Увы, пока что звери с далеких планет в моей жизни присутствовали только на картинках. И вдруг Московский зоопарк с восторгом принял под свою опеку целую стаю лунных зайцев, случайно обнаруженных на невидимой стороне Луны. И был переименован в Космозо. Для работы с зайцами понадобился космозоолог, и вот он я, тут как тут. Впрочем, никакая это оказалась не работа, счастье сплошное, а не работа.

Лунные зайцы до сих пор мои любимцы: бесстрашные, веселые и музыкальные. Их сияющая серебристо-белая шерстка обладает высокой светопроводимостью и способна концентрировать энергию. Гладить лунного зайца против шерсти просто опасно: можно получить электрический удар страшной силы. А вот вдоль шерсти – не только очень приятно, но и целительно. Лунный заяц сияет там, где гаснут все другие огни, и дарит мужество, когда вас оставили надежда и удача. Каждая экспедиция, на Земле или в космосе, старается взять с собой хотя бы одного зайчишку, потому что всем теперь известно: чем чернее ночь вокруг путешественника, тем ярче лунный заяц освещает путь. Из всех космических существ только драконы, лунные зайцы да несколько видов птиц (говоруны, космические журавли и вакуумные птички) могут жить в безвоздушном пространстве. Но в те времена дракон считался существом из мифов, а о космических птицах я узнал значительно позже.

Два года не расставался я с моими зайцами: изучал их повадки, кормил сиреневой лунной травой, слушал их песни. Они всюду сопровождали меня, повиснув на мне пушистыми гроздьями, цепляясь за мою одежду сильными ушками. Да, оказалось, что уши у лунных зайцев не только орган слуха, с их помощью они ловчее мартышек карабкаются по деревьям, книжным полкам и комбинезонам работников Космозо.

Вскоре все друзья и знакомые называли меня дедом Мазаем, а тогдашний директор Космозо Афанасий Афанасьевич Конфетов, добрейшей души человек, но требовательный начальник, смотрел-смотрел, как я прогуливаюсь по территории зоопарка в живой, на ходу распевающей «шубе», да и пригласил однажды на беседу в свой кабинет.

– Любишь зайцев? – со всей прямотой спросил он меня.

– Ага, – ответил я, не в силах стереть с лица умиленную улыбку – зайцы как раз мелодично замурлыкали мотив моей любимой песни о восходе Венеры на Марсе. – А ведь правы были китайцы, когда считали лунного зайца истинным другом всех людей! Но как они узнали? Неужели еще в древности слетали на Луну?

– Послушай, Игорь… Мы тут потихоньку от тебя взяли несколько проб у твоих подопечных и кое-что выяснили. Зайцы эти, понимаешь, вырабатывают особые феромоны, которые вызывают у людей симпатию и привязанность без всякой меры. А пение их обладает гипнотическим эффектом. Прямо сирены какие-то. Все это без особого вреда здоровью, но сбить с пути человека твои нефритовые могут. Посмотри-ка на себя.

Он повернул меня к зеркальной панели на стене. Я увидел свое отражение: меховой шар с ногами, облаченными в форменные штанины Космозо и торчащей сверху вихрастой головой. С дурацкой, надо сказать, улыбкой.

– Ученый совет Космозо, – продолжал мой начальник, – постановил, что с зайцами работать будут несколько человек посменно, а тебя решено освободить от общения с ними на неопределенное время.

Я взвыл.

– Панас Фанасич, вы меня, космозоолога, отстраняете от работы с единственными пока в зоопарке инопланетными существами! Что же мне, с крокодилами теперь работать?

– Во-первых, не забывай о стройной и никем пока не опровергнутой теории покойного Педро Кокодрило о внеземном происхождении архозавров. Во-вторых, учти, что во вселенском масштабе многие земные животные не имеют аналогов. А в-третьих, у меня есть для тебя интереснейшее задание. Хватит тут сидеть по уши в зайцах, собирайся-ка ты в экспедицию.

Итак, Космозо требовались молодые, легкие на подъем зоологи, готовые пуститься в космические странствия на поиски инопланетных зверей, птиц, насекомых и других форм жизни, – о лучшей работе можно было только мечтать! Меня приняли в разведывательную партию на Европу – спутник Юпитера, откуда я должен был отправиться далее, в межзвездную экспедицию под руководством легендарного климатолога Пномпеньского.

В полете до Юпитера я изучал справочник по космозоологии Млечного Пути и тосковал. «Зайцы мои, – бормотал я, засыпая. – Как вы там без меня? Помните ли? Скучаете? Кто слушает ваши дивные песни?» Иногда мне чудились нежные звуки. Я уже тогда догадывался о телепатических способностях моих маленьких пушистых друзей, но сомневался, что их телепатия способна преодолеть гигантские пространства, отделяющие Землю от внешних областей Солнечной системы. Следовательно, музыка эта была звуковыми галлюцинациями, навеянными памятью о моих любимцах.

Все же газовый гигант с божественным именем, закрывающий собой весь вид в иллюминаторе, может отвлечь от какой угодно печали. А приближение к загадочной Европе способно раздразнить любопытство любого ученого-натуралиста.

О спутнице грозного брата Солнца Юпитера скажу вам коротко: если вы заядлый рыбак, но никогда не бывали на Европе, то рыбаком себя можете больше не называть, настоящего улова вы пока еще не видели. Потому что все ихтиологическое разнообразие нашей с вами родной Земли блекнет перед фантастическим подводным миром Европы, планеты-океана. «Европейцы» – все сплошь «подводники» – охотники, пастухи, строители. К тому же они оказались очень доброжелательным народом и за несколько дней помогли мне собрать богатейшую коллекцию морских тварей для океанариума Космозо. Я отправил с Европы в Москву три огромных сферических аквариума с фосфоресцирующими трехцветными «медузами», на самом деле оказавшимися подводными грибами, рыбками-голограммами, великолепным экземпляром сковородного ската, моллюском-оракулом, лжерусалочками и прочими занятными представителями мелкой европейской фауны.

Да, наша экспедиция началась весьма удачно, но я с нетерпением ждал полета за пределы Солнечной системы. Какой мальчишка в детстве не мечтает о таком путешествии? Мечтал в свое время и я, и вот мечта сбывалась самым распрекрасным образом.

На местном автоматическом челноке я отправился на орбиту Европы. Челнок был отлично приспособлен для землянина: его предварительно осушили и наполнили великолепным искусственным лесным воздухом. Утро было чудесным, свет Юпитера зажигал многочисленные искры на ледяных равнинах, оберегающих европейскую подводную жизнь от неласкового космоса. На орбите меня подобрал межзвездный космолет «Слейпнир». Прощай, Европа!

Если бы вы знали, как меня приняли мои новые спутники! Приветствуя, астронавты радостно хлопали меня по спине. Механик Зеленый сразу же починил мой вышедший из строя на Европе хронометр, память о дедушке. Руководитель экспедиции академик Пномпеньский произнес за обедом остроумную речь. А судовой кок и лекарь Не Бо устроил в честь моего появления на борту корабля пышную чайную церемонию.

На следующий день мы стартовали. «Слейпнир» в буквальном смысле скакал по просторам Вселенной, преодолевая через гиперкоридоры немыслимые расстояния. Множество планет было обнаружено и внесено в наши навигационные системы, капитан корабля Полосков был чрезвычайно доволен. И все же ни одной планеты, пригодной для жизни, нам не попадалось. Пномпеньский жаждал найти планету с атмосферой, а я мечтал о еще большем: чтобы на планете были животные, и каждый день упражнялся в стрельбе из пистолета-усыпителя, а также учился пользоваться другими хитроумными штуковинами – орудиями космического зверолова.

Несмотря на перегрузки гиперпространственных скачков, экипаж чувствовал себя превосходно. Мы обсуждали климатические особенности Европы, ее флору и фауну, играли в шахматы и наслаждались приподнятой атмосферой, сложившейся на «Слейпнире». Даже здоровенный механик Зеленый, склонный, как я заметил, к меланхолии и пессимизму, ковырялся в сложной судовой электронике, посвистывая и чему-то улыбаясь.

Однажды вечером, попивая приготовленный Не Бо душистый чай, мы заговорили об особой мирной радости, царящей на борту.

– Знаете, коллега, – сказал мне академик, – я столько раз бывал в космических экспедициях, а подобного нынешнему всеобщего радужного настроения никогда не замечал.

– Неужели правда? – удивился я. – Это мой первый полет такого рода, но мне всегда казалось, что среди увлеченных первооткрывателей и должна быть особенная обстановка.

– Уверяю вас! Вы даже не представляете, как нам всем повезло. В дальнем перелете, в ограниченном пространстве все малозаметные черточки характера становятся видны и порой весьма утомительны.

Зеленый добродушно улыбался.

– Я был уверен, что добром эта поездка не кончится. Согласился полететь только потому, что капитана Полоскова в беде бросать не хотел. А теперь вижу, что у нас замечательное приключение, и экипаж редкий. Просто каждый день душа поет. Простите, профессор, мое ворчание при погрузке, я, наверное, не с той ноги встал.

– Да пустяки! Знаете, дорогой Зеленый, у меня самого постоянно душа поет!

С порога кают-компании раздался голос Не Бо. Оказалось, он стоял в дверях и внимательно слушал наш разговор.

– Скажите, друзья мои, а что именно поют ваши души? Случайно не «Over the Rainbow»? Или, может быть, песню о восходе Венеры на Марсе?

Я вздрогнул. Академик Пномпеньский в изумлении откинулся на спинку кресла. Зеленый раскрыл рот. Наша реакция была однозначной: да!

Черные глазки Не Бо засияли и сузились в щелочки, но он сохранил бесстрастную мину.

– Ваша? – Он подал мне джинсовую сумку.

Сумка была моя, любимая, бывалая, и я ужасно удивился, потому что до сих пор думал, что потерял ее при перевозке багажа с Европы. Стыдно сказать, при отъезде с Земли она была туго набита всякой вкусной ерундой: чипсами из лунной травы, шанхайскими орешками, мягкими шариками с абрикосовым соком внутри. Теперь оказалась пуста, только на дне ее шелестели разорванные пакетики из-под лакомств.

– А откуда… – начал я, но Не Бо сделал приглашающий жест.

– Прошу всех следовать за мной.

Все мы любим отсек здоровья на «Слейпнире». Благодаря нашему лекарю-коку это, пожалуй, самые уютные помещения на звездолете. Кроме камбуза, где пахнет тонкими пряностями, каюты Не Бо и маленького кабинета, уставленного шкафчиками со снадобьями и приборами, здесь есть пустой зал с толстым ковром на полу. На стенах висят написанные тушью высказывания китайских мудрецов и стихи древних поэтов. Здесь можно тренироваться, а можно просто прийти посидеть, отдохнуть душой. Именно в этой целительной комнате состоялась знаменитая чайная церемония в мою честь в первый вечер на «Слейпнире». Сюда я часто приходил в поисках светлого умиротворения, и оно неизменно нисходило на меня.

Не Бо распахнул дверь в зал и смеющимся голосом объявил:

– Позвольте вам представить новых участников экспедиции!

Посреди пустого зала, на толстом сером ковре резвились мои зайцы! Десять маленьких зайчат кувыркались и бегали друг за другом, мурлыча что-то восторженное. Увидев меня, все они разом подпрыгнули и оказались на мне, уцепились привычно за бороду. От неожиданности я так растерялся, что не знал, рад ли был. Но зайчишки залопотали, и я растаял.

– Игорь, это ваши зверушки? – спросил академик Пномпеньский.

– Наверное, мои… Вернее, эти лунные зайцы принадлежат Космозо, но я ума не приложу, как они здесь оказались!

Спутники изумленно смотрели на меня, только, похоже, Не Бо понимал, в чем дело.

– Иду по коридору и вдруг вижу: сумка ползет. Медленно, но верно продвигается к камбузу.

– Вот, оказывается, что! – довольный, пробормотал я. – Эти умники залезли в сумку с провиантом и жили в ней припеваючи. И весь экипаж напевал вместе с ними…

– Да, согласен, – с улыбкой кивнул Не Бо. – Я твердо уверен, что наше великолепное самочувствие и настроение – дело рук, вернее песен, этих маленьких проказников. У меня на родине лунные зайцы в почете, их целительские свойства подробно описаны, но всегда предполагалось, что это всего лишь легенды. Но после отлета с Европы я тоже почувствовал перемену атмосферы на корабле. А когда Игорь рассказал мне о своей работе, я что-то такое заподозрил…

– Ну, раз так, – шутливым тоном сказал Полосков, – назначаю их помощниками нашего судового врача. Тем более что всю дорогу у них это отлично получалось.

Так зайчишки стали законными пассажирами «Слейпнира». Питанием они, к счастью, были обеспечены на весь рейс, потому что Не Бо никогда не отправлялся в дальнюю дорогу без целебной лунной травы.

Обнаружение зайцев оказалось в тот день не единственной новостью: вскоре Полосков сообщил нам о приближении к Эвридике, легендарной планете, открытой Тремя Капитанами. Мы собрались в рубке управления.

– Дорогой Полосков, вы уверены? – спросил академик Пномпеньский, взволнованно теребя пышные усы.

– Да, профессор, я совершенно уверен, ведь прежде чем сообщить вам новость, я произвел тщательные расчеты. – Полосков показал нам голографическую модель звездной системы с двумя планетами. – Планета движется по необычно удлиненному эллипсу. Удаляясь от звезды, на десятки лет покрывается льдами, а приближаясь к ней, расцветает.

– Да-да! – подхватил Пномпеньский. – Именно поэтому Капитаны назвали ее Эвридикой. И сейчас как раз случилось возвращение Эвридики из царства мертвых. Нам несказанно повезло! Великолепно! Просто замечательно! – Седовласый академик готов был пуститься в пляс.

– Значит, во время «путешествия» Эвридики живые организмы впадают в глубокий анабиоз? – уточнил я. – Как интересно…

Тем же вечером, готовя вездеход к высадке, Зеленый уронил на ногу тяжелый противовес и сильно ушиб пальцы. Услышав львиный рык досады и боли, мы все примчались в мастерскую, начали суетиться, желая как-то помочь. Припрыгали и лунные зайцы, и вот тут оказалось, что мои любимые зверушки чувствуют, если у человека что-то болит. С ласковым мурлыканьем зайцы облепили босую ногу Зеленого. Вскоре пострадавший уже улыбался и уверял, что боль прошла.

Через день «Слейпнир», ведомый решительным Полосковым, совершил мастерски точную посадку на Эвридике. Среди непроходимых джунглей наш капитан обнаружил маленькое плато и сумел приземлить «Слейпнир» точнехонько посредине каменистой проплешины на выступе пологой горы. Ни одно растение и животное не пострадало там, где опустился звездолет.

Полосков известил нас, что атмосфера планеты очень хороша для землян, температура воздуха за бортом в данный момент – тридцать градусов по Цельсию, а форм жизни – великое множество, он сам заметил что-то, передвигающееся как минимум на десяти ногах. И он не видит причины, по которой мы не могли бы выйти наружу прямо сейчас. Услышав о многоногом звере, я кинулся к иллюминатору, но увидел там только траву и кустарники, а в отдалении – стену деревьев.

Мы решили выступить завтра двумя партиями по два человека, а пока совершить ознакомительную прогулку по окрестностям. Пномпеньский собирался установить на планете несколько автоматических измерительных станций для длительного наблюдения за климатом. Полосков решил, что вместо того, чтобы перегонять с места на место звездолет, они с академиком отправятся на автолете, Не Бо подежурит на корабле, а у нас с Зеленым в распоряжении вездеход. На этом совещание закончилось, и я побежал в зоологический отсек наконец-то (впервые после Европы!) доставать и готовить ловушки, силки и прочие приспособления.

Через час я в сопровождении Не Бо вышел на первую прогулку по Эвридике. Было действительно жарко, звезда Финдус стояла в зените, небо было восхитительно голубое и совершенно безоблачное. Не Бо, сойдя с трапа звездолета, продекламировал с улыбкой:

Ну, а я твердо намеревался увезти нескольких «жителей неба» на Землю и крутил головой по сторонам. Мы стояли на возвышенности, заросшей травой и мелким кустарником. Полянки мохнатых зеленых цветов радовали глаз. Первым существом, увиденным мной, был зонтик – насекомое, которое пряталось под круглым полупрозрачным крылом. Оно передвигалось по воздуху толчками, как медузы в воде: открывало и закрывало крыло-парашют. Иногда ловило струю ветра и планировало на воздушных волнах, совсем как семечко одуванчика. Зонтиков оказалось тут великое множество, они питались соком серебристых растений с большими листьями и казались такими хрупкими, что я не решился ловить их сачком. Осторожно накрыл один лист сеткой-пирамидкой и срезал его. Тем же вечером я пересадил несколько больших растений-лопухов в горшки с местной красной почвой.

Не Бо поймал двух розовых птичек с роскошными висячими хвостами. Они не доставили нам хлопот, так как были заняты своим пиликающим пением и друг дружкой и не обратили никакого внимания ни на сачок, ни на переселение в птичий вольер на звездолете.

Потом наша коллекция обогатилась еще одним видом. Случилось это так. Я устал и присел на корягу. Вдруг из-под коряги высунулась чья-то голова и цапнула мой ботинок острыми зубами. Хорошо, что на корягу уселся я, а не мой напарник Не Бо, обутый в тонкие мокасины!

Я сунул в щель под корягой рукоятку сачка и сразу вытащил на свет несколько плоских лепешек с короткими лапками, круглыми желтыми глазками и острейшими зубами в маленькой пасти. Я стряхнул их с рукоятки сачка в ловушку и назвал кусаками. А после дополнительных исследований в лаборатории звездолета выяснил: это были ледяные кусаки, они впрыскивали жертве не яд, а замораживающую жидкость. Зверюшки оказались всеядными и в пути довольствовались нашими грушами и огурцами.

Вскоре настала наша первая звездная ночь посреди экзотических джунглей далекой планеты. Мне снилось сказочное существо. Оно летало, держа в каждой руке по зонтику, пело колыбельные песни и болтало в воздухе многочисленными ногами, сосчитать которые мне так и не удалось.

Утром, пролетая в автолете над ближайшим озером, Полосков опять увидел вчерашнего зверя и оставил для меня сообщение на автоответчике: «Селезнев, твой десятиногий, похоже, обитает на берегу озера в трех километрах от «Слейпнира». Удачи, встретимся вечером».

…Мы с Зеленым спустились на вездеходе с горы, преодолев примерно километр. Перед нами лежал буйный тропический лес всех оттенков зеленого, с пурпурно-фиолетовыми и желтыми пятнами диковинных цветов. Жаркий Финдус, казавшийся намного больше нашего Солнца, сиял в синем небе. Утренний воздух был влажен и горяч, сквозь пар над горой поблескивал на склоне серебристый конус «Слейпнира».

– Мы его найдем, и он нас сожрет, – бурчал Зеленый, помогая мне выгружать из вездехода рюкзаки со снаряжением. Лунные зайцы, творцы хорошего настроения, остались на «Слейпнире», и механиком вновь овладели пессимизм и хандра. – Вот увидишь, добром это не кончится. Десять ног, и зачем ему столько?

– Чтобы лучше бегать, дитя мое, – отвечал я, с трудом сдерживая радостное возбуждение.

– Плюнет ядом, и привет, – гнул свое Зеленый. – Вцепится и начнет грызть.

– Да ты посмотри вокруг! – ликовал я. – Ты когда-нибудь видел такую красоту?

Но Зеленый оставался равнодушным к местным красотам, а когда неожиданно обнаружилось, что после вчерашнего несчастного случая он напрочь забыл заменить почти разрядившийся аккумулятор, настроение его резко упало.

Он отправился к «Слейпниру», а я… Как только напарник скрылся в туманной дымке, я лихорадочно облачился в защитный костюм, подхватил рюкзак с самым необходимым снаряжением и пересек границу леса. Минут через двадцать я свяжусь с Зеленым и успокою его, а там, глядишь, и десятинога быстро поймаю.

…С гор текли прозрачные ручьи, незнакомые птицы щебетали в кронах гигантских деревьев. Цветущие лианы оплетали нижние ветви, образующие высоко над землей второй ярус леса. Эвридика совсем недавно вырвалась из ледяного заточения, кусты и заросли еще не превратили лес в колючую чащу, и все же порой, чтобы сэкономить силы и время, мне приходилось шагать по галечному руслу ручьев.

В таких лесах, как джунгли Эвридики, вполне могут водиться крупные хищные или ядовитые звери. Межгалактический кодекс звероловов запрещает носить оружие, способное убить живое существо. Так что настоящим звероловам помогают решительность, находчивость и хитроумные приспособления. Комбинезон-хамелеон делал меня почти невидимым. «Хамелеонной» краской были окрашены и шлем, и высокие ботинки, и перчатки, и широкий пояс, увешанный необходимыми в полевых условиях устройствами, от бинокля до аптечки. Костюм был сшит из негрубой, но такой прочной ткани, что я мог бы выдержать в нем удар молнии. Из-за повышенной герметичности ни одно насекомое не могло забраться мне в рукав или за шиворот. В душном и влажном полумраке джунглей я чувствовал себя неуязвимым, мне было не жарко и не холодно, не сухо и не мокро.

– Игорь! Селезнев! Ты меня слышишь? Где ты?! – раздался в наушниках взволнованный голос Зеленого. – Отзовись!

Эх, не успел! Меня уже спохватились, а я еще не добрался до озера!

– Я здесь, все в порядке, – приглушенным голосом отвечал я. – Жди меня на месте, я скоро вернусь!

– Как это – жди? Ты понимаешь, что нарушил инструкцию выходить в джунгли только в связке и на вездеходе? – прошипел Зеленый. – Почему меня никто никогда не слушает? Ведь я же предупреждал…

Я не дослушал, о чем он предупреждал, потому что быстренько отключил связь. Так, теперь нужно так же быстренько пленить искомого десятинога, чтобы пополнить этим великолепным экземпляром коллекцию животных моего родного Космозо…

В джунглях стояла почти полная тишина. Высоко надо мной в кронах деревьев мелодично перекликались птицы, верещали маленькие зеленые «обезьянки» да назойливо жужжали насекомые. Я усилил мощность звука в наушниках до максимума, чтобы уловить хотя бы намек на присутствие десятинога. В уши мне ударил такой дикий рев, что я чуть не упал, пошатнувшись, и несколько секунд стоял с выпученными глазами, потом задрожал в охотничьем азарте и ринулся навстречу своей звероловческой удаче.

Лес не просматривался дальше чем на тридцать шагов, но местность, на радость мне, была не слишком захламлена, так что я несся, выписывая сложные зигзаги между упавшими и вывороченными деревьями.

Рев в наушниках усиливался, деревья расступились, и я на полном ходу влетел в самую гущу драматических событий. В низине поблескивало озерцо с пологими песчаными берегами. Вокруг озера бегал на коротких когтистых лапах… дракон. Да-да, самый настоящий дракон, огромный, метров пятнадцати длиной, с телом, покрытым зеленой сверкающей чешуей! Шипастый алый гребень тянулся от огромной головы до кончика мощного хвоста. Дракон извергал из клыкастой пасти огонь – он пытался поджарить чудовище, засевшее в озере, – мое чудовище, будущую жемчужину коллекции Космозо!

Десятиног, это чудо-юдо, гибрид слона с осьминогом, выглядел не менее устрашающе. В верхней части массивного тела, как змеи, яростно клубились щупальца, грудь прикрывал большой панцирь, а на куполообразной голове с коротким хоботом я насчитал четыре пары глаз. Возможно, глаза различались по функциям, одни лучше видели на близком расстоянии, другие – на дальнем, остальные – в разных спектрах…

Итак, они серьезно не поладили, ревели, как два футбольных стадиона, и наверняка разогнали всю живность вокруг. Языки пламени сожгли растительность вокруг озерца, в закипающей воде всплывала кверху брюхом мелкая рыбешка. Десятиног спасался от огненных атак, глубоко ныряя в воду, и тоже не отставал, защищался изо всех сил, пыхая на дракона облаками желто-зеленого дыма, не причинявшими тому никакого вреда. Еще бы! Судя по сказкам, драконы сами отличаются крайне зловонным дыханием.

Время от времени десятиног переплывал на другую сторону озерца, чтобы отдышаться на мелководье, пока его враг обегал озеро. Драконий хвост хлестал по песку, оставляя узоры «елочка». К счастью, дракон не мог подняться в воздух на своих крохотных атавистических крыльях и, по всей видимости, не умел плавать, иначе десятиногу пришлось бы совсем худо. Я вдруг заметил, что у десятинога вовсе не десять ног, а всего три, но толстых, основательных, как у слона.

Эпическая битва явно затянулась, чудовища устали, движения их замедлились, а запасы дыма и огня иссякали на глазах. Пришло время выступить третьей силе, то есть мне. Я мечтал поймать одного редкого зверя, а в результате получил прекрасную возможность привезти на Землю целых двух – несказанная удача! Намеченная мной стратегия поимки была проста: усыпить, связать и транспортировать на корабль. В первую очередь следовало нейтрализовать дракона, чтобы он не спалил трехнога. Но и трехнога нельзя было надолго оставлять без внимания, он вполне мог убежать в чащу, и кто знает, сумел бы я его там догнать и выловить.

Я достал из рюкзака пистолет, стреляющий сонными бомбочками, и стал осторожно подкрадываться к чудищам.

Дракон как раз переводил дух, не сводя, однако, злобных красных глаз с противника. Тот распластал по воде щупальца и с шумом втягивал воздух своим коротким хоботом. Я, к сожалению, как ни старался, не мог приглушить звук шагов по песку. Дракон быстро повернул голову в мою сторону. Я замер. Дракон снова уставился на трехнога. Я выстрелил, целясь в вытянутую драконью голову с длинными усами, свисавшими по бокам пасти.

У сонной бомбочки есть сенсоры, дающие сигнал о близости органической материи, иначе говоря, плоти. Как только сенсор срабатывает, бомбочка выбрасывает два крылышка, позволяющие ей затормозить и взорваться, в данном случае прямо перед носом дракона. Не тут-то было! Каким-то непостижимым образом дракон заметил бомбочку и проглотил, как муху. Я выстрелил снова и с тем же результатом. Мы стояли на месте, я стрелял – дракон без всякого ущерба для организма хрумкал мои боеприпасы. Все это стало напоминать стрельбу по тарелочкам. Вжик! Хрум! Вжик! Хрум…

После пятого бесполезного выстрела пришлось менять тактику. Я сунул пистолет за пояс и, сорвавшись с места, забежал дракону за спину, включил режим «вакуумные подошвы и ладони», взобрался на драконий хвост и стал пробираться к голове, стараясь не прикасаться к острым, как бритва, алым шипам на гребне.

Оседланный дракон взревел так, что трехног с коротким охом сразу пошел на погружение, выплеснув на берег пол-озера. Дракон крутился на месте, пытаясь меня скинуть, но я уже добрался до его мощной шеи и выпустил бомбочку над самым носом. Она пыхнула синим облачком. Через минуту дракон лежал, уткнувшись в песок.

Тем временем трехног вылез из озера и с самым несчастным видом принялся озираться по сторонам, будто что-то выискивал. Я выстрелил в его сторону. Он осел и завалился на песок.

Сколько времени будут спать дракон с трехногом, я не знал. Обычно, чтобы не навредить животному, действие сонного газа длилось несколько минут, в которые зверолов должен был уложиться. Поэтому я бросился за рюкзаком. Я не сразу его нашел, ведь он был невидимым, пришлось попинать воздух под деревом. Я нашарил в рюкзаке два мотка очень прочной липкой ленты, которой рассчитывал обмотать пасть дракону, связать лапы, щупальца, в общем, обезопасить себя на тот случай, если звери проснутся не вовремя. И вдруг мне стало нехорошо: засосало под ложечкой, по коже побежали мурашки. Я резко обернулся – в лицо дышал дракон, смотрел на меня, невидимого, в упор. Не знаю, как он меня почувствовал. Возможно, умел читать следы на песке, возможно, увидел раскрытый рюкзак… Но он подкрался ко мне неслышно, как тень.

Я отпрыгнул в сторону и покатился по песку. Дракон успел клацнуть зубами в сантиметре от моего лица, зацепил мой локоть и разорвал рукав. Я еще не встал на четвереньки, а он уже выпустил мощную струю пламени и спалил мой рюкзак.

Мне ничего не оставалось, как повторить проверенный трехногом способ защиты – прыгнуть в озеро и выплыть на середину. Теперь я на собственной шкуре почувствовал, как несладко быть объектом драконьего гнева. Деревья у озера тряслись от его противного пронзительного крика, и чем сильнее дракон кричал, тем энергичнее извергал из пасти пламя и кипящую слюну.

Через какие-то пять минут я совершенно выбился из сил. Сквозь дыру на рукаве защитный костюм наполнился водой и только мешал нырять. Улучив момент, когда дракону потребовалась передышка, я стянул шлем, кое-как выбрался из комбинезона и, волоча их за собой, поплыл к противоположному берегу. Дракон, конечно же, сразу побежал вокруг озера, намереваясь организовать мне теплый прием. Вот же неугомонное существо…

Амуницией мне пришлось пожертвовать, чтобы выиграть несколько важных секунд, – пока дракон расправлялся с брошенным на песок костюмом, я успел взобраться на ближайшее дерево. В этом и заключался мой план спасения. Ствол был толстым и гладким, но, к счастью, сучковатым – по сучкам я пулей взлетел наверх.

На мощной нижней ветке, располагавшейся метрах в десяти над землей, две зеленые обезьянки грызли оранжевые фрукты.

– Прекрасная погода, не правда ли? – сказал я, устраиваясь рядом с ними и тяжело отдуваясь.

Они молча таращились на меня.

Эта картина («Боевое крещение космозоолога») до сих пор стоит у меня перед глазами: на берегу озера, затянутого дымком, лежит массивная туша трехнога с раскинутыми по песку бледно-молочными щупальцами; я сижу на дереве, распаренный, как после бани, в мокром спортивном костюме, в компании зеленых обезьян, а снизу за мной наблюдает самый настоящий, а не мифический, дракон. У меня ни средств связи, ни орудия защиты от его клыков и огнедышащей пасти.

Неожиданно совсем неподалеку раздалось характерное тарахтенье, треск сминаемых кустов, и вскоре к озеру выехал наш вездеход. В кабине сидел Зеленый. Прибыла подмога.

Завидев нового врага, в железной грохочущей броне, дракон несколько оторопел, раскрыл пасть, но вместо пронзительного крика из нее вырвалось только сиплое дыхание и струйка дыма. Охрип, похоже! Из кабины вездехода высунулся Зеленый со звуковым ружьем и направил его на дракона. Секунда – и «усыпленный» ультразвуком дракон свалился на землю.

– Ура! – заверещал я с дерева. – Зеленый! Ты змееборец! Ты мой спаситель… Спасибо!

Зеленый поднял на меня глаза. Лицо у него было крайне суровым.