Наши ссоры
      Почему Дима упрекал меня в предательстве? Только потому, что я не смогла пересесть с одного самолета на другой и сразу оказаться с ним. Он-то надеялся, что прямо из Израиля я полечу к нему. Но я не могла, не заезжая домой, в Сосновый Бор, не повидавшись с сыном и с родителями, не решив несколько неотложных дел, броситься в Нижний Тагил.
      Дима, как ребенок, хочет получать все и сразу. Какие-то вещи он просто не желает брать в расчет. Но, с другой стороны, его можно было понять. Он был лишен свободы, находился в зоне, и единственным лучиком в этом существовании могла быть только я.
      За все время нашей любви мы с ним серьезно ссорились всего два раза. И всегда по моей инициативе. Это было не очень красиво, потому что мы были не в равном положении. Я могла хлопнуть дверью, а он не мог. Не мог даже побежать за мной и остановить. Но в запале я об этом не думала.
      Первая крупная ссора была связана с Мариной. Дима всерьез уговаривал меня жить вместе, то есть втроем. В Канаде у него будет Марина, а в России - Ира. Или переселиться в Арабские Эмираты и жить там всем вместе в полном согласии с мусульманскими законами.
      Второй раз мы поругались из-за моих амбиций. Мне казалось, что Дима слишком на меня давит, потому что он мне начинал диктовать, с какими клиентами я могу общаться, а с какими - нет. В конечном счете, получалось так, что все внимание я должна уделять одному Диме. Меня это не устраивало. Тем более что поначалу у меня оставалось время и на других клиентов. Среди них были люди, которых я как адвокат вела два-три года, мне было тяжело с ними расставаться. Не говоря уж о том, что эти люди вынуждены были искать другого адвоката, которому пришлось бы знакомиться с их делом с чистого листа.
      Состоялся довольно резкий разговор на повышенных тонах.
      - Не позволю, чтобы ты мне указывал, с кем общаться! Я сама знаю, как мне поступать. Без тебя жила хорошо и дальше проживу не хуже! - сказала я.
      А он просто переживал за меня, боялся, что может быть какая-то подстава, что попытаются влиять на меня через того или иного клиента. Перестраховывался ли он? Не знаю.
      Я ушла, хлопнув дверью, а с Димой в тот же вечер случился сердечный приступ. Мне позвонил его адвокат и сказал, чтобы я утром пришла в тюрьму, иначе Якубовский точно повесится. На следующий день я приехала в "Кресты" рано, даже не опоздала. Дима первым попросил прощения. И мы решили, что я буду работать только с ним. Он своего добился.
      Кстати, тот самый мой подзащитный в "Крестах", который и познакомил меня с Димой, был тоже в меня влюблен и предлагал выйти за него замуж, когда он освободится из тюрьмы. Он состоял в одной влиятельной группировке, был далеко не рядовым её членом.
      После того как я обещала Диме оставить ради него других клиентов, начались проблемы. Тот подзащитный не соглашался, говорил, что будет вполне достаточно, если я поработаю с Димой полдня, а оставшееся время с ним. Они были в разных камерах, но в тюрьме при желании можно достать любого. Он запугивал Диму, угрожал ему, но Якубовский стоял на своем: "Нет, Ира будет работать только со мной". Дело кончилось тем, что моего подзащитного перевели в другой следственный изолятор.
      Эта борьба из-за меня длилась довольно долго. Дима переживал, а мне было приятно, что мужчины соперничают. Это льстило моему самолюбию. И я понимала, что дело не только в моих адвокатских достоинствах.
      Но моя мама все время охлаждала мой пыл и пыталась вернуть меня на землю. "Ты ему нужна, пока он в тюрьме, - говорила она. - Потом он выйдет на свободу, у него будет столько женщин, сколько было жен, и он тебя бросит". Я не спорила с мамой, в глубине души признавала её правоту. Поэтому долгое время серьезно к Диминым чувствам не относилась. Потом он мне признался, что, если бы я повела себя как другие женщины, стала бы сразу вешаться на шею, оказалась бы доступной, ничего бы не вышло. Конечно, в моем сдержанном поведении Диме виделся момент новизны. Ему никогда не отказывали раньше. И моя неприступность его притягивала.
      На новом месте
      ...Я начинала осваиваться в Нижнем Тагиле. И, насколько это было возможно, привыкала к изменившейся жизни. Стояли сильные морозы. В местной клинике мне сняли швы. Все прошло удачно. Тем более что в Израиле я предупредила врачей, что швы придется снимать в России, и мне подробнейшим образом объяснили, как это лучше сделать. Когда по прошествии времени я впервые смогла лежать на боку, я испытала мало с чем сравнимый кайф.
      По закону, я могла каждый день приходить к Диме в колонию, но получилось это не сразу. В Нижнем Тагиле никогда ничего подобного не было, адвокаты приезжали к осужденным довольно редко, и администрация была против моих ежедневных визитов. В общем, мы с коллегой написали несколько жалоб прокурору и в конечном счете нашли приемлемый компромисс. Нам было удобно приходить в любое время, но в зоне свой распорядок дня, поэтому решили: днем Дима будет работать, а вечером мы сможем его посещать. Сначала нас не пускали в выходные дни, но потом и эта проблема была снята. Мы никому никаких денег не платили, а поставили вопрос так: раз по закону имеем право посещать своего подзащитного в нерабочее время, - а выходные и праздники и есть это нерабочее время, - то мы можем находиться с Димой с утра до вечера.
      Сотрудников колонии все это бесило. Как это так, мол? Они пытались оказывать на нас некоторое давление. Например, тщательно обыскивали на входе и выходе, причем с нарушением закона. Мы сразу подали жалобу, и постепенно все нормализовалось.
      О том, что Якубовский едет именно в Нижний Тагил, вся зона знала задолго до его приезда. Осужденные даже из других отрядов всякими правдами и неправдами обращались к Диме с разными просьбами. Кому-то надо было написать жалобу, кто-то хлопотал о пересмотре дела и так далее. Первое время Дима старался помогать, но вскоре наплыв желающих так возрос, что справиться с ним было невозможно. Тем более что у осужденных, кроме приговора, ничего нет. Ни материалов дела, ни каких-либо дополнительных документов. И Дима стал отдавать все эти поручения мне: "Ира, пиши". А у меня с собой даже Уголовного кодекса не было, я ведь не рассчитывала заниматься широкой адвокатской практикой. У меня имелись только материалы по делу Димы.
      Пришлось пойти в библиотеку, но и там ничего полезного я не нашла. Отправилась в магазин - опять ничего. Тогда я отыскала юридическую консультацию: "Дайте хоть что-нибудь!" У них все было такое допотопное, что было трудно себе представить, как они работают. Потом мне прислали кодексы из Петербурга, мой коллега, в свою очередь, тоже привез и кодексы, и новые законы. Трудно поверить, но и в зоне специальной литературы не было. Дима создал там целую библиотеку юридического характера, которой могли пользоваться осужденные.
      В результате удалось создать уголок права и помощи, где хранились книги и стараниями Димы был установлен компьютер. Мы нашли в Нижнем Тагиле фирму, устанавливающую юридические компьютерные программы, которые можно было обновлять по мере необходимости. Думаю, что ИК-13 города Нижнего Тагила должна быть благодарна Диме. С его появлением народ как-то даже воспрянул духом, люди прикоснулись к маленькому кусочку цивилизации.
      Администрация относилась к нему неоднозначно, как и в "Крестах". Рядовые сотрудники были настроены хорошо. Хоть им и не разрешалось общаться с Димой, но они находили какие-то возможности. У всех людей свои проблемы: бытовые, жилищные, семейные, а поскольку наш уровень адвокатской помощи был достаточно высоким, многие обращались. Бракоразводные дела, исковые заявления - по всем этим вопросам мы пытались помочь.
      Начальство держалось в стороне, присматриваясь к Диме. Показывать слишком хорошее отношение было бы неразумно. Но здесь, в Нижнем Тагиле, как и в "Крестах", нашим злейшим врагом был заместитель начальника учреждения по оперативной части. Даже по характеру они были чем-то похожи друг на друга. Собственно, придирки были, как правило, по мелочам, но когда это происходит каждый день, да ещё и неоднократно...
      Всего мы пробыли с ним в Нижнем Тагиле 10 месяцев, с 22 февраля по 19 декабря. Десять месяцев. За это время я всего два раза ездила в Петербург. В июне я уезжала на четыре дня, чтобы поменять паспорт на новую фамилию. Перепелкина осталась в прошлом, теперь я была Якубовской. В октябре мне пришлось срочно вылететь в Петербург, так как из дома я получила известие, что мой Леша упал, сильно разбил голову и ему в больнице наложили восемь швов. Я побыла с сыном первые, самые трудные дни и уже привычным маршрутом С. - Петербург - Екатеринбург - Нижний Тагил отправилась к Диме.
      Эти долгие месяцы разлуки с сыном были для нас обоих тяжелым испытанием. Конечно, случалось, что мы расставались и раньше. Когда надо мной сгустились тучи и встал вопрос о безопасности ребенка, я не колебалась ни минуты. Леша уехал к моим родителям в Сосновый Бор. Но я каждый выходной могла его навещать. А когда я оказалась в Нижнем Тагиле и между мной и сыном лежали не десятки, а тысячи километров, сама мысль об этом была мучительна. Только один раз Леша побывал в Нижнем Тагиле вместе с моим папой.
      Так вышло, что я оказалась в ситуации нелегкого выбора между мужем и ребенком. Я была нужна им обоим, но все-таки Дима нуждался во мне больше. Поэтому я спрятали материнские чувства в дальний уголок своего сердца. Не буду кривить душой. Настал день, когда я поняла, что рядом с Димой меня удерживает не только чувство долга, а нечто большее. Это была любовь.
      Визит Караулова
      Это было 16 апреля 1998 года. Дима запомнил эту дату, потому что 16 апреля - день рождения его отца. Дима не знал, какой подарок его ждет...
      В зоне Диме приходилось нелегко. Дело было даже не в том, что условия содержания осужденных очень далеки от санаторных. В конце концов, в "Крестах" Дима не жаловался. Основная причина заключалась в конфликте с администрацией колонии, спровоцированном заместителем начальника учреждения по оперативной части. У Якубовского не было никакой возможности лично объясниться с начальником зоны.
      Итак, был обычный весенний день. В Нижнем Тагиле ещё лежал снег. Солнце уже пробилось за Урал, но все равно держалась холодная погода. Дима был на работе, сколачивал ящики. Зековские ботинки из тонкой кожи не грели, люди спасались шерстяными носками, но это было запрещено. Под одежду поддевались футболки, тренировочные брюки, - сколько получится натянуть. Дима не мог себе позволить этих вольностей, одежда и так была ему впритык.
      Вдруг за ним приходят: "Якубовского к хозяину!" Зачем? Дима и предположить не мог. Как был, в грязной рабочей одежде, обсыпанный опилками, он в сопровождении шныря пошел в административный корпус. Поднялись на второй этаж. Дима мимоходом заметил, что секретаря-зека на месте нет. Это было странно. Он почувствовал: что-то происходит.
      В огромном кабинете начальника сидел Димин злейший враг - зам по оперативной части. И вдруг - Якубовский не поверил своим глазам - ему навстречу идет Андрей Караулов...
      Обнялись, причем Дима в порыве чувств так сдавил своего приятеля, что тот даже крякнул.
      Зам дипломатично вышел, чтобы дать друзьям возможность поговорить, а сам сел на место секретаря. Вот почему он предварительно удалил зека, понял Дима, не хотел ронять свой авторитет.
      - Какие проблемы? Что надо сделать? - спросил Караулов.
      - Постарайся организовать звонок из Москвы, чтобы я мог объясниться с начальником зоны. Знаю, что он неплохой человек. Если мне только дадут возможность попасть к нему на прием, все проблемы будут сняты, - сказал Дима.
      Не успел он произнести эти слова, как открылась дверь и вошел начальник. На самом деле, в его планы не входило встречаться с осужденным Якубовским. Он хотел уделить внимание Караулову, договорился с ним на утро, но так вышло, что Андрей приехал в зону намного позже, чем собирался. Не воспользоваться ситуацией было грех, и Дима спросил:
      - Александр Львович, что я такого совершил, что не имею права даже поговорить с вами?
      - Я вас приму.
      - Когда? Назначьте дату и время.
      - Послезавтра.
      Забегая вперед, скажу, что после этой беседы все проблемы были сняты.
      Собираясь на свидание, Караулов зашел в сельпо и купил там разных продуктов: колбасу, сыр, селедку. Целый пакет. Это было настоящее богатство, ведь на зоне жрать хотелось всегда. Но Дима встал в позу:
      - Не могу взять. Мне передача по сроку не положена.
      - Берите. Я даю вам дополнительную передачу, - сказал зам тоном героя из анекдота, которому покрасили лошадь. "Кто покрасил мою лошадь?" - "Я. Есть вопросы?" - "Нет, что вы, жду, пока высохнет..."
      - Ну, как же, - держал марку Дима, - у меня ведь взыскания не сняты!
      - Ничего, ничего, берите, - с кислым видом отвечал зам.
      И вот с этим пакетом Дима пошел в зону. Его тут же остановили наряд:
      - Что у вас?
      Дело в том, что носить продукты на территории колонии строжайшим образом запрещено. Даже из столовой нельзя ничего брать.
      - Еда, - спокойно сказал Дима.
      - Еда?! - Солдаты почуяли криминал. - Откуда?
      - Зам по оперчасти угостил.
      - Не положено.
      - Составьте акт. Заберите. Делайте, что хотите, - отвечал Дима, которого продукты уже не интересовали. Ведь он повидался с Карауловым, вдохнул воздух свободы!
      Дежурный по колонии пошел к заму проверять слова Димы, вернулся с подобострастным видом:
      - Вам разрешили.
      А Караулов, приехав в Москву, ходил к Ковалеву, бывшему министру юстиции, просить за Диму. Ковалев связал Караулова со своим прежним замом, ведавшим местами лишения свободы, и тот позвонил в Екатеринбург: "Не хулиганьте". Екатеринбург, получавший до этого прямо противоположные указания в отношении Якубовского, решил держать нейтралитет. Большего Диме и не требовалось.
      Роли меняются
      В Канаде, по закону, бракоразводный процесс длится полгода. Мы уже были в Нижнем Тагиле, иногда перезванивались с Мариной. Время шло, но никаких известий о разводе не поступало. А когда миновали шесть месяцев, я поинтересовалась у Марины, не пора ли получить документ о расторжении брака. Она находила массу отговорок типа того, что декабрь - короткий месяц и суд почти не работает. Наступил январь - без изменений. Дима попросил своего брата Сашу, который тоже живет в Канаде, узнать, когда же закончится эта история. Выяснилось, что Марина даже не подавала документы на развод.
      Дима оставался женатым человеком, а у нас с ним уже была любовь, мы хотели пожениться. Видимо, как следует поразмыслив, Марина поняла, что поторопилась. Дима не только не умер с горя, но даже полюбил другую женщину. Это, конечно, был сильный удар по самолюбию Марины. Вторая причина проволочки лежала в сфере материальной. Оказалось, что Марина не послушалась Диму и поступила по-своему. Вместо того чтобы положить деньги в банк, она дала их кому-то в долг и, естественно, потеряла. А в конце года, когда в Канаде полагается платить налоги на движимое и недвижимое имущество и Марине нужно было только за дом внести порядка 200 тысяч долларов, ситуация сложилась плачевная...
      Стало ясно, что Марина разводиться не намерена. Тогда инициативу проявили мы с Димой. Теперь уже потребовалась Маринина подпись. "Я соглашусь, - заявила она, - но вы мне будете должны 3 миллиона долларов и 7 процентов в год с этой суммы до полной её выплаты". Дима молча все подписал.
      Странный сон
      ...Этот сон я не забуду никогда. Он приснился мне 13 марта, с четверга на пятницу. Будто бы Дима был на даче, а я одна находилась дома. Мне вдруг захотелось сделать ему сюрприз - обрадовать своим неожиданным приездом. Подъезжая к даче, я увидела ярко освещенные окна и - о ужас! Диму с другой женщиной. Но когда я вошла в дом, он почему-то был один. Я принялась выяснять с ним отношения, то есть вела себя, как большинство женщин в подобной ситуации. Он уверял меня, что в доме никого больше нет. А потом мы оказываемся в аэропорту, похожем на Пулковский, я продолжаю терзать Диму своими вопросами, и он уже не выдерживает: "Посмотри вниз". А там знакомая нам обоим девушка с букетом шикарных лилий. И я понимаю, что Дима был с ней. На этом сон оборвался.
      Я проснулась среди ночи в состоянии полного отчаяния, вся в слезах, на мокрой подушке, и бросилась в соседнюю комнату, где спал московский адвокат Димы. Я его разбудила, со мной была просто истерика. В ту ночь я поняла, что люблю Диму, люблю безумно, без всякой меры. Все перегородки и защиты рухнули, словно сметенная разбушевавшейся рекой плотина. И до сих пор эта любовь заполняет все мое существо без остатка, но это ещё не предел. Иногда я думаю: чем же все кончится? Или я с ума сойду от этой любви?
      Спать я уже не могла. Рыдания душили меня, и я написала Диме письмо с признанием в любви. Я поняла, что значит любить. До этого у меня была первая любовь, которая осталась безответной. И тогда ещё я сказала себе: "Все. Больше со мной такого не случится".
      Дима прочитал мое письмо, посмотрел на меня, всю в слезах, и сказал:
      - Завтра ты идешь в загс.
      Мы хотели расписаться тихо, чтобы весть о нашей свадьбе не стала достоянием светской хроники. Но из этой затеи ничего не вышло.
      О том, что наша свадьба - секрет Полишинеля, я узнала из газет. Дело в том, что каждый день, собираясь к Диме, я покупала в городских киосках всю свежую прессу, какая только имелась в наличии. Все продавцы это знали, и даже если я не появлялась в свое обычное время, откладывали газеты для меня. За день до регистрации газеты сообщили о том, что Дмитрий Якубовский, отбывающий наказание в Нижнем Тагиле, женится на своем адвокате Ирине Перепелкиной.
      Свадьба
      Дима не любит никаких украшений, но все-таки я купила обручальные кольца. Он сказал, что кольца должны быть простыми. Найти кольцо нужного размера было сложно, поэтому кольцо для Димы пришлось заказывать у частного ювелира.
      В назначенный день приехали наши друзья: адвокат с женой и Димины тетя и дядя. На 20 мая было подано около двадцати заявлений, но расписывались только мы и ещё одна пара. Нас завели в комнату для краткосрочных свиданий, где люди общаются через стекло.
      Сотрудница загса произнесла все, что положено при этой процедуре, и объявила нас мужем и женой. Но после официальной части она стала читать прекрасные стихи. Диму это просто умилило.
      Ирина Перепелкина осталась в прошлом, мне присвоили фамилию Якубовская. После регистрации Дима сразу снял свое кольцо и отдал его мне, потому что ходить с золотыми украшениями в зоне запрещено. Это кольцо я повесила на цепочку и носила на шее как кулон до его освобождения. Когда я улетала за границу, то вписывала в таможенную декларацию два обручальных кольца. Таможенники удивлялись и иногда просили показать, где же второе кольцо.
      Я была в простом синтетическом платье, отнюдь не из кожи питона, как написали некоторые газеты. Я купила его в самом обычном магазине в Нижнем Тагиле за 200 долларов. Похоже, что оно провисело там лет пять, пока не нашелся покупатель. Для нижнетагильцев 200 долларов - большие деньги.
      Ребята, с которыми Дима сидел, сделали нам подарок. С моей и Диминой фотографий - общих снимков у нас тогда ещё не было - они написали красками наш семейный портрет. Впоследствии я отвезла его своим родителям, и они повесили его над своей кроватью. С тех пор это их любимая картина.
      После регистрации нам дали свидание на три дня. Мы впервые были в новом качестве, уже как муж и жена. И эти дни пролетели особенно быстро. Свадебного стола, конечно, не было. Мы с удовольствием съели торт, который привезли Димины родственники. И ещё один сюрприз устроили нам ребята. Местное радио все время передавало нам песни Михаила Шуфутинского, которые Дима очень любит.
      Даже в комнате для свиданий от прессы скрыться не удалось. К нам пробился корреспондент "Комсомольской правды", деваться было некуда, Диме пришлось давать интервью. Следом по этой теме прошлись все газеты.
      Дима принимает православие
      После того как я стала женой Якубовского, во мне проснулась страшная ревность, хотя ревновать мне в Нижнем Тагиле было не к кому. Там были, конечно, женщины, но не во вкусе моего мужа. И все же я ничего не могла с собой поделать.
      - Я хочу, чтобы ты совсем успокоилась, - сказал мне Дима, - я твой, и больше ничей. Я ведь вижу, что ты не уверена в искренности моих чувств и боишься, что после освобождения я тебя брошу. Но ты мне нужна не только в тюрьме. Давай обвенчаемся. Я так тебя люблю, что и на небесах хочу быть вместе с тобой.
      Меня это потрясло до глубины души. Я, конечно, мечтала оказаться с Димой перед алтарем, но ни разу не заговаривала об этом, понимая, что для моего мужа это поступок очень непростой.
      - Ты некрещеный, - сказала я, - другой веры. Все знают, что ты еврей. И как на это посмотрят твои родственники и друзья?
      Когда Дима сидел в "Крестах", один раз его навестил раввин из синагоги. Но когда после убийства адвоката мы попросили его подписать обращение в вышестоящие органы, он испугался.
      - Я готовлюсь к выезду в США, - признался он, - а мне дали понять, что проблемы, связанные с вами, будут мне препятствовать.
      Больше он не приходил.
      Но дело, конечно, было не только в раввине. Среди близких друзей далеко не все смогли бы понять Диму.
      - Пусть хоть все от меня отвернутся, - ответил он, - да и где они были эти четыре года? Все это время со мной сидела ты.
      До ареста Дима постоянно помогал синагоге, перечислял очень большие средства. Сам он никогда не был правоверным иудеем, но, как большинство по сути неверующих людей, отмечал какие-то религиозные праздники. Ему было обидно, когда ни московский, ни петербургский раввин не прислали ему на праздник еврейской пасхи даже поздравительную открытку.
      Марина придерживалась иудейской веры. Она соблюдала религиозные праздники, по пятницам зажигала свечи, читала молитвы и пыталась привить это Диме. Марина хотела, чтобы Дима в "Крестах" носил кипу - еврейский головной убор. Он соглашался, чтобы сделать Марине приятное.
      Наверное, его желание обвенчаться со мной тоже было продиктовано любовью. Но сначала следовало креститься. Как раз к этому времени в зоне появился маленький храм, построенный руками осужденных. Отделан он был только снаружи. Иконы писали сами заключенные. Строительство ещё не было закончено, храм стоял в стропилах.
      Священником в зоне был отец Фома. Узнав о том, что мы хотим обвенчаться, он удивился:
      - Насколько мне известно, в зонах России ещё никто не венчался.
      - Это хорошо, - сказал Дима, - мы будем первыми.
      И все-таки быть первыми нам не удалось. Перед нами обвенчали другую пару. Эти люди двадцать лет были в браке и решили стать мужем и женой перед Богом.
      Наше венчание было назначено на 20 июня, но за неделю до этого Дима должен был пройти обряд крещения.
      - Я готов, - сказал Дима отцу Фоме.
      - Это все хорошо, - ответил священник, - но у нас ничего нет. Ни купели, ни Библии, ни крестов, ни свечек.
      - Что ж, - сказал Дима, - будем заниматься благотворительностью.
      Мы пожертвовали нужную сумму, и отец Фома приобрел все то, что требуется для крещения, для венчания и для исполнения иных обрядов.
      Чтобы принять обряд крещения, следовало пройти духовную подготовку. Диме нужно было два дня подряд ходить на службу, отстаивать по четыре часа, научиться осенять себя крестом. Но, главное, стоять. Для Димы это тяжелое испытание. Тем не менее он согласился и стоически выдержал час. А потом сказал: "Я больше стоять не могу" - и попросил отца Фому принести ему стул. И до конца службы просидел на стуле.
      На крещение в церкви собралось очень много народу. Всем было весело наблюдать за Димой, которого раздели до плавок и поливали святой водой из купели. Он повторял все время, что только ради меня подвергает себя этим испытаниям.
      Подвенечное платье
      Венчаться в простом платье мне не хотелось. Все-таки венчание бывает только один раз в жизни, и я решила сделать себе и Диме сюрприз. Пошла в магазин и купила себе белое подвенечное платье за 220 долларов. Это было самое красивое и самое дорогое платье во всем магазине. Хоть я и была раньше замужем, но подвенечного платья у меня тогда не было. С первым мужем мы просто расписались в загсе.
      Утром я встала пораньше и сделала себе в парикмахерской красивую прическу. Мне закрепили фату, и я благополучно прибыла в зону. В колонии мое явление произвело настоящий фурор. Все заключенные высыпали на улицу. Никогда ещё нижнетагильская зона не видела в своих стенах девушек в белых подвенечных платьях. Ну а Дима был просто в восторге.
      Был понедельник, рабочий день, но народ всеми правдами и неправдами стремился присутствовать на нашем венчании. Это был длительный процесс. Диме венец надели прямо на голову. Поскольку у меня была прическа и фата, за мной по пятам шел мальчик очень высокого роста и держал над моей головой тяжелый венец. Он буквально обливался потом. А мое длинное платье цеплялось за гвозди и стропила.
      Мы с Димой пошли в комнату для свиданий. Все было просто потрясающе. Думаю, свою роль сыграло и подвенечное платье, которое придало нашей близости несравненный вкус.
      В день венчания мы опять получили массу поздравлений и подарков от ребят. Это были в основном поделки из дерева или металла. А мне подарили три маленькие розочки, которые заключенные вырастили сами в литейном цехе. Розовую, белую и красную. Для меня эти чахлые, дохлые, полураспустившиеся цветы были дороже любых, самых крутых букетов.
      Когда мы в последний раз ездили в Нижний Тагил, мне подарили трогательную картину: красную засушенную розу на синей бархатной бумаге. Этот цветок - Димин подарок в последний день пребывания в зоне...
      Недавно Дима мне позвонил с работы. Сначала я думала, что он меня разыгрывает. Я болела, лежала дома, голова раскалывалась. Я даже начала на него злиться. Но чем больше я слушала его, тем больше балдела от того, в какой замечательной стране мы живем.
      На самом деле, кем бы мне надо было быть в Канаде или США, чтобы Национальный музей выставил в музее мои личные вещи или вещи моего мужа?! Я думаю, что подобной чести не удостаивалась даже Жаклин Кеннеди-Оннасис. Или, подумайте, кем вам надо быть, чтобы у мадам Тюссо стояла ваша восковая фигура? В то же время бывший Музей революции, а ныне музей современной истории России обратился к моему мужу с тем, чтобы наши вещи отдать в музей для постоянно действующей экспозиции ("История новой России"). Дима подумал-подумал и решил предоставить мое подвенечное платье...
      Королева зоны
      После того как мы поженились, нам полагались длительные свидания - по три дня раз в три месяца. Перед первым свиданием я дико волновалась. Мы были давно знакомы, но вместе никогда не жили. Впервые нам предстояло провести вдвоем целых 72 часа в отдельной комнате, которая запиралась на ключ. Там было все самое необходимое, и даже маленькая кухонька, в которой можно было готовить.
      В эти дни Якубовский проявил себя совсем иначе. Таким я его просто не знала. Он посадил меня на кровать и сказал:
      - Ничего не делай.
      И он делал все сам: мыл полы, готовил, мыл посуду. Он мыл меня, стирал мои трусы и носки. Я только смотрела на него и задавала себе один вопрос: не высвечивается ли ещё нимб над моей головой?..
      ...Некоторым кажется, что такой человек, как Дима, капризен в еде и угодить ему - непростая задача. Это не так. Дело в том, что Дима вырос в небогатой семье, денег на деликатесы не было никогда. Главное было накормить всех досыта. Димина любимая еда - это салат "оливье", который он способен поглощать ведрами, макароны, сосиски. Конечно, ему все это нельзя. Сейчас я посадила его на диету.
      - Я все буду готовить сам, - повторил он.
      - Ты что, умеешь? - спросила я.
      - Да, сейчас увидишь...
      И он приготовил прямо-таки ресторанное блюдо - мясо, фаршированное грибами. Не каждая женщина так может. С тех пор во время каждого свидания готовил только он. Теперь это случается редко. Разве что для меня Дима делает исключение, а так к плите не подходит. Хотя ему достаточно увидеть по телевизору какой-то рецепт, чтобы с первого раза приготовить это блюдо самостоятельно.
      Как-то раз я пришла в зону в облегающем фигуру комбинезоне телесного цвета. Еще в городе я чувствовала на себе взгляды прохожих. Видимо, на расстоянии я казалась голой. Мы сидели с Димой в кабинете, который из-за большого окна отлично просматривался. Какой-то сотруднице почудилось, будто мы занимаемся любовью, хотя между нами ничего похожего в этот раз и не происходило. Раздался душераздирающий вопль тревоги, как при организованном побеге. Потом я узнала, что Диму вызывали. Он, правда, всегда берег меня и всеми проблемами делился со вторым адвокатом. Лишь когда ситуация каким-то образом разряжалась, ставили в известность меня.
      Конечно, многие проблемы возникали из-за Диминой вспыльчивости, неумения сдерживать свои эмоции. Мне кажется, эти недостатки вполне простительны, тем более что они компенсируются массой достоинств.
      Возвращение в Москву
      ...Этого дня мы ждали с нетерпением, понятным лишь тем, кто хоть однажды оказывался за колючей проволокой. Каждое следующее число календаря приближало нас к заветной дате - освобождению. Другие люди жили совсем иными событиями. Ведь каждый чего-то ждет. Свадьбы, квартиры, весны. Мы ждали, когда наконец закончится срок, и часто представляли себе этот день в мечтах. Наступило 19 декабря 1998 года.
      Рейс Екатеринбург - Москва - в 6 часов утра. Но от Нижнего Тагила до Екатеринбурга три часа езды на автомобиле. То есть в 3 утра мы должны были наконец покинуть колонию. По закону, день освобождения наступает в ноль часов.
      К тому времени у нас были хорошие отношения с администрацией. И несмотря на то что это была суббота, выходной день, все документы были подготовлены ещё в пятницу. Поэтому ровно в ноль часов семь минут Дима в последний раз прошел через ворота колонии. Он шел с пустыми руками, абсолютно все оставив тем, кому предстояло провести за колючей проволокой дни, месяцы, годы. Книги, одежда, посуда - эти вещи ещё кому-то служат. Есть такая примета: из тюрьмы выходят на волю с пустыми руками. Чтобы не вернуться туда никогда.
      Дима опасался провокаций, поэтому мы попросили местный ОМОН довезти нас до аэропорта в Екатеринбурге. В сопровождении омоновцев, вооруженных автоматами, мы благополучно добрались до аэропорта.