С этой точки зрения теперь видно, что та скорость, которую могла иметь вращающаяся туманность Лапласа, являлась совершенно недостаточной, чтобы в ней развилась центробежная сила, отрывающая от нее кольца. Если же принять, что нужная для отрыва колец скорость вращения существовала в давно прошедшие времена, и предположить, что тогда туманность была однородной и простиралась за орбиту Плутона, получится момент количества вращения, раз в 200 больше современного. Куда же пропало движение, бывшее в системе? Это движение не могло исчезнуть. Мы увидим дальше, как современная наука пытается разрешить эту загадку.
Вывод Лапласа о необходимости прямого вращения планет и прямого обращения спутников также подвергается большому сомнению. Если массу какой-либо современной планеты распределить равномерно вдоль ее орбиты в виде кольца, шириной хотя бы в несколько диаметров планеты, то увидим, что полученная степень разрежения газа будет очень велика. Частички газа будут так далеки друг от друга, что они не смогут достаточно сильно друг друга притягивать и выравнять взаимные скорости настолько, чтобы кольцо стало вращаться, как твердое тело. Скорее можно ожидать, что частички будут обращаться вокруг Солнца независимо друг от друга. Следовательно, они будут подчиняться законам Кеплера, и внутренние частички будут иметь и угловую и линейную скорость больше, чем внешние, в противоположность тому, что думал Лаплас; значит, если в таком кольце станет сгущаться планета, то будет забегать вперед ее край, более близкий к Солнцу, и ее вращение около оси получится не прямым, а обратным. Если это так, то гипотезе Лапласа противоречат не обратные вращения планет вокруг оси, а более часто наблюдаемые прямые вращения. Спутники, образующиеся из колец, отделяемых такой не сгустившейся еще планетой с обратным вращением, тоже будут иметь обратное движение.
Мы видим, что в смысле направления вращения планет возражения, делавшиеся против гипотезы Лапласа, стали рассматриваться как подтверждения его гипотезы; зато большинство вращений, рассматривавшихся как подтверждения гипотезы, теперь надо признать противоречащими ей.
Замечательно, что сторонники гипотезы Лапласа более или менее удачно оправились почти со всеми возражениями, которые против нее выставлялись. Некоторые из попыток улучшить или спасти гипотезу Лапласа противоречат друг другу или дополняют, а то и видоизменяют ее первоначальный вид, но во всех этих попытках основные идеи Лапласа остаются все-таки в силе. Поэтому, так или иначе, гипотеза Лапласа продержалась среди научных достижений вплоть до нашего столетия.
В сороковых годах XIX века Рош математически разработал гипотезу Лапласа, поскольку это вообще было возможно, и убедился, что в своих основных выводах Лаплас был прав. Кроме того, Рош детальнее разобрал механизм образования колец, которого Лаплас подробно не касался.
Соображения и расчеты Роша полвека спустя проверил третий выдающийся французский механик, Пуанкаре. Очень интересна, хотя и мало вероятна, найденная Рошем возможность образования в туманности, помимо внешних, особых «внутренних колец», как он их называет. У этих «внутренних колец» скорость вращения должна быть больше, чем у ядра туманности, и Рош думал, что из них должны были образоваться быстрые спутники Марса и внутренняя часть кольца Сатурна – явления, противоречившие гипотезе Лапласа в той форме, как он ее высказал сам.
Вопрос о происхождении в солнечной системе вращений, обратных тем, которые должны быть по Лапласу, мог быть улажен путем учета так называемого приливного трения. Это явилось некоторым добавлением к творению Лапласа, основанном на развитии теории приливов. Приливное трение, которому очень большое внимание уделил Фридрих Энгельс в своей «Диалектике природы», затрагивалось еще Кантом, но особенно блестяще оно было разработано трудами Джорджа Дарвина, сына знаменитого естествоиспытателя Чарльза Дарвина.
Если вблизи некоторого жидкого или газообразного тела, способного изменить свою форму, находится другое массивное тело, то оно притягивает к себе сильнее более близкую часть поверхности первого тела. Поэтому на теле, скажем, на планете, в этом месте получается выступ, направленный к притягивающему телу, – получается приливная волна. Такие приливные волны или водяные горбы создают на нашей Земле Луна и Солнце. В реальных жидкостях существует внутреннее трение, препятствующее, хотя и слабо, движению жидкости. Чем больше вязкость жидкости, тем сильнее в ней эти явления.
Приливный горб всегда стремится направиться по прямой, соединяющей планету с притягивающим телом. Поэтому, если планета вращается вокруг оси быстрее, чем вокруг нее обращается тело, вызывающее приливы, то приливный горб будет отставать от вращения планеты. Трение в жидкости, а на Земле и трение воды об океанское дно в таком случае тормозят вращение планеты, замедляют его. Действуя из года в год на протяжении сотен миллиардов лет, это ничтожное трение, как капля, долбящая камень, может сильно затормозить вращение планеты или даже остановить его совсем. Дарвин показал, что под действием лунных приливов Земля замедлилась в своем суточном вращении. Раньше она вращалась быстрее, и тогда Луна была к Земле ближе. Вообще торможение вращения центрального тела, благодаря действию приливов, ведет к удалению спутника от главного тела, и наоборот. Таким образом, для ряда планет с их спутниками, хотя и не во всех случаях, с полным основанием можно допустить, что в давно прошедшие времена эти спутники образовались гораздо ближе к своим планетам, чем то расстояние, которое отделяет их теперь. При этих условиях кольца могли образоваться при прежней скорости вращения, и между бывшим и теперешним моментом вращения противоречия уже нет. К сожалению, это об'яснение годится лишь в некоторых частных случаях. Ко всей солнечной системе в целом это об'яснение неприменимо.
Быть может, действие приливного трения об'ясняет даже различия в направлении вращения планет и спутников. Эта гипотеза так называемой планетной инверсии предложена Пуанкаре и Стрэттоном. Последние считают величину приливного трения еще большей, чем Дарвин (ведь установить ее точно за краткий срок наших наблюдений нельзя). Они полагают, что вначале все планеты и их спутники вращались в обратном направлении, как следует из поправленной гипотезы Лапласа. При этом оторвались внешние кольца, которые дали спутников с обратным движением – как раз наиболее далеких от своей планеты, что подтверждается наблюдением: обратные спутники Юпитера и Сатурна отстоят от них дальше, чем прямые.
Между тем на образовавшиеся клубки – будущие планеты, вращающиеся в обратном направлении, сразу же начинает действовать приливное трение. Продолжая действовать, приливное трение, вызываемое притяжением к Солнцу, будет все больше и больше тормозить обратное вращение планеты. В конце концов приливное трение может даже превратить вращение в прямое и, в связи с продолжающимся сжатием, сделать его достаточно быстрым. Кольца, образовавшиеся после этого, были уже ближе к своей планете и, следовательно, вращались в прямом направлении, дав «прямых» спутников.
Таким образом, можно было бы думать, что далекие планеты, начиная с Урана, имеют обратное вращение, так как, находясь дальше от Солнца, они испытывают меньшее приливное воздействие, и их обратное вращение не успело еще смениться на прямое, Если это верно для Урана, то неверно для Нептуна, вращение которого оказалось прямым, хотя его спутники двигаются обратным вращением. Что же касается Плутона, открытого лишь в 1930 году и наиболее далекого от Солнца, то о его вращении нам пока еще ничего неизвестно.
Конечно, такое об'яснение не свободно от ряда возражений и кажется несколько натянутым. Более вероятно положение Дарвина, который не шел так далеко и допускал лишь, что приливы, вызываемые Солнцем на Марсе, затормозили его вращение, так что оно стало более длинным, чем период обращения Фобоса, выделившегося из кольца еще в то время, когда Марс вращался быстрее, чем теперь.
Из всех предыдущих возражений, с которыми гипотеза Лапласа так или иначе справилась, наиболее серьезным, удовлетворительного объяснения которому, в сущности, еще не дано, является недостаточный момент вращения солнечной системы в настоящее время.
Все сделанные возражения носили до сих пор чисто механический характер. Развитие физики нанесло еще один, пожалуй, главный удар гипотезе Лапласа – именно образованию колец и возможности сгущения их в планеты. Современная физика показывает нам, что центральное раскаленное ядро должно было испускать мощные потоки света в окружающую его газовую атмосферу. Между тем свет производит сильное отталкивательное давление на молекулы газа, не учтенное Лапласом. Кроме того, частички газа, по кинетической теории материи, находятся в непрерывном движении, которое уже давно доказано. Это движение частиц обусловливает упругость газа, мешающую ему сгуститься под действием притяжения в один плотный шар. Новейшие исследования американского ученого Мультона и английского ученого Джинса показывают, что такое сгущение возможно лишь при условии, чтобы либо масса разреженной туманности имела порядок солнечной массы (а не порядок масс маленьких планет), либо чтобы плотность туманности была достаточно велика. Если мы вообразим себе, что масса всей солнечной системы равномерно распределена по об'ему шара с радиусом, равным радиусу Плутона, – а первичная туманность должна была быть еще больше, – то ее средняя плотность составляла бы одну трехсотмиллионную долю плотности обычного воздуха. Такую малую плотность газа мы пока еще не в силах создать искусственно при помощи самых лучших воздушных насосов. При такой гигантской разреженности газа он едва ли может иметь достаточную вязкость, чтобы вся туманность вращалась подобно твердому телу. Как предполагал Лаплас, сцепление между частичками газа при таких условиях практически отсутствовало бы. Тогда совершенно невероятно расслоение тонкого газового диска на кольца, разделенные промежутками, а тем более их сгущение в планету. Скорее всего, молекулы, вследствие вращения отрывающиеся от туманности на ее периферии, непрерывно рассеивались бы в мировом пространстве. Все это происходило бы тем вероятнее, чем большая часть массы была бы сосредоточена вначале в центре туманности, образовавшей впоследствии Солнце. Последнее предположение устранило бы первое из приведенных возражений (относительно момента количества вращения), но усугубило бы упомянутые выше возражения Джинса. Действительно, при этом плотность туманности в том месте, где в ней, по предположению, образовывались кольца, была бы еще меньшей.
Главный удар, нанесенный гипотезе Лапласа со стороны физики, очень показателен. Лаплас строил свою гипотезу, исходя из данных одной лишь чистой механики, делая тем самым гениальную попытку свести многообразие природы, к механическим явлениям. В этом смысле гипотезу Лапласа можно назвать венцом механистического мировоззрения в области физико-математических наук. Ее стройность и кажущаяся всеоб'емлемость дали сильнейший толчок дальнейшему развитию механистического материализма и перенесению его на более сложные явления физические, биологические и даже на область общественных явлений.
Однако механистический материализм, игнорируя законы диалектики, игнорируя переход количества в качество, не учитывая многогранности свойств материи, упрощает действительность. Поэтому развитие нашего знания, вскрывая диалектические законы, проявляющиеся в природе, обнаруживает несостоятельность механистического мировоззрения. Оно является превзойденной формой, пережитым этапом, и основоположники марксизма блестяще показали, как должно развиваться наше дальнейшее проникновение в тайны природы.
Современные космогонические гипотезы, идущие на смену лапласовой, должны учитывать не только механические свойства вещества, но должны принимать во внимание и физико-химические свойства материи, в которых качественная сторона проявляет себя в полной мере.
В XIX веке возражения, накопившиеся против гипотезы Лапласа, заставили многих ученых попытаться создать новые гипотезы, об'единяемые общим названием «небулярных», потому что они вслед за Лапласом исходили из идеи преобразования туманности (по-латыни – nebula) в солнечную систему под действием одних лишь внутренних сил.
Что заменяет сейчас гипотезу Лапласа
В настоящее время наиболее удачной признается гипотеза Рессела, выдвинутая им в 1935 году и представляющая видоизменение гипотезы, разработанной Джинсом.
Сущность гипотезы Рессела состоит в том, что некогда, очень давно, вместо нашего Солнца была сформировавшаяся, довольно плотная двойная звезда, система двух солнц. Случайно на близком расстоянии от этой двойной звезды прошла какая-то другая звезда. Прилив был так силен, что спутник разорвался на куски, что произошло бы еще легче в случае прямого столкновения с пришлой звездой, навеки затем исчезнувшей в недрах мирового пространства. Эти «осколки» спутника состояли из достаточно плотных газов, находившихся в его недрах. Поэтому, распавшись на части, он мог быстро застыть, сгуститься в планеты. Действие сопротивляющейся среды, окружавшей большую из двух звезд, наше теперешнее Солнце, и составившейся из мелких осколков и газов, рассеявшихся при катастрофе, должно было, как показывает расчет, превратить первоначальные орбиты осколков планет в почти круговые. Пока планеты еще не застыли и, двигаясь по вытянутым кривым, могли еще сильно приближаться к Солнцу, оно производило в них огромные приливы. Так, с планетами повторилось почти то же, что произошло при рождении планет: и у них путем описанного выше приливного разрыва (вызванного Солнцем) образовались спутники. Против гипотезы Рессела тоже можно выдвинуть возражения, но они уже не так вески, как возражения против гипотезы Лапласа. Тесное сближение двух звезд, а тем более предполагаемое гипотезой Рессела их столкновение может происходить так редко, что планетные системы должны возникать лишь у одной из миллиардов звезд.
Так должно быть из-за огромности расстояний, отделяющих звезды друг от друга.
За это обстоятельство с радостью ухватились теологи, заинтересованные в том, чтобы доказать исключительность солнечной системы во вселенной, а вместе с ней доказать исключительность жизни на Земле и достоверность христианской мифологии. Например, ученый аббат Маджини даже в 1932 году настаивал на том, что рождение планет совершалось чуть ли не по божественному предначертанию.
Между тем Лаплас писал: «Аналогия, которая побуждает нас сделать из каждой звезды центр планетной системы, приобретает правдоподобие благодаря гипотезе, предложенной нами относительно образования звезд и Солнца, ибо ввиду того, что по этой гипотезе каждая звезда, подобно Солнцу, была первоначально окружена обширной атмосферой, естественно приписывать этой атмосфере те же действия, как и солнечной, и предполагать, что из нее возникли, вследствие ее сгущения, планеты и спутники».
Таким образом, холодный и строгий ум Лапласа под влиянием научных соображений приблизился к той же идее множественности обитаемых миров, которую проповедывал пламенный поэт и философ Джордано Бруно, за двести лет до Лапласа сожженный за эту проповедь на костре «священной инквизиции».
Сейчас еще Нет возможности подтвердить или отвергнуть существование планетных систем около ближайших звезд. Установление этого факта было бы очень важно для космогонии.
Неуверенность, с какой можно принимать в космогонии ту или иную гипотезу образования планет, в значительной степени вызвана отсутствием других планетных систем, которые мы могли бы сравнивать с нашей. Изучение других таких систем, находящихся в другой фазе своего развития, чем наша, сразу сильно прояснило бы вопрос. Самое же развитие солнечной системы длится так долго, изменения в ней так медленны, что история науки и даже история всего человечества в сравнении с историей Солнца – только краткий миг. Поэтому нельзя пессимистически относиться к тому, что гипотеза Лапласа устарела и что другие гипотезы приходится сменять одну за другой.
Как говорит известный современный английский ученый Джине, имея в виду недостаточность фактических данных, «время выводов в космогонии еще не наступило». Однако человеческому пытливому уму несвойственно ждать накопления этих данных, и он пытается, не так уж плохо, проникнуть в тайну мироздания с тем оружием, которым он владеет сейчас.
Каждая новая гипотеза, проверенная человеческой практикой, может быть, еще и не вполне верно, но все ближе и ближе отражает действительный ход развития мироздания. В этом убеждает нас все течение исторической жизни человечества, так же обстоит дело и в одной из труднейших областей знаний, которой посвятил свои творческие способности Лаплас.
Лаплас не дал такой широкой картины, как Кант. Он не рассматривал всего мироздания, не считая возможным выходить далеко за рамки установленного наукой и погружаться в область вымысла. Зато его гипотеза поколебалась не так скоро, как другие, новейшие гипотезы. Теперь к космогоническим гипотезам пред'является больше требований, чем во времена Лапласа, но зато и наши знания в области теории тоже возросли. И можно полагать, что успех лапласовского построения об'ясняется не большей простотой проблемы, которую он себе поставил, а тем, что его гипотеза гораздо сильнее опередила современное ему состояние науки, чем гипотезы новейших космогонистов опережают состояние науки XX века.
Подводя итоги, мы можем, вслед за Фурье, сказать о Лапласе следующее. Нельзя утверждать, что он создал новую науку, подобно Галилею, Ньютону или Лейбницу, «но Лаплас был рожден для того, чтобы все углублять, отодвигать все границы, чтобы решать то, что казалось неразрешимым. Он кончил бы науку о небе, если бы эта наука могла быть окончена». Гипотеза Лапласа продержалась в науке дольше всех других и, как сказал Пуанкаре, «для ее возраста на ней уже не так много морщин». Своей подкупающей ясностью, простотой, логичностью и разработанностью она заслужила того, что до сих пор приводится во всех книгах и учебниках по астрономии, хотя несостоятельность ее и очевидна. Заложенные в ней идеи эволюции оказали огромное и благотворное влияние и на другие области точной науки. Наконец Лаплас первый без всяких оговорок и двусмысленностей исключил провидение из вопросов мироздания. Лаплас и в своей гипотезе и в поисках причинности в каждом исследованном им явлении природы выступает последовательным материалистом.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Образ Лапласа не может не возбуждать значительного интереса. Этот человек, поднявшийся из народных глубин на вершину научного знания, обладал, разумеется, не только из ряда вон выдающимися умственными способностями, но и совершенно исключительными волевыми качествами. В нем была та, отмеченная Ломоносовым, «благородная упрямка», без которой, особенно в условиях капиталистической конкуренции, самые блестящие дарования обречены на бездеятельность и гибель. И это качество Лапласа – его целеустремленная воля, направленная на достижение высот научного знания, закрепляет за ним место в ряду замечательнейших людей эпохи.
Но хорошо сознавая пользу, которую он приносил человечеству своими научными работами, Лаплас жил вместе с тем для славы, для известности, понимаемой в значительной мере как видное официальное положение, как почетное место на жизненном пиру, как расшитый академическими пальмами мундир, как все то, что так ценится в собственническом, насквозь индивидуалистическом обществе. Выходец из крестьянской среды, достигший заметного положения в науке еще до революции, Лаплас принадлежал к той наиболее многочисленной части высококвалифицированной буржуазной интеллигенции, которая видела свою жизненную задачу не в сочетании своих интересов с чаяниями народных масс, а в том, чтобы возвыситься над ними, занять место среди немногих, избранных руководить и направлять. Лаплас, не в пример многим своим современникам, избегал даже вспоминать унижения детства и ранней юности. Он бесповоротно оторвался от класса, породившего его, он подавил всякие человеческие побуждения, которые могли бы призвать его к борьбе за освобождение угнетенных.
Однако Лаплас – ученик великих просветителей и гениального Ньютона – продолжал ту революцию в науке, которая была начата в эпоху Возрождения и более или менее плодотворно развивалась деятелями буржуазной науки вплоть до второй половины XIX века, когда начался неизбежный закат буржуазного общества и его культуры. Фигура Лапласа высится в середине этой большой дороги, проделанной научной мыслью человечества, и творцу «Небесной механики» принадлежит огромная заслуга в раскрепощении умов, об'ятых средневековой схоластикой и религиозным дурманом. Но ограниченность буржуазного сознания держала Лапласа в плену, диктовала ему ту линию жизненного поведения, которая так густо окрашена филистерством, лицемерием и раболепством.
Не надо забывать, что если буржуазия в целом в конце XVIII века была классом об'ективно-революционным, то основной движущей силой революции явилась мелкобуржуазная демократия, без героических усилий которой феодальный строй не мог быть свергнут, дорога для развития капитализма не могла быть расчищена. Буржуазия вынуждена была признать это и до поры до времени мириться с революционной диктатурой якобинского Конвента. Когда же и внутренняя и международная обстановка сделала излишней мелкобуржуазную революционную диктатуру, реакционный переворот 9 термидора явился своего рода трамплином для военной империи Наполеона. Разумеется, и Директория, и Консульство, и Империя – все это формы господства крупной буржуазии, но в эпоху бонапартовского цезаризма политическая власть
непосредственноне находилась в руках буржуазии, ибо отсутствовали конституционные формы, характерные для буржуазного государства времен его расцвета… И если буржуазия, защищая свои интересы, покорно согнула шею под тяжестью военного деспотизма, установленного Наполеоном, то после его падения этот же класс примирился с той пародией на буржуазную, конституцию, какой являлась известная хартия, «дарованная» Людовиком XVIII.
На фоне этой эволюции французской буржуазии чрезвычайно убедительно и логично протекала и политическая эволюция Лапласа. Он эволюционировал со своим классом, и для него эта эволюция не сопровождалась сколько-нибудь значительной борьбой убеждений. Собранные в этой книге данные позволяют с полной очевидностью установить, что Лаплас, подобно Лавуазье, Байи и даже Кондорсе, всем своим существом отталкивался от той республики мелкобуржуазного равенства, которую на костях феодального порядка тщетно пытались установить великие ученики великого Руссо. Буржуазный строй калечит людей, не исключая и великих. Он уродовал «великого буржуа» Гёте, он сообщил личности Лапласа те черты, которые отнюдь не соответствуют нашему представлению о замечательных людях.
Лаплас принадлежит истории. Буржуазно-ограниченный человек, он в то же время относится к числу тех гениев человечества, которые на поприще науки сделали многое, чтобы навсегда положить конец несправедливому, нечеловеческому строю, чтобы создать жизнь, в которой все – и обыкновенные и великие – будут настоящими, полноценными людьми, гармонически сочетающими интересы своей личности с интересами всего человеческого коллектива.
Это уже сделано на одной шестой части земного шара. Это будет сделано во всем мире.
ПРИМЕЧАНИЯ
Ампер, Андре Мари (1775–1836). Известный французский физик, положивший начало электродинамике и изучавший магнитные явления. Его именем названа единица силы тока.
Апаго, Доминик Франсуа (1786–1853). Французский ученый (физик и астроном) и политический деятель. Один из первых, окончивших Политехническую школу. Измерял в Испании длину дуги меридиана. Известен исследованиями ио оптике, электромагнитным явлениям и метеорологии. Его перу принадлежит ряд блестяще написанных биографий астрономов и физиков. Один из руководителей республиканской партии в эпоху реставрации Бурбонов. Активный участник революций 1830 и 1848 гг., член временного правительства в 1848 г.
Аристотель (382–322 г. до н. в.). Один из величайших ученых и философов древней Греции. Родился во фракийском городе Стагире, был воспитателем Александра Македонского. Во время греко-македонского похода в Персию поселился в Афннах, где открыл свою знаменитую школу (Ликей). После смерти Александра бежал в Хаманду, где и умер. В своих сочинениях Аристотель дал синтез всех известных I его время наук, целостную систему научного мировоззрения. В средние века наибольшим авторитетом пользовалась логика Аристотеля, особенно теория умозаключений (силлогизмов). Высоко ценила логическо-формальную сторону учения Аристотеля католическая схоластика. В эпоху Возрождения на первый план стали выдвигать реалистическо-материалистическую сторону учения Аристотеля. К XVI–XVII вв. относится преодоление естественно-научных взглядов Аристотеля. Как философ, Аристотель колеблется между идеализмом своего учителя Платона и стихийным материализмом естествоиспытателя.
Белопольский, Аристарх Аполлонович (1854–1934), Академик. Известен как один из пионеров применения спектрального анализа к вопросам астрономии. В первые годы революции был директором Пулковской обсерватории.
Бернулли, Яков (1654–1705). Знаменитый швейцарский математик, один из основателей теории вероятностей.
Бернулли, Даниил (1700–1782), племянник Якова Бернулли. Работал в петербургской Академии наук. Известен работами по гидродинамике.
Бэкон, Фрэнсис (1561–1626). Знаменитый английский философ-идеалист, защитник метода индукции и борец против средневековой схоластики. Его сочинения и пропагандируемые им методы наблюдения и эксперименты имели большое влияние на естествоиспытателей XVII и XVIII столетий.
Бюффон, Жорж Луи Леклерк (1707–1788). Знаменитый французский натуралист. Автор первой научной гипотезы о происхождения солнечной системы и капитального сочинения «Естественная история», оказавшего огромное влияние на современное ему естествознание и содержащего зародыш теории эволюции.
Вольней, Константин (1757–1820). Французский писатель и исследователь Востока. Автор многочисленных сочинений по истории и лингвистике.
Галлей, Эдмунд (1656–1742). Английский астроном, ученик и друг Ньютона. Известен многочисленными астрономическими наблюдениями и исследованиями. Первый доказал существование комет, периодически возвращающихся к Солнцу; та комета, которую он с этой точки зрения изучил, носит его имя. Галлеем положено также начало научной статистике.
Гаусс, Карл Фридрих (1777–1855). Величайший немецкий математик. Его приложения математического анализа к вычислению орбит планет, к обработке различных наблюдений и измерений, земному магнетизму и др. составили новую эру в науке. Особенно много сделано им в области чистой математики.
Гершель, Вильям (1738–1822). Выдающийся английский астроном, родившийся в Ганновере. С помощью собственноручно изготовленных, гигантских по тому времени, телескопов сделал ряд открытий, начиная с открытия планеты Уран. Обнаружил движение солнечной системы по направлению к созвездию Геркулеса, первый стал изучать строение туманностей, Млечного пути и выдвинул идею, что звезды сгущаются из газовых туманностей.
Гиппарх (II в. до н. а.). Величайший астроном древней Греции. Составил первый звездный каталог и разбил видимые простым глазом звезды на шесть величин по яркости. Открыл явление предварения равноденствий, дал метод определения расстояния от Земли до Солнца и сделал ряд других наблюдательных и теоретических работ, не превзойденных в течение многих столетий.
Гюйгенс, Христиан (1629–1695). Знаменитый голландский ученый, работавший в области математики, механики, физики и астрономии. Он значительно усовершенствовал телескопы и изобрел часы с маятником. Разработал волновую теорию света и вообще много работал по оптике. Свои исследования о центробежной силе он применил к Земле и заключил, что она должна быть сжата у полюсов. Изучал силу тяжести и ее влияние на период колебания маятника.
Дарвин, Чарльз (1809–1882). Знаменитый английский натуралист, основатель теории происхождения видов, внесшей в естествознание четкую идею эволюции живых организмов и влияния среды на развитие живых существ (естественный отбор). С установлением открытых Дарвином законов развития живых организмов, как растений, так и животных и человека, в биологии, зоологии и антропологии наступила новая научная эра.
Дарвин, Джордж (1845–1912). Сын Чарльза Дарвина, английский математик. Известен своими работами по небесной механике, в особенности по теории устойчивости вращающихся тел и теории приливных явлений.
Деламбр, Жан (1749–1822). Французский астроном, академик. С 1803 г. секретарь Академии. В эпоху революции производил измерение длины; меридиана, легшее в основу метрической системы мер и весов. Написал ряд крупных работ по истории астрономии и своими вычислениями помогал исследованиям Лапласа.
Кабанис, (Пьер Жан Жорж (1757–1808). Французский врач и философ. Работал преимущественно в области научного обоснования эмпирических медицинских знаний и, примыкая к материалистам-механистам, стремился об'яснить психическую жизнь человека физическими процессами в его организме. Много сделал Кабанис в области реформы медицинского и общего образования.
Камбасерес, Жан Жак Режи (1753–1824). Беспринципный политик, удачно лавировавший в водовороте событий, всегда примыкал к наиболее сильной партии. В 1798 г. Директория сделала его министром юстиции, а после 18 брюмера он стал вторым консулом. Камбасерес редактировал знаменитый «Гражданский кодекс» Наполеона, продолжая оставаться его правой рукой в управлении гражданскими делами.
Кант, Иммануил (1724–1804). Крупный немецкий философ, всю жизнь проживший в Кенигсберге. Основатель т. н. «критической философии». В своей ранней работе «Всеобщей естественной истории и теории неба» (1755) Кант предвосхищает теорию эволюции и, выражаясь словами Энгельса, дает «отставку» теологии в области мироздания. В более поздний период Кант написал «Критику чистого разума», где сделал невозможную попытку примирить материализм с идеализмом и науку с религией. Философия Канта оказала большое влияние на буржуазных мыслителей и естествоиспытателей XVIII и XIX вв.
Карно, Лазарь (1753–1823). Выдающийся ученый и государственный деятель Франции. Военный инженер по образованию, он написал ряд работ по механике, по воздухоплаванию и фортификации и по машинам.
