Римские же суда, разделенные на четыре самостоятельных эскадры, поначалу выстроились гигантским треугольником (две – одна за другой и еще две – по краям), чья вершина оказалась полой, а основание – плотным, рассчитывая клином двинуться на вражескую тонкую линию. Но в последний момент римляне сумели разгадать вражеский замысел и успели растянуть свои головные эскадры в линию фронта.

По одной из версий того боя, он начался с того, что римский центр (две эскадры) устремился на вытянутую в ниточку вражескую линию. Противостоявший им карфагенский центр по приказу своего командира симулировал бегство. Уловка удалась. Когда преследовавшие их римские суда быстро оторвались от своих 3-й и 4-й эскадр, корабли пунов по команде стремительно развернулись и обрушились на врага с двух сторон, явно рассчитывая на преимущество из-за лучшей маневренности своих судов. Как только завязался морской бой в центре, в дело вступили и крылья карфагенского флота, напавшие на две оставшиеся римские эскадры. Сражение распалось на три отдельных схватки: в центре и на флангах. Эти три очага были отделены друг от друга значительным расстоянием и в тот момент практически никак не связаны между собой. Осуществлять общее руководство схваткой или даже изменить что-то в ее ходе было просто невозможно. Отсутствие места для маневрирования, наличие у врага «воронов» не позволили карфагенянам использовать лучшие мореходные качества своих судов и корабельных команд. Потесненный поначалу римский центр не только не отступил, но сам обратил врага в бегство, и одна из его эскадр вовремя бросилась на помощь своему левому флангу, который уже с трудом сдерживал натиск Ганнона и почти пал духом. Получив неожиданную поддержку, римляне стали давить на врага с двух сторон, который в свою очередь заколебался и стал стремительно отходить в открытое море, явно рассчитывая за счет своей быстроходности оторваться от численно превосходящего противника. Другая центровая эскадра римлян повторила маневр своих соратников, придя на помощь своему прижатому к берегу правому крылу. Впрочем, карфагеняне Гамилькара не зря опасались римских «воронов» и не очень-то спешили вступить в абордажный бой с «ощетинившимся» грозными «клювами» врагом. Внезапно навалившаяся с тыла центровая римская эскадра решила исход «противостояния».

Оба римских консула – Марк Аттилий Регул и Луций Вульсон Манилий (Манлий) – вопреки римской традиции, запрещавшей военачальникам рисковать жизнью во время боя, храбро рубились в первых рядах, всем своим примером вдохновляя римских солдат на подвиги. Лишившись в абордажных боях 94 кораблей (64 попали в плен, а 30 оказались потоплены), пуны были вынуждены отступить. По отдельности более быстроходные карфагенские суда лучше маневрировали, но разделенный на отдельные эскадры римский флот лучше взаимодействовал между собой, своевременно обрушиваясь на врага там, где того неотложно требовало развитие сражения. К тому же вся четверка римских «адмиралов» брала инициативу в свои руки и лучше контролировала ход боя. В свою очередь Ганнон с Гамилькаром недооценили стойкость и упорства рядового состава римского флота.

Потеряв только (если верить римской традиции?) 24 судна (при этом в руках неприятеля не оказалось ни одного корабля с экипажем!), 40 тысяч римлян беспрепятственно высадились на африканский берег, где вскоре одержали блестящую победу под стенами Адиса. Общая победа и скорое окончание войны уже казались римлянам не за горами, и сенат отозвал Манилия с большей частью флота и половиной армии, оставив в Африке только экспедиционный корпус под началом консула Регула (15 тысяч человек пехоты с 500 всадниками) и всего лишь 40 кораблей. Как оказалось, это решение было поспешным.

Пока в Риме праздновали морской триумф в честь благополучного возвращения Манилия, Карфаген, потерпев ряд значительных неудач в открытом поле от Регула, в частности, в уже упоминавшемся большом сражении при Адисе, оказался в критическом положении (в городе, переполненном беглецами, начался голод и эпидемии) и попытался заключить мир. Но Регул, так успешно начавший сухопутную войну и стоявший лагерем уже неподалеку от Карфагена, весьма недальновидно выставил очень жесткие условия мирного договора: передача Риму Сицилии и Сардинии, возвращение без выкупа всех римских военнопленных, выкуп за очень большую сумму пленников-карфагенян, большая ежегодная дань, отказ от собственного флота, передача всех военных судов Риму и многое другое. Послы Карфагена просили хоть каких-то уступок, но римский консул был неумолим, и пуны, предпочтя позорному миру славную смерть с оружием в руках, начали усиленно готовиться к решающему сражению.

Они обратились за помощью к испытанным воинам – спартанцам, чья боевая слава, правда, уже во многом осталась в прошлом, но все же профессионализма им было не занимать. Им повезло: к ним явился опытный и одаренный полководец Ксантипп со своими боевыми офицерами. Именно Ксантипп вселил в пунийцев надежду на победу. С помощью своих бравых вояк он отлично подготовил карфагенскую армию к решающему сражению. Причем он настаивал на том, что оно должно обязательно развернуться на ровном открытом пространстве – равнине, где пуны смогут использовать свое преимущество в маневренной коннице и пробивных слонах. Самоуверенный Регул тем временем бездействовал. На самом деле его сил явно не хватало для успешного штурма, и он полагал, что город, в конце концов, сам сдастся. Главное было в том, что это знаменательное событие должно было состояться раньше, чем из Рима прибудет новый консул и присвоит себе славу победителя. Беспечность римлян привела к тому, что весной 255 г. до н. э. военную кампанию в выгодных для себя условиях начали пунийцы. Они явно спешили навязать врагу сражение как можно быстрее, чтобы тот не успел получить помощь из Италии.

Уверенные в своих силах римляне приняли бой близ Тунета (Баградоса)… на равнине! Силы противников оказались далеко не равны: у карфагенян было 12 тысяч пехоты, 4 тысячи отличной нумидийской кавалерии и целая сотня (!) боевых слонов. Превосходство в коннице и слоны сыграли решающую роль в битве. Замечательный тактик, командир спартанских наемников Ксантипп ловко заманил римскую армию на абсолютно ровное место, где могла развернуться вся численно превосходящая вражескую конницу карфагенская кавалерия, а слоны могли легко нарушить боевой порядок римской пехоты. Расчет оправдался.

Растягивать линию слонов вдоль всего фронта армии Ксантипп не стал, уповая на свое несомненное превосходство в кавалерии. Свою тяжелую пехоту, построенную фалангой, Ксантипп предпочел развернуть на достаточно большом расстоянии за линией слонов, прикрывавшей ее спереди. Характерно, что фаланга встала отдельными отрядами в тысячу человек. С одной стороны, это делало фронт карфагенян более протяженным, с другой – позволяло расставить слонов на необходимом для маневрирования ими расстоянии друг от друга (5–6 м). Кроме того, если бы врагу удалось обратить их вспять, то у них были бы пути к отступлению, не сминая свой же боевой порядок. По бокам фаланги встали отряды наемников и только потом – кавалерия, причем немного впереди линии фронта фаланги. А вот легкую пехоту Ксантипп, скорее всего, предпочел разместить в передней линии: сыграв роль застрельщиков боя, они должны были отойти между «звеньям» фаланги назад – за фалангу, чтобы потом напасть на римлян уже с флангов.

Консул Марк Аттилий Регул, чья армия то ли превосходила карфагенскую по численности (чуть ли не 30 тыс. чел.?!), то ли – нет (15 тыс. пехоты и всего лишь – 500 всадников!), не слишком ломал себе голову, как ее выстроить. Впереди встали легковооруженные застрельщики боя, а за ними – очень плотно построенные в три линии легионеры, причем в затылок друг другу. Строй получился короче вражеского, но плотнее и глубже. Немногочисленная конница разместилась на флангах.

Карфагенская кавалерия смяла вражескую, после чего начала охватывать римскую пехоту с флангов. Слоны играючи опрокинули римских застрельщиков, устремились на тяжеловооруженных легионеров, но «забуксовали» в их плотных боевых порядках. Судя по всему, дальше гастатов им продвинуться не удалось. Более того, кое-кто из гастатов сумел даже просочиться между вражескими «живыми танками» и… наткнулся на стройные ряды «звеньев» карфагенской фаланги, готовой к бою. Если левофланговые римские манипулы сумели прорвать порядки противостоявших им наемников пунов, то остальная часть римских легионеров все же не устояла против таранного удара слонов и сама попятилась назад, а когда на них с боков и с тыла навалилась конница пунов, медленное отступление превратилось в повальное бегство. Поскольку оно проходило на открытой равнине, то потери римлян были ужасны. Смогли спастись только 2 тысячи человек (те самые, что в начале сражения потеснили карфагенских наемников), остальные были убиты – вернее, посечены кавалерией и потоптаны слонами. Потери пунов оказались гораздо скромнее: всего лишь 800 наемников из числа тех, кто не выдержал натиска левофланговых римских манипул.

Надо отдать должное разгромленным остаткам римского воинства: они не только умело окопались в прибрежной Клупее, но и сумели отбиться от всех попыток карфагенян их добить и сбросить в море. Высланный за остатками римской армии флот (впечатление от гибели армии Регула было столь ошеломляющим, что Рим не решился дальше продолжать борьбу с Карфагеном на его территории!) по дороге домой попал в сильный шторм, и оставшиеся в живых римляне утонули у юго-восточных берегов Сицилии. Тогда неподалеку от города Камарины 284 корабля из 350–364 пошли на дно. Всего в тот день погибло около 100 тысяч (?!) человек – гребцов и воинов! Двойная неудача – разгром на суше и трагедия на море – была серьезным ударом по военному престижу Рима, и ему предстояло напрячь все свои силы, чтобы удержать инициативу в своих руках.

В течение последующих 12 лет война шла с переменным успехом: римляне смогли преодолеть многолетний панический страх перед слонами, научились пугать их и обращать против самих же пунов.

Так новый римский консул, способный военачальник Цецилий Метелл дал врагу бой под сицилийским Панормом, но не на открытой местности, а на подступах к городу, где смог умело прикрыть большую часть своих войск городскими стенами. Атаковавший его Гасдрубал напал на выпущенных за пределы города римских стрелков и пращников. Постоянно лично Метеллом подкрепляемая из города легковооруженная римская пехота методично засыпала карфагенских слонов своими метательными снарядами, завлекая врага под городские стены. Римские легионеры «вспомнили» уроки войн со слонами Пирра и, когда те оказались в пределах досягаемости всех видов стрелкового оружия римлян, расположенного на городских стенах, на них обрушился такой шквал «огня», что обезумевшие от боли гиганты повернули вспять, давя следовавшую за ними свою собственную пехоту. Кое-кто из них скидывал своих седоков-вожатых, и 26 слонов попало в плен. Пунийские слоны превратились в большую опасность для собственной армии, и пуны отступили. Метелл воспользовался моментом и бросил вдогонку врагу все свои остальные силы, обратив его в повальное бегство. Захваченные в плен 120–130 вражеских слонов по возвращении Метелла в Рим были показаны им римскому плебсу в ходе роскошного триумфа как грандиозный трофей! Надо отдать должное римлянам, они никогда не пытались использовать свои живые трофеи на поле боя с карфагенянами, оставив их для выступлений в цирке.

Но скорого завершения войны не получилось!

Рим не только «завяз» в многолетней осаде сицилийского Лилибея (с 250 по 247 г. до н. э.), не только потерпел сокрушительное морское поражение при Дрепане (в 249 г. до н. э.), но и понес очень существенные людские потери. Силы не только Карфагена, но и Рима явно истощались. Военные действия протекали вяло: карфагеняне предпочитали отсиживаться в крепостях, а римляне лишь «топтались» под их стенами. Противостояние двух «хищников» явно затягивалась: «не было видно ни конца, ни края».

Правда, некоторое оживление в ход войны внес назначенный в 247 г. до н. э. главнокомандующим пунов молодой аристократ, энергичный и одаренный карфагенский полководец Гамилькар (кое-кто считает, что правильнее – Адмикар) (ок. 275–227 гг. до н. э.) – отец легендарного в будущем Ганнибала.

Нам очень немного известно о его биографии до того, как он вышел на авансцену истории Средиземноморья той поры. Принято считать, что его семья принадлежала к высшей карфагенской знати и возводила свою родословную к одному из спутников Элиссы – легендарной основательницы Карфагена, после трагической гибели обожествленной. Мечтавший о господстве Карфагена во всем Средиземноморье, Гамилькар оказался непримиримым противником Рима. В проримски ориентированной исторической литературе он остался как суровый и жестокий, расчетливый и непреклонный курчавобородый солдат до мозга костей, выросший в условиях постоянных интриг, коррупции, смертельной вражды и отчаянной борьбы за власть, презиравший опасность и веривший только в свое воинское мастерство. При этом он никогда никого не посвящал в свои замыслы, чтобы противник не узнал о них, а его воины не были бы приведены в смятение размышлениями о тех опасностях, какие им предстоят. На долгие 20 лет он, приобретший в ходе боев на Сицилии богатый военный опыт, не только станет лучшим пунийским полководцем, но и получит за стремительные наступательные действия грозное прозвище Барка («Молния»).

Реорганизовав армию, укрепив дисциплину и хорошо обучив пехоту, Барка мертвой хваткой вцепился в клочок оставшейся на Сицилии во власти Карфагена земли, укрепившись на горном плато Эйркте (Эрикс) близ Панорма. Базой ему послужила трудно доступная крепость под названием «Темница», крутым уступом нависавшая над берегом и увенчанная очень высокой башенкой-донжоном. Целых семь лет он удерживал свои позиции, изматывая противника в упорных, жестоких стычках, совершая дерзкие набеги на побережье Южной Италии (особо «полюбились» ему Калабрия и Локрида), не потерпев при этом ни одного поражения. Но и кардинально переломить ход войны ему не удавалось: не хватало не столько полководческих дарований, сколько – военных ресурсов. К тому же оккупированные им горные склоны Эрикса позволяли эффективно защищаться, но не позволяли столь же успешно наступать: выигрывая тактически, Гамилькар проигрывал стратегически.

Понимая, что война не может быть окончена, пока карфагеняне остаются в Сицилии, на 23-м году боевых действий Рим попытался вырвать победу. На собранные с богатейших (и не только!) римских граждан деньги (госказана была пуста!) были построены 200 новых более легких и быстроходных пентер. Примечательно, что государство обязалось возместить расходы только в случае успешного исхода военно-морского похода. Быстро подготовили и обучили морские экипажи для рукопашного боя на палубах морских кораблей. Появление римского флота в водах Сицилии явилось полной неожиданностью для Карфагена. Гамилькар Барка оказался отрезанным от метрополии. Пунийские власти решили принять меры для того, чтобы вывести свои войска из Сицилии. К северным берегам острова был направлен карфагенский флот из 170 судов.

10 марта 241 г. до н. э. у Эгатских островов разыгралась решающая морская битва.

…Снаряженные пунийцами корабли везли припасы, надеясь, тайно от римлян, доставить все необходимое осажденному Лилибею – главной военно-морской базе Карфагена на Сицилии, а потом соединиться с войском Гамилькара. Но консул Гай Лутаций Катул узнал их планы. Поэтому, несмотря на крайне неблагоприятный ветер, он решил срочно дать битву, пока карфагеняне еще не соединились с головорезами Гамилькара. Тяжелогруженые корабли пунов были неповоротливы, неманевренны, на веслах сидели плохо обученные гребцы, а воины-новобранцы были совсем не готовы к жестокой морской схватке. В то же время за годы войны римляне приобрели нужный опыт в ведении морских боев и, несмотря на неподходящий ветер и сильное волнение на море, смогли одержать верх. Двести судов Катула перехватили карфагенский караван с продовольствием и подкреплениями под началом Ганнона.

Лутаций принял смелое решение: несмотря на неподходящий ветер и сильную волну, он стремительно атаковал врага, не дав ему избавиться от своего груза и взять на борт бойцов Гамилькара с их во всех отношениях самым грозным карфагенским военачальником – как на суше, так и на море!

Римские корабли, не имевшие на борту никакого груза и потому более маневренные, без труда взяли верх над противником: если верить римским источникам, 50 пунийских судов были затоплены, а еще 70 взяты в плен вместе с экипажем. Ганнон был разбит наголову. Хотя ему удалось бежать на родину с жалкими остатками своей флотилии, но за свое поражение он поплатился жизнью: разъяренные соотечественники, как это уже не раз раньше бывало с карфагенскими полководцами-неудачниками (вспомним участь Ганнибала, Ганнона и Гасдрубала!), распяли его на кресте… головой вниз! На море хозяйничали римляне, и Гамилькару Барке грозила капитуляция…

Ресурсы Карфагена оказались исчерпаны полностью – займа в Египте ему получить не удалось, надежд на восстановление морского могущества тоже не было. Пришлось карфагенянам срочно попросить у Рима мира, поручив его заключение Гамилькару Барке… стороннику продолжения войны. Гамилькар сумел выйти из сложнейшей ситуации с большим достоинством. На руку ему сыграло то, что одна из самых длительных и упорных войн в истории Древнего мира стала тягостной и для римлян. Они, как известно, за время Первой Пунической войны выстроили несколько (4?) флотов и из-за малого опыта в военно-морском деле потеряли их. Римские суда уступали карфагенским в быстроходности и маневренности. А морской бой той поры выигрывал тот, кто первый нападал и успевал потопить вражеские корабли. К тому же морские офицеры, лоцманы и гребцы у карфагенян во многом превосходили римских. Если Карфаген лишился от 400 до 500 кораблей, то Рим – от 600 до 700 пятипалубных галер и около 1000 транспортных судов. Правда, основные потери Рима в кораблях все же произошли из-за непогоды. Людские потери в морских экипажах и вовсе вызывают изумление: более 200 тыс. человек?! При условии, что все население Италии той поры могло не намного превышать 3 млн человек, это очень много. Как результат, число мужчин призывного возраста, по данным проведенной переписи римского населения, уменьшилось на 50 тыс. человек.

Прекрасно осознавая, что полная победа для него сейчас невозможна, Рим, чья казна тоже была пуста, в лице консула Гая Лутация Катулла благоразумно пошел на заключение мира. По условиям мирного договора сначала Сицилия, а спустя некоторое время и Сардиния отошли к Риму. Сиракузы стали союзниками Рима, все его пленные были возвращены без выкупа. В то же время Карфаген должен был своих пленных выкупать и выплатить сразу контрибуцию в 1000 эвбейских талантов, а затем в течение 10 лет контрибуцию в 2200 талантов серебра (сегодня это примерно 95 млн. долларов!). Однако требование командующего римскими легионами в Сицилии Катулла сдать оружие и даже пройти под игом (скрещенными копьями) Гамилькар категорически отверг, заявив, что скорее умрет, чем вернется домой с позором. Он увел из Сицилии свою армию в полном боевом порядке, с оружием в руках, твердо намереваясь продолжить в будущем войну с Римом.

Так неоднозначно закончилась в 241 г. до н. э. начальная фаза (позднее, как известно, названная Первой Пунической войной) первой в истории человечества «Столетней войны». Наступила передышка длиной в 20 лет, когда условия мира то и дело нарушались то одной, то другой стороной, ведь взаимная ненависть и вражда все росли и множились.