестила руки на груди. – Мне представляется, что любого, кто сталкивался с моим мужем, беспокоило бы только то, почему никто не перерезал ему горло раньше.

Стерлинг поморщился.

– Леди Рэтборн, я не думаю…

– Что? Неужели моя откровенность покоробила ваше столь утонченное восприятие действительности?

– Ничуть. – Он перехватил взгляд Оливии. – Я слышу горечь в вашем голосе, и это беспокоит меня.

– Извините за невольно причиненное беспокойство, милорд. Хотя вы ошибаетесь. Если я и испытывала когда-то горечь, то ей на смену давно пришла решимость. Я не испытываю никакой горечи в отношении своего мужа, отца или кого-либо другого.

«Или меня?»

– Я пережила своего мужа, и отец для меня больше не существует. Честно говоря, я не испытываю никаких чувств ни к тому, ни к другому. – Оливия пожала плечами. – Вас сбивает с толку совершенное отсутствие поводов для горечи. Но вам следует понять это. Насколько я помню, вы всегда умели искусно скрывать свои эмоции.

Стерлинг не обращал внимания на ее слова. Он пришел к ней с единственной целью, осуществление которой было бы лучшим выходом для них обоих.

– Ваш отец опасается, что за смертью вашего мужа скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Более того, он боится, что и вам угрожает опасность, поскольку убийца вашего мужа, кем бы он ни был, может вернуться. Насколько я понимаю, из дома ничего не было взято.

– Ничего. И это наводит меня на мысль, что единственной целью злоумышленника было убийство моего мужа. А поскольку цель была достигнута, я не вижу причин для его возвращения.

– Несмотря на то что доподлинно это вам неизвестно.

– Это так, но со дня смерти мужа прошло уже две недели, и за это время ничего экстраординарного не произошло.

– Как я понимаю, подлинные намерения убийцы до сих пор не раскрыты. Возможно, преступник просто выжидает.

– Не вижу здесь смысла. Ни для кого не секрет, что я его единственная наследница. – Она помолчала некоторое время. – Впрочем, за несколько дней до смерти муж решил основать музейный фонд для хранения своей коллекции. Его поверенный как раз занимался оформлением нужных бумаг, когда убили мужа. Муж не успел подписать бумаги, и их оформление не было завершено, а сама их подготовка, по словам поверенного, внесла некоторый беспорядок в дела мужа. Этот поверенный – жутко глупый и надоедливый тип. Из-за этого до сих пор не оглашено завещание покойного, хотя на днях это должно наконец произойти. Тем не менее насколько я понимаю, действующим будет признано старое завещание, согласно которому единственной его наследницей являюсь я. – Оливия искоса, с хитрецой, взглянула на него. – Если в качестве мотива убийства рассматривать наследство моего мужа, то от его смерти выигрывала только я. Если бы я не находилась в это время в деревне, то, наверное, выступала бы в роли основной подозреваемой в убийстве.

Стерлинг молча глядел на нее.

– Господи, милорд, неужели вы думаете, что я убила его? – В ее глазах вспыхнуло искреннее изумление.

– Нет, конечно же, нет. Такая мысль не могла прийти мне в голову.

– А мне приходила, – сказала она еле слышно. – Тем не менее я не убивала его и не подстраивала его убийство. Ограниченные размеры моего содержания не позволяли таких излишеств, как оплата наемного убийцы.

– И это означает, что лицо, виновное в убийстве, все еще на свободе, а вы подвергаетесь риску.

– Я вполне способна позаботиться о собственной безопасности. – На лице Оливии отразилась досада.

– Все же я бы рекомендовал…

– Меня не интересуют ваши рекомендации, милорд. – В ее голосе зазвенел металл. – Вы изложили предмет озабоченности моего отца, а я заверила вас, что приму нужные меры предосторожности. Если это все…

– Но вам не удалось убедить меня.

Оливия несколько растерялась.

– Убедить в чем?

– В том, что вы примете меры предосторожности.

– Что ж, ладно. – Она страдальчески вздохнула, словно ей приходилось уговаривать несговорчивого ребенка. – Уверяю вас, меры предосторожности будут обязательно приняты.

– Что, конкретно, вы предпримете?

– Не знаю. – На ее лбу появилась вертикальная морщинка. – Я распоряжусь, чтобы слуги были начеку, хотя совсем недавно сменила почти весь обслуживающий персонал и мне очень не хотелось бы без необходимости пугать людей.

– Коль скоро речь идет об угрозе вашей жизни, я бы считал это крайней необходимостью.

Оливия отмахнулась от его замечания.

– До сих пор никакой угрозы не было.

– Вы просто не знаете об этом. Ваших слуг следует предупредить, чтобы они обращали внимание на все необычное. – Стерлинг кивком подтвердил сказанное. – Что еще?

– Попрошу Гиддингса, чтобы он проверил все запоры и удостоверился, что они в хорошем состоянии, а также проверял, чтобы все двери и окна были заперты на ночь.

– Отлично. И?..

– И?.. – Оливия недоуменно уставилась на него. – Разве этого не достаточно?

– Нет. – Стерлинг выдержал паузу. – Я чувствовал бы себя спокойнее, если бы вы позволили мне поговорить с вашим дворецким.

– Тогда вы уйдете наконец? – со злостью спросила она.

– Да.

– Договорились.

– И?..

– И… – Оливия стиснула зубы. – Буду держать револьвер на прикроватном столике на тот случай, если кто-то станет приставать ко мне посреди ночи. Теперь вы удовлетворены?

– Нет. – Этого недостаточно. – Но, полагаю, это тоже не будет лишним.

– Не будет! По-моему, эта гипотетическая угроза существует только в воображении моего отца. Поэтому нахожу вашу озабоченность не только ничем не оправданной, но и навязчивой. Тем не менее я ценю вашу заботу. – Она направилась к двери. – Я пришлю сюда Гиддингса, чтобы вы смогли переговорить с ним. Поскольку через час они с экономкой должны опрашивать слуг, была бы весьма признательна, если бы ваша беседа с ним продлилась недолго.

– У меня нет желания задерживаться, сознавая, что мое присутствие здесь не приветствуется.

– Вот именно, милорд. – Она подошла к двери и глянула на него через плечо. – Вы рассчитывали, что я испугаюсь?

Стерлинг пожал плечами.

– Я не знал, чего ожидать от вас.

– Если я и подвергалась опасности, то она была реальной, пока был жив мой муж. За десять прошедших лет я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас. Меня больше ничем не напугать, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.

Оливия вышла из гостиной и прислонилась к стене рядом с дверью. «Господи». Ее пробирала дрожь. Как нелепо. Ведь она впервые за десять лет говорила со Стерлингом, но те чувства, которые она когда-то испытывала к нему, бесследно исчезли. Теперь ей от него было нужно только одно, и, если все получится, его помощь больше не понадобится до конца ее дней.

Годы не изменили его. Такой же рослый, широкоплечий, такие же густые волосы и проницательные карие глаза, как и десять лет назад. Разве что в глазах заметна тень постигших его утрат да плечи он старается держать прямее под грузом навалившейся ответственности, и это его не столько старит, сколько делает более сильным, основательным и надежным. Он выглядит человеком, к которому можно обратиться в кризисной ситуации.

Оливия постаралась успокоиться, сделав глубокий вздох, затем еще один. При беспристрастном, рассудительном подходе становятся понятными действия или, если говорить точно, отсутствие таковых со стороны Стерлинга на протяжении всех прошедших лет. Тогда, десять лет назад, отец передал ей содержание своей беседы со Стерлингом, в ходе которой сказал графу, будто она выходит замуж за Рэтборна по собственному желанию и не хочет его больше видеть. Отец также уверял ее, что такой человек, как Стерлинг, с присущим ему чувством гордости, никогда не станет предпринимать попытки вернуть женщину, отказавшую ему во взаимности. Даже сейчас тяжело было примириться с тем, что он всецело поверил ее отцу, и еще тяжелее – с тем, что он даже не ответил на ее письма. Не ответил на первое с подробным объяснением ситуации и мольбой спасти ее, которое она послала еще до того, как осознала, что его вмешательство может стоить ему жизни. Но он, очевидно, предпочел поверить не ей, а ее отцу. Не ответил и через несколько месяцев на два других письма, написанных испуганной и отчаявшейся женщиной, которая еще не знала, как далеко мог зайти ее муж для защиты своей собственности.

Вряд ли это все еще имело какое-то значение. Просто она избавилась от бесцеремонного мужчины, который распоряжался ее жизнью. В то же время она была уверена, что между ее мужем и Стерлингом вообще не могло быть ничего общего. Граф Уайлдвуд всегда полагал, будто только ему одному известно, что лучше для рискнувших приблизиться к нему людей. Она не собиралась вступать в его близкое окружение.

Все же, несмотря на присущее ему высокомерие, Стерлинг выглядел несколько смущенным. Может быть, из чувства вины? Оливия нахмурилась, задумавшись. Что еще могло побудить его нанести ей визит сегодня вечером? Возможно, отец на сей раз поведал ему правду об обстоятельствах ее замужества, и Стерлингу наконец, через десять лет, открылась истина. Хотя теперь это не имело никакого значения и ничего не меняло.

Раздался предупредительный кашель Гиддингса.

Оливии нравилось, как ненавязчиво и деликатно Гиддингс возвещал о своем присутствии. Прежний дворецкий, да и все слуги прежнего состава, несмотря на профессионализм и высокую квалификацию, относились к ней с едва скрываемым пренебрежением, будто ставили себя выше ее. Что ж, им всем пришлось уйти.

Оливия выпрямилась и кивнула дворецкому.

– Лорд Уайлдвуд хочет переговорить с вами.

В глазах дворецкого промелькнула тревога.

– Я сделал что-то неугодное вам, миледи?

– Совсем нет, мне очень нравится, как вы управляете прислугой. И знаете, Гиддингс, если мне что-то в ваших действиях не понравится, я тут же скажу вам об этом сама. – Оливия сопроводила свои слова ободряющей улыбкой, затем ее лицо посерьезнело. – Вы осведомлены об обстоятельствах смерти моего покойного мужа?

Гиддингс медлил с ответом.

– Пожалуйста, будьте откровенны со мной.

– Осмелюсь сказать, что в Лондоне каждый знает об обстоятельствах кончины лорда Рэтборна.

– Да, обстоятельства довольно шокирующие, – пробормотала Оливия. – Мой отец внушил лорду Уайлдвуду мысль о существовании некоей угрозы моей безопасности. Это, конечно же, нелепость. Тем не менее считаю, что лучше согласиться с ним, чем вступать в пререкания. Поэтому буду весьма признательна, если вам удастся убедить его, что и вы, и все слуги примете необходимые меры предосторожности.

Гиддингс кивнул.

– Как пожелаете.

– А затем проводите лорда Уайлдвуда к выходу.

– Конечно, миледи. – Гиддингс снова кивнул и вошел в гостиную.

Оливия переборола желание подслушать их разговор и направилась назад в библиотеку. Вся эта затея, как и мысль об угрожающей ей опасности, представлялась ей абсурдной. Она никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас.

Она даже не признавала важности самого факта его прихода к ней, хотя не могла не отметить, что ей это было в какой-то степени приятно. В ходе долгих раздумий Оливия пришла к выводу, что ее жизнь была разделена на так или иначе связанные со Стерлингом этапы: время до того, как она полюбила его, короткий период, когда любила, и время после того, как любила. Сейчас наступал новый, четвертый этап, в котором не было места Стерлингу.

Не было места и любви.

Глава 3

Оливия отчетливо помнила, как девочкой навещала лондонский особняк двоюродной бабушки Уиломины. Ей недвусмысленно дали понять, что ни в коем случае не следует обращать внимание на непристойное изображение двоюродной бабушки Уиломины на картине, висевшей на стене в дальней гостиной. Однако едва ее предупредили об этом, как она почувствовала, что не может смотреть ни на что другое. Сейчас она испытывала то же самое чувство.

Несмотря на то что Оливия находила опасения Стерлинга безосновательными, после его визита она каждую ночь спала урывками. Постоянно просыпалась, реагируя на каждый скрип лестницы, каждый шаг слуг, да и любой другой звук, рожденный в глубине большого дома неизвестного года постройки, и едва ли слышимый при дневном свете, но пугающий в ночной темноте. В день визита Стерлинга она так и не восприняла всерьез его предупреждение, пока не отправилась спать. Тогда ей показалось, что она не слышит ничего, кроме таинственных, таящих угрозу звуков. Как ни уговаривала себя, звуки казались все более явственными, так что она была вынуждена встать, чтобы разобраться, что происходит. Чтобы не бродить по дому одной, Оливия подняла с постели вновь нанятую личную горничную, и они вместе отправились на «разведку», однако, естественно, ничего не обнаружили.

На следующую ночь она снова слышала шумы, но не захотела беспокоить кого бы то ни было и, вооружившись тяжелым подсвечником, потихоньку спустилась вниз. И опять не обнаружила ничего необычного, разве что служанку, кокетничавшую с лакеем в задней прихожей. Оливия испытала такое облегчение, что не стала обнаруживать свое присутствие, но на следующее утро сказала Гиддингсу, чтобы он предупредил молодых служанок, что подобное поведение может привести не только к увольнению, но и к другим нежелательным последствиям. Едва высказав, она отбросила идею держать пистолет у изголовья, и была рада этому. Боялась по неосторожности застрелить кого-нибудь из слуг.

На третью ночь шумы опять вынудили ее спуститься вниз, хотя она и уговаривала себя, что беспокоиться не о чем и это всего лишь игра не на шутку разыгравшегося воображения. Но на этот раз, набрасывая на себя халат с намерением снова отправиться на «разведку», Оливия вдруг ощутила смутное предчувствие беды. И к тому же почувствовала гнев в отношении лорда Уайлдвуда, приход которого нарушил ее душевное равновесие.

То, что она возвращалась мыслями к Стерлингу, раздражало ее даже больше, чем настороженность к ночным звукам, хотя, если быть до конца правдивой, она не могла сказать, что все эти годы совсем не думала о нем.

Оливия пережила достаточно треволнений по поводу постигших Стерлинга утрат – смерти его отца и скоропостижной кончины жены. В то время как она все эти годы старалась гнать от себя мысли о нем, они все чаще лезли в голову. Совершенно случайно могли нахлынуть воспоминания. Мелодия песни вдруг напоминала, как она танцевала в его объятиях. Запах цветущих весной лилий навевал воспоминания об их прогулках в саду. Громкий смех какого-нибудь мужчины на балу вызывал горечь осознания того, что этот звук напоминает ей то, что навечно засело в глубинах ее памяти. Оливия думала, что такие нежелательные воспоминания не могут ранить, но, когда они появлялись, старалась загнать их подальше, в глубь сознания. И несомненно, так придется поступать до тех пор, пока она навсегда не вычеркнет его из своего списка.

Оливия вышла из спальни и направилась по коридору к лестнице. В зале верхнего этажа горел светильник, зал первого этажа также должен был быть освещен. Гиддингс определил это как дань безопасности, резонно заметив, что взломщикам вряд ли захочется лезть в пусть даже частично освещенный дом. Оливия была признательна ему хотя бы за то, что во время ночных обходов не приходилось брести в кромешной тьме. Ступив на лестницу, она стала спускаться вниз.

На этот раз Стерлинг явился во плоти, в результате чего в голову лезло еще больше нежелательных воспоминаний, от которых она тщетно пыталась отмахнуться. Его взгляд, когда они встречались глазами, изгиб брови как выражение удивления в ответ на ее слова, притягательность его губ. А хуже всего возникавшие у нее вопросы. Что, если дела обстояли иначе? Что, если он боролся за нее?

Что, если бы она проявила большее упорство в борьбе?

Нет, это и не вопрос вовсе. Ответ она знала заранее. Стерлинг мог погибнуть, а ей все равно пришлось бы выйти замуж за Рэтборна.

Оливия спустилась на первый этаж и остановилась. Кто-то забыл зажечь светильник. Этого еще не хватало. Ну да Бог с ним, со светом. Она никогда не любила этот дом, но знала достаточно хорошо, чтобы ориентироваться в темноте. Прошла в гостиную и прислушалась. Внутри, само собой разумеется, никого не было. Вернувшись в центральный зал, она двинулась к библиотеке, и только тогда обратила внимание на едва различимую полоску света, выступавшую из-под закрытой двери. Она провела некоторое время в библиотеке вечером. По-видимому, Гиддингс или кто-то другой из челяди забыл погасить лампу после ее ухода. С новыми слугами вечно так, пока они не привыкнут к принятому в доме распорядку. Мысленно посетовав на непорядок, Оливия шагнула к двери. Толчком она открыла ее, и свет тут же погас.

Что за черт…

Широкая ладонь зажала ей рот, и в тот же миг она оказалась прижатой к твердому торсу. Сердце ёкнуло, и она ощутила настоящий страх. Помоги ей Господь, Стерлинг оказался прав! Оливия начала отчаянно вырываться. Зажимавшая ее рот шершавая ладонь пахла чесноком и луком. Охваченная ужасом, она старалась яростно сопротивляться, но у нее были зажаты руки. Оливия отбивалась ногами, и один из ее ударов, наверное, достиг цели, потому что послышалось тихое мычание и ругательство. Рядом раздался неразборчивый шепот другого мужчины, говорившего с сильным акцентом.

Ее схватили, протащили несколько футов, и усадили на стул. Едва чья-то рука соскользнула с ее рта, как она, набрав полную грудь воздуха, закричала. Донеслось очередное ругательство, после чего она почувствовала резкую боль от сильного удара по затылку.

И больше ничего.

– Леди Рэтборн?

Ощущение было необычным. Оливии казалось, будто она находилась под водой и выплывала из глубины на поверхность. Нельзя сказать, чтобы она хорошо плавала – ведь весь ее опыт складывался из нескольких заплывов, предпринятых в детстве на озере в поместье отца. Тем не менее ей нравилось это, и она мечтала о купании в теплых морских водах. Да, выплывать именно из глубины на поверхность, предпочтительно обнаженной. Хотя странно, что она плывет в темноте. А было совершенно темно. Где же она оказалась?

От резкого, едкого запаха защипало ноздри.

– Зачем ей нюхательная соль? Ты чертов идиот, – раздраженно сказал какой-то мужчина. – У нее не обморок, ее ударили.

Оливия открыла глаза и резко выпрямилась. Движение отдалось острой болью в голове. Издав стон, она схватилась рукой за голову.

– О Боже… что…

Она сидела на диване, откинувшись на спинку, рядом на корточках находился Гиддингс. Два вновь нанятых лакея и ее новая горничная – как ее звали-то? Ах да, Мария – стояли возле дивана, с тревогой глядя на нее.

Оливия нащупала шишку на затылке и прикрыла глаза. Последнее, что помнила… Нахмурившись, она попыталась собраться с мыслями.

– Я услышала голоса. Кто-то схватил меня… – Она прерывисто глотнула воздух. – Что случилось?

– Мы услышали ваш крик, миледи, – сказал Гиддингс, кивнув в сторону двух лакеев. – Они сразу бросились к вам на помощь и вспугнули злодеев. К сожалению, бандитам удалось уйти.

– Нам очень жаль, миледи, – сказал самый рослый из слуг. – Мы не смогли их поймать.

– Мы услышали шум в саду и обыскали его, – быстро добавил другой.

– Что за шум? – спросила Оливия. В голове пронеслась дюжина жутких вариантов возникновения шума.

– Да поможет нам всем Господь, – прошептала еле слышно Мария.

Лакеи обменялись взглядами. Тот, что повыше, Теренс, если она правильно запомнила его имя, выглядел смущенным.

– Мы услышали лай собак в соседнем саду и подумали, что бандиты могли уйти туда.

– Как понимаю, там вы никого не нашли, – сказала Оливия.

– Нет, миледи. – Другой лакей, Джозеф, покачал головой.

– Понятно. – Она оглядела лакеев. Когда впервые увидела их, они показались несколько крупными и крепкими для лакеев, но сейчас ей это казалось благом. Легче на душе от осознания того, что в доме есть двое мужчин, готовых ночью броситься в погоню за злодеями. Оливия посмотрела на Гиддингса.

– Мне казалось, в доме был третий лакей, не так ли?

– Да, миледи, Томас, – с заминкой ответил Гиддингс. – Он отправился…

– За мной, – раздался с порога знакомый решительный голос.

У Оливии окаменело лицо. Стерлинг вошел в комнату. Томас держался немного позади. Оливия предприняла попытку встать, но у нее закружилась голова и она снова села на диван.

– Что вы здесь делаете? – Она перевела взгляд на Гиддингса. – Зачем вы послали за лордом Уайлдвудом?

Гиддингс с возмущением выпрямился.

– Я ничего подобного не делал, леди Рэтборн. Я посылал за доктором.

– Мне не нужен доктор. – Она отмахнулась от его пояснений. – Кроме шишки на голове, со мной все в порядке. Кто же тогда послал…

– Им было дано указание, чтобы они сообщили мне, если что-либо случится. – Стерлинг опустился на корточки рядом с ней, пытаясь перехватить ее взгляд. – Вам совсем не так хорошо, как вы говорите. Вас сильно ударили по голове.

– Я прекрасно себя чувствую. – Оливия с раздражением взглянула на него. – Почему работающие на меня слуги должны приглашать вас?

– Потому что они работают и на меня. – Стерлинг выпрямился, кивком указал троице слуг на дверь, и они двинулись к выходу.

– Стойте на месте, – резко окликнула их Оливия, и лакеи замерли как вкопанные. – Я настаиваю на объяснении. Гиддингс?

– Лорд Уайлдвуд рекомендовал этих лакеев и дал им прекрасные характеристики. – Гиддингс наградил лакеев неприязненным взглядом. Дворецкий был слишком хорошо вышколен, чтобы адресовать подобный взгляд графу. – По мнению лорда Уайлдвуда, нанять более крепких физически лакеев, чем обычно принято, было отличной идеей.

– Да, конечно. – В этом был определенный резон. И все же это вызывало беспокойство. Оливия взглянула на Гиддингса. – Когда их нанимали, вы знали, что они работают на графа?

Гиддингс обиделся.

– Конечно же, нет, миледи. Я ни за что не допустил бы этого. Если бы я заподозрил нечто подобное, тут же доложил бы вам.

Оливия кивнула и обратилась к Теренсу:

– Значит, я плачу вам жалованье наряду с лордом Уайлдвудом?

– Да, миледи.

– Вы хотите и дальше работать на меня?

Теренс взглянул на Стерлинга.

– Им надлежит пробыть здесь столько, сколько понадобится, – заявил Стерлинг.

– Вы имеете в виду, сколько вы посчитаете нужным?

Стерлинг чуть нахмурился.

– Да.

– Понятно. – Учитывая сегодняшнее происшествие, она предпочла бы, чтобы мужчины остались в доме хотя бы на ближайшее будущее. – Если вы, трое, останетесь в моем доме, то должны прежде всего уяснить, что отчитываться будете только передо мной. Если вы согласны на это, то я намерена обсудить с Гиддингсом вопрос о повышении вашего жалованья до уровня, покрывающего суммы, который выплачивал вам лорд Уайлдвуд. – Оливия перевела взгляд на Стерлинга. – Выплаты с вашей стороны должны быть немедленно прекращены. Я вполне могу позволить себе оплачивать работу своих слуг.

– Они не совсем слуги, – тут же отозвался Стерлинг. – Их подготовка больше ориентирована, скажем, на… защиту, чем на обязанности лакеев.

– Вот это сюрприз. – Оливия оглядела троицу. Следовало сразу догадаться, принимая во внимание их внешний вид, что это не простые лакеи. – В любом случае, особенно учитывая сегодняшние события, я хотела бы, чтобы вы остались.

Вся троица, как по команде, воззрилась на Стерлинга. Тот ответил едва заметным кивком. Оливия стиснула челюсти.

– Спасибо, миледи, – ответил за всех Теренс.

– Что ж, тогда все свободны, а я хотела бы сказать несколько слов лорду Уайлдвуду.

– Да, миледи, – сказал Гиддингс. – Когда доктор…

– Когда придет, скажите, что со мной все в порядке, и отправьте восвояси.

Гиддингс взглянул на графа. Пропади оно все пропадом! Если еще хоть кто-то посмотрит на Стерлинга в ожидании одобрения ее распоряжения, она его тут же уволит.

Стерлинг поднял бровь.

Оливия обреченно вздохнула.

– Скажите ему, если мне станет плохо утром, я пошлю за ним.

– Да, миледи. – Кивнув, Гиддингс вывел слуг из комнаты, не забыв закрыть за собой дверь.

– Не припомню, чтобы раньше вы были столь несговорчивой, – беззлобно заметил Стерлинг.

– Не припомню, чтобы раньше вы были столь надменным и властным, – огрызнулась Оливия.

Он пожал плечами.

– Похоже, мы оба изменились за эти годы.

Она поднялась с дивана, от злости позабыв о боли в затылке.

– Вы не имели права внедрять своих… телохранителей в число моих домочадцев.

Он кивнул.

– Возможно, нет.

– Возможно? – Оливия с негодованием посмотрела на него. – Возможно?

– Возможно. – Стерлинг невозмутимо смотрел на нее. – Я опасался, что вы не отнесетесь к угрозе всерьез и не станете предпринимать предупредительных мер по обеспечению своей безопасности.

– Я позаботилась о мерах предосторожности!

– О? – Он изобразил крайнее изумление, снова взметнув вверх брови, отчего ей захотелось запустить в него чем-нибудь. – И что же это за меры?

– Я отдала распоряжение Гиддингсу, чтобы он проверял, закрыт ли дом, и чтобы оставляли на ночь освещение, и… – Ей самой показалось все сказанное несущественным. – И… – она беспомощно взмахнула рукой, – все остальное.

– И подобные меры вы считаете эффективными?

– Во всяком случае, это адекватные меры.

– Вы, наверное, положили пистолет в изголовье кровати?

– Это было бы смешно, и вы прекрасно это знаете. Я случайно могла бы застрелить кого-то из слуг или… – Оливия усмехнулась, – непрошеного графа.

– Или помешали бы кому-то ударить вас по голове.

Она снова отмахнулась.

– Это не ваша забота.

– О, совсем наоборот. Ваш отец, придя ко мне, вверил мне заботу о вас. Под мою ответственность, так сказать. Будучи уверенным, что вы не озаботитесь собственной защитой, я сам предпринял меры для обеспечения вашей безопасности.

Оливия, не веря своим глазам, смотрела на него.

– О Господи, как вы самонадеянны!

Стерлинг не отвел взгляда.

– Я всегда серьезно отношусь к любой взятой на себя ответственности.

– Опекать меня не входит в ваши обязанности.

– Когда ваш отец…

– Я могу сама позаботиться о себе.

– Да, это видно. – Он помолчал. – А как ваша голова?

– Прекрасно! – Пальцы Оливии были стиснуты, и она разжала кулаки, чтобы расслабиться. Неужели она сдерживала эмоции на протяжении десяти лет, терпела все эти годы одного заносчивого мужчину, чтобы позволить другому тут же вторгнуться в ее жизнь и начать давить на нее?

Она взяла себя в руки и сказала уже спокойнее:

– Я не хотела бы показаться неблагодарной за оказанную вами помощь.

Едва заметный намек на улыбку тронул уголки губ Стерлинга.

– Тем не менее вам это удается.

– Приношу свои извинения, милорд. Могу объяснить недостойное поведение только поздним часом и болезненными ощущениями в голове.

– А также нежеланием снова лицезреть меня.

Оливия пожала плечами.

– Я думала, что это и так понятно. Однако я действительно ценю вашу помощь и сердечно благодарю вас. С содроганием представляю себе… – Она вздрогнула, вспомнив ужас, пережитый в результате ночного нападения со стороны неизвестных лиц в ее собственном доме, – что могло бы произойти, если бы в доме не оказалось ваших людей. – Она глубоко вздохнула. – Правда, я очень признательна вам.

Стерлинг кивнул.

– Рад, что сумел помочь вам.

– Что ж, а теперь, – она нахмурилась, – не соблаговолите ли уйти?

– Это-то благодарность, – прошептал он.

– Что вы от меня хотите, милорд? – Выдержка тут же изменила Оливии. – Я поблагодарила вас. Может быть, не так любезно, как следовало бы, но, учитывая обстоятельства, вы должны признать, что это имеет естественное оправдание. – Оливия распрямила плечи. – Мне не нужна ни ваша помощь, ни помощь моего отца. Я не имею ничего общего с невинной девушкой из сказки, нуждающейся в спасении. Когда-то я нуждалась в этом, но, как вы справедливо заметили, мы оба изменились. Я уже не похожа на девушку, которую вы когда-то знали.

– Непохожи, – с растяжкой промолвил Стерлинг, – это заметно.

– Не смотрите на меня так, будто я должна стыдиться этого.

– Полагаю, это было бы естественно, – тихо сказал он.

– Все мы, милорд, меняемся. – Оливия скрестила руки на груди. – Время и события лепят, формируют нас.

– Определенно. Просто я помню…

– Воспоминания юности не более чем иллюзии. Реальность и годами накопленный опыт выковывают наш характер. Полагаю, ни вы, ни я не похожи на нас прежних, да и вряд ли мы захотели бы оставаться такими. Иллюзии, как и сны, не имеют ничего общего с реальностью.

– Тем не менее крушение иллюзий ведет к разочарованию.

– В этом мире так много иллюзий, что большая их часть заслуживает крушения. Столкнуться лицом к лицу с суровой действительностью в конце концов оказывается менее болезненным, чем питать несбыточные надежды. – Она заглянула в его глаза. – Реальность принимать довольно трудно, но делать это необходимо. С верой в иллюзию, то есть в несуществующее, в этом мире не выжить.

Стерлинг долго молча смотрел на Оливию, и на какую-то долю секунды она ощутила тягостное сожаление.

– Прошу извинить меня за вторжение, леди Рэтборн, – холодно сказал он. – Больше я не буду вам надоедать.

– Спасибо, милорд. – Она помолчала. – И позвольте еще раз поблагодарить вас за предусмотрительность.

Стерлинг двинулся было к выходу, но задержался.

– Если вам еще понадобится помощь…

– Не понадобится, – решительно отказалась Оливия.

– И полагаю, я был бы последним человеком, к кому вы обратились бы за помощью в любом случае.

Она долго смотрела на него, прокручивая в голове дюжину возможных ответов. Все, что в течение долгих лет хотела высказать ему. Слова, которые она много раз повторяла про себя поздними ночами, когда темнота позволяла снять оковы с мыслей, чувств и желаний. Оливия натянуто улыбнулась.

– Вы правы, милорд, как всегда.

Стерлинг кивнул и вышел.

У нее стиснуло сердце, несмотря на всю ее решимость. Зачем, ну зачем он снова вторгся в ее жизнь? И почему один его вид, его взгляд, звук его голоса всколыхнули глубоко похороненные, как она долго считала, воспоминания? Воспоминания, нашедшие слабый отклик в давно забытых чувствах.

По крайней мере он больше не вернется. На этот счет у нее не было сомнений. По всей видимости, в этом Стерлинг не изменился. Гордость никогда не позволяла ему добиваться расположения женщины, которая не хотела его. Ее отец ставил это ему в заслугу, сейчас настала ее очередь оценить по достоинству эту черту его характера. Она достаточно ясно дала понять, что больше не желает его видеть. Так будет лучше для них обоих.

А то, что она не может заставить себя вычеркнуть его из своего списка, ничего не значит. В конце концов, это всего-навсего список. Это совсем не важно теперь, когда перед ней открыт весь мир.

Что ж, она свободна.

Стерлинг наполнил второй (может быть, третий – он не был уверен) бокал бренди и заменил стоявший на столике графин. Даже отсюда, с другого конца библиотеки, он мог видеть разложенные на письменном столе три письма. Будто ему нужно было удостовериться, что они лежат на месте, пока не будут вскрыты. Ведь они десять лет пролежали нечитаными.

Найти их не составило никакого труда. Он точно знал, где они хранились. Практически всей его корреспонденцией занимался секретарь Эдвард Деннисон. И только письма Оливии были засунуты в глубину ящика комода, как и мысли о них, отодвинуты вглубь сознания. Тем не менее он помнил, куда поместил их.

Сначала он подумывал о том, что следовало бы вскрыть письма, но с течением времени это все меньше заботило его и они так и хранились нетронутыми в глубине комода. Странно, что у него никогда не возникало мысли просто сжечь их.

Сейчас же они лежали на письменном столе, притягивая его внимание. Глупо было оставлять письма нераспечатанными. Прошло десять лет с тех пор, как Оливия написала их. Стерлинг положил письма в хронологическом порядке, словно это имело теперь какое-то значение. Письма были адресованы ему, его имя было выведено ее красивым почерком. Возможно, немного более отчетливым, чем у большинства женщин, и все же исключительно женским. Не отрывая от них взгляда, Стерлинг удобнее устроился в кресле. Он всегда думал, что в этих письмах содержатся извинения, просьбы о снисхождении, к чему он не был готов. Но когда он смотрел на них сейчас, ему показалось, что его имя начертано в спешке. Может быть, даже в отчаянии.

Все эти годы до него доходили слухи о Рэтборне. Виконт был известен как страстный, не останавливавшийся перед жестокостью собиратель артефактов, бесценных произведений искусства и антиквариата. Он также с беспощадностью отстаивал то, что считал своим, и никогда не выставлял принадлежащие ему раритеты на всеобщее обозрение, как это делали другие коллекционеры, а прятал свои сокровища от посторонних глаз в специально оборудованном в доме хранилище. Считал ли он и Оливию своим сокровищем? Или просто своей собственностью? Отличной женой?

Стерлинг потянулся к первому письму, но его рука зависла над ним. Что его остановило? Чувство вины? Или страха? А ведь он всегда считал, что ничего не боится. Но это… Все эти годы он думал, что Оливия бросила его, при встрече с ней в душу ему западали сомнения, он считал себя оскорбленной стороной. Теперь же могло оказаться, что он был не прав. И если это так, неудивительно, что она не захотела иметь с ним ничего общего. Разве он не чувствовал то же самое по отношению к ней до признания ее отца в своих неблаговидных поступках? Если в этих письмах содержался крик о помощи, оставленный без внимания, проигнорированный, то недостаточно просто защитить ее от убийц мужа. На самом деле он в большом долгу перед ней. Он задолжал ей целую жизнь.

Тяжело вздохнув, Стерлинг взял в руки первое письмо.

Глава 4

Оливия подавила готовый было вырваться крик отчаяния. Поборола она и желание схватить за горло поверенного мужа и давить, пока тот не испустит дух, так как у нее возникло ощущение, что ее покойный муж протягивает из могилы скрюченные пальцы, чтобы задушить ее. Нет, этот жалкий человек, который работал (и продолжал работать) на покойного, недоброй памяти виконта Рэтборна, ни в коем случае не должен даже заподозрить, что ее охватила такая паника.

Оливия постаралась взять себя в руки.

– Вы должны понять, мистер Холлис, что детали завещания моего покойного мужа вызывают у меня некоторое удивление. И поскольку все это довольно сложно для моего понимания, не могли бы вы еще раз повторить ваше объяснение? – На самом деле она затягивала время, чтобы собраться с мыслями и сохранить самообладание. – В конце концов, я всего лишь женщина в трауре.

– Я надеялся, что ваш отец будет присутствовать здесь при оглашении завещания его светлости. – Мистер Холлис неодобрительно насупился. – В подобных ситуациях принято приглашать родственника мужского пола для оказания поддержки.

Все же приятно было бы услышать хрип мистера Холлиса, увидеть, как краснеет, наливается пурпуром его лицо.

– У нас с отцом разладились отношения, мистер Холлис. Отношения с мужем тоже не были особенно доверительными. – Оливия чисто по-женски повела плечами с видом абсолютной беспомощности. – Боюсь, что вам придется иметь дело только со мной.

– Хорошо. – Положив руки на разложенные на письменном столе бумаги, мистер Холлис смотрел на нее, как бы решая, насколько доходчивыми должны быть его объяснения. – Как вам известно, виконт Рэтборн был страстным коллекционером. На момент смерти он считал, что некоторые собрания его коллекции не укомплектованы полностью. В завещании выдвинуты определенные условия в отношении таких собраний. Насколько я понимаю, в течение долгих лет ему не удавалось приобрести все необходимые предметы для укомплектования этих собраний. До тех пор, пока вы не пополните эти собрания, денежные средства и имущество его светлости будут находиться под моим управлением и юрисдикцией нашей фирмы. – Он помолчал. – Далее, его последняя воля гласила, что все экспонаты его коллекции независимо от того, оставите ли вы их себе, продадите или передадите в дар, должны носить его имя.

– Значит, – медленно подбирая слова, заговорила Оливия, – для того чтобы получить по праву принадлежащее мне наследство, мой покойный муж вынуждает меня начать что-то вроде охоты за сокровищами?

Мистер Холлис потер лоб.

– Я бы не стал называть это так, но по существу вы правы.

Оливия нахмурилась.

– Прошу прощения, мистер Холлис, но это законно?

Поверенный негодующе засопел.

– Текст завещания его сиятельства был составлен в соответствии с рекомендациями данной фирмы. Уверяю вас, что все его пункты являются совершенно законными. – Он недовольно взглянул на нее. – Вы, леди Рэтборн, никоим образом не лишаетесь средств к существованию. В противном случае законность этого завещания могла бы быть оспорена. Поэтому вам будет предоставлено надлежащее содержание на ведение хозяйства, которое превысит сумму, выделяемую фирмой в данный момент, и, конечно же, деньги на личные нужды. Вам также будет разрешено проживать в этом или в любом другом доме в пределах страны в течение какого угодно времени. Если вы изволите взглянуть на подготовленные для вас документы, то убедитесь, что предназначенные для вас суммы более чем приемлемы.

Оливия взглянула на бумаги, которые держала в руках. Слово «приемлемы» было явным преувеличением. Скорее подходило определение «минимальны».

– Во многих отношениях ваши, леди Рэтборн, условия проживания останутся примерно теми же, что были до смерти лорда Рэтборна.

– Понятно. – Тщательно подбирая слова, Оливия старалась подавить негодование, вызванное последним заявлением мистера Холлиса. – А когда я укомплектую коллекции Рэтборна?

– Тогда все имущество и деньги перейдут исключительно в ваше владение. – Мистер Холлис снисходительной улыбнулся. – Чтобы это произошло, надеюсь, вам тоже придется прибегнуть к услугам нашей фирмы, с которой столь долгое время сотрудничал лорд Рэтборн.

– Конечно, – пробормотала она, подумав, что скорее рак на горе свистнет, чем она решится доверить ведение своих дел тем, кто связан с этой фирмой или ее мужем. Но она не собиралась говорить поверенному об этом. Было бы глупо настраивать его против себя, пока он контролирует ее финансы. – Скажите, мистер Холлис, если я правильно понимаю, приобрести эти недостающие предметы нелегко?

– Это верно. Насколько я знаю, лорд Рэтборн на протяжении ряда лет занимался поисками и пытался приобрести данные раритеты.

– А что они, собственно, собой представляют?

– Прошу извинить меня, леди Рэтборн. – В глазах поверенного промелькнула тень искреннего сожаления. – Согласно указаниям вашего мужа, решившись на покупку этих вещей, вы будете проинформированы только о первой из них. После ее приобретения вам будет предоставлена информация о второй и так далее.

Оливия натянуто улыбнулась.

– И вы сказали, что это не охота за сокровищами?

Мистер Холлис несколько смутился.

– Я всего-навсего выполняю волю его сиятельства. – Он запнулся. – Должен признать, что требования лорда Рэтборна ставят нашу фирму в неловкое положение, но здесь уж ничего не поделаешь. – Поверенный тяжело вздохнул. – Поскольку теперь моя задача заключается в защите ваших интересов, могу признаться, что я выступал против этих условий, но его светлость был непоколебим.

Оливия на мгновение задумалась.

– Существует ли конечный срок исполнения воли? Вернее, предельный срок полного укомплектования собраний?

– Ограничения как такового нет. – Мистер Холлис решительно замотал головой. – Вы сможете заниматься этим столько, сколько понадобится.

– Даже всю оставшуюся жизнь? – удивилась Оливия.

– Ну да, я полагаю…

– Что ж, хорошо. Если вас не затруднит прийти завтра, я сообщу вам о своем решении.

Поверенный встал.

– О своем решении? Вы, миледи, обескуражили меня. Какое решение?

– Отчего же? Приму я или не приму вызов, брошенный мне моим покойным мужем.

– Как я сказал, нет никакой спешки. Настоятельно советовал бы вам переждать траур и выбрать более подходящее время для рассмотрения…

– Напротив, мистер Холлис, нужно спешить, и даже очень, – с натянутой улыбкой возразила Оливия. – Я считаю, что комплектование коллекций моего мужа и, таким образом, исполнение его последней воли является весьма срочным делом и моим долгом.

– Эти вещи не найти в Лондоне, – предупредил поверенный.

– Я ни минуты не сомневалась в этом. Это было бы слишком просто.

– Их приобретение связано не только с длительным путешествием, но и с существенным финансированием. – Он нахмурился. – Стоит ли напоминать вам, что у вас нет для этого необходимых средств?

– Не стоит напоминать о том, что я и так знаю. Несмотря на это я по крайней мере должна серьезно все продумать. Ради моего покойного мужа. В память о нем. Это-то вы понимаете? – добавив в голос толику возмущения, спросила она.

– Извините, леди Рэтборн, я не полагал…

– Конечно, нет, мистер Холлис. Я уверена, что ни вы, ни мой покойный муж не представляли, что я осмелюсь решиться на выполнение поставленной им задачи. Но я самым серьезным образом подумаю об этом. – Оливия передернула плечами. – И если у меня ничего не получится, я всего-навсего останусь в том же положении, что и сейчас.

Поверенный кивнул.

– Если не принимать во внимание прискорбный факт кончины вашего мужа, ваша жизнь может и далее идти своим чередом, будто ничего не изменилось.

– Я вдова, мистер Холлис. Одинокая женщина. И моя жизнь совсем не обязательно должна протекать так, как всегда.

– Вероятно, нет. – Он на миг задержал на ней свой взгляд, потом вздохнул и собрал со стола бумаги. – Как вам будет угодно, леди Рэтборн. Я приду к вам завтра. – Он направился к двери, но остановился на полпути. – Подозреваю, что лорд Рэтборн недооценивал вас.

– Всего хорошего, мистер Холлис.

– Всего хорошего, миледи. – Поверенный кивнул и вышел.

Едва за ним закрылась дверь, с губ Оливии исчезла улыбка. «Пропади он пропадом, да и покойник вместе с ним». Она сложила руки на груди и принялась вышагивать по комнате.

Ей следовало предвидеть нечто подобное. Ее покойный муж никогда не расставался с приобретенными вещами, никогда не отказывался от того, что имел. Ей следовало догадаться, что и смерть ничего не изменит. Следовало ожидать, что он найдет способ держать ее в узде даже из могилы. Рэтборн сделал все, чтобы у нее не было возможности начать новую жизнь. Мистер Холлис прав. Ее жизнь могла продолжаться лишь в том же ключе, что и раньше. Даже испустив последний вздох, ее муж, наверное, испытывал особое удовольствие, сознавая, что она будет находиться под постоянным контролем. В его когтях до последнего вздоха, одна в его доме, где все напоминает ей о человеке, которому она принадлежала. Правда, только телом, но не душой. В западне до конца дней.

«Как бы не так!»

Оливия сжала губы. Не для того она пережила мужа, чтобы он одержал над ней верх после смерти. Она постарается найти все, что требуется, для завершения его коллекции. В конце концов, она выиграет от этого намного больше его. И все же эта авантюра обещает быть весьма дорогостоящей, ее же мизерного содержания не хватит ни на путешествие, ни на покупку. И не к кому обратиться за помощью. Муж знал, что она никогда не обратится с просьбой о помощи к отцу, друзей у нее тоже не осталось – всех растеряла за время вынужденного затворничества. Похоже, остался лишь один вариант. И если при этом придется поступиться гордостью, пусть будет так.

Она ни за что не откажется от шанса вырваться на свободу из цепких лап виконта Рэтборна, или по крайней мере от возможности свободно распоряжаться своей жизнью. Оливия тяжело вздохнула и обратилась с короткой мольбой к Небесам, пообещав взамен передать обездоленным значительную часть своего наследства. К примеру, сиротам или вдовам, чьи мужья ничего не оставили, кроме горьких воспоминаний.

Но мистер Холлис был прав: виконт Рэтборн недооценил свою жену. Его прекрасное приобретение, которое он, как и коллекцию антиквариата или предметов искусства, с маниакальной подозрительностью скрывал от любопытных глаз. Покойный виконт действительно недооценивал леди Оливию Рэтборн.

Не подозревал, на что она способна.

– Должен признаться, меня удивило после нашей последней встречи ваше приглашение прийти к вам сегодня вечером. – Покручивая в руках бокал с бренди, Стерлинг задумчиво смотрел на Оливию. «Удивило» – не то слово. Она ясно дала понять, что больше не хотела иметь с ним никаких дел. О причине не догадался бы лишь полный идиот.

– По зрелом размышлении я пришла к заключению, что прошлой ночью вела себя предосудительно. Вы просто по-своему пытались помочь. – Она сопроводила свои слова вежливой улыбкой, и у него сжалось сердце. Господи, от одного ее вида у него до сих пор захватывало дух. Он сидел на стуле в ее гостиной рядом с диваном, на котором устроилась Оливия. Сидел настолько близко, что, протянув руки, мог бы обнять ее, если бы у него хватило смелости.

– Я надеюсь, что вы простите меня.

– Само собой разумеется. Я ведь вел себя, как вы изволили заметить, несколько самонадеянно. – Все же нельзя было сказать, чтобы он сожалел об этом. – Как ваша голова?

– У меня огромная шишка. – Оливия коснулась рукой затылка и поморщилась. Он же при этом подумал, были ли ее волосы такими же шелковыми на ощупь, как прежде, но тут же заставил себя забыть об этом. – Но в остальном все в порядке. Поскольку я ощущаю боль, только когда касаюсь ее, предпочитаю не трогать.

– Зачем вы пригласили меня? – вдруг спросил Стерлинг.

– Хотела извиниться за свое поведение.

– Вы уже сделали это прошлым вечером.

– Но я была недостаточно любезна. – Не отводя от него взгляда, она отпила бренди из бокала. – В самом деле я была просто груба.

– Вы могли просто написать письмо, – не подумав, сказал он и тут же пожалел об этом. Она и раньше писала ему письма.

Стерлинг долго, до самого рассвета, просидел за своим письменным столом, снова и снова перечитывая их. Начав читать, не мог оторваться. Он читал, сожалея и гадая, как бы все сложилось, если бы тогда, давно, он не был таким дураком. Что, если бы он тогда прочитал то первое письмо, в котором она писала, что любит его и что ее заставляют выйти замуж за Рэтборна? Насколько по-другому могла бы сложиться их жизнь?

– Я и написала письмо, милорд…

– Стерлинг, – поправил он ее, но тут же спохватился: – Мои извинения. Это было крайне дерзко с моей стороны.

– Нисколько. – Она улыбнулась, и у него снова ёкнуло сердце. – Мы знакомы чуть ли не всю жизнь, и было бы глупо не называть друг друга по имени. Кроме того, мне, например, с трудом дается обращение к вам с использованием титула, поскольку всегда знала вас как Стерлинга. И я таки послала письмо с просьбой навестить меня.

– Да, конечно. – Он запнулся. – Только мне непонятно, зачем.

– Вы имеете в виду, помимо того, что я еще раз хотела принести свои извинения?

Он кивнул.

– Вы очень догадливы, Стерлинг. Раньше я не замечала в вас такой проницательности.

– Не думаю, что в юности я проявлял особую прозорливость. Скорее был заносчивым, упрямым и занятым только самим собой. – Он натянуто улыбнулся. – Можно только надеяться на выработанные с годами перемены и на обострение чувства ответственности.

– Можно надеяться. – Оливия задумчиво отпила из бокала бренди. – Я много думала о том, что вы сказали прошлой ночью.

– О?

– Вы предложили мне свою помощь.

– И вы отказались. Думаю, вы считаете меня последним человеком, от кого согласились бы принять помощь.

– Действительно, так оно и было. Тем не менее сейчас мне кажется… – Оливия пожала плечами. – Я была не права.

– Вы были не правы? – медленно повторил он.

– Была. – Она потянулась за графином с бренди и наполнила его бокал.

На лице Стерлинга отразилось недоумение.

– Мне это понадобится?

– Возможно. – Она улыбнулась.

Он задержал на ней пристальный взгляд. Ему показалось, что под ее внешним спокойствием кроется тревога.

– Что ж, хорошо. Чем могу служить?

– Похоже, мой покойный муж даже после смерти держит меня за горло. – Оливия помолчала, подбирая слова. – Завещание составлено таким образом, что я не могу вступить в права наследства, пока не ввяжусь в авантюру, которую иначе как охотой за сокровищами не назовешь.

Стерлинг удивленно воззрился на нее.

– Пока вы не ввяжетесь во что?

– Думаю, вам известно, что виконт Рэтборн был одержим коллекционированием предметов искусства, артефактов и прочих ценных вещей.

– Осмелюсь заметить, что об этом осведомлены практически все члены Лондонского античного общества. – Он выпил глоток бренди. – Поскольку предметы из его коллекции не выставлялись, следует понимать, что это обширная и необычная коллекция.

– Нет сомнений. – Оливия отмахнулась, словно ее совершенно не интересовала ценность этой коллекции. – Судя по всему, муж считал неполными три собрания из своей коллекции. Согласно условиям завещания я не смогу получить наследство и вынуждена буду довольствоваться лишь скромным содержанием, пока не приобрету недостающие предметы. Дальнейшая моя жизнь зависит от альтернативы: либо я буду и дальше вести ту же жизнь, что прежде, либо попытаюсь приобрести недостающие экземпляры. – Она встретила его взгляд. – Я не намерена провести остаток своей жизни под башмаком покойного мужа.

– Что за предметы нужно приобрести?

– Я не знаю. – Оливия вспыхнула от негодования. – Это смешно, но согласно воле покойного я получу нужную информацию только в том случае, если решусь на их поиски.

– Вы это серьезно?

– В противном случае вас бы здесь не было, – резко ответила она. – Не думала, что мой муж так любил игры, но, по-видимому, любил. Сознавать это неприятно… – Оливия вздохнула и постаралась взять себя в руки. – Извините меня.

Стерлинг покачал головой.

– Нет нужды извиняться. Я хорошо понимаю, как вы расстроены тем положением, в каком оказались.

– Расстройство – это самое малое из того, что я чувствую. Гораздо хуже… – она подкрепилась глотком бренди, – то, что обратиться к вам оказалось гораздо труднее, чем я думала.

Стерлинг наклонился и заглянул ей в глаза. Эти зеленые глаза, затуманенные надеждой или его неприятием, или и тем и другим.

– Могу я помочь вам, Оливия?

Она на мгновение задержала на нем взгляд, потом покачала головой.

– Это абсурд, тут ничем не поможешь. – Резко поднявшись с дивана, она принялась ходить по комнате. – Не знаю, что я вообразила себе. Было сумасшествием даже помыслить об обращении к вам с просьбой о помощи.

Стерлинг встал с кресла.

– Вам больше не к кому обратиться.

Оливия резко остановилась и повернулась к нему.

– Спасибо, что так милостиво напомнили мне об этом.

– Не примите мои слова за бессердечность. Просто я нахожу более практичным не замалчивать трудности сложившейся ситуации. Оливия…

– Не надо, – оборвала она его. – Не надо любезничать со мной. Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. – Она помолчала, стараясь восстановить душевное равновесие. – Вы, несомненно, правы: мне не к кому больше обратиться. Из членов семьи остается лишь отец, а я скорее останусь доживать в этом доме, чем попрошу у него что бы то ни было. Друзей у меня нет. Его светлость позаботился и об этом. – Оливия произносила слова без лишних эмоций. Очевидно, привыкла держать в узде свои чувства.

– У вас есть я, – просто обронил Стерлинг.

Оливия не обратила внимания на его слова.

– Это безумие. – Она потрясла головой и возобновила хождение по комнате. Похоже, в ее голове роилась сотня противоречивых мыслей. Оливия остановилась и взглянула на него. – Вы представляете, о чем я хочу просить вас?

– Вы хотите, чтобы я помог вам найти предметы, необходимые для выполнения условий завещания.

– Вы, должно быть, понимаете, что это, по-видимому, окажется дорогостоящим предприятием и потребует значительных затрат.

Стерлинг пожал плечами.

– Мои финансы в порядке, у меня приличное состояние. Это не такая уж сложная проблема.

– Я намерена возместить вам все до единого пенни.

– Не сомневаюсь в этом.

– Я также уверена, что эти предметы нелегко будет найти. Мне сказали, что они находятся не в Лондоне. Определенно придется попутешествовать.

Он кивнул.

– Я уже много лет не путешествовал, и буду с нетерпением ждать этой возможности.

– Со мной?

– Это то, чего мне хотелось бы больше всего, – не колеблясь ответил Стерлинг.

– Я предполагаю, что в данное мероприятие не будут привноситься личные мотивы.

– Личные мотивы? – изобразив удивление, переспросил он.

– Я не вижу перспектив к возобновлению прежних отношений между нами и не желаю их возобновлять. – Оливия покачала головой. – Слишком много времени утекло с тех пор, и мы уже не те, что были когда-то. В этом предприятии мы будем выступать только как партнеры, и наши отношения останутся исключительно деловыми. Хотя… – Она нахмурилась, принимая какое-то решение. – Не вижу причин, мешающих нам быть друзьями.

Стерлинг мрачно кивнул.

– Я тоже. В конце концов, нам придется вместе проводить много времени, и я предпочел бы находиться рядом с тем, кто считает меня другом, а не с тем, кто питает отвращение даже к земле, по которой я ступаю.

Оливия изумленно округлила глаза.

– Я никогда не питала отвращение к земле, по которой вы ступаете. – Ее губы тронула невольная усмешка. – Земля здесь ни при чем. – Она посерьезнела. – Отсюда возникает еще один аспект. Я предлагаю начать дружбу с чистого листа. Будто мы встретились только сейчас. А все, что было между нами в прошлом, пусть в прошлом же и остается.

– Вы действительно этого хотите?

Оливия распрямила плечи.

– Думаю, так будет лучше всего.

– И тем не менее именно прошлое побудило вас обратиться ко мне.

– Да, хотя, как вы сами заметили, у меня нет выбора.

– Не все так плохо было в прошлом, – пробормотал Стерлинг.

– Тем не менее я не думаю, что у нас что-то получится, если мы будем по-прежнему тащить за собой груз воспоминаний из прошлого. По-моему, лучше начать заново. – Оливия выпятила подбородок. – Как друзья.

Он улыбнулся.

– Друзей не может быть слишком много.

– Отлично. – Она кивком подтвердила свои слова. – Что ж, в таком случае, коль скоро я не вправе ждать от вас такого подарка от широты вашей души, хочу предложить вам компенсацию.

– Компенсацию? Категорически против. Я обязан вам помочь. Это самое малое, что я могу сделать для вас. Я рассматриваю это как свой давно просроченный долг. Обязательство, которое я с удовольствием выполню.

– Все же вы должны что-то получить за ваши хлопоты.

– Я категорически отказываюсь слушать…

– Вы ведь не думаете, что я предлагаю вам плату за помощь, правда? – В ее глазах плясали веселые искорки.

– Нечто подобное приходило мне в голову, – пробормотал он себе под нос.

– Не стоит принимать такой оскорбленный вид.

– Ваше предположение подозрительно звучало как оскорбление.

– Глупости. Вы ничего не поняли. Я знала, что вы ни за что не примете никакой платы, и, честно говоря, если бы у меня было достаточно средств, не было бы нужды затевать эти поиски. – Оливия встретила его взгляд. – По вступлении в права наследства я планирую передать или продать всю коллекцию покойного мужа и выделить внушительный процент от выручки на благотворительные цели. Я предлагаю оформить ровно половину этих пожертвований от имени вашей семьи. Такая компенсация приемлема для вас?

Стерлинг медленно кивнул.

– В этом нет необходимости, но да, более чем приемлема.

– Очень хорошо; значит, договорились.

– Насчет условий – да, а что у нас с деталями?

– Я попросила поверенного моего покойного мужа, чтобы он пришел ко мне завтра. Я собираюсь заявить, что займусь поисками предметов, нужных для выполнения условий завещания, и ожидаю, что в этом случае он предоставит мне информацию по первому предмету. Я была бы вам весьма признательна, если бы вы смогли присутствовать на этой встрече. – Оливия на миг задумалась. – Как вы думаете, Натаниел и мисс Монтини смогут составить вам компанию? Поскольку она некоторое время работала с коллекцией, ее знания могут быть полезными при определении места, где следует искать нужный предмет.

Стерлинг согласно кивнул.

– Отличная идея.

– Значит, договорились. Встретимся завтра, – сказала она, явно торопясь отделаться от него. – Я в самом деле очень признательна вам, Стерлинг, за готовность помочь мне в этом деле. – Оливия протянула ему руку.

Он взял ее руку, такую нежную и маленькую, и, вместо того чтобы пожать, задержал в своей руке.

– Надеюсь, мне не придется сожалеть о нашей договоренности.

– Опять это ваше высокомерие.

– Подозреваю, что высокомерие может оказаться преимуществом в таком предприятии, как это, где необходимо полное доверие к партнеру. – Он поднес ее руку к губам. – Или к другу.

– Как вы говорите, друзей не может быть слишком много. – Оливия улыбнулась. – Прошу запомнить, что я очень серьезно отношусь к границам, определяемым дружбой. – Она мягко убрала свою руку. – Я не хочу, не ожидаю от вас ничего, кроме помощи.

– А я ничего больше и не предложу. – Стерлинг улыбнулся. – Что ж, приеду завтра. – Он направился к двери.

– О, Стерлинг.

Он повернулся к ней.

– Да?

– Возможно, я обидела вас… – На ее губах заиграла улыбка, которая показалась ему искренней и непривычной. – Но я не хочу, чтобы у вас возникли какие-либо сомнения.

Он засмеялся и, кивнув, удалился.

Несколькими минутами позже Стерлинг направлялся домой в экипаже. Этот вечер прошел совсем не так, как он ожидал, хотя в отношении Оливии у него не было особых ожиданий. Он не имел понятия, зачем она пригласила его, но на такое у него даже не хватило бы воображения.

Она обратилась к нему за помощью. У него на душе стало легче. Когда-то она уже просила его помочь, но он оплошал. На этот раз он не оплошает. А со временем они вновь обретут то, что их объединяло когда-то.

Он не знал точно, когда это произошло – в результате их разговора или же просто, будучи снова с ней, он получил то, чему противился с момента, когда узнал правду от ее отца.

Он никогда не забывал ее. Никогда не принимал свою жизнь без Оливии всерьез. О, конечно, для Элис он был прекрасным мужем, и оставался бы таковым, если бы она не умерла. Он любил ее, но любовь к жене блекла в сравнении с любовью, которую он все еще испытывал к Оливии.

Теперь ему выпал второй шанс, хотя и незаслуженный. Он был глупцом. Но при этом юным, преисполненным гордости и слишком неопытным, чтобы понимать, что в жизни встречается нечто такое, за что следует побороться. Нечто такое, что является редкой ценностью и может встретиться лишь однажды.

В данный момент она предлагает только дружбу, но это отличное начало. Да, дружба – это первый шаг, и у него есть время. Кто знает, сколько времени понадобится на то, чтобы отыскать все недостающие в собраниях виконта предметы?

Вряд ли будет просто вновь завоевать то, что было утрачено. Он не питал иллюзий на этот счет. Несмотря на ее слова о начале с чистого листа, ей нелегко будет забыть его предательство или простить. Ему еще предстоит заслужить ее прощение и лишь после этого постараться завоевать ее сердце. И на этот раз он не отступит.

Ему не изменить прошлое, но будущее в его руках. Оливия была единственной в его жизни настоящей любовью, и он сделает все необходимое, чтобы она осталась с ним до конца их дней.

Он нужен ей, и этого пока достаточно. Но сейчас он понял, что и она нужна ему. Всегда была нужна. Решимость ускорила ток крови в его жилах. Он опять завоюет ее. И сделает все, что в его силах, чтобы помочь найти те предметы, которые нужны для получения уже принадлежащего ей по праву наследства.

И совершенно не хотелось думать о том, что может произойти, если им удастся приобрести эти предметы. Когда она перестанет нуждаться в нем.

Глава 5

– Во многих отношениях, леди Рэтборн, ваше решение не стало полной неожиданностью, но поспешность, с какой это решение было принято, удручает. – Поверенный осуждающе смотрел на Оливию. – Я надеялся получить от вас более обдуманный ответ.

– Я потратила много времени на размышления, мистер Холлис. На самом деле, ни о чем другом я и не думала, – холодно ответила Оливия сидевшему напротив поверенному. Она заняла место за письменным столом прежде, чем это успел сделать Холлис. Ей не хотелось оказаться в подчиненном положении, как при их вчерашней встрече. Стерлинг стоял рядом, у камина, и, ей не хотелось признаваться в этом, одно его присутствие вселяло в нее решимость и укрепляло мужество. Натаниел и Габриэла чинно сидели в дальнем конце библиотеки рядом с молодым человеком, представленным Холлисом как еще один поверенный, Джозайя Кадуоллендер, как молчаливые свидетели переговоров. – Это всего-навсего мой долг – исполнить волю покойного мужа.

– И все же я не представляю себе, чтобы покойный виконт, как и любой другой благоразумный муж, искренне ждал от вас подобных действий.

– Тогда он не поставил бы такое условие в своем завещании, – заметила Оливия с невозмутимой улыбкой. Этого поверенного давно следовало приструнить или даже хорошенько отстегать, хотя бы словами. И то и другое он заслужил. – И может быть, вам следовало проявить вашу компетентность в том, чтобы переубедить его.

Мистер Холлис проигнорировал ее выпад.

– И для вас попытка укомплектовать коллекцию с помощью… – его взгляд скользнул по Стерлингу, затем вновь переместился на нее, – джентльмена, не являющегося вашим родственником, может трактоваться не иначе как скандальной.

– Я давний друг семьи леди Рэтборн, – ровным тоном пояснил Стерлинг.

– …который милостиво предложил свою помощь в этом предприятии. – Оливия пожала плечами. – Возникновение скандала меня не волнует. Меня, как любую преданную жену, заботит только добросовестное исполнение последней воли моего покойного мужа, – чопорно добавила она.

Стерлинг кашлянул и виновато улыбнулся.

– Даже если так, леди Рэтборн, – нахмурившись, поверенный снова метнул взгляд в сторону Стерлинга, – это весьма предосудительный шаг, и я не могу его одобрить.

– Его одобрение необходимо? – спросил Стерлинг у Оливии.

– Насколько я знаю, нет. – Она перевела жесткий взгляд на мистера Холлиса. – В завещании что-нибудь сказано о способе, которым я должна приобрести эти предметы? Хоть что-то о том, что мне запрещено прибегать к чьей-либо помощи?

– Нет, – процедил мистер Холлис. – Все же это выглядит крайне предосудительно.

– Имущественные хлопоты всегда носят скандальный оттенок. Этого не избежать, мистер Холлис. Зато теперь вы не можете сокрушаться, как делали это в прошлый раз, из-за того, что рядом со мной нет мужчины, способного подсказать мне, как поступить, поэтому вы противоречите самому себя, сетуя на то, что этот джентльмен не подходит.

– Не припомню, чтобы меня когда-нибудь считали неподходящим, – оскорбленным тоном произнес Стерлинг.

Из противоположного конца библиотеки послышался сдавленный смешок. Так, по-видимому, отреагировал брат Стерлинга, а мистер Кадуоллендер до сих пор не произнес ни слова, кроме невнятно произнесенного учтивого приветствия в самом начале встречи.

– О нет, милорд, я совсем не это имел в виду, – спохватился мистер Холлис, по-видимому, опасаясь обвинений в оскорблении графа Уайлдвуда. Граф обладал властью и богатством и в будущем мог нанять фирму мистера Холлиса. Или уничтожить ее. Мистер Холлис повернулся к Стерлингу. – Примите мои извинения, милорд, я никоим образом не хотел оскорбить вас.

Стерлинг кивнул.

– Это просто моя обязанность – убедиться, что интересы лорда… леди Рэтборн защищены. Так же как и имущественные интересы. – Мистер Холлис выпятил подбородок. – Вы ведь, наверное, понимаете мою озабоченность?

– Несомненно, и ваша озабоченность достойна всяческой похвалы, – ответил Стерлинг в своей непревзойденной уайлдвудской манере. Это прозвучало очень впечатляюще. – На этот счет можете быть спокойны. Я хочу быть полностью уверенным, что интересы леди Рэтборн на самом деле защищены. А леди Рэтборн является теперь вашей клиенткой, не так ли?

– Да, конечно, милорд. И поскольку это так, я настоятельно советую не заниматься поисками. – Он повернулся к Оливии. – Леди Рэтборн, как я говорил вчера, вы можете продолжать жить с тем же комфортом, что и прежде. Нет нужды…

– Нужда есть, причем насущная, мистер Холлис, – сказала она спокойным тоном, свидетельствовавшим о нараставшем чувстве досады. – Хотя бы потому, что у меня нет желания продолжать жить так, как прежде. Я теперь вдова, при этом еще достаточно молода, чтобы хотеть получить от оставшейся жизни больше, чем безбедное существование. Мой покойный муж задал мне задачу, и я справлюсь с ней.

– Что ж, хорошо. – Мистер Холлис поднялся и собрал разложенные на столе бумаги. На лице его читалась досада, несмотря на желание скрыть ее. – Я ухожу. Мистер Кадуоллендер останется, чтобы проинформировать вас о первом предмете, который нужно приобрести. Кстати, он будет сопровождать вас в охоте за предметами.

– Он будет что? – Оливия встала и вперила встревоженный взгляд в поверенного. – Зачем? С какой целью?

– Чтобы была уверенность, что ваши личные, а также имущественные интересы защищены, – сказал мистер Холлис.

– А также интересы вашей фирмы, – добавил Стерлинг.

– Несомненно, милорд. – Мистер Холлис встретил взгляд графа. – Размеры имущества лорда Рэтборна значительны.

– Как и доход, который вы получаете от управления им. – Стерлинг одарил поверенного ни к чему не обязывающей улыбкой, которая тем не менее говорила о многом.

– Вы совершенно правы, милорд. – Мистер Холлис расправил плечи. – И я проявил бы недобросовестность в выполнении обязательств перед своей фирмой, а также в отношении имущественных прав покойного клиента, если бы не подготовил свидетеля и документацию для задуманного леди Рэтборн предприятия. В завещании нет указаний по поводу способов приобретения ею этих предметов, но ясно дается понять, что управляющие имуществом должны быть ознакомлены с теми методами, которые будут использованы для комплектации коллекции. – Он посмотрел на Оливию. – Уверен, что ее светлость отметила это при внимательном прочтении копий документов, которые я оставил ей вчера.

– Да, конечно, – рассеянно подтвердила Оливия. Она была слишком занята поиском возможности выполнить условие проклятого завещания и вместо внимательного изучения удовлетворилась беглым просмотром.

– Расходы мистера Кадуоллендера, в пределах разумного, будут оплачены фирмой. К тому же он сможет давать советы юридического плана, если это потребуется. Он не женат, не обременен привязанностью и, несмотря на молодость, умен и рассудителен. Он будет представлять интересы фирмы. Что ж, всего хорошего, милорд. – Мистер Холлис кивнул Стерлингу, потом Оливии. – Леди Рэтборн, хочу надеяться, что при успешном завершении вашей миссии вы продолжите сотрудничество с нашей фирмой…

– Да-да. – Она пыталась, но безуспешно, заглушить нетерпеливые нотки в своем голосе. – На тех же условиях, что и с лордом Рэтборном.

– Который, хочу заметить, был доволен нашей работой. Всего хорошего, леди Рэтборн. – С этими словами поверенный удалился.

Стерлинг издал тихий смешок.

– Этот человек совершенно ничего не понимает, правда?

– Не понимаю, о чем вы, – произнесла Оливия.

Стерлинг наклонился ближе и прошептал:

– Я говорю о том, что если мы добьемся успеха, то лишь веление свыше сможет заставить вас продолжить сотрудничество с его фирмой.

– В данный момент это едва ли имеет значение, поскольку в моем теперешнем положении я не могу ни нанять, ни уволить его. – И все же Стерлинг был прав, и это самое неприятное. Она пристально посмотрела на него. – Но не пытайтесь все предугадать Стерлинг Харрингтон. Я уже не та девушка, которую вы знали.

Он ответил понимающей улыбкой, и она едва сдержалась, чтобы не шлепнуть его.

– Некоторые вещи, моя дорогая, никогда не меняются.

Оливия проигнорировала его замечание и обратилась к сидевшей в дальнем конце библиотеки троице:

– Мистер Кадуоллендер, Натаниел и вы, Габриэла, не присоединитесь ли к нам?

Брат Стерлинга и его невеста подошли к столу. Поверенный с потертым портфелем в руке держался на шаг позади.

– Мистер Кадуоллендер, – обратилась к поверенному Оливия. – Вы, конечно, слышали, о чем здесь шла речь.

– Не совсем, миледи. Я очень старался ничего не слышать, – сухо ответил молодой человек. Господи. Несмотря на миловидное лицо и привлекательную фигуру, поверенный шел по стопам крайне лицемерного мистера Холлиса.

– Я слышал, – с широкой улыбкой сказал Натаниел. – Не все, но достаточно, чтобы понять, что происходит.

– Стерлинг ознакомил нас с содержанием завещания виконта. – Габриэла встретила взгляд Оливии. Работа Габриэлы по составлению каталога принадлежавших покойному мужу Оливии памятников античного мира сулила ей должность куратора музея коллекции виконта. Об этих планах виконта Оливия узнала только после его смерти. Впрочем, ее это мало интересовало. Она никогда не видела его сокровищ и не интересовалась ими. – Чем мы можем помочь?

– Я еще не знаю, сможете ли. – Оливия посмотрела на мистера Кадуоллендера. – Все зависит от того, что скажет наш поверенный.

– Да, конечно. – Он вынул из портфеля конверт и с некоторой торжественностью передал его Оливии.

Оливия разорвала конверт, развернула единственный листок и вперила взгляд в несколько аккуратно написанных строк. Она напряглась, узнав почерк покойного мужа.

– Не имею понятия, что это такое.

Она передала листок Стерлингу, который, взглянув на запись, передал его брату. Натаниел прочитал и шумно выдохнул.

– Да, это будет нелегко. Первый предмет – это канопа Аашет с головой Имсети.

Оливия нахмурилась.

– Что?

– Древние египтяне при мумификации помещали внутренности усопших в канопы. Обычно использовались по четыре таких сосуда, высеченных в форме различных голов – человека, бабуина, шакала и сокола, представлявших охраняющих духов, если хотите. Сосуд в виде человеческой головы представляет Имсети[1].

– Могу я полюбопытствовать, что может находиться в этом сосуде? – Стерлинг поежился.

– Думаю, печень. – Натаниел вопросительно посмотрел на Габриэлу, и она кивнула в ответ.

– Аашет, как полагают, была наложницей или, возможно, младшей женой Тутмоса Третьего, который царствовал более трех тысяч лет назад, – пришла на помощь жениху Габриэла.

– Понятно. – Оливия задумалась на миг. – Если нам нужен один сосуд для комплектации собрания, можно предположить, что остальные три уже были у моего покойного мужа.

Взоры всех устремились на Габриэлу.

– Я, право, не могу сказать. – В голосе Габриэлы проскользнули извинительные нотки. – Здесь осталось еще много не внесенных в каталог вещей. Предлагаю посмотреть.

– С этим у нас небольшая проблема. – Оливия подавила раздраженный вздох. – Как вы знаете, виконт хранил свою коллекцию в специально оборудованном помещении. – Она повернулась к Стерлингу. – На самом деле это подвал, но он называл его своей сокровищницей. – Она окинула взглядом библиотеку. – Знаю, что вход где-то здесь, но, поскольку я никогда не бывала в этой сокровищнице, не знаю, где точно находится этот вход и как он открывается. Я полагала, что придется ломать стены, чтобы добраться до нее. – А на самом деле вынашивала идею разрушить весь дом, ломая стену за стеной.

– Мы знаем, где это. – Натаниел шагнул к книжным полкам и снял с одной из них охапку книг. В глубине находился вмонтированный в стенку стеллажа рычаг. – Виконт показал нам это во время первого визита Габриэлы. Этим открывается дверь в помещение. Рычаг срабатывает при наборе комбинации цифр на кодовом замке.

– А где этот замок? – спросил Стерлинг.

Габриэла покачала головой.

– Я не знаю. Когда я приходила сюда, а это было всего несколько раз… – Габриэла не отрывала глаз от стеклянных дверей, ведущих в маленький сад. Несомненно, бедная девушка вспомнила тот день, когда на садовой скамейке в луже крови обнаружила тело покойного мужа Оливии. – Лорд Рэтборн всегда набирал комбинацию цифр перед моим приходом.

– Наверное, я могу помочь. – Кадуоллендер покопался в своем портфеле и вытащил пачку бумаг. – Мистер Холлис снабдил меня копиями всех документов, что оставил вам. – Он перевел взгляд на Оливию. – Кодовый замок находится за трехтомником «Больших надежд» Диккенса.

Все тут же повернулись к книжным полкам.

– Вот. – Стерлинг вынул книги, и все увидели кодовый замок, похожий на те, которыми оснащались сейфы приличных размеров. – Полагаю, что у вас, Кадуоллендер, есть и комбинация цифр.

Кадуоллендер немного помедлил, будто сомневаясь, стоит ли делиться этой информацией, после чего передал бумагу Стерлингу.

– Сэр.

Оливия усмехнулась про себя. Да, у парня определенно были перспективы. Стерлинг набрал код и кивнул брату.

Натаниел улыбнулся Оливии.

– Смотрите сюда. – Он хлопнул по рычагу, и книжный стеллаж сдвинулся в сторону, открыв большой проем, за которым было совершенно темно. Натаниел шагнул в темноту. Оливия вздрогнула.

Габриэла ободряюще улыбнулась ей.

– Там масляные канделябры по обе стороны двери.

Через мгновение вспыхнул свет. Габриэла последовала за женихом. Стерлинг и Кадуоллендер ждали Оливию. Похоже, она не решалась сделать первый шаг. Как будто переступив порог, она снова превратилась бы в ту, кем вынуждена была быть на протяжении последних десяти лет.

– Думаю, это то, что нам нужно. – Габриэла потянула за шарообразную ручку панели, и панель отошла, открыв длинный стеклянный выставочный стенд. Под стеклом находились ряды узких полок, сплошь заставленных различными предметами, которые даже неискушенная Оливия определила как древнеегипетские.

– Боже правый. – Стерлинг уставился на стенд.

Габриэла кивнула.

– Это лишь некоторые из египетских артефактов. Есть также греческие, римские, этрусские экспонаты. Эти собрания могут соперничать с собраниями любого музея и, насколько мне удалось определить, представляют едва ли не каждую знаменательную эпоху древнего человека. – Она посмотрела на Оливию. – Есть даже стенд с драгоценными камнями, ограненными и необработанными.

– Сами по себе артефакты не имеют цены, но драгоценные камни… – Натаниел присвистнул. – Это богатство, Оливия.

– Отлично. – Богатство ее покойного мужа, его имущество превышали ее запросы в тысячу раз. Его сокровищам следовало найти лучшее применение. – И когда это богатство станет моим и я смогу делать с ним что захочу, оно пойдет на благие цели.

Натаниел ухмыльнулся, Габриэла улыбнулась, Стерлинг одобрительно кивнул, и даже на Кадуоллендера это произвело впечатление.

– Но прежде, – взгляд Оливии скользнул по предметам, изготовленным руками давно ушедших из жизни людей, – нужно определить, какие из собраний нам предстоит пополнить.

Стерлинг пожал плечами.

– Не вижу смысла. – Он взглянул на поверенного. – Мистер Кадуоллендер, в завещании или в сопроводительных документах есть какое-то указание на то, какие из собраний нужно укомплектовать?

Поверенный мотнул головой.

– Нет, милорд.

– Неясности заведомо предусмотрены, по-видимому для того, чтобы затруднить поиск. – Оливия не сомневалась, что ее покойный муж постарался максимально усложнить даже задачу определения, какие из собраний нуждаются в доукомплектовании. – Мы даже не знаем, предстоит ли пополнить собрание двадцати каноп с головой, или собрание сосудов с внутренностями жен этого фараона, или…

– Мне кажется, определиться с этим мог бы мистер Кадуоллендер, – мягко заметил Стерлинг.

Молодой человек уставился на Стерлинга, потом кивнул.

– Поскольку точного указания собрания нет, любое подходящее по стилю и содержанию для комплектации указанным предметом не будет противоречить условиям завещания.

– Отлично, – отозвался Стерлинг. – Поскольку Натаниел и Габриэла лучше разбираются в таких вещах, оставим их здесь – пусть поищут. Мы же определимся, где в настоящее время находится нужный нам сосуд.

– Я располагаю этой информацией, милорд. – Кадуоллендер направился обратно в библиотеку. – При составлении завещания виконт Рэтборн снабдил нас копиями писем, адресованных нынешним владельцам тех предметов, которые предстоит приобрести леди Рэтборн, а также копиями их ответов. У ее светлости, несомненно, есть те же копии.

Стерлинг посмотрел на Оливию. Если она уделила время чтению всех оставленных мистером Холлисом документов, то должна была бы знать это. Стерлинг не сказал об этом вслух, но было ясно, о чем он думал.

Поверенный вынул из портфеля бумагу и провозгласил:

– Искомым предметом владеет сэр Лоуренс Уиллоуби.

– Вы просто клад, мистер Кадуоллендер. – Оливия адресовала ему самую сияющую из своих улыбок.

– Однако… – Поверенный нахмурился, глядя в бумагу. – В настоящее время он проживает в Каире.

– Египет? – проявил озабоченность Стерлинг.

Оливия оживилась.

– Я всегда хотела увидеть пирамиды. – И в самом деле, путешествие по экзотическим местам значилось почти в самом верху ее списка. «Прогулка под сенью богов». – Как интересно.

– Как далеко, – пробормотал Стерлинг.

– Ты еще не бывала в Египте, Оливия? – В библиотеку вошел Натаниел. – Завидую тебе. Помню свое первое…

– Вот они, – донесся крик Габриэлы из сокровищницы, затем она присоединилась к жениху. – Это было очень легко. Другие три сосуда Аашет оказались в третьем по счету шкафчике из тех, в которые я заглянула.

– Чудесно. – Оливия заулыбалась. – Теперь вперед, в Египет.

Габриэла покачала головой.

– Хочу предупредить, что все трудности впереди. Сэр Лоуренс такой же страстный коллекционер, как и ваш покойный муж. Я никогда не слышала, чтобы он расстался хотя бы с одним из своих артефактов.

– По-моему, он какой-то академик. Исследования… – Натаниел запнулся, припоминая.

– Обряд похорон и мумификация в Древнем Египте, – пришла на помощь Габриэла. – Время от времени он бывает в Лондоне на собраниях Античного общества. Я встречалась с ним однажды, насколько помню. – Она наморщила носик. – Довольно неприятный тип.

Оливия махнула рукой.

– По мне, так пусть хоть людоед. Меня интересует только его канопа.

– Леди Рэтборн, я вынужден с сожалением отметить, что согласно этому, – поверенный взмахнул копией письма, – сэр Лоуренс не единожды отказывался продать этот сосуд вашему мужу.

– Тем лучше, так как у меня нет денег на покупку этой вещи. – Ее лицо лучилось довольством. – И все же я уверена, что смогу убедить сэра Лоуренса отдать мне сосуд.

– Не вижу, каким образом. – Поверенный покачал головой.

– Мистер Кадуоллендер, – уверенно начала Оливия, – коль скоро нам предстоит путешествовать вместе…

– Путешествовать вместе? – Кадуоллендер округлил глаза.

Стерлинг насупился:

– Путешествовать вместе?

– …вам следует настроиться на более оптимистичный лад. Я не имею понятия, как мы будем добывать эту канопу, но мы ее добудем. – Она усмехнулась. – Я нисколько не сомневаюсь в успехе, и очень хотела бы, чтобы и вы не сомневались.

Кадуоллендер кивнул:

– Да, леди Рэтборн.

– О, когда мы в узком кругу, зовите меня Оливией, а я буду звать вас Джозайей. – Она кивнула в сторону Стерлинга. – Графа тоже можете называть по имени.

Стерлинг натянуто улыбнулся, и Оливия сдержала смех. Он определенно стал намного чопорнее, чем был когда-то.

Кадуоллендер, или Джозайя, покачал головой.

– Не думаю, что это было бы правильно.

Оливия смиренно вздохнула.

– Джозайя, у меня такое впечатление, что вы меня совершенно не слушаете. Мне больше нет дела до приличий. Отныне я буду соблюдать их лишь в той степени, в какой они представляются мне разумными.

Джозайя завороженно смотрел на нее.

– Ну, на этом все. Уверена, всем вам нужно уладить какие-то дела, поскольку никто не знает, как долго мы будем отсутствовать. – Оливию охватило удивительное, всеобъемлющее чувство восторга и предвосхищения. Она почти забыла, что такие чувства возможны. – Мы отправимся в Египет сразу, как только будем готовы.

Оливия взглянула на графа. Его несколько ошеломленный вид позабавил ее.

– Секретарь Стерлинга в состоянии оказать помощь в этом, – невинным тоном сказал Натаниел. По всей видимости, он тоже заметил выражение лица своего брата.

Стерлинг кивнул.

– Да, конечно, он может, но…

– У меня тоже есть дела, которые требуют моего присутствия. Господи, нужно сделать многое. – Оливия глубоко вздохнула. – Я решительно настроена отправиться в путь уже через несколько дней.

– Как пожелаете. – Джозайя слабо улыбнулся, потом пожелал присутствующим всего хорошего и удалился. Сразу за ним ушли также Габриэла и Натаниел.

Едва за ними закрылась дверь, Оливия повернулась к Стерлингу.

– Только подумайте, Стерлинг, Египет! Страна фараонов, Клеопатры и древних чудес. О, это будет прекрасно, просто прекрасно. – Ей непреодолимо захотелось кружиться по комнате. – Не могу дождаться!

Он смотрел на нее как на лишившуюся рассудка, а может быть, она и в самом деле сошла с ума. Она не помнила, чтобы когда-нибудь еще испытывала такие ощущения. У нее началась новая жизнь, и, несмотря на обстоятельства, иначе как чудесным приключением это не назовешь. А приключение – это отличное начало.

– Это просто безумие. – Стерлинг сдвинул брови. – Мне совсем не хочется ехать в Египет.

Глава 6

Оливия смотрела на него с таким выражением, будто у него вдруг появилась еще одна голова.

– Что значит «не хочется ехать в Египет»?

– Именно то, что я сказал. – Стерлинг покачал головой. – Мне совсем не хочется ехать в Египет, и у меня никогда не было такого желания.

Оливия скрестила руки на груди.

– Почему не хочется?

Стерлинг не собирался рассказывать ей, почему его душу наполнял страх при одной мысли о том, что придется ступать по пескам этой экзотической страны. Он прекрасно сознавал всю нелепость такой аргументации. Тем не менее у него были на это причины, причем сугубо личные, и объяснять ей это было совершенно необязательно. Равно как и кому-то другому.

– Помимо того несущественного факта, что лишь недавно закончилась война? – Он направился в другой конец комнаты, где стоял графин с бренди, налил в бокал изрядную порцию и одним глотком выпил половину.

– Но война, похоже, никого другого не остановила, – проговорила Оливия.

– Несмотря на это, у меня есть свои резоны.

Оливия, прищурившись, смотрела на него.

– Какие же?

– Это никого не касается и не имеет отношения к предстоящему делу.

– Это имеет прямое отношение, поскольку мне нужно ехать в Египет. Я надеялась, что вы поможете мне. Я предупреждала вас, что, по всей вероятности, придется отправиться в путешествие.

– Когда вы сказали о путешествии, я полагал, что его целью могла быть Шотландия, или Франция, или, возможно, даже Греция.

– Почему же вы подумали о Шотландии?

– Не знаю. Просто подумал. – Стерлинг не прятал от нее глаза. – Но Египет я и представить себе не мог. Египет – это нецивилизованная, опасная страна, и никто в здравом уме не поедет туда с охотой.

Оливия проигнорировала его высказывание.

– Вы сказали, что долгие годы не путешествовали и с удовольствием ждете этого.

– И ждал бы с удовольствием, если бы это было путешествие в Шотландию, Францию или Грецию. И, если честно, весь мой опыт как путешественника сводится к единственной поездке всей семьей по европейским столицам в мальчишеские годы. – В то время, когда он собирался жениться на Ливи, в его планы входило грандиозное свадебное путешествие, но заболел отец, он женился на Элис, и о планировании длительных поездок не могло быть и речи. Тогда ему пришлось взять на себя некоторые из обязанностей отца, а когда он унаследовал титул и вместе с ним еще кучу обязанностей, у него не оставалось времени на поездки в другие страны. – Насколько я помню, это было весьма хлопотное и часто утомительное мероприятие, связанное с массой неудобств.

– Мне нужно ехать в Египет, – не сдерживая раздражения, сказала Оливия.

– Нет, не нужно. Я могу отправить туда человека, который вступит в переговоры с этим сэром Лоуренсом и добудет сосуд.

– Возможно, вы не слышали. – Ее взгляд стал злым. – Если сэр Лоуренс не продал сосуд моему покойному мужу за необычайную, в чем я не сомневаюсь, сумму, то почему вы решили, что он продаст сосуд вашему человеку?

– Я граф Уайлдвуд, – заявил Стерлинг тоном, который ему самому показался высокопарным. – Я также член правления Лондонского античного общества любителей и обладаю возможностями, которых не было у виконта Рэтборна.

– Сомневаюсь в этом. – Оливия закатила глаза к потолку. – Ладно, можете не ехать в Египет. – Она пересекла комнату и налила себе бренди. – Вы можете оказать помощь тем, что профинансируете мое путешествие. Мы с мистером Кадуоллендером, с Джозайей, просто поедем без вас.

– Вы никуда не поедете с этим… этим мальчишкой.

Оливия хмыкнула.

– Он не мальчишка. Несколько молод, наверное, но это даже лучше. Не настолько стар, чтобы пасовать перед неудобствами, бояться неизвестности, а может быть, опасности и приключений.

Стерлинг шумно вздохнул.

– Я нисколько не боюсь приключений!

– Ха! – пренебрежительно фыркнула Оливия. – Тогда расскажите мне, Стерлинг, о своих приключениях. Расскажите, какие приключения довелось испытать графу Уайлдвуду.

– «Приключение» – это довольно расплывчатое понятие, разве не так?

– По-моему, вполне конкретное.

– С графами Уайлдвуд случались приключения самого разного рода. – По крайней мере с прежними графами. Стерлинг не мог себе представить, как они находили для этого время. Хотя тот мир в то время, когда его предок был впервые наделен графским титулом, сильно отличался от нынешнего. Сейчас, в 1885 году, респектабельный британский лорд обладает крайне ограниченными возможностями найти приключение.

– Я говорю не о прежних графах Уайлдвуд, а лично о вас. – Оливия сделала еще глоток бренди. – Расскажите, Стерлинг. Ведь было же у вас хотя бы одно приключение.

– Конечно. – В его голосе прозвучало возмущение, будто предположение об отсутствии у него авантюрного опыта было нелепым. – Я просто не могу выбрать… в данный момент… о чем рассказать…

– Ну же, всего одно приключение, и не имеет значения, значительное оно или нет.

– Пытаюсь вспомнить…

– Может быть, что-нибудь амурного характера?

У Стерлинга поднялась вверх бровь.

– Я не намерен рассказывать вам ни о каком любовном приключении. – У него не было ничего даже отдаленно напоминавшего приключение. Его отношения с женщинами были очень немногочисленными и редкими.

– Может быть, потому что у вас их не было?

Он понимающе улыбнулся ей, вспомнив, как его брат Куинтон улыбался женщинам. Конечно, у Куинтона было сколько угодно любовных и прочих приключений.

Оливия задержала на нем взгляд, будто хотела удостовериться в истинности его улыбки «а-ля Куинтон». Стерлинга же интересовало, не ревность ли была причиной, что она тревожилась из-за его любовных похождений, независимо от того, имели ли таковые место.

– Извините меня, Стерлинг. Это все очень личное и даже, скажем, интимное, чтобы рассказывать. Я не имела права спрашивать вас о подобных делах. Надеюсь, я не оскорбила вас?

– Совсем нет, Оливия, – с изобличающей облегчение любезностью отозвался Стерлинг.

– Все же… – Задумчиво глядя на него, Оливия крутила в пальцах бокал. – Неужели в вашей жизни не было ни одного момента, когда вы сделали что-то совершенно неожиданное? Когда вы на миг забыли, что вы чопорный, нудный, скучный граф Уайлдвуд.

– Я не чопорный и не нудный, – возмущенно возразил он, хотя его и тревожил где-то в подсознании голос, нашептывавший, что, наверное, он все же чуть скучноват. – И никто никогда не говорил мне, что я скучен.

– Возможно, не в лицо, – пробормотала она.

Стерлинг проигнорировал ее колкость.

– Помимо всего я не думаю, что подобное предприятие можно назвать приключением.

– Признаться, я допускаю натяжки в определении, только потакая вам. Мысль о том, что у тебя никогда не было приключений, приводит в уныние. Я всегда подумывала о том, чтобы сделать что-то неординарное, совершить неожиданный, незапланированный, неподготовленный поступок, который стал бы предпосылкой для приключения, пусть не особенно захватывающего. Это может быть все, что угодно, лишь бы будоражило кровь и вызывало жизнерадостное чувство. – Оливия задумчиво отпила бренди. – Поэтому я подумала, что вы с радостью ухватились бы за любую соломинку, которая могла бы показаться приключением. Хотя бы для того, чтобы не казаться чопорным, нудным и скучным.

Стерлинг стиснул зубы.

– Оставьте ваши подкалывания.

– Если это приводит в уныние меня, то каким же разочарованием должно быть для вас сознание того, что, дожив до столь зрелого возраста… Сколько вам сейчас лет?

– Тридцать.

– Ах да, тридцать. Что, дожив до тридцати лет, вы не пережили ни одного приключения.

– У меня были приключения, – не моргнув глазом снова солгал Стерлинг.

– Просто ничего показательного не приходит в голову? – Оливия покачала головой и вздохнула. – Такое бывает. Полагаю, когда Бог наделял вашу семью тягой к приключениям, все досталось вашим братьям.

– Мои братья не несут то бремя ответственности, которое выпало на мою долю. И, исходя из моего опыта, приключения редко хорошо заканчиваются.

– Наверное, лучше всего было бы, если бы со мной в Египет поехал Натаниел.

– Натаниел вот-вот женится.

– Да, конечно, хотя подозреваю, что Габриэла тоже с готовностью отправилась бы в Египет. – Она немного подумала. – Тогда Куинтон. Куинтону присуща, осмелюсь сказать, авантюристическая жилка, и он составил бы мне очень хорошую компанию.

– Вы представить себе не можете, какие опасности могут выпасть на вашу долю рядом с Куинтоном. – Помимо склонности к обольщению каждой увиденной женщины он отличается способностью находить себе на голову неприятности в самых безобидных ситуациях. – Я не позволю Куинтону сопровождать вас.

– Что значит – не позволю? – Оливия повысила голос. – Вы не имеете права позволять или запрещать мне что-то.

– Я, если это буду я, собираюсь финансировать ваши поиски, – также повышенным тоном ответил Стерлинг.

– Тогда я поищу другой источник финансирования.

– Вам больше не к кому обратиться! – Он вздрогнул, заметив промелькнувшую боль в ее глазах. – Извините, Оливия.

– Не надо извиняться. Вы просто констатировали факт.

– Все же я не должен был… позвольте мне хотя бы заняться изучением возможности заполучить сосуд без поездки в Египет.

Она демонстративно вздернула подбородок.

– Я должна сделать это сама.

– Это не оговорено в завещании. Там просто сказано, что вы должны укомплектовать коллекцию. – Стерлинг помолчал. – Хотя мы не знаем всего, что говорится в завещании, потому что вы даже не удосужились прочесть его.

– Я прочту.

– А поскольку нет специального указания на то, что вы, лично, должны достать эту вещь, вам нет нужды…

– Мне нужно поехать!

– Нет, не нужно!

– Нужно!

– Зачем? – Он раздраженно смотрел на нее. – Скажите мне зачем!

– Потому что…

– Почему?

– Потому что здесь я задыхаюсь! – Оливия допила бренди, со стуком поставила бокал на стол и принялась ходить по комнате. – Мне кажется, что все эти десять лет мое тело было стянуто слишком узким корсетом. И наконец, наконец-то, корсет был снят, но лишь до тех пор, пока я не узнала условия этого проклятого завещания, и сейчас на мне снова этот корсет. Я не могу дышать!

Стерлинг во все глаза смотрел на нее.

– Я была таким же экспонатом в коллекции моего покойного мужа, как предметы, размещенные на стендах в сокровищнице. Единственное, что отличало меня от его раритетов, это то, что изредка, когда зачем-то ему это было нужно, он выводил меня на светские мероприятия – иначе говоря, публично выставлял. Моя жизнь не принадлежала мне. – Она отвернулась от него, ее плечи поднимались и опадали, как будто она судорожно дышала, стараясь взять себя в руки. Наконец, сделав глубокий вздох, Оливия повернулась к Стерлингу. – Единственное, что поддерживало меня все годы замужества, это мечты моего списка – перечня того, что я сделала бы, если бы стала свободной. Без денег, которые принадлежат мне по наследству, я не смогу исполнить ни одного пункта из этого списка. Могу только и дальше прозябать как прежде. Без надежд. Задыхаясь. – Она стиснула прижатые к бокам руки в кулаки. – Но, с вашим участием или без него, я не намерена жить так дальше.

1

Один из четырех сыновей Хора (он и его сыновья – боги Древнего Египта)