ПРОЛОГ

Баба-яга оказалась страшной, злобной и негостеприимной старухой. Накормила его подгоревшими пирогами, напоила водянистым квасом – полнейшая гадость! Попарить его в баньке так и вовсе отказалась, старая ведьма! В кои-то веки заехал в ее края настоящий царевич – с виду пригожий, сердцем добрый, удалью не обделенный. Нет чтобы расстараться для дорогого гостя, подарков волшебных надарить, судьбу славную предсказать. А старуха знай только горелые пирожки с крапивой подкладывает да намекает, что темнеет за окном да устала она за день. Он тоже – и так и этак, мол, холодно в лесу, притомился путешествовать, пусти, бабушка, на ночлег. А старуха знай его к сеням подталкивает, мол, пора бы уже и честь знать, добрый молодец!

Иван-царевич и сам не понял, как во дворе очутился. Только ступеньки из-под его ног исчезли, а сапожки красные сафьяновые в пыль провалились. Бабкина избушка все ставенки разом захлопнула и повернулась к нему, царевичу, задом. К нему, к царевичу! Совсем распоясалась бабка.

– Да, времена нынче не те, как когда мой дед к Яге хаживал, – вздохнул царевич и разочарованно добавил. – И Яга, видать, совсем не та…

А может быть, и солгал дед ради красного словца. Ведь Соловей-разбойник и Серый волк тоже оказались не похожими на героев дедовских рассказов. Вот только Змей Горыныч – тот не разочаровал. Злодей, каких редко встретишь.

Горько вздыхая о своем, молодецком, царевич подозвал коня и ускакал восвояси.

Баба-яга, наблюдавшая за ним сквозь щелку в ставнях, рассеянно погладила черного кота.

– Довольна твоя душенька? – Кот сощурил искрящиеся зеленые глаза. – Твою доброту царевич вовек не забудет. Это надо же – пирожки с крапивой! Квас, болотной водой разбавленный. Хорошо хоть поганки не додумалась к столу подать.

– Как дураком был, когда ко мне сватался, так дураком и остался, – буркнула Баба-яга.

– Не пойму, за что ты на него гневаешься, – заметил кот. – Ты ведь сама ему отказала.

– Отказала… – эхом отозвалась Баба-яга, задумавшись о своем.

– Потому что дурой была, – ехидно вставил кот.

– Между прочим, меня все Премудрой величали! – вскинулась Баба-яга.

– Подлизывались, – хмыкнул кот. – Кто тебе еще правду кроме меня скажет?

– Знаешь, Варфоломей, иногда лучше мурлыкать, чем говорить, – сердито отозвалась Яга, плотно запирая ставни и отходя от окна.

Кот не сводил с хозяйки глаз – начиналось самое любопытное ежевечернее волшебство.

Вот старушка переместилась к бочке с водой и, наклонившись над ней, принялась колдовать. Выпростала руку из грязных лохмотьев и, подцепив кожу у запястья, словно варежку, стащила с ладони морщинистую рябую кожу, похожую на отрубленную куриную лапу – с узловатыми пальцами и крючковатыми желтыми когтями. Полюбовалась белой узкой ладонью с короткими розовыми ноготками и завернула жуткие кожаные варежки в серую тряпицу, припрятав ее в сундук с травами. Затем вернулась к бочке и продолжила ворожить: потянула за желтый выпирающий клык и сплюнула его в ладонь. Стоило клыку покинуть свое место, как чудесным образом изменились и крупные, неровные зубы – стали уменьшаться на глазах. Любой лукоморец испытал бы шок при виде произошедших метаморфоз: квадратные щеки Бабы-яги округлились, высокие скулы придали ее морщинистому лицу миловидность, серые губы растянулись, обнажив белые, словно жемчуг, зубы. Аккуратно уложив клык в березовый туесок и поставив его на полку среди заготовок с вареньями и соленьями, бабулька вернулась к ведру и поскребла подбородок, густо усеянный седыми щетинками. И – вот диво! – на кончиках пальцев, ставших липкими, встопорщились волоски, а подбородок старушки словно макнули в сок молодильных яблок: кожа сделалась гладкой и белой, так что теперь он светлым пятнышком выделялся на потемневшем от старости лице.

На этом Баба-яга не остановилась. Она потерла жесткие и кустистые седые брови и содрала их со лба, обнажив тонкие дуги светлых бровей. Затем осторожно надавила пальцем на зрачок, обмакнула его в кружку с налитой водицей и повторила те же действия со вторым глазом. Большой черный кот с недовольством покосился на хозяйку и стукнул хвостом по лавке, выражая свое неодобрение. Разве положено Бабе-яге иметь такие молодые сияющие васильковые глаза? Прежние, желтые, с хищным блеском, были куда предпочтительней! Накрыв кружку крышечкой и прибрав ее на полку, Яга вернулась к бочке, зачерпнула горсть воды, стерла с щек борозды морщин и неровности, помолодев на добрую сотню лет.

Развязала платок, обнажив всклокоченную шевелюру. Провела ногтем у края волос и сняла похожий на паклю парик, затем выпустила наружу толстую пшенично-русую косу, доставшую до пояса, и расхохоталась:

– Кажется, все! Или нет?

Баба-яга, обернувшаяся красной девицей, придирчиво склонилась над бочкой и недовольно пробурчала:

– Вот ведь липучая, мерзость! – Она надавила ногтем на серую бородавку на носу и сковырнула ее, обнажив чистую розовую кожу. – Теперь все!

С поверхности воды на нее смотрела хорошенькая ясноглазая девушка лет двадцати. Красавица, разве что немного бледная.

– Вот вам и Баба-яга! – Девушка показала язык своему изображению и поспешила закончить метаморфозу: сбросила ворох серых лохмотьев, оставшись в чистой белой сорочке и лаптях.

Затем подскочила к сундуку с большим навесным замком и загремела ключом. Кот отвел глаза – ох что сейчас будет! Хозяйка склонилась над сундуком и ахнула:

– Мой сарафан!

Варфоломей удовлетворенно сощурился. Пусть ему сейчас достанется, и хозяюшка рассердится, но лучше стерпеть ее немилость, чем остаться одному-одинешеньку в дремучем лесу.

Однако девушка гневаться не стала, а продолжила перебирать тряпье в сундуке, бормоча себе под нос:

– Это мне не пригодится… А вот это – в самый раз! Это нет… А вот это беру! Лучше не придумаешь!

Наконец она окликнула кота:

– Варфоломеюшка, я собралась!

Кот открыл глаза и потрясенно вякнул.

Перед ним стояло огородное пугало, отдаленно напоминающее деревенского дурачка Антипку, частенько захаживавшего в избу Бабы-яги. Рубаха навыпуск, широкие штаны, на голове – воронье гнездо, только глаза на удивление ясные и разумные.

– Ну и чучело ты! – не выдержал кот. – Ягой и то краше была.

– Наконец-то голос подал, – обрадовалась девушка. – А то я уж думала, до моего ухода словечком не обмолвишься.

– Ты же знаешь, я этого не одобряю, – мяукнул кот. – А вдруг случится что?

– Да что со мной случиться-то может? – отмахнулась девушка. – Одним глазком на родителей да сестер во время ярмарки взгляну и обратно вернусь. Ведь знаешь, как по ним истосковалась, сердешным.

– А вдруг признают? – нахмурился кот.

– В таком виде? – Девушка расхохоталась. – Да я еще щеки сажей измажу – вовек родная матушка не признает.

– А голос, Василиса? – не сдавался кот.

– Ни словечка не произнесу, – поклялась девушка. – Я решила немого дурачка изображать. Ведь у меня получится?

– Дурачка-то? Вполне! – ехидно отозвался Варфоломей.

– Ну Варфоломеюшка, – она остановилась в сенях, – давай прощаться.

– На ночь глядя, – проворчал кот. – Дождалась зари хотя бы.

– Ты же знаешь, с самой зорьки посетителей полна избушка, – возразила она, – да и вдруг заметит кто? Нет, надо сейчас идти. Поздней ночью никто в избушку Бабы-яги не отважится сунуться, и я незаметно до дороги доберусь.

– Ночь-полночь, – неодобрительно буркнул кот. – Вдруг обидит кто?

– Да кому дурачок немой помешает? – засмеялась Василиса. – Да и Баба-яга себя в обиду не даст, ты не думай!

Проводив хозяйку до крыльца, Варфоломей еще долго смотрел ей вслед, пока мешковатый силуэт не исчез между сосенок. Он сделал все возможное, чтобы удержать Василису в избушке: стращал, умолял, валялся в ногах, обижался и перестал с ней разговаривать. До последнего мига он был уверен, что Василиса откажется от своей затеи. У него был солидный козырь: нарядный сарафан Василисы, в котором она сбежала из дома в избушку Бабы-яги, пришел в полную негодность после того, как кот хорошенько прошелся по нему острыми коготками. А другой пристойной одежды у хозяйки не было – не пойдет же она в город в той ветоши, которую носит Баба-яга. Но девушка нашла другой выход и теперь стремительно удалялась от избушки в неизвестность. Значит, не в его силах противиться судьбе. Значит, надо готовиться к появлению новой хозяйки…

Часть первая

ТРЕБУЕТСЯ БАБА-ЯГА

Неделя на необитаемом острове, которую подарили нам с Ивом магистры, пролетела одним днем. Фантастические розовые закаты, черничные ночи, наполненные шепотом волн, оранжевые рассветы и то изумрудное, то лазурное море, обступившее кусочек суши и отрезавшее нас от всех других миров, коих, как я уже имела возможность неоднократно убедиться, существовало бескрайнее множество.

В первый же день, оказавшись на белом песчаном пляже, где никогда до нас не ступала нога Робинзона, я решила заняться обустройством территории. Мысленно листая туристические проспекты, наколдовала два пляжных грибка-зонтика, два пластиковых шезлонга с мягкими матрацами, ворсистые банные полотенца – все как в пятизвездочном отеле. Ив, все это время с восторгом плескавшийся в волнах, по возвращении на берег моих трудов не оценил и заявил, что я изуродовала сказочный пейзаж нелепыми лавками. Зато он с азартом ринулся строить шалаш из пальмовых ветвей, хотя я сомневаюсь, что ему известна пословица «С милым рай и в шалаше». Я тоже с ней не спорю. Но если милый может обеспечить и дворцом, то зачем нам шалаш?

Полдня я поджаривалась на солнышке, лежа в шезлонге и наблюдая, как растет крыша над хижиной. Ив, увлекшись работой, и не замечал, что я на него дуюсь. А когда он позвал меня на «новоселье» и я ступила под тень шалаша… В общем, шезлонги мы потом отправили в плавание по волнам, полотенцами завесили вход от москитов. А один матрац я все-таки с боем отвоевала для ночлега. И корзинку с солнцезащитными средствами. И солнечные очки. И панамку с широкими полями. И хотя мне никогда не доводилось жить в пятизвездочном отеле на Мальдивах, уверена, там мне не могло бы быть лучше, чем в ветхом шалаше, построенном руками моего рыцаря.

Я бы не отказалась провести здесь всю оставшуюся жизнь, питаясь бананами, кокосовым соком и жаренной на костре рыбой, но моя жизнь, увы, перестала принадлежать мне одной. Да, собственно, она мне никогда и не принадлежала. Уже с самого моего рождения все было решено наперед. Я лепила куличики на детской площадке, зубрила таблицу умножения в школе, изучала литературу в институте, бегала на вечеринки и неуклонно двигалась к тому, чтобы однажды очутиться в другом мире, в средневековом королевстве Вессалия, где меня примут за пропавшую волшебницу, похожую на меня как две капли воды, поселят в ее замке и заставят ворожить на потребу местной публике. Дальше потрясения последовали одно за другим: сперва во мне пробудился дар к волшебству, потом выяснилось, что знаменитая колдунья, за которую меня все принимают, не кто иная, как моя сестра-близняшка, разлученная со мной во младенчестве. Просто «Санта-Барбара»! Сестричка оказалась той еще «лапочкой»: своими черными делишками все сказочное королевство чуть на уши не поставила, а меня, значит, вызвали, чтобы я ее уму-разуму поучила да к порядку призвала. Да только в результате трогательной встречи двух сестер чудом обе живы остались. Особенно мне пришлось поволноваться, когда сестричка меня каким-то хитроумным заклинанием парализовала, а сама мной вздумала притвориться. Глядите, мол, люди добрые, одолела злую ведьму! Хорошо, что Ив рядом оказался и расколдовал меня, рыцарь мой влюбленный… Я с нежностью посмотрела на Ива, резвящегося в волнах с дельфином, который приплывал к нам с первого дня. Дельфин – добрый, ласковый, совсем ручной – с удовольствием катал нас по волнам и дрейфовал поблизости от берега, когда мы выбирались на сушу. За эти дни он стал для нас чем-то вроде домашней зверушки. «А ведь я буду по нему скучать», – поняла я, откидывая за плечи выгоревшие добела волосы и потянувшись за маслом для загара.

Ветер донес до меня возглас Ива, и я с беспокойством и обернулась. Рыцарь торопливо выбирался на берег, а рядом с ним вышагивал… магистр Белимар в прилипшей к телу длинной белой сорочке. Дельфин куда-то исчез. Видимо, когда магистр свалился прямо в море (как бы не ему на голову), дельфин в панике уплыл подальше от берега.

Я разочарованно вздохнула – наши каникулы только что закончились – и поднялась с песка, чтобы поприветствовать магистра, явившегося нагрузить меня новыми обязанностями. Ступив на берег, магистр поспешно приоделся, обведя себя волшебной палочкой и наколдовав подобающую официальному визиту мантию. Ив с перекошенным лицом шел следом и подавал мне какие-то странные знаки.

– Как отдохнули? – бодро приветствовал меня Белимар, стеснительно отводя глаза от моего купальника. Согласна, слишком смело для сознания средневекового жителя. Пощадим старичка от потрясений. Мне на плечи упало длинное парео, и я закуталась в него, как арабская наложница.

– Сказочно, – искренне ответила я и многозначительно вздохнула: – Только мало.

Магистр нахмурился:

– К сожалению, пора возвращаться. Дела!

– Что на этот раз? – полюбопытствовала я.

По словам магистров, чтобы сполна овладеть магией, я должна была пройти три испытания в трех мирах. Первым была Вессалия, где моей задачей было обезвредить сестричку, увлекшуюся черной магией. Там я впервые открыла в себе способности к волшебству и научилась материализовывать свои желания по поводу и без повода. А рыцарь-волшебник, поначалу приставленный Советом магистров, чтобы следить за отбившейся от рук Селеной, помог мне поверить в свои силы, а перед поединком с сестричкой и вовсе влил в меня всю свою магию, чтобы дать преимущество перед более искушенной в волшебстве и жестокой Селеной. Сестру я тогда одолела, в качестве досадного бонуса получив часть ее темного дара и гневного характера. К счастью, Ива это не испугало, и рыцарь последовал за мной.

Вторым миром стало подводное царство, принцесса которого вздумала поднять затонувшую Атлантиду на сушу при помощи четырех мощнейших артефактов, а я должна была помешать ей в этом. С этой задачей я тоже благополучно справилась, за что в благодарность от древних атлантов получила право на исполнение одного желания и, недолго сомневаясь, вернула рыцарю его магический дар. Как выяснилось, в подводное царство магистры отправили меня не случайно, а спасая и сухопутный мир тоже. После поединка с Селеной ко мне перешла часть ее магии, а стихией сестры был огонь. Магистры, чтобы перестраховаться, и сослали меня под воду, дабы я ненароком, в припадке бешенства, не испепелила кого на суше. А там вода гасила мою разрушительную магию, и я постепенно научилась справляться с приступами гнева и другими «подарками» Селены. Потом нам с Ивом был дарован отпуск на райском островке, а теперь меня ждала третья, самая главная миссия. Если верить магистрам, то к концу предстоящего испытания я овладею магией настолько, что смогу открыть портал в свой мир и вернуться домой. Итак, я уже изнываю от любопытства, что же на этот раз меня ждет?

– Лукоморье, – провозгласил магистр с таким видом, как будто только что презентовал мне тур на Гавайи. – Это же мир из сказок, известных тебе с детства, – с беспокойством добавил он, не дождавшись желаемой реакции.

Интересно, я сейчас должна прыгать выше верхушек пальм и кричать: «СПАСИБО! Вы исполнили мою детскую мечту»?!

– Ну спасибо, – выдавила я. – Всю жизнь мечтала потусить с Бабой-ягой и Горынычем.

Ив с беспокойством заглядывал мне в лицо. Он сказок про трехглавого змея не слышал и не мог догадываться, что за веселое приключение нам предстоит.

– С Бабой-ягой не получится, – как-то виновато улыбнулся магистр. – Ее сперва разыскать надо.

– Как это «разыскать»? – поразилась я. – Она что, в бега подалась?

– Мы не знаем, – трагическим тоном возвестил магистр. – Но факт есть факт – Баба-яга исчезла, народ волнуется. Наш долг – вмешаться.

Я немного повеселела: это и есть моя последняя миссия? Да дел-то на пару дней. Куда может деться такая знаменитость, как Баба-яга, в крохотном Лукоморье? Да еще с ее-то приметной внешностью?

– Считайте, что мы ее уже нашли, – клятвенно пообещала я, чувствуя признательность к магистру и его коллегам. Хорошо хоть на этот раз меня не заставляют играть чужие роли, как раньше.

– Мне нравится такой настрой, – поощрительно улыбнулся магистр, утирая пот со лба. Я его понимаю – солнце палит немилосердно. – А пока, чтобы народ не волновался, тебе придется побыть ею.

Я остолбенела. Что? Мне? Мне побыть мерзкой, злобной, дряхлой, беззубой, с бородавкой на носу…

– … Бабой-ягой, – подтвердил мои опасения подлец Белимар.

Ив переводил взгляд с магистра на меня, искренне недоумевая, о чем речь и кто такая эта баба, в которую мне предстоит перевоплотиться.

– Надеюсь, это шутка? – выдавила я, начиная закипать под тропическим солнцем.

Отводя глаза, Белимар взмахнул палочкой и протянул мне бумажный пакет, соткавшийся из воздуха. Я с опаской взяла его и заглянула внутрь.

– Это такой розыгрыш? – с угрозой спросила я, выуживая из недр пакета ужасающую квадратную челюсть с крупными желтыми зубами, которые, видимо, делали со слепка породистой лошади. Я ткнула челюсть Белимару в лицо, та ужасающе лязгнула, и он отшатнулся. А Ив захохотал.

– Что смешного? – огрызнулась я.

– Как я понял, ваша Баба-яга – это какая-то отвратительная, внушающая ужас старуха, – сказал Ив.

– Я потрясена твоей проницательностью. Смешного-то что?

– Просто представил себе, если уж одна челюсть в отдельности способна испугать до полусмерти, какой же ты будешь в полном образе. – Ив давился от смеха, а магистр промокал пот со лба и не чаял поскорее покончить с неприятной миссией.

– А я тебе сейчас покажу! – пригрозила я и запустила руку в пакет. Пальцы нащупали что-то жесткое, как мочалка, – это оказался парик. Я нахлобучила его на голову, вызвав очередной приступ смеха у рыцаря. Следующей моей находкой стала омерзительная перчатка с узловатыми пальцами и толстыми загнутыми когтями, я напялила ее на руку и с рычанием принялась душить ею хохочущего Ива.

– Пожалуй, я пойду, – попятился Белимар. – Смотрю, ты уже со всем разобралась.

– Стойте! – спохватилась я. – Вы зачем напугали нашего дельфинчика? С ним все в порядке? Вы его, случаем, не зашибли, когда приводнились?

– Спасибо, – смущенно кашлянул Белимар, – все в порядке.

– Что значит «спасибо»? – не поняла я.

Магистр смешался и, поспешно пожелав нам удачи на новом месте, стал таять, как в дымке.

– Это он и был, – выдавил Ив. – Все это время.

Я только ахнула. Каков предатель! Все это время следить за нами, крутиться рядом, когда мы в море, слушать все наши разговоры. А я-то, не стесняясь в выражениях, костерила магистров, которые эксплуатируют меня, как Золушку, а отдохнуть толком не дадут, и еще много чего такого, не подумав, говорила.

– Ну я ему это припомню! – Я пригрозила когтистым пальцем в пространство, которое менялось на глазах. Пальмы таяли, как пустынный мираж, и сквозь них все отчетливей проступали очертания дремучего леса.

– Смотри! – Ив сжал меня за другую руку, и я повернулась, успев заметить, как истончается силуэт нашего райского шалаша. Мгновение спустя на его месте уже стояла, крепко держась на куриных ногах, настоящая сказочная избушка.

Не сводя с нее глаз, я машинально стянула перчатку и парик, сунула их вместе с челюстью в пакет.

– Ты когда успел переодеться? – удивилась я, глядя на Ива в привычной ему средневековой одежде путешественника: рубаха, перевязанная широким бархатным поясом, и штаны, заправленные в высокие сапоги. И тут заметила, что изменился и мой наряд: вместо парео на мне был длинный голубой сарафан, тот самый, в котором попала из Москвы в Вессалию. Одежда, конечно, выдаст в нас чужаков, зато внешность у нас самая подходящая для Лукоморья. Я – блондинка, у Ива волосы светло-русые да еще веснушки на щеках просматриваются, глаза у обоих голубые. Авось сойдем за своих, когда в наряды по местной моде переоденемся. Впрочем, мне это все равно без надобности, мне же Бабой-ягой рядиться придется да народ пугать.

В следующее мгновение шум волн и пение птиц с необитаемого острова окончательно стихли, уступив место звукам природы этого мира. Только звуки эти были отнюдь не из коллекции дисков для релаксации. За нашей спиной трещали деревья и грохотали шаги неведомого чудища.

Ив одним рывком дернул меня в сторону, и мы укрылись в кустах бузины. Как раз вовремя: мгновение спустя по тропке, на которой мы только что стояли, вихрем пронеслось что-то огромное, пестрое, с рыжими ногами. Избушка при виде чудовища подтянулась и как будто приготовилась к бою. Втянула в себя ступеньки, захлопнула ставенки – точь-в-точь неприступная крепость. К чести избушки, она стойко вынесла удар, когда чудо-юдо со всей прыти врезалось в одну из стен, и даже не пошатнулась. А вот чудо-юдо удара не пережило: развалилось на две части, одна из которых оказалась тощим рыжим конем, а другая – низкорослым, но очень крепким мужичком в кольчуге и богатырском шлеме. Мужичонка поднялся на ноги, потряс головой, словно отгоняя от себя звон в ушах, и грозно рявкнул:

– Баба-яга, выходи немедля!

– Щас, бегу и падаю! – проскрипел вредный старушечий голосок.

Я потрясенно замерла. Получается, никуда Баба-яга не пропала? Или уже вернуться успела, пока магистры Совет собирали да меня на замену спроваживали?

– Выходи, убивать тебя буду! – не унимался мужик и воинственно воздел над головой погнутый меч.

А крепкая у Яги избушка, если сталь от столкновения с бревнышками гнется, как фольга. Видимо, богатырь дефект оружия заметил только сейчас, потому что сперва крепко ругнулся, а потом попытался сделать хорошую мину при плохой игре – опустил меч к земле и оперся на него двумя руками. Ни дать ни взять – Горец с плаката кино.

– А силенок хватит? – ехидно спросила Яга.

Богатырь как-то разом поник и, оглядевшись по сторонам и забыв про воткнутый в землю меч, подскочил к избушке и приглушенно зашептал что-то в закрытое окошко. Избушка вздрогнула, распахнув ставенки, как веки, и откуда-то изнутри проскрипело:

– Ах вот как! А что, Илюша, убивать меня ты уже раздумал? Или подождешь сперва, пока я тебе отварчик для мужской силы сварю?

– Тише, – зашикал богатырь, в панике оборачиваясь по сторонам. – Я ж тебя обидеть не хотел, сама понимаешь – положено! Если ж меня тут кто увидит…

– Положено, – передразнила Яга. – Положено молодцам с плечами в косую сажень беззащитных старушек обижать и смертью им грозить, да не положено молодцам с плечами в косую сажень к бабке за травками бегать, чтобы потом девок молодых портить.

– Ну что ты в самом деле, – взмолился Илья. – Я ж не для баловства. Я, может, остепениться хочу, семьей обзавестись. Я уже и невесту приглядел, Злату. Помоги, век не забуду!

– Лучше бы ты навек дорогу к моей избе забыл, – проворчала Яга.

– Как скажешь, бабушка, все сделаю, – торопливо запричитал богатырь. – Только помоги!

– Завтра приходи, – сжалилась Яга.

– Вот спасибо! – расчувствовался богатырь.

– Только смотри мне, – строго добавила Яга, – узнаю, что обманул, что семьей не обзавелся, накажу так, что ни одна чернавка на тебя после не взглянет.

Илья ощутимо поежился, но намерения свои подтвердил.

– Что ж, завтра к вечеру будет тебе отвар, – сообщила Яга, и избушка повернулась к богатырю задом, давая понять, что аудиенция окончена.

Илья подошел к мечу и попытался его выдернуть. Однако тот штопором вонзился в землю, и теперь вынуть его было не так просто. Богатырь изрядно попотел, бегая вокруг меча и пыжась его вытащить. Даже избушка заинтересованно повернулась, приоткрыв ставенки и поглядывая на старания богатыря, точь-в-точь как любопытная сорока.

– Что, не выходит меч-кладенец? – не выдержала Яга.

– Не выходит! – пожаловался Илья и взмолился: – Помоги, бабушка!

– Не старушечье это дело – богатырские мечи из земли дергать, – ехидно отозвалась Яга. – Сам вогнал, сам и тащи.

Богатырь еще попотел минут пять, потом злобно сплюнул, со всех сил пнул неподдающийся меч лаптем и взгромоздился на рыжего конька, испуганно жмущегося в сторонке.

Каким образом отнюдь не богатырских размеров конь умудрялся удерживать на себе Илюшину тушу и мчаться со скоростью кометы, для меня так и осталось загадкой. Конь сорвался с места – и лес возмущенно застонал, роняя сломанные ветви и сорванные листья. Скорости Илюшиного коня мог бы позавидовать и железный конь Шумахера.

Выждав пару минут, мы выбрались из кустов и направились к избушке, которая при виде нас гостеприимно распахнула ставенки, спустила ступеньки и открыла дверь, выпустив на крылечко большого черного кота.

Рыцарь из спортивного интереса попытался выдернуть меч из земли, но был вынужден признать свое поражение.

Я же, приближаясь к крыльцу, заглядывала в темное нутро избушки, все ожидая, когда же появится сама хозяйка.

– Ты, что ли, новая Яга будешь? – строго спросил кот, не сводя с меня пронизывающих зеленых глаз.

Если я и удивилась, то вопросу, а совсем не говорящему коту. Эка невидаль! В Вессалии был у меня один знакомый рыжий кот Микки – болтун, каких свет не видел. По совместительству, кстати, кузен мой. Как-то парень Селене под горячую руку попался, потом котом несколько месяцев бегал, пока я его не расколдовала. Интересно, черный кот – тоже заколдованный человек?

– Как это новая? – изумилась я. – А кто сейчас с Ильей беседовал?

– Да это избушка балуется, – снисходительно отозвался кот и потерся о крыльцо. – Шалунья она у нас.

– Ой, щекотно! – хихикнул трескучий старушечий голос, который я приняла за голос Бабы-яги, и, спохватившись, добавил: – Добро пожаловать, гости дорогие! Или это, – она запнулась, – хозяева?

– Хозяин тут один – я, – ощетинился кот. – А вот насчет хозяйки посмотрим. Так это ты новая Яга?

– Я не Яга, – поправила я, – а Яна.

Кот ощутимо расслабился.

– Но я за нее, – добавила я, и кошачья спина напряглась, что тетива.

– Кто вас только присылает, – недовольно проворчал кот. – Сказано же: Баба-яга – старая страшная старуха. Понятно?! – Он так и впился в меня глазищами.

– Понятно, – растерялась я. – Чего ж тут непонятного. Сказки в детстве читала. И в университете славянскую мифологию проходили. Баба-яга – это древняя праматерь, живой мертвец и страж загробного мира, – протараторила я.

– Дурак ваш университет, – развеселился кот. – Это ж надо такую чепуху сочинить!

– А что, все не так? – растерялась я.

– Да ты не трясись, – успокоил меня кот, впуская в дом. – Я тебе помогу. Меня Варфоломеем кличут, – распушился он.

– А это Ив. – Я кивнула на рыцаря.

– А вот второго мужчину, – кот перегородил вход Иву, пытавшемуся войти следом за мной, – я в доме не потерплю.

– Мы вместе, – бурно запротестовала я.

– Чепухи-то не городи, – осадил меня кот. – Испокон веков Баба-яга одна жила.

– Я испокон веков не согласна, – испугалась я.

– Я тоже на это надеюсь, – ухмыльнулся Варфоломей. – Или ты наврала, что временно явилась?

– Временно, временно! – поспешила заверить я. – Вот только разыщем настоящую бабку и сразу свалим подальше из этой сказки.

– Искать будет он. – Кот мотнул головой в сторону Ива, стоящего в дверях. – А ты будешь Ягу изображать. Ворожить-то, чай, умеешь? – Он окинул меня скептическим взглядом.

– Умею.

– И то ладно, – смягчился кот и повернулся к Иву: – Ты отправишься за Василисой и вернешь ее домой.

– За какой еще Василисой? – напряглась я.

– Василиса – это моя настоящая хозяйка, бестолочь! – закатил глаза кот.

– Не очень-то вы и вежливы, мужчина, – огрызнулась я.

– Я смотрю, ты тут хочешь надолго задержаться? – сощурил глаза котяра.

Я запнулась и замолчала.

– Так вот, я знаю, где сейчас Василиса, – властно продолжил кот. – И очень хорошо, что ты явилась не одна. Пока ты будешь прикидываться Ягой, твой суженый вызволит мою хозяйку и вернет ее назад. Я думаю, это в наших общих интересах.

– Если ты знаешь, так что же молчишь! Почему магистрам ничего не сказал? – возмутилась я. – Уж они-то ее быстро бы вернули на рабочее место.

– Не могу я волшебникам Василису закладывать. Не все так просто с моей хозяйкой, – выдал Варфоломей.

– Кто бы сомневался, – проворчала я.

– Это долгая история, – заметил кот и, обернувшись к Иву, нехотя мотнул головой. – Ладно уж, заходи. Нечего порог топтать. Даже у леса есть уши.

Ступая впереди, кот с достоинством настоящего английского дворецкого провел нас в горницу, которую я, раскрыв глаза, разглядывала, как музейный объект. Комнатка служила хозяйке и спальней, и кухней, и приемной, и рабочим кабинетом. Поэтому здесь разместились и печка, застеленная ветошью, и лавка для гостей, и древний деревянный стол, и кованые сундуки – один большой, два поменьше. По бревенчатым стенам были развешаны пахучие веники из сухих и свежих трав. На полу лежали искусно вышитые половички.

Удивительно, но комната не выглядела жилищем злой старухи – несмотря на собрание древностей, она была чистой, опрятной, ухоженной и очень уютной. Здесь пахло деревом, травами, хлебом. На столе стояла глиняная кринка и черствели подгоревшие пироги, при виде которых желудок настойчиво напомнил, что соскучился по домашней еде. На острове мы с Ивом питались одними фруктами и рыбой. И хотя я могла наколдовать себе кусочек пиццы или шпажку шашлычка, я не стала этого делать, приняв правила игры Ива, который с азартом изображал Робинзона, преподносил мне кокосы и ловил рыбу в тихой заводи. Ну разве что пару раз не удержалась и тайком съела хот-дог и вафельный рожок с мороженым!

Рука сама собой потянулась к пирожку, но кот опередил меня, запрыгнув на стол и загородив собой блюдо:

– Не тронь эту гадость! Давно выбросить пора.

– Я только маленький кусочек! – попросила я.

Кот оскалился и выгнул спину:

– Если будешь тащить в рот все, что лежит в доме Бабы-яги, козочкой станешь!

Я ойкнула и отдернула руку.

– Я пошутил, – добавил кот. – Но пироги эти не ешь. И квас тоже вылей. Василисы уже десять ночей нет, они пропали давно.

Я выполнила наказ кота, вылив квас у крыльца и бросив рядом пироги – кот заверил, что птичкам ничего не станется.

– А почему ты зовешь Ягу Василисой? – полюбопытствовала я, вернувшись в горницу, где на столе уже пыхтел самовар и кот крутился у ног Ива, командуя, как заваривать чай из березовых почек и листьев малины.

– Потому что ее так назвали родители, – выдал кот.

– У Бабы-яги есть родители? Папа-яга и Мама-яга? – загорелась я. – Расскажи!

Через несколько минут мы уселись вокруг закипающего самовара, распространявшего аромат еловых шишек, и приготовились слушать историю пропавшей Бабы-яги.

Кот начал свой рассказ, и мы окунулись в события ненастного майского дня, когда непокорная дочь покинула отчий дом, спасаясь от постылого замужества и желая посоветоваться с мудрой Бабой-ягой.

Василиса

Дом спал. Василисе удалось напустить волшебный сон и на стороживших ее нянюшек, и на батюшку с матушкой, почивавших в своей горнице, и на сестренок, и на служанок, и на стерегущих терем стрельцов, и даже на бдительного Полкана, уснувшего у своей будки.

Василиса на мгновение остановилась, потрепала пса по холке, прижалась к теплой морде, и Полкан приглушенно заворчал во сне.

Страшно было покидать родительский дом и выходить за ворота терема. Но еще страшней постылое замужество, на которое обрек ее отец, не желавший слушать ее мольбы. Да и матушка не хотела понять старшую дочь: жених и богат, и пригож, и славен – всем хорош. Да как объяснить, что душа у него черная, уж Василиса-то это видит, как никто другой. С детства ее Премудрой кличут за думы взрослые, за проницательность необычайную. Да только даже батюшка с матушкой не ведают о ее тайне – способности к чародейству. Но недолго им в неведении пребывать осталось – после побега Василисы все станет ясно, и обратного пути в родной терем ей уже не будет.

Запахнувшись в дорожный плащ, Василиса юркнула в конюшню, сняла заклятие сна с верной кобылки и вывела ее во двор. Высокие ворота растворились, пропустив всадницу, и закрылись за ее спиной, отсекая путь назад.

Василиса гнала кобылу всю ночь напролет и еще затемно достигла дремучего леса. Здесь она отпустила кобылу и, шепнув ей волшебное слово, отправила домой. А сама двинулась по проторенной дорожке меж вековых дубов к стройным сосенкам, окружавшим избушку Бабы-яги. Она уже была здесь две весны назад. Тогда сильно захворала младшая сестренка, Злата, и царица сама к Яге на поклон отправилась в сопровождении старой нянюшки, знавшей дорогу. Василиса насилу упросила взять ее с собой – так ей хотелось посмотреть на легендарную чародейку. Пришлось даже наврать с три короба о том, как она мечтает вызнать у старухи свою судьбу и погадать на суженого. Только так и удалось мать уговорить. Яга тогда Златушку исцелила, а на Василису смотрела долгим проницательным взглядом и, пожевав серыми губами, сказала: «Непростая тебя ждет судьба, девица. Много испытаний тебе предстоит вынести, прежде чем с суженым своим соединишься». Мать, возвращаясь через лес, ругала Ягу вздорной старухой и недоумевала, какие испытания могут ждать царевну, судьба которой давно решена? А Василиса шла тише воды ниже травы, и ныло сердечко от волнения: правду бабка сказала, увидела она в ней прежде всего чародейку, а не царевну…

Избушка, освещенная тусклым светом полумесяца, казалась спящим воробушком. Заслышав осторожные шаги Василисы, она встрепенулась, вскочила на ноги. Взметнулись веки-ставенки, и Василисе почудилось, что на нее пристально смотрит большой черный зрачок. Вздрогнула – и наваждение прошло. То застыл на подоконнике крупный бабушкин кот.

В избушке послышались приглушенные голоса, как будто кто-то решал, что делать с незваной гостьей. И вот уже под ноги Василисе спустились ступени, словно соткавшись из призрачного лунного света. Василиса решительно взбежала к двери, которая с жалобным скрипом пустила ее внутрь, и, войдя в сени, замерла от ощущения беды. В воздухе, перебивая стойкие ароматы полыни и хвои, отчетливо пахло смертью. Василиса в волнении пересекла сени и вошла в горницу, тускло освещенную светом лучины.

Баба-яга, лежавшая на печи под грудой ветхих тряпиц, только голову на нее повернула. Приподняться у старухи уже не было сил. Голос, еще недавно звучавший громко и не смущавшийся командовать царицей, теперь был подобен шороху осенних листьев.

– Бабушка-яга, – выдохнула Василиса.

– Пришла, – старуха облизнула потрескавшиеся губы, – знать, от судьбы не уйдешь…

«Как это не уйдешь, – мысленно возмутилась Василиса, – я же ушла, сбежала, гнева родительского не побоялась». А ведь сейчас, поди, сонное заклятье уже развеялось, стрельцы и Полкан подняли шум, обнаружили ее пропажу и наверняка пустили погоню.

– Вот и я говорю, девица, не твоя это судьба, коли ты от нее сбежать не побоялась да ко мне поздней ночью прийти. – Желтые глаза Яги на миг полыхнули огнем купальских костров, и старуха велела: – Подойди.

Черный кот зашипел и спрыгнул с окна, перевернув глиняный горшок. Василиса машинально бросилась собирать черепки и, задумавшись, сама не заметила, как поставила на место целый горшок.

– Молодо-зелено, – с напускной строгостью проворчала Яга. – Разбрасываешься своей силой без разбора. Наловчилась, поди, в тереме золоченые блюда из осколков складывать, чтобы не досталось из-за шалостей?

Василиса нервно распушила кончик косы. Права была Яга. Именно так, сидя над разбитой чашей, которую так любила маменька, и замирая при мысли о наказании, маленькая Василиса открыла в себе волшебные умения. Больше всего в тот миг она желала, чтобы чаша сделалась целой и невредимой, словно не смахнула ее, играючи, озорная девчонка. Василиса даже глаза зажмурила крепко-крепко и кулачки сжала сильно-сильно, а когда открыла, перед ней стояла маменька и со строгостью взирала на дочь, без позволения пробравшуюся в ее покои.

– Василиса, ты что здесь? – Строгий голос матери прозвучал как наяву.

– Матушка… я… прости… – пролепетала девочка, холодея от страха и загораживая черепки на полу.

Мать отодвинула ее в сторону, и в воздухе запахло грозой.

– Сколько раз тебе было велено, не тронь ничего без спросу!

– Прости, матушка, – промямлила Василиса.

– Ты же знаешь, как дорога мне эта чаша, – отчитывала ее царица. – Это подарок твоего батюшки!

От строгости матери и предчувствия наказания голосок Василисы задрожал, на глаза навернулись слезы.

– Я не чаяла, я ненароком… Прости, матушка!

– Впредь играй осторожней. – Властный голос матери неожиданно смягчился. – Ведь так и разбить ее недолго.

Василиса, не веря своим ушам, бросила взгляд за плечо. На бревенчатом полу не лежало ни осколочка! А мать держала в руках целую и невредимую, как Василиса и загадывала, чашу.

– Ну ступай, егоза, – улыбнулась мать. – Да впредь не балуй.

Василиса птичкой порхнула из царицыных покоев, каким-то недетским своим чутьем понимая, что рассказывать матери о чуде, которое она только что сотворила своими руками, не стоит…

Глухой кашель Бабы-яги вырвал Василису из оживших воспоминаний. Черный кот с беспокойством метнулся к печке и вскарабкался наверх.

– Говори, зачем пришла, – хрипло велела Яга. – А то, не ровен час, помру и не успею горю твоему помочь. Да и ты, судя по тому, что ночью в избу Яги не побоялась прийти, торопишься шибко.

– Я из дому сбежала, – выдохнула Василиса, растерянно теребя косу.

– Хороша царевна! – возмущенно фыркнул черный кот, ошарашив девушку.

– В прошлый раз ты не разговаривал, – выдавила она.

– В прошлый раз и ты не очень-то говорила, – с ехидством отозвался кот, заботливо укрывая хозяйку тряпьем и укладываясь под боком.

– Молчи, пустозвон, – цыкнула на него Яга и пристально взглянула на девушку. – Интересный расклад получается. А ко мне почему явилась? Али дружок сердечный испугался и бросил беглую царевну?

– Нету никакого дружка, – вспыхнула Василиса. – Батюшка меня замуж хочет отдать за Чернослава.

При упоминании имени жениха Яга вздрогнула, и в руке, рассеянно поглаживающей кота, остался клок черной шерсти. Кот обиженно взвыл и соскочил с печи.

– За Чернослава, говоришь? – нахмурилась Яга, не обращая внимания на жалостливо голосящего кота, и с сочувствием взглянула на оробевшую Василису. – А я-то чем помочь могу?

– Укрой меня, бабушка, – взмолилась Василиса. – Чернослав – он злой, он темный, не любит он меня, уж я-то вижу.

– Ох, царевна, – вздохнула Яга, – припозднилась ты. Сама видишь, близехонек мой час. Долго я на белом свете гостила, пора и честь знать.

Василиса задрожала.

– Неужели ничего нельзя сделать, бабушка?

– Не жилец я на этом свете, – прошамкала Яга.

Кот скорбно взвыл, прижался к хозяйке.

– Я думала, ты меня спрячешь, – зашептала Василиса. – Думала, научишь, как от погони скрыться да людям пользу своими умениями приносить. Я ведь, бабушка, исцелять умею. Я украдкой в тереме помогала…

– Что ж сестрицу свою не исцелила? – со строгостью осадила ее Баба-яга. – То-то же. Есть в тебе умения, да только управлять ими ты еще не научилась, и мало что тебе, девица, пока под силу.

– Научи, бабушка, – взмолилась Василиса, – научи, милая!

Яга вытянулась на печи, вздернув крючковатый нос, уставилась в потолок и замерла.

– Быть по-твоему, Василиса, – наконец молвила она. – Чему успею, тому научу.

Кот перевел дух и припал к блюдечку с родниковой водой за неимением молока. То, что без молока Варфоломей тяжко страдает, мы уже твердо уяснили. Причем, по версии кота, выходило, что главная обязанность Бабы-яги – обеспечивать бедного котика свежим молочком, и только ради этого помогать страждущим. Колдовство за молоко и сметану – и других валют не приемлем.

– Значит, Яга стала учить Василису тому, что умела? – сгорая от любопытства, спросила я.

– Так и было, – с важностью сообщил кот, оторвавшись от блюдечка. – Яга поведала ей все полезные свойства трав и их сочетаний, рассказала, когда надобно собирать травки, чтобы они сохранили целебные свойства. Научила понимать голоса лесных птиц и зверей, прислушиваться к матушке-земле и батюшке-лесу, – перечислял он, успевая намывать усы. – Сообщила, как распознать клад глубоко под землей и как вычислить вора…

Я приуныла, слушая этот внушительный список. Я из этого и половины не умею. И как только справляться буду?

– Но то была лишь десятая часть того, что умела моя хозяйка, – печально закончил кот. – До остального Василисе пришлось доходить собственным разумом да делом.

Всего десятая часть! Я вконец приуныла и вздохнула:

– А мне, значит, и вводный курс лекций провести некому…

– Чем смогу – помогу, – обнадежил меня Варфоломей. – Как помогал Василисе все это время. Так вот, через три дня после того, как Василиса появилась в нашей избушке, моя хозяйка испустила дух…

– Как?! – поразилась я. – Всем этим премудростям Яга обучила Василису за три дня?!

– Я же говорю, – обиженно повторил кот, – она не передала ей и десятой части своих знаний.

– А кто надоумил Василису прикинуться Ягой? Сама Яга? – полюбопытствовал Ив.

– Так вот я и сказываю… – продолжил кот. – Дело было так…

Василиса

Все три дня после побега Василиса, как умела, пыталась облегчить страдания Бабы-яги и с жадностью впитывала в себя знания, которыми делилась с ней легендарная чародейка. Василиса старалась не думать о том, что она станет делать, когда уста старухи застынут и жизнь покинет ясные желтые глаза, смотрящие ей прямо в сердце. Василиса понимала, какую честь оказывает ей Яга, передавая свой опыт, и не могла не сознавать, что обязана этим своим чистым помыслам и искреннему желанию продолжить дело чародейки, не оставить людей без волшебной помощи.

От зари до захода солнца Василиса металась от печи к столу, ворошила вязанки сухих трав, смешивала в котелке разные снадобья, училась видеть и слышать то, что было недоступно раньше. Как по заказу зарядил дождь, и тропинку к избушке размыло, так что никто из посетителей не мешал тихим разговорам Яги и Василисы. Даже словоохотливый Варфоломей притих, свернувшись клубком в ногах у хозяйки, и только неотрывно следил за девушкой, сверкая зелеными глазищами.

К вечеру Василиса валилась с ног, но, превозмогая усталость, гнала сон и стремилась узнать как можно больше: Яга была плоха, и каждая беседа с ней могла стать последней.

Яга спала плохо, поэтому охотно делилась с девушкой своими знаниями, и в избушке засыпали уже глубоко за полночь. Добравшись до лавки, Василиса мгновенно проваливалась в сон, не замечая, как жестки доски супротив мягкости перин в тереме батюшки.

Старуха с одобрением поглядывала на девушку, которая оказалась равнодушной к комфорту и жадной до знаний. Когда-то она тоже была такой. Значит, и Василиса со временем может стать ей достойной заменой. Вот только у самой Яги этого времени уже нет.

– Ты уж не оставь Василисушку, – шепнула Яга коту, мурлычущему у нее под боком. – И она, верю, тебя не оставит.

Варфоломей еще громче замурлыкал, с тоской прижимаясь к хозяйке и стремясь напоследок выразить всю свою любовь к ней. А когда кот замолчал, Яга уже не дышала.

Василиса проснулась на заре и сразу все поняла по унылой тишине, царившей в избушке. Осиротевший Варфоломей неподвижно сидел в ногах у Яги, только глаза болотными огоньками жгли проснувшуюся девушку.

– Не реви, – строго сказал он. – Хозяйку проводить надо, как полагается.

Дождь кончился, земля успела просохнуть за ночь. Варфоломей повел Василису вглубь леса по одному ему известной тропинке. Поспевая за котом, Василиса удивлялась: деревья как будто расступались перед ними, а потом смыкались за спиной, храня тайную тропку. Варфоломей остановился у древнего дуба, кряжистого и высокого.

– Здесь, – кивнул он, усаживаясь между корней.

Василиса растерянно затеребила косу. Придется постараться, чтобы перенести сюда Ягу и вырыть могилу. Вдруг позади нее затрещали кусты и на поляну вышел большой медведь. Он задрал морду к небу и зарычал.

Василиса перепугалась и принялась вспоминать заклинания, которые спасут от зверя, но кот метнулся ей в ноги, мяуча:

– Потапыч – наш друг.

Обратно возвращались втроем. Отчаянно косолапя, медведь по-человечьи вошел в избу, проломив пару ступеней, с почтением поднял на передние лапы Бабу-ягу и двинулся в обратный путь.

У заповедного дуба, рядом со свежевырытой ямой меж корней, их ждали медведица с медвежонком.

Простившись с Ягой, Василиса с котом вернулись в избушку.

– Что же теперь делать-то? – потерянно спросила Василиса, поднимаясь на крылечко.

– Надо плотника звать, – произнес кот, перепрыгивая через сломанную ступеньку.

А кроны деревьев испуганно зашелестели, и Василиса замерла на пороге, прислушиваясь к зову. Немногому ее успела научить Яга, но угадать приближение врага лютого успела.

– Чернослав! – побелевшими губами выдохнула Василиса.

Кот все мигом понял и ощетинился:

– Когда?

– Если лес задержит, поплутать заставит, то, может, успею скрыться, – прошептала Василиса, посылая свою отчаянную мольбу лесу.

– Не скроешься, – с тревогой возразил кот. – А вот обмануть его можно.

Подтолкнув остолбеневшую Василису под ноги, Варфоломей скакнул в сени и прикрикнул на девушку, веля поторопиться.

– Избушка меня укроет? – с надеждой спросила Василиса.

– Против дубины избушка не воин, – пробормотал кот, запрыгивая на сундук и нетерпеливо чертя коготками по дереву. – Отпирай!

– Это же не мое, – запротестовала девушка.

– Отпирай! – рявкнул кот. – Наряжать тебя будем.

– Да разве до того сейчас! – ахнула Василиса.

– Отпирай, кому говорят! – Кот оскалился и выгнул спину. Того и гляди, глаза выдерет!

Василиса поспешила выполнить чудную просьбу.

Варфоломей нырнул в тряпье, расчихался от пыли и через некоторое время выпрыгнул, бросив к ногам Василисы серую дерюжку, подобную той, которую носила Яга. Хотя почему «подобную»? Это же ее сундук.

– Одевайся!

Василиса стыдливо зарделась.

– Дура девка, – буркнул кот, скрываясь за печью. – Одевайся, кому сказано.

Василиса сняла расшитый самоцветами сарафан, в котором бежала из дома батюшки, и, оставшись в одной нательной сорочке, надела сверху бесформенную дерюгу.

Кот бесшумно выскользнул из-за печи.

– В самый раз! – мяукнул он. – Теперь и не поймешь, девица ты или старуха.

– Я должна прикинуться родственницей Бабы-яги? – непонимающе произнесла Василиса.

– А еще Премудрая! – укоризненно протянул кот. – Ты и есть Баба-яга, ясно?

– Какая же я Баба-яга? – обомлела Василиса. – Чернослав меня вмиг признает.

– Соображаешь, Премудрая, – ехидно отозвался Варфоломей. – Так что ты уж постарайся – не стой столбом!

В трубе заблудился ветер, и Василиса с беспокойством прислушалась к посланию леса: Чернослав с дружиной уже ступил под сень деревьев и скоро будет здесь. У нее в запасе не так много времени, чтобы перевоплотиться в Бабу-ягу.

Василиса кинулась к печи и принялась ворошить тряпье. Кот с одобрением наблюдал за ней. Но, когда девушка с торжествующим криком выхватила из тряпья что-то невидимое и бросилась к котелку, Варфоломей заволновался.

– Ты что задумала? – нервно поинтересовался он, постукивая хвостом по лавке.

– У меня волосок Яги! – возбужденно сообщила Василиса, поднеся сложенные щепоткой пальцы к носу кота. – Сейчас скоренько вскипячу оборотное зелье и приму ее облик.

– Дура! – рявкнул тот, вскакивая со скамьи. – Во-первых, это не Яги волос, а мой.

– Как твой? – удивилась Василиса. – Он же седой!

– Не седой, а серый, – с достоинством возразил кот, ткнув лапой в грудь, и, разворошив манишку, продемонстрировал скудный клок шерсти дымчатого цвета, а потом снова искусно замаскировал его и для верности еще сажей с котелка мазнул поверху.

Василиса опустила руки и в растерянности затеребила косу.

– Прему-у-драя, – язвительно протянул кот. – Учить тебя еще и учить!

– Что же делать? – прошептала Василиса, в панике поглядывая в окошко.

– Беги набери глины позади избушки да водицы из лужицы, – деловито велел Варфоломей. – А я пока здесь покудесничаю.

Василиса опрометью бросилась из избы. Когда она вернулась, выполнив поручение кота, тот деловито выковыривал паклю из окна, а избушка хихикала, жалуясь на щекотку.

– Принесла? – обернулся кот. – Вот и умница. Давай разводи глину с водицей да щеки мажь.

– Что? – опешила Василиса.

– Бабу-ягу из тебя, красавица, делать будем! – рявкнул кот.

Василиса перевела взгляд на глину в одной ладони, на кувшинчик с водой в другой – и вдруг расхохоталась.

– Ай да кот, ай да затейник! – Она быстро смешала сероватую кашицу и растерла ее по лицу.

– Уже лучше, – одобрил кот. – Теперь остатки по рукам разотри, а то уж больно они у тебя белые. Но все равно при женихе руками не маши, а лучше прячь их под столом, – посоветовал он и протянул ей паклю и тонкую веревочку. – Это на вот, косу спрячь, а сверху привяжи.

Василиса с азартом завертелась у бочки с водой, исполняя поручение кота. А тот, запрыгнув на печь, выудил из вороха тряпья серый платок и сбросил его на пол.

– Это сверху повязывай.

– Натуральное чучело, – оценила Василиса, надев платок и склонившись над бочкой.

– Да, до Бабы-яги еще далеко, – критически сощурился кот.

– А гости уже близко, – озабоченно заметила Василиса, прислушиваясь.

– Успеем! – ободрил ее кот, выдирая полоску пакли шириной с палец и разделяя ее пополам. – Ну-ка доставай из сундука склей-отвар да лепи себе брови.

Василиса нашла нужную склянку, откупорила и скривилась:

– Ну и запах! Это что… помет?

– Не время носик морщить, – прикрикнул на нее Варфоломей. – Клей давай.

– Но он так гадостно пахнет, – с сомнением протянула Василиса.

– А Баба-яга и не фиалками, как царевны, должна пахнуть, – осадил кот.

– Но и пометом от нее не несло! – возмущенно возразила Василиса.

– Не время препираться, – прошипел Варфоломей и ощетинился – на опушку выехали пятеро всадников.

Василиса охнула, зачерпнула зловонную жижу, провела пальчиком по тонким дугам бровей. Кот, запрыгнув на стол перед ней, ловко приладил сверху по кусочку пакли.

– Не дрожи, избушка их задержит, пока мы не управимся, – успокоил он, и избушка, подтверждая готовность помочь, захлопнула ставенки, оградив от посторонних взглядов. В горнице тут же сделалось темно, но кот быстро отыскал лучину и зажег ее. А потом запрыгнул на стол, запустил лапу в половинку вчерашнего каравая, который приготовила Василиса по рецепту Яги, и выдрал из него кусочек.

– Нашел время обедать! – осадила его Василиса, кусая губы от напряжения. Голоса Чернослава и его воинов звучали уже у крыльца.

Не удостоив ее ответом, Варфоломей слепил хлебный мякиш, придал ему форму клюва, закрепил склей-отваром, макнул в остатки глиняной кашицы и подскочил к Василисе:

– Наклонись ко мне!

– Что это? – Она с опаской покосилась на пахнущий пометом «клюв».

– Это твой нос, балда! – раздраженно фыркнул кот. – А ну наклоняйся, а то жених тебя мигом признает!

Василиса, убоявшись разоблачения, быстро повиновалась. Варфоломей деловито налепил накладной нос на курносый Василисин и одобрительно мяукнул.

– Все? – осторожно поинтересовалась царевна.

– Еще кое-что! – оповестил кот, отковырнул от каравая еще кусочек, скатал хлебный шарик, проделал с ним те же манипуляции, что и ранее с «клювом», и налепил на кончик хлебного носа.

Василиса, сгорая от любопытства, подскочила к бочке с водой, наклонилась над ней, отшатнулась и вскрикнула. Из бочки на нее смотрела сама Баба-яга: тот же нос, та же бородавка на нем, те же лохматые брови, те же серые сморщенные щеки – это глина стянула кожу бороздками.

– Зубы тебя выдадут, – прошипел кот, ныряя за печку, откуда появился уже с угрожающего вида челюстью, катя ее перед собой. – Это тебе, последний штрих.

– Что это? – ужаснулась царевна.

– Волчья челюсть, – спокойно сообщил кот, сдувая с желтых клыков паутину. – Ты не робей, – поторопил он. – Она чистая, Яга из нее отвар кипятила.

– Ни за что! – с решимостью отчеканила Василиса.

– Эй, хозяйка, – гаркнул Чернослав, и громовой удар обрушился на тоненько всхлипнувшую дверь. – Принимай гостей!

В один миг Василиса подхватила с пола волчьи зубы и сунула в рот. Челюсть села набекрень, растянув щеки по косой. Царевна скривилась от омерзения, кот, оглядев ее, одобрительно хмыкнул.

– В таком виде тебя и родная матушка не узнает, а жених и подавно. Даже если признает, предпочтет убраться подобру-поздорову. А это, – он отделил от каравая щедрый кусок и, раздвинув челюсть, пропихнул его Василисе в рот, – чтобы и голос не подвел! Ну не робей, садись на лавку. И помни, что ты – Баба-яга, – напутствовал он. – Станешь бабушкино честное имя недостойным поведением порочить, я тебе в ногу когти запущу, поняла?

Василиса ни жива ни мертва кивнула, опустилась на скамью, а кот, велев избушке впускать гостей, юркнул в ноги царевны и застонал: вот балда, красные сафьяновые сапожки снять забыла! Варфоломей быстрее молнии метнулся к печи, схватил кучу тряпья и бросил Василисе в ноги прежде, чем в горницу вошел Чернослав. После чего сам зарылся в эту кучу и принялся наблюдать за происходящим.

– И что, Чернослав не просек этот маскарад? – удивилась я. – Не смог ряженую девицу от бабки отличить? Не узнал собственную невесту?

Кот с важностью распушился, давая понять, что потрудился на славу, чтобы уберечь Василису от разоблачения. Я тоже приободрилась. Уж если царевну удалось загримировать под Бабу-ягу так, что суженый не догадался, то с реквизитом магистров меня кот-стилист замаскирует – не подкопаешься. Вот только волчью челюсть я вставлять не буду, увольте от подобной антисанитарии. У меня своя есть, спасибо магистрам. Одно смущает: если все время жевать каравай, чтобы имитировать старушечий голос, я рискую превратиться в колобка раньше, чем найдется Василиса. Кстати, о каравае…

– Не знаю, как вы, а я страшно проголодалась! – провозгласила я и многозначительно уставилась на кота, а потом – на Ива, призывая его меня поддержать.

Варфоломей на мой намек никак не отреагировал, продолжая неподвижным изваянием сидеть на лавке. Ив озабоченно огляделся и вскочил на ноги:

– Да, хорошо бы подкрепиться!

– Ты куда? – удивилась я, глядя в спину рыцарю, пока он обходил горницу по периметру, вдумчиво изучая стены с вышитыми полотенцами.

– Почтенный. – Ив обернулся к коту. Кот подобрался от такого уважительного отношения. – А у вас имеются лук, стрелы?

Кот отрицательно помотал головой.

– Копье? – менее уверенно спросил рыцарь.

– Есть меч, – сообщил кот.

Ив приосанился.

– … во дворе торчит! – продолжил кот.

Рыцарь поник – меч Ильи он уже пытался вытащить из земли пару часов назад и вынужден был признать тщетность своих попыток.

– Зачем тебе все эти колюще-режущие штуки? – в полнейшем недоумении воскликнула я.

– Ты же проголодалась, – напомнил Ив.

– Да, и что с того? – все еще недоумевала я.

– Я иду на охоту, – доложил рыцарь.

– Какой ты заботливый, – умилилась я.

Кажется, Ив до сих пор не осознал, что к нему вернулся дар волшебства, и все задачи продолжает решать подручными средствами. А может, это его осознанный выбор? Ведь не желал же он пользоваться своим даром до встречи со мной, предпочитая прикидываться рядовым рыцарем Вессалии.

Значит, о пропитании мне придется позаботиться самой. Не отправлять же в самом деле Ива охотиться на зайцев?

Я сосредоточилась на еде и попыталась наколдовать большую пиццу и бутылку колы. Увы, тщетно! Волшебство, которое с легкостью удавалось мне в Вессалии, на морском дне, на берегу Древней Греции и на тропическом острове еще вчера, сейчас совершенно не действовало. Может, избушка зачарована от чужого чародейства?

Я выскочила в сени, сбежала во двор и, отойдя к опушке леса, повторила свое желание о горячей ароматной «гавайской» пицце с ветчиной и ананасами. Даже руки подставила на тот случай, если пицца свалится на меня прямо с неба. Ничего…

Я в беспомощности повернулась к избушке, с крыльца которой спускались Ив с котом.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросил Ив, подходя ближе.

– Нет, – с трагизмом провозгласила я. – Я разучилась колдовать.

Он вздернул бровь.

– А что ты собиралась сделать?

– Добыть нам пиццу, – призналась я.

– Ты собиралась добыть нам еду волшебством? – потрясение переспросил рыцарь.

– Ну да! – не чувствуя подвоха, подтвердила я.

Ив покачал головой.

– А что такого? Я всегда так делаю!

– Ничего удивительного, – хмыкнул рыцарь, – что у тебя ничего не получилось.

– Это место какое-то особенное? – ухватилась я за его слова. – Оно гасит магические способности?

– Да ты сама их гасишь! – выругался Ив. – Как только можно было додуматься использовать магию для получения пищи!

– А что в этом плохого? – взорвалась я. – Можно подумать, я решила вызвать демона разрушения или вызволить из плена черного колдуна!

– А ты не понимаешь? – опешил Ив. – Это мелко. Это эгоистично. Это расточительно, в конце концов.

В голосе рыцаря прорезались металлические нотки, и меня словно окатило волной холода.

– Между прочим, я думала о двойной пицце, – с обидой сказала я. – И твою долю тоже учитывала, чтобы ты голодным не остался!

– Яна, – рассерженно воскликнул рыцарь, – оглянись вокруг! Мы, по-твоему, где?

– Мы в сказке, блин! – огрызнулась я. – Русской народной!

Взгляд мой упал на самозабвенно вылизывающегося кота, и меня осенило.

– Как же я раньше не догадалась?! Ив, ты гений! Кот, доставай скатерть-самобранку!

Хвостатый не прекратил своего упоенного занятия.

– Варфоломей! – еще громче окликнула я.

– Да слышу я, не глухой, – проворчал кот, выворачивая ухо и продолжая мыться. – Только с чего ты взяла, что у меня есть эта скатерть?

– Вы что, – ужаснулась я, – уже подарили ее какому-нибудь пройдохе царевичу?

– Как ты говоришь? – Он в задумчивости почесал за ухом. – Самобранка?

– Как?! – Я опешила. – Ты о ней никогда не слышал?

– Знать не знаю, ведать не ведаю, – широко зевнул кот и продолжил намываться.

– Что это за скатерть-то? – не выдержал Ив.

– Это такая волшебная скатерть, которая всех кормит и поит, как хлебосольная хозяйка, – удрученно пояснила я. – Но нам с тобой, как понимаешь, это не светит. Что же делать?

– Любишь кататься, люби и саночки возить, – изрек кот.

– Чего? – поразилась я.

– Хочешь есть? Сготовь, – снизошел до пояснений тот.

– Сготовь?! Что? У нас и продуктов-то нет! И на чем? Если бы здесь была плита – так ведь даже электричества нет! И не смотри на меня так, – под пристальным взглядом кота я стушевалась, – к печи я и близко не подойду. В лучшем случае я спалю еду, в худшем – всю избу.

Избушка, услышав мои слова, предусмотрительно попятилась назад, пока не уткнулась в три сросшихся стволами сосны.

– Нет, Яна, – рыцарь рассерженно покачал головой, – ты меня совсем не слышишь. Оглянись вокруг. По-твоему, где мы?!

– Мы в лесу, – буркнула я, сверля взглядом сосну за спиной Ива и мечтая, чтобы она упала на голову взбесившемуся рыцарю. Увы, и этому моему желанию не суждено было сбыться. Сегодня не день Бекхэма!

– Вот именно! – воскликнул Ив. – В лесу полно дичи, в лесу полно ягод и грибов, в лесу полно пищи!

– Спасибо за гастрономическую справку, – огрызнулась я. – Только дичь сперва нужно найти и пристрелить. Да и ягоды с грибами под первым же кустиком нас не ждут.

– Яна-а! – Ив раздраженно закатил глаза. – По-твоему, магия – это что? Это сила, способная заменить весь труд на свете?

Именно так я и думала. Но, когда эту мысль сформулировал Ив, да таким обвиняющим тоном, мне показалось, что признаваться в этом не время. И даже закралось сомнение, что я в чем-то не права. Глупости, я всегда права!

– Если не весь, то хотя бы самый нудный, – упрямо ответила я. – По-твоему, нам сейчас стоит отправиться в лес за грибами и корячиться по земле, по ягодке собирая землянику?!

– А по-твоему, достаточно щелкнуть пальцами, и грибы прикатятся к твоим ногам? – съязвил Ив.

– А что, это идея! – загорелась я. – Если ко мне не идет пицца, может, повезет с более близким материалом. Лисички, подосиновики, шампиньоны и эти… как их там… волнушки, ко мне!

– Мухоморы забыла, – услужливо подсказал кот, с интересом наблюдавший за нашей перепалкой.

– Спасибо, – буркнула я.

– На здоровье, – с любезностью отозвался Варфоломей. – Еще поганки не забудь пригласить к столу!

Минуты две я хмурила лоб, представляя себе, как со всех лесных опушек грибы отрываются от корней, а ягоды – от кустиков и летят ко мне аппетитными стайками. Вот ароматное земляничное облачко, вот грибное… И опять ничего! Я снова была вынуждена признать свою неспособность к магии.

– Ну почему у меня не получается? – тоскливо протянула я. – Ив, объясни!

– Я уже все сказал, – холодно взглянул на меня рыцарь. – Магия – не игрушка в руках вздорной девчонки.

Он отвернулся и зашагал к избе.

– Ах, вот ты как заговорил! – обиженно крикнула я ему в спину и в отчаянии прошептала: – Но ведь раньше у меня получалось! Почему?

– Могу только предположить, – вклинился кот, не торопившийся вернуться в дом.

– Валяй, – буркнула я.

– Я видел, как Яга учила Василису. И перво-наперво она ей втолковала, что волшебство – драгоценный дар, и его нельзя тратить по мелочам. Представь, что тебе дарован ларец с самоцветами. Ты можешь распорядиться им с толком – помочь бедняку построить хижину, купить больному целебный отвар, наградить праведника, остановить злодея. А можешь растратить его на себя по пустякам – на гребни, ожерелья, новые сарафаны и сладости. В первом случае ты сделаешь мир лучше и оставишь о себе память в людских сердцах. Во втором – твое золото превратится в сор, утечет, как вода, и, доставив мимолетную радость тебе, обернется песком.

– Ты меня сейчас к благотворительности призываешь? – угрюмо уточнила я. – Себе – ничего, даже куска хлеба, людям – все?

Кот печально посмотрел на меня и махнул хвостом:

– Я? Ни в коей мере. Я лишь пересказываю тебе слова своей хозяйки.

И, отвернувшись, он побрел к избушке.

– Но ведь раньше у меня получалось, – я сжала кулаки, – получалось же! Куда же все делось? Не может же быть, – похолодела я, – что я истратила весь запас своего дара!

Возвращаться в избушку под обстрел укоризненных взглядов Ива и кота не хотелось. Я развернулась и ступила в тень ближайших деревьев. Передо мной расстилался лес – дремучий, темный и неведомый.

Заповедный сказочный лес ничем не напоминал тот отравленный мегаполисом и искалеченный туристами подмосковный лес, в котором я имела несчастье заблудиться в последний день моего пребывания в родном мире. Здесь все было так, как сотворила сама природа. Плодородная земля лелеяла каждое семечко, каждый росток. Проливные дожди щедро поили молодые побеги, красили сочной зеленью траву, умывали листву деревьев и ягоду на кустарниках. Высокие корабельные сосны и дубы-исполины стояли плотной стеной, что богатыри на поле боя, а у их ног то тут, то там лежал ковер из бело-рыжих грибных шляпок. Я склонилась над грибной полянкой и с сожалением вздохнула. От избушки я удалилась достаточно далеко, и конечно же в пылу обиды мне и в голову не пришло захватить с собой лукошко или корзину. Платка я не носила, а складывать грибы в подол сарафана – пошло. Тем более что он у меня один-единственный на все время пребывания здесь. Наколдовать-то новую одежду я себе не смогу, а произведения портновского искусства местных дизайнеров вряд ли придутся мне по вкусу.

– Растите, грибки, – пробормотала я, поднимаясь, – я вас не трону.

По дороге я уже успела полакомиться малиной, которая, несмотря на свою дикость, была необыкновенно сладкой, и жалела только о том, что ее оказалось мало. Вдалеке среди зелени призывно мигнула красным бочком спелая ягодка, и я, забыв про грибы, зашагала к залитому солнцем островку малины. Здесь ягоды оказалось даже больше, чем на бабушкиной даче, и я с жадностью набросилась на малину, спугнув несколько бабочек. Утолив голод и разомлев на солнышке, я опустилась на прогретый зеленый ковер, проведя ладонью по пушистым головкам клевера и нежным лепесткам ромашек.

«Любит – не любит?» – засомневалось сердце, вспоминая невесть почему разбушевавшегося Ива. Экое преступление – захотеть наколдовать пиццу, чтобы накормить себя и любимого! Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, из какого бы мира ни был этот мужчина. И это пусть обычные женщины маются на кухне со сковородками, устраивают танец с ножами вокруг нафаршированного яблоками гуся и часами изо дня в день повторяют сложнейшие, годами выверенные ритуалы, чтобы приготовить борщ. У волшебниц все по-другому! И нечего заставлять меня собирать ягоды и грибы и гоняться с луком и стрелами за безобидными зайчишками. «Куда как приятнее щелкнуть пальцами, и зайчишка уже в виде зажаренного в хрустящей корочке филе появится на столе», – прорезался ехидный внутренний голос.

Стебелек ромашки не выдержал, смятые лепестки белыми хлопьями посыпались сквозь пальцы. Любит – не любит? Я сорвала ближайший цветок и безжалостно разворошила, раздевая ромашку лепесток за лепестком. Последний лепесток восклицательным знаком торчал над желтой подушечкой пестика. Не любит… Я отбросила цветок в сторону, упала спиной на цветочный ковер, смяв десятки ромашек-предательниц и погубив столько же неповинного клевера.

Солнце слепило глаза, выжигая слезы из-под сжатых ресниц. Этого и следовало ожидать – мы такие разные. Он серьезный, я легкомысленная. Он отважный, я осторожная. Он мечтает спасти вселенную, а я думаю о собственном счастье. Мы принадлежим разным мирам, и эти миры вросли в наше сознание так крепко, что нам никогда не понять друг друга. Мне никогда не стать своей в родной Иву Вессалии, ему не прижиться в пыльном и шумном мегаполисе. У нас нет будущего – надо набраться смелости и признать это. «И нет любви, – кольнуло сердце, – больше нет». Первое же серьезное разногласие обернулось ссорой, и очень показательно, что в конфликтной ситуации долг для Ива оказался важнее, чем я сама. В то время как я хотела позаботиться о рыцаре доступными мне средствами, он осудил меня за легкомысленную растрату магии.

Горсть малины, смешавшись с солью на губах, разлилась во рту сладким соком, но не подсластила горечи на душе. Малиновка испуганно забила крыльями, взмывая вверх, и по ту сторону малинника послышались громкие голоса. Я подползла к кусту и подтянула колени к груди, ругая себя за то, что так неосторожно отвлеклась, позволив застать себя врасплох. Возбужденные мужицкие голоса и бравурный гром смеха подсказывали, что выдавать свое присутствие не стоит. Особенно учитывая тот факт, что без магии я абсолютно беспомощна.

– … нос в потолок врос, сопли через порог висят… – перечислял визгливый мужской голос, пока по ту сторону трещали кусты и широкие ладони загребали сладкую ягоду.

– Фу, чудовище! – фыркнул молодецкий бас.

– Ай хороша малина! – протянул пискля.

– Хороша! – согласно крякнул третий мужик, с сиплым голосом. – Как ты говоришь – прямо в потолок?

– В потолок, в потолок, – подтвердил рассказчик, и я так и представила, как он часто кивает, на манер китайского болванчика, роняя изо рта малину.

– А сопли, значит, через порог? – недоверчиво уточнил бас.

– Так и висят, по всему крыльцу! – громко чавкая, истово заверил пискля.

Такой соврет – недорого возьмет. И хотя в россказни пискли у меня веры не было, меня всю распирало от любопытства: о каком таком неизвестном сопливом чудовище речь? И как, интересно, оно выглядит?

– Да как же мы тогда в избу войдем, ног не запачкавши? – брезгливо уточнил сиплый.

– А мы, Клим, в окошко, – хохотнул бас и уточнил у писклявого: – Из окна у нее ничего не свисает?

– Из окна вроде ничего, – виновато замялся тот.

– А то мы ей мигом все поправим, чтобы не свисало, – хвастливо просипел третий мужик и в знак серьезности своих намерений чем-то вскользь ударил по кустарнику, так что на меня посыпались листья и ягоды.

Не зря я решила затаиться: у незнакомцев просто руки чешутся извести чудовище. А за неимением чудовища и любой путник сгодится.

– Да ты, Сидор, продолжай, не отвлекайся, – поощрил бас.

– Титьки на крюку намотаны, – охотно подхватил писклявый, – сама зубы точит.

Его товарищи грянули хохотом.

«Свинья, что ли?» – предположила я. Вроде бы таких сказок не слышала.

– Как-как? На крюку? И большая она? – заинтересованно спросил бас.

– Кто? – не понял Сидор.

– Известно кто, – просипел Клим, – крюка!

– Исполинская! – с чувством произнес писклявый. – А зубы – во!

– Ты меня так не стращай, – поперхнулся бас. – Таких зубищ даже у медведя, которого я прошлым летом завалил не было.

– А у Яги есть! – прогнусавил пискля.

Я от удивления остолбенела. Так вот о каком неопознанном сопливом чудовище речь! А кот-то заливал, что Василиса изображала опрятную добрую старушку, готовую помочь всем страждущим. Отойдя от изумления, я забилась в кусты – в свете последних известий обнаружение меня мужиками становилось крайне нежелательным.

– Баба-яга из угла в угол перевертывается, одной губой пол стирает, а носом трубу затыкает, – продолжал тем временем заливаться пискля.

– Ха-ха-ха, – расхохотался обладатель баса.

– Фу! – брезгливо просипел Клим.

Вдохновленный вниманием аудитории, пискля все вещал:

– Лежит Баба-яга, костяной ногой из угла в угол…

Гадости сыпались из него, как картошка из сетки, и я посочувствовала Василисе и одобрила ее маскарад. От таких просителей волком завоешь и еще не такой Хэллоуин устроишь. Молодец, Василиса! Решила, что нечего к Яге со всякой ерундой соваться, и настращала дурачков. А кто по важному вопросу, того ничто не испугает – ни сопли километровые, ни зубы точеные. А вот по поводу бюста… при встрече надо спросить, как это у нее получилось!