Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Картель

ModernLib.Net / Владимир Колычев / Картель - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Владимир Колычев
Жанр:

 

 


– Слишком сложная схема, – покачал головой Шепенков. – Если Стоянова была заодно с киллером, она бы сама разобралась с Мелиховым. Есть масса смертельных, но безопасных для отравителя ядов…

– Значит, здесь что-то другое.

– Корысть. Обыкновенная корысть. Я думаю, Стоянова собиралась получить за Василису выкуп.

– Тогда почему она засветилась?

– Не знаю. Может, случайно. А может, она вообще не собиралась возвращать дочь отцу живой… В любом случае произошло похищение, и Стоянова должна за это ответить. А Мелихова подадим в розыск…

Севастьян почему-то не сомневался в том, что вина Стояновой будет доказана. Но что же дальше будет с Василисой? Мать погибла, отец, похоже, тоже, родные о себе знать не дают. Осиротела девчонка. И еще, возможно, ей угрожает опасность.

Может, и не связан был дружок Стояновой с мафией, и потому не представлял собой никакой опасности, но из ОВД, куда привез его Шепенков, Севастьян прямым ходом отправился к Василисе.

Девушка находилась в палате интенсивной терапии, и Севастьяна пропустили к ней не сразу. Ему пришлось объяснить дежурному врачу, что девчонке угрожает опасность не только от интоксикации, только тогда его впустили в палату, где он и остался с больной до утра.


Палец выдвинулся откуда-то со стороны и прилепил к глазку видеокамеры жвачный шарик.

Это было сделано вчера. Перед тем, как Стоянова вместе с Василисой вышла из подъезда. Потому и не смогла засечь ее видеокамера в момент, когда она выходила из подъезда и садилась в свою машину.

А видеокамера как будто нарочно размещалась на такой высоте, что наклеить жвачку на ее глазок мог даже школьник. Руки бы таким техникам-установщикам поотрывать…

С видеокамерой понятно, но кто-то же должен был отвлечь и консьержку, которая могла увидеть Василису в компании со Стояновой.

Севастьян сидел в консьержной комнатке, просматривая вчерашнюю запись. Нашел нужный ему фрагмент, промотал его до момента, в котором какая-то женщина отдирала жвачку.

– Кто это? – спросил он у консьержки, которая сидела рядом и с интересом наблюдала за происходящим на экране.

– Лариса Дмитриевна это, она вчера дежурила, я ее сегодня сменила.

Вид у Ларисы Дмитриевны был недовольный, она еще и ругнулась, с брезгливостью отбрасывая жвачку.

– То есть вас, Антонина Евгеньевна, вчера здесь не было?

– Нет, не было.

– И как Ольга Сергеевна Стоянова выходила из дома, вы не видели?

– А кто это такая?

– Она работала няней у Василисы Мелиховой, в тридцать шестой квартире.

– У Василисы? Ну, как же знаю… Няней, говорите, работала? А я думала, что она хозяйка квартиры. Важная вся такая, нос до потолка, – осуждающе покачала головой маленькая, будто высохшая женщина. Лет семьдесят ей, не меньше.

Севастьян показал фотографию, снятую им с мобильника Стояновой. На одном из нескольких снимков она красовалась в одиночестве – волосы распущены, рот широко растянут в белозубой улыбке, ворот блузки щедро распахнут… Что ни говори, а выглядела она очень соблазнительно – как на фото, так и в жизни.

– Она?

– Она.

– А это кто? – Севастьян предъявил фотографию парня, которого Стоянова запечатлела на фоне фонтана «Дружба народов» на ВВЦ.

Лет двадцать пять ему на вид, может быть, чуть больше. Роста чуть выше среднего, не сказать, что атлетического сложения, но плотный, тяжеловесный. Черты лица грубые, угловатые, как будто лобзиком выпилены, но правильно подобранная прическа, казалось, сглаживала эти внешние дефекты. Приталенный пиджак поверх модной рубашки, стильные джинсы. Он явно следил за собой, но на пижона не походил. Взгляд у него не простой – не то чтобы мудрость в нем, но какой-то жизненный опыт, познать который дано далеко не каждому. Он улыбался, но выглядел при этом очень серьезно.

– Ну, видела я такого… – кивнула консьержка. – Ходил тут.

– К кому ходил?

– Ну, в тридцать шестую квартиру и приходил. Я его хорошо запомнила. Видный парень, улыбчивый, комплименты мне говорил, – зарделась вдруг она.

– К Ольге Сергеевне приходил?

– Ну да, кажется, к ней…

– Комплименты говорил?

– Ну, не то чтобы комплименты, но говорил со мной уважительно…

– Знакомиться не пытался?

– Как же без этого! – улыбнулась женщина и раскрыла рабочий журнал. – Вот, тридцать шестая квартира, четырнадцатое июля, Сорокин Тимофей Алексеевич.

– Тимофей Алексеевич? – удивленно посмотрел на нее Севастьян.

Не думал он, что ларчик откроется так просто. Этот Тимофей и в телефоне у Стояновой засветился, и фамилию свою консьержкам выдал. Или в этой простоте какой-то подвох заключен, или этому парю нечего скрывать от правосудия. Стоянова вроде не знала его фамилию, а тут пожалуйста.

– Он сам вам это сказал или вы в паспорт смотрели?

– Ну, как же без паспорта? У нас тут, конечно, не политбюро живет, но все равно люди серьезные.

– Место регистрации вы, конечно, не записываете?

– Прописку, что ли? Ну, на прописку мы смотрим. Москвичу, оно доверия больше. Но нет, адрес не записываем… Но прописка у него московская. Я тут крестиком отмечаю, если московская…

– Крестик поставили, но адрес не записали… Ладно, разберемся. Значит, он двенадцатого июля в первый раз появился?

– Ну да, тут записано. Раньше я его не видела…

Двенадцатого июля Мелихов был уже мертв, и Сорокин мог беспрепятственно гостить у него дома. Или даже устроиться на постоянное место жительства.

– Точно, раньше не видели?

– Не видела. Я бы такого запомнила… Он ведь и потом приходил. Пройдет, улыбнется…

– А Лариса Дмитриевна ничего вам про него не говорила? Ну, может, вчера его видела?

– Не знаю, не говорила… Да вы сходите к ней, я вам адрес дам, она сейчас дома должна быть. Тут недалеко.

Лариса Дмитриевна действительно была дома. И Сорокина она вспомнила. Оказалось, что этот парень появился вчера как раз в то время, когда Стоянова выводила из дома Василису. Завел с женщиной разговор, отвлек ее внимание, после чего поднялся в тридцать шестую квартиру, но вскоре вернулся. Оказалось, Ольги не было дома, о чем Сорокин и сообщил консьержке. А та даже не знала, что сказать, потому как прошляпила и Стоянову, и ее пленницу…

Севастьян позвонил Шепенкову, рассказал про Сорокина, поделился своими соображениями, после чего отправился в больницу к Василисе.

Не нравился ему Сорокин. Судя по всему, этот тип умел влезть без мыла в любую щель. Значит, он мог играючи проникнуть и в палату к Василисе, со всеми отсюда вытекающими…

Глава 9

За колючей проволокой человек весь на виду, а его душа как на рентгене. И днем он находится под прицелом людских глаз, и ночью. А взгляды у зэков проницательные, от них никакая мелочь не укроется. И лучше не притворяться, не изображать из себя чрезмерно крутого, а то ведь вычислят, в лучшем случае на смех поднимут, а в худшем – опустят.

С Федей Ляховым произошло худшее. Прибыл два года назад по этапу, еще на карантине начал народ строить, пальцы веером раскидывать. Там этот номер прокатил, а когда в отряд попал, ему быстро укорот дали. Сначала предупредили, а потом и опустили.

Два года назад Федя ходил гоголем – нос в облаках, грудь колесом, походка от колена, как у революционного морячка с крейсера «Аврора». А сейчас бегает как ошпаренный петух – голова вниз, глазки в сторону, кулачки прижаты к груди, задница вихляется… Свидание у него с женой было – за три дня он отдохнул, отъелся и сейчас в свою петушиную хату возвращается. А жизнь там нелегкая. Если это вообще жизнь…

Егор Мелихов шел в противоположном направлении. Пока что его вели, вроде как под конвоем. Но документы уже на руках, вещи собраны, и за ворота контрольно-пропускного пункта он выйдет сам, без всякого сопровождения…

Ему не в чем было себя упрекнуть. Понты он не колотил, крутого из себя не строил, но и сопли никогда не распускал. Из толпы старался не выделяться, в авторитеты не лез, но и в обиду себя не давал. Держал себя ровно, продуманно, правильно, а потому за четыре года не вляпался в историю, которая могла бы стоить ему условно-досрочного освобождения. А статья у него серьезная – убийство, шесть лет строгого режима. Могли бы дать и больше, если бы адвокату не удалось переквалифицировать умышленное убийство на превышение пределов необходимой обороны. Но ведь и четыре года, проведенные на строгом режиме, тоже немало. И они вычеркнуты из жизни.

Но ничего, все уже позади. Егору всего тридцать шесть лет, он еще полон сил и энергии и готов дальше продолжать свою работу. Потому и ждет его у ворот черный «икс-шестой» «БМВ». И Витя Коготь навстречу ему идет, объятия распахивает:

– Сколько лет, сколько зим! Здорово, братишка!

Когда-то у Вити весь рот был золотой, а сейчас передние зубы – чистый фарфор. Раньше он в спортивном костюме любил щеголять, а сейчас шелковая рубашка на нем, джинсы из дорогого бутика, туфли из крокодиловой кожи. Но золотая цепь на месте: без этого атрибута Витя спать не ложится. Часы золотые швейцарские на руке. И тачка у него пижонская. Ну, Витя без понтов – не Витя.

Зона строгого режима – это не пансионат, после которого человек должен цвести и пахнуть. Но и запускать себя здесь никому не позволено. Хочешь, чтобы тебя уважали, держи себя в рамках. Не опускайся сам, или это сделают другие… Егор держал себя в форме – качалка, баскетбол, все такое прочее. Даже за кожей лица следил, чтобы на свободе свежо выглядеть. Зэковский шарм там уже давно не в моде. И с одеждой у него сейчас полный порядок – в чем на этап заехал, в том и вышел. Был один умник, джинсовый костюм хотел у него «одолжить», неделю потом в больничке отвисал…

– Рад тебя видеть, Витя! – позволил приобнять себя Егор и похлопал старого друга по плечу.

– Ну что, с ветерком? – кивком головы Коготь показал на свой внедорожник.

– За руль можно?

– Э-э… Не вопрос!

Не очень-то хотел Витя уступать Егору свое место, но и возражать не стал. Все-таки они одной с ним весовой категории, Каргол одинаково их ценит. Во всяком случае четыре года назад так и было. Каргол – человек мудрый, у него все четко – чем выше в его глазах ценишься, тем больше имеешь.

У Егора тоже был «БМВ», только не «икс-шестой», а «икс-пятый». Продал он его. Через адвоката из Бутырки продал. Пятнадцать лет ему тогда светило, зачем, думал, машине без него пропадать? Шесть лет ему отмерили, но ведь и это срок. За это время джип и устареть мог, да и содержание в копеечку бы влетело. А сейчас он вернется домой и отправится в автосалон, может, такую тачку, как у Вити, возьмет. Если понравится…

А машина не могла не понравиться – мощная, четкая, послушная.

– Сколько зверей? – разогнав «БМВ», спросил Егор.

– Не понял.

– Мотор мощный, я бы такой не в лошадях мерил, а в зверях…

– А-а, теперь понятно! – расплылся в улыбке Коготь. – Пятьсот зверей! Гы, за двести тысяч убитых енотов!

– Хорошо, брат, живешь.

– Да не жалуюсь.

– А Паша как там живет, не жалуется? – без ехидства и совсем не весело спросил Егор.

– Ну, живет…

– Как там с Татьяной вышло?

– Да как, в поворот на скорости вошла, думала, если тачка крутая, то вынесет. Вынесла. Только не туда, куда надо, прямо на встречку, а там «КрАЗ». Говорят, даже не мучилась…

Егор вздохнул.

Когда-то Татьяна была его девушкой. Первая красавица, умница, жить бы с такой да радоваться, но Паша испортил всю малину. Закрутил с Татьяной, и она ушла к нему, вышла замуж, родила дочь. Все бы ничего, но Паша был его родным братом. Старшим братом.

Не нарочно Паша обидел Егора. Так влюбился в Татьяну, что страх потерял и совесть. И брата. Вроде бы и понимал его Егор, но не простил. Нет, их пути-дорожки не разошлись, как были они в команде Каргола, так и остались. Иногда пересекались по делам, здоровались, перекидывались словами, но это, пожалуй, было все, на чем строились их отношения. Егор не мог простить ему Татьяну, а Паша злился на него из-за этого. Первое время Паша пытался искать пути к примирению, а Егор упрямился назло ему. Потом Паша привык, что родной брат стал ему чужим, смирился с этой мыслью. Да и пересекаться они перестали. Каргол ушел с территории, которую контролировал все девяностые годы, – менты вынудили его к этому. Рэкет, «крыши» ушли в прошлое, остался только бизнес, большей частью теневой. И теперь зоной интересов Каргола была вся Москва. Бригады его распылились по всей столице. Сначала размельчились, потом распылились. Одни бригадиры наркотой занимались, другие – оружием, третьи – контрабандой, четвертые… Паша занимался одним делом, Егор другим – так и жили, не пересекаясь.

Лед тронулся только четыре года назад. К этому времени Егор уже успел два раза жениться и столько же развестись, последнее, кстати, случилось вовсе не из-за любви к Татьяне. И любовь забылась, и острота проблемы затупилась. Обида, правда, еще не прошла, но злости давно уже не вызывала.

Егор находился под следствием, Паша его навестил, поговорили по душам – отношения вроде бы наладились. И еще Егор звонил Паше, когда погибла его жена – соболезнования, все такое. Год назад Паша даже приезжал к нему, всего на пару часиков заскочил, но тем не менее…

Вроде бы все хорошо было, но почему-то сегодня за Егором приехал Коготь. Или не смог Паша забрать его, или не захотел. А может, был чем-то занят.

– Пашка мне звонил, сказал, что сам за тобой подъедет, – как будто прочитав его мысли, заговорил Витя. – Я ему вчера позвонил, мобильник молчит. И домашний не отвечает. Может, дела какие-то…

– Может, и дела.

Егор повеселел. Это хорошо, если Паша собирался ехать за ним. А то, что не смог… Должен был смочь. Ну да ладно…

– Сдал Пашка, – произнес вдруг Витя.

– Кого сдал? – не понял Егор.

– Да ни кого, а вообще… Ну, из-за Татьяны сдал. Сам не свой ходит… Сейчас уже не так, а первое время вообще никакой был…

– Любит он ее.

И любил Паша Татьяну, и любит, и будет любить. Баба она – лучше не бывает, но вряд ли Егор мог бы ее любить так долго и сильно, как Паша.

– Что-то вид у тебя сонный, – заметил Витя.

– Да?

Жгучий интерес к машине уже прошел, до девочек еще далеко – заскучал Егор, а потому на него вдруг навалилась усталость – как будто за все четыре года.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4