Пролог

Утром 24 января 1944 г. передовые батальоны 2-го Украинского фронта после мощного короткого артиллерийского налета внезапно перешли в наступление, положив начало Корсунь-Шевченковской наступательной операции. Они прорвали оборону частей группы армий «Юг» на участке шириной 16 км и к исходу дня на направлении главного удара продвинулись на 2—6 км. На следующий день в сражение вступили главные силы 4-й гвардейской и 53-й армий, а во второй половине дня и 5-я гвардейская танковая армия. Ее 20-й танковый корпус развернул наступление на звенигородском направлении. 27 января 155-я танковая и 8-я гвардейская танковая бригады освободили г. Шпола. На следующий день танковая группа 6-й танковой армии совместно с соединениями 20-го танкового корпуса захватила Звенигородку. В результате был охвачен правый фланг войск группы армий «Юг» в корсунь-шевченковском выступе. В окружении оказались десять дивизий и одна бригада, которые насчитывали около 80 тыс. солдат и офицеров, до 1600 орудий и минометов, более 230 танков и штурмовых орудий.

Это вынудило командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Э. фон Манштейна прекратить удары против войск 1-го Украинского фронта восточнее Винницы и севернее Умани, а для деблокады окруженных войск направить 8 танковых и 6 пехотных дивизий. Однако все попытки фон Манштейна прорваться к окруженным частям 42-го и 11-го армейских корпусов в полосе 5-й гвардейской танковой армии успеха не имели. Деблокирующей группе удалось на узком участке продвинуться всего на 4—5 км, но контратаками вторых эшелонов армии и резервами она 7 февраля была полностью остановлена. Удар противника из кольца окружения также не имел успеха из-за упорного сопротивления соединений 52-й и 4-й гвардейской армий.

12 февраля части 11-го и 42-го армейских корпусов предприняли еще одну попытку прорваться из «котла». Они, воспользовавшись разыгравшейся пургой, сумели в полосе 1-го Украинского фронта прорваться из района Стеблева в направлении Шендеровки. Известие об этом вызвало гнев у Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. Он, недовольный действиями командующего 1-м Украинским фронтом генерала армии Н. Ф. Ватутина, решил объединить усилия всех войск, действовавших против корсуньской группировки противника. Выбор Сталина пал на командующего 2-м Украинским фронтом генерала армии И. С. Конева.

Около 12 часов 12 февраля Конева по ВЧ вызвал Сталин:

– Вот мы огласили на весь мир, что в районе Корсунь-Шевченковского окружили крупную группировку противника, а в Ставке есть данные, что окруженная группировка прорвала фронт 27-й армии и уходит к своим. Что вы знаете по обстановке на фронте у соседа?

По интонации голоса Сталина, резкости, с которой он разговаривал, Конев понял, что Верховный Главнокомандующий встревожен, и, как видно, причина этого – чей-то не совсем точный доклад. Пытаясь его успокоить, Конев доложил:

– Не беспокойтесь, товарищ Сталин. Окруженный противник не уйдет. Наш фронт принял меры. Для обеспечения стыка с 1-м Украинским фронтом и для того, чтобы загнать противника обратно в котел, мною в район образовавшегося прорыва врага были выдвинуты войска 5-й гвардейской танковой армии и 5-й кавалерийский корпус. Задачу они выполняют успешно.

– Это вы сделали по своей инициативе? – спросил Сталин. – Ведь это за разграничительной линией фронта.

– Да, по своей, товарищ Сталин.

– Это очень хорошо. Мы посоветуемся в Ставке, и я вам позвоню.

Минут через десять-пятнадцать снова раздался звонок. Конев взял трубку.

– Нельзя ли все войска, – сказал Сталин, – действующие против окруженной группировки, в том числе и 1-го Украинского фронта (27-ю армию), подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окруженной группировки?

Конев такого предложения не ожидал, но ответил без паузы:

– Товарищ Сталин, сейчас очень трудно провести переподчинение 27-й армии 1-го Украинского фронта мне. 27-я армия действует с обратной стороны кольца окружения, то есть с противоположной стороны по отношению наших войск, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи ее со штабом 1-го Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг, Киев, Белую Церковь; пока в коридоре идет бой, напрямую установить связь с 27-й армией невозможно. Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окруженного противника, тогда как на ее правом фланге также создается угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения в направлении Лисянки.

– Не волнуйтесь, товарищ Конев, Ставка обяжет штаб 1-го Украинского фронта передавать все ваши приказы и распоряжения 27-й армии и оставит ее на снабжении в 1-м Украинском фронте.

– В такой динамичной обстановке эта форма управления не обеспечит надежность и быстроту передачи распоряжений, – ответил Конев. – А сейчас требуется личное общение и связь накоротке. Все распоряжения будут идти с запозданием. Прошу вас не передавать армию в состав нашего фронта.

– Хорошо, мы еще посоветуемся в Ставке и с Генеральным штабом и тогда решим, – закончил разговор Сталин.

Верховный редко отменял свои решения. Командующему 2-м Украинским фронтом было поручено разделаться с окруженной группировкой. Ему предстояло теперь доказать, что он как «мастер окружений» сильнее «самого блестящего стратега вермахта» фон Манштейна. Генерал армии против генерал-фельдмаршала!

Фон Манштейн, однако, оказался хитрее. Он приказал окруженным корпусам прорваться из кольца, используя для этого всю артиллерию и имеющиеся боеприпасы. В ночь на 17 февраля они под руководством своих командиров генералов Штеммермана и Либа пошли на прорыв. Удар был нанесен в юго-западном направлении, навстречу 3-му танковому корпусу, который по приказу фон Манштейна напрягал все силы, чтобы, несмотря на непролазную грязь, бросить навстречу прорывающейся группировке хотя бы несколько танков. В половине второго ночи фон Манштейн получил радостное известие о том, что установлена первая связь между выходящими из окружения корпусами и передовыми частями танкового корпуса.

Фон Манштейну снова удалось избежать окончательного поражения. Он уже не в первый раз ускользал от Конева. Это оставило в его душе неприятный осадок, который развеял телефонный звонок из Москвы. Он прозвенел уже после завершения Корсунь-Шевченковской операции.

– Поздравляю с успехом, – сказал Сталин. – У правительства есть мнение присвоить вам звание Маршала Советского Союза. Как вы на это смотрите, не возражаете? Можно вас поздравить?

– Благодарю, товарищ Сталин.

– Ну, хорошо, отдыхайте, устали, наверное?..

«Комиссар с командирской жилкой»

Родословная Ивана Степановича Конева идеально подходила под требования, предъявляемые к командирам Красной армии. Судите сами. По данным его автобиографии, он родился 28 декабря 1897 года в селе Лодейно Вологодской губернии «в семье бедного крестьянина». Но органы государственной безопасности не поверили Коневу. У них были иные данные о социальном происхождении Ивана Степановича. В июле 1941 г. они зафиксировали, что Конев происходит «из зажиточных крестьян», отец был «кулаком», а родной дядя Федор Иванович Конев – урядником (см. приложение № 4). В 1929 г. при аресте органами НКВД он пытался покончить жизнь самоубийством. Мы теперь знаем, что «органы» ловко стряпали дела, выдавая черное за белое и наоборот. В то время любого трудолюбивого крестьянина считали кулаком те, кто не хотел работать, а пытался присвоить чужое.

Деревня Лодейно стояла на оживленном, особенно зимой, Вятско-Орловском тракте. Дом Коневых, в котором размещен музей маршала, строил его дед Иван Степанович. Семья была большая – четверо сыновей и дочь. Федор и Григорий Коневы, крепкие и рослые, служили в русской гвардии. Степан, после ранней смерти отца и матери, взял на воспитание сестру Клавдию и малолетнего брата Григория. В феврале 1897 г. Степан Иванович женился на Евдокии Степановне Мергасовой. В день рождения дочери Маши она умерла. Эта трагедия лишила двухлетнего Ивана материнского тепла. Все заботы о воспитании малыша легли на плечи тети Клавдии. Вскоре Степан Иванович женился на Прасковье Ивановне, но она не смогла заменить Ивану родную мать. Возможно, это просто совпадение, но его будущий противник Эрих фон Манштейн также не воспитывался родной матерью. Он, как и Конев, не считал себя «богачом», хотя и не испытывал нужды.

С шестилетнего возраста Иван, по мере возможности, помогал старшим, а повзрослев, вместе с отцом вывозил бревна с лесосек. Несмотря на это, он успешно окончил двухклассную земскую школу, а в 1910 г. – Пушемско-Никольское земское четырехклассное училище в селе Щеткино. Учитель литературы Илья Михайлович окружил заботой любознательного паренька и часто давал ему для прочтения книги, не входившие в учебную программу. Если верить воспоминаниям людей, знавших Ивана Конева, то он с увлечением поглощал книги о великих полководцах прошлого, о войнах и восстаниях в Древнем Риме, о славных победах русской армии. Думается, что так и было. Кто из нас в детском возрасте не зачитывался книгами на подобные темы? Б. Полевой в беседе с английским писателем А. Вертом, характеризуя Конева, отмечал:

«Очень любит читать, поэтому возит всегда с собой целую библиотеку. Увлекается Ливием, а также нашими классиками, которых любит цитировать в разговоре, – то тут, то там ввернет что-либо из Гоголя или Пушкина или из «Войны и мира»… Он очень аскетичен в своих привычках, не пьет и терпеть не может, когда кто-нибудь напивается. Очень требователен к самому себе… Он прекрасный стрелок…»

Но все это будет позже, а пока Иван Конев прилежно учился, заслужив похвальный лист «За выдающиеся успехи и примерное поведение». Весной 1916 г. его призвали в русскую армию и направили в запасный полк в тамбовский город Моршанск. Грамотный, физически развитый призывник обратил на себя внимание командиров, и его отобрали в учебную артиллерийскую команду, готовившую унтер-офицеров. Здесь он упорно постигал артиллерийское дело, освоив профессии всех орудийных номеров, и особенно наводчика. По завершении учебы ему присвоили звание фейерверкера[1] и направили в резервную тяжелую артиллерийскую бригаду, располагавшуюся в Москве на Ходынском поле. В своей автобиографии Конев пишет, что в период Февральской революции принимал участие в освобождении арестованных солдат своей бригады и аресте жандармов. Возможно, так оно и было?

Летом 1917 г. дивизион, в котором служил Конев, был направлен в Тернополь в состав Юго-Западного фронта. Его войска в июне принимали участие в наступлении русской армии, но, когда дивизион прибыл на фронт, оно уже завершилось. Так и не удалось Ивану Степановичу проявить себя на артиллерийском поприще в боевых условиях. Зато он добился успеха в политической деятельности. Во время Октябрьской революции 1917 г. младший унтер-офицер Конев поддерживал большевиков, был избран членом батарейного солдатского комитета.

В январе 1918 г. завершилась служба Конева в русской армии. После демобилизации он вернулся в родные края. В Никольском уездном центре Вологодской губернии демобилизованных встречали односельчане. Ивана с радостью обнимали тетка Клавдия и сестра Мария. Отец в это время работал далеко от родного села, и с ним Ивану Степановичу удалось встретиться лишь через пять лет. По его свидетельству, он вместе с группой демобилизованных солдат своей волости организовал свержение земской управы, конфискацию помещичьих и церковных земель, аресты купцов и торговцев «и все остальные действия, вызываемые социалистической революцией». В феврале Конев был избран на уездный съезд Советов Никольского уезда, где его выбрали в уездный исполком и оставили на постоянной работе – уездным военным комиссаром.

В функции военного комиссара входило комплектование и формирование подразделений и частей новой, Рабоче-Крестьянской Красной армии. Начало ее созданию положил декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР от 15(28) января 1918 г. С новыми обязанностями Иван Степанович справлялся успешно, что не осталось без внимания. В июле его направляют в Москву для участия в работе V Всероссийского съезда Советов, где он состоял членом фракции большевиков. Тогда же Коневу довелось участвовать в подавлении восстания левых эсеров в столице.

Работа в исполкоме, формирование войск были не по душе деятельному и активному комиссару. Он, наблюдая за развитием событий на фронтах Гражданской войны, настойчиво рвался в действующую армию. Вскоре его вызвал военный комиссар Ярославского военного округа М. В. Фрунзе. Он внимательно посмотрел на своего молодого подчиненного, по-военному подтянутого, не по годам сурового.

– Просьбу вашу, товарищ Конев, удовлетворим, – сказал Михаил Васильевич. – Поедете на фронт. Формируйте отряд земляков. Желаю успеха!

Некоторые биографы И. С. Конева пишут, что в первых числах сентября 1918 г. он назначается комиссаром бронепоезда № 102[2]. Однако сам Иван Степанович в своей автобиографии отмечает, что только в июне 1919 г. он «добровольно потребовал отправки на фронт». В течение месяца проходил подготовку в 1-м запасном полку. В должности начальника отряда участвовал в подавлении восстания дезертиров в Костромской губернии. Затем был отправлен в 3-ю армию Восточного фронта, где сначала был бойцом запасной батареи и только затем стал комиссаром бронепоезда № 102, получившего от красноармейцев название «Грозный». По инициативе Конева при бронепоезде был создан небольшой десантный отряд в составе взвода конной разведки и двух стрелковых взводов для борьбы с подразделениями противника, осуществлявшими диверсии на железной дороге. Комиссар бронепоезда часто принимал личное участие в боевых действиях десантного отряда. В одном из них судьба свела его с крестьянской девушкой Аней, ставшей впоследствии его женой. Многим обязан ей Иван Степанович, и прежде всего тем, что уберегла она его, тяжело заболевшего тифом, от смерти.

В начале 1921 г. И. С. Конев получил повышение по должности. Его направили в Забайкалье комиссаром 5-й бригады 2-й Верхне-Удинской стрелковой дивизии. Но уже в середине февраля следует новое назначение – комиссаром этой же дивизии. Вскоре его избрали делегатом X съезда РКП(б). Его соседом в вагоне московского поезда оказался комиссар одной из партизанских бригад Александр Булыга, впоследствии известный писатель Александр Александрович Фадеев. Почти месяц добирались они до Москвы. За это время крепко сдружились.

В это время Советская Россия находилась в тяжелом положении. Нехватка топлива привела к остановке движения на ряде железных дорог, к закрытию крупных металлургических и машиностроительных заводов, к прекращению поставок в города собранного по продразверстке продовольствия. Принудительные изъятия у крестьян продовольственных излишков, особенно у середняков, ухудшили их отношение к советской власти. Крестьянские волнения, начавшиеся еще в 1920 г. в Тамбовской губернии и на Украине, перекинулись и на другие регионы страны. Недовольство охватило и рабочих крупных промышленных центров, так как резко сократились продовольственные пайки. Политика «военного коммунизма» показала свою полную несостоятельность. На заседании Политбюро ЦК РКП(б), состоявшемся 8 февраля 1921 г., В. И. Ленин (Ульянов) предложил отменить продразверстку. Центральный Комитет партии большевиков в течение месяца в ходе острой дискуссии обсуждал это предложение. Тем временем топливный и продовольственный кризисы продолжали углубляться. В Петрограде в середине февраля практически остановились все фабрики и заводы, почти не стало электричества, а через полмесяца начались волнения среди рабочих, которые перекинулись и на Кронштадт.

Что же произошло в Кронштадте? Официальная версия была изложена в правительственном сообщении «Новый белогвардейский заговор», подписанном 2 марта 1921 г. В. И. Лениным и Л. Д. Троцким (Бронштейном). В сообщении говорилось, что 12 февраля в парижской газете «Утро» появилась телеграмма из Гельсингфорса о восстании кронштадтских моряков против советской власти. Далее подчеркивалось, что 28 февраля в Кронштадте начались волнения на корабле «Петропавловск», экипаж которого принял черносотенно-эсеровскую революцию, а 2 марта на сцене открыто появился бывший генерал А. Н. Козловский, начальник артиллерии крепости. Под его руководством были арестованы комиссар Балтийского флота Н. Н. Кузьмин и председатель Кронштадтского Совета П. Д. Васильев. В этой связи Совет труда и обороны постановил:

«1) Бывшего генерала Козловского и его сподвижников объявить вне закона. 2) Город Петроград и Петроградскую губ. объявить на осадном положении. Всю полноту власти в Петроградском укрепленном районе передать Комитету обороны гор. Петрограда».[3]

В действительности власть в Кронштадте перешла в руки Временного революционного комитета (ВРК), во главе которого стоял выходец из семьи малоземельного калужского крестьянина С. М. Петриченко[4]. Под руководством ВРК в Кронштадте поддерживался порядок и велась подготовка к отражению возможного штурма города.

Задача по ликвидации восстания была возложена на командующего войсками Петроградского военного округа Д. Н. Аврова. В Петроград незамедлительно выехали председатель РВСР Л. Д. Троцкий и Главком С. С. Каменев. Выявив неспособность Аврова предпринимать решительные меры, они 5 марта подписали приказ о восстановлении 7-й армии с подчинением ее непосредственно Главкому. Армию возглавил командующий Западным фронтом бывший подпоручик М. Н. Тухачевский, будущий Маршал Советского Союза, которому подчинялись войска Петроградского военного округа и командующий Балтийским флотом. Тухачевский был введен в состав Комитета обороны Петрограда. Ему поручалось «в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте». В приказе подчеркивалось: «5 марта предупредить Кронштадт, что если в течение 24 часов возмущение не будет прекращено, то будут открыты военные действия»[5]. В Петроград срочно выехало более 370 делегатов X съезда РКП(б), в том числе К. Е. Ворошилов, Е. И. Ковтюх, И. С. Конев. Со многими из тех, кто вместе с Коневым штурмовал Кронштадт, ему не раз придется встречаться на служебном пути.

Утром 8 марта наспех подтянутые части по сигналу Тухачевского перешли в наступление. Однако оно закончилось неудачей. Это вынудило командарма прекратить бесплодные атаки. После тщательной подготовки войска 7-й армии около трех часов утра 17 марта снова перешли в наступление. Среди делегатов X съезда РКП(б), участвовавших в боевых действиях, был и Конев, боец одной из батарей, располагавшейся на косе Лисий Нос. Весь день шли уличные бои, завершившиеся победой войск 7-й армии. После восстановления порядка в Кронштадте началось следствие по делу восставших. Их потери составляли свыше 1 тыс. убитыми, более 2 тыс. ранеными и около 2,5 тыс. пленными[6]. Через специально созданные революционные тройки, наделенные судебными функциями, в 1921—1922 гг. прошел 10 001 человек: 2103 были приговорены к расстрелу, 6447 – к разным срокам заключения и 1451 – освобожден.[7]

И. С. Конев, вернувшись после окончания работы X съезда на Дальний Восток, получил новое повышение. Он был назначен комиссаром штаба Народно-революционной армии (НРА) Дальневосточной республики, провозглашенной еще 6 апреля 1920 г. Армией с лета 1921 г. командовал будущий Маршал Советского Союза В. К. Блюхер, являвшийся одновременно военным министром республики и председателем Военного совета НРА.

Отметим, что И. С. Коневу везло на начальников. Это были люди с сильной волей, обладавшие военным талантом, у которых будущему маршалу Коневу было чему научиться. Его назначение комиссаром штаба НРА по времени совпадало с большой работой, проводимой ее командованием по реорганизации войск, повышению их боеспособности и укреплению воинской дисциплины. 30 июня Военный совет НРА и Флота ДВР издал приказ о реорганизации военного управления вооруженными силами Дальневосточной республики[8]. Вместо штаба Главнокомандующего и Главного штаба был создан единый штаб НРА ДВР. 10 июля на свет появляется новый приказ № 39 о переформировании отдельных стрелковых дивизий в отдельные стрелковые бригады, 2-й Амурской армии – в Амурскую стрелковую дивизию, Забайкальской кавдивизии – в три бригады двухполкового состава, а также о расформировании Сретенской кавбригады.[9]

В этой работе активное участие принимал комиссар штаба Народно-революционной армии. Ему также довелось участвовать в штурме Волочаевки, которая под руководством известного в русской армии инженера полковника Аргунова была превращена в мощный укрепленный район. Вся местность вокруг него, от р. Тунгуска до Амура, была оплетена густой сетью колючей проволоки. За этой железной изгородью саперы и солдаты белоповстанческой армии возвели многочисленные оборонительные сооружения, отрыли окопы с ледяными брустверами, волчьи ямы, оборудовали блокгаузы. Подступы к укрепрайону были заранее пристреляны ружейно-пулеметным огнем. С сопки Июнь-Корань прекрасно просматривалась лежащая к западу кочковатая равнина, покрытая местами тощим кустарником. Наступать по равнине в лоб, чтобы пробить брешь в прочной волочаевской преграде, было бы безумием.

По решению В. К. Блюхера в первую очередь намечалось занять станцию Ольгохта, а затем завершить подготовку к решительному наступлению. Главный удар на Волочаевку предстояло нанести Инской группе войск под командованием С. М. Серышева. Забайкальской группе Н. Д. Томина приказывалось совершить обход левого фланга укрепрайона, чтобы отрезать противнику пути отхода к Хабаровску. В частях первого эшелона предписывалось сформировать штурмовые взводы, сведенные в штурмовые колонны. Они должны были прорвать вражеские заграждения и обеспечить ввод в сражение главных сил Восточного фронта НРА. Каждая штурмовая колонна обеспечивалась гранатами, ножницами для резки проволоки, кошками и топорами. Для того чтобы избежать лишних жертв, командующему белоповстанческой армией генералу В. М. Молчанову было направлено обращение, в котором предлагалось «не проливать драгоценную кровь русского народа и прекратить борьбу». Однако ответа на это обращение не было получено.

С целью усиления политической работы в частях и подразделениях из штаба НРА направляется группа политкомиссаров во главе с И. С. Коневым. Он, распределив по подразделениям прибывших с ним товарищей, решил оказать помощь комиссару бронепоезда № 8 в подготовке команды к предстоящим боям. В этом ему пригодился опыт, полученный на бронепоезде «Грозный».

Наступление войск Восточного фронта началось утром 5 февраля 1922 г. Густой туман опутал заснеженную равнину между станциями Ин и Ольгохта. Народоармейцы, воспользовавшись туманом, скрытно подошли к Ольгохте и ударом в штыки взяли станцию. Противник в беспорядке отошел к Волочаевке, преследуемый главными силами фронта. Забайкальская группа обходила укрепрайон по снежному бездорожью. А в это время по приказу Блюхера бойцы Инской группы под губительным ружейно-пулеметным огнем начали штурм Волочаевки. Невероятными усилиями, ценой огромных потерь удалось преодолеть первый ряд железной изгороди. К вечеру 10 февраля атака вражеских укреплений захлебнулась. Не имела успеха и атака на следующий день. И только 12 февраля Волочаевка была захвачена народоармейцами.

25 октября 1922 г. Народно-революционная армия вступила во Владивосток. А уже 13 ноября Народное собрание ДВР вынесло решение о вхождении республики в состав Советской России. Президиум ВЦИК объявил Дальний Восток нераздельной частью РСФСР. 22 ноября НРА была переименована в 5-ю Краснознаменную армию. Ее Приморский стрелковый корпус приказом № 213 по армии от 25 декабря получил наименование 17-го Приморского стрелкового корпуса. Комиссаром корпуса был назначен И. С. Конев.

Бурные события Гражданской войны закалили характер И. С. Конева. Писатель Борис Полевой, встретившись с ним в мае 1945 г. в Праге, спросил:[10]

– Вы сразу освоили комиссарское дело?

– Ну, как сразу, – задумавшись, ответил Иван Степанович. – В сущности, оно не было для меня новым. Когда мы подавляли мятежи в моих родных краях, а потом гонялись за бандами по костромским лесам, приходилось одновременно и командовать, и комиссарствовать, сражаться с врагом и вести работу с населением, завоевывать сердца бойцов, вселять в них веру в победу. Многое дал мне опыт партийной работы в запасной части. Он научил заглядывать в душу человека, видеть перед собой не сплошную шеренгу, а отдельных людей, каждого со своим характером, со своими особенностями. Мне к тому же очень везло в те годы. Везло в том, что окружали люди, у которых было чему поучиться, что перенять, кто поддерживал в трудные минуты, помогал решать стоящие задачи советом и делом, кто мог, наконец, справедливо спросить и поверить в мои силы.

В январе 1924 г. управление 17-го Приморского стрелкового корпуса было передислоцировано на Украину. Здесь Иван Степанович пробыл недолго. В июне его по личной просьбе перевели в Московский военный округ комиссаром и начальником политического отдела 17-й стрелковой дивизии, расквартированной тогда в Нижнем Новгороде. К новому месту службы он выехал вместе с семьей – женой и годовалой дочкой Майей. Комиссар много внимания уделял решению вопросов, связанных с бытовым обустройством личного состава, установлением взаимоотношений с местным населением, обеспечением качественного выполнения задач боевой и политической подготовки. Здесь же он, как явствует из его автобиографии, вел непримиримую борьбу «против троцкистов» и очищал «от враждебных элементов» дивизию.

В октябре 1925 г. произошло событие, которое коренным образом повлияло на карьеру И. С. Конева. На одном из учений командующий войсками Московского военного округа К. Е. Ворошилов, наблюдавший за действиями дивизии и работой ее комиссара, вызвал к себе Ивана Степановича и сказал:

– Вы, товарищ Конев, по нашим наблюдениям, комиссар с командирской жилкой. Это счастливое сочетание. Вам надо учиться, овладеть всем, что есть в военной науке. Это поможет вам стать хорошим командиром.

Видать, не забыл Клим Ворошилов делегата X съезда Ивана Конева, который, пренебрегая опасностью, вызвался добровольно участвовать в штурме Кронштадта.

Эта беседа стала поворотной точкой в судьбе Конева. В 1926 г. его направляют на Курсы усовершенствования высшего начсостава (КУВНАС) при Военной академии им. М. В. Фрунзе. Они были предназначены для повышения квалификации и совершенствования знаний военных кадров различных родов войск и служб. «С первых же дней пребывания на курсах, – вспоминал Иван Степанович, – с нами прорабатывали тактические задачи в сложной, динамичной обстановке. Знакомили с новой техникой и вооружением… Мы не пропускали ни одной книжной новинки по военной теории».

После окончания учебы И. С. Конев назначается командиром 72-го стрелкового полка 24-й Самаро-Ульяновской Железной стрелковой дивизии, а затем возглавляет 50-й Краснознаменный им. К. Е. Ворошилова стрелковый полк 17-й стрелковой дивизии. На этом завершился этап военной карьеры Конева, связанный с военно-политической работой. Теперь ему предстояло проявить себя уже в новом качестве, на командной стезе. Он, вспоминая о своей пятилетней деятельности в должности командира полка, отмечал:

«…Самым решающим звеном в становлении командира является полк. Полк учит, полк воспитывает, полк по-настоящему готовит кадры. Комполка – организатор боя, он обязан правильно использовать артиллерию, полностью и до отказа дать огонь, а не штык, использовать танки, использовать поддержку саперов и даже авиацию, запросив решения высших инстанций. Он хозяин на поле боя, в организации боя. Вот кто такой командир полка, вот почему я с большим желанием пошел на эту должность. Командовал полком пять лет. Многие говорили, что «засиделся», предлагали всякого рода должности, намекали, иногда даже иронизировали… Я решительно от всего отказывался. Я учил полк и учился у полка. Проводил занятия сам, очень сложные, продолжающиеся непрерывно, днем и ночью, с выходом в поле, с отрывом от базы, учил полк маршам и походам, боевой стрельбе и тактике, взаимодействию, и сам одновременно учился».[11]

В данном случае Конев не погрешил против истины. В должности командира полка он проявил недюжинные способности организатора боевой подготовки войск. В его первой командирской аттестации отмечалось: «Инициативен, энергичен, решительный командир. Требователен. Целеустремлен. Пользуется деловым авторитетом»[12]. Были, конечно, и сложности в службе. Не всегда шло все гладко, особенно в вопросах устройства быта подчиненных, укрепления воинской дисциплины, обучения командного состава.

В 1932 г. И. С. Конев получил возможность снова повысить свою теоретическую подготовку, теперь уже на полноценном курсе Военной академии им. М. В. Фрунзе. В это время в Красной армии ускоренными темпами осуществлялась техническая реконструкция, которая опиралась на форсированную индустриализацию государства, милитаризацию его экономики, подчинение целям обороны всех социальных программ. В постановлении ЦК ВКП(б) «О состоянии обороны СССР» от 15 июля 1929 г. требовалось создать современную военно-техническую базу для обороны страны[13]. В соответствии с первым пятилетним планом развития РККА (1929—1933 гг.) предусматривалось полностью перевооружить армию и флот новейшими образцами военной техники, создать новые технические рода войск (авиацию, бронетанковые войска) и специальные войска (химические, инженерные и др.), повысив их удельный вес в системе Вооруженных Сил. Кроме того, намечалось модернизировать старое оружие и военную технику, моторизовать пехоту, кавалерию и артиллерию, осуществить массовую подготовку технических кадров[14]. По численности войск Красная армия должна была не уступать вероятным противникам на главном театре военных действий – Западном, а по технике – быть сильнее противника по трем решающим видам вооружения, а именно самолетам, артиллерии и танкам.