5

Отвечать, лежа лицом на твердом столе со связанными и задранными назад руками, было неудобно. Но приходилось. При попытке помедлить с ответом кто-то сильно дернул руки Микмака, отчего плечевые суставы затрещали, а на глаза выступили слезы. Нет, рыдать он не собирался, слезы текли самостоятельно.

Они хотели знать, где Ромеро взял то, что показывал им при встрече. Микмак не мог ответить на этот вопрос, тем более, что вообще не знал, что и когда Старик показывал этим солидным господам. Кстати, лиц солидных господ разглядеть он не успел – мощный удар в челюсть поверг Микмака на пол до того, как он успел присмотреться. А потом его уложили на стол Старика, выкрутив назад руки, чтобы не рыпался.

Судя по звукам, кто-то занимался компьютером Микмака. Скорее всего лохматый в джинсе. Хотя на ломщика или машиниста он похож не был – те чаще брили голову наголо. Возможно, «минус», но некоторые «минусы» в компьютерах разбирались неплохо.

– Так, значит, ты не знаешь, где Ромеро взял этот «бютен»? – в сто двадцать пятый раз повторил «солидный человек».

– Я даже не знаю, о каком именно «бютене» идет речь, – снова попытался объяснить Микмак.

Ему не верили. Не было резона – им нужна информация, и они её найдут.

– Что там, Хармс? – вопрос был адресован кому-то из своих.

– Вот, последние данные. Восстановить удалось не всё: часть диска уже использовалась повторно. Похоже, что системными файлами, – ответил голос Хармса. Видимо, именно он возился с компьютером Микмака.

– И что же там было?

Микмак решил, что вопрос был адресован всё тому же Хармсу. Но, как оказалось, ошибся – резкая боль скрутила руки. Микмак тихонько взвыл.

– Ты страдаешь тугоухостью? – поинтересовался кто-то из громил.

– Нет… я просто не понял… Там было… Я даже не знаю… – Микмак лихорадочно придумывал ответ, попутно размышляя, с какой целью он пытается скрыть выброшенный в окно SSD-накопитель.

Хотя нет, на самом деле он, конечно же, понимал, для чего старался. Он просто тянул время, пытался разгадать намерения и планы захватчиков. На сами-то планы Микмаку плевать, но вопрос заключался в том, значится ли в них Микмак живым. Стоило постараться оставаться потенциально полезным.

На самом деле он вообще никак не мог понять, что здесь происходит. Если «солидным господам» так нужно знать, где Старик взял какой-то хлам, который впарил им при первой встрече, так отчего было не спросить у него самого? Для чего понадобилось убивать Ромеро, чтобы теперь пытаться выяснить у Микмака то, чего он не знал?

– Я не знаю, о чем вы спрашиваете! – выкрикнул Микмак и добавил скороговоркой, чтобы у громил не успело возникнуть желания в очередной раз выкрутить ему руки. – На диске много информации, я не знаю, о каких конкретно данных вам рассказывать!

Он почувствовал, как чья-то пятерня почти нежно погладила его по голове, а потом ухватила за волосы и резко дернула вверх. Микмак ожидал, что хрустнут шейные позвонки, но, хоть и стало больно, никаких звуков позвоночник не издал. А вот горло перехватило.

Перед глазами плясали темные круги, но сквозь эту пляску Микмак успел рассмотреть то, на чем лежал – хаотическое нагромождение линий, в которых, если приглядеться, можно распознать грубо сработанную карту, и корявая рваная надпись: «ail d paplon». То есть Aile de Papillon – Крыло Бабочки, мыс к западу от этого места. Что там нашел Ромеро? Тот самый «бютен», из-за которого «солидные господа» отправили бедного Старика к праотцам? Впрочем, бедным Ромеро не был.

А мгновением позже на разрисованный Стариком лист упал компьютер, практически упершись Микмаку в лицо. Глаза пришлось сильно напрячь, сведя их к переносице, чтобы прочитать открытые окна. Да, эти ребята точно знали, что ищут. Две из четырех сохраненных Микмаком меток сейчас парой десятков строчек текста маячили прямо перед его глазами.

– Вот это – что? – уточнил голос «солидного господина», и рука, держащая за волосы, исчезла. Микмак уронил голову на клавиатуру, измазав кровавой слизью, что сочилась из разбитых губ, монитор.

Компьютер грубо выдернули из-под лица; Микмак снова упал на лист с картой.

– Уделал всю машину, – недовольно высказался кто-то и ощутимо ткнул Микмака в бок.

– Ничего, протрешь, – возразили ему откуда-то сзади и справа.

Их здесь четверо. «Солидный», «минус» и два громилы в костюмах, которые, впрочем, не придавали им той самой солидности. Первый прямо за спиной, стоит почти вплотную, «минуса» можно вообще в расчет не брать, один из громил справа. А вот второй… «Что это он делает? Собрался вырваться на свободу? Глупые мысли и, главное, абсолютно бесполезные. Но вот зачем они убили Ромеро?»

Нужно отвечать, а то суставы могут не выдержать. И так связки растянуты донельзя.

– Данные с какого-то носителя. Наши подводники принесли, я его проверял! – не дожидаясь физических воздействий на организм, выпалил Микмак.

– И что ты там нашел?

– Ничего не нашел. Вот эти метки и куча бесполезного кода. Обрывки, обломки – программный мусор. Накопитель четыре года в морской воде пролежал, что из него можно выжать?

– А зачем данные стирал?

– Так зачем они мне? Диск на компьютере не резиновый.

Ромеро с ними уже встречался. Могли взять его тогда же, а не тащиться сюда. Но не взяли и притащились. И самого Ромеро, который мог что-то знать, застрелили. Непонятно – действия законченных идиотов.

– Где сам носитель?

– Какой?

Резкий удар в область печени и рывок за связанные кисти. Чёрт, он же спросил совершенно неосознанно, просто задумался! Правда, стоит признать, сейчас для размышлений время не самое удачное.

– Не знаю. У меня в столе много всякого барахла лежит. Может, какой-то из них.

Зашуршали выдвигаемые из стола ящики.

На идиотов эти люди не походили. «Солидный» точно не походил, за остальных Микмак не поручился бы. Раз они убрали Ромеро, значит, он не был им нужен. Им нужно то, что подводники обнаружили на дне, а Ромеро, стало быть, ничего конкретного об этом «бютене» не знал. Не консультировался у экспертов, или те не смогли сказать Старику ничего вразумительного?

– Так он же эту инфу только что удалил! – недовольно взвизгнул голос того, кто занимался компьютером. Наверняка «минус».

«Солидный» вздохнул и отошел на несколько шагов. Шаги размеренные и громкие, так ходят люди, которые уверены в себе, в своем положении и вообще – в завтрашнем дне.

Микмак зажмурился, решив, что его сейчас будут бить. Наверное, очень сильно.

Но бить не стали. Только дернули за руки, снова вышибив из глаз слезу, и усадили на стул. Тот самый, на котором всего полчаса назад сидел Старик Ромеро.

Самого Ромеро – ни живого, ни мертвого – в офисе не было. Труп зачем-то вынесли.

Как следовало ожидать, перевернули всё вверх дном. Что они искали: какой-то конкретный «бютен» или информацию?

– Ладно, мне надоела наша невразумительная беседа, – произнес «солидный», неспешно, словно просто для того, чтобы занять руки, передергивая затвор «дыродела». Микмак успел заметить, что казенную часть украшала витиеватая не то гравировка, не то чернение. – Поговорим более предметно.

После этих слов Микмак больше не видел ни гравировки, ни хозяина красивого пистолета. Теперь все его внимание занимало черное, кажущееся бездонным, отверстие ствола.

– Где вы нашли тот «бютен», что показывал мне Ромеро?

– Где-то у Крыла Бабочки! – выпалил Микмак первое, что пришло в голову. Черная оружейная бездна давила на нервы и мешала сосредоточиться. – Я точно не знаю, добычей «бютена» у нас занимается водолазная команда. Я работаю здесь, в офисе.

– Куда ты дел накопитель, с которого слил на свой комп эти метки?

– Выбросил. Откуда мне было знать…

Внезапный удар по лицу прервал тираду оправданий Микмака. Холодная сталь «дыродела» била больно. Глаз стремительно заплывал.

– Именно поэтому ты выбросил накопитель прямо перед тем, как мы вошли в ваш… офис? – «Солидный» брезгливо осмотрел помещение, которое назвал офисом. Назвал с сарказмом и с не меньшей, чем читалась во взгляде, брезгливостью.

Микмак сплюнул на пол набежавшую кровь и ощупал языком губу. Ерунда, зубы целы, а это заживет. Если успеет.

Теперь он увидел всех, находившихся в офисе. Насчет «минуса», как оказалось, Микмак ошибся – с компьютером работал один из громил. Как положено, машинист был лыс и умеренно татуирован по блестящей макушке, однако внешними данными ничем не отличался от второго здоровяка, который мучил Микмака. Собственно, функции лохматого с разноцветными волосами, запакованного в драную джинсу, Микмак так и не понял.

– Что ты знаешь о метках?

«Солидный» не кричал, говорил спокойно и даже проникновенно. Но почему-то от его слов начинали ныть зубы. А вот лохматый в джинсе нервничал, он ерзал на краешке стола, отбивая пальцами бешеный ритм по столешнице и то и дело посматривая в направлении потолка, словно оттуда к нему должны были явиться ангелы небесные или еще кто-нибудь в этом духе.

– Подводники притащили этот накопитель, – шепелявя, начал объяснять Микмак, – я прочел с него, что сумел, сохранил метки. Ромеро сказал что-нибудь слить с него, чтобы показать вам. Ведь это вы собирались покупать у Старика «бютен»?

Громила, замерший за спиной «солидного», шевельнулся, явно намереваясь врезать Микмаку по физиономии, но хозяин остановил его.

– Мы, – подтвердил он.

– Ну так… – Микмак на секунду запнулся, но договорил начатое до конца: – Денег не хватило?

Бить его не стали. Только «солидный» вскинул брови, а «минус» в джинсе шумно и с чувством расхохотался. Он смеялся до тех пор, пока в уголках глаз у него не показались слезы.

– То есть ты решил, что мы какие-то голодранцы, вознамерившиеся забрать силой то, что не можем купить? – хохотнув еще несколько раз, спросил он.

– Что вам нужно?

На самом деле, тот факт, что прибывшие в офис люди не были голодранцами или бандитами, как говорили в старину, с большой дороги, только осложнял дело. С теми можно было бы договориться. Или как минимум было бы ясно, чего от них ожидать. А вот что нужно этим господам, Микмак пока понять не мог. Но совершенно точно, их очень интересует SSD-накопитель, так опрометчиво выброшенный Микмаком в окошко.

– Мирт, развяжи его, – кивнул «солидный» одному из громил.

Прочный пластиковый жгут, который стягивал запястья Микмака, рассекли ножом, не особенно заботясь о сохранности рук – мощное, покрытое каким-то специальным напылением (скорее всего обычный нож эти путы не взял бы) лезвие прочертило две глубокие царапины, тут же наполнившиеся кровью. Но ощущать себя свободным было приятно. Хотя Микмак прекрасно осознавал иллюзорность этой свободы.

– Скажи, ты когда-нибудь видел такое?

«Солидный» господин подвинул к столу, перед которым сидел Микмак, табурет и опустился рядом с пленником. В его руках появился планшет, экран повернут в сторону Микмака.

На яркой, сделанной солнечным днем, фотографии большую часть занимало пронзительно голубое, кажущееся каким-то бездонным небо. Лишь внизу – узкая серая полоска бетона, слегка разбавленного яркими пятнами зелени, на котором высились три белых цилиндра, украшенные красной окантовкой сверху и снизу. Размер цилиндров определить трудно, так как сравнить их было не с чем – фотограф не озаботился поиском красивых или хотя бы просто удачных видов, – но если эти зеленые пятна являются кустами, а не травой, то высотой сооружения никак не меньше пяти-шести метров.

Рука доведенным до автоматизма движением вытянулась, и палец чиркнул по экрану, чтобы листнуть следующую фотографию в альбоме. Микмак непроизвольно сжался, ожидая удара, но «солидный» не возражал.

На планшете появилось новое изображение: четверо улыбающихся во весь рот мужчин на фоне какого-то полуразобранного агрегата. И такое же яркое, слепящее даже на фотографии, небо.

– А это?

– Нет, – помотал головой Микмак.

Людей, изображенных на фотографии, он никогда не встречал. И не видел на других фотографиях. А вот местность оказалась знакомой. Не то, покрытое растрескавшимся с лезущей изо всех щелей зелени бетоном, пространство, а фон – на фоне за оградой густой и сочной растительности торчала верхушка «Воды и неба» – самого высокого небоскрёба Марселя. Еще того Марселя, настоящего Анклава, а не его недоразвитого потомка под названием Марсель-нуво. Облицованная специальными стеклянными панелями громада полуторакилометрового небоскреба была построена так, что казалось, будто в небо поднимается столб чистейшей морской воды. На то, что вода именно морская, намекали просвечивающие сквозь волнистые стеклянные стены голограммы обитателей средиземноморских глубин. Теперь тонны стекла, некогда создававшие красоту «Воды и неба», покоились в воде настоящей.

– Вы хотите найти «бютен» из того, что за спинами этих людей? – догадался Микмак.

– Можно и самих людей, – усмехнулся «солидный».

– Нет, я никого из них не знаю. И никогда не видел.

– Ты запоминаешь всех, кого видел?

– Нет, конечно. Этих не помню.

А ты посмотри внимательней.

Разве что… Планшет от него отодвинули. Но Микмак заметил… или показалось? На фотографии были еще люди. Сразу он не обратил внимания, потому что они были далеко и в фокус объектива не попали – несколько размытых пятен. Но в одном из этих пятен Микмак (или все-таки показалось?) заметил знакомые черты. Если бы не размытость, то, вероятно, смог бы даже сказать, кто это.

Микмак с трудом удержался, чтобы не дернуться следом за планшетом. «Солидный» мог понять, что его что-то заинтересовало в фотографии. А ведь этого не нужно Микмаку?

– Итак, – официальным тоном, торжественно встав, словно в зале суда, начал «солидный», – вернемся к нашей теме: куда ты дел поднятый со дна накопитель?

Микмак повертел головой, соображая, как правильно ответить этому… господину. Он все еще пытался понять план его действий – пока варианты не сходились в логически устойчивую картину. Вопрос, для чего они убили Ромеро, оставался открытым. И, кстати, куда подевался Искандер? Или его они тоже?.. Ведь точное место погружений знает только начальник подводников. Или знал?

– Не знаю я. Честно, не знаю.

– Тут у него много барахла, в том числе накопителей, – подал голос бугай с татуировками на башке. Последние полчаса он активно перетряхивал содержимое стола Микмака, – но меток нет ни на одном из них.

– Ты уже всё проверил?

Громила выдернул из подключенного к «раллеру» привода накопитель и, подняв его в огромной ладони, кивнул:

– Теперь – всё.

«Солидный» повернулся к Микмаку. Он молчал, только вздернутые брови и разведенные в стороны ладонями вверх руки говорили лучше языка.

Микмак пожал плечами.

– Скажи, а зачем ты нам тогда нужен, если ничего не знаешь?

– Но…

Только его оправдания никому здесь не были интересны. Это вообще глупо – оправдываться.

– Вот Ромеро тоже ничего не знал. Притащил нам обросшую ракушками железку, сам не ведая, что несет. А потом оказалось, что места, где её нашли, показать не может, что было рядом с железкой, тоже не знает. Точнее, сам-то «бютен» он, конечно, видел, но совершенно не имел понятия, что это и куда его можно применить.

– Но ведь он вышел на вас, – зачем-то прошептал Микмак.

– Да нет, уважаемый капрал Микаэль Маклин, это мы на него вышли, – возразил «солидный», наклонившись к самому лицу Микмака. – Так, где накопитель? Или то, куда ты слил все данные. Или ты помнишь все данные наизусть?

«Солидный» наклонился так, что его лицо оказалось точно напротив лица Микмака. Капельки слюны брызгали на лоб с каждым словом, но Микмак старался не морщиться и не моргать.

– А, может быть, ты знаешь больше того, что осталось на том SSD?

Подумай, может ты должен что-то помнить?

Секундное удивление, откуда они могли узнать его имя, тут же исчезло – они наверняка просканировали его «балалайку». Или вообще подключали её к своему «раллеру» – в чипе про Микмака все написано. Если не вдаваться в подробности. Но внутренний голос тут же подсказал, что странным было не обращение по имени, а упоминание воинского звания, в котором Микмак служил во внутренних войсках Баварского султаната.

– В окошко выбросил, – вздохнув, честно признался Микмак.

«Солидный» усмехнулся. Он, похоже, по жизни весельчак.

– Тогда поднимайся и иди на берег. Не найдешь – пристрелю.

Микмак верил, что пристрелит. Он вообще был уверен, что пристрелит в любом случае. Но на крутом берегу, изрытом скальными щелями и многочисленными гротами, явно больше шансов уцелеть, чем здесь…

– Почему мы не пошли по Маиселовой? – спросил Микмак у лейтенанта, когда понял, наконец, что они идут по неудобному маршруту и притом закладывают крюк метров в сто.

– Они перекрыли подступы к Староновой синагоге, улицы отлично простреливаются. А сюда они не ходят. Разве что по нужде.

Микмак хмыкнул. Он уже дважды наступал в свежий источник вони, стоявшей в этом месте.

Перед глазами появилась пиктограмма, приказывающая бойцам остановиться. Микмак замер, осматривая пространство перед собой. Тихо, на фоне белого забора на древние камни медленно планировали два зеленых листа, невесть по какой причине сорвавшиеся с веток.

– Действовать придется аккуратно, – сообщил лейтенант. – В синагоге сепаратисты захватили группу туристов…

– Туристов?! – изумился кто-то из бойцов.

Микмак испытывал не меньшее удивление, чем подавший голос Хагри.

– Откуда здесь туристы?!

– Откуда мне знать? – ответил лейтенант. – Поступили сведения. Улицы блокированы – к синагоге уже пытались подойти. Террористы отлично вооружены и ответят шквальным огнем на нашу атаку. Наша задача…

В подтверждение слов лейтенанта из-за невысокого забора раздался гулкий грохот, листва на деревьях вздрогнула, и вниз полетела целая ватага зеленых планеров. Микмак почувствовал, будто кто-то пощекотал его между лопаток, лейтенант рефлекторно пригнулся. Идти за этот забор очень не хотелось. Уж лучше здесь нюхать дерьмо.

– Короче, выносим забор вон там. – Командир взвода показал, где. – Под огневым прикрытием пересекаем Маиселову и врубаемся в синагогу. Место, где делать в синагоге дырку, я покажу. Всё ясно?

Что ж тут неясного? Вышли на перекресток, поработали чуток мишенями, потом те, кто успел добежать, ныряют внутрь старого тесного здания и стреляют во всё, что движется. Нет, не во всё – там же какие-то туристы. В конце концов, Прага является частью Баварского султаната, и беспокойства в нескольких её районах – еще не повод закрывать город для желающих полюбоваться его красотами.

Как же они могли попасть в зону боевых действий?!

Лейтенант замер на несколько секунд. Указательный палец его правой руки активно елозил по цевью автомата – он вносил свои корректировки в присланный начальством план операции. Потом загрузил индивидуальные планы в «балалайку» каждого бойца и скомандовал: «Пошли!»

Рядовой Чаглар резко вскинул полагавшийся ему по штату «Ари», РПГ коротко кашлянул, и стена, мгновенно покрывшись паутиной трещин, рухнула наружу.

Перед глазами маячили яркая стрелка, обрисовывающая персональный маршрут бойца, и пляшущий в поисках живой мишени целеуказатель. Микмак прыгнул в дыру и, что есть сил, побежал туда, куда показывала стрелка. Вот неровная, будто помятая стена Староновой синагоги с наглухо закрытой темной дверью. Вот Чаглар, едва высунувшись из пробитой им дыры в заборе, закладывает второй снаряд в дверь. Тяжелое прямоугольное полотно с закругленным верхом мгновенно срывается с петель и вместе с приличных размеров куском стены исчезает в полумраке синагоги. Путь открыт.

До здания добрались без потерь. Все целы.

Микмак перепрыгивает через груду осыпавшейся со стен синагоги штукатурки, рефлекторно рыская из стороны в сторону, чтобы противнику было сложней целиться, оказывается внутри. И вдруг понимает, что здесь слишком тихо. Шум создают только бойцы его взвода. Никакого шквального огня на улице, как обещал лейтенант, не было. И внутри террористов не видно.

Зато видны заложники – впереди, прямо перед Микмаком под выбелившим всё вокруг слоем пыли лежат четыре тела. Из-под белого явно проступают багрово-красные мазки.

И вот тут началось нечто странное.

6

Ночью звуки становились другими. Вроде бы те же самые – стук металла, шорох щебня под ногами, приглушенные расстоянием и стеной городские шумы, – но всё же другие. Лёшка был уверен: он легко сможет узнать день сейчас или ночь, не пользуясь зрением, если послушать звуки, любые, без разницы.

– Заснул, что ли? – стараясь не шуметь, прошипел напарник.

Лёшка стоял в вагоне, заваленном какими-то тюками из скользкой синтетической рогожки. Очень тяжелыми. Что пряталось внутри грязно-серых мешков, Лёшка не знал. Его дело – выгружать.

– Сейчас, вытащить нужно.

– Давай уже, замерз тут ждать тебя. Так и на патруль нарваться недолго.

На самом деле полицейский патруль большой опасности не представлял. Полицейские на товарной станции давно прикормлены Мирзаманом и сделают вид, что ничего не заметили. Есть, конечно, вариант нарваться на новичка. На наглого или тупого – нормальные люди, будь они хоть трижды полицейскими, понимают, что у всех есть крыша и теребить её без особой на то нужды не стоит. Так что тащить в обезьянник их не будут, максимум – придется вызванивать Мирзамана. Хотя чертов чурка не любит, когда его по ночам беспокоят.

Руки тянули изо всех сил. Сил в них, надо признать, было немного. Мешок за что-то зацепился и никак не желал сдвигаться. А нужно выгрузить еще три.

Лёшка работал на вокзале трижды в неделю. Ночами. Называлось это работать грузчиком, его даже официально зарегистрировали в какой-то виртуальной фирме, оформленной на неизвестного Лехе человека, которого он в глаза никогда не видел. Скорее всего бедняга и не подозревал, что является директором этой сомнительной конторы – обычная практика: немного возни с электронными базами данных МВД, пара-тройка «взносов» знойным барышням в налоговой службе, и готово дело. Попробуй потом докажи, что из родного Бобруйска ни разу в жизни не выезжал.

Но на самом деле Лёшка прекрасно понимал, что никакие они не грузчики, а самые что ни на есть настоящие воры. Причем мелкие и лишенные всяческой перспективы в жизни.

Мирзаман обычно давал четкие указания, из какого вагона сколько брать. Отвозили на тележке всегда в одно и то же место. Мирзаман его называл складом. При складе работал «кладовщик» – дядя Коля. Это он так велел называть его. На «дядю» этот громила с проломленным в далеком прошлом носом, прорехами вместо нескольких зубов и огромными кулачищами походил мало. Он больше напоминал киношного уголовника или сбежавшего из психушки маньяка.

Но как же вытащить этот мешок, пропади он?! Лёшка дернул несколько раз, руки соскользнули, и парень растянулся на пыльном полу вагона. Хорошо, не вывалился наружу – падать на бетон с высоты подножки особого желания не было.

– Ты сегодня вообще работать собираешься? – зашипел напарник.

– Сейчас, сейчас. Застрял мешок. Сейчас вытащу.

Но Мирзаман, хоть и был сволочью, платил неплохо. Если сравнивать с зарплатой за легальную работу, которую Лёшке удалось найти. Во всяческих закусочных, чайханах и дастарханах предлагали втрое меньше. А рабочий день, как положено, восемь часов. Не нравится – желающих море.

Здоровенный тюк наконец-таки отцепился и поехал с горы своих собратьев вниз. Лёшка тащил его вбок, но все равно мешок свалился на ногу. Правая голень онемела, наступать на ногу было больно.

– Держи, – тихонько сказал в проем двери Лёшка и стал понемногу подавать мешок к выходу.

Ему не нравилось то, чем он занимался. Ему было противно и мерзко ощущать себя вором. Но бабушка заболела, и ей требовалось лечение. Нормальное лечение в нормальной клинике. В платной, а не в той, где лечат по медицинскому полису.

Напарник, принявший тяжеленный мешок, крякнул и с грохотом уронил его на тележку.

– Смотри, охрана на шум набежит, – Лёшка не преминул «вернуть должок».

– А ты держи мешки лучше, когда подаешь, – огрызнулся напарник.

Как зовут второго сегодняшнего «грузчика», Лёшка не знал. Он вообще не любил заводить шапочные знакомства. По большому счету, и в Университете у него не было друзей. Так, приятели, которым он приятен, похоже, на самом деле и не был. Если уж начистоту – так же, как и они Лёшке.

Доктор сказал, что у бабушки болезнь Альцгеймера. Мозги потихоньку разрушались. И с каждым днем это становилось все заметнее. Доктор и не тешил надеждой, так и сказал – сначала будет говорить невпопад, потом делать непонятно что. Дальше будет только хуже – совсем скоро он обещал, что бабушка начнет ходить под себя, причем не потому, что не сможет дойти до туалета, а потому что ей будет все равно. Как младенцу.

Болезнь Альцгеймера в нынешний просвещенный век излечима. Только в государственную программу это лечение не входит. «Ты не расстраивайся, – сказал врач, – оно и раньше, до Катастрофы, не входило в список. А теперь… теперь, сам понимаешь, самые простые лекарства на вес золота. Точнее, на его цену». Это Лёшка прекрасно понимал, болеть во все времена дорого. Но почему его должен подбодрить тот факт, что и до Катастрофы бабушкину болезнь лечить было недешево, он не понял.

Лёшка сходил в клинику. В ту самую, визитку которой выдал доктор. В клинике визитку посмотрели, пожали плечами и назвали сумму. Сказали, что это плата за первичный курс, а могут потребоваться и последующие. В худшем варианте, сказала унылая девица в регистратуре, нужна пожизненная терапия с регулярной настройкой нанов.

Да, болезнь Альцгеймера лечили нанами. Лёшка потом почитал в Сети. Наны латали поврежденную нервную ткань, останавливали процесс разрушения. Они следили за химическим балансом и чем-то еще там, в мозгах. То, что не удавалось восстановить, наны замещали собой. Насколько это было возможно. И для слаженной работы микророботов требовалась тщательная настройка, которая тоже стоила отдельных и очень немалых денег. Круг замыкался: хочешь жить – плати.

Лёшка выдернул из кучи очередной мешок и сгрузил его вниз напарнику. Сообщнику, если называть вещи своими именами.

Не стоит себя обманывать. Денег, которые он зарабатывает воровством для Мирзамана Мирзоева, все равно не хватит на лечение. Даже на первичный курс. Только если продать квартиру – суммы, вырученной за бабушкину каморку, в которой они жили третий год, совершенно точно должно хватить на первичный курс и даже, возможно, на один повторный. А если потребуется еще? А эта самая настройка нанов, которая тоже не три рубля стоит? И самое главное – где в таком случае им с бабушкой жить? Именно им с бабушкой. Сам-то Лёшка как-нибудь перекантовался бы, а вот, что делать с бабушкой, не знал.

Хотя, где и как перекантовался бы он сам, Лёшка тоже представлял очень смутно. Точнее, вообще никак. Короче, вариант с продажей жилья был как бы и не вариант, а так – мысли отчаяния, которые вряд ли дойдут до действия.

Мешки, которые они таскали из поездов, всегда были одинаково большие и одинаково тяжелые. Лёшка не знал, что внутри них, да и Мирзаман настоятельно не рекомендовал любопытствовать. Как-то один из напарников, паренек, по имени Жорик, разрезал мешок. Внутри лежали какие-то непонятные не то бруски, не то небольшие коробки. Их там было много. Но коробки Жорик открыть не сумел. Чем закончилось дело с разрезанным мешком и что хранилось в тяжелых, похожих формой и размером на кирпичи металлических коробках, Лёшка так и не узнал. Только Жорик больше не появлялся на ночных работах. Возможно, просто не совпадал по сменам с Лёшкой, но желание узнавать, что спрятано внутри, тот случай отшиб полностью.

Понятно, в мешках что-то ценное. Иначе зачем столько платить пацанам, которые их таскают? Ясно же, что «грузчикам» перепадает, в лучшем случае, десятая часть стоимости украденного, а то и меньше. Вот если бы работать без Мирзамана, то денег наверняка хватит и на лечение, и вообще на нормальную жизнь…

Только это утопия. Не то, что можно работать без Мирзамана – вон, сколько составов стоит и в каждом что-нибудь да найдется. Проблема в другом: украсть-то можно, только куда потом девать награбленное? Вот Мирзаман – деловой человек, он и руководит процессом. А Лёшка – мелкая сошка и должен знать свое место.

Последний мешок дался особенно тяжело, да и травмированная нога изрядно болела.

Домой Лёшка пришел только под утро. Бабушка не спала, однако на появление внука в столь поздний час (или, скорее, ранний) никак не отреагировала. Теперь она часто ни на что не реагировала. Дальше будет хуже, и, что самое отвратительное, обрисованные доктором перспективы особых сомнений не вызывали.

Спать уже не хотелось. Хотелось поесть и помыться. Сначала помыться. Как обычно, экономя воду, потому что коммунальные услуги, снабжение которыми слишком часто давало сбои, дорожали день ото дня.

После душа в голове немного прояснилось, но настроение оставалось таким же поганым.

Из-за горизонта, с противоположной от Финского залива стороны, отлично видного отсюда, с высоты двадцатого этажа, рвалось вверх солнце. Оно еще не показалось из-за торчащих, словно обгорелый лес, серых, покрытых городской копотью бетонных многоэтажек, но небо уже раскрасилось во все оттенки бордового и оранжевого, напоминая поджаренный стейк с кровью.

Это все от голода – какой такой стейк может напоминать восход солнца?

Стейков не было. Была только предпоследняя упаковка синтетического супа, уже опостылевшего за несколько недель кряду. Нужно купить хотя бы соевые котлеты, все ж какое-то разнообразие.

В Университет Лёшка прибыл за пятнадцать минут до начала занятий. Синтетический суп, обильно сдобренный, вероятно, синтетическими же и весьма едкими специями, настойчиво пробивал дорогу во внешний мир в виде мощной «ароматной» отрыжки. Спать совершенно не хотелось, даже появилась какая-то ненормальная бодрость и ясность ума. Кто-то из однокурсников поинтересовался, какую траву курит Лёшка.

На лекциях усталость взяла свое. Лёшка честно пытался вникнуть в объяснения профессора, но ничего не получалось. Звуки словно бы проходили сквозь слой ваты, прежде чем добраться до Лёшкиных ушей.