Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Чародей (№1) - Жена чародея

ModernLib.Net / Фэнтези / Вольски Пола / Жена чародея - Чтение (стр. 5)
Автор: Вольски Пола
Жанр: Фэнтези
Серия: Чародей

 

 


Лорд Террз Фал-Грижни с женой отправились в путь на домбулисе. Их сопровождал Нид. Верран оделась в дорогое, но неброское платье, потому что стиль внешней скромности предпочитал ее муж, а ей хотелось, чтобы он мог гордиться ею. День выдался облачный, и над башнями и куполами города Ланти-Юм висела серебристая дымка, смягчая их очертания и приглушая буйство красок. Да и звуки, казалось, были приглушены: над водами каналов едва слышались выклики торговцев. Когда, отмеряя время, пробил колокол на башне Ка-Неббинон, даже этот звук прозвучал слабее всегдашнего. Воздух был прохладным и влажным в нем чувствовались свежие запахи моря.

Верран с удовольствием оглядывалась по сторонам, словно ей сейчас впервые довелось полюбоваться красотой родного города. Да ведь и впрямь на борт домбулиса она не ступала уже довольно долго. Конечно, они с мужем получали множество приглашений, однако Фал-Грижни не любил выезжать, если в этом не было особой необходимости. Правда, он недвусмысленно заявил, что его жена вольна ездить куда угодно при том условии, что ее будут сопровождать телохранители из числа мутантов. И кое-какие приглашения она действительно приняла. Но вскоре обнаружила, что недавние подруги относятся к ней с чрезмерной почтительностью, ведь она теперь как-никак стала леди Грижни. Более того, их разговоры казались ей, привыкшей к утонченным речам лорда Грижни, ребячливыми и вздорными, и, находясь в гостях, Верран чувствовала, что скучает по мужу.

Домбулис остановился у островного причала. Нид привязал его и помог хозяину и его жене подняться на берег.

В самой середине острова высилась Нессива — ошеломляющий комплекс зданий, в котором нашлось место множеству залов для аудиенций, залов для заседаний, кабинетов и лабораторий, а также помещение приватного свойства. Со всех сторон Нессиву окружали высокие деревья. Сады и парки, впрочем, были разбиты по всему острову. В садах находилось великое множество коварных ям и западней, в которые довелось угодить не одному прохожему.

Сады стояли безмолвные и пустые. Верран, Фал-Грижни и Нид прошли по тихому парку, затем очутились под аркой, за которой высилось здание. Его архитектура была проста — окна узкие, стены необыкновенно толстые. У входа не стояли стражники, потому что чародеи из числа Избранных не нуждаются в страже, состоящей из людей. В огромную дверь были вделаны стеклянные глазки, блестевшие причудливым блеском. Когда все трое подошли ко входу, этот блеск стал еще более интенсивным. Верран с изумлением уставилась на один из бездушных глазков и обнаружила, что он, в свою очередь, уставился на нее. Ей даже показалось, будто он моргнул. Что же это — игра ее собственного воображения? Фал-Грижни с Нидом успели пройти вперед, и Верран поторопилась их догнать.

Помещения в самой Нессиве оказались тесными и не слишком хорошо освещенными. Слабый свет просачивался лишь из окон, больше похожих на бойницы, глубоко посаженных в невероятно толстых стенах. Пол находился в полной тени. Оставаясь и сами в тени, чародеи в своих темных плащах скользили туда и сюда, что производило едва ли не гипнотическое воздействие. Своего предводителя они встретили со сдержанной почтительностью, а на его молодую жену поглядывали не без любопытства. Не было сказано почти ни слова. Все шли в сторону зала заседаний, который был расположен под центральным куполом. Лица чародеев показались Верран суровыми и встревоженными. В воздухе подобно опасному газу висело напряжение, и Верран невольно подумала о том, что выбрала не лучший день для визита. Но, разумеется, муж мог бы и просто приказать ей остаться дома. Или он ошибся в своей оценке возможной реакции Избранных на ее появление? Или, напротив, взял ее сюда, чтобы подчеркнуть свою власть? В случае с Фал-Грижни ни о чем нельзя было судить наверняка.

Зал заседаний оказался огромным помещением круглой формы, с куполообразным потолком, который поддерживали идущие в три ряда колонны. Купол был из серого гранита, а колонны — из простого черного базальта. И только пол здесь был из дорогого черного мрамора. Посередине зала на некоем возвышении стоял длинный стол с креслами для десяти членов Совета Избранных. Вокруг него амфитеатром поднимались ряды круглых скамей. Первые два ряда были оставлены для сорока старейшин. Начиная с третьего ряда предстояло рассесться остальным Избранным, а их, помимо пятидесяти вышеперечисленных, было еще сто шестьдесят, и, судя по всему, здесь они собрались сейчас едва ли не все. Общее количество мудрецов-чародеев казалось на удивление небольшим — особенно если вспомнить об их совместном могуществе: их немногочисленность подчеркивала гигантские размеры зала.

Фал-Грижни с женой прибыли сюда одними из последних. Верран надеялась где-нибудь притаиться с тем, чтобы остаться незамеченной, но Грижни подвел ее к первому ряду и усадил там вместе с Нидом перед тем, как самому подняться на главный подиум. Несколько более чем пожилых чародеев с недоумением взглянули в сторону Верран, и она почувствовала, что краснеет. Она решила не отрываясь смотреть на десятерых членов Совета — благо они находились прямо напротив нее. Ее муж, председательствовавший в Совете, оказался одним из самых младших по возрасту его членов, и это не могло не удивить Верран. Фал-Грижни казался ей человеком бесконечно мудрым и опытным, но почти все остальные члены Совета были гораздо старше его. Каким же образом ему удалось стать магистром ордена? Каким образом удалось сместить с этой должности своего предшественника — Леккела Дри-Ванниво?.. Сказав мужу о том, что она ничего не знает об Избранных, Верран не покривила душой.

Послышался шорох темных одежд — и в кресло рядом с Верран опустилась рослая женщина. Повернувшись к ней, Верран с радостью приветствовала союзницу своего мужа Герезу Вей-Ненневей. Кроме Вей-Ненневей, Верран знала в лицо еще двух участников Совета: здесь присутствовал Саксас Глесс-Валледж, закадычный друг герцога, а на дальнем конце стола восседал Бон Дендо, всем известный как великий мастер политического лавирования. Лица остальных семерых показались Верран едва знакомыми. Она подумала, что они, должно быть, всего несколько недель назад были гостями у нее на свадьбе. Но сейчас лица собравшихся были далеко не праздничными.

Фал-Грижни встал с кресла и неподвижно застыл на почетном месте во главе стола. Во всем огромном зале на мгновение воцарилась мертвая тишина. Затем Грижни заговорил совершенно непонятно. Верран вслушалась. Красивый голос ее мужа звучал то выше, то ниже, однако она не могла разобрать ни единого слова. Он говорил на древнеюмском — на древнем языке, оставшемся живым на протяжении нескольких поколений уже после объединения древнелантийского языка с наречиями островных городов. Древнеюмский был языком старинных ученых-чародеев. Воззвание на этом языке непременно открывало каждое заседание ордена Избранных. Так повелось со дней Неса по кличке Глазастый.

И как раз когда Верран решила, будто на протяжении всего совещания ей не доведется услышать ничего, кроме тарабарщины, воззвание завершилось. Фал-Грижни, не садясь на место, продолжил выступление уже по-лантийски. Верран напряглась. Уж это-то она должна понять или, по меньшей мере, ей так хотелось думать. Но и по-лантийски Грижни говорил сейчас едва ли более понятно, чем на древнеюмском. Он довольно пространно излагал процедурные вопросы, ссылаясь при этом на факты и обстоятельства, понятные только тем, кто был сведущ во всех тонкостях Познания. Этого требовал ритуал, но Верран почувствовала, что ее интерес вновь идет на убыль. Она уставилась на потолок, покрытый стеклянными расписными панелями, начала рассматривать изгибы купола. В серебряном небе над головой в этот миг пролетела морская птица — и Верран поневоле позавидовала ей. До сих пор предсказание Фал-Грижни сбывалось: совещание не оправдывало ее ожиданий. Ей было ужасно скучно. Она исподтишка поглядывала на сидевших с нею в одном ряду старейшин — как правило, это были седовласые старцы в черных одеждах, и ничто в их внешнем облике не намекало на наличие особых способностей, им якобы присущих, — способностей врожденных, но развитых и утонченных десятилетиями трудов и ученья. Почему несчастный Бренн Уэйт-Базеф так стремится войти в их число?.. Рядом с Верран сидел Нид. Клобук его был откинут, потому что лицо Нида не показалось бы отвратительным никому из присутствующих. Глаза мутанта неотрывно следили за его господином, на лице были написаны преданность и умиление. Верран посмотрела в ту же сторону — взглянула на мужа трезвыми глазами. Как правило, она почти не обращала внимания на его почти обескураживающую внешность, предпочитая вместо этого упиваться благозвучием его голоса. Или дело заключалось не столько в голосе, сколько в словах, которые этим голосом произносились? Такой пристальный взгляд ему бы наверняка не понравился, и она понимала это. Он привез ее сюда с тем, чтобы она набралась премудрости, с тем, чтобы увеличила запас собственных знаний, потому что знания он ценил выше власти, богатства или любви. Верран тряхнула головой, чтобы прогнать незаметно накатившую дремоту. И она выбрала для этого удачный момент, потому что именно сейчас Фал-Грижни закончил вступительную часть своей речи и слова его стали внезапно более чем понятными. А ведь Грижни, наряду с прочим, славился немногословием и убедительностью своих выступлений.

— Всем вам известно сложившееся положение. Герцог обложил имущество Избранных высоким налогом, распространив его и на данный остров, что представляется крайне спорным решением, потому что остров в его владения не входит. И сделал он это с тем, чтобы показать нам серьезность собственных намерений. Ему отчаянно нужны деньги. И сама эта потребность возникла в результате его бездумной и близорукой политики. Он проникается враждебностью ко всякому, кто даст ему противоречащий его собственным планам и желаниям совет или же осудит уже принятое им решение. Именно такой совет он и получил от Избранных в ответ на свое предложение заложить крепость Вейно городу Гард-Ламмис, и налог на наше имущество стал прямым следствием такого развития событий. При данных обстоятельствах мы можем и должны избрать одну из предлагаемых далее тактик.

Во-первых, мы можем искать благоволения его высочества полной и скорейшей выплатой всех налогов, а также снятием наших возражений в связи с его планами. Поступая так, мы на какое-то время обретем его милость. Во-вторых, мы можем отказаться платить налог, одновременно настаивая на собственных возражениях в связи с крепостью Вейно, надеясь на то, что наша решимость окажется достаточным средством, чтобы охладить пыл правителя… и уменьшить его страх. — Грижни сделал краткую паузу для поддержания интереса к своей речи. — В-третьих, мы можем заплатить испрошенное и вместе с тем настоять на своих возражениях, что, разумеется, вызовет с его стороны лишь дальнейшее раздражение. Наконец, мы можем отказаться от уплаты налога и одновременно с этим усилить противодействие проводимой герцогом политике. Я склоняюсь в пользу этой, четвертой, возможности, в поддержку чего позволю себе назвать две причины.

Следует четко осознать и объявить, что Избранные представляют собой самоуправляющееся сообщество, которое, благодаря присущим нам особым способностям, существует в городе-государстве Ланти-Юм как совершенно независимая сила. Хотя наше могущество очевидно, вопрос о нем сознательно игнорируется на протяжении всей истории лантийского государства. По различным причинам сугубо политического свойства мы как единое целое решили смириться во всех аспектах и без каких бы то ни было ограничений с властью герцогской династии Ланти-Юма. Но следует ли нам и желательно ли для нас вести себя с тем же смирением и впредь, это вопрос более чем спорный. Налогообложение нашего имущества имеет откровенную политическую подоплеку и именно в таком качестве оно должно быть отвергнуто с порога.

В дополнение к этому — и отвлекаясь от соображений чисто финансового плана, — встает вопрос об обязательствах Избранных заботиться о благополучии и процветании города. Нет ни малейших сомнений в том, что политический курс, проводимый Повоном Дил-Шоннетом, ослабляет государство и, не исключено, чреват для него в весьма недалеком будущем самыми пагубными последствиями. Разве это не затрагивает Избранных напрямую? На мой взгляд, затрагивает, потому что Избранные связаны с городом-государством Ланти-Юм узами традиции, родства, взаимных чувств и общей истории. И мы не можем даже подумать о том, чтобы разорвать эти узы, не поставив тем самым под угрозу глубинную сущность нашего сообщества. По этой причине наша заинтересованность в благополучии и процветании Ланти-Юма равнозначна инстинкту самосохранения. Мощью мы обладаем колоссальной. И ради общественного блага сейчас пришла пора употребить эту мощь. Следовательно, я намереваюсь усилить противостояние Избранных планам герцога относительно крепости Вейно и относительно многого другого, разработанного по той же схеме: ведь в наличии у правителя таких намерений сомневаться не приходится. Как председатель Совета Избранных я вправе принять подобное решение единолично. Но поскольку оно является столь серьезным и может повлечь за собой последствия, затрагивающие всех Избранных, я выношу этот вопрос на открытое обсуждение. Если среди вас найдутся противники выводов, к которым я пришел, то я готов выслушать их сегодня и взвесить услышанное.

Закончив речь, Фал-Грижни поднял левую руку в традиционном жесте, означающем открытие свободной дискуссии, и опустился в председательское кресло.

Верран теперь совершенно проснулась. Парадоксальная и хладнокровная манера, в которой муж изложил далеко идущие выводы, глубоко поразила ее. Чародеи, казалось, были в той же мере взволнованы что и она; они ерзали и перешептывались, что, вообще-то говоря, было им не свойственно.

Саксас Глесс-Валледж, также наделенный необычайным хладнокровием, первым вызвался сформулировать ответ. Когда он поднялся с места, собираясь начать речь, на лице у него были написаны задумчивость и тревога.

— Его непревзойденность Фал-Грижни говорил с решительностью и бескомпромиссностью, которые многих из нас удивили и повергли в растерянность. Понадобится некоторое время на то, чтобы взвесить все обстоятельства и возможные последствия предложенной им тактики с тем, чтобы дать на эти предложения тщательно продуманный ответ. Вследствие и по причине этого я предлагаю назначить комитет, который всесторонне исследует фискальную политику его высочества и на основе проведенного исследования даст свои рекомендации Совету. На проведение подобного исследования уйдет несколько месяцев, и мне остается только надеяться на то, что на протяжении всего этого времени лорду Грижни удастся совладать со своими необузданными порывами.

Нид тихонько зашипел. Верран с удивлением посмотрела на него. Мутант сидел, презрительно поджав губы. Невозможно было определить, понял ли он слова Валледжа или всего лишь отреагировал на оскорбительные нотки, которые время от времени проскальзывали в хорошо поставленном голосе чародея. Затем Верран посмотрела на мужа. Лицо Фал-Грижни оставалось невозмутимым и совершенно непроницаемым. И все же Верран — и она сама не могла понять почему — бросило в дрожь.

— Но есть моменты, — не повышая голоса, продолжил Глесс-Валледж, — которые настолько очевидны, что реакция на них не требует продолжительных раздумий. И эта реакция должна оказаться однозначно отрицательной. Во-первых, его непревзойденность Фал-Грижни упомянул в качестве доказанного или не требующего дальнейших доказательств факта то обстоятельство, что решения, принимаемые нашим правителем, представляют собой опасность для судеб страны. Но это всего лишь личное мнение лорда Фал-Грижни. Да и как можно было бы доказать такое? Наш город-государство — самая гордая, самая могущественная и самая богатая страна на всем Далионе. Так оно было всегда, так же будет и впредь. Да и есть ли у нас хоть малейшая причина относиться к этому иначе? Неужели предложенная передача в залог крепости Вейно свидетельствует о крушении нашей экономики? Да и кто вправе судить о таких вещах? Герцог Повон, правитель нашего государства по праву рождения? Или магистр Грижни, могущество которого в рамках Познания велико и неоспоримо, тогда как его способности государственного мужа вызывают самые серьезные сомнения? Я предоставляю почтенному собранию ответить на этот вопрос.

Прежде чем продолжить, он позволил себе легкую ироническую улыбку.

— Лорд Грижни постулирует тот факт, что данный остров Победы Неса находится вне юрисдикции герцога и, следовательно, не подлежит налогообложению. В ответ на это я могу указать лишь на самое очевидное: остров находится в самом центре Ланти-Юма. То, что на него так долго не распространялось налогообложение, можно рассматривать исключительно как знак доброй воли со стороны правящей династии. Но в настоящее время означенная добрая воля пошла на убыль. Его непревзойденность председатель совершенно справедливо подчеркнул тот факт, что действиями герцога руководит, возможно, чувство личной вражды. Но по отношению к кому? Разумеется, не по отношению к обществу Избранных в целом. Не секрет, а следовательно, нет никакого греха упомянуть об этом, что отношения между его высочеством и председателем Совета носят далеко не дружественный характер. Тайные лазутчики докладывают его высочеству о том, что Фал-Грижни, возможно, затевает недоброе, и, судя по тому, что мы услышали от него сегодня, в таких донесениях имеется своя правда. Если бы герцог Повон не сомневался в том, что магистр и Совет Избранных не питают к нему недобрых чувств, он и сам не ожесточился бы в ответ, а тем самым со взаимными манифестациями враждебности было бы покончено раз и навсегда.

Механику столь удивительной метаморфозы он расписывать во всех деталях не стал. Да в этом и не было никакой необходимости.

— И наконец, заключительный аргумент председателя, — продолжал Глесс-Валледж. — Он затрагивает обязанности Избранных вторгаться в государственные дела. Что возразить на это? Как ответить на злонамеренную попытку извратить принципы, на которых основывается наше сообщество? Собратья, разве мы с вами политики? Или же мы мудрецы-чародеи, назначение которых состоит в том, чтобы разгадывать тайны Вселенной? Стоит ли нам вторгаться туда, где нас не ждут и не зовут и где мы не сможем принести никакой пользы? Или же нам следует сосредоточиться на своей работе с тем, чтобы исполнить предназначение Избранных? Друзья мои и собратья, для ответа на этот вопрос я заглянул в глубину собственной души. А теперь предоставляю вам с присущей вам мудростью сделать то же самое.

Закончив на этой тяжелой и меланхолической ноте, Валледж опустился в кресло.

Леди Верран была потрясена настолько, что забыла о всегдашней скромности. Обратившись к Вей-Ненневей, она спросила:

— Неужели все маги импровизированно ораторствуют с таким мастерством?

— Насколько я знаю Глесс-Валледжа, он готовил эту речь долгие недели, — ответила Ненневей. — Дорогая моя, ваш муж идет на колоссальный риск.

Теперь поднялся с места член Совета по имени Джинзин Фарни. По его внешности можно было безошибочно судить о его крестьянском происхождении и именно по этой причине он пользовался особенной популярностью у простолюдинов Ланти-Юма. Черты лица у него были грубые, лоб низкий. Но за невзрачным фасадом скрывались ум, образование и поразительная искушенность в мирских делах.

— Глесс-Валледж говорил со всегдашней последовательностью и осторожностью. Но если воспринять его слова буквально, то единственным доказательством возможной правоты Фал-Грижни и его теории стало бы какое-нибудь грандиозное несчастье. Что касается лично меня, то мне не хотелось бы стать свидетелем несчастья только для того, чтобы убедиться в правоте чьих-то слов. Я подхожу к сложившейся ситуации, исходя из собственных познаний в истории города, и мои наблюдения заставляют меня сделать выводы, сходные с теми, к которым пришел председатель Совета. Ради нашего общего блага герцога необходимо незамедлительно направить на путь истинный, заставив свернуть с ошибочного и пагубного.

Фарни здесь очень уважали, и его слова произвели сильное впечатление на собравшихся. В поддержку доводов Фал-Грижни выступил Дрервиш Дей-Лимит. Его поддержал и Чес Килмо. Однако осторожный мудрец Ледж Ром-Юзайн выступил в пользу Глесс-Валледжа, его примеру последовали еще двое или трое красноречивых ораторов. Лишь Бон Дендо оставил свое мнение при себе.

Леди Верран огляделась по сторонам. Чародеям в амфитеатре, как старейшинам, так и представителям низшего звена, было явно не по себе. Меж тем растерянность и замешательство, сейчас очевидные, члены общества Избранных испытывали крайне редко. Верран и представить себе не могла, что эти легендарные и даже несколько зловещие люди могут прийти в подобное смущение. Они перешептывались, как самые обыкновенные смертные.

А ее муж?.. Верран вновь посмотрела на подиум. Он сидел, как всегда, неприступный и непроницаемым взглядом смотрел на своих коллег. Она вспомнила его слова о том, что как председатель Совета он вправе решить этот вопрос единолично. Ей пришло в голову, что он, возможно, открыл дискуссию лишь ради уважения к коллегам. Не исключено, что он собирается самым внимательным образом выслушать всех ораторов с тем, чтобы затем хладнокровно поступить по-своему. Судя по всему, многие из собравшихся в зале магов воспринимали происходящее точно так же, потому что они не переставали перешептываться и этот шепот сливался в единый, пожалуй, разгневанный хор. В какой-то миг Фал-Грижни повернул голову, и Верран увидела его глаза. Он посмотрел прямо на нее, причем лицо его ничуть не переменилось, и все же она почувствовала… но что?.. пожалуй, одобрение и поддержку.

В одном из задних рядов поднялся с места молодой, но тучный и даже несколько обрюзгший человек. Зеленая кайма вокруг эмблемы двуглавого дракона у него на плаще свидетельствовала о том, что он принят в число Избранных совсем недавно.

— Ага, вот оно! Начинается, — пробормотала Вей-Ненневей. — И раньше, чем я думала.

Верран испытующе посмотрела на нее.

— Этого толстяка зовут Ниро Лис-Дедделис, он креатура Глесс-Валледжа. Валледж вечно поддерживает кандидатуры каких-нибудь молодых людей и, по существу, проводит их в число Избранных. Зато потом они, разумеется, чувствуют себя перед ним в долгу. Дедделису и хочется расплатиться с благодетелем. Но почему-то мне кажется, что он малость перестарается.

Верран не поняла этих тонкостей. Она села так, чтобы смотреть в лицо Дедделису.

— Услышанное нами сегодня граничит с государственной изменой! — Дедделис буквально полыхал, обуреваемый праведным гневом. Но эффект был не так велик, потому что голос у него оказался неожиданно писклявым. — Это возмущает меня, это огорчает меня, а главное, ужасает! Тут, среди нас, находятся некоторые, настолько укоренившиеся в структурах власти нашего сообщества, что они, как им кажется, вправе посягать и на высшую государственную власть. Мы все коренные лантийцы — и все же наши сограждане относятся к нам со страхом и недоверием. А если говорить о людях невежественных, то и с ненавистью! И сейчас мне кажется, что я их даже не осуждаю, потому что и мне, Ниро Лис-Дедделису, предатели ненавистны! Поэтому я призываю коллег раз и навсегда показать всему миру, что вызывающее поведение одного лидера не может превратить в предателей нас всех! Мы должны воспротивиться тирании в рамках собственного сообщества, и поэтому я настаиваю на голосовании! Настаиваю на нем и требую его!

Его яростная жестикуляция была столь же красноречива, как и слова.

— Почему он так орет? — спросила Верран.

— Потому что он молод, — пожала плечами Ненневей.

— Но что тут вообще происходит?

— Как мне представляется, молодой протеже Валледжа только что совершил колоссальную ошибку. Я говорю о голосовании, на котором он настаивает. Для того чтобы перевесить волю председателя Совета, необходимо собрать девяносто процентов голосов. Подобный расклад просто-напросто исключен. Голосование, если оно, конечно, состоится, только, укрепит позиции вашего супруга..

— Ага, понятно.

Верран стало немного легче. Она взглянула на подиум. Фал-Грижни и Джинзин Фарни о чем-то переговаривались. На лице у одного из сторонников Валледжа, Леджа Ром-Юзайца, было написано глубочайшее отвращение. У самого Валледжа был такой обескураженный вид, словно его любимый щенок только что опрокинул шахматную доску и перевернул фигуры. Конечно, многие из подводных течений оставались для Верран загадкой, однако в одном она сейчас не сомневалась: ее мужу не о чем было беспокоиться. Поэтому она с еще большим интересом принялась следить за дальнейшим развитием событий.

— Член ордена Избранных Ниро Лис-Дедделис, ученый и чародей, слово предоставляется вам.

Даже столкнувшись с дерзкой выходкой, Фал-Грижни не пожелал уклониться от ритуала.

— Ваша непревзойденность, будучи чародеем и членом ордена Избранных, я настаиваю на проведении общего голосования по вопросу об отношении Избранных к политике его высочества.

Молодой чародей произнес это столь же формально, более того, в его голосе послышались подобострастные нотки.

Но если Грижни и заметил подобострастие, то оставил его без внимания.

— Значит, так тому и быть. Давайте же немедленно проголосуем и подсчитаем голоса с тем, чтобы потом перейти к рассмотрению других вопросов.

Было ясно, что и голосование он считает пустой формальностью.

Рядом с собой Верран услышала воистину убийственное шипение. Она посмотрела на Нида, который, в свою очередь, угрожающе взирал на Дедделиса. Мутант уже выпустил когти. Он начал подниматься с места, но Верран успела положить руку ему на плечо.

— Прекрати, Нид! Немедленно прекрати! — Ее голос звучал необычно резко. — Если ты устроишь здесь переполох, лорд Грижни пожалеет о том, что взял тебя. Ему будет за тебя стыдно, понял? Очень стыдно!

Внезапно возникшая необходимость голосовать не застигла Избранных врасплох. К ручке каждого кресла была прикреплена коробка, в которой лежали две таблички — черная и белая. И вот по рядам прошел писец с урной, в широкую прорезь которой каждый из членов ордена опускал одну из своих табличек.

— Белая табличка означает одобрение намерений вашего мужа, — пояснила Вей-Ненневей. — А черная, наоборот, несогласие с ними.

Верран внимательно наблюдала за происходящим. Насколько она могла судить, большинство чародеев опускало в урну белые таблички. Когда писец подошел к их креслам в середине первого ряда, Вей-Ненневей бросила в урну белую табличку, а затем озабоченно нахмурилась.

— Он же выиграет, — сказала Верран.

— Это совершенно очевидно. Причем очевидно настолько, что я гадаю, в чем, собственно говоря, здесь фокус.

— Но вы же сказали, что этот неуравновешенный молодой толстяк совершил глупую ошибку, предложив голосовать.

— Возможно, это и так. Остается только надеяться, что за всем этим не скрывается ничего другого.

— А что же тут может скрываться?

— Не волнуйтесь, дорогая моя. Должно быть, я и сама зря тревожусь, — сказала Ненневей. — Наверняка вам уже известно, что Террз в состоянии постоять за себя.

— Постоять за себя в каких обстоятельствах?

— Ну, например, защититься от любой интриги, предпринятой коллегами.

— Но кому придет в голову затеять такую интригу, мадам? Или Избранные считают, что лорд Грижни руководит Советом некомпетентно?

— Он чрезвычайно сильный руководитель, и, соответственно, у него есть враги. Но безвольный руководитель, не имеющий врагов, вовсе не обязательно хорош. А Фал-Грижни — подлинное воплощение воли. И даже его злейшие враги вынужденно признают это.

— Так каких же качеств хорошего руководителя ему недостает?

— Дипломатичности. Терпимости. Выдержки. Гибкости. И еще необходимой во многих случаях уклончивости. Все эти качества у Фал-Грижни отсутствуют.

Верран почувствовала себя несколько задетой.

— Если у него отсутствует столь многое, то чего ради его выбрали на эту должность?

Нахмурившись, она отвела взгляд от собеседницы.

Сидя за маленьким столом в одном из концов зала, писец в присутствии трех свидетелей подводил итоги голосования. Настроение у большинства чародеев было унылое, прямо-таки похоронное. Лис-Дедделис стоял в центре довольно большой группы людей. Он громко говорил и отчаянно жестикулировал. Верран, пристально посмотрев на него, подумала, что он не выглядит молодым человеком, только что совершившим колоссальную ошибку.

— Террза не выбирали магистром. Он выиграл свою должность, — сказала Вей-Ненневей, и Верран с удивлением посмотрела на нее.

— Как это выиграл? В лотерею?

— Разумеется нет!

— Тогда прошу прощения за свое невежество.

— Вы ничуть не более невежественны, чем большинство наших сограждан. Такова политика Избранных — как можно меньше сообщать посторонним о наших процедурах. Должность магистра и председателя Совета — это прерогатива того из мудрецов-чародеев, кому присуща наибольшая мощь в рамках Познания. Так повелось еще со дней Неса. Позже не раз возникал разговор о необходимости учитывать и некоторые другие качества, но пока суд да дело, прежнее правило остается в силе. На протяжении многих лет положение Фал-Грижни никем не оспаривалось, потому что его мощь в рамках Познания не знает себе равных. Потому-то я в такой мере и озадачена.

— Вы имеете в виду это голосование?

— Да. Решение Грижни таким путем отменить не удастся. Но если число поданных против него голосов достигнет четверти от общего количества чародеев, а такое вполне вероятно, это будет признано достаточной причиной для того, чтобы кто-нибудь послал ему официальный вызов на соревнование за пост председателя. А если дело сложится именно так, состоится и само состязание, и его победитель будет объявлен магистром и председателем Совета. Но невозможно хотя бы на миг поверить в то, что такой щенок, как этот Дедделис, осмелится вступить в состязание с Фал-Грижни. Из подобной схватки Дедделис вышел бы с навсегда помраченным разумом, и ему самому об этом, конечно, известно.

— Но, может быть, он и не хочет вступать в состязание? Может, он просто рисуется?

— Это крайне опасная для него бравада.

Голоса меж тем подсчитали. Писец поднялся на подиум, чтобы объявить результаты. Общее количество Избранных составляло двести три человека, из них на сегодняшнем совещании присутствовали сто девяносто девять. Писец насчитал пятьдесят три черные таблички.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21