– Какие-то последние дни суматошные выдались,– высоким голосом заявил ефрейтор Опохмелкин, прошлым летом неудачно выкупавшийся нагишом в озере, где щука берет на блесну.– Драка на драке…
      – Да-а,– согласился Крысюк, прикидывая, кто из свалившихся со второго этажа офицеров победит.
      – Наверное, магнитная буря,– поддержал разговор Чердынцев.
      Соловец сел на голову Пуччини и принялся дубасить того кулаками в живот.
      Участковый клацнул зубами, и укушенный в ягодичную мышцу майор с воплем подскочил.
      – Грамотно,– Крысюк оценил прием инспектора.
      Начальник ОУРа схватил Пуччини за грудки, вздернул вверх и швырнул вдоль стены.
      – Осторожно! – закричал Чердынцев, но было поздно.
      Участковый со всего маху протаранил свежевставленное стекло с надписью “Дежурный”, наполовину влетел в каморку Чердынцева и своротил кипевший на столе чайник вместе с тихо работавшей магнитолой, настроенной на частоту “Азии-минус”. В воздухе мелькнули ноги инспектора, он на секунду повис на конторке, а затем тяжело упал внутрь комнатушки.
      Зазвенело.
      – Дневной запас,– одними губами выдал бледный как смерть начальник дежурной части.
      – Однозначно,– подтвердил Крысюк, втянув обеими ноздрями разлившийся в воздухе резкий и знакомый с детства запах красного вермута.
      Упавшая на пол древняя радиола “Telefunken” без постороннего вмешательства самопроизвольно увеличила громкость, и веселый голос диктора самой популярной питерской станции объявил:
      – Очередное эпохальное открытие совершили юные биологи из местного отделения национал-большевистской партии – они скрестили кролика с кротом. Получившийся зверек практически ничего не видит, но вот если уж он кого-нибудь нащупает!…
 

* * *

 
      Засор в туалете на втором этаже пробивали долго и мучительно.
      Сантехники, чьей сосредоточенности и одухотворенности могли бы позавидовать крупнейшие мировые ученые, неторопливо ковыряли в трубе пятиметровым гибким штырем из витой стали с крючком на конце, слаженно работали вантузами, включали и выключали гудящий и мелко дрожащий аппарат непонятного предназначения, перекуривали, обменивались понимающими взглядами, словно хирурги в процессе операции по шунтированию сосудов сердца первому президенту России и, по совместительству, – одному из самых заслуженных алкоголиков на всем пространстве бывшего СССР, – вздыхали, снова брались за вантузы, простукивали трубы, приложив ухо к холодному мокрому металлу, горестно качали головами, опять перекуривали, запихивали в сливы унитазов шланги и подавали в них сжатый воздух, отфыркивались, когда их окатывало водой, бегали на верхний этаж и били там киянкой по торцу старого чугунного стояка, отгоняли от туалета любопытствующих сотрудников, высокомерно цедили непонятные словосочетания типа “крестовина фановой трубы”, отхлебывали из канистры со свекольным самогоном, благоразумно прихваченной с собой одним из водопроводчиков, открывали и закрывали вентили, и так далее.
      Но засор как был, так и оставался…
      Ларин, который после непродолжительного сна стал немного соображать, с полчаса понаблюдал за работой сантехников и удалился вниз, дабы принять участие в обсуждении проблемы нового стекла в окне дежурки и тех санкций, что Соловец намеревался наложить на Пуччини…
 

* * *

 
      – А че это здесь? – “индус” Рогов, очухавшийся после того, как доведенный до бешенства его стенаниями Плахов отметелил напарника образком какой-то доски, поковырял пальцем трухлявый ящик. – Ого! Тут бутылки!
      – Небось, скипидар или олифа. – Игорь отвернулся.
      – Посвети, а?
      – Не буду…
      – Ну, посвети! – умоляющим голосом прогундосил Васятка.
      – Ладно…, – Плахов чиркнул колесиком зажигалки.
      – “Ркацители”! – выдохнул Рогов, прочитав название на криво наклеенной на бутылку этикетке. – Игорян, это же “Ркацители”!
      – Погоди-ка, – Плахов оттолкнул Васю и разломал ящик. – Точно, – в голосе старшего лейтенанта зазвучали почтительные нотки. – Сколько ж тут его?
      – Стратегический запас, на случай войны, – со знанием дела произнес Рогов. – Не меньше тыщи бутылок. И все – наши…
      – Сухарем [Сухарь – сухое вино (жарг.)]особо не разговеешься, – проворчал Плахов. – Но, за неимением гербовой, будем пить простую… Штопор не потерял?
      – Обижаешь! – расплылся в улыбке Рогов, сноровисто извлекая из кармана швейцарский армейский нож со множеством лезвий и других полезных приспособлений, экспроприированный Васей у посетителя, полгода назад пришедшего в РУВД с заявлением об исчезновении соседа по коммунальной квартире.
      Заявление давно куда-то подевалось, пропавшего никто не искал, сосед его тоже больше не появлялся, а вот нож верно служил сплоченному оперскому коллективу…
      Следующие два часа “убойщики” пили кислое вино, пели песни, отдавая предпочтение эстрадным номерам из мюзикла “Нотр-Дам” и ради развлечения швыряли пустые бутылки вдоль по коридору.
      Одна из бутылок попала в многострадальный лоб подполковника Петренко, пришедшего в себя после второго удара одной и той же лопатой, и тихо, на карачках, пробиравшегося в темноте на исторгаемые оперативниками звуки…
      Наконец “Ркацители” пересилило организмы стражей порядка и Плахов с Роговым вповалку заснули рядом с пирамидой ящиков, выводя носами замысловатые рулады.
 

* * *

 
      В холле перед “обезьянником” было довольно весело, ибо там собрались почти все могущие самостоятельно держаться на ногах сотрудники РУВД, а вопли начальника ОУРа сопровождались комментариями злорадствующих задержанных.
      Соловец, как ярый сторонник соблюдения законности, устроил над участковым самый натуральный суд, в котором сам играл роль прокурора-обвинителя.
      Судьей был назначен Дукалис, народными заседателями – Кабанюк-Недорезов и Геков, адвокатом обвиняемого – Удодов, судебным приставом – Чердынцев, а Крысюк, Твердолобов, Казанцев и еще два десятка оперов, дознавателей и пэпээсников изображали зрителей.
      Самого Пуччини, дабы соблюсти все процессуальные нормы, затолкали в пустующую ячейку “обезьянника” и заперли, отобрав ремень и вытащив шнурки из ботинок. Задержанные алкоголики встретили временное заключение участкового радостными воплями и одобрительными аплодисментами. Особенно наглый бухарик из соседней ячейки даже попытался смазать Пуччини по физиономии, просунув руку между прутьями решетки, но бдительный сержант из “конвоя” пресек это безобразие, приложив к железным прутьям электрошокер.
      Бухарик угомонился.
      Правда, участковый тоже получил разряд, так как в этот момент держался за единую с прутьями металлическую основу узких нар.
      – Попрошу тишины в зале! – Дукалис постучал ладонью по столу и поправил сварганенную из пыльной розовой портьеры судейскую мантию.– Обвинение, вам слово!
      Соловец быстро прокричал список обвинений, начинавшийся с безобидной “обжираловки горохом” и заканчивающийся “нападением на старшего офицера милиции”, и потребовал применить к Пуччини меры физического воздействия вкупе со штрафом.
      “Адвокат” Удодов с “прокурором” согласился и предложил, дабы не терять время, немедленно избить дубинками своего подзащитного.
      “Народный заседатель” Геков выступил с инициативой повесить на участкового месячный план по задержанию минимум одного преступника в день, но был грубо оборван Соловцом, чьи подчиненные с трудом справлялись с расследованием даже двух преступлений в квартал. Тридцать задержанных злодеев в месяц означали паралич всей работы РУВД.
      “Судья” Дукалис поддержал “прокурора” и дал Гекову подзатыльник.
      Крысюк от имени общественности внес предложение лишить Пуччини зарплаты на полгода и на эти деньги покупать на всех разнообразные спиртосодержащие напитки. Мысль сержанта-водителя вызвала у собравшихся интерес и была признана отвечающей генеральной линии судебного процесса.
      Ларин также не остался в стороне и намекнул на необходимость подкрепиться хотя бы пивом, чтобы не прерывать заседание. Чердынцев коротко кивнул и отправил двух ефрейторов за нужным продуктом, снабдив их деньгами, изъятыми у “подсудимого”.
      Когда бутылки с крепким “Балтикой № 9” были принесены и откупорены, а жаждущему Пуччини показали фигу, в одной из клеток очнулся сильно помятый человек в разодранных брюках и женской кофте на голое тело, подобранный нарядом ППС возле салона эротического массажа, и стал биться об решетку, крича, что он тоже судья, желает присоединиться к коллегам и вместе с ними вынести участковому справедливый приговор. В качестве подтверждения своих слов алконавт достал спрятанное в ботинке полуразмокшее удостоверение и начал махать им перед носом удивленного начальника дежурной части.
      Удостоверение оказалось подлинным, как и федеральный районный судья Александр Гурьевич Шаф-Ранцев.
      Толкователя законов с извинениями выпустили из клетки, дали бутылку, и он занял место секретаря, привычно не обращая внимания на тот абсурд, что творился в холле РУВД. Ибо от заседаний под председательством Шаф-Ранцева ментовское судилище если и отличалось, то на исчезающе малую величину.
      Обвиняемому тоже дали слово, но, послушав пару минут стенания Пуччини, сопряженные к тому же с оскорблениями Соловца лично и ОУРа в целом, Дукалис подмигнул одному из конвоиров и участкового лишили слова путем удара “демократизатором” по башке.
      После чего тот обиделся и ушел в угол клетки.
      Опохмелившийся судья встал, потребовал себе еще бутылочку пивка, заправил выбившуюся кофту в штаны и произнес двадцатиминутную речь о торжестве законности, проиллюстрировав ее примерами из собственной практики.
      Милиционеры и дознаватели с удовлетворением узнали, что судейский корпус в его лице полностью поддерживает их нелегкую борьбу с гражданами, в принятии решений ориентируется на “внутреннее убеждение” стражей порядка, не принимает в расчет всякие глупости вроде “алиби” и “вещественных доказательств”, считает заключение под стражу единственной достойной внимания формой меры пресечения, а приговоры строит на принципе “лучше посадить миллион невиновных, чем оправдать одного виновного”.
      После выступления профессионального судьи Дукалис, Соловец и Удодов стали препираться на тему строгости наказания, ибо “адвокат”, возбужденный словами Шаф-Ранцева, начал настаивать на расстреле Пуччини во внутреннем дворике РУВД, не принимая в расчет принятый в России мораторий на смертную казнь.
      Ларину стало скучно и он тихо ушел обратно к сантехникам…
 

* * *

 
      Плахову снилось, что он остался наедине с секретарем депутата ЗАКСа Вислоусова, в избирательный штаб к которому его внедряли в прошлом году, и длинноногая блондинка пытается его соблазнить…
      В реальной жизни все было, увы, с точностью до наоборот.
      С самого начала замысленная начальником ГУВД Курицыным, подполковником Петренко и их коллегами с Чайковского [На улице Чайковского в Санкт-Петербурге расположено Оперативно-розыскное бюро (ОРБ), бывшее Региональное управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией (РУБОПиК)]операция по выявлению связей Вислоусова, а также – его подельников-депутатов Толстикова, Тюльпанчикова, Анисова и Перешитова, с узбекскими наркобаронами пошла наперекосяк.
      Публично “изгнанного” из милиции Плахова внедрили, во-первых, не к нужному депутату, а к ни в чем, вроде, серьезном не замешанному спикеру ЗАКСа “голубому врунишке” Тарасевичу. У спикера Игорь проболтался в помощниках почти месяц, пока его руководство лихорадочно решало проблему перевода. Опер вкусно ел, пил хорошую ливизовскую водку, недоступную ему по уровню ментовской зарплаты, парился с Тарасевичем в саунах, дремал на встречах с избирателями, посетил почти все питерские музеи и обогатился садо-мазохистским опытом, побывав однажды вместе с патроном в закрытом секс-клубе.
      Во– вторых, Плахова из соображений секретности не ввели в курс расследуемых дел, а только приказали “держать ушки на макушке”, так что старший лейтенант и после перемещения в штаб к Вислоусову плохо понимал свою задачу и снабжал назначенного “связным” Дукалиса совершенно бесполезными сведениями, самыми ценными из которых были хронометражи перемещений депутата по офису и количество выпитых им чашек кофе.
      В– третьих, оперу так понравилась беззаботная жизнь помощника народного избранника, что Петренко стоило огромных трудов вернуть Плахова на службу после окончания операции. Игоря приманили в РУВД лишь известием о присвоении ему звания “полковник милиции” и награждении его орденом “За заслуги перед Отечеством” первой степени. Радостный старлей быстро явился в приемную к Мухомору, где спрятавшиеся за дверью Чердынцев и Соловец накинули на голову Плахову бумажный мешок из-под цемента, связали, пока новоиспеченный “полковник” отплевывался и пытался проморгаться, дали по репе и бросили на сутки охладиться в “обезьянник”.
      В– четвертых, будучи еще внедренным, оперативник принялся ухлестывать за секретарем Вислоусова, получил от ворот поворот и тяжело запил, страшно переживая неудачу на любовном фронте и перестав выходить на связь с Дукалисом…
 

* * *

 
      Сквозь сон Рогов почувствовал, как ему под ремень брюк лезет чья-то настойчивая потная ладонь.
      – Папа, отвалите. – не до конца проснувшийся Васятка отпихнул приставалу, подумав, что это опять его тесть, знатный бухарик и мастер перегонки турнепса, перепутал спальни их трехкомнатной квартиры и пытается пристроиться под бочок своей жены.
      Ладонь на секунду остановилась, затем продолжила свое поступательное движение.
      – Ну, папа! – рявкнул Рогов и открыл глаза.
      – Я хочу тебя, – жарко зашептал голос разгоряченного эротическими сновидениями Плахова.
      Васятка в ужасе вскрикнул и откатился в сторону:
      – Ты чего?!!
      – Что?… – Игорь очнулся и сел. – Че орешь?
      – Ты… это… не шали…, – испуганно забормотал Рогов. – Не, я нормально к “голубым” отношусь… пусть развлекаются… Но я – не “голубой”!
      – И что? – тупо спросил Плахов.
      – Ну… ты это… ты только не подумай… мы друзья…
      – Ты за этим меня разбудил? – зло поинтересовался старший лейтенант, нащупывая обломок доски покрепче и подлиннее. – Сообщить, что ты не “голубой”?
      – Не, ты ж сам…, – Васятка крепко зажмурился и выпалил. – Меня не касается, что ты педик! Ясно?!
      – Я – педик?!! – потрясенный хамским заявлением напарника Плахов одним прыжком вскочил на ноги, широко размахнулся подхваченным с пола сучковатым двухметровым бревнышком и…
      Позади старлея раздался тупой удар и на бетон рухнуло тучное тело.
      Подполковника Петренко уже в четвертый раз за прошедшие пол-суток подвела его привычка тихо ходить и подкрадываться к подчиненным – березовое полено засветило ему точно в подбородок, отправив Мухомора в глубокий нокаут.
      – Опять этот мужик в кителе, – Рогов ощупал упавшего. – Не отстает…
      Забывший о нанесенном Васяткой оскорблении Плахов покачал головой:
      – Сматываем-ка отседова… Берем флаконов, сколько сможем унести, и валим. Чувствую, неспроста все это…
 

* * *

 
      На втором этаже здания РУВД ничего не изменилось.
      Все так же гудел и подрагивал компрессор, виртуозы вантузов сидели рядком у стены и перекуривали, а вода стояла в унитазах на том же уровне, что и час, и два назад.
      Ларин почесал в затылке.
      – Че пришел? – нелюбезно спросил старший сантехник.– Топай-ка ты, паря, до хаты. Ты тут не помощник…
      Сие наглое заявление возмутило оперативника, и он пожалел о том, что его потертый ПМ лежит в кабинете. А то бы выстрелил поверх голов водопроводчиков, да потом погонял бы их кругами по туалету, а затем заставил бы их отжаться раз по сто от кафельного пола, и…
      “Нет, так нельзя,– одернул себя Андрей.– Стрелять – это лишнее. Дубинкой, разве что… Но и это непродуктивно. Лучше покажу им, как надо по уму все делать…”
      В голову капитана пришла простая до гениальности мысль.
      Ларин молча спустился в подвал, размотал пожарный шланг, подсоединил конец брандспойта к вентилю стояка, надежно обмотал получившуюся конструкцию проволокой, открыл заглушку на трубе и полностью открутил кран подачи воды.
      В шланге заурчало.
      Минут пять ничего не происходило.
      Давление в системе медленно росло, а капитан сидел возле гидранта на корточках и курил, ожидая, когда напор воды вышибет засор, и Ларин сможет принять поздравления от восхищенных товарищей по оружию.
      Плотный ком из ушанки сержанта Крысюка, шарфа Казановы, подтяжек Васи Рогова, спущенных в унитаз Удодовым и К протоколов допросов, бюстгальтера восьмого размера, принадлежавшего заместительнице начальника паспортного стола, нескольких десятков стрелянных гильз от патронов к автомату Калашникова, трех вязанных шапочек залетных собровцев [СОБР – специальный отряд быстрого реагирования]и многих других нужных и ненужных вещей неторопливо продвигались вверх по стояку, пока, наконец, не миновал пресловутую крестовину фановой трубы и не освободил проход бурлящему потоку.
 

* * *

 
      Первым рационализацию Ларина ощутил на себе заместитель прокурора района, случайно зашедший в РУВД утром, да так и оставшийся в гостеприимных стенах до самого вечера, мигрируя по кабинетам, в каждом из которых ему наливали рюмочку.
      Сильный гидродинамический удар приподнял младшего советника юстиции над толчком и швырнул головой вперед в дверцу кабинки. Зампрокурора лбом пробил хлипкую фанерку и долетел почти до рукомойника, схватившись обеими руками за отбитый мокрый зад.
      Позади прокурорского работника в потолок ударил пенящийся фонтан…
      Дукалис успел дойти лишь до половины чтения приговора, когда дверь в туалет справа от “обезьянника” распахнулась и под ноги собравшимся полилась мутная жижа…
      Стоявшего враскоряку над унитазом сантехника снесло к писсуарам, он зацепился за дребезжащий компрессор и опрокинул стоявшую на умывальнике сумку с инструментом…
      Выходящую из уборной на четвертом этаже паспортистку струя догнала уже у двери, окатила с ног до головы и визжащая толстая капитанша навзничь вывалилась в коридор…
      Из десятков глоток одновременно вырвался дикий крик.
      Протрезвевшие от запаха алкоголики стали биться в решетку, правоохранители нестройными рядами бросились на выход, смешавшись с толпой зажимавших нос посетителей.
      А пожарный гидрант продолжал нагнетать в систему воду, вымывая из недр канализации все новые и новые порции всякой дряни.
      На чердаке сорвало заглушку стояка, мощная струя снесла лист ржавого кровельного железа и забила вверх.
      Героический Чердынцев, стоя по колено в прибывающей жиже, принял мужественное решение и отпер “обезьянник”, откуда на свободу устремились семеро бухариков, два квартирных вора, один растлитель малолетних, три хулигана-тинейджера и участковый Пуччини.
      Спустя несколько минут на улице перед зданием РУВД собралась толпа покинувших его сотрудников вперемешку с посетителями и зеваками и кто с ужасом, а кто и с явным одобрением, взирали на текущий из дверей центрального входа вонючий поток и вздымающийся над крышей желто-коричневый фонтан.
      Последним из родного управления выскочил Ларин, так и не сумевший завернуть обратно пожарный кран…

Часть вторая
Диагноз – “Ментярка”