– Чего смеешься? Их целый эскадрон. Рыскали, обнюхивали, расспрашивали… явно кого-то искали, – пробормотал Карвабиэль и ловко выпрыгнул из укрытия, находившегося на высоте примерно два с половиной метра от земли.

Подобными прыжками Джер было не удивить, она и сама много раз прыгала с крыш домов и со стен замков, при этом во рву не всегда оказывалась вода. Девушка покачала головой и перевела взгляд с растрепанного Карвабиэля на окраину деревни, где еще маячил хвост последней армейской кобылы. Нежданному визиту отряда имперской кавалерии можно было подивиться. Представители местных властей не жаловали к озеру более двадцати лет, а солдат регулярной армии впервые увидели даже старожилы.

– Не эскадрон, а всего лишь три дюжины, – уточнила Джер, с сожалением посмотрев на опустевший кувшин вина. – Ты лучше скажи, когда с детством распрощаться намерен? Мы же перед законом чисты, – хитро улыбнулась эльфийка, – так чего же ты на чердак залез?

– А ты знаешь, зачем мы в Баркат едем? Почему только втроем и почему Намбиниэль темнит? Почему он в Ивероне ничего не рассказал?

Полуэльф превзошел самого себя. На вопрос он ответил не вопросом, а сразу тремя, притом такими каверзными, что Джер захотелось разбить о голову напарника пустой кувшин вместе со стаканом, а заодно и табуретом.

– Знаю лишь, куда мы едем и к кому, то есть ровно столько же, сколько и ты, – произнесла девушка почти по слогам, пытаясь взять себя в руки и не поддаться сильному душевному порыву.

Прошло уже три часа с условленного срока, близилась полночь. Намбиниэль так и не появился, а в округе рыскало больше солдат, чем во время герцогской инаугурации на площади перед собором. А тут еще Карвабиэль вздумал пощекотать ей нервы болтовней о взаимном доверии.

– То-то и оно, что мы-то ничего не знаем, а они… – Карвабиэль многозначительно кивнул головой в сторону удалившегося в лес отряда, – возможно, больше нашего в курсе, поэтому на всякий случай и спрятаться не грех.

– Может, ты прав, – философски заметила Джер. – По крайней мере общение с солдатами было не из приятных.

– О чем расспрашивали-то?

– Да так, ни о чем, – отмахнулась Джер. – Видно, одному из здешних вельмож бандюги хвост поприжали. До утра лес обыскивать будут, но, как всегда, ничего не найдут.

– О чем тебя спрашивали? – настойчиво повторил свой вопрос Карвабиэль, почувствовав, что девушка уводит разговор в сторону. – Чего они такого наплели, что ты вон до сих пор рожу кривишь?

– Рожа бывает только у ослов и у некоторых трусливых эльфов, пристающих с глупыми вопросами! – рассердилась Джер.

– Фу… какое счастье, что я полукровка, – картинно вздохнул Карвабиэль и ехидно сощурился. – Что, не получилось, красавица? Будешь впредь знать, с кем в остроумии тягаться!

– В ослоумии, – проворчала Джер.

– Ладно, отстань от бедного животного и наконец расскажи, о чем с офицером болтала. Опять глазки, поди, строила? Самой уже за двести лет перевалило, пора бы остепениться.

Карвабиэлю все-таки удалось вывести напарницу из себя. В его сторону полетел кувшин, а затем и табурет со стаканом. Хоть ни один из метательных снарядов и не достиг цели, но Джер стало легче.

– Они спрашивали об эльфе, которого на закате встретил их разъезд в поле за лесом. Он ехал в деревню и очень походил на… – Джер осеклась, переживания не дали ей договорить.

– Понятно, на Намбиниэля, – кивнул головой ставший мгновенно серьезным весельчак.

– Офицер интересовался, приехал ли он…

На минуту воцарилось молчание, оба эльфа находились в раздумье. Они не сомневались, что тем путником был их командир, и пытались придумать причины, из-за которых он мог бы задержаться в дороге; любые, кроме одной, которая первой пришла в голову, но о которой было страшно и горько подумать.

– Давай спать, – прервал гнетущую тишину Карвабиэль, – до утра все равно в лес не сунуться. Темнота кромешная, дальше носа своего ничего не увидим, да и солдаты за разбойников принять могут. Сама же знаешь, как их учат: сначала стрелять, а затем разбираться, бандит ты или просто в лесу заблудился.

– Иди, я первой подежурю, – согласилась Джер, доставая из-за спинки кресла короткий меч без крестовины и десяток метательных ножей, – только оружие держи наготове. Если солдаты банду найдут, то к озеру прижимать станут… Нам жарко будет, очень жарко…

Внезапно наступившая темнота помогла Намбиниэлю приблизиться к врагу незаметно. Он застал воровку как раз в тот момент, когда она потрошила его мешок и бесцеремонно выбрасывала на дорогу малоценные, но дорогие его сердцу вещи, безделушки, хранившие на себе отпечаток прошлого, память о событиях давно минувших дней и о погибших товарищах. Такого кощунства нельзя было простить, эльфийка подписала себе смертный приговор. Однако эмоции никогда не заставляли Намбиниэля действовать поспешно и неосмотрительно, порой он был настолько расчетлив и хладнокровен, что ужасался сам. С воровкой нужно было сначала поговорить, а уж только затем успокоить ее грешную душу.

Внешне девица сильно отличалась от разбойничьего сброда. Что-то подсказывало Намбиниэлю, что она поселилась в лесу не только ради наживы. Высокая, стройная, золотистые волосы, собранные на затылке в аккуратный пучок, с ног до головы одета в легкую кожаную броню. Заткнутая за пояс перчатка и композитный лук, висевший за спиной, не оставляли сомнений: девушка редко вступала в ближний бой, она предпочитала пронзать врагов стрелами или издалека, или кружа между ними на лошади.

«Полное соответствие типичному представлению человека об эльфах, или „остроухих“, как они привыкли нас называть. Слабые, трусливые, малодушные существа, боящиеся скрестить мечи в честной схватке, но зато хитрые и изворотливые… Брезгливые слюнтяи, теряющие сознание при виде разрубленной сталью плоти. Вот из-за таких… воительниц… нас давно перестали воспринимать всерьез! Кем может быть эльф с точки зрения обычного человека? Или подлым лучником, стреляющим из кустов, или коварным убийцей, крадущимся в ночи с отравленным кинжалом в руке. Больше мы ничего не умеем, на большее не способны, разве что корчить надменные рожи да часами трепаться о гармонии в мире. Жалкая картина, но все-таки доля горькой правды в ней есть. Мы вымираем, деградируем, в строю остаются далеко не лучшие, такие вон, как эта девица, увлекшаяся опустошением моего мешка настолько, что даже не заметила, как я подкрался вплотную».

Намбиниэль был абсолютно прав. Живя в лесу, кишащем дикими зверями и не менее агрессивными разумными существами, нельзя быть настолько беспечной. Девушка обнаружила присутствие врага, только когда длинные и цепкие пальцы эльфа впились в ее горло. Резкое движение локтем назад не привело к желаемому результату, рука эльфийки ударила пустоту и тут же была заломлена до боли в запястье и локтевом суставе. Попытки вывернуться и пнуть нападавшего тоже не привели к желаемому результату. Мужчина предугадывал все ее действия и умело предпринимал контрмеры, играя с ней, как кошка с мышкой, и не причиняя сильной боли. Лишь когда свободная рука воровки потянулась за кинжалом, мужские пальцы усилили хватку. Девушка вскрикнула и присела, выронив на землю все-таки вытащенный из-за пояса кинжал. Ее тело как будто окаменело, руки отнялись, а по телу прокатилась волна обжигающей, сводящей мышцы боли.

– Тише, не делай резких движений! – прошептал Намбиниэль, припав губами к уху парализованной пленницы. – Никогда не воюй с тем, кто уже держит тебя за горло. Я могу тебя придушить, усыпить или сделать калекой на всю жизнь. Шея – самое уязвимое место на теле эльфа. Всего несколько легких нажатий, и ты уже никогда не сможешь скакать верхом, стрелять из твоего великолепного лука, запускать твои шаловливые пальчики в чужие мешки и делать много-много других вещей.

Девушка молчала. Она не выкрикивала проклятий и не рычала просто потому, что не могла, хотя клокотавший внутри гнев раздирал ее на части. Намбиниэль ощущал учащенное дыхание пленницы, теплоту ее разгоряченного тела, злость, ненависть, желание взять реванш, но, к сожалению, не страх. Враг не боялся, значит, еще не настала пора задавать вопросы.

Указательный и большой пальцы эльфа быстро нажали несколько точек на шее, под нижней челюстью и на ключице. Плавные движения слились в одно, как будто музыкант взял аккорд на цитаре. Реакция последовала незамедлительно: воровка упала и закрутилась от боли, сжимая руками разрываемый на части живот. Ее лицо раскраснелось, из глаз хлынули потоки слез, а изо рта вместе с брызгами слюны вырвался протяжный стон.

– Это только начало, самое начало, первые муки – преддверие настоящей боли, – зловеще прошептал Намбиниэль, присаживаясь на корточки и наблюдая за агонией будущей собеседницы. – Пока это только сокращение брюшных мышц, но скоро наступят рези в желудке и кишечнике. Долго ты не протянешь, минуты две, потом потеряешь сознание, а когда придешь в себя, мы все начнем заново…

Намбиниэль, конечно же, врал. У него не было времени, чтобы продолжать пытки, да и желание отсутствовало. Вид страдавшей женщины не доставлял ему наслаждения, хотя и не вызывал отвращения. За годы службы в Джабоне он видывал и не такое, если бы в душе не очерствел, то непременно уже давно сошел бы с ума. Самое трудное для солдата – не научиться владеть оружием, а свыкнуться с видом истерзанной плоти, убивать, оставаясь при этом самим собой. Если ты вдруг проникся состраданием к бьющемуся в предсмертной агонии врагу, или, наоборот, твой глаз начали радовать чужие муки, то пора уходить, пора воткнуть в землю окровавленный меч и вернуться к прежней жизни.

Намбиниэль уже не помнил, каким он был до того, как впервые обагрил руки чужой кровью. Однако душевные терзания не мучили эльфа. Он смотрел на жизнь просто; пожалуй, даже чересчур просто для большинства людей и его соплеменников: «Мы все в гостях у жизни, когда-нибудь да наступит пора уходить. Засидевшийся гость ставит себя в неудобное положение, после его ухода хозяева облегченно вздыхают!» Отрубленные же конечности и изувеченные тела вызывали у него не большее отторжение, чем вид заколотого поросенка или выпотрошенной курицы.

Муки жертвы усилились, девушка вот-вот должна была потерять сознание. Намбиниэль правильно оценил запас оставшихся еще у нее сил и вовремя нажал на нужную точку. Вспотевшее тело вдруг замерло на земле, девушка закрыла глаза и задышала более ритмично. Угроза разрыва сердца миновала.

– Кто ты? – задал первый вопрос Намбиниэль, дождавшись, когда воровка окончательно пришла в себя.

– Мы с тобой заодно, – слетело с трясущихся губ. – Зачем…

– Вопросы задаю я! – резко пресек попытку увести разговор в сторону Мансоро. – Кто ты, что делаешь в лесу и что у тебя общего с шайкой одичавших мародеров?!

Ответом снова было молчание, бессмысленное, упрямое молчание не желавшей выторговывать себе жизнь разбойницы.

«Что-то с этой девицей не так. Преступники обычно пасуют, когда чувствуют силу. Им нечего терять, кроме жизни и награбленного добра. Кодексы, клятвы, псевдокровные узы, которыми они якобы связывают друг друга навеки, – ерунда. Для большинства бандитов верность братству пустой звук, не стоящий даже минуты страданий. Девчонка упрямится, почему? Что ей терять, кроме жизни, которой она, похоже, совсем не дорожит, по крайней мере даже не пытается обменять ее на несколько секунд доверительной беседы».

– Что значило твое: «мы заодно»? – задал Намбиниэль новый вопрос, пытаясь завести разговор с другого конца.

– Я знаю тебя, – неожиданно заявила воровка, все-таки решившаяся заговорить, – ты Мансоро, ты тоже из Джабона…

Признание девушки весьма удивило Намбиниэля. Если ее слова не ложь, то разбойница как-то связана с тайной организацией эльфов. Странно только, что он, боец с именем и безупречной репутацией, завоевавший доверие Совета и занимавший в организации высокий пост, ничего об этом не знал.

– Дальше! – потребовал Мансоро. – Если это правда, то тебе нечего от меня скрывать.

– Не могу… клятва, – произнесла девушка, делая попытку встать.

– Кто твой командир?! – спросил Намбиниэль, жестом приказывая ей не двигаться. – Совет знает о ваших действиях?!

Ответом снова было молчание. Упрямство допрашиваемой начинало бесить Намбиниэля. Он уже всерьез призадумывался над продолжением пытки, но топот конских копыт, раздавшийся за спиной, нарушил планы.

Мансоро быстро вскочил на ноги и взял в правую руку кнут. Из-за поворота лесной дороги вылетел конный отряд. Первые двое всадников спустили тетиву луков, как только пыльный, перепачканный травою и грязью плащ Намбиниэля попал в их поле зрения. От одной стрелы эльфу удалось уклониться, вторая слегка царапнула заостренный кончик уха. «Чуток бы пониже, и я стал бы больше походить на человека. По крайней мере „остроухим“ меня бы уже никто не назвал», – подумал Намбиниэль, резко выкидывая правую руку вперед.

Плеть кнута засвистела в воздухе. Конный стрелок, тоже эльф, не счел кнут полноценным оружием и решил перехватить его рукою в воздухе. Наруч треснул, кисть наивного чудака изогнулась гусиной шейкой. Удар стальных нитей, обшитых кожей, не мог отрезать руку, но был способен разбить булыжник или переломить молодое дерево. Толчок чудовищной силы сбросил стрелка с лошади. Та испугалась, встала на дыбы и растоптала голову хозяина. Второй всадник оказался тем временем уже за спиной. У него было достаточно времени, чтобы достать из колчана еще одну стрелу и всадить ее в беззащитную спину чужака, но он почему-то медлил. Намбиниэль затылком почувствовал, что его держат под прицелом. Враг подъехал слишком близко, чтобы не успеть выстрелить, но находился слишком далеко, чтобы достать до него с разворота кнутом. Намбиниэль понял, что проиграл, и замер, стараясь не делать резких движений, но кнут из руки не выпустил. Он перестал быть палачом, но не хотел превращаться в беззащитную жертву. Лучше умереть в бою, чем мучиться на допросе.

Из-за поворота дороги появился остальной отряд. Бой продлился всего пару секунд. Теперь Намбиниэль находился в окружении десяти-одиннадцати всадников. Яркое пламя гудящих на ветру факелов осветило суровые лица, все, как один, были его соплеменниками, притом некоторых из них он действительно знавал по Джабону.

– Мансоро? А ты здесь что делаешь? – раздался знакомый старческий голос.

Ближайшие всадники отъехали в сторону. На гнедом жеребце к Намбиниэлю подъехал командир отряда, седой, лысеющий мужчина, старый даже для эльфа, но еще не расставшийся с силой и не потерявший интерес к играм молодых.

– То же самое могу спросить и у тебя, уважаемый Кондиер. Что значат эти глупые прятки в лесу и почему ты в Сардоке, когда Совет…

– Совет слаб, он не способен к решительным действиям, он вообще уже ни на что не способен, – кратко, но четко выразил свое отношение к руководству Джабона пятисотлетний Долгожитель. – Вы, молодые, слишком много времени проводите в мягких креслах, а не в седле. Правда, к тебе, Намб, это не относится. Ты молодец, предпочитаешь действия, а не Раздумья. – Кондиер слез с коня и, пристально глядя в глаза удивленного Намбиниэля, подал ему знак отойти в сторону.

Всадники нехотя разъехались, давая двум командирам возможность обсудить щекотливый вопрос наедине, однако держали луки наготове и не сводили глаз с чужака. Намбиниэль чувствовал, что балансирует на тонкой грани между жизнью и смертью. Одно неверное слово или одно резкое движение, и встреча с предками произойдет гораздо раньше, чем он планировал.

– Я не буду темнить. Я солдат, а не придворный шаркун, – начал разговор старик, как только они отошли на десяток шагов от отряда. – Совет слаб, он ведет нас по пути компромисса, а не побед. С каждым годом мы теряем силу, а враг набирает мощь. Еще недавно люди с нами считались, теперь нас не воспринимают всерьез, даже не боятся. Наши силы разрозненны, разбросаны по Континенту. К тому же у многих эльфов уже успел нарасти жирок на задах, и пропала охота браться за оружие. Война – не партия в шахматы, мой друг, в ней нет ничьих. Она продолжается даже после того, как стороны подписали мирный договор, а их вожди прилюдно облобызались. Ты не дурак, ты это прекрасно понимаешь!

Намбиниэль кивнул, он был полностью согласен со стариком, но также знал, что любая попытка поднять восстание будет обречена на провал и только усугубит их незавидное положение.

– Ты призываешь встать под твои знамена или просто беседуешь перед тем, как покончить со мной? – задал Мансоро откровенный вопрос.

– Рад, что в тебе не ошибся, – усмехнулся Кондиер, отчего его лицо покрылось густой сетью морщин. – Ты не только догадлив, но и не любишь тратить время на пустую болтовню. Предлагаю остаться с нами и собрать в этом лесу весь свой отряд. Очень скоро мы начнем войну и уже не позволим трусам из Совета украсть у нас победу.

– Сколько? – неожиданно спросил Намбиниэль, вызвав на лице собеседника выражение разочарования и презрительную ухмылку.

– Ты хочешь денег? Неужели ты стал таким же алчным, как…

– Никаким я не стал! Я такой, каким я был, – перебил дальнейшее ворчание Намбиниэль. – Сколько у тебя бойцов и сколько ты надеешься протянуть с этой… «армией»? Месяц, два или, может быть, три?! Даже если тебе удастся взбудоражить весь Сардок, и все эльфийские мужчины возьмутся за оружие, то нас раздавят в первом же сражении. Разве ты не понимаешь, что эта жалкая авантюра обречена на провал?! Нас слишком мало. Император даже не пришлет в провинцию войска, нас сомнет в бою кавалерийская дивизия, а выживших поднимет на вилы народное ополчение, в котором, кстати, наверняка будут не только люди, но и эльфы!

– Твои опасения понятны, скажу даже больше, я их полностью разделяю, поэтому и решил пойти по иному пути. – Морщинистое лицо расплылось в довольной и одновременно загадочной улыбке. В глазах появился азартный блеск. Он был рад, что не ошибся в выборе собеседника и не метал бисер перед… неблагодарной аудиторией. – В Империи есть сила, которая сожрет ее изнутри. Она плохо организована и неуправляема, но именно такой она нам и нужна, чтобы ослабить врага.

– Лесные бродяги! – осенила Мансоро догадка.

Кондиер, довольно улыбаясь, кивнул. Похоже, ему давно не встречались достойные собеседники, способные сопоставлять факты и анализировать их на лету. Мудрому старцу в основном приходилось общаться лишь с теми, кому нужно было разжевывать каждое слово и повторять приказы трижды на дню.

– Не только, кроме них есть также каторжники, которым мы вернем свободу, и городское ворье, которое мы наймем. Оставшиеся без работы наемники, убийцы, авантюристы всех мастей и просто любители выпустить своему соседу кишки тоже встанут в наши ряды, хотя даже не будут подозревать об этом.