Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Пиршество демонов (сборник)

ModernLib.Net / Винер Норберт / Пиршество демонов (сборник) - Чтение (стр. 15)
Автор: Винер Норберт
Жанр:
Серия: Зарубежная фантастика (изд-во Мир)

 

 


      — Я всегда делал все, что было в моих силах, — произнес он с чувством. — Можете на меня положиться.
      — Прекрасно, — она сухо кивнула ему. — А теперь отправляйтесь в резиденцию президента и проинструктируйте его секретаря.
      Флеминг с самого начала прекрасно понимал свое положение. Он знал, что он пленник «Интеля», но только наутро после переворота ему довелось убедиться в этом на практике. Работать он не хотел, так как не сомневался, чего именно от него потребуют. Разговаривать было не с кем — Абу вызвала Гамбуль и он ушел в административный корпус. Повсюду расхаживали патрули. Перед завтраком охранник не впустил Флеминга в лазарет, где лежала теперь Андре. Ему удалось только вызвать ее сиделку, от которой он узнал, что больная чувствует себя хуже, но сейчас спит.
      Флеминг отправился завтракать и долго сидел за столом, не прикасаясь к черному хлебу, фруктам и маслинам — их обычному рациону, — п только чашку за чашкой пил крепкий сладкий кофе.
      Потом он неторопливо пошел к лаборатории Дауни. Охранники подозрительно уставились на него, но пропустили.
      Дауни работала за лабораторным столом. Она рассеянно поздоровалась с Флемингом и почти не обратила внимания на его слова, когда он сказал, что его беспокоит состояние Андре.
      — Мы ничем не можем ей помочь, — пробормотала она, потянулась к стойке с большими пробирками и взяла одну из них.
      — Взгляните-ка, Джон! — потребовала она.
      Флеминг посмотрел на пробирку в ее руке. Пробирка была до половины наполнена какой-то сероватой, полупрозрачной массой, которая не сразу отлипала от стекла, когда Дауни ее встряхивала. Содержимое остальных пробирок было на вид точно таким же.
      — Что это? — спросил Флеминг.
      — Пробы морской воды, которые они мне все-таки доставили. — Дауни невесело усмехнулась. — Надо отдать «Интелю» должное; работа его аппарата хорошо налажена. Они не разрешили мне поехать брать пробы самой, но зато в остальном сделали больше, чем я просила. Здесь у меня пробы не только из Персидского залива, но из Средиземного моря, Индийского океана и даже из Западной Атлантики, доставленные на самолете. Таким образом, у меня есть материал для сравнения.
      — Но что тут сравнивать? — спросил Флеминг.
      Дауни энергично встряхнула пробирку, и жидкость полностью утратила прозрачность.
      — Вы видите? — осведомилась она. — А обычная морская вода бывает вот такой. Как вы могли заметить, она не мутнеет.
      Флеминг встряхнул пробирку, которую она ему протягивала. А потом взял со стойки еще несколько. Их содержимое каждый раз мутнело.
      — А может, Кауфман вас надул и все пробы взяты в одном месте? — осведомился он с усмешкой.
      Дауни покачала головой.
      — Ну нет. Он ведь выполнял не мои распоряжения, а приказ «Интеля». А вы знаете, что начальства он слушается беспрекословно. Если бы ему приказали доставить мне воду с берегов Антарктиды, он и это выполнил бы. Но поглядите-ка, что происходит, когда эта мутная морская вода попадает в чистую.
      Она взяла пустую пробирку, налила в нее чистой морской воды, а потом добавила две капли белесой мути, Они сразу же растворились и исчезли бесследно. Дауни вставила пробирку в держатель, за которым находился рефлектор.
      — Посмотрите, что сейчас произойдет, — сказала она.
      Постепенно вода на дне затуманилась и вскоре та же белесая муть заполнила всю пробирку.
      — Интересно, как к этому относятся рыбы? — пробормотал Флеминг. — А вы знаете, что это такое?
      — Бактерии, — ответила Дауни. — Подойдите сюда.
      Он послушно подошел к столу с микроскопом, который она быстро настроила.
      — Взгляните на это стеклышко, — распорядилась она.
      Флеминг приложил глаз к окуляру и присвистнул. Крохотный шаровидный организм вибрировал. У него на глазах он разделился и вскоре обе половинки достигли прежней величины. Через тридцать секунд разделились и они. Флеминг поднял голову.
      — А откуда они взялись?
      Дауни ничего не ответила. Она достала из термостата предметное стеклышко и положила его под другой микроскоп.
      — Это умерщвленная окрашенная особь. Ни малейшего сходства ни с одной из известных мне групп бактерий. Простейший организм, как сами можете убедиться. И ничем как будто не замечательный, если не считать способности размножаться с фантастической быстротой. Если бы эти бактерии не были заключены в пробирки… Если бы в их распоряжении был весь океан… — она не договорила.
      Флеминг вернулся к столу и внимательно прочитал аккуратные этикетки на пробирках.
      — Районы, где брались эти пробы, — сказал он, — примерно совпадают с теми, которые теперь постоянно упоминаются в сводках погоды: бури, ураганы и прочие прелести.
      — Да, — согласилась Дауни. — И одно из этих мест нам прекрасно известно. Весьма насыщенная смесь.
      Она осторожно, словно с каким-то страхом, взяла пробирку, помеченную "Минч".
      — Пролив между Шотландией и Гебридскими островами, — пояснила она.
      — С Торнессом на востоке, — докончил он. — Ну и что?
      — Ведь где-то должна быть исходная точка, — ответила Дауни. — И вода там будет более насыщена бактериями, чем в районах, зараженных позднее.
      Флеминг уставился на нее.
      — Но какие у вас доказательства, что именно в Минче…
      Дауни покачала головой.
      — Их у меня пока нет. Когда я получила пробы, вода в пробирках была уже насыщена до предела. А о том, каково было процентное содержание бактерий в воде, когда брались пробы, у меня нет никаких сведений. Для окончательного заключения мне нужно получить точные и подробные данные о местоположении центров всех этих ураганов, а также взятые там и сразу же проанализированные пробы воды. Тогда, возможно, выявится какая-то прямая зависимость между этими крошками и погодой.
      — А может быть, и не выявится, — возразил Флеминг с натянутой улыбкой. — Послушайте, Мадлен, нам не следует давать слишком много воли воображению и эмоциям. Накопление материала, отбор фактов, выводы — вот необходимые условия. А мы заперты тут и не в состоянии ничего предпринять, хотя вы, конечно, можете изучить строение своей бактерии. Однако «Интель» доставил вам все эти пробы весьма быстро и аккуратно: несомненно, и они предполагают, что изменения погоды вызваны какой-то необычной причиной. Если вы потребуете еще проб отсюда и до Тимбукту… то есть отовсюду, где только есть море, исполнительный Кауфман тотчас отправит туда своих подчиненных с совочками и ведерками. Нам же с вами остается пока внимательно следить за сводками погоды.
      Они договорились, что с этого дня будут слушать все сводки погоды, какие только удастся поймать, и отмечать на карте упоминающиеся в них районы.
      На скудость материала они пожаловаться никак не могли. В дневном выпуске новостей сводка погоды занимала центральное место. Впервые за всю историю страны на Англию обрушились ураганы, неся опустошение и гибель по всему побережью от Пензанса до Уика. Рухнули мачты линий высоковольтной передачи. В Ланкашире и восточной АНГЛИИ море затопило обширные пространства. И метеорологи не обещали скорой перемены погоды: такое низкое давление до сих пор еще никогда не наблюдалось вне тропиков.
      Флеминг и Дауни слушали эту сводку вместе. Записывать подробности не было нужды, а обсуждать услышанное не хотелось. Но тут со стороны пустыни внезапно налетел бешеный ветер, поднимая маленькие песчаные смерчи, застучали открытые двери, задребезжали стекла, и это произвело на них гораздо более гнетущее впечатление, чем далекий голос лондонского диктора. Ветер был сухим и горячим, но Дауни поежилась, точно от холода.
      Флеминг вертел ручку настройки. Возникали и глохли слова на неизвестных языках, музыка, опять слова.
      Наконец он нашел то, что искал, — позывные "Голоса Америки".
      "…Метеорологическая служба Соединенных Штатов, — говорил диктор, — сообщает, что к восточному побережью США движутся новые ураганы, не уступающие по силе ураганам, которые обрушились на запад Европы этой ночью. По мнению американских ученых, в климате Земли наступают изменения, сравнимые с теми, которыми было ознаменовано начало ледникового периода…"
      Флеминг выключил приемник,
      Дауни встала.
      — Я буду в лаборатории, — сказала она.
      Следующие два дня они избегали друг друга. Оба остро ощущали свою беспомощность, но добросовестно слушали сводки погоды и записывали названия районов, в которых ураганы свирепствовали с наибольшей силой.
      Особенно интересны были данные о скорости ветра. Утром на третий день, прослушав очередную сводку о новых бедствиях в Англии, Нидерландах, Франции и Испании, Флеминг отправился в лабораторию к Дауни. Он увидел, что эти дни она не сидела сложа руки. На одной из стен была повешена огромная карта северного полушария, утыканная разноцветными булавками. Между Гибралтаром и Оркнейскими островами, а также к востоку от Гебрид они сливались в единое пятно.
      — А, Джон! — приветствовала его Дауни. — Как видите, определенная закономерность выявляется достаточно четко. Но это еще не все! — И она подвела его к длинному столу у стены, на котором стояло около полусотни пробирок.
      — Кауфман, конечно, не успел доставить мне весь материал, о котором я просила. Но вчера прибыло еще десять проб, взятых в различных точках у берегов Англии, Я распорядилась, чтобы после взятия пробы пробирки сразу же кипятили. Эти бактерии гибнут при температуре сорок градусов, и, таким образом, за время перелета количество их не увеличивалось. — Она постучала пальцем по пробирке. — Вот тут их больше всего. Проба взята у берегов Обаншира. Разумеется, это еще не прямое доказательство, но, я думаю, нам достаточно и его. Сейчас сюда должны привезти Андре.
      — Но ведь она больна! — возразил Флеминг. — Чем она может нам помочь?
      — Она больна и ей становится все хуже, — ответила Дауни. — Вот почему нам следует безотлагательно поговорить с ней. Вы знаете, Джон, что я вовсе не так уж бессердечна, но она может нам помочь, в этом я уверена.
      — Решаете вы, — вздохнул Флеминг. — Но мне это не нравится.
      Сиделка вкатила в лабораторию инвалидное кресло, в котором полулежала Андре. Флеминг взял ее руку и заставил себя весело улыбнуться. Это было нелегко: девушка невероятно исхудала, и он ужаснулся, заметив, насколько она изменилась с тех пор, как его допустили к ней в последний раз.
      Дауни объяснила ей положение вещей, показала пробирки и добавила, что наиболее насыщенная проба была взята в Минче.
      — Что такое "Минч"? — спросила Андре.
      — Пролив у Торнесса, где все это началось, — ответила Дауни резким тоном.
      — Это невозможно. И бессмысленно. К машине это не может иметь никакого отношения. У нее совсем другая задача.
      Дауни недоверчиво хмыкнула.
      — Другая или не другая, но если так будет продолжаться, то от нас ничего не останется, а заодно и от ее задачи. Попробуйте вспомнить! Подумайте!
      — Машина об этом ничего не знает, — настаивала Андре.
      — Эта машина… — задумчиво сказал Флеминг. — Но почему-то бактерия кажется мне знакомой… Ваш анализ далеко продвинулся, Мадлен?
      Дауни молча подошла к письменному столу и достала папку.
      — Вот тут все мои результаты — в двоичном коде. Вам это что-нибудь говорит?
      Флеминг отошел с папкой к окну и, сев на подоконник, принялся изучать цифры. Потом он отложил папку и сказал:
      — По-видимому, я не ошибаюсь. Все это кажется ужасно знакомым.
      — В таком случае это ваша работа! — прервала его Андре.
      Он с удивлением обернулся к ней.
      — Моя?
      — Там, в Торнессе. Вот почему здешняя машина ничего не помнит, — она помолчала, собираясь с силами. — Сколько раз вы пытались уничтожить ту машину, прежде чем вам это удалось?
      — Несколько раз.
      — После одной из таких попыток она решила нанести ответный удар. При помощи этой бактерии. — Андре бросила на Флеминга холодный, враждебный взгляд, полный отчаяния. — В ваше распоряжение была отдана могучая сила, а вы обратили ее против самих себя. Вы не захотели меня выслушать. Вы никого не слушали. И обрекли на гибель все человечество. А теперь поздно. Вас ждет катастрофа.
      В ее голосе была нечеловеческая покорность судьбе. Флеминг отвернулся и пошел к двери. Его охватило тупое отчаяние.
      Дня два он прятался от всех в уединении своей комнаты. «Интель» позаботился снабдить своих пленников первоклассной библиотекой, и Флеминг рассеянно перелистывал технические журналы, не улавливая смысла того, что читал. Впрочем, журналы были старые: ураганы мешали поддерживать регулярную? воздушную связь, и хотя самолеты «Интеля» еще совершали рейсы между Азараном и Европой, они перевозили лишь наиболее важные грузы.
      Флеминг услышал гудение счетной машины и догадался, что по распоряжению Гамбуль Андре отвезли в машинный зал. Догадывался он и о том, какие расчеты делает машина — что-нибудь вроде ракет-перехватчиков, которыми так гордилось торнесское начальство. Его охватило неприятное ощущение своей причастности к происходящему, и, чтобы отвлечься, он прикинул, что происходит с материалами, по мере того как выходное печатающее устройство выдает их. Даже опытные специалисты по электронике ничего в них не поймут, если их предварительно не расшифровать. Тут он вспомнил про Абу Зеки и стал думать о нем. Не об Абу — первоклассном продукте технологической эры, а об Абу-человеке — глубоко порядочном, добром, с широким кругозором.
      Флеминг вскочил с кровати, на которой он провалялся полдня, и решительно взял телефонную трубку. В безнадежной битве и один союзник лучше, чем ничего.
      Диспетчер ответил, что доктор Абу Зеки сейчас в машинном зале. У Флеминга не было ни малейшего желания идти туда и смотреть, как машина высасывает последние силы из умирающей Андре. Он попросил соединить его с машинным залом, не считаясь с тем, что их разговор будет, несомненно, записан на пленку.
      — Здравствуйте, Абу! Может, мы с вами повидаемся в неофициальной обстановке? Я хотел бы познакомиться с вашей семьей. Боюсь только, что без охраны меня не отпустят.
      — Конечно, доктор Флеминг! Ваш визит — большая честь для меня, — осторожно ответил Абу. — Вам будет интересно посмотреть, как живут в Азаране простые люди. Боюсь только, мое жилище покажется вам очень скромным, но вы будете в нем желанным гостем.
      Со второй половины субботы и до понедельника Абу был свободен, и они договорились, что Флеминг поедет с ним. Флеминг тут же позвонил Кауфману. Того не было, но секретарша записала все подробности и вечером Флемингу принесли пропуск. По-видимому, в его просьбе не усмотрели ничего странного.
      Абу был гордым владельцем маленького итальянского автомобиля, а от интелевского поселка до его деревни было всего двадцать пять миль. Но, объяснил он, контракт обязывал его жить в поселке.
      — Моей жене это не нравится, но с нами живет ее мать, — добавил Абу. — А с ребенком столько забот, что время от субботы до субботы проходит очень быстро.
      Асфальт сменился булыжником, и вскоре шоссе превратилось в обыкновенный проселок. Абу пришлось снизить скорость. Охранник, еле умещавшийся сзади на дополнительном сиденье, ругался при каждом толчке, но, очевидно, был доволен неожиданной прогулкой, хотя ветер то и дело забрасывал в машину колючий песок.
      Дорога, извиваясь, уходила вверх по пологому склону. Кругом вздымались скалы. Очертания невысокой горной гряды впереди становились все более четкими, несмотря на крутившуюся в воздухе пыль.
      Абу указал на кучку прямоугольных домиков с плоскими крышами на небольшой площадке под крутым утесом.
      — Вот моя деревня, — сказал он. — Вернее, та, в которой я живу теперь. В этих местах люди селились с незапамятных времен. Вон, поглядите!
      Флеминг посмотрел, куда указывал Абу. Скалы вокруг были покрыты остатками гигантских барельефов — стилизованные изображения зверей, ряды бородатых воинов. Ни одна фигура не сохранилась полностью. Во многих местах их пересекали глубокие трещины.
      — Древние персы, — сказал Абу. — Раньше здесь работали английские археологи, а еще совсем недавно — американцы. Но интересовал их древний храм. Вы его увидите, когда мы проедем следующий поворот.
      От храма, ютившегося на обрывистом уступе, сохранились только развалины — над хаосом обрушившихся стен там и сям торчали колонны. Абу объяснил, что колонны эта римские, но во время раскопок были найдены следы других цивилизаций и религий — ассирийской и персидской, а также несколько табличек с египетскими иероглифами.
      — Как вам известно, Азаран подпадал под власть многих империй. Но теперь это больше никогда не повторится!
      Он свернул с дороги на еле заметную тропу и вскоре затормозил перед маленьким домиком. На пороге стояла его жена — очень красивая молодая женщина. Хотя на ней был арабский костюм, покрывала она не носила.
      Когда Абу знакомил ее с Флемингом, она потупилась, но поздоровалась с ним на прекрасном английском языке.
      — Лемка училась в Каирском университете — она была одной из первых студенток, принятых туда в соответствии с программой президента Насера, — гордо сообщил Абу.
      — Вам жарко, — сказала Лемка. — Войдите в дом, там прохладнее. И какой ужасный ветер!
      Она оглянулась на машину и вдруг заметила солдата.
      — Что он тут делает? — прошептала она, хватая мужа за руку. — Тебя арестовали?
      — Он сопровождает доктора Флеминга, — объяснил Абу, но Лемка продолжала тревожиться.
      — В городе большие беспорядки? — спросила она. — По радио ничего не передают. Сообщили только, что переворот не удался и теперь все спокойно. Это верно?
      — Да, — ответил Абу. — Все нормально. А теперь принеси нам чего-нибудь выпить и займись обедом. Я предупредил моего английского друга, что ему, как говорится, надо будет довольствоваться, чем бог послал.
      Лемка ушла через занавешенную дверь в маленькую кухоньку.
      — Послушайте, Абу, — сказал Флеминг, усевшись на низкой тахте, — вы не поверили тому, что я рассказывал вам про эту счетную машину, ведь так? Но поверьте тому, что я сейчас скажу.
      Лемка вернулась с кувшином вина и стаканами. Наполнив стакан, она протянула его Флемингу. Вино было сладким и слабым, но зато холодным.
      — Все это, в сущности, очень просто, — продолжал Флеминг, не обращая внимания на то, что его слушает Лемка. — «Интель» построил счетную машину и нанял вас для работы с ней. Как вы знаете, после бегства Нилсона она перестала действовать, поэтому они похитили меня, а со мной и эту девушку, Андромеду. Целью «Интеля» было обеспечить себе техническое превосходство над всеми соперниками, а также безопасную базу для дальнейших операций. Это устраивало интеллект, чьим орудием является счетная машина. Но это не устраивало Салима. Он был умен и честолюбив и намеревался взять контроль в свои руки. Андромеда это знала — вернее, узнала от счетной машины, которая могла предусмотреть такую вероятность, и решила передать всю власть "Интелю".
      — У вас нет доказательств! — упрямо возразил Абу.
      Тут вмешалась Лемка.
      — Ты ведь знаешь, что он прав, — сказала она. — И ты должен помочь ему.
      Абу сердито посмотрел на жену, но она не опустила глаз, и он вдруг улыбнулся.
      — Я попробую, — сказал он тихо, неловко взяв ее за руку, и добавил: — В понедельник, доктор Флеминг, я попробую поговорить с мадемуазель Гамбуль.
      Флеминг поблагодарил его, хотя и не верил, что из этой попытки может выйти что-нибудь путное.
      — Отлично! — сказал он. — Мы придумаем, что ей сказать, как воззвать к ее совести… впрочем, вряд ли у нее есть хоть какое-то подобие совести. Но мы ведем себя нечестно по отношению к вашей супруге. Сегодня все-таки день отдыха!
      За несколько часов, проведенных вне напряженной атмосферы интелевского поселка, дружба между Абу Зеки и Флемингом окрепла. Утром в воскресенье Абу повел англичанина осматривать храм, но они были принуждены скоро вернуться, так как ветер дул еще сильнее, чем накануне, и с обрыва над храмом то и дело срывались камни. Флеминг объяснил, чем, по мнению его и Дауни, вызвано изменение погоды. Абу поверил этому тем легче, что он уже видел выводы, которые сделала машина относительно бактерий, найденных в морской воде.
      Как только Абу заступил на дежурство, он попросил мадемуазель Гамбуль принять его.
      Француженка, казалось, была очень, рада его видеть.
      — Ну что же, доктор Зеки, — начала она. — Вы первый здесь узнаете, что сегодня утром мы провели испытаниe ракеты-перехватчика. Все прошло блестяще. Теперь в этой области мы догнали Англию. — Она улыбнулась и вопросительно посмотрела на него. — У вас тоже есть для нас какая-нибудь хорошая новость?
      — Да, мадемуазель, — ответил он. — Но сначала я хотел бы поговорить с вами о другом.
      — Так что же вам нужно? — спросила Гамбуль подозрительно.
      — Я пришел по поручению доктора Флеминга. Он считает, что изменения погоды в Америке, Европе и отчасти здесь как-то связаны с машиной. С задачей, которую она выполняет… — он замолчал, увидев, что француженка смотрит на него с нескрываемой злобой. — Доктор Флеминг просит, чтобы профессору Дауни было разрешено связаться с Международной метеорологической службой.
      — Ни в коем случае! — отрезала Гамбуль, стукнув кулаком по столу. — Все это глупости!
      — Но если машина…
      — Я знаю, что делает машина. Указания, которые она нам дает, совершенно ясны. Погода не имеет ни малейшего отношения к миссии, возложенной на нас машиной.
      Абу переменил тактику.
      — Быть может, вы выслушаете доктора Флеминга… — начал он.
      — Он меня не интересует! — крикнула она. — Он не может сказать мне ничего дельного! Вам ясно?
      Абу попятился к двери.
      — Благодарю вас, мадемуазель, — пробормотал он. Когда дверь за ним закрылась, Гамбуль нагнулась к микрофону селектора, который был уже давно включен.
      — Герр Кауфман, — сказала она. — Вы слышали, что говорил доктор Абу Зеки? Прекрасно. Обеспечьте постоянное наблюдение за ним.

9

      Осборн смотрел из окна вагона на бесконечные кварталы южного Лондона. Его левая рука все еще была в лубке, чтобы обеспечить покой грудным мышцам, пробитым пулей кауфманского наемника. Однако он чувствовал себя почти здоровым, а рана быстро затягивалась.
      Если он спасся чудом, то же можно было сказать и о Лондоне. Город сравнительно мало пострадал от урагана, бушевавшего накануне, — во всяком случае, насколько можно было судить, глядя в окно поезда. Только телевизионные антенны наклонялись под самыми фантастическими углами, и во многих крышах на месте сорванных труб зияли черные дыры. В проходе стояло так много пассажиров, что Осборн не мог бы отойти от окна, даже если бы хотел. От Орнингтона, где он жил, до Лондона поезд шел около двух часов. И нельзя было сказать, что поезд опаздывает: просто он шел без расписания. Контактные провода были сорваны, электропоезда не ходили, и оставалось только радоваться, что дизельные поезда дальнего следования останавливается на всех пригородных станциях. Впрочем, поезд полз так медленно еще и потому, что автоматика не работала и все стрелки переводились вручную.
      Осборн всегда был предусмотрительным человеком и отправился в Лондон загодя, понимая, что после подобной бури транспортные неполадки неизбежны. Но теперь он начал беспокоиться: заседание в министерстве было назначено на 10.30, а те, кто живет вблизи Уайтхолла, конечно, не опоздают.
      На южном берегу Темзы поезд простоял десять минут. Осборн смотрел на электростанцию в Баттерси, такую же огромную и массивную, как всегда, но дым над ее трубой не уходил в небо, а стлался по земле, потому что ветер был еще очень силен. Поезд еле заметно тронулся, но постепенно набрал скорость. Тут электрическая сигнализация была в порядке, и, покачиваясь на стрелках, поезд, наконец, подошел к перрону Чаринг-Кросса. Пассажиры ринулись к выходам, не обращая внимания на написанные от руки призывы остерегаться битого стекла.
      Стренд был почти таким же, как всегда. Правда, ураган сорвал леса со строящегося дома, но машины двигались свободно, хотя и медленно. Центр Трафальгарской площади был огорожен канатами. Нельсон все еще смотрел на Лондон со своей колонны, но власти, по-видимому, сочли нужным принять меры предосторожности.
      Осборн свернул в Уайтхолл. Кое-где выбитые окна были загорожены ставнями, но и только. Биг-Бен не пострадал, и его стрелки показывали двадцать одну минуту одиннадцатого. Осборн ускорил шаги — кажется, он все-таки не опоздает.
      Министр был уже у себя в кабинете. Нилсон вошел две-три минуты спустя. Он выглядел постаревшим — смерть сына была для него тяжким ударом.
      Министр сразу перешел к делу.
      — Сейчас не время для церемоний, — сказал он. — Профессору Нилсону нужна ваша помощь, Осборн. Профессор Нилсон возглавляет международную комиссию, и им требуется секретарь.
      — Ваша кандидатура нам подходит больше всего, — сказал Нилсон хрипло, неестественно громким голосом. Осборн внимательно поглядел на него.
      — И у вас тоже? — спросил он. — Затруднено дыхание?
      Нилсон кивнул.
      — Это чувствуется повсюду, но особенно в горах.
      — Началась эвакуация горных районов Шотландии, — сказал министр. — Мы еще не объявляли об этом официально, но это повсеместное явление. Воздух становится слишком разреженным.
      Нилсон подошел к столу, к которому была прикреплена кнопками метеорологическая карта.
      — Альпы и Пиренеи полностью эвакуированы, — сказал он. — Может быть, вы подойдете сюда, господин министр, и вы, Осборн. Я хотел бы показать вам, что мы пока сумели установить.
      Они послушно подошли и стали рядом с американцем.
      — Атмосферное давление стремительно падает здесь повсюду, — начал он, проводя широкую дугу от Шетландских островов до Бретани. — А также повсюду, где у нас есть корабли Службы погоды или военные суда, производящие необходимые наблюдения. Другими словами, область наиболее низкого давления находится в северной части Атлантики и в Средиземном море. В Индийском и Тихом океанах падение давления не столь значительно, но оно падает и там. Естественно, что в результате началось стремительное перемещение воздушных масс с суши — вот чем объясняются эти ураганы и разреженность воздуха.
      — Чем же я могу вам помочь? — спросил Осборн.
      — Разумеется, если вы хорошо себя чувствуете, — перебил его министр. — Рана вас не тревожит?
      — Я вполне здоров.
      — Отлично, — сказал Нилсон. — Вы, конечно, понимаете, что материал, который мне удалось собрать, довольно случаен и хаотичен. Его необходимо систематизировать, а затем провести подробный анализ. Это требует значительной организационной подготовки. Нам необходимо изучить все сводки погоды по крайней мере за последние полтора месяца. У вашего министерства военно-воздушных сил есть кое-какие предварительные данные. Я лично убежден, что это ненормально низкое давление возникло вначале в одной строго определенной точке.
      Министр снова взглянул на карту.
      — Вероятно, Осборн, вы догадываетесь, в какой именно, — сказал он. — Это началось здесь.
      Его палец уперся в центр сложных завитушек. Там веером расходились на запад пунктирные линии, означавшие закрытый район — ракетный полигон Торнесса. Осборн даже не удивился. Во всем этом была какая-то фатальная предопределенность.
      На здание внезапно обрушился яростный удар ветра, но современные стальные рамы не задребезжали, а только протестующе загудели. Ветер стих так же неожиданно, как и налетел. С улицы донесся звон бьющегося стекла.
      — Сейчас важнее всего быстрота, — сказал министр.
      До позднего вечера Осборн с Нилсоном занимались организационными вопросами. Необходимо было создать и проинструктировать аппарат и наладить связь. Информацию должна была поставлять метеорологическая станция в Бракнелле. Связываться с ней приходилось по радио. На телефон и телеграф полагаться было нельзя.
      Весенняя ночь еще не наступила, а ветер вновь усилился. Судя по всему, следовало ожидать урагана еще более страшного, чем накануне. Осборн решил не возвращаться домой.
      Нилсон ушел к себе в отель пообедать, и Осборн остался один. Он воспользовался этой передышкой, чтобы спокойно обдумать положение. Все страны, большие и малые, наперебой предлагали комиссии свою помощь и сотрудничество — когда Осборн вспоминал об этом, ему становилось легче на душе. Но в длинном списке этих стран был крохотный пробел. И Осборну показалось странным, что, несмотря на угрозу всемирного стихийного бедствия, Азаран так ревниво придерживается своей новой изоляционистской политики.
      Он снял телефонную трубку и попросил соединить его с дежурным по связи с Ближним и Средним Востоком в министерстве иностранных дел. Тот немедленно подошел к телефону, но они практически не слышали друг друга, так как ветер выбрал именно эту минуту, чтобы разбушеваться не на шутку. Осборну пришлось кричать, и он совсем задохнулся от этого усилия.
      В трубке раздался ответный крик и тяжелое дыхание:
      — Попробуем, сэр, но не знаю, получится ли что-нибудь. Телеграфные и телефонные линии пошли ко всем чертям, да и на радио полагаться нельзя. Нам повезет, если мы сумеем хоть что-нибудь передать отсюда. Кроме того, вам, вероятно, известно, сэр, что там были беспорядки. Азаран официально прервал связь с внешним миром… — Страшный грохот заглушил конец фразы. — Выбило все окна, — пробормотал голос. — Ну и ночка!
      Было уже далеко за полдень, когда Флеминг заставил себя встать с постели и пошел в душ. Им все больше овладевала апатия, и он несколько часов провалялся на кровати, ничего не делая и почти не думая. Он не верил, что Абу сумеет уговорить Гамбуль принять его, а кроме того, не очень представлял, что он ей скажет, даже если она согласится встретиться с ним.
      Но как бы то ни было, Гамбуль его не вызвала. Душ освежил его тело, если не мозг, и Флеминг направился в машинный зал. Андре сидела возле стержней. Рядом стоял Кауфман. Андре выглядела так плохо, что Флеминг в нерешительности остановился, но она не обратила на него никакого внимания, и он пошел дальше.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21