Глава первая

В первые секунды Костя подумал, что ему мерещится. Девушка неуверенно шла по брусчатке мимо обезглавленного памятника Ленину. Вытянутая рука безголового вождя пролетариата направляла незнакомку в сторону Кости. Ее мелкая фигура со старомодным платком на плечах едва различалась в синеватой черноте апрельского вечера. Костя стоял с сигаретой на углу тускло-желтого дома и удивленно глядел в ее сторону. Стук каблуков тревожно оглашал притихшую, словно кинозал перед сеансом, улицу: цок-цок, цок-цок. Костя дернулся и быстро пошел наискосок к девушке.

– Стойте! Вы спятили? – приблизившись и поймав ее за рукав, негромко сказал он. – В центре города, в комендантский час?!

Незнакомка вздрогнула и остановилась, глаза ее блеснули. Словно подернутые влажной пленкой, с какой-то задумчивостью и тоской во взгляде. Костю даже кольнуло в груди.

– Пустите! А вы-то как здесь?

– Мне можно. У меня корочка с чипом. – Костя отпустил ее руку.

Девушка оправила рукав полушубка, точно ей его повредили.

– Мне все равно, – обреченно сказала она.

И какие-то хриплые, низкие нотки послышались в ее голосе.

– Пойдемте со мной, – почти скомандовал Костя. – Я вас провожу.

Девушка покорно двинулась вместе с ним. Чтобы убраться с видного места, Костя свернул с площади, пересек дорогу и повел ее вдоль бывшего здания городской думы, а ныне – Дома Правительства, по направлению к станции «Площадь 1905 года». Фонари в целях экономии давно не зажигали – было хоть глаз выколи. Зловещая тишина по-прежнему прерывалась лишь стуком каблучков по подмерзшему покрову. Костя ступал бесшумно.

«Странно, откуда она тут взялась, – рассуждал он. – Где-нибудь на Химмаше или на Эльмаше, где нет патрулей, еще можно спокойно разгуливать в эту пору, если, конечно, не боишься ножичков или просто кулаков случайных гопстопщиков. Улицы отдаленных районов кишат всякой нечистью. Но, коли повезет, прорвешься. Главное – уметь быстро бегать. А здесь на каждом углу патруль. Впрочем, неизвестно, что лучше: не успеть убежать и получить увечье от хулигана, не разобравшегося даже, есть ли у тебя боны, или же подхватить воспаление легких в ледяном обезьяннике».

– Ну и куда мы держим путь? – спросил Костя.

Незнакомка уже открыла рот, но тут они оба замерли – из-за угла вынырнул патруль. Два типа в серых ватниках с алыми повязками, будто два увальня медведя вышли на тропу или явились фантомы в ночи. До них оставалось шагов десять. Костя матерно выругался про себя. Нащупал в кармане брюк пропуск, машинально провел подушечкой пальца по выпуклости чипа. Девушка осторожно взяла его под руку и легонько прижалась к плечу. Косте показалось, что она дрожит.

– Не бойся, все будет нормально.

Один из увальней отделился, видно, решил зайти сбоку. Подумали, что нарушители скроются в скверике, что справа. Но унылые безлиственные деревца только отталкивали. «Вот придурки!» – с пренебрежением взболтнул про себя Костя.

И потянул за собой девушку:

– Пойдем.

Они сделали несколько шагов вперед, пока не сблизились с патрулем. Тот, что отделился, так и зашел сбоку, встал рядом. Первый неожиданно щелкнул ксеноновым фонариком, и яркий белый пучок ослепил Костю, а потом переметнулся к его спутнице.

– Кто такие? – Самодовольная улыбочка на чистом лице с тонкими бровями. Едкие, изучающие глаза.

Второй, с противной юношеской щетиной, заметной даже в полумраке, чуть ухмыляясь, прикуривал сигарету.

«Сосунки, – определил Костя, – только школу закончили, а уже – в Народную Дружину».

Он достал ксиву и сунул ее под пучок света, будто подставил зеркальце, которым хотел отразить луч врага. Тонкие брови удивленно сдвинулись.

– Константин Муконин, агент Чрезвычайного правительства. Особые отметки: полная свобода передвижений. Не липа, а?

Ставшие хитрыми, глаза прищурились, патрульный достал из-за пазухи «электробритву» и просканировал чип. Второй наклонился к нему, выпустил сизый в свете фонарика дымок. «Бритва» удовлетворенно пискнула.

– Значится, в базе есть, – сипло проблеял второй.

– А что за куколка с тобой? – Из-под тонких бровей по незнакомке скользнули недовольные глаза.

– Это моя сестра. Ее выперли из больницы. И мне надо провести ее домой.

Тонкобровый хмыкнул, небритый насупился.

– Ну-ну. Дуйте в метро. И чтоб я вас больше здесь не видел, – сдался первый и выключил ксеноновый фонарик.

И они удалились. Несолоно хлебавши. Муконин облегченно вздохнул. Девушка по-прежнему держала его под руку.

– Ну что, куда идем? – глянул на нее Костя.

Она повела плечом.

– Есть ли тут гостиница или еще что? Мне надо снять комнату.

– Что? Ты с луны свалилась?! Все гостиницы, общаги и ночлежки забиты до отвала.

– Значит, мне некуда идти.

Опять эта хрипотца. Как у захворавшего ангиной ребенка.

– Ты что, беженка?

– Вроде того.

Она ссутулилась, как-то вся сжалась. Подбитая птица, подумал Костя. Еще одна жертва сумасшедшего города, мегаполиса с военными порядками. Еще одной некуда идти. А сколько их, таких?

– Ладно, – вздохнул Муконин. – Есть у меня кушетка для гостей. Бесплатное койкоместо. Одну ночь можешь переночевать. А там что-нибудь придумаем.

Она промолчала. Ну что ж, разве могло быть иначе? Только вот интересно: ему-то зачем лишние хлопоты? А может, просто подвернулся случай скрасить очередную черную ночь и не завыть собакой?

Неожиданно повалил снег. Со всех сторон. И Муконину, поведшему за собой ее – слабый огонек чужой жизни, почудилось, будто черное небо выбрасывает к ним белые нити, чтобы оплести их, идущих, в паутину. Но все безрезультатно. Слишком влажные нити. Быстро тают. Только щекочут слегка по переносице.

Метрополитен был совершенно безлюден. Они сели в пустой вагон. На одно сиденье, напротив двери. Здесь, при вялом свете, Костя смог разглядеть свою спутницу. Личико оказалось на удивление приятным. Гладкая кожа и даже естественный румянец на щеках, чувственные губы с едва различимым, но характерным изгибом. Чуть раскосые глаза, карие, мутные, как воды реки, глядели с интересом и боязливостью, что ли. Глядели из-под длинных и тонких бровей, отдаленно напоминающих гримасу печального клоуна. Соломенная прядь выбивалась из-под норковой «каски» с козырьком. «Сколько ей? – спросил себя Костя. – Лет двадцать, пусть двадцать пять, не больше».

– Как тебя зовут?

– Маша.

– Маша? Какое странное имя.

– Почему же странное?

– Ну, редкое.

– Обычное русское имя.

– Н-да, русское, – задумчиво протянул Муконин. – А меня Костей зовут.

– Тоже нормально.

Он почему-то усмехнулся.

– Откуда ты?

– Из радиационной зоны. Из Иваново.

– Город невест.

– Что?

– Город невест – когда-то так говорили про Иваново.

– А. Да, я слышала.

Поезд жутко завывал. В окнах мелькали лампочки туннеля. Станции не объявляли. Вагон просто останавливался, раздвигал створки, являя безлюдную платформу, запуская с ветерком холодные запахи бетона и смолы шпал, и долго и монотонно жужжал осами. Затем створки закрывались, и поезд снова завывал и разгонялся.

– Как ты оказалась одна? Ведь беженцы обычно приезжают группами.

Он чуть наклонился к Маше, повеяло слабым запахом духов. Что-то цветочное, притягивающее. Черт возьми, какая редкость в наше время!

– Вся моя семья погибла. Я уехала из зоны сама по себе.

Он хотел сказать что-нибудь вроде: «сочувствую» или «это ужасно». Но любые слова казались ни к месту, выглядели банальными до неприличия и ненужными. И он промолчал. Только тупо уставился на ее руки. Тонкие изящные пальцы с ухоженными малиновыми ногтями нервно теребили краешек платка. Спиральное колечко на мизинце – короткая серебряная пружинка.

Муконин жил рядом со станцией метро, в районе, удаленном от центра города. Здесь он чувствовал себя уверенно, даже без старого «Макарова». Последний пришел в негодность после пожара, охватившего неделю тому назад рабочий кабинет. Причина огня оказалась прозаической – короткое замыкание.

Было темно и тихо. Снегопад кончился так же неожиданно, как начался. Патрулями и не пахло. Маша шла рядом, по правую руку, понуро глядя под ноги, на снег.

Он уже жалел, что взял ее с собой. «И зачем мне это?» – вертелось в голове. Когда долго живешь один, к одиночеству привыкаешь, и оно уже не кажется трагическим, ты даже начинаешь бояться его нарушить. Но, может быть, это-то и страшно?

Ему показалось – что-то присутствует. Легкая тень метнулась впереди. Костю кольнуло. Он взял спутницу за руку и тихо сказал:

– Что бы ни случилось, главное – не бойся. Слушайся меня.

Затаив дыхание, они зашли в арку длинного дома. Впереди материализовались два болвана, и сзади синхронно выплыл один, преграждая пути к отступлению. Один из тех, что встал на пути, тихо свистнул.

– Эй, тормози-ка!

Костя остановился. Ему показалось, что девушка вцепилась в него ногтями, словно кошка.

– Телка, сумочку гони. А ты – лопату.

Муконин на секунду оглянулся, чтобы оценить обстановку. Тот, который сзади, остановился у входа в арку и двигаться, по всей видимости, не собирался. Другие двое угрожающе приближались. Костя слегка отстранил девушку и достал зажигалку. Огонек выхватил вязаную шапочку, смуглое лицо со скулами, напоминающими лошадиный оскал, пустые пьяные глаза. Этот остановился напротив Кости и навел пистолет. Второй преспокойно держал руки в карманах, очевидно чувствуя превосходство. Его чернобровое лицо имело характерные черты. Башкир или казах, что-то в этом роде. Жадно разглядывал Машу.

В эти несколько мгновений Костя быстро соображал, как выкрутиться. Он чувствовал к ним лишь ненависть, как к обычной дворовой шпане.

Похоже, просто безработная шайка. Не беглые зэки и не малолетки. Есть шанс справиться и с тремя. Не силой, конечно, а хитростью. Если успею.

Но он не успел. Точнее, успел лишь совершить главное. Тип с лошадиным оскалом, как и предполагалось, не знал или просто не ожидал классического приема против пистолета. Костя резко отступил влево и левой же рукой захватил запястье бандита. В одно мгновение оружие оказалось в правой руке Муконина. А парень с лошадиным оскалом, натужно воя, согнулся в три погибели, получив одновременно пинок в живот. Костя тут же навел пистолет на второго.

Но он не успел. Не успел, чего и боялся, уследить за третьим, который сторожил сзади. Раздался короткий визг. Третий уже обнимал Машу со спины, она как-то странно задирала голову, и под маленьким точеным подбородком блестело лезвие ножа.

– Эй, мудила, бросай пистолет, или я ей глотку перережу!

Времени раздумывать не было.

– Ну и что, режь, – спокойно сказал вдруг Костя. – Она мне никто. А я вас тут всех перестреляю до полусмерти. А потом патруль вызову. Потому что у меня чип. Знаешь новую фишку? Сейчас гребут без суда и следствия. Мне даже превышение не пришьют.

Это подействовало.

– Белый, оставь, уходим, – бросил башкир.

Белый убрал нож и выпустил Машу. Но напоследок все-таки дернул за сумочку. Девчонка оказалась не промах, удержала. Костя выстрелил в стену для острастки. Бандиты, матерно ругаясь, рванули вперед из арки и скрылись.

Костя пропустил девушку вперед. «Умный дом» включил свет в прихожей. Запахло картофельными очистками и рыбьими головами. Костя поморщился. «Лучше бы ты умел перерабатывать отходы». Маша остановилась посреди прихожей, стянула с плеч платок, поглядела на хозяина. Взглядом щенка, вопрошающего, можно ли прилечь на коврик.

– Не стесняйся, чувствуй себя как дома, – бодро сказал Муконин.

До чего глупая фраза, тут же подумал он. Разве может сравниться чужое с собственным углом? Даже в дружеских хоромах не так уютно, как в родном шалаше.

Он помог Маше снять полушубок. Гостья оказалась в красивой кофточке, зеленой с белыми полосками, с приятной выпуклостью на груди, на ногах были черные брюки, – нагнувшись, Маша сдернула сапоги.

Он разоблачился сам, и тут они встретились нос к носу.

– Постой-ка, – Костя свел брови. – У тебя царапина от ножа.

Положив руку на ее холодный лоб, он аккуратно, словно умелый парикмахер, приподнял девичью головку.

– Сейчас обработаем.

Ее губы, пухленькие и чистые, оказались теперь так близко, что ему вдруг сильно захотелось поцеловать. Глаза ее, почудившиеся просветлевшими, забегали туда-сюда.

Когда прошли в комнату, он достал туалетную воду и ватные палочки.

– Садись.

Маша послушно опустилась в кресло.

Он запросто встал на колени и, заглядывая снизу, обработал царапину на шее. Потом, выпрямившись над ней, положил руку на костлявое плечо.

– Ба, да ты все еще дрожишь!

– Я так испугалась. Там, в арке. До сих пор не могу отойти.

– Ну ничего, сейчас выпьем коньяка, и все пройдет.

Костя подошел к бару, достал пузатую бутылку, купленную в правительственной лавке, и два хрустальных бокала.

– Он, правда, теплый, – посетовал Муконин, наполняя бокалы. – Но, впрочем, коньяк так и пьют.

– Мне чуть-чуть, всего один глоток.

Протянув ей бокал, Костя сел на диван.

– Выпей сразу до дна. – И сам показал пример.

Приятное тепло быстро спустилось по пищеводу. Маша некоторое время раздумывала, прежде чем проглотить свой коньяк. А когда выпила, то по-детски сморщилась, ему даже стало забавно.

Тут он вспомнил про пистолет. Достал оружие из кармана, покрутил в руках. Щелкнул, разрядил.

– Однако. Неплохая игрушка, – хмыкнул он.

– Что? – испуганно сдвинула брови Маша.

– Ничего, забудь.

Костя засунул пистолет в полость между подлокотником и подушкой дивана. Маша вопросительно поглядела на него.

Муконин как ни в чем не бывало взял пульт и включил панель на стене.

На большом экране крупным планом возникло круглое, с большим ртом, лицо полпреда Громакова. Точнее, бывшего полпреда, провозгласившего себя ныне и. о. президента Уральской Республики. Лысеющий и. о., облаченный в черный костюм, сидел за круглым столом в уютной студии.

– Сегодня мы подготовили ряд новых директив, касающихся, прежде всего, отношений со странами, проявляющими, эм-м, крайне нездоровый интерес к нашей новой республике, поддерживаемой дружественным Китаем. А также это несколько директив, затрагивающих внутренние проблемы, в основном, экономического характера, – вещал и. о. – Что касается последних, это, например, директива Чрезвычайного Правительства под номером сто двадцать три, где четко прописывается порядок обмена валюты на уральские боны в местных органах управления. Этот процесс мы, наконец, жестко регламентировали, исключили всякие льготные списки, и теперь каждое предприятие, какой бы то ни было формы собственности, обязано немедленно ввести в оборот уральские боны.

Поскольку, эм-м, участились случаи подделок, в директиве сто двадцать шесть мы ввели беспрекословную меру наказания для фальшивомонетчиков. Теперь любой, у кого поднимется рука нарисовать бону, без суда и следствия подвергается смертной казни. Если помните, неделю назад мы выпустили директиву, где объявили любых преступных элементов, пойманных с поличным, вне закона, и разрешили расстреливать их без суда и следствия. Надо сказать, этот указ принес должные плоды. Сегодня, по данным Уральского Комитета Безопасности, мы уже отмечаем спад преступности на двадцать процентов.

Что касается внешней политики, – Громаков немного ослабил галстук на шее, – то, как вы знаете, наши враги в Америке, разбомбившие Москву, а также Великобритания и Япония спят и видят, как бы им добраться до нефтяных земель за Уральским хребтом. Но мы для того и объединились в Уральскую Независимую Республику, чтобы защитить главное достояние русского народа. Для того и заручились поддержкой Китайской державы, чтобы отпугнуть западных врагов. Как бы ни хотели челябинские, пермские и тюменские коллеги самостийности, они все равно понимают, что в данный момент можно выжить исключительно сообща. Поэтому, во избежание проникновения на наши территории всякой вражеской агентуры любого толка, мы сформировали командование общих пограничных войск и крайне ужесточили пограничный контроль на западе Пермского и Челябинского регионов, на востоке Тюменской области, а также в екатеринбургском аэропорту «Кольцово». В командный состав вошли как китайские, так и русские генералы, – и. о. поменял позу. – Другой директивой мы обозначили размеры и сроки необходимой помощи нашим соратникам, соединениям сопротивления, всеми силами старающимся бороться на землях Дальнего Востока против японских оккупантов. То есть нашей главной задачей, как вы видите, остается всецелое возрождение России, ради этого мы с вами работаем денно и нощно, используем всю возможную мощь. Любые далеко идущие планы, любые стратегии и тактики в это столь непростое время, в конечном счете, подчиняются единой цели: объединению, возрождению, возвращению величия нашей многострадальной Родины, которую мы когда-то гордо именовали Россия.

– Спасибо, Евгений Петрович! – Камера переместилась на телеведущего, моложавого мужчину с пышной смолистой шевелюрой. – Я надеюсь, наши земляки хорошо понимают значимость того, что вы делаете. Во всяком случае, мы с вами помогаем им в этом. Но не могли бы вы сейчас более подробно остановиться на…

Муконин сплюнул, чертыхнулся и переключил канал. «Если бы не бесплатная нефть, – подумал он, – хрен бы китайцы поддерживали паритет с натовцами». Хрупкая Уральская Республика на поверку являлась лишь зоной раздела между китайским и американским влиянием. Но с Китаем русские делились нефтью, а НАТО показывали кукиш.

На другом канале транслировался старый добрый фильм. Героя по ошибке посадили в самолет, и он летел в Ленинград. Интересно, нравится ли ей эта милая незабвенная комедия? А была ли она до войны в ныне изуродованном Петербурге, тоже не избежавшем ядерного удара, чудеснейшем городе, который назывался когда-то Ленинградом? Костя отложил пульт и внимательно посмотрел на девушку.

Маша разглядывала комнату: стены оттенка морской волны, стилизованный комод, который охранял безмолвный ушастый щенок из плюша, панно с непонятным пейзажем в духе Пикассо.

«Вот она сидит здесь, – подумал Костя, – будто пригретый котенок, принесенный с мороза, потихоньку оживает и, порывисто почистив шерстку, начинает осторожно озираться по сторонам. Зачем я привел ее сюда? Зачем я остановил ее там, на площади? Может, это был лишь ничем не обоснованный порыв? Как неожиданное дуновение осеннего ветерка, поднявшего с земли горсть золотистых листьев или как проявление слабости старого хищника? Нет, нет. Просто… Черт его знает! Что-то этакое промелькнуло в ее походке, в ее фигуре, что-то жалкое и нестойкое, а главное – чем-то отдаленно знакомое, напоминающее ту, другую походку. И вот теперь она здесь: пушинка, занесенная ветром перемен. И еще одна жизнь случайно (или нарочно?) соприкоснулась с моей.

Первая доза коньяка, поначалу радовавшая легким теплом, уже куда-то испарилась. Костя вдруг почувствовал сильную усталость. Она накатила волной и наполнила тело железной тяжестью. Костя снова налил в бокалы. День выдался трудный. Он долго работал, застрял в центре города, возвращаться пришлось поздно.

– Ну как, полегчало? – спросил он у Маши.

– Да, мне уже лучше, – она утвердительно закивала.

– Давай выпьем еще.

Она робко взяла бокал. Обозначился характерный изгиб в рисунке губ.

– Ты один здесь живешь? – Маленькая ласточка над переносицей взмахнула крыльями.

– Нет, не совсем. Иногда по ночам кто-то скребется. То ли крыса, то ли домовой.

Маша попыталась улыбнуться, сдвинув уголок рта.

Они выпили.

– Может, хочешь перекусить? – спохватился Муконин.

Маша молча пожала плечами.

– Кажется, у меня завалялась пара яиц. Пойду сделаю яичницу.

Так он сказал и отправился на кухню, по пути вдруг осознав, как пошло прозвучала первая фраза. Пошло прозвучала бы в иное время, в ушедшем мире, но здесь и сейчас на подобное уже не обращаешь внимание.

Когда Костя вернулся, он застал ее в том же положении. Как будто за эти пять минут его отсутствия она даже не пошевелилась. Девушка сидела с пустым бокалом в руке, вжавшись в кресло, и зачарованно смотрела на мелькающий экран. В фильме пьяный Лукашин в этот момент изумлялся тому факту, что он находится в Ленинграде, а не в Москве. Маша лишь мотнула головой в сторону вошедшего Кости и блеснула глазами.

– Вот, поешь. У меня что-то нет аппетита. – Он протянул ей тарелку, с которой призывно смотрели два больших желтых глаза, сервированных с одного краю вилкой, а с другого – кусочком черного хлеба.

– Спасибо, – тихо поблагодарила Маша, устроила тарелку на коленках и сразу принялась кушать.

Он стал молча наблюдать, как она изящно держит вилку, как тщательно пережевывает, аккуратно работая челюстями, как поднимает исподлобья виноватые глаза. Ну точно – котенок. Выкинутый за порог из благородной семьи. Подыхать будет от голода, а все равно съест не торопясь.

Когда тарелка опустела, Маша поставила ее на комод, находившийся поблизости. Вопросительно и добродушно поглядела на Костю. Ему почудилось, что карие глаза ее затянулись поволокой. Муконин опять разлил коньяк.

– Ну вот, теперь можно еще выпить, – попечительно сказал он.

В этот раз Маша с готовностью приняла большую рюмку. Осушила вслед за ним и даже почти не поморщилась.

И после этого ужина «чем бог послал», и этого третьего коньяка, она начала таять, как снежная баба. Принялась вдруг говорить без умолку, подобно случайному попутчику в купе поезда. То появлялась скупая слеза на раскрасневшейся щеке, то ее озарял редкий смешок – она рассказывала о своих недавних бедах и давних радостях. О том, как тяжело было ехать в холодном вагоне, набитом вонючими беженцами, как трещала голова от плачущих младенцев и пьяных причитаний. О том, как хорошо жилось в детстве, как она ездила в Турцию с родителями и купалась в Черном море, а небо казалось чистым и мирным, и никто не предполагал, что все когда-то вот так вот жестоко изменится. И что папа в разгар второго экономического кризиса отправился на заработки в Москву и там потом оказался в самом эпицентре ядерного взрыва, а мама умерла от сердечного приступа. И как она, Маша, добралась на попутных автобусах до Казани, а потом села в поезд.

Тут она, наконец, заплакала, со всхлипами, с сотрясанием хрупких плеч и груди. Муконин сел рядом, прижал ее к себе, стал гладить по спине и утешать.

– Я не знаю, – захлебываясь, отрывисто говорила она. – Это все так… Куда идти?.. И если б не ты… Я бы сгинула тут…

– Ну перестань, перестань, – сквозь зубы твердил Костя, у него в горле стоял комок. – Все наладится. Все будет хорошо.

Она вдруг затихла, обняла его за плечи и поцеловала: сначала в шею, потом выше. Костя ответил. Он впитал ее слезы на щеках, осторожно попробовал ее губы, отдающие виноградным спиртом и жареным яйцом. Затем они начали жадно целовать друг друга.

«Умный дом» потушил свет от щелчка хозяина и заглушил телепанель. И скромная луна, подглядев в окно, заметила, как торопливо руки стягивают одежды.

Глава вторая

Рано утром нещадно затрындел домофон. Осторожно убрав с груди Машину руку, Костя с трудом поднял голову, совой поглядел в окно. Между щелками жалюзи едва рассеялась темная синь. Муконин нащупал пульт и включил настенную панель. На экране нарисовалось угрюмое лицо, которое, слегка шевеля густыми черными усами, низким голосом произнесло:

– Откройте, Комитет Безопасности!

Костя тихонько матюгнулся и нажал кнопку. Похмелье не мучило, но голова почему-то казалась тяжелой. Маша слабо простонала и отвернулась к стенке. Он нехотя вылез из теплой постели, ежась от холода (топили плохо), оделся и пошел открывать.

На пороге стоял тот же усатый тип, невысокий, как и Костя, он был в камуфляжной куртке. Его седые волосы прикрывала шапка-формовка с оставленным снятой кокардой отпечатком. Из-за его спины кидали выразительные взгляды два молодца, бритые ежики на макушке, тоже в защитных спецах.

– Константин Муконин?

– Ну допустим.

Перед глазами у Кости мелькнуло удостоверение комитетчика. «Жаль, что у меня нет средства проверить чип», – пролетело в голове.

– Мы из Комитета Безопасности. Вы подозреваетесь в причастности к покушению на министра Комова.

От неожиданности Костя растерялся и отступил в сторону. Незваные гости без церемоний ввалились и двинулись в комнату.

– Какое покушение, вы издеваетесь, что ли? – опомнился Костя, дернувшись вперед. – Я агент Правительства.

В комнате он обогнал их и преградил дорогу. Быстро достал из брошенных на стул брюк потертую корочку и сунул в лицо усатому. Наверно, нелепо в этих серых штанах и красной футболке, с протянутой ксивой, стоять тут перед ними. Такая промелькнула мысль. Маша проснулась и села на диване, притянув одеяло к шее. Ее осоловелые глаза округлились, наполнились страхом.

– Костя, что происходит?

Главарь комитетчиков отстранил удостоверение и обошел Костю.

– Мы знаем, кто ты такой. Но у нас особое распоряжение.

– Вот как? Интересно, чье же? – обернулся хозяин.

– Костя, кто они такие? – снова подала голос Маша.

– Успокойся, все нормально. – Муконин сел на диван рядом с девушкой.

– Так, а это у нас кто, сожительница? – пренебрежительно спросил усатый, подойдя к окну.

– По-моему, это вас не касается.

– Ну, это уж нам судить, что нас касается, а что нет, – насупился главарь.

Поглядев на своих подшефных, он тут же отдал им распоряжения:

– Ты – давай глянь в шкафах, а ты – иди посмотри в коридоре.

– Какого хрена? – Костя поднялся с дивана. – Вы что, собираетесь у меня обыск устраивать?

Усатый снял шапку и пристроил ее на подоконник. Затем дернул за молнию, будто распоров себе брюхо, снял куртку и положил ее на комод. Ушастая собачонка хитро посмотрела одним глазом из-под его бушлата. Дальше комитетчик беспардонно бухнулся в кресло, покряхтел в кулак и кисло поглядел в окно.

– Бля, с раннего утра как белка в колесе. Слушай, Муконин, у нас ордер на обыск. За подписью премьер-министра. Показать?

– Покажи.

Угрюмый комитетчик достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку и развернул перед Костей. Тот внимательно пробежал глазами по строчкам. Усатый воровато спрятал бумажку обратно.

– Это какая-то ошибка, – хмыкнул Костя, потом снова сел рядом с Машей.

– Как знать. Обыск покажет. – Усатый равнодушно повел плечом.

Двое молодцев скинули свои куртки в прихожей, один остался там и зашуршал. Второй братец вернулся и, остановившись у плательного шкафа, натянул прозрачные перчатки. Затем он раскрыл дверцы и начал ощупывать одежду. Муконин тупо уставился на его короткостриженый висок с идиотски выбритой дорожкой, стрелой уходящей за ухо.

«В этой дурацкой республике, мать ее, можно по особому распоряжению человека убить!» – подумал Костя.

– Ну и что мы ищем? – спросил он вслух.

Рядом Маша настороженно зашелестела одеялом.

– Поступили сведения, – главарь мутными глазами посмотрел на Костю, – что у вас находится пистолет, из которого стреляли в Комова.

Костя ощутил, как по телу пробежал легкий ток.

Покончив со шкафом, парень с дорожкой на виске неодобрительно цыкнул. Досадливо хлопнув дверцами, он перешел к комоду. Выдвинул верхний ящик и начал нашествие варваров.

– Может, вы не будете нас утруждать и сами отдадите пистолет?

Муконин покачал головой.

– Нет у меня никакого пистолета.

– Не хотите? Ну, как хотите. Ладно, будем искать.

– И вообще, имейте совесть, дайте хоть даме одеться, – вдруг вскипел Костя.

Тип с выбритым виском повел носом в их сторону (рука застыла с повисшим на ней проводом удлинителя), тонкие губы растянулись в пошлой ухмылочке. Комитетчики переглянулись.

– Бобер, отвернись, – устало бросил усатый, а сам поглядел в окно. – Пожалуйста, мы не смотрим.

Костя приподнялся и дотянулся до стула, прихватил свою рубашку. Отдал ее Маше, та, мелькнув молочной наготой с бурым соском, торопливо натянула рукава и принялась застегиваться.

«В другой ситуации это было бы прекрасно, – с грустью подумал Муконин. – Утро, постель, девушка в твоей рубашке. Ничто так не идет женщине, как мужская рубашка на голое тело».

– Спасибо, – демонстративно сказал Костя, когда последняя пуговица поддалась ей.

Усатый равнодушно посмотрел на них, потом в сторону коридора.

– Эй, Гога, что у тебя там? Долго еще?

– Тут ничего нет, – раздался приглушенный голос из прихожей.

«Только тупые отвечают таким тоном», – усмехнулся про себя Костя.

– Посмотри на кухне, в шкафах. В туалете посмотри, в бачке.

– Щас сделаем.

Тем временем Бобер перерыл уже все ящики комода и перебрался к серванту. Захлопали стеклянные дверцы.

В желудке заныло. Костя с досадой вспомнил о куске колбасы, притаившемся в холодильнике, – остатки правительственного продпайка. Этой заначкой он поленился вчера угостить Машу. Тут же замечталось о крепком горячем чае. Но под рукой были только сигареты. Он взял со столика пачку с зажигалкой, вытянул сигарету и прикурил.

Бобер быстро завершил поиски в серванте. Развернувшись, он подозрительно посмотрел на диван. Костя будто бы почувствовал поле, испускаемое пистолетом. Еле удержался, чтоб не поглядеть на то место.

– Так-с. Не могли бы вы потесниться? – противный рот кровожадно улыбнулся.

– Вот именно, давай-ка, посмотри там, – воодушевился командир. – Может статься, он его под подушкой прячет.

– Ща глянем, Саныч.

У Кости зажгло виски. Он отодвинулся на край дивана, Маша прижалась к нему. Она показалась теплой и хрупкой, неприбранные волосы запахли весной.

Бобер перевернул подушки, пощупал рукой простыню. И вот эта большая, волосатая, с родимыми пятнами рука неумолимо углубилась в проем у подлокотника. Подвигалась туда-сюда и замерла. На скуластом лице Бобра на мгновение застыло выражение счастливого грибника. В следующую секунду пистолет был извлечен на свет.

– Ага, нашлась игрушка, – натурально потирая руки, обрадовался Саныч.

Бобер бережно, точно у него в руках очутился золотой слиток, передал пистолет Санычу. Тот, предварительно извлекши носовой платок, завернул «игрушку».

– Господин Муконин, – торжественно сказал он, вставая, – это ваше оружие?

– Нет, не мое, – посмотрел ему в глаза Костя.

– Тогда как вы объясните его присутствие в вашей квартире?

– Послушайте, вы не имеете права! – вдруг возникла Маша. – У вас даже нет понятых.

Костя крепко взял ее за руку, но она добавила:

– Это пистолет ублюдков, которые напали на нас вечером.

– Вот как? – театрально удивился усатый.

«Впрочем, что тут скрывать, – сказал себе Костя. – В любом случае, надо говорить правду».

– Да, на нас напали грабители, когда мы шли домой накануне. Этот пистолет я отобрал у них.

– Очень интересно. У вас есть их приметы?

– У меня есть отпечатки пальцев на сумочке, – снова вклинилась Маша.

Костя чуть сильнее сжал ее руку.

– Я смогу их описать, – тихо сказал он.

– Ладно, разберемся в конторе, – вздохнул Саныч. – Гоген, ты там не сдох? Отбой уже… Господин Муконин, вы задерживаетесь по подозрению в покушении на министра Комова. До выяснения всех обстоятельств. Собирайтесь.

– Хорошо. Только попрошу вас выйти, – спокойно сказал Костя, выпустив Машину руку.

– Мы подождем в прихожей, – согласился усатый.

Они вышли.

– Послушай, как же так? Скажи ты им, ты же не виноват! – Ясные теперь глаза Маши так смотрели на него, что ему стало не по себе.

– Успокойся, все будет хорошо. Я разберусь с этим и вернусь, не успеешь и моргнуть, а ты пока хозяйничай тут. Если что, еда в холодильнике.

Он затушил сигарету в пепельнице. Затем быстро оделся. Остановился посреди комнаты. Маша рассеянно молчала. Он подмигнул ей, мол, все будет о'кей. И вышел.

Повезли на раздолбанной «ВАЗовской» «пятнашке». Саныч сел с водителем, Бобер и Гоген – на заднем, приперев с боков Муконина. От них запахло потом, в машине кочегарила печка. Водила, как киборг, вяло покручивал лысеющую голову на бычьей шее, заглядывая в зеркала.

Хмурый Ебург, как издавна называли город в народе, беспардонно выбрасывая из сердца катерину, – хмурый Ебург вяло просыпался. Над мегаполисом курился серый смог. Тусклый желток солнца прятался где-то сбоку. Недостроенные высотки с мрачной чернотой окон нелепо красовались рекламными баннерами на цоколях. Рота солдат в бушлатах защитного цвета, с «калашниками» наперевес, угрюмо маршировала по трамвайным путям. Боязливо озираясь, безликие прохожие спешили по своим делам. Тут и там бросались в глаза вывески с большими красными буквами.

Машина резво неслась по скользкой дороге, то поднимаясь по наклонной, то полого съезжая вниз, юрко перескакивала на соседние полосы и обгоняла своих «вазовских» собратьев и старые тонированные иномарки. Не справилась только с новой «Тойотой» на водородном топливе, серебрящейся своим «металликом». Там, наверно, мажор какой-то ехал.

Комитетская троица хранила зловещее молчание. Когда выбрались на проспект Ленина, перед ними замаячила единственная в городе трехмерная реклама, выросшая как раз во время Русской Хиросимы. Яркая блондинка в белом халате, с соломенной метелкой, свешивающейся на плечо, стояла посреди проспекта. В руках она держала поднос с тушкой цыпленка, то приподнимала его, словно протягивая встречным и при этом белозубо улыбаясь, то опускала. Ее движения, мимика лица казались неестественными, как в старинном немом кино. Но, тем не менее, она была объемная, почти настоящая. Над ней бежали трехмерные буквы:

Их «пятнашка» поравнялась с девицей, вблизи будто прошитой каплями дождя, и равнодушно пронеслась мимо. Вскоре выехали на улицу Луначарского. Она оказалась менее оживленной. Костя предположил, что везут в старое здание, переоборудованное под КБ.

Так оно и вышло. Свернули, правда, не совсем там, в конце здания, и заехали за угол. Припарковались на заднем дворе. Костю провели через черный ход. Обыскали, забрали все, кроме смартфона. По каким-то сумеречным коридорам прошествовали к черной железной двери. За ней оказался кабинет. Старый стол, допотопный графин с водой, металлический шкаф, удручающая решетка на окне, три стула.

– Муконин, с вами будет работать следователь. Ждите здесь. – Чуть ли не силой Саныч посадил Костю на стул в углу стола, и все трое растворились, а в дверях провернулся ключ.

Костя огляделся. Скучные стены с коричневыми обоями, зрительно уменьшающими пределы комнаты. На потолке висела примитивная лепестковая люстра. За окном скучал белоснежный двор, оглашаемый лишь отрывистым собачьим лаем. К прутьям решетки тянула сухие костлявые щупальца молодая осина. В отдалении, рядом с зеленой металлической стойкой в виде широкой буквы «П», зачем-то стояла бабка в клетчатом пальто, растопырив ноги, и неотрывно смотрела на противоположный серый дом. Костя отвернулся от окна. Мысли беспорядочно закружились.

Что, черт возьми, происходит?! Меня подставили? Неужели рыбка клюнула? Миротворцы из Самары наняли продажных комитетчиков, и те вышли на меня? Устроили немыслимую махинацию с пистолетом? Значит, это они сами грохнули министра? …Комов, министр энергетического комплекса. Два дня назад сообщили. Обычное убийство: возвращался с работы, выбрался из джипа и не дошел до подъезда, три выстрела, свидетели, как водится, не нашлись. Нет, не убийство. Потом сказали – лежит в реанимации. Покушение связано с деятельностью Чрезвычайного Правительства. Враги новоявленной республики. Кто-то хочет подорвать паритет с китайцами изнутри. Сломать неумолимый рост тарифов на сибирскую нефть, задушить уральско-китайские отношения. Прозападный след, скорее всего, миротворцев из Самары. И здесь Костю явно хотят сделать козлом отпущения и, таким образом, прибрать к рукам. Убить двух зайцев? Что ж, посмотрим, посмотрим, как поведет себя следователь. Надо же, сколько оборотней вокруг! Вот, блин! Необходимо срочно связаться с Ганей.

Костя достал смартфон и вслух чертыхнулся. На дисплейчике бежали строчки: «Только экстренные вызовы». Ну конечно, все здание напичкано блокираторами.

Тут дверь заскрипела. В кабинет вошел человек в серых джинсах и синем свитере. Худощавый, так что свитер висел на нем, непропорциональное овальное лицо с вытянутыми скулами, с едва заметными оспинками на щеках, нагловатые глазки потихоньку бегали – Муконину он не понравился с первого же взгляда. В руках у следователя был ноутбук. Хитро улыбнувшись, он сел за стол и разложил компьютер. Приготовился печатать.

– Меня зовут Николай Альбертович, – вкрадчивым юношеским голосом произнес он. – Я следователь по особо важным делам.

– Очень рад за вас, – съязвил Костя.

Николай Альбертович, которому было лет двадцать семь с виду, поднял голову и захлопал ресницами.

Да, не выглядел он красавцем, от таких модельные девушки нос воротят, но ресницы казались изящными.

– Зря вы так, – вздохнул следак, – начинаете наш разговор. В ваших же интересах, Константин, вежливо ответить на мои вопросы. Разве вы не осознаете всю степень своего положения?

– Осознаю.

– Ну вот и прекрасно. Имя, фамилия, отчество?

Он поймал взгляд Муконина и осекся.

– Ладно, пропустим. При обыске у вас найден пистолет, предположительно причастный к покушению на министра Комова. Это ваш пистолет?

– Я уже говорил, что не мой.

– Тогда как он к вам попал?

– Вчера поздно вечером я возвращался домой с работы. В подворотне на меня напали какие-то уроды. Один угрожал пистолетом. Хотели отобрать деньги. Но я отобрал у них пистолет, и они убежали. Вот и все.

– Правда? Прямо так справились с тремя? Вы не находите, что это звучит, мягко говоря, нескромно?

– Нет, не нахожу. Для бывшего офицера бывшей Российской армии это нормально. А откуда вы узнали, что их было трое? – Костя прищурился.

– Вы же сами нам об этом сказали, – выкрутился особист.

– А, ну да.

– Хорошо, я вам верю. Но вот поверят ли другие? У вас есть свидетели? Вы один возвращались с работы?

Тонкие пальцы Николая Альбертовича застучали по кнопкам.

Костя на секунду задумался.

– Нет, не один. Со мной была девушка, моя знакомая.

– Фамилия, имя, род занятий?

– Какое отношение это имеет к делу? – вспылил Муконин. – Вы можете опросить жильцов. Наверняка кто-то видел в окно.

– Возможно. – Следак прикрыл ноутбук и встал из-за стола. – Но, честно говоря, нам некогда этим заниматься.

Он прошелся по кабинету.

– Знаете что, Муконин, хватит нам играть. Я, пожалуй, прямо сейчас раскрою карты.

Тут в дверь скромно постучались. Николай Альбертович подошел, провернул ключ. Опять противный скрип, и образовавшийся зев коридора выплюнул руку с бумажкой.

– А, вот и заключение подоспело, – значительно прогнусавил комитетчик, закрыл замок и вернулся за стол. – Так-так.

– Что-то быстро у вас, – ощерился Костя.

– А чего тянуть-то? Тут вам не путинская Россия, где нюни распускали, демократы хреновы! Раз-два и готово. И, кстати, ничего утешительного. Экспертиза показала, что выстрелы производились именно из данного пистолета, найденного у вас в комнате. Также с отпечатками пальцев. Вот здесь, читаю: идентичны отпечаткам Муконина Константина из базы данных Чрезвычайного правительства.

– Здорово обляпали, – буркнул Костя.

Николай Альбертович вновь выбрался из-за стола и прошелся по комнате, вдоль стены. Это начало раздражать.

– Ну вот, Муконин, вы видите, – сказал он, остановившись и поглядев на дверь, затем развернулся и продолжил: – У меня теперь все козыри на руках. Улика несомненная. Потому, я повторюсь, раскрою карты. Нет смысла играть дальше.

– Да уж, пожалуйста.

– У вас есть выбор. Либо расстрел без суда, ну, в лучшем случае, ссылка в постъядерную московскою зону. Либо вы соглашаетесь сотрудничать с нами, и тогда пистолет изымается из дела на неопределенное время.

– С кем это с вами?

– Ну, скажем так, со мной. – Следователь сел на свое место. – Мне нужны полные, исключительные сведения о нанотехнологическом оружии «Минипа». Во-первых, вся техническая информация. Ну и, во-вторых, собственно, на каком этапе находится разработка, кто там заведует группой ученых, кто руководит всей программой, а главное, когда и где оружие будет применяться. Все явки, пароли, файлы. Самый что ни на есть полный объем информации.

Костю затеребило внутри.

– Какая, к черту, «Минипа»? С чего вы взяли, что я имею к этому отношение?

– Вы мне тут дурочкой не прикидывайтесь, Муконин, – напыщенно строго сказал особист, – не юлите. Бесполезно. Мне все известно, мы здесь зря штаны не протираем. Нам важно, почему разработка ведется без ведома Комитета Безопасности?

Костю переполнило. Он наклонился вперед, прихватил пальцами свитер на груди сыщика и уставился жгучими глазами.

– Слушай, ты, следователь по особо важным! В Комитете, кому надо, тот знает. А если ты об этом вынюхиваешь, значит, чья ты шестерка? Американская? Или китайская? Стоит мне отсюда выйти, и тебя сотрут в порошок, понял? Ты и вся ваша шайка, на кого вы работаете? Предатели в КБ, ха-ха-ха, думаете, вам это с рук сойдет? В путинской России ты, наверно, пищевыми добавками торговал, честных пенсионерок травил, да? А теперь Джонам продался? Сколько они тебе посулили? В долларах или в юанях?

Николай Альбертович похлопал элегантными ресницами, выдернул свитер из Костиной руки, отодвинулся со стулом.

– Остыньте. Если будете себя так вести, я вас в камеру отправлю с крысами. Я никого не предавал.

Ожидания Кости оправдались. О проекте «Минипа», который он курировал, кроме, собственно, и. о. президента и одного генерала КБ, весьма надежного человека, знали только самые проверенные люди. А именно, ученые из Академгородка, точнее, небольшая группа непосредственных разработчиков, и еще Ганя, давний товарищ, ведущий в проекте бухгалтерские счета. Но было сделано так, чтобы о небывалых успехах уральской оборонки, то есть о мнимом завершении работ, услышали в штабе миротворцев в Самаре. В смутное время мало кому можно доверять. И вот теперь, стало быть, «утка» успешно сработала, и кто-то слил информацию обратно на Урал о том, что проект существует, и им занимается мелкая кучка, а также что именно Костя курирует разработчиков. «Минипа» предназначалась для уничтожения локальных воинских соединений, такая передовая технология, скорее всего, имелась уже и у китайцев, и у японцев, и у американцев. Но то, что она создана в Уральской Республике, у врагов, разумеется, вызывало сомнение и желание проверить. Корни изобретения уходили еще в светлое российское прошлое: работы начинались на заре века под патронатом небезызвестной корпорации РОСНАНО, по заказу Минобороны России. Теперь оружие как будто обрело абсолютную форму. И вот получается, что миротворцы проглотили наживку. Немудрено, что иностранцам позарез захотелось вычислить конкретные аспекты того, как действует русский «меч-кладенец», и когда он будет применяться против них. Вычислить любыми путями. Вплоть до подкупа комитетчиков Уральской Республики.

Но каким образом произошла утечка сведений? Как они узнали, что именно через него, Костю, можно выйти на разработчиков?

– А вот кое-кто, – вдруг нагнал на себя грозности Коля Альбертович, – кое-кто возомнил себя новым русским героем и считает возможным что-то там создавать втайне от Комитета. Потому что имеет наглость не доверять людям в КБ и обвинять честных граждан в предательстве, не понимая, что всех нас объединяет общее дело. Тогда как сам хранит пистолет, из которого стреляли в министра республики, а как к нему попала пушка – шьет белыми нитками. Да еще и осмеливается угрожать: когда я выйду отсюда. (Он попытался передразнить.) Ты выйдешь, но, как только доложишься своим – мы об этом сразу узнаем и схапаем тебя вперед, и отправим под расстрел, благо, есть законная отмазка – пистолет. Так что свои тебе не успеют помочь и в порошок меня не сотрут. А пока иди-ка ты все же в камеру и подумай. Обо всем.

Непонятно, подал следователь какой-то сигнал или просто комната прослушивалась, но, когда он открыл дверь, тот самый Бобер с дорожкой на виске, который нашел пистолет, уже поджидал. Пихнув Костю «калашником», он с посвистыванием повел Муконина вдоль длинного коридора. Камера оказалась где-то посередине. Лязгнул засов, ствол автомата подтолкнул в спину, и все. Костя остался один.

Обстановка была классической. Деревянная лежанка с подушкой без наволочки, простенький табурет в углу, бетонные стены, бетонный пол, маленькое зарешеченное окно на самом верху.

Костя сел на кушетку, поглядел в окно. Там виднелось лишь серое небо.

Как быстро все изменилось. Разве еще вчера мог он предположить, что сегодня окажется здесь, в этой тесной камере?

Ему вдруг вспомнилось, как лет двадцать тому назад с хвостиком, будучи первокурсником военной академии, он сидел на гауптвахте. Там была почти такая же камера, холодная и пугающая, и твердая лежанка продавливала до костей. Но за клетчатым окном пел солнечный май, и Костю грела мысль о том, что рано или поздно он выйдет отсюда и снова побежит в самоволку, к страстной кассирше с серыми, как январское небо, глазами, с родинкой на левой груди, повыше соска, а летом, пресытившись ею, не попрощавшись, он поедет домой в отпуск. То было словно совсем в другой жизни, в другой стране, в ином мире. А теперь мир перевернулся, и время будто остановилось, и жизнь превратилась в один ужасный похмельный сон.

Костя вытащил мобильник, поглядел на экран. Связь по-прежнему отсутствовала.

«Итак, они пригрозили мне расстрелом без суда и следствия. Если я не соглашусь действовать по их правилам. Неужели вправду подумали, что так меня можно взять на понт? Впрочем, если часть руководства республики уже продалась, то подобные заявления похожи на серьезную угрозу. Но, вернее всего, расчет идет на то, что я соглашаюсь, а затем бегу „докладываться своим“, а дальше – посмотреть на нашу игру, – размышлял Костя. – Что ж, ставки сделаны, господа. Стоит помяться немного для вида и затем дать согласие сотрудничать. Заодно у нас появится возможность вывести оборотней на чистую воду. А также выяснить, кто держит нити, которые приводят в движение этих кукол. Некий дядя, говорящий на ломаном русском, – он бы многое отдал, чтобы добраться до нюансов „Минипы“».

«Минипа» – до чего странное название придумали ученые. Сокращение от «Минин и Пожарский» – памятник, от которого в Москве осталось пустое место. В далеком прошлом, в смутное время, Минин и Пожарский возглавили сопротивление против самозванцев и возродили Россию. Ныне «Минипа», недоделанная мина грядущей нановойны, предназначалась для удержания Уральской Республики на плаву. А если повезет, то и для воссоздания России (естественно, при поддержке КНР). И он, Константин, прикрываясь должностью в правительстве, непосредственно участвовал в этом секретном проекте.

«Только вот кто же меня выдал, – вновь спросил себя Костя. – Где этот чертов канал утечки?» Муконин мысленно выстроил цепочку знающих: «Во-первых, сам и. о. президента – это он тайно финансирует проект, пусть даже с помощью станка, печатающего боны, черт с ним, гиперинфляция давно повисла над всеми нами. Итак, он, конечно, отпадает. Во-вторых, генерал Калинов. Тут тоже сомнений быть не должно. Этого человека Костя знал лично. Третье звено – сам Муконин – в счет не берется. Далее Ганя, нештатный бухгалтер. Тут уж и подавно. Единственный приятель, многолетнее знакомство, ознаменованное не только общими делами, но и чем-то большим. Можно сказать, друзья. В смысле, попить пива, занять денег. Хотя и друзья могут оказаться перевертышами. Но Ганя – не тот случай. Следующим членом этой змейки идет Глеб, руководитель группы. И, собственно, сама группа численностью в семь человек. Получается, прокол должен быть где-то в этой части. Н-да. Но тогда зачем тормошить агента Чрезвычайного правительства? Не проще ли напрямую и выкачивать из ученых? Выходит, и это звено отпадает? Неужели все-таки генерал? – Костя отогнал дурную мысль. – И потом, коли бы генерал или Ганя, опять же – зачем наводить на Костю? Отчего бы самому не слить все секреты? Нет, чушь какая-то».

Тяжело вздохнув, он лег на доски, вытянул ноги в ботинках. Повернулся на бок, потом на другой. Кости неумолимо заныли. Он сел, прислонился к стене. Спина стала одним холодным облаком. Тогда он встал, прошелся по камере, опять сел и сгорбился. В желудке засосало. С новой силой захотелось поесть. Он представил ту колбасу из холодильника, чуть скрюченую нежно коричневую сардельку, косо обрезаную на одном конце и чуть приплюснутую на другом, с ненавязчивой липкостью бугристой корочки, с коварным запахом копчености. Запах этот перерос в аромат сборной солянки. Когда-то жизнь текла обычным чередом, он служил в штабе, и раз в неделю в офицерской столовой подавали солянку сборную. «Вам что положить, майонез или сметану?» – звонким хохлацким голосом спрашивала дородная повариха из гражданских.

Костя прокряхтел. Уперся руками в лежанку и покачал корпусом. Требовалось как-то избавиться от этих коварных помыслов. Он намеренно представил противную пену на прокисшем супе и резкий запах простоявшего на жаре борща. Помогло, но ненадолго. Отвратительная пена трансформировалась в многочисленные пузырьки кипящего молока.

Голод мешал думать. А нужно было решать что говорить. Послезавтра очередная стрелка с Глебом, руководителем ученой группы, и состоится она на дежурном месте, в Ганиной шараге. Будет передана небольшая сумма в бонах для подготовки к сборке «Минипы». Будут рассмотрены насущные проблемы на данный момент. Придется преподнести что-то реальное, в чем оборотни из Комитета смогут потом убедиться. Следовательно, необходимо сработать по ранее намеченному плану. «Когда миротворцы клюнут, обязательно некий агент попытается выйти на кого-то из вас, и тогда – действуйте по схеме», – упреждал генерал Калинов несколько дней назад…

Приступ голода, наконец, ослабел.

Костя ссутулился и, поставив локти на колени, обхватил виски ладонями. Начал напряженно строить в уме разговор со следователем.

Он потерял ощущение времени. Но, судя по тому, что показывал смартфон, прошло два часа. Двери звякнули, в камеру заглянул новый детина в форме цвета хаки, тоже бритый под ежика, с пустыми глазками, со шрамом на подбородке.

– Пошли, – махнул он стволом автомата. Голос у него оказался низкий и грубый.

Опять гулкими шагами прошествовали по сумеречному коридору к кабинету следователя.

Николай Альбертович уже сидел за столом и пялился в ноутбук. Костя опустился на знакомый стул. Дверь заперли. Особист плотоядно улыбнулся.

– Ну что, Константин, я надеюсь, вы поостыли, поразмыслили. У вас было более чем достаточно времени.

– Да, совершенно верно, – приосанился Муконин.

У замерзшей осины в окне вяло качнулись ветки. Или Косте это только почудилось?

– И что же, каково ваше решение?

– А ты как думаешь?

Николай Альбертович спрятал глазки.

– Ну-у… Я не знаю. Я полагаю, вы благоразумный человек.

– Вот именно, – пристально поглядел на него Костя.

Следователь тихо вздохнул. Что-то екнуло внутри, но Муконин, будто боясь себя, быстро выпалил:

– Я готов с вами сотрудничать.

– Вот и ладненько, – сразу же обрадовался Николай Альбертович.

Глава третья

Костя вышел из управления КБ в отвратном настроении. Подлые предатели немало попортили крови. Думать о деле с учеными больше не хотелось. Главное, в срочном порядке набить желудок. Впрочем, чувство голода уже притупилось, превратилось в легкую тошноту, тупое нытье.

Муконин прикурил сигарету и втянул дым натощак. Выбрался на улицу и двинулся к ближайшей автобусной остановке. Солнце вдалеке где-то висело, но было зябко. Подойдя к остановке, Костя вспомнил, что хотел найти любую забегаловку, вспомнил, что тут в двух шагах должно быть что-то подходящее, и направился туда.

Прохожие, попадавшиеся навстречу, или вовсе не обращали на него внимания, или бросали равнодушные взгляды. «Бледные лица, – думал Костя. – Господи, какие затюканные лица у нынешнего народа. И ведь скоро, скоро их доконают эти гнусные кэбэшники, эти скотские боны, этот смрадный смог и холодное солнце. И тогда все они пойдут на баррикады… На автострады… Тьфу ты. Кажется, я уже несу бессмысленный бред… А может, не пойдут? Их ведь сплачивают. Или сплачают? И они сплачиваются. Или сплачаются? У нас у всех общее дело, бла-бла-бла, мы должны вернуть Россию…» Он выбросил сигарету, мысли перескочили на другое: «Интересно, как там вчерашняя Маша? Что-то она там поделывает?»

Костя взошел на крыльцо кафе и потянул на себя дверь.

Это было обычное заведение: небольшой зал с призрачно красными стенами, три ряда столов, освещенных свисающими абажурами в виде китайских колпаков, стойка бара в глубине с полупустыми полками, едва заставленными тремя или четырьмя бутылками разной формы. Помещение пустовало. Только у входа обедал какой-то пожилой человек с лысиной и бородкой, без усов. Он сидел в пиджаке, протертом на локтях, его куртка висела на спинке стула. На табурете у стойки, закинув ногу на ногу, скучала худосочная дама в красной кофточке и короткой джинсовой юбке. Она бросила на Костю короткий оценивающий взгляд и отвернулась. «Заезжий и проститутка, – отметил Муконин. – Чудная компания для сытной трапезы».

Он выбрал столик в углу, у окна, как делал всегда, попадая в общепитовские заведения. Взял лежавшее на столе меню, пробежал глазами. Подоспела премиленькая официантка: улыбчивый ротик, аккуратная смолистая челка. Костя заказал суп, о котором думал в камере. На второе выбрал жаркое – единственное нормальное блюдо, что здесь имелось, – затем рюмку водки и томатный сок. Девушка все записала и удалилась.

Костя осмотрелся. Картина не поменялась. Он достал кошелек и заглянул внутрь. Там, помимо бесполезной банковской карточки, имелась одна купюра в пятьдесят долларов, неудобно большая, и несколько замусоленных бон, скорее похожих на детские рисунки. Удовлетворившись, он спрятал портмоне обратно.

Обед принесли быстро. Первым делом, запрокинув голову, он забросил внутрь водку. Затем взялся за суп. Аппетитный бульон смазал теплым жиром уже обожженное горло.

«Надо все-таки определиться, – сказал он себе, – сразу позвонить Гане или потом? Интересно, куда они сунули мне жучок? В прослойки кошелька? И по сим-карте точно отслеживают. Или по правительственному чипу. Так что лучше наоборот – выключить мобильник. А заодно, как-нибудь избавиться от мандата. Тогда нужно изобрести способ, чтобы предупредить Ганю. Ладно, к черту их всех! Когда я ем, я глух и нем».

Бородач в потертом пиджаке раскраснелся, – на его столе стоял графинчик с прозрачной жидкостью, точнее, с остатками на донышке. «Тоже водочкой балуется, – усмехнулся про себя Костя. – Хотя какая здесь водка? Так, суррогат». Проститутка за стойкой манерно прикурила длинную шоколадную сигарету, повела носом кверху, абажур над ней покрыли клочья дыма.

«Нет, я не буду никуда звонить, – вернулся к своим мыслям Костя. Он сделал рокировку: отодвинул опустошенную суповую тарелку и придвинул жаркое. – Надо просто тупо заявиться в гости к Гане и обо всем переговорить с глазу на глаз. А почему бы и нет? Главное – не выдать адрес, если будет слежка. А мобильник я выключу. Вот только чип…»

Официантка со смолистой челкой, обосновавшись за стойкой, отпустила какую-то шуточку, и проститутка пошло захихикала. Бородач без усов налил остатки из графина, воровато огляделся и выпил.

Покончив с обедом, Костя рассчитался бонами и сразу покинул кафе. Медленно пошел вдоль улицы, по мерзлой брусчатке. На дороге настороженно притормаживали автомобили, собирающиеся завязнуть в пробке. Внимание Кости привлекла кучка людей, толпившаяся около большого синего автобуса. Приблизившись, он расслышал возбужденные, возмущенные голоса:

– Катитесь обратно, мутанты!

– Пошли прочь, упыри!

– Гони москалей! Москвичи – козлы, вон с Урала!

– Своим места не хватает!

– Мочи их!

Разношерстные граждане, в основном молодежь, рвались ко входу в автобус. Четверо дружинников в ватниках цвета «хаки», грозя дубинками, сдерживали натиск. Тот, который крикнул: «Мочи их!» – парень с кудрявыми сальными волосами, с рюкзачком за плечами, в зеленых штанах с боковыми карманами, в подтверждение своих слов схватил с тротуара грязный снежный камень и бросил в проем открывшейся вдруг двери. Твердый комок снега и льда угодил в глаз первому вышедшему пассажиру – щупленькому парнишке в сером длиннополом пальто. Тот прилепил руку ко лбу, съежился, ссутулился и побежал к дверям темно-зеленого дома, против которых стоял автобус. Дом был некогда студенческим общежитием. Дружинник легонько пихнул сальноволосого локтем и пригрозил дубинкой. Но другие уже последовали примеру зачинщика. И вереница беженцев, под крики и улюлюканье, под градом грязных снежных комьев, прикрываясь воротниками, потекла из автобуса в подъезд дома.

Косте показалось, будто перед ним прокрутили кадры старой кинопленки. Некое ощущение дежавю охватило его. Вместе с тем он невольно почувствовал свое приобщение к толпе. Поймал себя на том, что подсознательно готов поддержать бунтарей. Но одновременно проснулась и жалость к несчастным беженцам. Муконин глубоко вздохнул, прикурил сигарету, пошел дальше.

Вскоре Костя свернул на тихую улочку. Отсюда до дома Гани оставалось два квартала – можно дойти пешком. Костя инстинктивно оглянулся: позади мелькнула чья-то шапочка и тут же исчезла за углом дома.

– Этого и следовало ожидать, – бросив окурок, пробормотал под нос Муконин.

Не сбавляя ходу, он зашел в ближайший подъезд, кодовый замок которого оказался взломан какими-то хулиганами. И там, в подъезде, притаился за второй, внутренней дверью, которую не закрывали.

В ушах поначалу зазвенела тишина. Только сердце затикало часиками. Но вот послышались глухие шаги, скрипнула внешняя дверь. В стены ударил легкий свет.

«Хвост» оказался не так глуп, как можно было предположить. Он застыл в дверях, выжидая, прислушиваясь. Костя затаил дыхание. Как назло, в горле отчаянно засвербело. «Анекдот, да и только!» – пронеслось в голове. Еле удержался, чтоб не кашлянуть. Наконец, качнулись тени, человек сунулся в глубь пахнущего мочой подъезда. Он пересек линию внутренней двери и, повернув голову, расширившимися зрачками сразу же уставился на Костю. Воспользовавшись его секундным замешательством, Муконин нанес короткий меткий удар, шпион согнулся, отчаянно хватая воздух ртом, как рыба на суше. После второго тихого и точного удара в шею он завалился на бок без чувств.

Костя склонился над жертвой, оттянул плечо. Перед ним лежал человек средней комплекции, с круглой головой в черной вязаной шапочке, его правильное лицо с глубоко посаженными глазами, отмеченное болезненной бледностью, казалось, спало мертвецким сном. Костя схватил человека под мышки и потянул на себя. Пыхтя, приподнял и выволок из подъезда. На улице, оглядевшись (слава богу, никого поблизости не было), Муконин посадил следопыта на скамейку – голова того поникла набок. Подумаешь, напился прохожий, да и прикорнул.

Затем Костя заботливо «навел марафет» шпику – закрыл ему рот и поправил вязаную шапочку.

В соседнем подъезде запищал домофон, и дверь медленно начала открываться. Костя бросил жертву и метнулся на дорогу. Потом, как ни в чем не бывало, не оглядываясь, спокойно пошел дальше. Позади кто-то закряхтел, но Муконин быстро скрылся за углом. Да ему уже и неинтересно стало, что там происходит.

До дома Гани Костя дошел без приключений. Соратник жил на восьмом этаже. Лифты не работали уже лет сто. На пятом этаже Костя остановился, перевел дыхание и мысленно обматерил городскую управу, экономящую электричество.

Добравшись до заветной двери, Муконин нажал на едва заметную кнопочку. Дверь открыли через пару секунд.

– Ба, какие люди в Голливуде! Без звоночка, просто так, очень странный знак. – На пороге стоял человек с неопрятными волосами до плеч, с трехдневной щетиной.

Костя знал Ганю давно. За несколько лет приятель не изменился, казалось, ни на грамм. По-прежнему походил на этакого рок-гитариста или байкера с усталыми глазами, а то и на попа. Не хватало только кожаной куртки или рясы.

– Форс-мажорные обстоятельства. У меня проблемы.

Ганя повел бровью, пропустил гостя вперед.

Они прошли в комнату. Из скрытых динамиков доносилась релаксирующая музыка. Муконин плюхнулся в кресло, отдышался. После сытного обеда, сдобренного рюмкой водки, нейтрализовать шпика, да еще подняться на восьмой этаж – дорогого стоит! «Старею, блин, – сказал он себе. – А чего ты хотел? Пятый десяток идет».

– Ну, рассказывай. – Ганя достал из стенки початую бутылку виски, подарок генерала Калинова, и разлил ароматный напиток по бокалам. – Тебе со льдом?

– У тебя и лед есть?

– А ты как думал!

Костя кивнул. Хозяин удалился на кухню, где сначала бодро хлопнула дверца морозилки, потом нудно захрустело. В отсутствие товарища Муконин встал с кресла, нашел листок бумаги с ручкой и быстро написал: «Прикормка сработала. Миротворцы подкупили перевертышей из КБ. Они хотят через меня узнать о нашей «Минипе» и планах ее применения на базе в Самаре. Я подозреваю, что у меня где-то спрятан жучок».

Ганя вернулся с кофейной кружкой, наполненной комками льда. Костя бросил ручку и протянул записку коллеге, сделав многозначительный взгляд. Ганя раскрыл было рот, но промолчал. Пробежав глазами текст, он занялся приготовлением виски со льдом.

– Давай колись, что случилось? – спросил, наконец, Ганя, протянув бокал.

– Меня завербовали, – театрально повысив голос, сказал Костя.

– Не понял. Кто это тебя мог завербовать?

– Не знаю. Америкосы, англичане, японцы… Не знаю пока, откуда ветер дует. Враги Родины.

– Ну-ка, ну-ка, с этого момента поподробнее.

Костя, попивая виски, вкратце поведал историю с пистолетом, все натурально, как оно было на самом деле.

– М-да, – протянул Ганя. – Вот так дела! Интересно, почему это они тебя отпустили?

– А что, по-твоему, меня должны были держать? Тогда какой от меня толк? Мне же необходимо приступить к сотрудничеству.

– Верно, я как-то не подумал. Ну надо же, а?! И все это под боком у самого и. о., под боком у генерала! – Ганя одним махом осушил бокал. – И что ты им рассказал про шефа?

– Выложил чистую правду, – подмигнул Костя, отставив в сторону пустой бокал. – Она все равно не компрометирует высокий чин. У нас же строгая конспирация, ты знаешь, на связь он выходит сам, только по Сети, деньги для ученых переводит на виртуальный кошелек. Ну, внешность описал другую, как будто он худощавый и высокий. Сказал, что видел его только один раз.

– Понятно. – Ганя тряхнул волосами. – Давай-ка поищем жучок, который они оставили.

– Думаешь, прицепили?

– Конечно, а как же иначе?

Ганя прибавил музыку, достал из шкафа маленький приборчик, похожий на мобильник, и поднес к Косте. Сканер сразу запиликал. Сигналы усилились около подмышки. Костя с удивленной миной оттянул кофту и залез рукой под футболку. Ему удалось сразу выловить «блоху». Полюбовавшись прибором, Ганя вернул его другу, и тот прицепил устройство обратно, на место. Затем Ганя приглушил музыку.

– Странно-странно, похоже, ничего нет, – демонстративно сказал он.

Убрав сканер, Ганя занялся приготовлением очередной порции виски.

– Может, они перепрошили чип в моем пропуске? – естественным тоном предположил Костя.

– А почему бы и нет? Не исключено, что они запеленговали твой код, – ответил Ганя, сунув приятелю бокал. – И теперь ты у них на мушке. Возможно даже, кто-то из них имеет доступ к правительственной системе учета чипов, ну, короче, к центральной паутинке передвижения сотрудников.

– Да, но тогда зачем отправили этого следопыта, которого я отключил? – Костя потеребил ухо.

Ганя вопросительно склонил голову набок.

– Забыл сказать, – спохватился Костя. – Когда я к тебе шел, за мной увязался хвост.

– Вот как? Сразу из Управления?

– Пожалуй. Но сначала я его не замечал. Точнее, не пытался заметить. Зашел в кафешку, пожрал – я был голоден как собака. А потом я его просек.

– И что дальше?

– Все в порядке. Я его нейтрализовал в двух кварталах от твоего дома. Теперь он не узнает точный адрес.

Ганя едва заметно улыбнулся.

– Похвально. Впрочем, другого я от тебя и не ждал.

– И все-таки, как ты думаешь, зачем шпик за мной увязался, если они могут следить за моей персоной по чипу?

– Просто для верности. Система слежения по чипам не дает точных адресов и, тем более, номеров квартир.

– Ну да, ты подтверждаешь мои предположения, – покивал Костя.

– Так у тебя забирали чип или нет? – серьезно посмотрел в глаза Ганя.

– Вообще-то, забирали. Меня обыскивали перед допросом и заставили сдать все, кроме смартфона. Но связи там все равно не было. А когда отпустили, то все вернули.

Тут Косте пришло в голову, что занести «блоху» под мышку они могли как раз в тот момент, когда изымали вещи и его ощупывали. Ведь заставляли снять кофту. Ловкость рук, достойная факира.

– Понятно, – вздохнул приятель. – Значит, надо перепрошить твой пропуск. Я пока заберу его у тебя.

Костя протянул мандат.

– А ты временно с этим походишь. – Ганя свесился с дивана и залез в тумбу, откуда выудил новенькую красную корочку.

– Что за ксива? – Муконин нахмурил брови.

– Бесхозная. Фотку свою приклеишь только. А код сегодня же тебе присвоят.

Костя с недоверием взял документ – совершенно пустой.

– Фамилию там, имя свое впишешь.

Костя восхищенно покачал головой.

– Да у тебя, однако, кладезь пропусков.

– А ты как думал? Фирма веников не вяжет.

Муконин спрятал новую ксиву в карман.

– Ну ладно, теперь мне надо как-то связаться с генералом и доложиться.

– Всенепременно. – Ганя, сидевший на диване, упер руку в подлокотник. – Надо выбрать место и встретиться с генералом тайно. Остается только передать ему сообщение о сходке.

Костя сделал несколько глотков виски.

– Я уже думал об этом, – заметил он. – У меня с шефом есть пароль на случай экстренной стрелки. И заранее оговоренное укромное место.

– Правда? И что же ты молчал? Ну и действуй тогда.

– Хорошо. А что будем делать с группой «Минипы»?

– Вытащу их бригадира пораньше. У нас же стрелка на послезавтра забита? (Костя кивнул.) Ну вот, встретимся завтра, на старом месте. А до этого он подготовит мемку с липовой технической информацией. И придумает, кого выдать в качестве себя. Черт возьми, не мог ты рассказать им что-нибудь эдакое! Будто с учеными тоже по сети связь держишь. Никого не знаю, ничего не ведаю… А теперь нужно искать человека, подходящего под твои описания мифического Жорика, начгруппы, да еще чтоб не жалко было подставить его под удар.

– Ну, извини, мне отвели мало времени на раздумья. И вообще, поглядел бы я на тебя, если б ты за решеткой посидел.

– Ладно, не суетись. Мы все обмозгуем, как это обстряпать… Значит-с, так… Нужен ложный след. Позарез нужна обманная ветвь разработки. То, что можно показать оборотням и выдать это за реальный инструмент «Минипы». Этим сегодня же займется начгруппы. Но главное – надо отвести любые подозрения от нашего плана внедрения «Минипы» на базе НАТО в Самаре. Может быть, подсунуть липовую наводку на японский Владивосток или английский Киров?

Ганя одним глотком допил виски, поднялся с дивана и прошелся по комнате. «Складно он все выложил, – подумал Костя. – Словно по заученному тексту. Хорошо на публику работает».

– Ешкин кот! Не было печали, черти накачали. – Ганя взял из рук Кости пустой бокал, приблизился к бутылке и снова наполнил себе и другу. – Ведь это очень серьезные люди. Они уже чуть не уничтожили министра Комова. Хотели, значит-с, дать под дых нашей энергетике. А теперь взялись за тайное оружие. Блин, мы не должны провалиться!

Булькнули ледышки. Не отходя от кассы, приятель выпил очередную порцию и облизнулся. Пузатый бокал словно прилип к его руке – вместе с ним Ганя сел обратно на диван.

– Колокол пробил. – Он задумчиво посмотрел в стену. – Ты, Костя, теперь центр тайного сражения Третьей мировой. Да-да, не удивляйся. Война продолжается, только иными методами. В этой локальной бойне все зависит от того, угадает ли враг, какое оружие будет применяться.

– Да ладно ты, не гиперболизируй. – Муконин потянулся и взял свой виски, который приятель забыл ему вручить.

– А я и не преувеличиваю.

«Может, он и прав, – подумал Костя. – И вообще, не происходит ли с нами то самое? Закат великой империи?! Как там было с древними римлянами? Свора собак с лаем и визгом лезет на брошенный на произвол судьбы лакомый кусок. С востока – бесстрашные готы и лавиноопасные гунны, то бишь, по-нашему, китайцы с японцами. С северо-запада – варвары с вандалами. Империя распалась на части, и уже не поймешь, кто управляет этими осколками, местные или варвары? И даже внезапная смерть бесстрашного Аттилы, пораженного тайным оружием, вроде «Минипы», – сможет ли она спасти раздробленную империю?»

Костя пригубил горячительный напиток. Отбросил глобальные мысли. В очередной раз он задал себе вопрос: кто все-таки мог выдать, что он причастен к разработке нового оружия? Странно, но у Гани этот вопрос почему-то до сих пор не возник. Ну да ладно. Согласно уже сделанным ранее логическим выкладкам, ученые отпадают, генерал тоже, тогда кто?

Тут, будто услышав его мысли, приятель спросил:

– Слушай, а кто ж тебя выдал-то? Кто-то ведь узнал, какую роль ты играешь?

– Вот именно. Я это, кстати, у тебя хотел спросить. – Костя снова глотнул виски. – Надеюсь, прояснишь ситуацию.

Ганя звонко поставил пустой бокал на тумбу, его лицо превратилось в вопросительный знак.

– На что ты намекаешь?

– Да так, ни на что. Только лишь хочу услышать твои мысли на этот счет.

– Костик, все очень просто, – лицо приятеля прояснилось. – Ведь ты же в прошлом служил в штабе, и чем ты там занимался?

– Курировал военно-научные разработки.

– Ну вот, вот именно. Они просто покопались в секретной картотеке. Точнее, это раньше она была секретной, а теперь любая собака из Комитета… Одним словом, узнав о твоей роли в бывшей России, оборотни резонно предположили, что и сейчас ты можешь заниматься тем же.

– То есть, получается, они действовали наверняка?

– Вот-вот. И, к сожалению, попали в точку.

– А что, отчего бы и не так? Слушай, мне как-то в голову не приходило. Я десять раз прокручивал всю нашу цепочку, ведь никто не мог выдать. А если бы кто-то и продался, то зачем ему указывать на меня, он бы сам все и слил.

– Вот именно, – повторил Ганя. – Поэтому остается только вариант с твоим прошлым. – Ганя вздохнул, постучал пальцами по тумбе. – Ну ладно, пора действовать, – добавил он.

– Да, как говорится, погостили, пора и честь знать. – Костя допил виски и отставил бокал в сторону. – Пойду я, пожалуй.

– Не забудь еще сим-карту поменять, – отстраненно напомнил Ганя.

Весь его вид теперь выказывал, что он ушел в себя.

Костя почему-то усмехнулся. Ему вдруг почувствовалось, что хмель слегка завладел им. Захотелось добавить. Но товарищ, по всей видимости, больше не собирался наливать. Он теперь сидел на диване, уставившись в одну точку. Тогда Костя поднялся, подошел к стенке и налил.

– Хорошо, по последней – и разбегаемся.

Ганя тряхнул волосами и, вопреки ожиданию, не улыбнулся, а серьезно посмотрел на Костю.

– Будешь еще? – виновато поинтересовался Муконин.

– Да не, я потом.

Выпив одним махом, Костя засобирался.

Глава четвертая

Муконин хотел уже вернуться домой. Но когда он вышел из подъезда, ему позвонил Геннадий Пухов.

Костя не просто числился в Чрезвычайном правительстве. Приходилось иногда и работать. Формально Костя относился к Чрезвычайному комитету по землеотведению. А начальником комитета был этот самый Геннадий Пухов: невысокого роста человек лет сорока пяти, с легкой щетиной, которая ему была весьма к лицу, с чуть замутненными глазами, и резким, почти гнусавым, голосом.

– Тут это, дело с китаезами, – поздоровавшись, лениво протянул он в динамик смартфона. – Надо на стрелку съездить.

– Да? – Костя помрачнел. – А что такое?

– Они кипишуются. Мы же их кинули, получается. Бабло срубили, а землю под ЦеРПАН отдали. Нужно съездить, утихомирить, оттянуть как-то дело, понимаешь? Займись, а?

Костя тяжело вздохнул и повторил про себя адрес места встречи. Прибыть туда требовалось в ближайшие полчаса. Он прикурил сигарету и отправился ловить такси. Служебную машину ему давали крайне редко. Впрочем, таксистов в голодном Екатеринбурге было что тараканов в бесплатной ночлежке. И брали они очень дешево – слишком большая конкуренция.

Костю сразу подхватила юркая «Тата Квадро» дамского красного цвета, чем-то похожая на перевернутую детскую ванночку. За рулем сидел бывалый мужичок в кепке, со шрамом на правой щеке, с вороватым взглядом зеркальных глаз. Мужичок учтиво молчал. И пока они ехали по холмистым улочкам в пункт назначения – заброшенный завод на окраине города, – Костя думал о своем.

Предыстория дела весьма его напрягала. Народная община из Китайской Новосибирско-Алтайской Республики обосновалась на Урале и пока что мирно, в рамках содружества, сосуществовала с местными русскими. Покуда китайцы признавали УНР как дружественную малую народность, а точнее, как рубеж, отгораживающий от прозападного спрута. И эта народная община даже заплатила валютой за плодородные земли в сорока километрах от столицы, что уж являлось совсем большой удачей, а также оформила договор долгосрочной аренды. Китайцы хотели эту территорию освоить и производить сельскохозяйственную продукцию, поскольку русские аборигены давно опустили руки и большей частью подались в город. Но, получив деньги, правительство, а точнее, комитет Пухова, отвело эту землю под Центр реабилитации пивных алкоголиков и наркоманов – ЦеРПАН, – который планировался как натуральное хозяйство с долей экспорта сельхозпродукции в Екатеринбург. Нужно было начинать какие-то социальные программы в новоиспеченной республике – хотя бы эту, задуманную в регионе еще до ядерной катастрофы. И теперь китайцы пытались заселиться, а их не пускали местные зачинатели ЦеРПАНа, вооружившиеся охотничьими винтовками, дескать, пока не увидим мандат от земельного комитета…

Костя так и не решил в пути, какие аргументы выдвинуть вместо мандата. Плохо, когда нет ничего за душой.

Таксист тормознул свою «Квадро» около безлюдной, пугающей проходной с облупившейся зеленой краской.

– Подождешь здесь минут двадцать, заплачу еще столько же, – сказал Костя и сунул бумажку достоинством в сто бон.

Водила вяло кивнул и отвернулся в окно. «Этот – трепаная лошадь, – подумал Костя, – никуда не денется, дождется».

С пренебрежением толкнув вертушку, которая скрипнула в ответ, он пересек пустую проходную и мерным шагом двинулся по территории завода. Китайские представители ждали в большом металлопрокатном цехе с разрушенными стенами.

Блики серого неба огромными пауками застыли на ржавых станках. Муконин для внутреннего успокоения нащупал в кармане любимую зажигалку, точную копию «малыша». «При случае сойдет за настоящий», – как всегда подумал Костя.

Три низеньких китайца в черных плащах стояли у карусельного агрегата с разобранной задней частью. Один – впереди, двое – чуть поодаль, в качестве охранников – в черных очках, руки в карманах. Кто его знает, что у них там, в карманах? Вот болваны! Что они задумали? Не могли по-человечески приехать в комитет для выяснения отношений? Главный китаец сделал два шага навстречу и заговорил:

– Ви Муконин? (Костя кивнул.) Здрасте. Меня зовут На Ху, а эти – мои парники.

Костя чуть не поперхнулся от вырывающейся изнутри усмешки, но вовремя сдержался. Зато это как-то сразу привело его в норму, и он почувствовал себя на коне. У На Ху было круглое лицо, отдаленно похожее на луну, и еще у него были умные, но злые глаза.

– Очень приятно. Я полномочный представитель правительства и готов вас выслушать.

– Давайте пройдемся. – Китаец повел рукой.

Они двинулись вдоль ряда станков.

– Ми думали, новая република, как прошлая Русия. Но тута не умеют вести дила. Здеся могут обман, кидалово и тишина. Будто ми лохи какие-то. А ми такие же люди. И положа руку на сице, тока благодаря нам ви сусествуете, – китаец очень плохо говорил по-русски.

На Ху кипел как чайник, и Костю вдруг охватила ответная злость. Мало вам Новосиба, Краснояра и Алтая, так еще сюда лезете! Но в нашей «републике» хрен вы отсосете! Ишь ты, «благодаря нам»! Много на себя берете, обошлись бы и без сопливых!

– Лично я отношусь к вам с уважением, – притворно дружелюбно сказал Муконин.

– Хочица верить. Но господина Пухов уклоняться от встречи, а на звонки отвечать его секретарь. Наконец, господина Пухов послать вас, но мы вынуждать пользоваться этим. Если новая правительства к нам плохо, то и ми плохо.

На Ху крепко ухватил Костю за локоть и повел обратно.

– Ми винуждать на крайний мера. Ви звонить господину Пухову. И пока нам ни присылать сюда мандат на землю, ми удерживать вас в заложники.

На Ху кивнул головой своим соратникам, и они подступили ближе. Один распахнул полу плаща, и оттуда показался, блеснув в лучике света, ствол автомата Калашникова. Мушка прицела остановилась в области Костиного живота.

Внутри все ухнуло. Ну вот, только этого еще не хватало! Мерзнуть здесь на ветру с китайскими воротилами! Или они собираются куда-нибудь увезти своего заложника? Ну уж нет, такой расклад Костю никак не устраивал.

– Хорошо, я звонить Пухову, – злобно передразнил он.

Именно что злобно. Спешно соображая, как выкрутиться, он подспудно цеплялся за ненависть, как за оружие, придающее больше смелости. И не столько за ненависть к этим вот, в черных плащах, сколько ко всему миру. Так его достали за сегодня, что спасибо! Сначала усатый Саныч с обыском в квартире, потом продажный следователь, теперь вот еще эти злополучные китайцы. Все, чаша явно переполнилась!

Сунув руку за пазуху, Муконин сделал вид, будто достает свой смарт. Ему удалось сохранить на лице такую спокойную мину, что китайцы поверили и не пошевелились. Между тем Костя ощутил, как тикает его возбужденная грудь.

В следующее мгновение все изменилось. Костя левой рукой резко обхватил На Ху за неожиданно толстую шею, а правая в этот же миг приставила липовый пистолет «Малыш» к виску китайца.

– Что ж, дипломатия кончилась, – прошипел Костя. – В ход пошли автоматы и пистолеты. Одно движение, и я убью его!

Очкастые переглянулись, их лица скривились. Костя услышал, как сопит под боком На Ху, словно пойманная в капкан лань, и сильнее сжал его шею.

На Ху что-то скомандовал на быстром китайском. Ствол автомата спрятался в полах плаща.

– Я прошу прощения за наше правительство. Но обстоятельства сложились так. Сейчас я ухожу с ним и везу его к Пухову. И там мы решаем вопрос, какую другую землю вам отдать. Ты понял меня, На Ху?

Новоявленный пленник затравленно промычал что-то нечленораздельное.

Костя начал быстро пятиться, удерживая На Ху за бычью шею и не снимая ствол зажигалки с виска. Очкастые замерли, раскрыв рты. Все это напоминало какой-то старый добрый боевик. Люди в черном, мать вашу! Поняли, где Кузькина мать?

Вырвавшись из цеха, Костя перехватился, развернулся с китайцем и повел его за руку, по-прежнему прикладывая ствол к виску. До проходной оставалось несколько шагов. На Ху все время запинался и натужно сопел, как бульдог. Костя пытался заставить его бежать. Муконину чудилось, что вот-вот прогремит выстрел в спину, и от этого невольно напрягались мышцы. Он то и дело оглядывался. «Парники» медленно шли следом, но стволы не показывали.

– Тибе конец, Мюконин, – проблеяла жертва. – Никто… На Ху еще так… не делать.

– Не пугай, мы давно пуганые. Ты же сам хотел Пухова. Вот и будет тебе Пухов.

Таксист, молодец, не подкачал. Не ошибся в нем Костя. Красная «Тата Квадро» стояла у проходной, над водительской дверью клубился сигаретный дымок.

Костя бросил китайца на заднее сиденье, сам плюхнулся рядом.

– Давай, погнали к Дому правительства, – скомандовал он.

Чиркнул замок зажигания, и машина резво сорвалась с места. Горе-охранники остались на проходной.

По дороге На Ху не проронил ни слова. Сразу уткнувшись в окно, он застыл памятником сидящему китайцу. Одну руку Костя закинул на спинку сиденья, чтобы тем самым охранять изголовье спутника, другой держал на мушке маленькой игрушкой грудь соседа. Видно, предводитель инородного племени смирился со своей участью. Пухов – несомненно, это был он – периодически засылал вибрации на смартфон Кости, но Костя не обращал внимания. Пусть подергается, хоть какая-то польза будет против чиновничьего произвола.

Когда оба вошли в его кабинет, то застали Геннадия Ильича за следующим занятием. Вальяжно раскинувшись в кресле, Пухов упоенно дрочил кулачком правой руки – наклонял и поднимал ручку джойстика, снятого со стола. Из динамиков большого плоского монитора раздавались характерные звуки маневров виртуального космолета. С замедлением в две или три секунды Пухов заметил нежданных гостей и сделал чрезвычайно удивленное лицо. Отставив джойстик, он приосанился в кресле.

– Муконин, вас стучаться не учили, прежде чем входить?

– Нет, знаете ли, мое отрочество прошло в смутные годы развала советской империи, – быстро заговорил Костя, подводя китайца к столу начкома. – Папа и мама постигали науку выживания, и потому им было не до воспитания.

Пухов поморщился, как-то странно чмокнул языком, поменял точку опоры в кресле. Его возмущение сменилось растерянностью. Костя усадил заложника на стул, спрятал зажигалку и добавил:

– Вот вам господин На Ху.

Щетинистое лицо Пухова с чуть замутненными глазами выразило нечто вроде: «На х… ты его привез?»

– Он, видимо, никак не мог добиться встречи с вами, натыкался на отговорки. И оттого, представляете, решил взять меня в заложники! – Костя сделал ударение на последнем слове.

– Вот как? – вяло сказал Геннадий.

– Да, но у него ничего не получилось. Я сам его захватил и привез сюда.

– Что ж, похвально, – каменным тоном отреагировал Геннадий Ильич. – Завидую вашей… мм… расторопности.

– Спасибо. Так вот, вы тут разбирайтесь без меня. Нечего на мне ездить. Один козлом отпущения делает, другой думает, что овечку встретил.

С этими словами Костя развернулся, вышел под многозначительную паузу и хлопнул дверью. И был таков.

На улице он вдохнул воздух полной грудью. Сумерки уже окутали город. Небо налилось окропленной кровью заката свинцовостью. Обезглавленный Ленин в этом холодящем полумраке превратился в зловещее изваяние с протянутой рукой. Начинался комендантский час. Костя поспешил в метро. С недоделанным пропуском по городу лучше лишний раз не расхаживать.

По дороге домой, в метро, сидя в полупустом вагоне, Муконин достал мобильник и вышел в Сеть.

Последняя «Винда» для карманных компьютеров, вопреки сложившейся традиции, в этот раз не стала глючить. Да и связь оказалась на удивление хорошей. Сайты грузились моментально, как по заказу. Он зашел на русифицированный «Newmail.com» и, прежде чем открыть почтовый агент, бегло просмотрел анонсы новостей.

? «России не будет никогда!.. в прежнем виде», – заявил главный соглядатай миротворцев НАТО.

? Ядерных террористов, подорвавших Лос-Анджелес, спонсировал Белый дом.

? УНР протянула руку помощи сопротивленцам Японской Дальневосточной Республики.

? Каролина Фишер, звезда ретро-поп-рок-н-ролла, родила ребенка из пробирки.

? Группа «Смерч» дает благотворительный концерт в Екатеринбурге вместе с выжившими звездами российской попсы.

? Недалеко от Земли пролетит крупный астероид.

Костя кликнул по второй ссылке.

Ядерных террористов, подорвавших Лос-Анджелес, спонсировал Белый дом. С таким сенсационным заявлением выступил известный правозащитник и общественный деятель Стив Маккарти. По его мнению, второй мировой экономический кризис, усугубившийся к 2023 году, грозил окончательно подорвать экономические основы США. И поэтому Белый дом принял жуткое решение, парадоксальное по своей сути. «Нужна была серьезная встряска, а заодно и переделка мирового порядка, „перезагрузка матрицы“, – заявил правозащитник. – Потому-то в план локальной ядерной чистки и вошла якобы месть США рассаднику терроризма – ядерная атака по мегаполисам России и важным стратегическим объектам. Мы хорошо помним, как выросли ужасные грибы над Москвой, Петербургом, Нижним Новгородом и Ростовом-на-Дону». По словам Маккарти, после серии ядерных взрывов, прогремевших в России в 2024 году, экономика США медленно, но верно пошла в гору. Уже одно это наводит на подозрения. Но Маккарти обещает обнародовать копии суперсекретных документов, в которых намекается на участие правительства и ФБР в тайном финансировании террористического клана АльКаиды, позже взявшего на себя ответственность за подрыв в Лос-Анджелесе ядерных боеголовок, якобы украденных у безалаберной Российской армии. Руководство Белого дома пока никак не прокомментировало это заявление.

Муконин задумался. Иногда он вспоминал те тревожные дни как страшный сон.

Одновременно на Москву, Санкт-Петербург, Нижний Новгород и Ростов-на-Дону упали ядерные боеголовки. Удар был нанесен с удаленных баз НАТО и подводных лодок в ответ на ядерную атаку террористов на Лос-Анджелес. Конечно, кое-что системы противоракетной обороны сбили, и была попытка контратаки, но она, по большей части, не удалась. Ибо несколько крылатых ракет влетели прямо в русские шахты и разорвали ослабленный с годами арсенал еще в земле. А самые мощные ядерные бомбы угодили в эти города – четыре головы русского Змея Горыныча. Президент России, проявивший себя после выборов как весьма нерешительный политик, в тот же день выступил с заявлением по Интернету. Сеанс снимался на веб-камеру из какого-то бункера, куда успела во время бомбежки перебраться часть Администрации. Там, в бункере, у них, видимо, имелась «выделенка» с иногородним провайдером. Президент, человек с непропорционально большой головой, с грустной миной на бровастом лице, заявил в обращении к народу, мол, сохраняйте спокойствие, не поддавайтесь панике, страна будет здравствовать, и мы нанесем ответный удар. Но ответного удара так и не последовало. И никто его не послушал, этого президента. Началась повсеместная паника, а попутно – мародерство и насилие. Жалкие попытки контролировать эвакуацию из ядерной зоны захлестнуло хаотичное бегство, кто на чем. Страна как-то быстро раскололась, точно ваза на осколки. Началось повальное дезертирство из армии и флота. Резкий скачок преступности вкупе с заоблачной инфляцией. Большинство продуктов исчезло с прилавков. Тут, под шумок, миротворческие силы НАТО высадились на Волге, а соединения великобританской армии – в Кирове, и все они принялись обустраивать военные базы на заброшенных заводах. Примерно в это же время Дальний Восток почти без боя сдался японцам, китайцы же, подавив слабое сопротивление, обосновались на Алтае, в Восточной и Центральной Сибири.

Но в Екатеринбурге полпред УрФО спешно приступил к созданию Уральской Независимой Республики. Прежде всего, он договорился с китайцами о мирном сотрудничестве и бесплатных поставках нефти. Между западной проамериканской частью и восточной японо-китайской частью бывшей России образовался паритет. А УНР стала некой зоной сдерживания двух сильных держав от столкновения – Америки и Китая. Точнее, даже не держав, а соответствующих национальных корпораций. Между тем полпред прибрал к рукам Уральский военный округ, точнее, то, что от него осталось, дав китайским войскам возможность присутствия в регионе, а также учредил Чрезвычайное правительство. Костя поначалу подал в отставку, впрочем, многие офицеры обошлись и без этой формальности. Потом пришло известие, что президент России скончался от сердечного приступа. И центральные сайты, иногда баловавшие сводками из жизни постъядерной зоны – уж какие там смельчаки выходили в Сеть, – вообще перестали грузиться. А телевизионный эфир еще с момента ядерной стычки заполонили исключительно местные каналы.

В те дни Костя, как и все, жил, словно сомнамбула, в прострации, безвольно ожидая дальнейших поворотов общероссийской судьбы. Но когда в Уральской Независимой Республике впервые навели порядок, жизнь, можно сказать, устоялась. А тут и бывший командир, генерал Калинов, позвал Костю служить новой республике – с молодыми перспективными ребятами, всей душой ратующими за восстановление России. Пусть и не в прежних границах, но страна должна возродиться, как только развеется ядерный туман, – это было их главным лозунгом. Костя мало верил в возможность воплощения оного, но считал своим долгом хотя бы приложить все усилия.

Вздохнув, Муконин перешел по другой ссылке.

«Мы вернули народу вкус к жизни», – сказал на пресс-конференции лидер группы «Смерч» Вадик Толстоногов. В новой постъядерной реальности люди забыли о поп-культуре. Оно и понятно. Но своими патриотическими песнями группа заставила их вновь вспомнить о том, что есть музыка, которая поддерживает человека в самые трудные минуты, которая может сказать свое веское слово в годину общих испытаний. И даже подвигнуть на смелые поступки. Завоевав всеобщее признание не только на Урале, но и за пределами Уральской Независимой Республики, группа «Смерч» решила организовать большой благотворительный концерт в столице УНР с участием выживших звезд доядерной российской эстрады, таких как Мэрилин, Витас, Танечка и неувядающий, незабвенный Кобзон.

Едва Костя дочитал последнюю строчку, смартфон завибрировал. Муконин даже вздрогнул. В динамике послышался грустный голос Геннадия Пухова.

– Слушай, Костя, ну на хрена ты мне его привез, а? – устало спросил шеф.

– И что я должен был делать? По вашей милости идти у них на поводу? – Смуглый, воняющий чесноком сосед по вагону заинтересованно покосился на Костю. Муконин понизил голос: – Чтоб они увезли меня куда-нибудь в свои трущобы? Вы бы, вот вы бы стали меня потом вытаскивать?

– Ладно, фиг с тобой. Придется завтра из-за твоей выходки ехать с ними, смотреть другую деревню.

– Вот и прекрасно, – удовлетворенно сказал Костя.

И хотел еще кое-что добавить, но сникший Пухов отключился. «Ну и поделом ему, – подумал Муконин. – Нечего задницу протирать да других подставлять. Пусть скатается, проветрится. Будут ему реальные звездные войны».

Костя вернулся на основную страницу портала «Newmail.com». «Ну да ладно, – сказал он про себя, – займемся тем, что мы, собственно, давно хотели сделать…»

Загрузив «Мейл-агент», он кликнул: «Написать сообщение». В адресной книге выбрал ник «Граната70». В окне письма быстро набрал: «Салют! К сожалению, обстоятельства изменились. У нас экстренный случай. Код 11. Встреча 19-го в 19–00 в пункте „Березовая роща“».

Костя ткнул: «Отправить сообщение» и, убедившись, что послание ушло, вышел из Интернета. Тут как раз появилась его станция. Двери уже распахнулись. Он сорвался с места и выскочил из вагона.

Глава пятая

Костя открыл дверь, ступил в квартиру и обалдел. Вылизанная прихожая сияла первозданной чистотой. Везде горел яркий свет. Из кухни веяло таким домашним ароматом жареной картошки!.. Маша выплыла оттуда: с аккуратной соломенной косой на плече, облаченная все в ту же его рубашку, со стройными голыми ногами с острыми коленками глинистого оттенка, в пляжных шлепанцах. Лицо ее озарилось радостью, глаза заблестели густым янтарем.

– Как долго тебя не было! Я тут чуть с ума не сошла.

Она несмело приблизилась и прильнула к нему. «Ох уж эти кошачьи повадки!» – подумал Костя, погладив ее шелковистые волосы.

– Разве долго? А по-моему, быстро.

«Время, как всегда, относительно, – добавил он про себя. – Для кого-то это „долго“ пролетело как один час, а кому-то показалось вечностью».

– Хочешь кушать? Я картошки пожарила. С колбасой.

– Конечно, хочу.

– Пойдем. Я только что разогрела. Будто чувствовала, что ты сейчас придешь.

Они прошли на кухню. Маша сняла крышку со сковородки, стала накладывать. Муконин уселся на табурет. Уставился на нее.

Эти брови, почти как у Пьеро из далекой детской сказки, это чистое личико, не обремененное морщинами, – где, в каком мире жила она, пока не попала сюда, в запущенную нору одинокого волка? О чем думала, о чем мечтала ночами на девичьей подушке? Любила ли кого?

Маша молча накрыла на стол, села наискосок. Таинственные, как болотце в глухом лесу, глаза преданно поглядели на него. Костя ощутил легкую волну. Погрузил взгляд в тарелку. Аромат картошки с блюда проник в ноздри. Муконин начал есть.

– У, как вкусно!

– Меня мама учила готовить. Царство ей небесное.

– А ты почему не ешь?

– Да-да, сейчас.

Маша принялась потихоньку клевать вилкой.

– Значит, они тебя отпустили. – Девушка исподлобья глянула на Муконина.

– Конечно, куда они, на фиг, денутся!

– А пистолет?

– Что пистолет?

– Он у них остался?

«Вот наивная», – хмыкнул про себя Костя.

– Да. Они просто задержали тех отморозков, которые напали на нас, – соврал Муконин, пряча глаза. – И все. Дело было в шляпе. Извинились и отпустили домой. Только по дороге я к другу зашел.

– Понятно. А я боялась, что ты не придешь.

– Я же обещал.

Они лежали в объятиях друг друга в лунном полумраке, прикрыв ноги одеялом. Блики от окна молочными ручейками стекали с потолка на стену. Маша спросила:

– Ты кого-нибудь держишь в душе?

– Не понял, в каком смысле? – удивился Костя.

Она оторвала голову от его груди и оперлась на локоть.

– Ну, ты ведь не всегда оставался один. До меня кто-то был? Или сейчас кто-то есть?

«До меня, – повторил он про себя. – Как быстро женщины-кошки вживаются в роль. Одна-две ночи, и ты уже не замечаешь, как они предъявляют на тебя права».

– Не люблю думать о прошлом, – вздохнул Костя. – У меня были жена и дочь. Но теперь они далеко отсюда. Мы больше не живем вместе, вот и все.

Маша какое-то время глядела на него, как будто засасывала черными дырочками вместо глаз. Видимо, раздумывала, спросить или нет, почему расстались?

Она все же не решилась и, опустив голову обратно, нарисовала пальчиком иероглиф на его груди.

– А у меня только прошлое и осталось, больше ничего нет.

– Мы все теперь обездоленные.

– Неправда, тебе ведь легче, ты не терял близких.

– Откуда ты знаешь? Я просто об этом не рассказывал… Лучше вспомни тогда что-нибудь хорошее.

Маша навалилась на него всей грудью, приподняла голову, и вместо черных ямочек заблестели глаза.

– Хорошо, слушай. В детстве я была влюблена в одного мужчину. Он числился другом нашей семьи. Время от времени приходил в гости. И тогда я млела. Ну, там, краснела, боялась взглянуть, убегала в комнату. Он не был красавцем, это я сейчас понимаю. Но тогда он казался мне красивым, и замечательным, и добрым. Я часто мечтала, что, когда вырасту, обязательно выйду за него замуж. Однажды мама уехала переучиваться в Москву, а папу в это же время отправили в командировку в Пензу. А мне уже десять лет стукнуло. И родители попросили его присмотреть за мной. Он приходил каждый вечер, готовил ужин, смотрел дневник, проверял уроки. Боже мой, как строго он спрашивал: «А почему ты не можешь это решить? Неужели так трудно перемножить?» Помню, я вся сжималась, у меня мурашки по коже бегали. Да… Но это, наверно, были самые счастливые минуты из всей моей жизни.

– А потом? – Косте стало трудно дышать под ее горячим телом, и он зашевелился.

– Что потом? – Маша легла на бок.

– Куда делся этот тип?

– Он не тип. Его звали Григорий.

– Ну хорошо, Григорий.

– Никуда. Просто растворился. Он женился на какой-то женщине. Помню, как страшно я ревновала. У него родился сын, и он перестал к нам заходить. Как-то отошел от нас. Их дружба с моим отцом сошла на нет. Больше я его никогда не видела.

Костя уже проваливался в сон.

Глубокое забытье без сновидений длилось до самого утра. Так бывает после тяжелого дня, полного переживаний. А под утро откуда-то взялось лето. Он лежал на сухой траве, голову припекало солнце. К нему подошла корова, та самая, что была давным-давно у бабушки в деревне. Черная, с белым пятном сбоку. Подошла и лизнула в ухо. Муконин заулыбался, поджав плечо, завертелся пиявкой.

Сон прервался, разлепив веки, вместо коровы Костя увидел голову Маши со сбившимися локонами. Рот ее растянулся в улыбке. Значит, это она только что его так целовала?

– Проснулся? А я тебе чай приготовила.

На столике парили две кружки, рядом стояла тарелка с тремя бутербродами.

– Ух ты, как здорово!

Спустив одеяло, он сел, поежился от холода. «Сто лет мне никто чай в постель не приносил!» – эта фраза застыла на языке. Но он ее так и не произнес – показалось пошло.

– Я у тебя в холодильнике кусочки сала откопала. – Брови у Маши сдвинулись, и он в который раз вспомнил о печальном клоуне. – Больше там ничего нет.

– Н-да, надо бы затариться продуктами. – Костя приклеился губами к кружке, зажмурился и отхлебнул, кончик языка слегка обожгло, а внутри растеклась теплая энергия. – Сделать вылазку… А заодно покажу тебе столицу Урала. Или республики, как там теперь?

– А мне еще сумку надо на вокзале забрать. А то переодеться даже не могу.

Позавтракав, они собрались и вышли на улицу. Неожиданное тепло окутало их. Как выяснилось, в этот день в городе вдруг ударила настоящая весна. Костя сразу ощутил ее опьяняющий запах. И словно легче стало ходить по улицам.

Серые облака неподвижно застыли на небе, плавно сливаясь на горизонте с дымкой неизменного смога. Везде снег подтаял и превратился в кофейного цвета грязное месиво. Муконин и Маша миновали метро и дошли до остановки, сели в пустую маршрутку, чтобы посмотреть на город. Раздолбанная «Газель» понеслась по улочкам и проспектам.

«Ну, блин, гроб на колесах, путинский извозчик, лет двадцать, наверно, „маслает“ уже!» – Костя почувствовал, как сиденье бьет по пятой точке. Маша прилепилась к окну, но пробегающие окрестности хитро ускользали от нее.

Вышли в районе центра. Поодаль, на площади 1905 года, кучковались люди с транспарантами. Они что-то кричали и свистели, над ними равнодушно стоял обезглавленный Ленин. Доносилось глухое рыканье микрофона, словно отражающееся от холодных стен каменных домов. К жидкой толпе уже подступали с разных сторон дружинники.

– Опять народ на площади волнуется, – пробурчал Костя.

С тех пор как некие скинхеды взорвали тротилом голову вождя, тут постоянно что-нибудь происходило.

Маша взяла его под руку, и они сошли к набережной Исети.

– Здесь вам не Москва-река, конечно, – заговорил Костя, когда они двинулись по брусчатке с липкими снежно-серыми разводами. – Но эти тихие воды, которые раз плюнуть переплыть, только никто тут не плавал… – Костя выпустил ее руку, забежал вперед, сделал торжественное лицо и, жестикулируя, шутливо принялся изображать из себя патетического экскурсовода: – В общем, они видели многое. И кровавые бои Гражданской войны в иное смутное время, сотню лет назад. И роты солдат, уходящих на фронт в эпоху борьбы с фашистскими захватчиками… Уважаемые гости, хорошо ли вы знаете об этой войне?

– Ну конечно, девятого мая мы всегда ходили на парад. – Улыбаясь, Маша поправила старомодный платок на плечах.

– Ну вот. Да… А летом, в прошлые годы, еще до Русской Хиросимы, здесь катались на лодках за деньги. Так что, окажись мы с тобой в прошлом, да еще летом, то поплавали бы.

– А зимой можно на коньках. В школе я любила ездить на каток с подругами. Мы брали коньки напрокат.

– Да. Но здесь теперь и этого нет.

Медленно ступая, они смотрели на серую, кое-где потрескавшуюся уже от апрельского солнца, ледяную гладь. Едва просыпающаяся река молчала, словно соглашаясь с ними. А где-то сбоку, над головами, тревожно шумел город.

Они даже и не заметили, как вышли к Спасу-на-Крови. Этот Божий дом с вытянутыми вверх окнами, с выступающими из кремовых стен ополовиненными золотистыми куполами, как всегда, гордо красовался на пригорке. Они взошли на прилегающую к подножию площадь. Народу здесь было много.

«До чего же люди примитивны, – подумал Муконин. – Стоит случиться какому-нибудь катаклизму, разразиться всенародной бойне, и люди начинают тянуться к храмам, искать убежища у бога. Но такова уж природа человека. Неважно, веришь или не веришь. Когда всем плохо, он приобщается ко всем, начинает молиться вместе со всеми, а вдруг поможет? Здесь не столько чувство стадности, сколько неосознанное признание своей слабости. А если беда случилась именно с ним, если он тонет на корабле или его хотят казнить на эшафоте? Тут уж он сам готов обрести веру, он начинает истово молиться, он забывает, что всю жизнь был атеистом, и бог вдруг в эту последнюю минуту становится единственным и всеобъемлющим пристанищем его души, единственной ускользающей надеждой. Вдруг с невероятной силой проявляется вера в чудо, в спасение. Но Бог словно наказывает обреченного за то, что тот не верил в него на протяжении всей своей жизни. Последняя минута завершается, и смерть все равно приходит, приходит неминуемо, неотвратно».

К маленькой площади по винтовой лестнице от ворот храма спускались эти страждущие. Над перилами стояли и скорбно взирали на них бронзовые члены царской семьи.

– Этот героический ансамбль памятников, – сказал Костя, вернув себе юморной вид торжественного гида, – увековечивает собой царских особ. Жена и дети последнего императора России – все они вместе с отцом были зверски расстреляны в подвале одного из домов Екатеринбурга. Они были убиты новой властью, большевиками.

– Да, я что-то слышала об этом. – Маша повела бровями.

– Раньше Ебургу сия трагическая история делала честь. Людям было жаль бедных детей, они сочувствовали, они скорбели. Они тянулись сюда и покупали разные безделушки с видами Спаса и портретами царской семьи. Но и теперь граждане вновь идут сюда, в этот Божий уголок. Очевидно, они надеются, что их молитвами можно вернуть и возродить обезглавленную Россию.

– А ты не надеешься? – серьезно посмотрела на него Маша.

– Нет, надеюсь, конечно. Но я считаю, что Бог здесь не помощник. Даже если он существует. Что я вполне допускаю.

– Как знать… Пойдем наверх?

Они поднялись по ступенькам, осмотрев на ходу бронзовые фигуры, подошли к воротам и погрузились в храм.

Здесь шла заутреня, а может и обедня. Церковь была битком набита. Вялое туманное свечение лампад озаряло каменные своды. Стена из молящихся преграждала путь. Как волны на море, качались кланяющиеся люди в черных платках или лысыми, пепельными, русыми головами. Из-за этой людской стены, из глубин зала струилось магическое песнопение, в котором скороговорки маститого солиста перетекали в тягучие напевы, сдобренные богобоязненными женскими голосами. Пахло ладаном, тлеющими свечами.

«В церкви смрад и полумрак, – вспомнил Костя любимого поэта, – дьяки курят ладан. Нет, ребята, все не так, все не так, как надо!»

Маша стянула платок с плеч и повязала его на голове, а шапку отдала подержать Косте. Муконин снял и свою шапку. Теперь, с двумя головными уборами в руках, не умеющий креститься, он почувствовал себя неуютно.

Маша перекрестилась и поклонилась.

– Мы с мамой часто ходили в церковь, – шепнула она.

– В этом нет ничего плохого, – изрек Костя.

Получилось как-то громко, сухощавая, сутулая бабушка в черном, стоявшая рядом, оглянулась и неодобрительно посмотрела на него. От этого ее морщинистое лицо исказилось в странной, неприятной гримасе.

Костя сделал виноватый вид.

– Пойдем отсюда, – наклонившись к Маше, он понизил голос.

– Подожди. Еще минутку.

– Ну хорошо, – вздохнул Муконин и попытался перекреститься.

Через минуту они вышли на свежий воздух. Обогнули Храм на Крови и очутились на улице Карла Либкнехта.

– Тут до вокзала, вообще-то, рукой подать. – Костя вспомнил про ее сумку, оставленную в камере хранения. – Пойдем уж и дальше пешком.

– Пожалуй, – согласилась Маша.

– Ты не устала?

– Нисколечко.

– Ну вот и отлично.

И они двинулись вперед.

По дороге вспомнили, что им еще надо в магазин за продуктами, а с сумкой потом неудобно будет, и завернули в супермаркет «Сергеевский».

У входа торчали два алкаша. Один был в потрепанном черном пальто, с отекшим лицом и мутными злыми глазами, другой – в старой серой дубленке с надрезанным рукавом, с фингалами на глазных мешочках.

– Слышь, зема, извини, – тихо пролепетал первый, взглядом бездомной собаки посмотрев на Муконина.

– Денег нет, – буркнул Костя, открыл дверь и пропустил даму вперед. Потом и сам скрылся в магазине, бросив напоследок убийственный взгляд.

Народу там почти не ощущалось. Вялый свет озарял полупустые полки. Они взяли корзинку и двинулись вдоль стеллажей.

– Что бы нам купить? – протянул Костя. – Может, ты сама выберешь?

Но Маша уже сунула в корзинку кулек с творогом. Услышав его слова, она закивала.

И она выбрала. Наполнила корзину всякой всячиной. Пакет молока, кое-какие консервы, копченая селедка, свежемороженые кальмары, трансгенный слепок мяса, похожий на подвальный бурый кирпич, арахисовая халва и три бутылки крепленого кагора. Это было лучшее из того, что лежало или стояло на прилавках и стеллажах.

– Закатим крутой обед, плавно переходящий в ужин, – помечтал Костя.

На кассе сидела сонная бальзаковская дама. Муконин рассчитался бонами. Дама кисло отбила чек. Охранник, молодой парень с бульдожьим лицом, облаченный в черный костюм, внимательно проводил их до выхода тупыми глазками.

Когда Костя и Маша вышли из подземного перехода, то увидели, что количество людей на площади гораздо возросло. Вдоль дорожки, огибающей привокзальную площадь, расположились многочисленные лоточники. Торговали живой рыбой – всякой речной мелочью, пирожками сомнительного вида, дряблой картошкой в ведрах. Правда, у одной бабы с красным пропитым лицом картошка была ядреная, большая, да еще рядом, на ящике, на подстилке, кучками лежали грязная морковка и мелкая отмытая свекла. Людская река, месящая грязь многочисленными ногами, понесла Муконина и Машу, вцепившуюся ему в руку, вдоль лоточников к вокзалу. Встречная река стала спотыкаться о них, мешать движению, то и дело толкать в бока. Костя вытянул спутницу на край дороги, к стоянке маршруток. Два белых «Форда» на биотопливе, из тех, что расплодились в городе перед Русской Хиросимой, плотно забивались в этот момент галдящими пассажирами. Мимо прохаживался мужик в старомодной шапке-ушанке, в черном бушлате, рябой, с бегающими глазками. На шее у него висела большая табличка:

Чуть поодаль переминалась с ноги на ногу бабушка в коричневом пальто, с барашковым беретом на голове. На ней была другая табличка:

От людского говора, от шума машин за спиной, от всей этой суеты у Кости зазвенело в ушах.

«Да уж, будущее наступило, – подумалось ему. – Еще вчера никто не мог представить его Таким. Даже в бреду. А вчера было совсем недавно. Но теперь мы вступили в завтра. Оказались ли готовы? Нет, конечно. Нам было некогда думать об этом или просто лень. Бессмысленно сейчас разбираться, в чем причина. Во всяком случае, каждый сумел перестроиться по-своему. Нечто подобное случилось и в моем детстве, при развале Союза. Только тогда я мало что понимал. Но то были цветочки… Человек никогда не знает, что его ждет. Зато хорошо умеет приспосабливаться. Ведь он в чем-то тот же зверь…»

Прямо на Костю надвигался мерцающий экран, на котором мужчина в зеленом плаще задорно подбрасывал вверх смартфон. Внизу бежали строчки:

У входа в здание вокзала, как на паперти у церкви, сидели цепочкой попрошайки. Одни безногие или безрукие, другие – целые, но с подбитыми глазами. Были и грязнолицые детишки. У каждого для подаяний на сыром асфальте лежала перевернутая шапка.

Всякого входящего цепляли тихие, но настойчивые фразы:

– Христа ради, помогите бездомной девочке!

– Подайте жертве ядерного Подмосковья!

– Молодой человек, одолжи на хлебушек.

Маша прижалась к Муконину, и они протиснулись в здание.

Тут народу было еще больше. Зал оказался набит людьми под завязку, точно банка селедкой. Все они возбужденно галдели, и этот галдеж походил на одно общее гудение станков на заводе, и от него постепенно глохло в ушах. Лишь монотонный голос дикторши, исходящий откуда-то сверху, выделялся на этом фоне:

– Пассажирский поезд Пермь – Тюмень задерживается. Отправление скоростного поезда Екатеринбург – Омск откладывается на два часа. Почтово-багажный Челябинск – Тюмень ожидается прибытием на второй путь на восьмую платформу…

Костя, протискиваясь сквозь толпу, потянул за собой Машу по направлению к камерам хранения.

Когда они спустились в подвал с камерами, стало немного свободнее. Но здесь оказалось душно и накурено. Мощный бритоголовый детина в спортивном костюме порылся на полках и молча выдал Маше большую дорожную сумку. Костя взялся за лямки, оторвал поклажу от столика камеры хранения.

– Ого! У тебя что тут, кирпичи? – криво улыбнулся он.

– Ну почему же? Просто собрала все самое необходимое, – серьезно ответила Маша.

Он дернул за молнию, на свет показались какие-то пестрые кофточки. Костя умудрился впихать туда пакет с продуктами. Еле затянув молнию, он взвалил сумку на плечо.

– Ладно, давай выбираться обратно.

Путь назад всегда кажется короче. Они быстро вышли из вокзального бедлама и влились в поток, устремляющийся в город.

Около парадного входа в главное здание вокзала стоял красный «Икарус». Передние окна были занавешены плакатами с опознавательными надписями:

Костя засмотрелся на автобус, в задних окнах которого наблюдалось какое-то подозрительное копошение. И вдруг услышал, как Маша под боком вскрикнула:

– Ой-ой-ой-ой-ой!

Он резко повернул голову. Тонкая фигура в серой ветровке вклинивалась в толпу с Машиной сумочкой в руке. Костя бросил тяжелую ношу к ногам несчастной спутницы.

– Стой здесь! – крикнул он и кинулся вдогонку.

Черная кепка со спущенными ушами, на бегу отметил про себя Муконин. Эта примета должна помочь зацепиться. Врешь, гад, не уйдешь! Посторонись! Фу, какой острый чемоданчик, блин, как больно ударился в бок. Ну ничего. Вон, вон, уже замаячила эта чертова кепка, поплыла, как поплавок по речной ряби.

Костя вскочил на ящики ополоумевшей торговки карасями. Прикрыв нос от жуткого рыбного запаха, зорким взглядом выхватил заветную примету. Жулик рвался к пешеходной дорожке, уходящей вправо от подземного перехода. Там, дальше, можно было смыться во дворы. Костя с треском оттолкнулся от ящика и, чуть не поскользнувшись, но удержавшись на ногах, помчался наперерез.

– Эй, ты, мудила, всю рыбу раскидал, кто платить будет? – послышалось за спиной.

Сменилось несколько мгновений, и Костя нагнал воришку. Почти нагнал. Когда Костя протянул руку, тот все-таки успел сигануть в арку дома. Муконин рванул за ним.

Это был тихий двор, какие встречаются и в центре города, и не в центре. Скорее, дворик, причем глухой. С металлической детской горкой, классическими мусорными контейнерами и облупившейся трансформаторной будкой. Но преступник не спрятался в подъезде, не притаился за будкой, а остановился посреди двора и, набросив женскую сумочку на плечо, щелкнул ножичком. Блеснуло острое лезвие размером со средний палец. Костя остановился в двух шагах, отдышался. Кажется, дело приняло серьезный оборот, сказал он себе. Ну ничего, когда-то я отрабатывал приемчики, здесь главное – внимание.

Тень козырька падала на маленькие глаза, полные ненависти. У парня была заячья губа. Он сделал шаг вперед и угрожающе выставил лезвие перед собой.

– Брось нож и сумку, и я тебя не трону, – спокойно сказал Костя.

Злобная ухмылка исказила и без того уродливый рот.

– Ага, уже разбежался, – проговорил тонкий голос. – Мне так страшно, что жопа слиплась.

– Сейчас слипнется, – проскрипел Костя.

Жулик уже сделал выпад, но Муконин умело увернулся вбок. Лезвие словно просвистело под ухом. Снова выпад. Опять увернулся. Машина сумочка все же соскользнула с плеча звереныша и угодила на бордюр. «По тонкому льду… На острие ножа», – тупо мелькало в голове. «Главное – не ошибиться». С каждым выпадом, казалось, кишки инстинктивно сжимались. Когда «заячья губа» в четвертый раз глупо рассек воздух, Костя исхитрился и резко ухватил его за запястье. Секунда – и ножичек со звоном брякнул об мерзлый асфальт.

Но парень оказался слишком юркий, он выскользнул, как кусок масла (или Костя слегка ослабил зажим?), крутанулся по-киношному и заехал Муконину ногой в печенку. Костя взвыл от боли, отскочил в сторону, быстро собрался и встал в стойку. Преступник застыл в полусогнутом состоянии. Маленькие глаза забегали, некрасивый рот снова ухмыльнулся.

– Сдохнешь, падла! Через месяц-другой – сдохнешь, – прошипел парень.

И тут же резко развернулся и побежал. И скрылся в арке.

Костя стоял опустошенный. Боль отступала. В голове эхом звучали последние слова воришки.

Муконин сделал два шага, наклонился и подобрал сумочку.

Потом побрел восвояси.

Маша так и стояла на том же месте, беспомощно озираясь по сторонам. Завидев его, она просветлела.

– Господи, Костик, ты цел? Ты отобрал? Я так испугалась!

– Ничего, все нормально, – вздохнул он и протянул ей отвоеванный трофей. – Пойдем… Я так проголодался. Надо зайти в какую-нибудь кафешку.

Закинув на плечо дорожную поклажу, он взял Машу под руку. И они пошли к подземному переходу.

Глава шестая

Этот черный «Фольксваген» с тонированными окнами Костя приметил еще вчера, когда вернулся от Гани, точнее, от начкома Пухова. Конечно, такой автомобиль мог появиться у кого угодно – раньше его Муконин не наблюдал около подъезда во дворе. Но со вчерашнего дня у Костиного подъезда появился именно этот и никакой больше, что казалось подозрительным. И главное – невозможно было разглядеть, что происходит там, за черными окнами.

Едва они ступили за порог, Костя известил, что ему надо отлучиться. Маша постаралась сохранить беспечный вид, но глаза ее сразу потухли. Дождавшись удобного момента, Костя уединился в комнате. Там он сначала достал конверт с бонами, предназначавшийся Глебу, и спрятал его в нагрудный карман. После чего откопал рыжий парик, который завалялся с давнего новогоднего праздника, и, завернув в него очки с нулевыми линзами, запихнул все за пазуху. Выйдя в прихожую, на шею густо намотал шарф.

Маша выглянула из кухни проводить.

– А у нас будет царский ужин, – с грустинкой известила она. – Фаршированные кальмары.

– Боже, какая роскошь! – искренне обрадовался Костя. – В таком случае я постараюсь вернуться побыстрее.

Ее провожающие глаза, два зеркальных омута, еще долго потом были с ним, и в груди ныло. Забравшись на чердак, он плотно закрыл люк и прислонился к стене. Натянув парик, он пожалел, что не взял с собой зеркальце. Воображая свое лицо со стороны, Костя поправил искусственные космы. Зато старые очки пришлись впору. По чердаку Муконин пробрался в конец дома и спустился в последний подъезд.

Выйдя из дома, Костя быстро засеменил прочь от двора. Ему казалось, он видит затылком тот черный «Фольксваген». Оглядываться нельзя ни в коем случае, твердил он в уме. И только когда вышел на улицу, позволил себе повернуть голову. Все было чисто.

Он размеренно пошел по шумной улице, по направлению к метрополитену. Нахлынуло почему-то странное настроение. Как будто ему стало грустно от видов вечернего Екатеринбурга.

Этот город с широкими мощеными тротуарами, с измятыми, колеистыми дорогами в несколько полос, то поднимающимися в горку, то спускающимися, как будто земля здесь, однажды взбугрившись волнами, так и застыла… Город с воткнутыми кое-где, точно свечи в огромный торт, небоскребами, поблескивающими голубоватой зеркальностью; город с вечными пробками в центре и на узких улочках, – но пробки, правда, напрочь исчезают в комендантский час, – город с рекламными экранами «street vision» и с многоликими вывесками и гирляндами огней; с надписями граффити на бетонных заборах промзон, с вялой и грязной речкой, усыпанной летом пластиковыми бутылками, – стоит лишь немного отойти от центра, – этот город не изменился, с тех пор как стал столицей Уральской Республики. Не изменился внешне, если не считать трехмерную рекламу на проспекте Ленина, все в нем осталось с виду так же помпезно, громоздко, коряво и несуразно.

«Но что-то неуловимое, – думал Костя, – что-то хоть и существенное, но ускользающее, как голуби на площадях, которых ты хочешь поймать, пусть только мысленно, – что-то появилось, дышало в Ебурге, какое-то, может быть, внутреннее изменение». Он никак не мог понять до конца, в чем оно? То ли в самих людях, в прохожих, которые стали скромнее выглядеть и торопливей двигаться, в их лицах, которые стали холодней и суровей? А может быть, в характере рекламных вывесок, в их спешной неаккуратности и строгой патриотичности лозунгов? В незаметно помутневших окнах бесконечных домов, во всеобщей скупости, в обеднении? А может статься, во всем вместе, во всех мелочах, в синтезе создающих какую-то новую ауру, более нелепую, нежели раньше, в те долгие годы молодости и зрелости (или напротив – быстро пролетевшие), за которые Костя так и не смог до конца привыкнуть к этому не родному от рождения городу.

Наступал комендантский час, и автобусы уже уходили с рейсов. Перед метрополитеном Костя завернул в безлюдный уголок и принял прежний вид. Не дай бог еще патруль – придется предъявлять пропуск, где кроме чипа, между прочим, есть уже и новая фотография.

Он добрался на метро до крайней станции. А дальше нужно было идти пешком. Три километра, может быть, чуть больше.

Время приближалось к девятнадцати часам ровно. Костя умел быстро ходить. Через полчаса он был уже в заветной роще. Прикатанная снежная дорожка вела к беседкам. Лес казался сухим и мертвым.

«Нет, она не мертвая, эта роща, – размеренно потекли навеянные местом мысли. – Она просто спит, замерзла и спит. Эти безмолвные тонкие березы, выстроившиеся бесконечными редутами… Если глядеть вперед, вдаль, тебя начинает пугать и манить одновременно. Какая-то бледно-молочная долина, притягивающая тебя и постоянно ускользающая, пока ты погружаешься вглубь. И она на самом деле не безмолвна, она что-то шепчет очень тихо и настороженно, точно рассуждая, добрый гость ты или вредитель. Родной или чужой.

И если ты чувствуешь этот благоговейный, как писали классики, страх и этот тайный магнит одновременно, то, значит, ты и есть родной. Значит, понимаешь родство. Без всяких там ложных патриотизмов. А не чувствуешь – так чужой. Из тех, что березу эту затерли до дыр, бездумно цитируя пафосного поэта деревни Есенина. Впрочем, кто его сейчас вспоминает? Так затерли, что уже и не вспоминают».

Вскоре лес кончился, и Муконину открылась ухоженная зона, за которой раскинулась белоснежная долина – озеро Шарташ. И две деревянных беседки, как два гигантских гриба, или нет, как два открытых шатра, скорбно пустовали там. Возле первой, ближней, беседки стояла синяя «Нива Шевроле», почти джип, но еще не джип. Костя приблизился к автомобилю, открылась водительская дверь, оттуда вылез грузный человек в ветровке, над которой шейным гипсом торчал ворот вязаного свитера, человек ростом с Костю, в брюках цвета хаки. У него было несколько непропорциональное лицо с дугообразными смолистыми бровями, редкие волосы спрятались под кепкой.

Они молча пожали друг другу руки. Генерал Калинов внимательно поглядел на Костю карими глазами.

– Не думал, что нам придется так скоро снова встретиться, – сказал он, когда оба двинулись вдоль дорожки, ведущей к лесу. – Да еще в первый раз в секретном месте. Видать, что-то серьезное случилось? К счастью, я каждый день выхожу в Сеть.

– Да, я рад, что вы приехали, – добродушно сказал Костя.

– Иначе и быть не могло. Говори, не томи, что у тебя произошло?

– Наши враги узнали о «Минипе» и подкупили оборотней.

Они медленно зашли в лес.

– В каком смысле? И кто эти люди?

– Они из вашего же ведомства, – произнося эти слова, Костя достал смартфон и быстро набрал сообщение:

«Осторожно! У меня жучок!» (Чертов приборчик после ночного сна пришлось вернуть на место.) И сунул мобильник под нос генералу. Калинов приостановился, приподнял брови.

– А поконкретней?

– Пожалуйста. Вчера меня арестовали, допрос вел следователь-особист Николай Альбертович, фамилию не знаю. Но ему откуда-то стало известно про «Минипу».

– Ни хрена себе, как все запущено в родном королевстве! – Генерал покачал головой. – Альбертович, Альбертович… Есть только один с таким отчеством… Подожди-ка, а что тебе предъявили?

Костя вкратце рассказал про подставу с пистолетом. Калинов прокашлялся.

– Хкгм. А что, если б ты не стал отбирать пистолет у тех бандюг?

– Думаю, они бы прикинулись полными овечками и все равно сплавили бы ствол. Впрочем, они и так сыграли в поддавки.

– Пожалуй. Что ж, хитрый обсосали план, ублюдки. Судя по всему, сначала эти оборотни нашли киллера для министра Комова, а потом использованное оружие подсунули тебе. И что же они хотят, сведения о «Минипе»?

– Вот именно. Все, что я знаю. От имен и технологии производства до плана и места применения.

– И как же ты выкрутился?

– Пару часов меня продержали в камере, а потом я сдался.

Калинов опять приостановился, искоса глянул на Костю. Муконин быстро изложил все, что он выдал комитетчикам и что уже обсуждалось с Ганей.

Так они не заметили, как вышли из леса в то место, откуда Костя ступил в рощу. Они машинально развернулись и побрели обратно.

– Значит, меня ты выдал за инкогнито. Будто мы общаемся только по телефону, и мой номер не определяется. А деньги я тебе перевожу на виртуальный кошелек. – Генерал принял озабоченный вид. – Хм. А руководитель группы ученых – это какой-то Жорик, да?

Костя кивнул, подозрительно глянув на собеседника. Генерал, как и Ганя, узнав о жучке, играл по-настоящему. Пусть все выглядит правдоподобно, пусть они решат, что Костя их обманул. Иначе ничего не получится.

Но ведь это он, генерал Калинов, предложил самарским сопротивленцам послать в лагерь миротворцев липу о том, что на Урале уже готова «Минипа», и ее хотят применить против миротворцев в Самаре. А теперь именно Косте все это расхлебывать.

– Ну ты мастак. Ну ты и придумал. Ладно, ладно, не тушуйся, за первый сорт сойдет. А вы уж там с Ганей решайте сами, что дальше.

– Мы и решаем. – Костя повел плечом. – Товарищ генерал, вы вроде обмолвились, что знаете этого следователя.

– Альбертович, – протянул Калинов. – Я плохо его знаю. Это ведь не мой отдел, у них – по борьбе с бандитизмом, а у меня – экономический. Ты же в курсе, что костяк Комитета состоит из бывших эмвэдэшников и китайцев. Отдел по обороне и уральско-китайской пехотно-воздушной армии возглавляет бывший замглавы МВД области, отдел по энергетическим преступлениям – генерал Ли Чун, ну и тому подобное. Сам я, как ты знаешь, из местных вояк. А вот отделом по бандитизму рулит бывший глава РУБОПа Свердловской области. И тут вопрос, еще тот вопрос, причастен ли он к проделкам своих подчиненных? Этого Альбертовича и иже с ними.

Калинов говорил басовито, размеренно, спокойно, в своей манере, и эта манера нравилась Косте. С такими людьми не пропадешь, от них исходит надежное тепло.