Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тайна доктора Хента

ModernLib.Net / Научная фантастика / Винник Александр Яковлевич / Тайна доктора Хента - Чтение (стр. 3)
Автор: Винник Александр Яковлевич
Жанр: Научная фантастика

 

 


– Так, – согласился Улисс.

– И вместе с тем, – продолжал Милоти, – на музыке, на талантах наживались разбойники. Не профессиональные грабители, но, по существу, разбойники. А как же иначе их назовешь? Дай-ка мне воды, Эли.

Отпив несколько глотков воды, он спросил:

– Слышали вы такую фамилию: Мак-Нэнси?

– Мак-Нэнси? Знаменитый дирижер, профессор музыки?

– Да, он. А знаете, чем занималась эта музыкальная знаменитость? У меня точные сведения, это не выдумки, а десять раз проверенные факты… Он «срывал» голоса у самых талантливых учеников. Предложит взять такую ноту, какая юному певцу явно не под силу. Тот берет заданную ноту, и из одаренного певца с блестящим будущим превращается в безвестное, безголосое существо, которому только и остается дрова рубить или галстуки продавать. Зачем делал это профессор Мак-Нэнси, как вы думаете?

– Не знаю, – проговорил Улисс.

– А затем, что этот разбойник был подкуплен другими бандитами – представителями театрального об­щества. Они наживались на таланте нескольких певцов и боялись конкурентов из другой театральной конторы, тоже обучавшей у Мак-Нэнси своих певцов. Понятно?

– Не может быть! – воскликнул Улисс. – Это чудовищно!

– Это, дорогой мой, еще не все. История знает такие погромные налеты на талант человека, при воспоминании о которых стыдно становится за цивилизацию. Вот здесь в книге об этом написано. Мимоходом, так себе, в виде исторического анекдота. А вы вдумайтесь в то, что здесь написано. – Милоти постучал по книге худым, костлявым пальцем. – Вот я вам прочту… о том, например, что было в Италии в семнадцатом, восемнадцатом, девятнадцатом веках. Знаете ли вы, что подчас творили ради денег? Если у мальчика обнаруживали хороший голос, его кастрировали, оскопляли.

– Зачем?

– Да затем, чтобы он и в зрелом возрасте сохранил детский голос. О, это было очень заманчиво: мужчина пел так, что самая лучшая певица не могла с ним соперничать. Тембр и регистр у него были от детского голоса, а грудь и легкие – взрослого мужчины… И началась такая спекуляция, какую трудно себе представить.

Глаз? старика пылали гневом.

– Разбойники, именовавшие себя покровителями талантов, выплачивали определенную сумму родителям, при условии, что они разрешат кастрировать ребенка. Покупали талант, так сказать, на корню… Дурные примеры заразительны. Ради того, чтобы накормить семью, одеться получше, родители часто оскопляли мальчиков, у которых и задатков-то особых не было. Выдающихся певцов из них, конечно, не выходило. И все это делалось явно с одобрения святейшей католической церкви, которая охотно принимала искалеченных детей в папскую капеллу. Вот вам и святая церковь. Мразь, кровь, преступления!

Губы Милоти от волнения дрожали, капли пота выступили на лбу. Эли осторожно вытерла ему платочком лицо и тихо сказала:

– Успокойся, папа… Господин Хент может сам прочесть.

– Ты права, Эли. Он сам прочтет, но сказать об этом надо. Чтобы господин Хент запомнил. Вы будете помнить?

– Конечно! – горячо ответил Улисс, хотя не понимал, какое это имеет отношение к нему.

– Вы должны помнить! Потому, что это имеет отношение к главной теме нашего разговора. Теперь слушайте, Хент. Формулы вы найдете в тетради, которую вам отдаст Эли. А об остальном, надеюсь, успею вам рассказать сегодня, завтра… Отсчитай мне еще десять капель, Эли.

– Не надо, папа. Это отберет у тебя остаток сил. Умоляю тебя, не надо.

Старик нежно взглянул на дочь.

– Сейчас уже все равно. Днем раньше, днем позже – все равно конец. Ты и сама знаешь это. А мне нужны силы именно сейчас.

Он пытливо взглянул на Улисса, как будто проверяя, способен ли этот человек оправдать его надежды.

– Так или иначе, сейчас уже поздно передумывать, – произнес он, точно отвечая на свои собственные мысли. – Вы богаты Хент. А это очень важно… Важно, чтобы вы не польстились на деньги. Слушайте, Хент. Вы должны продолжить дело, которому я отдал всю свою жизнь. Эли, подай мой дневник.

Эли принесла ему толстую тетрадь, и старик протянул ее Улиссу.

– Здесь вы найдете все формулы, все доказательства.

Он сел. Эли подложила подушку, чтобы отцу было удобнее сидеть.

– Всю свою жизнь я отдал разрешению одной проблемы, – начал Милоти. – Я близок к открытию величайшей тайны, осталось всего несколько шагов, но мне их уже не пройти.

Тень печали пробежала по его лицу, но он согнал ее и бодро продолжал:

– Я не жалею об этом. Я умираю, убежденный, что приблизился к самой тайне. Осталось только поднять завесу, и люди увидят то, что мне мерещилось долгих сорок лет. Мысленно я видел это уже много, много раз. И я счастлив. Потому, что люди воспользуются моим открытием и тоже будут счастливы. Улисс! Эли! Дорогие мои! Представьте себе новый мир, где люди не ощупью, как кроты в земле, ищут свое место в жизни, а с детских лет могут во всю силу проявить способности и таланты. Все люди будут талантливы и счастливы!

Глаза Милоти загорелись блеском юности.

– Это свершится! Я верю в это. И вы, Улисс, должны помочь мне достигнуть этого… Хотя мне уже не дожить…

Эли заплакала и прижалась к отцу.

– Не плачь, детка! – сказал Милоти нежно. – Слезы не помогут.

Он осторожно отстранил дочь и продолжал уже сухо, словно читал лекцию в университете:

– Я задался целью найти такой препарат, который стимулировал бы развитие способностей человека, возбуждал бы талант. Как зарождался мой замысел? Художник смотрит на вещи иначе, видит больше, чем другие люди. Вы видите снег белым, а художник подмечает в нем оттенки: синеватый, голубой, палевый… Музыкант, мне казалось, потому более восприимчив к звукам, что он лучше других слышит. И это, действительно, так. Есть люди, обладающие абсолютным слухом. Есть люди, у которых особенно хорошо развит тембровый слух, гармонический, мелодический слух, чувство ритма… Я занялся проблемой музыкальной одаренности людей. Не буду перечислять теории, объясняющие это явление. Но я их изучил и рекомендую ознакомиться с ними. Вот моя библиотека, я дарю ее вам.

Он обвел широким жестом книжные полки, расположенные вдоль стен кабинета.

– Это все ваше. Надеюсь вы будете любить эти книги так, как я их любил. Здесь величайшая мудрость, какую вы не найдете не только ни в одном из ваших друзей, но и у всех знакомых, как бы умны они ни были. Ибо здесь мудрость веков, раздумья и опыт многих тысяч величайших мыслителей истории человечества… Опять увлекся, – сказал Милоти с улыбкой. – Я всегда всем увлекался. И, наверное, поэтому сердце меня так подвело… Читайте, Хент, а прочитав, размышляйте над прочитанным. Много есть среди нас таких, что читают просто так – для удовольствия. Книги, конечно, тоже развлечение. Но это для легкомысленных, порхающих по жизни людей. Книги должны заставлять человека действовать. И вы действуйте. Только осмотрительно. Книги, как и люди, различны. Одни источают мудрость, дают пользу, другие – яд… Вот я умру. Не знаю, что станется с моим открытием, принесет оно пользу или вред… Одно меня утешает: я никогда не был эгоистом, мне хотелось принести счастье другим… Человек не смеет заботиться только о своей шкуре. Иначе его ничто не отличает от животного, обладающего инстинктом самосохранения и заботящегося только о себе и дете­нышах.

Милоти остановился, поглядел на Эли.

– Опять разговорился… Ну что ж, доченька, мне не часто приходилось говорить об этом людям… Я таил многое в себе… Мы говорили о музыкальных способностях, – обратился он к Улиссу. – Я заинтересовался, почему люди по-разному слышат. Вы помните, конечно, по учебнику анатомии строение человеческого уха?

– Помню, – отозвался Улисс.

– И помните о нервных волокнах? В ухе человека их от десяти до сорока тысяч. Вы знаете, какие функции они выполняют?

– Они резонируют звук.

– Да. Говорят, что волокна – это своеобразные струны. Я начал искать способ усилить восприимчивость нервных волокон уха, хотел сделать более гибкой барабанную перепонку… Как скрипку «обыгрывают» или трубку «обкуривают». И достиг успеха. Мне удалось составить такой препарат, который обостряет слух.

– И, введя этот препарат, вы делаете человека музыкально одаренным? – воскликнул Улисс.

– Так мне казалось, – с горечью сказал профессор Милоти. – Но я ошибся. К счастью, я понял это раньше, чем перешел к опытам над людьми. В книжке, которую вы держите в руках, сообщается, что выдающийся композитор Бетховен плохо слышал, а потом совсем оглох. Но, и будучи глухим, написал свою девятую симфонию. Вы знали об этом?

– Слыхал.

– И я слыхал. Но как-то выпало из памяти. И я был потрясен, когда вспомнил об этом. Значит, вся моя работа впустую! Я готов был сдаться, оставить все. Потом взял себя в руки. Ознакомился с самыми различными течениями, изучил разнообразные теории. И остановился на одной, хотя многие в то время были против нее. Я взял за основу учение Павлова о высшей нервной деятельности.

Раньше мне думалось, что, улучшая акустические качества аппарата человеческого уха, можно повысить музыкальные способности человека, сделать его талантливым. Но в таком случае переоценивается роль уха. Я пренебрег тем, что звук, воздействуя на ухо, превращается в другой вид энергии, близкой по форме к электричеству, и течет по нервам к головному мозгу, где воспринимается и анализируется. Если грубо сравнить это с телефоном, получается, что, сведя все к телефонной трубке, мы забываем, что главное не в ней, а в телефонной станции. По Павлову, высшая нервная деятельность, наша психическая деятельность, зависит от функционального состояния коры головного мозга. Разные участки коры выполняют разные функции. Кора мозга, – будем условно считать ее телефонной станцией, – воспринимает и анализирует притекающие к ней раздражения от телефонной трубки – органов чувств: глаза, уха, носа, кожи и так далее. От особенностей клеточного строения коры головного мозга, характера связей между клетками, силы, подвижности и уравновешенности нервных процессов зависит то, что мы называем способностями человека. Головной мозг, благодаря наличию в коре анализаторов, воспринимает внешний мир со всем богатством его красок. Восприняв звук, мозг анализирует его и, соответственно этому анализу, передает разным органам нашего тела распоряжения, как реагировать на этот сигнал. Анализаторы возбуждают или тормозят, заставляют двигаться или застыть…

Милоти помолчал несколько секунд, он устал и собирался с силами.

– Это сложная теория, и о ней долго надо говорить. Вы сами потом прочтете в моих записях и в книгах то, чего не знаете… Человек отличается от животного не только видом, но и тем, что у него есть речь, сознание, мышление. Для того чтобы стать хорошим музыкантом, человек должен не только хорошо слышать, но «уметь» переживать, чувствовать, понимать… Вы, помнится, наблюдали за обезьянами, которым вводили бром и кофеин? Мы установили тогда, что бром, кофеин, эфедрин, фенамин, пантокрин оказывают влияние на процессы, происходящие в коре больших полушарий. Некоторые из этих препаратов усиливают тонус коры мозга в целом. Но известно и другое: обмен веществ в различных отделах коры мозга имеет свои специфические особенности. Используя эти особенности, я научился воздействовать тонизирующими препаратами на деятельность определенных участков коры полушарий – на слуховые центры.

– На центры, которые «управляют» музыкальным слухом человека?

– Совершенно верно. Я перепробовал на животных много различных лекарств, обостряющих память, внимание, чувства. И я открыл такой препарат, который в сочетании с теми, что вводятся для обострения слуха, очевидно, сделает человека музыкально ода­ренным. Он обостряет слух и возбуждает деятельность тех отделов головного мозга, от которых зависят музыкальные способности. И главное – этот препарат устойчив. Он сохраняется в организме и действует, как мне кажется, постоянно… Это надо еще проверить, Улисс. Я могу ошибиться, как в первый раз. Можно погубить человека… Надо проверять и проверять. Много раз. И это должны сделать вы. Я уже не успею…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Надо было сразу сказать, что денег у него мало, а если даже старик Моунт примирится с неудачным замужеством дочери и выделит им большую сумму, то вряд ли Лайга согласится тратить деньги на опыты. При первом разговоре Улисс так и не сказал об этом Милоти. Второй раз, увидевшись с профессором, Хент улучил минуту и сказал, что он вовсе не так богат, как может показаться со стороны. Но Милоти рассмеялся:

– Не прибедняйтесь, Хент. Кто не знает, что мошна у старика Моунта набита золотом и уступает разве только капиталам Нульгенера… И не в том ведь дело, много у вас денег или мало.

И заговорил снова о своем препарате. Как было разуверять его? К тому же при разговоре опять присутствовала Эли, и так трудно было при ней объяснить сложившуюся ситуацию.

Милоти умер, не зная, что передал свое открытие в руки человека, фактически не располагающего достаточными средствами для ведения широких научных опытов.

Улисс надеялся, однако, заинтересовать Лайгу опытами профессора Милоти и уговорить ее поступиться некоторыми расходами ради научной работы.

Однажды, проезжая со своей подругой Лиси Барви мимо Умбийского университета, Лайга зашла взглянуть, что там поделывает Улисс.

– Боже мой! Здесь можно задохнуться, – воскликнула Лайга, войдя в лабораторию.

– Невозможно дышать, – подтвердила Лиси.

– Это с непривычки, – пытался их успокоить Улисс. – Это первые минуты. Вы побудете здесь немного и перестанете замечать дурной запах.

– Но зачем нам здесь быть даже немного? – запротестовала Лиси Барви. – Поедем лучше на регби, Лайга.

Улисс чувствовал, что сейчас подходящий момент, чтобы заинтересовать Лайгу научными опытами, и он из кожи лез вон, стараясь задержать в лаборатории жену и ее подругу.

– Только несколько минут… – умолял их Улисс. – Я вам такие интересные вещи покажу. Вот смотрите. Я беру флейту и воспроизвожу ноту «до». Что произошло с этой собакой?

– Ничего, – равнодушно ответила Лайга.

– Ну, конечно, ничего! – обрадованно воскликнул Улисс. – Это и требовалось доказать. А вот я воспроизведу другую ноту – «ми». Что сейчас?

– Ничего.

– Правильно, ничего. А вот нота «си». Что?

– Ну что здесь интересного? – воскликнула Лиси. – Мы же не дети, нас мало увлекают такие забавы.

– Ничего с собакой не происходит, – сказала Лайга. – Я не понимаю, что ты хочешь этим доказать?

– Вот это я и хочу доказать: ноты «до», «си» и все другие никакого влияния на собаку не оказывают. За исключением «фа». Вот смотрите, я воспроизвожу ноту «фа». Что с собакой?

– Ничего, – сказала Лайга.

– И я ничего не вижу, – подтвердила Лиси.

– А вот взгляните сюда. Видите пробирку, прикрепленную к коже на щеке собаки? Как только я начал воспроизводить ноту «фа», через фистулу в пробирку потекла слюна. Раньше слюны не было. Это – условный рефлекс, выработанный у собаки. Ей давали пищу как раз тогда, когда флейтой воспроизводилась нота «фа»… А вот еще более интересное животное.

Улисс поторопился увести своих посетительниц дальше, видя, что первый опыт их немного заинтере­совал.

– С этой собакой мы произведем другой опыт, – сказал он, остановившись возле маленькой клетки. – Следите за пробиркой. Я играю на флейте какой-нибудь мотив. Ну, например, «Вперед, Бизнесония, к победе над миром!»

Улисс сыграл гимн бизнесонских фашистов.

– Что с собакой?

– Ничего, – ответила Лайга.

– Никаких признаков, – подтвердила Лиси.

– Правильно. А вот я сейчас сыграю другой мотив – песенку «Я встретил девчонку в Батуге». Следите за собакой.

– Слюна потекла! – воскликнула Лайга.

– Значит, это музыкальная собака? – спросила Лиси.

– Нет, дорогая, – ответил Улисс. – Ее, конечно, нельзя так назвать. Этот опыт показывает, что хороший слух еще не музыкальность. Это всего-навсего пищевой рефлекс, выработанный на определенную песенку. Чтобы стать музыкальной, собаке не хватает общей одаренности, интеллектуального развития, что имеется только у человека.

Он подвел их к клеткам с обезьянами. Лайга и Лиси заинтересовались резвой игрой животных, ловко взбиравшихся по веревкам, гонявшихся друг за дружкой.

Пользуясь этим, Улисс пытался объяснить Лайге свои опыты:

– Одним обезьянам мы вводили кофеин, действующий на участки возбуждения. Помнишь, я объяснял тебе эту теорию?

– Да, да, – рассеянно ответила Лайга.

– Ну вот. А другим давали бром, возбуждающий участки торможения. Эти стали более тонко различать звук, малейшие колебания, которых раньше не воспринимали. Вводили бром и кофеин одновременно в разных дозах. Применяли и много других препаратов: эфедрин, фенамин, пантокрин, новокаин… Сначала воздействовали на всю кору полушарий мозга в целом, потом – на отдельные участки. А теперь вводим совсем новый препарат, открытый профессором Милоти…

– Да хватит вам, Хент, – прервала его Лиси. – Это ведь так скучно.

– Ты дома мне расскажешь. Хорошо, Улли? Это интересно. Но нам сейчас надо ехать, – сказала Лайга.

У двери их встретила вошедшая Эли. Хент познакомил их. Лайга свысока взглянула на девушку и, капризно дернув плечом, сказала:

– Вы простите, мы должны вас оставить… Спешим на регби.

Улиссу показалось, что знакомство пришлось ей не по душе.

…Дела у Хента складывались неблагоприятно. После смерти Милоти университет перестал интересоваться его лабораторией. Помещение было обещано преемнику Милоти, и Хент с трудом договорился об аренде его на три месяца. Наконец, университет отказался оплачивать труд двух лаборантов, работавших с профессором Милоти, и ветеринара, наблюдавшего за животными.

Надо было искать выхода из создавшегося положения.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Узнав, что к Улиссу в лабораторию ходит молоденькая женщина, Лайга пришла в неистовство.

– Мало того, что деньги на обезьян уходят, так ты еще любовниц заводишь! – кричала она.

Но когда Улисс объяснил, что Эли вызвалась помогать ему в опытах, Лайга успокоилась и даже проявила некоторый интерес к «странной» девушке.

– А кто она такая?

– Дочь профессора Милоти. Я же тебе говорил. Перед смертью он передал мне свои научные материалы, я смогу продолжать его работу. Требуется немного денег, чтобы снять помещение для лаборатории… ну, и еще немного… Я думаю, мы могли бы выкроить из своего бюджета.

– А зачем это тебе?

– Как зачем? Это очень важное открытие. Милоти нашел препарат, с помощью которого можно обыкновенного ребенка сделать гениальным музыкантом.

– Ну так что?

– Ты ведь знаешь, как редки у нас настоящие музыканты, а я впоследствии смогу любого человека сделать талантливым.

– Это выгодно?

– Я сейчас думаю не об этом. Важно закончить опыты.

Лайга пожала плечами.

– Мой папа никогда ничего не делал без выгоды. И он стал миллионером.

– Моя работа тоже, наверное, принесет деньги, – поспешил Улисс утешить ее, хотя не представлял себе, какую пользу можно извлечь из открытия профессора Милоти. – Может быть, со временем препарат будут покупать.

– Ты откроешь магазин? – обрадовалась Лайга.

– Не знаю, любимая. Я еще как следует не про­думал. Сейчас мне надо продолжать опыты. Эли поможет, пока нет лаборанта… Ты не ревнуешь меня к Эли?

Улисс привлек Лайгу к себе.

– Ах, оставь, Улисс. Ну что ты вдруг вздумал целоваться? Я же с тобою серьезно разговариваю. И как тебе могло взбрести в голову, что я буду ревновать к этой… Как ее?

– Эли Милоти.

– Да, Эли. Она же такая… Ну, в общем совсем другая… Не такая, как я. Да?

– Ну, конечно! – согласился Улисс. – Она хорошая, умная, добрая… Но ты… самая лучшая, ты моя любимая!..

– Оставь, Улисс… Я пойду к Лиси, у нее сегодня бал.

…С Лайгой о деньгах так и не удалось договориться. Что же делать? Улисс не знал, где искать выход из затруднения. А тут, как назло, заболела одна обезьяна. Держать ее со всеми вместе было опасно, от нее могли заразиться другие. Улисс решил взять больную обезьяну домой. Он поместил ее в коридоре, отгородив угол у двери.

Появление в доме животного вызвало у Лайги истерику.

– Боже мой, что делает этот сумасшедший! Обезьяна в моем доме! Ужас! Каждый день новое. То все комнаты завалил книгами, потом начал приводить, студентов. Теперь обезьяны. Нет, он меня погубит. Я больше не в силах терпеть. Бедная, несчастная Лайга! Это тебе плата за непослушание родителей. Это бог тебя наказал… Книги и обезьяны ему дороже жены.

Улисс совсем растерялся. После скандала, устроенного Лайгой, Улисс поклялся, что снесет книги в свой кабинет, причем согласился сам приводить в порядок книжные шкафы, так как прислуга Петли, освоившаяся с мыслью, что важно угождать хозяйке и тогда можно не считаться с хозяином, наотрез отказалась иметь дело с книгами.

– Вы правы, госпожа, – сказала она Лайге. – Дом не библиотека. Книги отравляют воздух пылью.

Книги свалили в кабинет Улисса. Но что делать с обезьяной?

Когда Улисс заговорил об этом с Эли, она сказала:

– В коридоре, действительно, нельзя держать больное животное.

– А что же делать?

– Надо быстрее нанять лаборанта и прислугу, которая бы ухаживала за животными. Я не понимаю, почему вы медлите?

Улисс печально покачал головой.

– На это требуются деньги.

– У вас нет денег? – удивилась Эли. – Отец говорил, что вы богаты.

Улисс густо покраснел и опустил голову.

– Лайга вышла замуж против воли отца, и он выделил нам небольшую сумму… Сравнительно небольшую… Денег хватило бы на все. Но… – Он еще гуще покраснел. – Лайга бывает в высшем свете, ей нужно хорошо одеваться…

Эли прикусила губу. Морщинки сбежались к ее переносице. Избегая взгляда Улисса, она сказала:

– Я дам деньги на лаборанта и прислугу.

Улисс пробовал возражать. Но Эли решительным жестом остановила его.

– Того, что оставил отец, я не трачу… К тому же, по-моему, лабораторию можно перевести в наш дом. Он большой, а я там одна с прислугой… Найдется помещение и для обезьян.

Она повеселела, морщинки на лбу разбежались.

– Это будет очень удобно. Днем вы сможете там работать. А вечерами и ночью моя прислуга присмотрит за животными.

Глаза Улисса повлажнели, он поцеловал руку Эли. Она опустила глаза и покраснела.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Немного времени понадобилось для того, чтобы увлечение прошло, и дочь миллионера Моунта поняла, что не бедный врач Хент должен был стать ее мужем.

– Я не понимаю тебя, – говорила Лиси Барви Лайге, когда подруги оставались наедине. – Хент нищ и неизвестен. Вдобавок, эти обезьяны и собаки. Возится целый день с животными, как простой фер­мер. А потом идет к тебе – чистой и прекрасной.

– Да, ты права, я сама так думаю. Это ужасно, Я так ошиблась, так ошиблась! Не послушалась моего милого папу.

– Но еще не поздно, можно разойтись.

– Ты думаешь?

– Сейчас можно уйти от него, а со временем оформить развод и составить себе новую партию. Такую, какой достойна прекрасная Лайга.

– Ах, милая Лиси, ты права, но я не знаю, как это сделать?

– Уходи от него и все. Отец с радостью примет тебя.

– Конечно. Я уверена.

Лайга уже готова была прислушаться к совету подруги, но случайное знакомство нарушило ее планы. Собственно, это знакомство заставило ее на время позабыть об Улиссе, о его обезьянах и о многом дру­гом.

Она увлеклась Смаем Чёрчем – театральным администратором, с которым познакомилась на ежегодном банкете Общества благонравия и трезвости.

Внешность Смая Чёрча отнюдь не отвечала представлениям Лайги о мужской красоте. Худое, вытянутое, прыщеватое лицо, разбегающиеся в стороны огромные уши, искривленный в презрительной улыбке рот с узенькими синевато-серыми губами…

Смай Чёрч был явно некрасив. Но в нем оказалось то, чего так не хватало Лайге в робком, покорном Хенте. Смай Чёрч был нахален, решителен. И хи­тер.

Чёрч не начал с обычных комплиментов, которые от частого повторения потеряли для Лайги свою остроту и прелесть.

– Госпожа Хент? Урожденная Моунт? – переспросил он, когда Лиси Барви представила их друг другу. Чёрч причмокнул губами и эффектно помолчал, словно размышляя.

Сердце Лайги быстро забилось. «Что скажет этот человек о ней? – мелькнула мысль. – Почему он молчит?»

– Лайга Моунт, – повторил Чёрч задумчиво. – В вашем имени есть что-то сильное, покоряющее… Я по именам стараюсь угадать характер человека. И редко ошибаюсь.

– Интересно!

– Вы не верите?.. С научной точки зрения это, пожалуй, необъяснимо, это скорее от интуиции. Мне ведь по роду деятельности приходится иметь дело с душой человека – я театрал. А профессия многому учит.

Он подал Лайге рюмку коньяка.

– Давайте выпьем, – сказал он. – Я преувеличил несколько. О характере человека я сужу не только по имени, но и глядя на того, кто его носит. Лайга, Лайга… Ваше имя и… ваше лицо вызывают желание покориться. Но простите, я вынужден вас покинуть, меня ждут дела.

Он коснулся губами руки Лайги. Блеснули смазанные кремом гладко причесанные волосы, источавшие тонкий возбуждающий запах дорогих духов. Чёрч снова взглянул на Лайгу, в глазах его скользнули лучи, заставившие ее потупить взор. И ушел.

Осталось ощущение чего-то недосказанного, едва уловимого, непонятного, интригующего.

– Он женат? – спросила Лайга у Лиси.

– Да. Но жена у него старая, противная.

– Он тоже не особенно красив.

– Ну что ты! Разве о мужской красоте судят по лицу? Он энергичен. Люблю таких! Настоящий мужчина!

Лиси даже прищелкнула пальцами.

«Настоящий мужчина!» – с каким восхищением это было сказано. А ведь Лиси, конечно, знает толк в мужчинах. Она не смогла бы даже временно увлечься этим несчастным Хентом.

Лиси вышла замуж за немощного шестидесятилетнего барона и с его молчаливого согласия ведет себя так, как ей подсказывает сердце. А сердечко у нее не выносит однообразия и постоянства.

– Он настоящий бизнесонец! – продолжала Лиси о Чёрче. – Ты присмотрись к нему. Прелесть! В моем вкусе, но, к сожалению, ко мне он совсем рав­нодушен. А ты ему понравилась. Я уверена, не отнекивайся. Я это сразу увидела. Стоит тебе только пальчиком поманить, и он у твоих ног.

Но, как это ни странно, Лиси на этот раз ошиблась. Так, по крайней мере, казалось Лайге.

Она начала ежедневно навещать Лиси. Каждый день, ровно в два часа туда являлся и Чёрч. Можно было подумать, что Чёрч ищет встреч с Лайгой. Но как же в таком случае понять его холодность в обращении с ней? Он разговаривал с Лайгой обо всем, но только не о том, чего она с трепетом ожидала.

Лайга удивилась: это был первый мужчина, не говоривший о ее неотразимой красоте, не добивавшийся ее расположения.

И Лайга влюбилась в Чёрча.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Однажды Чёрч пришел к ним домой.

Когда после обеда мужчины закурили, Лайга поднялась.

– Я вас оставлю, мне нужно подготовиться к вечеру. Улисс, развлекай гостя. Господин Чёрч заинтересовался твоими обезьянами. Это так смешно. Ха-ха-ха! Ну, я ухожу.

Когда Лайга вышла, Чёрч подсел ближе к Улиссу и сказал:

– Мы люди деловые, и, я надеюсь, можно отбросить всякие условности. Не так ли, господин Хент?

– Пожалуйста, прошу.

– Так вот. От госпожи Хент я случайно узнал о вашем открытии.

– Это не мое открытие.

– А чье же?

– Профессора Милоти.

– Но ваша супруга сказала, что он умер.

– Это не меняет дела. Честь открытия принадлежит ему.

– Позволю себе заметить, что смерть профессора меняет дело. Насколько я понял из рассказа Лайги, Милоти официально завещал открытие вам.

– Да.

– И нет других лиц, которые могли бы претендовать на наследство Милоти?

– Есть дочь профессора, Эли.

– Отец поручил ей вместе с вами продолжать работу над открытием и распоряжаться его последствиями?

– Нет. Она балерина. Помогать мне взялась добровольно. Отец ей не поручал этого.

Чёрч энергично потер руки.

– Итак, установлено, что вы вправе самостоятельно, единолично работать над изобретением и поступать с ним как заблагорассудится.

Улисс насторожился:

– Да, но я не понимаю, почему это вас интересует?

– Я сейчас все объясню. Из рассказа вашей супруги я понял, что вы изготовляете какой-то препарат, который позволяет делать людей музыкально одаренными.

– Не совсем так.

– Я понимаю, что госпожа Хент не могла точно изложить такую сложную проблему. Признаться, меня и самого этот вопрос интересует лишь в общих чертах. Я не ученый и, конечно, не сумею разобраться во всех тонкостях. Меня эта проблема интересует с деловой точки зрения.

– В таком случае моя работа вряд ли представит для вас интерес.

– Почему? – удивился Чёрч.

– Да потому, что никакого отношения к финансовым делам она не имеет, – решительно сказал Улисс. – А вас, насколько я догадываюсь, привлекает именно эта сторона дела.

– Совершенно верно. Поэтому я и пришел к вам. У меня есть к вам практическое предложение.

– Какое?

Чёрч с удовольствием затянулся и, выпустив несколько тонких колец дыма, сказал, задумчиво глядя на них:

– Я просил бы вас в самых общих чертах изложить суть своего открытия. Научные детали меня, разумеется, не интересуют. Мне важно главное: у вас в руках есть или вскоре будет препарат, способный обыкновенного ребенка сделать вундеркиндом, на редкость музыкальным ребенком. Так?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6