Во время моего посещения Тибета в 1955 году там было 150 тысяч лам. Когда я вновь приехал туда сорок лет спустя, эта цифра тоже фигурировала в статистике. Но касалась она числа школьников и студентов. В крае, где практически отсутствовало светское образование, действует 2400 начальных и 80 средних школ. В них учатся на родном языке две трети детей школьного возраста. До полного охвата пока еще далеко. И главная тому помеха – нехватка преподавателей. Их подготовка стала задачей четырех существующих в автономном районе высших учебных заведений, и прежде всего – Тибетского университета.

В 1955 году я побывал в созданной незадолго до этого в Лхасе Школе национальных кадров. Впоследствии ее преобразовали в педагогическое училище, на основе которого в 1985 году был создан Тибетский университет. Почти полторы тысячи его студентов обучаются на физико-математическом, электромеханическом, хозяйственно-экономическом, общественно-политическом и других факультетах. Самый большой из них – факультет тибетского языка и литературы. Ныне все преподаватели университета должны владеть и тибетским, и китайским языками, чтобы читать лекции и вести семинары на любом из них. Каждый год около трехсот выпускников университета пополняют ряды местных учителей.

Возглавляет университет 45-летний Цеван Цзигме. Самый молодой в Китае ректор происходит из знатного тибетского рода. В 50-х годах его отец возглавлял канцелярию далай-ламы в Пекине. Цеван окончил там четыре класса начальной школы и вернулся домой как раз во время моего первого приезда в Лхасу. Знание китайского языка, обретенное в детстве, побудило юношу поступить в Пекинский педагогический институт. Окончила его и будущая жена Цевана. Теперь она преподает на филологическом факультете.

– Мы, – говорит ректор, – стремимся воспитать людей, способных сохранить традиционную национальную культуру Тибета в широком смысле слова, что включает литературу и искусство, философию и этику. Особенность тибетской культуры состоит в том, что единственной формой ее проявления веками была религия. Очагами учености служили монастыри. Интеллигенцию составляли ламы. Как и в средневековой Европе, религия монополизировала все средства художественного самовыражения. Но культура при этом была не общим достоянием, а уделом меньшинства. Именно это мы хотим изменить. Но непременно сохранить все ценное, что было создано ламаизмом и составляет нашу самобытность.

В университете есть факультет тибетского искусства. Там читают лекции и ведут семинары известные богословы из монастырей Дрепан, Сера, Ганден. Духовенство оказывает помощь при изучении тибетской архитектуры, музыки, изобразительного искусства. Перед факультетом открылась возможность закрепить эти знания на практике. Государственный Совет КНР выделил средства на реставрацию дворца Потала. Работы велись под наблюдением специалистов и при активном участии студентов университета.

– Мы стремимся к тому, – говорит Цеван Цзигме, – чтобы наши выпускники овладели всеми богатствами тибетской культуры, но не замыкались в ней, а развивали традиции своего народа как часть многонациональной культуры Китая, общечеловеческой цивилизации.

После мятежа 1959 года были наказаны лишь его главные зачинщики. Отбыв срок, они получили назад свои дома и другое конфискованное имущество, кроме земель и скота. Вернулись на родину и многие из тех, кто ее покинул. Республика готова принять и остальных, не вспоминая об их прошлом.

Какова же позиция Пекина в отношении далай-ламы?

– Мы по-прежнему относимся к нему с уважением, – сказали мне в правительственном комитете по делам национальностей. – Готовы предоставить ему высокий государственный пост, например заместителя председателя Всекитайского собрания народных представителей. Приветствовали бы его возвращение на родину. Но при единственном условии: далай-лама должен отказаться от сепаратистских призывов к «независимому Тибету».

Китай настороженно относится к тому, что, признавая компетенцию Пекина в вопросах внешней политики и обороны, далай-лама выступает за самостоятельность законодательной, исполнительной и судебной власти в автономном районе. Тибет, по его словам, должен стать «самоуправляемой демократической политической единицей, находящейся в ассоциации с Китайской Народной Республикой».

Пекин усматривает в слове «ассоциация» притязания на нечто большее, нежели районная Национальная автономия в рамках КНР. Для сомнений есть основания. И тем не менее возможность компромисса, по-моему, существует. Основой его могло бы послужить Соглашение 1951 года о мирном освобождении Тибета. Ведь, соглашаясь сохранять в ведении Пекина внешнюю политику и оборону, далай-лама тем самым рассматривает Тибет как составную часть Китая. Стало быть, нужно договориться лишь о конкретном содержании термина «самоуправление». Тибетский народ не захочет возврата к феодальным порядкам. Но велика ли беда, если конкретные формы местной власти в Тибете будут иными, чем в других частях страны? Ведь для Гонконга и Тайваня оказалась приемлемой даже формула «одно государство – две системы».

Самоопределение – это право сделать выбор, который совсем не обязательно ведет к отделению. Достаточно вспомнить о Шотландии или Баварии, имевших многовековые традиции государственности. Что же касается Тибета, то при обоюдной готовности пойти навстречу друг другу путь к примирению можно найти. Возможности для возвращения далай-ламы, на мой взгляд, не исчерпаны. Ими стоило бы воспользоваться. Ибо его авторитет среди верующих по-прежнему велик и мог бы послужить на благо тибетского народа, на благо национального единства Китая.

Вновь и вновь думаю о правоте слов далай-ламы, сказавшего мне когда-то: «“Купальная неделя” – лучшая пора, чтобы посетить Тибет не только в первый, но и во второй раз». Волею судьбы вновь довелось застать этот старинный народный праздник.

После седьмого новолуния по местному календарю на небе появляется Венера, возвещая о начале осени. В эти дни люди целыми семьями приходят к горячим источникам или собираются на берегах рек и озер. Ритуал омовения на «купальной неделе» бывает торжественным и радостным. Поскольку поблизости от Лхасы нет горячих источников, горожане спускаются к реке Кичу. Сначала каждый усаживается на корточки и моет голову, затем растирает тело и наконец окунается в воду. Погода вроде бы не самая подходящая: градусов 10–15. Но купаться весной, когда в горах тают снега, еще холоднее. Летом, в сезон дождей, вода становится мутной. Так что начало осени действительно лучшее время для «купальной недели». Женщины приносят к реке стирку, мужчины – выпивку. И все завершается веселым пикником.

Осеннее купание в чем-то смыкается с древним тибетским обычаем окунать младенца в ледяную воду, дабы проверить, крепким ли он родился. Процессия родственников и соседей шествует к горному потоку. Бабушка раздевает новорожденного и погружает его в водопад. От нестерпимого холода тело ребенка сначала краснеет, а потом синеет. Он истошно кричит, а затем умолкает и кажется неживым. Но тибетки точно знают, когда прервать испытание. Младенца вынимают из воды, укутывают в овчину. Считается, что, если он выживет, будет здоровым. А если умрет – избавит себя и родню от страданий.

«Купальная неделя» считается самой благоприятной порой для сбора целебных растений, для приготовления тибетских лекарств, вообще для исцеления от болезней. Об этом я узнал еще в 1955 году, когда посетил Мэнцзикан – Школу астрологии и медицины. О мастерстве тибетских врачей мне тогда целый день рассказывал Кенраб Норбу. По повелению далай-ламы тринадцатого он в 1916 году основал Мэнцзикан и, бессменно возглавляя его, был личным лекарем далай-ламы – как предыдущего, так и нынешнего.

Эта беседа особенно запала в память, ибо именно Кенраб Норбу предсказал, что у меня родится не сын, а дочь. Телеграмма, пришедшая в Лхасу из Москвы две недели спустя, известила меня, что это действительно произошло. Надеялся показать главе Мэнцзикана его фотографию в моей книге «Путешествие в Тибет». Но тогдашний собеседник на сей раз предстал передо мной в виде золотой статуи, под которой значились даты: 1883–1962. Оказалось, что Кенраб Норбу скончался и был канонизирован. Основатель Мэнцзикана воспитал более тысячи последователей. Причислив своего учителя к лику святых, они продолжают его дело.

После 1959 года Школа медицины и астрологии была преобразована в Госпиталь тибетской медицины, состоящий из больницы, поликлиники, фабрики лекарств и двух исследовательских бюро – по медицине и по астрологии. Главной задачей четырехсот сотрудников госпиталя стало не учить врачеванию, а лечить больных. Престиж Мэнцзикана среди тибетцев очень велик. Но обращаться туда за помощью могли лишь избранные. Как только лечение стало доступным, народ повалил валом. Лишь поликлиника приняла за год 202 тысячи человек. Что же касается подготовки тибетских врачей, то для этого теперь специально создан факультет в университете. Там обучаются триста студентов. А преподают им лучшие специалисты Мэнцзикана, ученики Кенраба Норбу.

Двое из них беседовали со мной в том самом зале, где я когда-то встречался с основателем Школы медицины и астрологии. Стены его по-прежнему увешаны старинными картинами на шелке. Они изображали строение человеческого тела, его внутренних органов, обозначали места для кровопускания, иглоукалывания, прижигания. Другие давали наглядное представление о шести тысячах натуральных лекарственных средств, применяемых в тибетской медицине. Третьи походили то ли на шахматную доску, то ли на кроссворд. Это были астрологические таблицы.

– В условиях монастырской жизни на изучение тибетской медицины уходило 12–15 лет. Все мы изведали это на собственном опыте, – говорит Гарма Чопан. – Правда, половина времени посвящалась тогда богослужениям. Теперь этот срок можно сократить. Но отнюдь не до 4–5 лет, как на других факультетах. Объем знаний у нас велик, методика их усвоения нетрадиционна. К тому же мы убеждаемся, что молитвы не всегда были потерянными часами. Навыки медитации, постановка дыхания, воздержание от пищи – все эти религиозные ритуалы воспитывают у тибетского врача многие нужные ему качества.

– В ламаистских храмах, – добавляет второй собеседник, Иче Гялцен, – часто встречаются изображения мужчины и женщины, тесно прильнувших друг к другу. Они символизируют не чувственную любовь, а союз знания и праведности. Без этого, по нашим представлениям, человек не может достичь совершенства, а лама-врачеватель – тем более.

Первые годы обучения, как и прежде, посвящаются медицинскому канону «Тюши» (или «Чжуджи»). Текст Четверокнижия требуется выучить наизусть. С этого у студентов начинается день. С 6 до 9 утра нужно заучить очередные 10–12 длинных тибетских строк, то есть примерно половину страницы. Затем до обеда идут занятия с учителем. Вторая половина дня посвящается изучению лекарственных средств, а вечер – повторению.

В Мэцзикане применяют своеобразные методы развития памяти, родившиеся в ламаистских монастырях. Деревянные доски, с которых в Тибете печатают священные книги, включая и медицинский канон, хранятся в четко размеченных стеллажах. Заучив страницу, студент несколько раз повторяет ее перед соответствующей ячейкой, чтобы текст зрительно ассоциировался с определенным местом в хранилище. По таким же стеллажам разложены и лекарства, описание которых нужно запомнить. Если учитель, к примеру, попросит прочесть начало 87-й страницы книги «Основы» или конец 13-й страницы книги «Секреты», студент должен мысленно представить нужную ячейку и «достать» оттуда требуемый текст. По словам моих собеседников, такие древние приемы значительно увеличивают способности к запоминанию.

Годы заучивания Четверокнижия и фармакологических таблиц – самая трудная пора для будущих тибетских лекарей. Приятной сменой обстановки служат осенние выезды на высокогорье для заготовки лекарственного сырья. В 10–15 караванных переходах от Лхасы студенты учатся собирать цветы, семена, кору, корни растений, заготовлять самые неожиданные элементы животного мира, считающиеся целебными. На фабрике лекарств мне показали рецепт на восьми страницах, по которому в определенной пропорции было отвешено 153 составные части. Среди них были рога горного козла, вяленые рыбьи головы, сухой творог из молока, настоянного на травах. В тибетской медицине высоко ценится желчь ядовитых змей, мошонка мускусного оленя, кости барса и даже желудок грифа, хотя этим птицам в Тибете скармливают тела покойников.

Мэнцзикан, кстати, издавна посылал своих студентов помогать «членителям трупов», чтобы на практике освоить анатомию. Немало времени тратят будущие тибетские врачи и на изучение астрологии.

– Наша философия исходит из того, что окружающий мир воздействует на человека. А он, в свою очередь, воздействует на окружающий мир. Мы считаем, что макрокосм и микрокосм тождественны по своей сути, – говорили мои собеседники.

Легче лечить больного, зная его предрасположенности, сложившиеся под воздействием небесных тел в момент его рождения. Однако астрологические прогнозы не означают фатальной неизбежности. Данные гороскопа больше похожи на дорожные знаки, которые или побуждают воспользоваться благоприятными возможностями, или предостерегают об опасностях. Исследовательское бюро по астрологии, созданное в Мэнцзикане после его реорганизации, восстанавливает утраченные тексты и таблицы, а также ежегодно составляет сельскохозяйственный календарь, пользующийся большим спросом у земледельцев и скотоводов.

Основатель тибетской медицины Юток Ентан Гонпо (708–833) много путешествовал по Китаю, Индии, Непалу, приглашал оттуда известных лекарей в Тибет. В Четверокнижии, автором которого он считается, заметны следы как китайского, так и индийского влияния.

Шестидесятилетний цикл тибетского календаря аналогичен китайскому. Он построен на сочетаниях пяти первоэлементов (вода, огонь, земля, металл, дерево) и двенадцати зодиакальных животных (мышь, вол, тигр, заяц, дракон, змея, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья). Тибетские врачи, подобно китайским, трактуют болезнь как нарушение равновесия и биоритмов в организме человека. А вот представление о трех началах жизнедеятельности имеет, судя по всему, индийские корни. Первое из этих начал – «лон» (его уподобляют воздуху или ветру). Оно контролирует движение: кровообращение, дыхание, циркуляцию жизненной силы, которую китайцы именуют «ци», а индийцы «прана». Второе начало – «чиба» (его уподобляют огню или желчи) – контролирует обмены: пищеварение, терморегуляцию. Третье начало – «пайген» (его уподобляют воде или слизи) – контролирует структуры, то есть рост человека, его наследственные черты, комплекцию.

Соотношение этих трех начал неодинаково от рождения и может служить основой классификации человеческих типов. «Лон» доминирует у людей легкомысленных, которые схватывают все на лету, но так же легко забывают. «Чиба» главенствует у вспыльчивых и нетерпимых, «пайген» – у спокойных и равнодушных. Выходит, у тех, кого мы привыкли называть натурами ветреными, преобладает ветер; у натур желчных – желчь, у флегматичных – флегма (слизь). Совпадение примечательное! Осматривая больного, тибетский лекарь прежде всего стремится определить суть его натуры, то есть врожденное соотношение трех начал. А затем ищет, чем этот привычный баланс нарушен и как его восстановить.

И вот медицинский канон наконец выучен. Наступает пора экзамена. Он до сих пор проводится по традиционному ритуалу. Студент наизусть прочитывает Четверокнижие от первой до последней строки. Начинает на заре, а кончает далеко за полночь. Преподаватели сменяют один другого, уходят обедать и ужинать. А экзаменуемый имеет право прерваться лишь на секунду, чтобы сделать глоток воды.

Зато после экзамена наступает пора наиболее плодотворного общения с учителем: освоение навыков пульсовой диагностики. Тибетский врач слушает пульс больного шестью пальцами обеих рук, надавливая ими с неодинаковой силой на определенные точки запястья. Например, левый указательный палец дает ему информацию о легких, средний – о печени, безымянный – о почках. Частоту пульса лекарь меряет собственным дыханием. Пять-шесть ударов на вдох считается нормой.

«Третий глаз»

Учат в Мэнцзикане и тайным приемам тибетской разновидности кунфу, или дзюдо. Не столько для самообороны, сколько для медицинских целей: нажав на определенные точки тела, можно лишить больного сознания, чтобы вправить ему вывих или удалить зуб.

Тибетская медицина не осталась в стороне от попыток раскрыть сверхъестественные способности человека. Прежде всего это касается ясновидения, и в частности умения видеть биополе больного. Ламы-врачеватели утверждают, что по характеру и оттенку этого излучения можно судить не только о состоянии здоровья человека, но и о его душевных свойствах, добрых или злых намерениях, искренности или коварстве. В Тибете давно заметили, что дар ясновидения люди чаще всего обретают после мозговой травмы. И задались целью открывать «третий глаз» искусственно. Отобранному по особым признакам монаху делают операцию, нередко сопряженную со смертельным исходом. В середине лба высверливают отверстие, на несколько дней закрывают его деревянным клином с целебными мазями и дают зарасти.

Выявлением сверхъестественных способностей человека особенно много занималась секта «красных шапок». Примечательно, что во всех религиях мира практические пути к этому во многом совпадают. Чтобы сдвинуть крышку над таинственной кладовой подсознания, человек должен пройти суровую психофизическую тренировку, своего рода школу самосовершенствования. Формы ее всюду одни и те же: молитва, пост, отшельничество. Этими приемами пользовались и русские старцы в Оптиной пустыни, и махатмы в Гималаях.

Есть своя логика в том, чтобы испытать нравственные устои человека, прежде чем раскрыть его потенциальные возможности, дабы он не употребил их во зло. Но «смирять себя молитвой и постом» – средство, а не самоцель. Как мне образно пояснили богословы в Лхасе, если считать буддизм наукой, то тибетская йога – это технология. Это инструмент, помогающий проложить дорогу к цели, однако отнюдь не сама цель.

Монастырь Шалу близ Шигатзе, принадлежащий секте «красных шапок», известен как место отшельничества. Как здесь считают, это кратчайший путь от хатха-йоги, то есть от умения владеть собственным телом, к кундалини-йоге, то есть к способности управлять психической энергией.

Монаха на три года, три месяца и три дня замуровывают в пещеру. Оставляют лишь отверстие, равное по ширине расстоянию между большим и средним пальцами руки. По этому лазу раз в сутки проталкивают воду и цзамбу. К концу срока лама должен проявить три сверхъестественные способности. Во-первых, «сжать плоть», то есть выбраться наружу через узкий ход, достаточный вроде бы лишь для кошки. Во-вторых, «умножить жар», то есть усесться на обледенелую ячью шкуру и высушить ее своим телом. Наконец, в-третьих, «убавить вес», то есть достичь состояния «дхадли сидхи», или первой ступени к левитации. Сидя в позе лотоса, лама каким-то необъяснимым способом отрывается от земли. Хотя ноги его остаются скрещенными, он начинает подскакивать с возрастающей амплитудой, словно шарик для пинг-понга.

Способность делать свое тело почти невесомым необходима, чтобы совершить религиозный подвиг, именуемый «арджоха» (бег-полет). Нужно, едва касаясь ногами земли, пробежать от Шигатзе до Лхасы. Между этими двумя городами триста тридцать километров, то есть несколько марафонских дистанций. Подвижник отправляется в путь в полнолуние. Бежит в трансе, как лунатик, две ночи и день. Считается, что дорогу ему выбирает подсознание, используя «третий глаз». Всем встречным предписывается падать ниц и ни в коем случае не выводить бегущего из забытья, ибо это опасно для его жизни. В лхасском храме Джокан есть служитель, обязанный заверять совершение «арджохи» специальной печатью.

Ламаисты считают, что, подавляя в себе желания, погружаясь в медитацию, можно замедлять жизненные функции организма. Высшая ступень на этом пути – состояние «самадхи», при котором человек способен остановить сердцебиение и дыхание. Самый наглядный пример – способность находиться под водой четверть часа. Лам в состоянии «самадхи» на целую ночь закапывают в землю – дабы они побывали «по ту сторону смерти».

Тибетцы убеждены, что кроме ясновидения, телепатии, левитации можно обрести и умение становиться невидимым. Последнее особенно трудно, так как требует полной остановки умственной деятельности, ибо работающий мозг излучает телепатические волны. По представлениям тибетцев, все эти способности, ныне утраченные людьми, сохранил лишь йети – снежный человек. Потому-то он всегда так загадочно исчезает.

Словом, в Тибет не случайно стремились в поисках высшей мудрости такие наши соотечественники, как Николай Пржевальский, Елена Блаватская, Николай Рерих. В священных текстах Кангиура упоминается обитель мудрецов Шамбала. Говорят, что она находится где-то в Заднем Тибете, в округе Нгари. Там, за стеной ледяного тумана, будто бы скрыта подогретая водами недр земля с пышной растительностью. Существует ли Шамбала на самом деле? Или это религиозная метафора, философское понятие? Считается, что Шамбала – это место, где мир людей соприкасается с высшим разумом небес, точка стыковки земли и космоса, духовный центр планеты.

А может быть, Шамбала у каждого своя? Может быть, это вершина духа, раскрывающая перед человеком заветный горизонт – единое информационное поле. Приобщаясь к этой кладовой знаний всех времен и народов, человек испытывает то, что мы именуем творческим вдохновением. Произведения искусства, наверное, потому и волнуют сердца, что воплощают собой редкие моменты слияния их творцов с высшим разумом. Ламаисты считают, что Шамбала концентрирует и преобразует психическую энергию, энергию мысли. Эта почти неведомая нам гигантская сила дремлет в человеке в связанном состоянии. Высвободить ее – все равно что расщепить атомное ядро. Важно употребить энергию мысли не во зло, а во благо. Объединять помыслы людей и придавать им позитивную направленность, чтобы этот мощный поток очищал околоземное пространство от всяческой скверны, – таково главное предназначение всех религий.

Как бы то ни было, Шамбала становится общим достоянием человечества. Ведь стержневая мысль буддизма, пронизывающая красной нитью и другие вероучения, – мысль о том, что человек должен осознать себя частицей мироздания, искать гармонии с окружающей природой, – стала ныне девизом времени. Перестав быть заповедником прошлого, Тибет учит думать о будущем, понимать, что ключ к познанию человека может стать ключом к познанию мира.

Своими глазами. Путевые заметки о двух дюжинах стран пяти Континентов