Глава 4

Около десяти вечера он вошел во двор и остановился перед домом. Двор Лешке не понравился, казался мрачным. Тогда пьяный был, не разглядел его как следует. Да и некогда было разглядывать, унести бы ноги.

Рядом несколько точно таких же домов старинной постройки, словно все вместе они составляли неприступную крепость.

На всякий случай он сунул руку в карман, где лежала самоделка со вставленным в ствол патроном. Обернулся, поглядел на сквер, до которого от дома было не менее пятидесяти метров.

«Сам бы Колобок никогда не дополз до подъезда с таким ранением, – подумал он, – значит, ему помогли. Кому-то очень было нужно, чтобы он оказался в подъезде. – И он оглянулся по сторонам. – Кругом подворотни, как мышиные норы. Того и гляди кто-нибудь вылезет».

Еще поражала тишина во дворе. Там, за сквером, по улице движутся машины, даже отдаленные голоса людей слышны.

А здесь словно другая жизнь. Будто все замерло. Только свет в окнах напоминает, что тут все-таки живут люди.

Лешка стоял перед подъездом и глядел на окна квартиры, где они с Колобком обнаружили труп.

Света в окнах не было, и отсюда, снизу, они походили на пустые темные глазницы.

Но вдруг Лешке показалось, будто в одном окне мелькнула неясная тень.

«Есть, что ли, там кто-то?» – подумал он и, чтобы не топтаться перед домом, решил зайти в подъезд.

Света, как это часто бывает, на площадке первого этажа не было. Но это сейчас даже оказалось на руку, меньше подозрений будет у жильцов.

Лешка остановился, прислонившись к холодной батарее, прислушался. И только хотел закурить, услышал, как кто-то на втором этаже отпирал замок. Причем делал это так осторожно, словно вор, выходящий из квартиры с набитыми сумками.

Сунув пачку сигарет обратно в карман, Лешка выглянул и увидел, как на площадке второго этажа открылась дверь той самой квартиры, где они с Колобком напоролись на труп.

Теперь надо было себя не обнаружить, и Лешка прижался к стене.

Вот из-за двери показалась чья-то голова, видно, человек тоже не хотел, чтобы его заметили, поэтому замер в дверях, прислушиваясь. Потом дверь открылась еще шире, и на площадку вышла девушка.

Лешка узнал ее. Это была та самая девушка, которую они видели с Колобком, а после его убийства Лешка встретил ее около «Форда». Только теперь она была одета в короткую кожаную куртку и черную юбку с разрезом едва ли не до пояса.

Она быстро заперла дверь. И Лешка тут же услышал стук ее каблучков по лестнице.

«Она спускается. Опять эта девчонка. Надо с ней потолковать», – решил он и шагнул из темноты ей навстречу.

Его неожиданное появление испугало ее. Она резко остановилась, всматриваясь ему в лицо, потом облегченно выдохнула.

– Ты? Прямо напугал меня. Чего тут под лестницей делаешь?

Вопрос задала с нескрываемым ехидством, но Лешка не обиделся. Сейчас ему было не до обид. Он пришел сюда кое-что выяснить. А выяснить многое можно у нее.

Она хотела пройти к дверям, но Лешка нагло загородил проход.

– Подожди. Нам надо поговорить.

Она нетерпеливо посмотрела на часы, делая вид, что торопится.

– О чем? О чем ты хочешь поговорить?

Она это сказала так, словно собиралась послать его ко всем чертям.

– Слушай, я тебя не знаю… – она усмехнулась.

– Тебе и не обязательно знать меня, – сердито сказал Лешка. Ему не нравилось, когда девчонки начинали выпендриваться.

Она хмыкнула и пожала плечами.

– Тогда о чем ты хотел со мной поговорить?

Лешка не стал скрывать, что видел, как она выходила из той квартиры.

– Я тебя вижу уже третий раз…

Девушка презрительно усмехнулась.

– Ну и что?

– А то! Позавчера тут убили моего друга и хотели убить меня.

– Но ты все-таки живой. А это главное. О друге уже не стоит беспокоиться. Значит, ему судьба такая, – сказала она, будто речь шла не о человеческой жизни, а о чем-то пустяковом. Она пошла к дверям, но Лешка прыгнул, как кошка, опять загородив ей проход.

– Подожди!

– Ну что еще? – спросила она раздраженно. – Мне надо идти.

Но Лешка ее, казалось, не слушал. Он спросил:

– Я хочу знать, что здесь произошло и за что убили моего друга?

Ее взгляд сделался жестким.

– Слушай, если у тебя есть какие-то вопросы, обращайся к ментам. Я твоего друга не убивала. И знаешь что, не приходи больше сюда. А лучше уезжай из города, хотя бы на некоторое время, – сказала девушка и вышла из подъезда.

Лешка со злости плюнул на цементный пол.

«Тоже мне, цаца! Еще пытается советовать. Да кто она такая?» Он закурил и тоже вышел из подъезда, увидел, как девушка направилась к темному скверу.

Откуда-то, словно из-под земли, появились два мордоворота и пошли следом.

Лешка даже позлорадствовал: «Пускай ее отдерут. Так ей и надо». И отвернулся. Тут же услышал, как в темноте кто-то сперва завизжал, потом началась возня. Догадался, что завизжала эта девушка. Потом она вскрикнула, и Лешка услышал приглушенный удар и плач.

Он терпеть не мог, когда избивали девушек. Почувствовал, как кулаки сами собой сжимаются, подумал: «Кажется, самое время вмешаться».

Он побежал в темноту, откуда слышался плач девушки.

Кажется, он успел вовремя.

Девушка уже лежала на газоне с задранной юбкой, и один мордоворот суетился возле нее, расстегивая брюки, придерживая своей огромной лапищей ей рот, чтоб не кричала. А другой стоял и рассматривал содержимое дамской сумочки.

Оба глянули на Лешку с лютой ненавистью, как на ненужного свидетеля.

Тот, который ковырялся в сумочке, спросил угрожающе:

– Тебе чего надо?

Лешка глубоко вдохнул и задержал дыхание, чтобы хоть немного отдышаться. Он был высокого роста и не дохляк, но те двое были и выше, и плотнее.

Девушка повернула к нему заплаканное лицо, но не попросила о помощи. Видно, не верила, что он сможет заступиться за нее. И захочет ли после неприятного разговора в подъезде? Тогда зачем сюда прибежал?

– Чего молчишь? Ответь человеку, раз тебя спрашивают, – сказал второй мордоворот. Он сидел на коленях, не давая девушке подняться, но брюки расстегивать перестал.

Лешка уже понял, с кем имеет дело. Отпетые отморозки. На все пойдут. Позабавятся с девчонкой и замочат ее.

– Вот что я вам скажу, парни. Зря вы девушку обижаете.

Те, не ожидавшие такой наглости, переглянулись.

– Чо ты, пидор, вякнул? – зарычал зверем тот, который ковырялся в сумочке. Видно, его злость пробрала, что ничего там ценного не обнаружил.

«Будет драка», – мысленно сказал себе Лешка, приготовившись заехать в морду тому, с сумочкой.

– Ребята, во-первых, я не пидор, а во-вторых, я не вякнул. А вот вы настоящие козлы!

Мордоворот швырнул сумочку на асфальт и без размаха ударил кулаком, нацелившись Лешке в переносицу.

Но Лешка был уже готов к драке, и ему не составило труда увернуться от удара. Вскинул левую руку, поставил верхний блок.

Мордоворот обозлился еще больше и слева ударил Лешку в солнечное сплетение.

Отбить этот удар тоже оказалось несложно. И Лешка выставил правую руку на уровне груди.

Средний блок получился что надо. Кажется, тот не ожидал такого от Лешки. Думал «срубить» наглеца. Когда не вышло, даже малость растерялся.

Лешка заметил это по его глазам и решил этим воспользоваться. Все-таки мордоворот превосходит его в весе. С таким повозишься, если промахнешься. Но раздумывать было некогда.

Крюком снизу Лешка врезал громиле в пах. И увидел, как у того от боли глаза полезли на лоб. Стал, как рыба, хватать ртом воздух и медленно приседать. И Лешка, не давая ему прийти в себя, со всей силы ударил его ногой в живот.

И этот монолит, похожий на глыбу, плашмя грохнулся на асфальт.

«Ничего себе статуя», – подумал про него Лешка и быстро обернулся, вспомнив про второго громилу.

Тот оказался умнее своего приятеля. В драку лезть не стал. Сунул лапищу под куртку.

«Черт! у него там пистолет!» – сообразил Лешка. Он даже не помнил, как у него в руке оказалась заряженная самоделка. Наверное, достал ее еще когда бежал. Теперь только нажать на кнопку бойка, и пружина сработает, толкнет его вперед.

Целиться было некогда, да Лешка и не хотел убивать второго мордоворота. Так, напугать и отдубасить как следует, чтоб знал отморозок, с кем имеет дело. Но, сам того не ожидая, попал мордовороту прямо в шею. И тот, схватившись руками за рану, захрипел. Скорее всего, пуля задела ему голосовые связки. Он открывал рот, но не говорил, и только стонущие хрипы вырывались из горла.

– у-у, черт! Не повезло тебе, парень, – произнес Лешка, сожалея, что так получилось. Не хватало убийцей стать из-за этой девчонки.

И тут он услышал тяжелый топот. Резко обернулся.

Избитый им мордоворот рванул в темный сквер, и оттуда послышался хруст ломаемых кустов.

Лешка не ожидал такого, в душе обрадовался. Не надо возиться с ним. А вот с тем раненым, кажется, дело дрянь.

Лешка подошел, перевернул его на живот.

Пуля на выходе разворотила ему едва ли не половину затылка.

Девушка встала, одернула юбку и подобрала свою сумочку, подошла к Лешке.

– Он умер? – спросила она.

– умирает. Черт! Я ведь не хотел его убивать. Сгоряча получилось. Напугать хотел, – сказал он в свое оправдание.

Девушка посмотрела на него жестко.

– Не суетись. Я к ментам не побегу, – сказала она. Чтобы рассеять его сомнения, добавила: – Если б ты его не прикончил, он бы тебя убил не раздумывая. И не думай даже. Лучше уходи отсюда скорей, – и она пошла по тротуару.

Лешка побежал за ней.

– Ну что тебе еще? – спросила она холодно. – Ты хочешь благодарности?

– Да на хрена мне твоя благодарность! Хотя могла бы и поблагодарить. Все-таки из-за тебя «мокруха» вышла.

– Я не просила за меня заступаться, – сказала она, глядя ему в глаза.

И Лешка понял, благодарности ему от нее не дождаться.

– Ладно. Проехали с благодарностью. Но я все-таки хотел бы узнать, за что убили моего друга.

– Друга?..

– Да. Колобок был моим другом. Я его оставил в сквере мертвого. Потом, оказывается, его находят в подъезде, да еще с ножом в руке.

Девушка стояла и покусывала нижнюю губу, мучаясь сомнением, стоит ли вообще говорить ему что-нибудь. Потом спросила:

– Ты знаешь, кого твой друг убил?

– Какого-то бандитского авторитета. Я точно не знаю. Меня тут три года не было. Все изменилось.

– Вот именно, изменилось! И твой друг убил очень известного авторитета. Такое не прощается, даже ментам.

– Ты хочешь сказать, меня тоже убьют? – спросил Лешка, нисколько не страшась ее намеков. – Колобок никого не убивал. Слышишь меня?

Девушка посмотрела недоверчиво, думая, что Лешка выгораживает мента.

– Ладно, это все выяснится, – произнесла она уверенным тоном и пошла дальше, что-то разглядывая в своей сумочке.

Лешка отвернулся.

– Дура! – обозвал он девушку. И из-за такой дуры он только что убил человека.

– Эй! – услышал он ее окрик, обернулся.

– Спасибо, что не позволил этому ублюдку изнасиловать меня, – крикнула она, смеясь.

Лешка воспринял ее благодарность как насмешку.

– Да иди ты… – крикнул ей и пошел прочь. Она все еще смеялась.

Глава 5

Спустя минут двадцать после того, как Лешка ушел из дома, вернулась мать.

Сегодня на работе провожали на пенсию ее подругу, и по этому поводу в заводской столовке устроили небольшой банкет.

Настроение было хорошее, но когда пришла домой и обнаружила в кухне полный беспорядок, оно испортилось.

На столе две бутылки из-под водки, опустошенные сыном.

И вдруг звонок в дверь.

Нина Васильевна обрадовалась. Сейчас она даст своему отпрыску хорошую взбучку.

«Не хватало, чтобы он водку пил», – подумала она, направляясь в прихожую.

Звонок повторился.

– Я иду. Перестань звонить, – сказала нарочно погромче, чтобы он услышал и не давил на кнопку звонка. Давно собиралась поменять дребезжащий звонок на более мелодичный, приятный.

За дверью она услышала негромкие голоса. Взялась за дверную ручку, и вдруг сердце точно кольнуло иглой. «Господи, что со мной?» Раньше не замечала, чтобы сердце болело. Даже холодок побежал по спине. И опять стрельнуло под левую лопатку.

Она открыла дверь.

На площадке стояли двое: мужчина лет тридцати со шрамом на отвислой верхней губе и парень, похожий на цыгана.

Тот, что со шрамом, внимательно оглядел Нину Васильевну с головы до ног, потом уставился поверх нее в глубь квартиры.

– Твой сын дома? – спросил он небрежно.

Такая бескультурность поразила Нину Васильевну. И «сын»… «Значит, они не знают его имени и не принадлежат к числу хороших знакомых», – подумала она, стараясь определить, кто же эти двое. Остановилась на том, что они типичные представители шпаны. Не раз видела, ходят такие по рынкам, карманы выворачивают. «Но зачем им Алексей? Ведь он всего три дня как приехал».

– Его нет дома, – сказала она сухо, чем вызвала подозрение у незваных гостей. И по имени сына называть не стала.

– Не врешь? – прищурился этот со шрамом.

– Послушайте…

– А вот мы сейчас посмотрим, – сказал молчавший до этого парень. – Если соврала, башку оторвем.

– Что? Да как ты можешь мне такие слова говорить? Я тебе в матери гожусь!

Тот, что со шрамом, втолкнул ее в квартиру.

– Пасть свою прикрой! Мама.

Чернявый парень запер дверь.

– Чума, иди глянь по комнатам, – сказал мужчина со шрамом парню.

– Послушайте! Что все это значит? Как вы смеете шарить в моей квартире!

Мужчина ударил ее ладонью по лицу, втолкнул в кухню и сел на табуретку.

Глаза у него были неприятные. Взгляд тяжелый, подавляет. Смотришь и чувствуешь себя кроликом перед удавом.

Нина Васильевна старалась не встречаться с ним взглядом, поглядывала в комнату. Не украл бы чего тот чернявый. Она хотела включить в кухне свет, но мужчина со шрамом запретил. Зажег две газовые конфорки.

– И так видно, – сказал он и спросил у парня: – Ну чего там, Чума?

Парень обошел все комнаты, заглянул в ванную и туалет и вернулся в кухню.

– Его тут нет.

Мужчина со шрамом разочарованно хмыкнул и протяжно вздохнул.

– Вот всегда так, – сказал он и спросил у Нины Васильевны: – Где он?

– Я не знаю. – Она, не находя места дрожащим рукам, спросила сбивчиво: – А собственно, что вам надо от моего сына? Он не сделал вам ничего плохого.

Она молила бога, чтобы Лешка не заявился домой сию минуту. Пусть хоть напьется, но только задержится где-нибудь. И сердце теперь все отчетливей подсказывало – беды не миновать.

«И зачем я только открыла им дверь, – сожалела она о своем легкомысленном поступке. – Даже не посмотрела в «глазок».

– Она врет, эта падла! Она знает, где он, – вдруг сказал чернявый парень и, схватив Нину Васильевну за волосы, с силой наклонил лицом к горящей конфорке.

Нина Васильевна зажмурилась и закричала, почувствовав, как кожа на лице будто вспыхнула.

– Что вы делаете, звери? – запричитала она, но тут же поняла: разжалобить их ей не удастся. Не те это люди.

– Отпустите. Я правда не знаю, где сын. Вы мне выжжете глаза, – выкрикнула она, когда чернявый парень опять наклонил ее голову к огню.

– Я тебя заживо сожгу, если не скажешь, где он. По-твоему, мы должны тут сидеть и ждать, когда он заявится?

Нина Васильевна сильно укусила парня за палец. Он взвыл и убрал руку от ее рта. Теперь она могла закричать, позвать на помощь.

– Помогите! – Она надеялась криком привлечь внимание соседей. Но мужчина со шрамом схватил со стола пустую водочную бутылку и ударил Нину Васильевну по голове.

– Вот сука! Орать вздумала.

Нина Васильевна рухнула на пол.

Парень подошел к раковине, открыл кран и подставил под струю воды окровавленный палец.

– Чего с ней делать будем? – спросил он озабоченно.

Мужчина со шрамом выглянул в окно.

Света возле подъезда не было.

– А чего с ней делать, кончим и все, – ответил мужчина с таким равнодушием, словно речь шла о чем-то пустяковом.

Чернявый парень схватил женщину за опаленные волосы, повернул к себе лицом.

– Слушай, Манай, да ты ее уже, кажись, прикончил. Глаза закатила, падла.

Мужчина со шрамом деловито сказал:

– Нам кажись не надо. Понял, Чума? Давай ее в окно выбросим. Пусть менты думают, что сама упала.

– Давай, – охотно согласился парень.

Он проворно схватил женщину за ноги.

Мужчина открыл в кухне окно, для верности выглянул еще раз вниз, потом подхватил Лешкину мать под руки.

– Сейчас ты у нас полетишь, как ласточка, – весело сказал он, а парень засмеялся.

Вдвоем они легко подняли грузное тело над подоконником и бросили вниз.

Глава 6

Возвращаясь домой, Лешка зашел в бар и взял пива. Настроение было паршивое. Теперь он еще и убийца. Этот ярлык на всю жизнь, не смоешь его, не соскребешь. И еще неизвестно, как поведет себя сбежавший громила. Вдруг наутро протрезвеет и побежит в ментовку с заявой.

Выйдя из бара, он выбросил самоделку и патроны. Теперь они ни к чему. Самодельный ствол засветился у ментов. Лучше избавиться от него сразу.

Возле своего подъезда увидел «Скорую помощь». Рядом толпа соседей. Еще подумал: «Вот не спится людям». Тут же несколько человек незнакомых, явно не из их дома. Такие любопытные стараются ничего не пропустить, чтобы потом вволю посплетничать.

Лешка стал пробираться сквозь толпу к дверям подъезда, повернул голову и увидел лежащую на земле женщину. Ни за что бы не узнал ее с обезображенным лицом, опаленными волосами, если б не халат. Халат его матери. Рванулся к ней, вглядываясь в лицо.

По толпе соседей пронесся говорок:

– Сын. Сын ее пришел. Шляется где-то, а мать тут…

Лешка рухнул на колени перед матерью.

Трое врачей со «Скорой» суетились возле нее.

«Нет. Не может быть», – Лешка внушал себе, что это не мать, обознался он. Поднял голову, поглядел на открытое окно и застонал, дотронувшись до ее руки.

Мать была еще жива. Она почувствовала прикосновение сына, и ее глаза стали отыскивать его. И вдруг остановились на нем.

– Мама, кто? Кто это сделал? – спросил Лешка.

Ее помертвевшие губы что-то зашептали, и изо рта потекла кровь.

Лешка достал из кармана носовой платок и вытер кровь с губ матери. Наклонился, но разговоры собравшихся людей мешали что-либо услышать. А громко говорить мать не могла.

– Замолчите, вы! – крикнул Лешка в толпу и припал ухом к материнским губам.

– Их было двое. У одного шрам на верхней губе. Ищут тебя, – едва слышно прошептала она и задышала часто, словно ей не хватало дыхания.

– Мама! – закричал Лешка, понимая, что сейчас должно произойти. Уронил голову ей на грудь и не услышал ударов сердца.

– Молодой человек, – произнес кто-то рядом и тронул Лешку за плечо.

Лешка обернулся, увидел милиционера.

– участковый уполномоченный, майор Синельников, – представился милиционер. – Давайте отойдем. Нам надо поговорить.

Его голос дошел до Лешки далеким эхом, и потому он ничего не ответил майору, и вообще, все казалось нереальным, неестественным. Этот милиционер, копошившийся возле трупа матери, врачи и эта толпа вокруг…

– А-а? – протянул Лешка глухо, всматриваясь в лицо милиционера.

– Пойдемте со мной вон к той машине, – сказал майор, указав на рядом стоящий милицейский «уазик».

После похорон матери Лешка чувствовал себя совершенно опустошенным. Словно что-то оторвалось от него, потерялось, ушло вместе с ней в землю.

Даже домой заходить не хотелось. Пусто дома. Нет привычного уюта. И в душе пустота, горечь потери близкого человека. Только водкой и можно эту горечь залить. Знать бы точно, кто убил мать.

Лешка шел вечером домой пьяный и разговаривал сам с собой:

– Сначала убили Колобка. Чуть не убили меня. И вот убили мать. Почему? За что ее убили?

Он не обратил внимания на стоящую в темноте «Газель». Но стоило ему поравняться с ней, как из машины выскочили трое парней. Кто-то ударил его по голове, и Лешка отключился.

Сколько после этого прошло времени, он не знал. Открыл глаза, потому что почувствовал: что-то теплое, неприятное струей течет ему на лицо. Увидел: он со стянутыми скотчем руками и ногами лежит на земле. Рядом стоят четверо – двое молодых здоровяков, сразу видно качки, мужчина лет тридцати с сытой харей, на верхней губе косой шрам, и чернявый парень, примерно такого возраста, как Лешка. Стоит, гад, и мочится прямо Лешке на лицо.

Когда Лешка открыл глаза, парень рассмеялся, сказал тому, со шрамом:

– Глянь, Манай, как я его в чувство привел. Нашатырь не нужен.

– Конечно, вчера пива обпился, – сказал тот, кого он назвал Манаем, и все четверо заржали.

«Манай. У него шрам на верхней губе. Мать, наверное, про него говорила», – подумал Лешка и обратился к нему:

– Слушай ты, мудак, я тебе за мать горло перегрызу. Ты, понял меня? Развяжи-ка мне руки. Задушу тебя.

Они перестали ржать, уставились на Лешку, как на чудо. Лежит со связанными руками и ногами и еще грозится. Совсем оборзел, пацан!

Чернявый парень подскочил и ударил Лешку ногой в живот. И может быть, забил бы до смерти, если б не вмешался этот, со шрамом.

– Хватит, Чума! А то он умрет раньше времени.

«Так они, скоты, еще покуражиться надо мной хотят. Раньше времени», – мысленно повторил Лешка за Манаем, выплевывая сгусток крови изо рта.

– Ладно, – злобно проговорил парень, – сейчас ты у нас получишь удовольствие. Подыхать будешь медленно, как мышь в банке.

«Ну и сравнение нашел, гад. Развязать бы мне руки и ноги, я бы твои кишки на палку намотал», – подумал Лешка и посмотрел по сторонам.

Он лежит на поляне в лесу. Глухомань жуткая. Ели высоченные вокруг, неба не видно. А вокруг него вся земля ископана, будто искали в ней чего-то. Эти четыре наглые рожи, а чуть в стороне белая «Газель» и темный «Форд».

«Скорее всего, это тот «Форд», который я видел возле сквера, когда убили Колобка. Теперь они и меня замочат. Не зря привезли сюда. Уж точно не водку пить». Он лежал на холодной земле, чувствуя, что начинает замерзать. Но даже обрадовался, что скоро мучения кончатся. Да и кому он теперь нужен, избитый неудачник. Таких не любят. И жизнь их давит, растаптывает. Видно, настала Лешкина очередь. Надо только не бояться смерти. Сейчас эти уроды достанут пару «стволов», размозжат ему башку и закопают прямо тут.

Лешка опять посмотрел по сторонам. Место неприглядное. На его могилу цветов не принесут. Никто не будет знать, что он закопан тут.

Двое здоровяков притащили из «Газели» струганый гроб.

Лешка застонал, но так, чтобы никто из четверых не услышал. Он попробовал пошевелить руками в надежде освободиться. Это оказалось делом безнадежным. Липкая лента прочно стянула руки.

«Во влип», – подумал он и спросил:

– Я так понимаю, эта домовина для меня?

– Правильно понимаешь, – ответил Манай. – Твой друг Колобок и мамаша соскучились по тебе.

Лешка сказал с иронией:

– Чего ж для меня такие почести?

– А про мышь в банке помнишь? Подыхать будешь медленно, расхохотался чернявый парень. Сбегав к «Газели», притащил маленький старый магнитофон, включил его.

– Чтоб тебе не скучно было подыхать. Работать будет, пока батарейки не сядут. Балдей, – сказал парень, и двое здоровяков, стоящих рядом, засмеялись.

На пленке была записана какая-то музыка в исполнении симфонического оркестра.

Лешке захотелось взвыть от этой заунывной мелодии с дребезжанием труб и пиликаньем скрипок.

– Видишь, как ему нравится, – сказал Чума мужчине со шрамом.