Черчилль постоянно ставил в известность Рузвельта о событиях в Греции. Находясь в те дни в Греции, он отправил президенту США телеграмму:
      ""...Г-н президент, мы потеряли более одной тысячи человек (потери англичан в боях за Афины. - Ю.В.), и, хотя большая часть Афин сейчас очищена, тяжко видеть этот город, в котором то там, то здесь вспыхивают уличные бои, и бедных изможденных людей, которые зачастую существуют только на пайках, доставляемых нами на разные пункты, нередко с риском для жизни. Всё, что бы вы ни сказали со временем в поддержку этого нового плана, будет чрезвычайно ценным и может привести к принятию ЭЛАС условий перемирия, изложенных генералом Скоби. В отношении всего остального мы укрепляемся, как это необходимо, и военный конфликт будет продолжаться. Значительное большинство людей стремится к урегулированию, которое освободит их от коммунистического террора..."
      29 декабря мы возвратились в Лондон..."
      Рузвельт поддержал Черчилля.
      О6 истинной "демократии" Черчилля, демократии по Черчиллю, как и об истинном смысле интервенции, свидетельствуют такие слова Черчилля в послании президенту Рузвельту 30 декабря 1944 года:
      ""Для меня это было очень тяжёлой задачей. Мне пришлось сказать королю (Греции. - Ю.В.), что если он не согласится, вопрос будет разрешён без него и что вместо него мы признаем новое правительство..."
      (Здесь всё на своих местах: демократ Черчилль приказывает королю Греции, предупреждая, что при неповиновении обойдётся без него. - Ю.В.).
      В итоге боев, продолжавшихся непрерывно в Афинах весь декабрь, повстанцы были наконец вытеснены из столицы, и к середине января вся Аттика находилась под контролем английских войск. На открытой местности коммунисты ничего не могли предпринять против наших войск, и 11 января было подписано перемирие. Все вооружённые силы ЭЛАС должны были полностью покинуть Афины, Салоники и Патрас. Их войска на Пелопоннесе должны были получить право беспрепятственно разойтись по домам. Английские войска должны были прекратить огонь и удерживать свои позиции. Обе стороны согласились освободить пленных. Эта договоренность вступила в силу 15-го.
      Так закончилась полуторамесячная борьба за Афины..."
      И продолжилась, разгораясь, гражданская война - война в горах Греции.
      И для сравнения всего показного человеколюбия Черчилля, за которым скрывалась самая бездушная политика, приведём ещё одну его телеграмму.
      Премьер-министр - фельдмаршалу Александеру (Италия):
      10 мая 1945 года
      "Я видел фотоснимок.
      Человек, который убил Муссолини, сделал признание, опубликованное в "Дейли экспресс", в котором он хвастался своим коварным и трусливым поступком. Он, в частности, заявил, что застрелил любовницу Муссолини. Числилась ли она в списке военных преступников? Дал ли кто-либо ему право убивать эту женщину? Мне кажется, что органы правосудия английских вооружённых сил должны расследовать эти вопросы".
      А сколько же он, Уинстон Черчилль, там, в Греции, бомбами и пулями положил в землю женщин и детей, не говоря о бойцах греческого Сопротивления?
      Западный буржуазный мир аплодировал насилию Черчилля над Грецией, хотя и не обошлось без оправданий Черчилля в палате общин.
      Вспомните, как вёл тот же мир, когда советские войска 11 лет спустя вошли в Будапешт поздней осенью 1956 года или в Прагу в конце лета 1968-го. До сих пор по адресу русских изрыгаются проклятия. Но почему же мы не слышали сих проклятий в ноябре-декабре 1944 года?..
      ИХ мир стоит на великой лжи.
      Так состоялась расправа с греческим народом. Ведь не менее трёх четвертей народа стояло тогда за свою освободительную армию (ЭЛАС) и за компартию.
      Именно о скобизме в апреле 1945 года Мао Цзэдун говорит в отчётном докладе VII съезду КПК в Яньани - съезду, который определил историческую будущность Китая (на съезде единственным наблюдателем из европейцев оказался мой отец кадровый разведчик ГРУ; мне довелось читать в спецархиве его отчёты Центру спустя 16 лет после его смерти). Скобизм - это расправа капиталистической демократии с национально-освободительным движением, принимающим выраженную социальную окраску. Такой была оценка Мао.
      ЭЛАС - партизанские бригады и отряды (её политическим комиссаром являлся широко известный в Греции генеральный секретарь коммунистической партии Никос Захариадис) - была вытеснена в горы, где стойко сражалась 1946-й, 1947-й и 1948-й годы. Командовал партизанской армией Вафиадис Маркос.
      В 1949 году греческому Сопротивлению наносит предательский удар уже не Скоби, а маршал Иосип Броз Тито - коммунистический божок Югославии.
      Кровь, горе, измена, расправы...
      Дело в том, что поддержка ЭЛАС Москвой была возможна лишь через югославскую границу. Тылами греческое Сопротивление выходило на горную Югославию. Сразу вслед за постановлением объединенного совещания представителей компартий в Москве в 1948 году, объявившего Тито раскольником и буржуазным перерожденцем ("обербандитом" именовали его в советской печати), Тито закрывает границу с Грецией. В 1949 году наступает агония греческого партизанского движения. Его бойцов беспощадно убивают на месте. Общее количество замученных бойцов и сторонников Сопротивления превысило 600 тыс. человек, что для десятимиллионной Греции громадная цифра; в пересчёте на население России она даёт более 6 млн. душ.
      Благословенное небо Греции.
      Последние бойцы дали бой тогда же, в сорок девятом. Кружа в горах, они не сдавались... Слава героям!
      Кровь, горе, измена, расправы...
      Это был звериный террор взбесившейся буржуазии и её профашистских изменнических сил, по сути, сотрудничавших с Гитлером. Террор свирепствовал в годы антисоветского психоза, чумой поразившего западный свет после погромной речи Черчилля 5 марта 1946 года в Фултоне. В мире западной демократии подобные общие расправы и убийства встречали понимание и одобрение. О правах человека и человечности никто и не заикался: да, травить, да, мучить и убивать! Фашизм был и остаётся кровавым орудием взбесившейся буржуазии, обеспокоенной возможностью утраты власти и барыша.
      "Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым... при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы..."
      Кровь, горе, измена, расправы в угоду наживе...
      Вождь коммунистического Сопротивления Захариадис после приезда в Москву и приёма у Сталина оказался сослан в Сибирь, где покончил с собой.
      Сталин был страшен с людьми - это не скроешь, это не замажешь*.
      * И не надо здесь надумывать в оправдания всякие "теории" и доводы. Была преступная и ничем не оправдываемая бесчеловечность, коли бесчеловечность вообще подлежит оправданию.
      Кровь, горе, измена, расправы...
      Сын Захариадиса под другой фамилией закончил Новочеркасское Суворовское военное училище, а я - Саратовское Суворовское военное училище в 1953 году. Мы поддерживаем близкие отношения.
      Мой старший товарищ - Анастасакос Лефтерис (я зову его Лефтерис Фёдорович) со своим отрядом в 32 человека летом 1946 года спустился с гор в деревню за едой. Пока их кормили крестьяне, кто-то донёс. Схватили всех. После зверских мучений бросили в тюрьму, где со связанными за спиной руками и совершенно голыми держали два с лишним месяца, избивая в любое время суток.
      В Триполи он много месяцев ждал своей участи в камере, куда натолкали около 350 человек - в основном бойцов Сопротивления. 350 в одной камере! Горе, кто попадает к врагу в лапы! Их пытали и казнили. Однако его не убили, а перевели на пять месяцев в застенки родного Гитео - ныне уютного курортного городка в горах. А уж после переправили на остров Макронис, в страшный концлагерь. Именно на Макронисе фашисты весной 1948 года без суда, потехи ради, убили более трёхсот человек. Заключённых сгрудили на длинном пологом берегу, среди них стоял Лефтерис. Военные корабли подошли вплотную и по команде открыли огонь из пулеметов и малокалиберных пушек... Мало кто уцелел.
      То были годы кровавой диктатуры Цальдариса.
      Лефтерис пробыл в тюремных стенах до 1965 года: с 18 лет до 38-и! И всё время руки сковывали кандалы.
      Мы часто встречаемся. По моей просьбе, он рассказывает о пережитом: вере товарищей в справедливость и лучший мир, нескончаемых избиениях и издевательствах в тюрьмах, гибели своих друзей. Время от времени он выезжает в какую-то из дальних деревень, в которой фашисты полвека назад оставили по своему обыкновению убитыми 20-40 женщин, ребят и мужчин - ныне их дети и внуки там поминают своих погибших родителей.
      Фашисты не щадили никого. Пепелищами, изуверскими расправами, могилами отмечено торжество демократии и прав человека в Греции.
      Хищные кархарии*.
      * Кархария (греч.) - акула.
      Весной 1944-го в бою у Каламаты (Южный Пелопоннес) греческие фашисты, действующие заодно с немцами, убили 18-летнего Яниса - родного брата Лефтериса.
      На юге Пелопоннеса творил расправу местный фашистский заправила Павлокус. Летом 1946 года фашисты выследили отца Лефтериса - Теодороса Анастасакоса. Они увели его в горы и убили. Это он, учитель из семьи потомственных крестьян, воспитал своих детей страстными патриотами Родины.
      В 1948 году гибнет старший брат Лефтериса - 28-летний Спирос. Фашисты заперли его в тюрьме на островке возле Пирея, где и казнили.
      А с рук Лефтериса не снимали кандалы. Не проходило недели, чтобы его не избивали. Только подумать: в 18 лет оказаться в тюрьме, чтобы выйти через 19 лет (он уже сидел год)! Его не судили, нет. Его привели в тюремную комнату, где офицер прочёл приговор: 20 лет заключения! Мы с женой ласково зовём его Монте-Кристо...
      За полтора года до освобождения по распоряжению властей в тюрьму на целый год была брошена мать Лефтериса. Суда не было, с ней расправились за то, что она была женой и матерью патриотов.
      Права человека.
      Я спрашивал Лефтериса, что он испытывал при случайной встрече на улице с теми, кто его истязал, и были ли такие встречи? Он сразу весь сжался, побледнел, к лбу над переносицей стянулись морщины. Ответ поразил меня.
      "Были встречи, были... - его глаза уже не видят меня, они в том прошлом. Это такие же греки... крестьяне, рабочие... Они не виноваты. Палачами их сделала власть. Это правительство сталкивает своих же людей".
      Он по-марксистки твёрдо убеждён, что людей плохими или хорошими делает общественный строй, но за этим прежде всего стоит любовь к своему народу. Он гордится Грецией и своим народом. К тому же он спартанец, как его деды и прадеды и все пращуры до самых дальних, почтенных времён. Он родился в Спарте (области, которая раскинулась на землях древнего царства Спарты, но не в нынешнем областном городе Спарта) и вырос на горе, что рядом с его нынешним домом спадает к морю. Она называется Чёрный Мавр (Мавровуни). Там его отчина деревня, уже похожая на маленький городок. Вечерами и ранним утрами она горит необыкновенно пронзительными огнями. Он часто пересказывает мне редкие из мифов своей древней Родины. Я не всё понимаю, мы изъясняемся на французском, который он в основном изучил в тюрьме, а я изрядно позабыл в последние полтора десятка лет. Но мы хорошо понимаем друг друга. Поклон вам, мои преподаватели французского...
      Кровь, горе, измена, расправы во имя наживы.
      Другой мой греческий товарищ однажды заметил (мы говорили о 1940-х годах): "У западной демократии два лица. Когда всё более или менее благополучно, одно лицо усердно распинается о правах человека. Лишь обстановка осложнится, лицо демократии стягивается в гримасу фашизма". Иначе говоря, в кроваво-клыкастое беззаконие.
      Непорочные одежды буржуазной демократии.
      В 1990-е годы компартию Греции возглавила Папарига - дочь Димитриса Папаригаса (1896-1949). Ученик кузнеца, военный матрос, участник греко-турецкой войны 1922 года, Димитрис в тому же году стал членом компартии. Это личность во всех отношениях легендарная. Он арестовывался, вырывался на свободу, неизменно возвращаясь к борьбе. С 1927-го по 1931-е годы он - член Центрального Комитета и член политбюро партии. После ареста в 1930 году бежал на другой год из тюрьмы Сингру. В 1936-м снова повязан - и снова бежит, но уже в 1944 году из концлагеря Хайлари.
      В 1944-1945 годы Папаригас - уже секретарь Афинского горкома партии. С 1946 года он - генеральный секретарь Исполкома Всеобщей конфедерации труда Греции, а также член ЦК партии. И уже в 1947 году опять выслежен охранкой и арестован, но через несколько месяцев снова добывает себе свободу. И вот, наконец, развязка: в 1948 году Папаригас схвачен и 20 февраля 1949 года убит в застенках афинской охранки.
      О русском же коммунизме можно сказать лишь одно: он сгнил на своём корню, именно сгнил и сгнил по своей воле, на своём родном корню, его никто не уничтожал. Здесь борцы и пламенные вожаки, не щадящие себя, даже через микроскоп не просматриваются. Здесь в обилии мелкие и крупные буржуа с мещанской психологией и наклонностями матёрых интриганов.
      Ныне русский коммунизм представляет собой позорное зрелище: соглашательство, предательство, обман народа, непрерывное разрушение и враждебный подрыв несравненно более сильного по смыслу и влиянию патриотического движения, за которое он слабосильно и паразитически цепляется.
      Руководители самой крупной ныне партии научного коммунизма - подлинные выкормыши разрушителя Большой России бывшего члена политбюро Александра Яковлева, просиживатели кресел в Думе, соглашатели, одобряющие бюджеты удушения России, пропустившие целый рой противонародных законов. Это жалкие тряпки, о которые режим вытирает ноги. Они ни разу и нигде не отважились возглавить народное движение.
      Они будут сметены. Скорее всего на смену им придут в волевом, нравственном и политическом отношении совершенно иные люди.
      Родина моя - Россия!
      Земля моя - Россия!
      Любовь и страсть мои - Россия!
      При всей враждебности Эйнштейна к вождизму он сам незаметно для себя высказывался не без одобрения за значение авторитета личности.
      Так он отзывался о Марии Склодовской-Кюри:
      "Моральные качества замечательного человека имеют, вероятно, большее значение для его поколения и для исторического процесса, чем чисто интеллектуальные достижения. Эти последние сами зависят от величия духа, величия, которое обычно остаётся неизвестным"*.
      * Кузнецов Б. Г. Эйнштейн - М.: Академия наук, 1962. С. 284.
      А это уже не что иное, как невольное подчёркивание значения личности для людей, общества, народа.
      В молодости я писал: "Культ вождя - это уже замена разума у людей одним единственным разумом, почти божественно непогрешимым, иначе - ненужность разума всех других... Удар по всем вождям и культам!".
      Мы только-только освобождались из-под чугунной длани вождя.
      С тех пор многое пришлось испытать и понять.
      Желание жить по идеалам сталкивается с представлением о свободе всего общества, сталкивается с нажимом других народов, угрожающих свободе твоей страны.
      И, наконец, само политическое выражение демократии потрясло меня: это совершенно продажная власть, безоговорочно враждебная любым национальным основам государства. Демократия - это диктатура денег. Правят те, у кого капиталы. Причём тут власть народа?
      С отвращением и ужасом разглядел я в демократии её природную враждебность национальному государству, а любовь к Родине и народу - одно из самых сильных чувств во мне.
      Всё это перевернуло меня.
      "Республика означает продажность государственной власти, - пишет Освальд Шпенглер в своей знаменитой работе "Закат Европы". Президент, премьер-министр или народный уполномоченный являются послушными ставленниками партии, а партия - послушной ставленницей тех, кто её оплачивает"*.
      * Освальд Шпенглер. Закат Европы: Т. I. Образ и действительность. - М-Пгд: Изд. Френкеля, 1923. С. XXII, ХVIII, ХIХ.
      Я и доселе считал, что мы должны избавиться от тупой, вырождающейся власти партийных секретарей. Теперь же я оказался непререкаемо убеждён в том, что власть должна быть прежде всего не интернациональной, не космополитической, а национальной. И строиться она должна на сочетании капиталистического и социалистического укладов.
      Оставлять же власть демократической, то есть космополитически-хищнической, по отношению к России не позволяла моя природа русского человека. Демократия вела и ведёт к расчленению России и уничтожению русского народа.
      Шпенглер закончил свою книгу ещё до первой мировой войны. Переработав, издал её в Мюнхене в декабре 1917 года. Он утверждает, что мировое гражданство - жалкая фраза. "Мы люди определённого века, определённой нации, круга, типа". И далее утверждает, что это наша принадлежность к определённому типу является необходимым условием, при котором наша жизнь приобретает "смысл и глубину".
      И он же отпускает глубокое замечание, что личное начало враждебно порядку и проявляется в жестокой эксплуатации более слабых народов и классов (он подразумевал Англию).
      Под "личным" Шпенглер разумеет демократию, в которой главное - это "личное Я", это эгоизм, это гибель единого целого, чем является народ*.
      * Там же.
      Государственная власть должна сосредоточиваться в руках национального руководителя при неукоснительном контроле за ней.
      Мы должны заковать волю руководителя в свод установлений, которым он должен будет неукоснительно следовать.
      Нарушения будут означать лишение его власти через особые учреждения контроля.
      Необходимость сосредоточения власти в руках вождя (национального руководителя) не есть тоска по палке, а жестокая историческая необходимость. В других условиях России просто не выжить.
      Следует подчиняться действительности.
      Можно не жаловать и отрицать то, о чём я пишу, но другой подход будет означать, как и все другие подходы, лишь доразрушение России.
      ГЛАВА X
      Русская история, как наука, лишь в определённой степени является итогом усилий представителей своего народа, более всего её объясняли, писали иностранцы по крови и русские - иностранцы по духу ("западники"). С моей стороны, это упрощенное толкование, однако оно обнажает хронически нездоровый процесс в недрах науки. Одним незатихающим столкновением являлась борьба между русским взглядом на тысячелетние явления русской жизни и взглядом пришельцев, к которым постепенно стала примыкать едва ли не большая часть русского культурного общества.
      До Петра I грамотные люди изучали первоисточники, то есть сами летописи, поскольку обобщающих работ ещё не существовало.
      Читаем в известном труде профессора петербуржской духовной академии Михаила Осиповича Кояловича (1828-1891) "История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям":
      "В этом удостоверяет нас чрезвычайное множество летописных списков, сохранившихся до настоящего времени, и весьма ограниченное обращение в нашем послепетровском обществе издававшихся летописей. Когда в сороковых годах (1840-х - Ю.В.) археологическая комиссия приступила к изданию летописей, то для издания только начальной летописи или временника Нестора она имела у себя под руками 150 летописных списков. Ей присылали их из разных мест целыми десятками. Почти в каждом замечательном монастыре есть один или даже несколько
      летописных списков...
      Самый большой удар летописной деятельности, даже списыванию летописей, нанёс, без сомнения, Пётр I, когда запретил в духовном регламенте простым монахам держать в келии бумагу и чернила. Впрочем, и в эти трудные времена летописи все-таки писались...
      За это время, когда наши летописи свободно составлялись и служили главнейшим выражением книжного русского самосознания, они имели теснейшую связь с нашею государственностью... С развитием московского единодержавия объединяются и летописи, - является по преимуществу сборный, сводный характер летописи..."*
      * Коялович М. Там же. С. 11,13. Текст выделен мной. - Ю.В.
      И о нашей жизни словами почтенного историка Сергея Михайловича Соловьева (1820-1879): "...народный дух страдал, чувствовалась измена основному жизненном правилу... чувствовалась самая тёмная сторона новой жизни, чувствовалось иго с запада, более тяжкое, чем прежнее..." (Коялович, С.362).
      Одновременно полезные сведения о русских черпались из сочинений иностранных авторов, побывавших на Руси*.
      * Татарское иго над Русью породило у Ватикана блудливые надежды наложить и своё иго на истекающий кровью русский народ - иго духовное. Для сего они деятельно сносились с Александром Невским и Даниилом Галицким, но получили от ворот поворот. Будучи почти бездыханной, Русь, однако, в своей православной вере не покачнулась и не поддалась ни исламу, ни латинянам. Очнулась, окрепла - и мечом проложила дорогу к независимой и достойной жизни. Рабы не мы - мы не рабы! Ныне же мы идём в раскрытые объятия церковных масонов, облачённых в одежды первых священников церкви.
      В своих лекциях Михаил Осипович якобы занимал выражение противосемитскую и противопольскую стороны, о чём спешит насплетничать "Советская историческая энциклопедия" (по духу совершенно нерусская), что не отвечает смыслу дел этого человека. Коялович защищал Россию. И оно так и есть: ни одного противоеврейского высказывания или какой-либо двусмысленности в этом главном труде Кояловича я вообще не обнаружил. Книга наполнена лишь любовью к России. Перед нами прежде всего крупный и самостоятельный учёный, который отстаивал немарксистское положение о единстве интересов русского народа с русской аристократией, включая в русский народ и украинцев с белорусами. Коялович намеренно пренебрегал социальными вопросами при изучении архивов. Мало кто на Руси так славно знал летописи, как Михаил Осипович. Борьбу классов он вообще не признавал. Все сложности исторического процесса для него заключались в национальном вопросе: народы ищут место, народы расширяют свои просторы, народы сражаются, возвышаются, гибнут или стоят, как Россия...
      Отсюда для нас вытекает главнейший вывод о важности сбережения народа.
      Занимаясь наукой об истории, Михаил Оспипович приходит к выводу о том, что все лучшие историки, исследуя углубленно историю России, непременно приходят к славянофильству (славянолюбству). Это светлый и достойный взгляд на своё место в народе.
      Мы из своего времени можем с полным основанием присоединиться к выводам Кояловича.
      Мы говорим:
      Конечно же, праматерь жизни людей - нация. Всё прочее не в состоянии решить ни одного коренного вопроса для государства и в борьбе лишь подпирает, может усилить национальное, что огненным клином рассекает мглу времени, единственно сберегая и сохраняя людей и народ (уже одна общность языка чего стоит). Под соединённым ударом Запада только нация ещё не даёт России растечься киселём по всем народам и государствам.
      ТОЛЬКО НАЦИЯ, ОНА ОДНА, И ЛИШЬ НАЦИЯ ЕЩЁ НАХОДИТСЯ НА СТРАЖЕ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА, ГОСУДАРСТВЕННОСТИ, ЕГО ВЛАДЕНИЙ И ЛЮДЕЙ.
      ЛИШЬ ОНА И ТОЛЬКО ОНА ЕЩЁ НЕ ПРЕДАЛА ЛЮДЕЙ.
      НАРОД СПОСОБНЫ ПРЕДАТЬ МАРКСИСТЫ, ПРЕДАЮТ ДЕМОКРАТЫ, НО НЕ НАЦИЯ, НЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ.
      НАЦИЯ СТОИТ НЕСВОРАЧИВАЕМОЙ ЖИВОЙ ГЛЫБОЙ.
      Коялович высказывает своё отношение к царю Петру: "Бесспорно Пётр любил свою идеальную Россию и созидал её с такою силою и таким самозабвением, какие свойственны только гениям. Он даже сам считал лучшею стороною своей деятельности то, что постоянно пребывал в работе, конечно, для создаваемой им России. Но что такое был петровский идеал России? <...>
      Он, ничем не стесняясь, отверг законную жену и поставил на ея место Екатерину. Он погубил своего сына, подорвал даже в принципе правильность престолонаследия и... умирая... бросил Россию на произвол судьбы"*.
      Пётр I отошёл в мир иной на 53 году жизни**.
      * Коялович М.Там же. С.358.
      ** Другой преобразователь России, Ленин (1870-1924), умер на 54 году, будучи последний год с лишним уже не жильцом на белом свете.
      Гитлер (1889-1945) тоже умер около того - в 56 лет. Правда, он убил себя, но вряд ли бы протянул дольше. К дню самоубийства фюрер был выработан до предела и поддерживал жизнь различными впрыскиваниями.
      Наполеон (1769-1821) умер на 52 году.
      Похоже, 52 года-56 лет - это предел жизни для преобразователей, на большее их не хватает.
      В итоге великий русский престол заняла бывшая служанка Марта - вдова опочившего самодержца. Женщина - без воспитания, без образования, без каких-либо вообще твёрдых жизненных правил. Такое даже вообразить трудно, а оно произошло...
      С. М. Соловьёв, документально воссоздавая картину смерти Петра (1672-1725), замечает вскольз, как бы сквозь зубы, что умирал государь малодушно.
      Мы можем уточнить: да, царь не оставил не только закона о престолонаследии, но даже обычного завещания, далее устного. Когда смерть уже прерывала дыхание, Петру подсунули бумагу. Он успел лишь нетвёрдо начертать: всё оставляю... - и далее полезла кривая с кляксами. Он потерял сознание, чтобы уже не пробуждаться к жизни. А ведь речь шла о громадном государстве и одном из самых обширных народах. Россия была оставлена на похотливую служанку Марту!
      Вот тебе и рассуждения о благе Отечества, до которых Пётр был столь охоч. Его малодушие сделало Россию во весь ХVIII век и даже начало ХIХ-го игрушкой авантюристов и могло, в общем-то, привести её к необратимому упадку. Россию спас несгибаемый дух народа.
      Петровские преобразования превратили Россию в вотчину для иностранцев, подготовили её национальное крушение. Иностранцы время не теряли и сделали немало для принижения русского национального самосознания. Это было, помимо прочего, и чувство самосохранения: проще жить в обезличенной, безродной среде.
      Когда со второй половины XIX столетия по нарастающей начались проповеди врагов русской государственности (тайные общества, масонские братства, революционные кружки и партии всех оттенков, "передовые" журналы и "передовые" сочинители), русское самосознание не имело в себе запаса национальных идей для отпора, оно уже находилось на роковом ущербе. Идеи были наработаны, и не одним поколением, но они оказались вымыты напором враждебной мысли - вымыты и почти бесследно растворены. Нож врага проникал в тело России без сопротивления.
      Какое-то время Россия ещё держалась крестьянством (до февраля 1917-го), а так всё кончилось бы гораздо раньше.
      И вместо заупокойной царю Петру, а заодно и нам, Михаил Осипович Коялович приводит выдержку из лекций профессора Сергеевича:
      "Насильственное введение чужих порядков... соединённое с презрением к своему народному наносит... величайших вред...
      Относясь с недоверием ко всему русскому, великий преобразователь России и не подозревал... что московский процесс ХVII в. (развитие Руси в ХVIIв. Ю.В.) стоял далеко не во всём ниже современного ему немецкого. Вместо того, чтобы выяснить основные начала нашего старого порядка, развить то, что в нём было хорошего, и положить конец дурному, он начал с того, что смешал почти все (начала. - Ю.В.) выработанные практикой..."*
      * Каялович М. Там же. С. 273,284-285. Текст выделен мной.-Ю.В
      И Сергеевич приводит в пример судопроизводство. Пётр I (1672-1725) попробовал заменить его на немецкое, но оно оказалось хуже. Тогда царь попятился в старое, но было уже поздно, смерть караулила его...
      Не лишне будут и напоминания К С. Аксакова:
      "История нашей родной земли так самобытна, что разнится с самой первой минуты. Здесь-то, в самом начале, разделяются эти пути, русский и западноевропейский, до той минуты, когда странно и насильственно повстречаются они, когда Россия даёт страшный крюк, кидает родную дорогу и примыкает к западной...
      Пути совершенно разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собою, и народы, идущие ими, никогда не согласятся в своих воззрениях. Запад, из состояния рабства переходя в состояние бунта, принимает бунт за свободу, хвалится ею и видит рабство в России... Но пути стали ещё различнее, когда важнейший вопрос для человечества присоединился к ним: вопрос веры... Поняв с принятием христианской веры, что свобода только в духе, Россия постоянно стояла за свою душу, за свою веру..."*
      * Коялович М. Там же. С. 273,284-285. Текст выделен мной. - Ю. В.
      Их было трое, Аксаковых, широко известных в русской культуре.
      Сергей Тимофеевич Аксаков (1791-1859) и его сыновья Константин Сергеевич (1817-1860) и Иван Сергеевич (1823-1886). Все трое - одарённые литераторы, певцы красоты России и сами красивые люди. Сыновья Сергея Тимофеевича станут вождями славянофильства (славянолюбия). Подлинным литературным шедевром является книга Аксакова-отца "Детские годы Багрова-внука", совершенно не известная нашей средней школе.
      В России русские книги не издают, ищут повода их позабыть.
      Друзья, не расточайте попусту силы. Жизнь и в самом деле очень коротка. Не отвлекайтесь на вещи нестоящие, суетные - неуклонно идите к цели! Это и будет настоящая жизнь.
      Пётр срамил старую Россию на потеху всему белу свету. Мы так до сих пор смеёмся, всё-то нам не уняться, уж больно смешно. Призадержимся на этой особенности царя отдельно. Ведь он Россию преобразовывал. Но как?!
      Смертельно калеча старое своё Отечество - землю отцов и пращуров.
      С большой охотой нам пособит известный юрист, русский государственный деятель и исследователь народного быта и истории искусств Дмитрий Александрович Ровинский (1824-1895), счастливо не доживший 22 года до великого позорища революций. Девизом Ровинского было "быть прежде всего людьми, а не чиновниками" (из его речи в 1860 году). Он являлся одним из самых ярких бойцов за новый суд. Изучая народный быт, Дмитрий Александрович исколесил едва ли не всю Россию до самых медвежьих уголков.
      Вместе с бесценным "Словарём русских гравированных портретов" и отдельно изданным дополнением к нему (обе книги имеются в моей библиотеке) Ровинский составил единственное в своём роде собрание народных картинок, известных под названием лубков. Это пять здоровенных томов только подробных описаний их. Они, голубчики, также стоят в моей библиотеке. К сожалению, самого громадного тома с лубками нет. Он мне тогда (а тем паче сейчас) оказался не по карману. Вообще-то я среди неуважительно-халатного отношения к книгам (оно пошло от революции, от представления интеллигенции как "гнилой прослойки", перекинулось, очень даже заметно, и на книги) сберёг немало славных русских изданий: "подлечил", "одел" и бережно храню почти полвека.