Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мерзкая плоть

ModernLib.Net / Классическая проза / Во Ивлин / Мерзкая плоть - Чтение (стр. 8)
Автор: Во Ивлин
Жанр: Классическая проза

 

 


Не прошел он и двухсот шагов в обход дома, как его опять остановили. На этот раз путь ему преградил человек в сутане, в необъятных епископских рукавах из белого батиста и алой мантии с капюшоном. Он курил сигару.

– Какого черта вы здесь околачиваетесь? – спросил епископ.

– Мне надо повидать полковника Блаунта.

– Нельзя. За него там как раз принялись.

– Боже мой! А что он такого сделал?

– Да ничего особенного, он просто один из веслеанцев – мы сегодня хотим покончить с толпой, благо погода держится.

Адам молчал, подавленный столь бесчеловечным фанатизмом.

– А вы-то к старичку по какому делу?

– Теперь это, пожалуй, не имеет значения… Я хотел ему рассказать, что работаю в «Эксцессе».

– Серьезно? Что же вы сразу не сказали? Всегда приятно встретиться с джентльменом прессы. Курите?

Из-за епископской пазухи появился большой портсигар. – Я, сами понимаете, епископ Филпотс. – Он подхватил Адама под руку, рискуя смять свой широченный рукав. – Вам, вероятно, интересно посмотреть, что там делается? Сейчас они, скорее всего, допевают последний гимн. Нелегкая работенка, скажу по чести, и организация не всегда на высоте. Вот хоть вчера – заставили мисс Латуш прождать полдня, а когда взялись за нее, свет был такой паршивый, что совсем ее изуродовали – мы вечером, после обеда, прокрутили все кусочки, – таких безобразных ошметков вы в жизни не видывали, многие даже узнать невозможно. Мы не решились показать их ее мужу – он был бы вне себя – несколько штук отобрали и сохраним. а остальное выкинули. Вы что это, вас не тошнит ли? Как сразу позеленели. Или сигара слишком крепкая?

– А она… она тоже была веслеанка?

– Дорогой мой, она играет главную роль. Она – Селина, графиня Хантингтонская… Ну вот, отсюда вам будет видно, как они работают.

Они обогнули крыло дома и теперь могли обозреть лужайку перед главным фасадом, где царило деловитое оживление. Десятка полтора мужчин и женщин в костюмах восемнадцатого века стояли в круг и громко пели; стоявший в центре круга невысокий человек в длинном пасторском одеянии и белом парике дирижировал хором. Неподалеку играл струнный оркестр, а вокруг поющих толпились мужчины без пиджаков, с мегафонами, кинокамерами, микрофонами, связками бумаг и дуговыми лампами. В стороне, дожидаясь своей очереди, стояли карета четверкой, отряд солдат и группа рабочих с изготовленными из холста и досок секциями поперечного нефа Экзетерского собора.

– Полковник где-то там, среди поющих, – сказал епископ. – Он чуть не со слезами просил, чтобы его взяли статистом, а поскольку он предоставил нам свой дом за бесценок, Айзекс решил – пусть побалуется. По-моему, он еще никогда в жизни не был так счастлив.

Пение смолкло.

– Ну, так, – сказал один из мужчин с мегафонами. – Можете расходиться. Теперь будем крутить дуэль. Мне нужны два статиста – нести труп. Остальные на сегодня свободны.

От кучки молящихся отделился старик в кожаном фартуке, шерстяных чулках и льняном парике.

– Прошу вас, мистер Айзекс, – сказал он. – Можно мне нести труп?

– Не возражаю, полковник. Бегите в дом и скажите, пусть вам выдадут крестьянскую блузу и вилы.

– Большое, большое спасибо, – сказал полковник Блаунт и рысцой пустился к дому. Но тут же остановился. – А может быть… может быть, мне бы лучше шпагу?

– Нет, вилы, да поторапливайтесь, не то вообще не позволю нести труп. Эй, кто-нибудь, найдите мне мисс Латуш.

Та молодая женщина, что обогнала Адама в автомобиле, спустилась с крыльца в шляпе с перьями, амазонке и накидке, расшитой тесьмой. В руке она держала охотничью плетку, Лицо было покрыто слоем желтого крема.

– Мистер Айзекс, будет у меня в этой сцене лошадь или не будет? Я спросила у Берти, а он говорит, что все лошади нужны для кареты.

– К сожалению, Эффи, не будет, и вы, пожалуйста, не расстраивайтесь. Вы же знаете, у нас всего четыре лошади, и вы сами видели, что получилось, когда мы попробовали сдвинуть карету парой. Так что нечего лезть в бутылку. Вы идете через поле пешком.

– У-у, жидюга, – сказала мисс Эффи Латуш.

– Беда в том, – сказал епископ, – что нам для этого фильма не хватает капитала. Просто сердце кровью обливается. У нас первоклассные исполнители, первоклассный режиссер, первоклассная натура, первоклассньй сценарий, и все стопорится из-за нехватки нескольких сот фунтов. Можно ли требовать от мисс Латуш, чтобы она играла в полную силу, если ей не дают лошадь? Ни одна женщина не стерпит такого обращения. Я бы на месте Айзекса уж лучше обошелся без кареты. Какой смысл приглашать звезду, если не можешь обеспечить ей приличного обращения? Айзекс всех против себя восстанавливает. Для моей сцены в соборе хотел дать всего двадцать пять статистов. Но вы ведь приехали, чтобы написать о нас, так я понимаю?… Сейчас позову Айзекса, пусть он вас проинформирует… Эй, Айзекс!

– А?

– К вам тут из «Дейли эксцесс».

– Где?

– Тут.

– Иду. – Он надел пиджак, застегнул его на талии и зашагал через лужайку, приветственно протягивая руку. Адам пожал эту руку и словно почувствовал под пальцами целую пригоршню колец. – Рад познакомиться, мистер. Спрашивайте про фильм все, что вас интересует, я для того тут и нахожусь, чтобы отвечать. Фамилию мою запомнили? Вот карточка. В углу – название фирмы. Не то, которое зачеркнуто. То, которое надписано сверху. «Британская компания Вундерфильм». Так вот, эта картина, – продолжал он, видимо повторяя уже не раз произнесенную речь, – из которой вы только что видели один небольшой эпизод, знаменует собой новый этап в развитии британской кинематографии. Это самый значительный звуковой суперрелигиозный фильм, созданный целиком на британской земле силами британских актеров и режиссуры и на британские деньги. С начала до конца, невзирая на трудности и расходы, мы пользовались советами ученых консультантов – историков и богословов. Сделано решительно все, чтобы добиться максимальной достоверности каждой детали. Жизнь выдающегося социального и религиозного реформатора Джона Весли [13] впервые будет показана британскому зрителю во всем ее человечном и трагическом величии… Да впрочем, у меня это все написано. Я распоряжусь, чтобы вам дали экземпляр текста. Пойдемте смотреть дуэль… Вон Весли и Уайтфилд, сейчас они начнут. Разумеется, это не они сами. Это два инструктора по фехтованию, которых мы пригласили из спортивной школы в Эйлсбери. Вот это я и имею в виду, когда говорю, что мы не жалеем затрат, лишь бы детали были достоверны. За полдня платим им по десять шиллингов.

– Но разве Весли и Уайтфилд дрались на дуэли?

– Документально это, правда, не установлено, но известно, что они поссорились, а ссоры в те времена только одним способом и разрешались. Они, понимаете, оба влюблены в Селину, графиню Хантингдонскую. Она хочет предотвратить дуэль, но поздно. Уайтфилд успел уехать в карете, а Весли, раненый, распростерт на земле. Это будет потрясающая сцена. Она увозит его к себе и выхаживает. Говорю вам, это сделает эпоху в истории кино. Вы знаете, сколько на Британских островах проживает веслеанцев? Нет? Я тоже забыл, но мне говорили, и это просто удивительно. И все они как один пойдут смотреть этот фильм, а потом будут обсуждать его в своих молельнях. Мы записали куски из проповедей Весли и поем гимны только его сочинения. Я рад, что ваша газета проявила интерес. Можете передать там от меня, что мы готовим нечто грандиозное. Но есть одна вещь, – сказал мистер Айзекс, внезапно переходя на доверительный тон, – о которой я не стал бы рассказывать направо и налево. Вы-то, думается, меня поймете, потому что вы видели нашу работу и в состоянии оценить ее масштаб и представить себе, каких она требует расходов. Да что там, я одной мисс Латуш плачу десять с лишним фунтов в неделю. И не скрою от вас, мы немножко поиздержались. Успех нас ждет колоссальный, когда фильм будет закончен, если он будет закончен. Так вот, предположим, что найдется кто-то – вы, например, или кто-нибудь из ваших знакомых, – кто захотел бы хорошо поместить небольшой капитал – скажем, тысячу фунтов. Я не против того, чтобы продать ему половинную долю. Риска, заметьте, никакого, дело абсолютно верное. Предложи я такое на открытом рынке, у меня бы отбоя не было от желающих. Но я на это не иду и вот почему. Компания наша британская, и я не хочу, чтобы к ней примазались всякие иностранные спекулянты. А стоит выпустить акции на открытый рынок, их может купить кто угодно. И зачем капиталу лежать без движения и приносить четыре с половиной или пять процентов, когда его за полгода можно удвоить?

– Ко мне обращаться за деньгами бесполезно, – сказал Адам. – Как бы мне повидать полковника Блаунта?

– Если я что ненавижу, – сказал мистер Айзекс, – так это когда на моих глазах человек упускает блестящую возможность. А теперь послушайте, что я вам предложу. Я вижу, что этот фильм вас интересует. Так вот, давайте я вам его продам чохом – всю отснятую пленку, контракты с актерами, авторское право на сценарий – и все за пятьсот фунтов. Тогда вам останется только закончить его, и вы станете богатым человеком, а я буду рвать на себе волосы – зачем не продержался дольше. Ну как?

– Вы очень любезны, но, право же, мне это сейчас не по средствам.

– Как хотите, – сказал мистер Айзекс беспечно. – Многим это очень даже по средствам, и они ухватились бы за такое предложение, я просто подумал, что скажу вам первому, потому что вижу – человек порядочный… Стойте, я вот что сделаю. Уступлю вам все за четыреста. Согласитесь, цена сходная. Только для вас.

– Мне очень жаль, мистер Айзекс, но я не для того сюда приехал, чтобы купить ваш фильм. Мне нужно повидать полковника Блаунта.

– Никогда бы не поверил, что такой человек, как вы, и вдруг откажется от своего счастья. Ладно, даю вам еще один шанс, но уж после этого, имейте в виду, ставлю точку. Уступаю все за триста пятьдесят. Не хотите – не надо. Это мое последнее слово. Разумеется, вы не обязаны покупать, – добавил мистер Айзекс надменно, – но уверяю вас, что, если не купите, будете жалеть всю жизнь.

– Вы уж меня извините, – сказал Адам. – Предложение ваше в высшей степени великодушно, но дело в том, что я вообще не хочу покупать фильмы.

– В таком случае, – сказал мистер Айзекс, – я возвращаюсь к своей работе.

«Британская компания Вундерфильм» трудилась до самого дата. Адам смотрел и терпеливо ждал. Он видел, как инструкторы по фехтованию в длинных черных сюртуках и белых платках вокруг шей храбро делали выпады и парировали удары, пока один из них не упал; тогда съемку прекратили, и его место занял ведущий актер (который из-за скудости гардероба вынужден был на время дуэли дать дублеру свой костюм). Уайтфилд занял место (и надел парик) победителя и бросился к карете. Из боскета появилась Эффи Латуш, упорно не выпускавшая из рук плетку. Сняли крупным планом сначала Эффи, потом Весли, потом Эффи и Весли вместе. Потом появились полковник Блаунт и другой статист, одетые крестьянами, и унесли раненого проповедника в дом. Все это заняло немало времени, потому что действие то и дело прерывалось из-за разных мелких неполадок, а один раз, когда вся сцена прошла безупречно, оказалось, что оператор забыл перезарядить пленку («Просто не понимаю, мистер Айзекс, как я мог допустить такую оплошность»). Наконец лошадей выпрягли из кареты, на них сели гренадеры и карьером ускакали прочь по подъездной аллее, что и было запечатлено операторами.

– Отряд армия Камберленда-Мясника [14], – объяснил мистер Айзекс. – Всегда полезно бывает создать атмосферу. Повышает познавательную ценность. К тому же за лошадей мы платим поденно, так почему не выжать из них все, что можно. Не понадобятся для «Весли» – приспособим еще куда-нибудь, Сто футов лошадей на скаку всегда пригодятся.

Когда все было закончено, Адам поговорил-таки с полковником Блаунтом, но толку от этого разговора не получилось.

– К сожалению, я могу вам уделить лишь очень немного времени, – сказал полковник. – Я, видите ли, сам сейчас пишу сценарий. Сколько я понимаю, вы из «Эксцесса» и хотите писать про наш фильм? Фильм замечательный, вы как считаете? Я-то, впрочем, имею к нему мало отношения. Я сдал им дом и сыграл несколько мелких ролей, в толпе. Правда, платить за это мне не придется.

– Ну, еще бы.

– Дорогой мой, все остальные платят. А я немного скостил с аренды за дом, но платить не плачу. Я уж, можно сказать, почти профессионал. Понимаете, мистер Айзекс – председатель Национальной Академии Кинематографического Искусства. У него небольшая контора на Эджуэр-роуд, всего одна комната, там он интервьюирует кандидатов. Если он усматривает в них какие-то задатки – а он очень требователен, – то берет человека в ученики. Мистер Айзекс считает, что лучший вид обучения – это практика, так что он сразу ставит какой-нибудь фильм и профессионалам платит из тех денег, что получает с учеников. Очень простая и разумная система. В «Джоне Весли» всех играют ученики, кроме самого Весли, Уайтфилда, епископа, ну и, конечно, мисс Латуш – она жена того человека, который сидит в конторе на Эджуэр-роуд, когда мистер Айзеке в отъезде. Даже операторы пока только учатся. Все получается так интересно… У мистера Айзекса это третий фильм. Первый не удался, потому что мистер Айзекс доверил одному из учеников проявить пленку. Убытки тот, разумеется, возместил – это входит в контракт, который они все подписывают, – но картина погибла, и для мистера Айзекса это было ужасно, он говорит, что готов был совсем махнуть рукой на кино. Однако потом пришло еще много учеников, и они сделали другой фильм, очень удачный. По словам мистера Айзекса, он произвел настоящий переворот в искусстве кино, но его подвергли бойкоту – из профессиональной зависти. Ни один кинематограф не хотел его показывать. Теперь, впрочем, это улажено. Мистер Айзекс проник в верхи, и теперь-то «Вундерфильм» наверняка займет ведущее место в нашей стране. Более того, он предложил мне половинную долю в компании, за пять тысяч фунтов. Это в высшей степени великодушно, но он говорит, что ему нужен в правлении человек, который был бы способен оценить актерскую игру как профессионал. Очень странно, но мой банкир решительно возражает против такого помещения капитала. Даже чинит мне всяческие препятствия. Но мистеру Айзексу, вероятно, не хотелось бы, чтобы вы писали об этом в вашей газете.

– Я-то хотел с вами поговорить относительно вашей дочери, Нины.

– О, она в фильме не участвует. Я вообще далеко не уверен, что у нее есть талант. Удивительно, как такие вещи иногда передаются через поколение. Мой отец, например, был очень плохим актером, хотя всегда играл главную роль, когда мы на Рождестве ставили любительские спектакли. Честное слово, иногда он выглядел просто нелепо. Помню, однажды он изображал пародию на Генри Ирвинга в «Колоколах» [15]

– Боюсь, вы меня не помните, сэр, но я приезжал к вам недели две назад, насчет Нины. Она просила меня рассказать вам, что теперь я – мистер Таратор.

– Таратор?… Нет, голубчик, что-то не помню. Память у меня не та, что была… Знавал я одного каноника Таратора – это да. Мы с ним учились в Нью-колледже… странная такая фамилия.

– Мистер Таратор из «Дейли эксцесс».

– Нет-нет, мой милый, уверяю вас, вы ошибаетесь. Он был рукоположен вскоре после того, как я кончил колледж, и служил где-то за границей, кажется на Бермудских островах. Потом вернулся, жил в Вустерс. Он никогда не работал в «Дейли эксцесс».

– Нет-нет, сэр. Это я работаю в «Дейли эксцесс».

– Ну, вам своих сотрудников лучше знать. Возможно, он и в самом деле уехал из Вустера и занялся журналистикой. Я знаю, многие духовные лица теперь так поступают. Но должен сказать, что от него я этого не ожидал. Он всегда был глуповат. Да и лет ему уже много, не меньше семидесяти… Ну-ну… кто бы мог подумать. До свидания, голубчик. Хорошо мы с вами поговорили.

– Но вы не понимаете, сэр! – воскликнул Адам, видя, что полковник уходит. – Я хочу жениться на Нине.

– Тогда нечего было приезжать сюда, – сказал полковник сердито. – Я же вам сказал, она где-то в Лондоне. К фильму никакого отношения не имеет. Придется вам у нее самой спросить. Между прочим, я случайно знаю, что она уже помолвлена. Сюда недавно приезжал по этому поводу один молодой болван… пастор говорит, у него не все дома. Всю дорогу смеялся – это плохой признак… но Нина почему-то все-таки хочет выйти за него замуж. Так что боюсь, вы опоздали, голубчик. Очень сожалею… а пастор в связи с этим фильмом показал себя с очень некрасивой стороны. Отказался предоставить нам свой автомобиль. Наверно, из-за веслеанства. Узость взглядов… Ну, до свидания. Спасибо, что приехали. Привет от меня канонику Таратору. Надо будет заглянуть к нему, когда буду в следующий раз в Лондоне, да поддеть его на этот счет… Пишет в газетах, это надо же, в его-то возрасте!

И полковник Блаунт удалился, торжествующий.


Поздно вечером Адам и Нина сидели на галерее в «Caf

– Ладно, – сказала она, – оставим папу в покое и просто теперь же поженимся.

– Мы будем очень, очень бедны.

– Не беднее, чем сейчас… По-моему, это будет божественно… И будем изо всех сил экономить. Майлз говорил, он обнаружил одно место около Тотнем-Корт-роуд, там устрицы стоят три с половиной шиллинга дюжина.

– Наверно, такие, что от них заболеть можно?

– Ну, Майлз говорил, что они ничего, только немножко странно, что они все разные на вкус. Я с Майлзом сегодня завтракала. Он позвонил узнать, где ты. Хотел продать «Эксцессу» новость про помолвку Эдварда Троббинга. Но Вэн предложил ему пять гиней, и он продал ему.

– Жаль, что мы это упустили. Редакторша будет в ярости. Кстати, а как моя светская хроника? Удалось тебе заполнить страницу?

– Ой, милый, по-моему, я справилась замечательно. Понимаешь, Вэн и Майлз не знали, что я к этому причастна, и много чего наговорили про помолвку Эдварда, а я все это пустила в ход… свинство, правда?… И одного чего написала про Эдварда и про его невесту. Я была с ней знакома, когда только начала выезжать, это заняло половину страницы. А потом я добавила немножко про всяких вымышленных людей, как ты делаешь, вот и все.

– Что же ты написала про вымышленных?

– Уж не помню. Ну, что я видела, как граф Цинциннати вошел в «Эспинозу» в зеленом котелке… всякое такое.

– Ты это написала?!

– Да, а разве не надо было?… Радость моя, я что-нибудь не так сделала?

– О, черт.

Адам рванулся к телефону.

– Центральная десять тысяч… дайте мне ночного редактора… вы слушаете? Мне надо внести исправление в заметку Таратора… срочно.

– Сожалею, Саймз. Последнее издание полчаса как ушло в машину. Мы сегодня рано отделались. И Адам пошел доедать устрицы.


– Нумерация подкачала, – сказал лорд Мономарк на следующее утро, прочитав злосчастную заметку.


И мистером Таратором стал Майлз Злопрактис.


– Теперь мы не можем пожениться, – сказала Нина.

Глава 10

Адам, мисс Рансибл, Майлз и Арчи Шверт поехали на автомобильные гонки в машине Арчи Шверта. Ехать оказалось долго и холодно. Мисс Рансибл была в брюках, а Майлз надумал подкрасить себе ресницы в ресторане придорожного отеля, где они хотели позавтракать. Поэтому их попросили удалиться. Перед следующим отелем они оставили мисс Рансибл в машине и принесли ей туда холодной баранины и соленых огурцов. Арчи решил, что недурно будет выпить шампанского, и замучил официанта расспросами о сроках разлива (официант питал особое отвращение к этой теме). Они завтракали не торопясь, потому что в ресторане было тепло, а потом еще пили кюммель у камина, пока за ними не явилась мисс Рансибл, очень рассерженная, и не увела их на улицу.

Потом Арчи сказал, что не может больше вести машину – очень спать хочется, – так что Адам сел за руль и сбился с дороги, и они проехали много миль не в ту сторону, по какому-то бесконечному объездному шоссе.

А потом стало темнеть и дождь усилился. Обедали они в третьем отеле, где все подсмеивались над брюками мисс Рансибл, а стены были увешаны старинными медными грелками.

Наконец они добрались до города, где должны были состояться гонки. Они подъехали к отелю, в котором остановился тот гонщик, что дружил с Майлзом. Отель, построенный в готическом стиле 1860 года, был большой, темный и назывался «Империал».

Они заранее послали гонщику телеграмму с просьбой заказать им номера, но… «Что вы, – сказала дежурная, – у нас за полгода вперед все номера были заказаны. Будь вы самые главные асы, я бы и то не нашла, где вас поместить. Сегодня вы во всем городе не найдете комнат, разве что в привокзальной гостинице. А больше нигде».

В привокзальной гостинице их тоже отказались принять, хотя мисс Рансибл оставалась ждать в машине. «Одного из вас я еще могла бы положить на диване в баре, у меня там сейчас только муж с женой и два мальчика, а то можно еще в вестибюле, только там лечь негде, придется всю ночь сидеть». Что касается постелей, так об этом и думать нечего. Пусть заглянут в «Ройял Джордж», только едва ли им там понравится, даже если место найдутся, а мест там, скорее всего, тоже нет.

Тут мисс Рансибл вспомнила, что, кажется, здесь неподалеку живут знакомые ее отца; она узнала их телефон и позвонила, но в ответ услышала – очень жаль, но дом и так полон гостей, и прислуги, можно сказать, нет, а про лорда Казма они, сколько помнится, даже не слышали. Так что ничего не вышло.

Они объездили еще несколько гостиниц, изучив по нисходящей всю гамму: «Отель семейный и для коммивояжеров», просто «Для коммивояжеров», «Пансион высшего класса, плата помесячно», «Общежитие для девушек-работниц», просто «Пивная и чистые постели. Только для мужчин». Везде было переполнено. Наконец на берегу какого-то канала они нашли «Ройял Джордж». Хозяйка, стоя в дверях, доругивалась с пожилым человечком в котелке.

– Сперва он снимает в баре башмаки, – пожаловалась она, взывая к сочувствию новых слушателей, – джентльмены так никогда не поступают…

– Мокрые они были, – сказал человечек, – насквозь промокли.

– А кому нужны его мокрые башмаки на стойке, хотела бы я знать? А потом, видите ли, называет меня интриганкой за то, что я велела ему обуться и идти домой.

– Домой хочу, – сказал человечек. – Домой, к жене и к деткам. Разве это дело – не пускать человека к жене?

– Кто это не пускает тебя к жене, старый ты дурак? Я одно говорю, – обуйся ты ради бога, а потом уж ступай домой. Что жена-то подумает, если ты явишься домой без башмаков?

– А вы знаете, деточка, она совершенно права, – сказала мисс Рансибл. – Будет гораздо лучше, если вы обуетесь.

– Вот, слышал, что дамочка говорит? Дамочка говорит – надень башмаки.

Человечек взял свои башмаки из рук хозяйки, внимательно оглядел мисс Рансибл и швырнул башмаки в канал. – Дамочка, – сказал он с чувством. – А штаны-то! – И зашлепал в одних носках в темноту.

– Он вообще-то ничего, безобидный, – сказала хозяйка. – Буянит помаленьку, но только когда выпьет. Вот ведь, хорошие башмаки загубил… Небось проведет ночь в кутузке.

– А к жене он, бедняжечка, не пойдет?

– Ну что вы. Она живет в Лондоне.

Тут Арчи Щверт, не наделенный столь всеобъемлющим человеколюбием, как мисс Рансибл, окончательно потерял интерес к этому разговору.

– – Мы хотели узнать, можете вы предоставить нам постели на ночь?

Хозяйка метнула на него подозрительный взгляд.

– Постель или постели?

– Постели.

– Это еще надо подумать. – Она перевела взгляд с автомобиля на брюки мисс Рансибл и обратно на автомобиль, прикидывая, что важнее, и, наконец, сказала: – По фунту с каждого, тогда можно.

– И место найдется для всех?

– Да как сказать. Который из вас с дамочкой-то?

– Я, к сожалению, одна, – сказала мисс Рансибл. – Со стыда сгореть можно, правда?

– А вы не горюйте, моя красавица, вы еще свое возьмете… Ну, так как же мы все разместимся? Одна комната есть свободная. Я могу лечь с нашей Сарой, значит, освобождается кровать для джентльменов… если дамочка не против переночевать со мной и Сарой…

– Пожалуйста, не сочтите меня невежливой, но я бы предпочла ту, освободившуюся кровать, – сказала мисс Рансибл смиренно и добавила с большим тактом: – Понимаете, я очень громко храплю.

– Пустяки, наша Сара тоже храпит. Нам это ничего, но, конечно, если вы предпочитаете…

– Да, пожалуй, предпочитаю, – сказала мисс Рансибл.

– Ну что ж, тогда я могу постелить мистеру Тичкоку на полу, так, что ли?

– Да, – сказал Майлз. – Постелите мистеру Тичкоку на полу.

– А если тот джентльмен не против ночевать на площадке… Ну, как-нибудь да устроимся, вы не сомневайтесь.

Они все вместе выпили джину в комнате позади бара и разбудили мистера Тичкока, чтобы он помог внести вещи, и его тоже угостили джином, а он сказал, что ему все равно, где ни спать, он всякому рад услужить, а от второго стаканчика не откажется, это уж, как говорится, на сон грядущий; и наконец все улеглись спать, очень усталые и более или менее довольные, и как же их всю ночь кусали клопы!

Адаму досталась отдельная комната. Он проснулся рано, под шум дождя. Выглянув в окно, он увидел серое небо, какую-то фабрику и канал, из неглубоких вод которого поднимались островки железного лома и бутылок; к дальнему берегу прибило наполовину затонувшие остатки детской коляски. В комнате стоял комод с торчащими из ящиков грязными лоскутами и умывальник, а на нем – ярко раскрашенный таз, пустой кувшин и старая зубная щетка. Еще там был округлый женский бюст, накрытый блестящей красной материей и обрубленный на шее, на талии и у локтей, как в житиях древних мучеников, – предмет, известный под названием портновского манекена. (Адам вспомнил, что такой же был когда-то у них дома, его называли Джемайма – однажды Адам ударил Джемайму долотом, набивка разлетелась по всей детской, и его наказали. В более просвещенный век в этом его поступке усмотрели бы какой-нибудь комплекс и встревожились бы, ему же просто велели самому подмести весь мусор.)

Адаму очень хотелось пить, но на дне графина рос бледно-зеленый мох, и он воздержался. Он снова лег в постель и обнаружил под подушкой чей-то носовой платок (очевидно, собственность мистера Тичкока).

Немного погодя он снова проснулся и увидел, что на краю его постели сидит мисс Рансибл в пижаме и меховом пальто.

– Деточка, – сказала она, – у меня в комнате нет зеркала, а ванной здесь вообще нет, а в коридоре я наступила на кого-то холодного и мягкого, он там спит, а я всю ночь не спала – капала на клопов лосьоном, и все так плохо пахнет, и вообще мне так скверно, просто ложись и умирай.

– Ради бога, давайте отсюда выбираться, – сказал Адам. Они разбудили Майлза и Арчи Шверта, и через десять минут, подхватив свои чемоданы, все на цыпочках двинулись к выходу.

– Как вы думаете, может, надо оставить сколько-нибудь денег? – спросил Адам, но ни в ком не нашел поддержки.

– За джин, пожалуй, надо бы заплатить, – сказала мисс Рансибл.

И они оставили на стойке пять шиллингов и уехали в «Империал».

Было еще очень рано, но все, видимо, уже встали и носились вверх и вниз на лифтах, нагруженные комбинезонами и защитными шлемами. Приятель Майлза, как им сообщили, ушел еще до рассвета – по всей вероятности, в свой гараж. Адам встретил нескольких репортеров, которых помнил по работе в «Эксцессе». Они сообщили ему, что предсказать победителя невозможно, а смотреть гонки интереснее всего с Чертова поворота, где в прошлом году было три смертных случая, а в этом году будет того хуже, потому что гудрон не просох. Самое опасное место, заверили его репортеры, после чего отправились брать новые интервью у гонщиков, добавив на прощание, что все участники одинаково уверены в победе.

Тем временем мисс Рансибл нашла свободную ванную и через полчаса спустилась в вестибюль умытая, подкрашенная и в юбке – она совсем пришла в себя и была готова к любым приключениям. Для начала они пошли завтракать.

В ресторане яблоку негде было упасть. Там были гонщики всех национальностей, по большей части невзрачные мужчины с усиками и с тревогой в глазах; они читали прогнозы в утренних газетах и ели то, что могло оказаться (а для иных и оказалось) последним в их жизни завтраком. Были многочисленные корреспонденты, вознаграждавшие себя за тяготы командировки; была пестрая орава болельщиков – весьма осведомленные молодые люди в ярких свитерах, заправленных в брюки, в галстуках – эмблемах своих закрытых школ, в клетчатых куртках, с развязным лексиконом и чуть заметным акцентом лондонских низов; были инспекторы из К.А.К. [16], инспекторы из А.А. [17] и представители нефтяных фирм и шинных заводов. Была опечаленная семья, приехавшая в этот город на крестины племянницы. (Их не предупредили о предстоящих гонках; счет в отеле явился для них жестоким ударом.)

– Так еще жить можно, – одобрительно сказала мисс Рансибл, попробовав копченую пикшу.

Со всех сторон до них доносились обрывки сугубо технических разговоров.

– … Сменил весь мотор уже после осмотра. Другого бы за такое дисквалифицировали…

– … еле тянет по пятьдесят миль…

– …ужалила пчела, как раз когда он делал поворот, чуть не врезался в дерево и угодил прямо в ратушу. А за ним шел «райли», тот завертелся волчком, полез на насыпь, перевернулся и вспыхнул…

– …клапаны перегреваются… С этим мотором на подсосе ездить бессмысленно…

– …Чертов поворот – это что. Просто нужно перед белым домиком сбавить до сорока – сорока пяти, потом у трактира дать газ и уходить на второй по левой бровке. Это всякий ребенок сумеет. А вот двойной вираж сразу за железнодорожным мостом – это действительно штучка…


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12