Римские страницы жизни

По дороге в Италию Зинаида Волконская и ее спутники заезжают в Веймар к Гете. Великий олимпиец воздает должное талантливой русской княгине. А далее – итальянский сапожок.

Италия – это осознанный выбор или некая случайность? В письме к Петру Вяземскому Зинаида Волконская пишет: «Эта страна, где я прожила четыре года, стала моей второй родиной: здесь у меня есть настоящие друзья, встретившие меня с радостью, которой мне никогда не оценить в достаточной мере. Сегодня мне нанесла визит одна дама, которая проделала 40 километров для того, чтобы ненадолго увидеть меня. Все мне любезно в Риме – искусства, памятники, воздух, воспоминания».

Итальянец Пьетро Каццола пишет:

А теперь позволим себе привести выдержку из воспоминаний князя Сергея Волконского:

В Италии Волконская продолжила свою деятельность по культурному сближению России и Европы. В парке своей виллы она устроила своеобразную галерею, увековечившую имена Пушкина, Карамзина, Веневитинова, Рожалина и других деятелей российской культуры; кстати, именно в Риме у Волконской был установлен первый в мире памятник Пушкину. Не забыла княгиня и своего царственного друга: на вилле возвышался белый бюст Александра I на четырехугольном постаменте того самого красного гранита, из которого сделана знаменитая Александрийская колонна в Санкт-Петербурге, увенчанная ангелом с вечно юным ликом почившего императора.

Роковая болезнь

В апреле 1832 года Зинаида Волконская покидает Рим с намерением ехать в Россию, ей хотелось встретиться снова с московскими друзьями и «возглавить первые шаги» сына, как она выразилась, «на поприще России». Но судьба распорядилась иначе. В тирольском городке Ботцене (ныне Больцано) ее неожиданно подкосил недуг. Болезнь развивалась стремительно, и княгиня думала, что умрет. Когда опасность миновала, находившийся при ней Степан Шевырев писал Мицкевичу:

Так что же произошло? 6 мая 1832 года Николай Рожалин пишет из Ботцена своему приятелю Соболевскому в Венецию: «Какое несчастье, милый Соболевский, что ты не поехал с нами! Мы привезли сюда Княгиню в самом расстроенном положении, и в нервическом припадке она откусила себе часть языка... мы все почти совсем растерялись. Княгиня не говорит ни слова, ничего не хочет знать...»

Через пять дней Рожалин сообщает тому же Соболевскому: «...Княгине, по-видимому, становилось лучше, но вдруг, в наших глазах, начались те же конвульсии, без всякой, кажется, причины, кроме перемены погоды. И именно это вечное повторение одних и тех же припадков составляет, по словам доктора, главную опасность и может кончиться апоплексией».

Да, положение было серьезным, и это понимала сама княгиня Волконская, о чем свидетельствует следующее письмо:

Через месяц после приступа болезни, 6 июня, Шевырев сообщает Соболевскому: «Физическое состояние княгини поправляется, но нравственное все-таки сокрушает нас. У ней из головы не выходит мысль о смерти. Нервы все раздражены и слабы...»

Болезнь надломила жизнь Зинаиды Волконской как бы надвое. Позади осталась блестящая светская жизнь молодой женщины. Красота и поклонение мужчин. Впереди расстилалась пустыня физических и моральных страданий. Красота почти утрачена. Силы подточены. Что оставалось делать? В чем искать утешение? «Я хочу быть занятой только мыслями о Боге, – пишет Зинаида Волконская Сергею Соболевскому. – Я полагаюсь на волю Господню – жить мне или умереть. – Молитесь за меня...»

В ноябре тому же адресату: «...Я должна быть благодарной Богу за каждое мгновение своего существования, за то благо, которое Он для меня совершил, и за быстроту моего выздоровления...»

Обращение к Богу

Когда болезнь поразила Зинаиду Волконскую, ей шел 44-й год. Она прожила еще почти 30 лет. Чем были наполнены эти три десятилетия? В книге «Русские поэтессы XIX века» (Москва, 1979) говорится так:

«С годами она все больше погружалась в мистику, доходя до крайнего религиозного фанатизма. Долгая старость ее была печальна. Один свидетель, посетивший Волконскую в Риме незадолго до ее смерти, писал: «Прелаты и монахи окончательно разорили ее... Ее дом, все ее имущество, даже склеп, где лежало тело ее мужа, проданы за долги»».

Мистицизм, монахи... Чисто советский акцент.

В библиографическом словаре «Русские писатели 1800 – 1917», изданном в 1989 году, говорится уже несколько мягче:

«Общественный темперамент направляет религиозную экзальтацию Волконской в русло прозелитизма и активной филантропии; этому и посвящена ее деятельность в последние два десятилетия жизни».

Что такое филантропия – понятно, но что такое прозелитизм?

«Прозелит» в переводе с греческого означает «человек, который принял новое вероисповедание». Но именно этот факт в биографии Зинаиды Волконской самый туманный.

В период существования салона на Тверской княгиня Зинаида исповедовала православную веру. Более того, она глубоко вникала в вопросы православия и была духовной дочерью одного из самых выдающихся священников того времени – протоиерея Герасима Павского, переводчика Ветхого завета и автора множества научных трудов. Однако роковая болезнь резко подвинула ее в сторону католичества. Итальянский исследователь Мазон в связи с этим пишет так:

«Тому, что царь (Николай I) вежливо вынудил ее вернуться за границу, Зинаида была обязана своим связям с некоторыми католиками. Будучи далека от того, чтобы отказаться от этих отношений по возвращении в Рим, она поддерживала их открыто, и не замедлил распространиться слух о том, что она отходит от православной церкви с тем, чтобы сблизиться с римской. Ее обращение стало вскоре достоянием общественности. Она сохраняла по этому поводу предельную сдержанность, и условия, на которых она была «обращена», насколько я знаю, пока не выяснены. Мне даже кажется, что сам термин «обращение» не вполне соответствует пережитому ею в действительности. Она просто продолжала быть такой, какой была, на том пути, на который она вступила и который был глубоко человечным и щедрым, в христианском смысле слова, христианкой первоначальной Церкви, в духе Евангелия от Святого Иоанна, вселяющей в смиренных религиозное чувство, освобождавшее ее от эгоистичной, роскошной и пустой жизни, никчемность и пагубность которой она осознала».

Весьма характерным является признание Зинаиды Волконской в письме к Мицкевичу:

Болезнь как бы открыла княгине Зинаиде новый мир, с новыми «чистыми радостями». Как сказано в Первом соборном послании Святого апостола Петра:

«Ибо всякая плоть – как трава, и всякая слава человеческая – как цвет на траве, засохла трава, и цвет ея опал;

Но слово Господне пребывает в век» (1:24).

Зинаида Волконская стала ревностной католичкой. Биограф княгини Коладжованни пишет, что обращение ее в католичество «происходило постепенно и стало окончательным только в 1839 году, по случаю канонизации Святого Альфонса de Liguori. Это было обращение выстраданное и по убеждению; оно далось огромной ценой. Действительно, когда княгиня в 1840 году вернулась в Россию, по распоряжению Николая I у нее было конфисковано имущество, и она была вынуждена тайком покинуть родину. Волконским удалось создать хороший капитал за границей, но он составлял лишь небольшую часть их прежнего состояния».

Зинаида Волконская не утратила вкуса к «салонной беседе», но все чаще в этих беседах принимали участие деятели церкви, проповедники. Княгиня все больше предавалась радостям уединения и мечтала об основании своего рода обители.

То есть почти полная аскеза, хоть и несколько наивная. А ведь когда-то княгиня тяготела к дорогим нарядам, изысканным туалетам, парижской моде, к различным «излишествам»... Какой поворот! И как изменилось окружение княгини: на смену поэтам и художникам, певцам и артистам, рою молодых поклонников и вздыхателей пришли совсем иные люди – люди веры, адепты религиозной идеи.

Все тот же итальянский биограф Коладжованни так описывает один из дней Волконской:

«Утром, с десяти до полудня, у ее дома выстраивались в очередь поборники разных добрых дел, нищие, бедные, люди, ищущие работу, те, кому требовались совет и утешение. В полдень княгиня приглашала их сопровождать ее в какую-нибудь церковь на последнюю мессу или для благословения, а в завершение – на прогулку в парке Пинчио. В два часа она обедала. Это было время визита ее родственников, многие из которых служили в посольстве; тогда же съезжалось светское общество, поскольку все были уверены в том, что найдут княгиню дома, и каждый мог принять участие в обеде, за которым присутствовали ее близкие друзья: аббат Жербе, монсеньор Луке, аббат Марте. Среди присутствующих было много французов. Вечер отводился обществу. Ее приемным днем был вторник. В ее доме встречались самые знаменитые католические деятели Рима того времени. Княгиня была рада видеть всех этих людей, с которыми она вела дискуссии, стремясь быть в курсе наиболее животрепещущих проблем того времени. В ее доме встречались и старые друзья по семинарии, возвратясь из дальних миссий».

Так решительно Зинаида Волконская вступила на дорогу Добра и Праведности. Все собравшиеся в ее доме чтили завет Святого апостола Павла из Послания к Галатам:

«Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать».

Финальные аккорды последней мессы

В 1844 году в Ассизи умер муж Зинаиды Волконской – князь Никита Волконский. Смерть мужа – знамение, и княгиня еще ревностней отдается попечительским благотворительным делам.

Роскошная жизнь давно забыта. То была услада для глаз и для слуха. В той прошлой жизни она покоряла и блистала, утверждая свое ego. Она испытывала радость от стихов и похвал в ее честь. Позднее она поняла, что все это лишь мишура, фальшивый блеск, исчезающий дым в голубом небе бытия. С возрастом понимаешь, что все «суета и томление духа», как сказано в книге Екклезиаста, ибо «душа не насыщается». Душа просит чего-то иного, не мирского, а возвышенного и божественного. Наступает «время уклониться от объятий». Наступает время раздарить то, что ты накопил и приобрел за долгие годы жизни. И не только серебро и злато, но и собственную душу, бесценные зерна своего опыта, свою накопившуюся нежность и сладость сострадания к сирым и убогим, ко всем страждущим.

Я не знаю (да и кто знает?!), какая ломка происходила в душе Зинаиды Александровны Волконской. Но наверняка она искренне порвала со своей прежней жизнью салонной красавицы и так же искренне стала служить делу Бога, делу Добра.

Она открыла несколько школ, одну – в своем дворце в 1851 году, ругую –на Виа-дель-Бабуино, третья была открыта в квартале Сан-Джованни-ин-Литерано. В основу обучения и воспитания было положено моральное совершенствование, смирение, послушание и приобретение профессиональных знаний. Систему женского обучения разрабатывала сама Зинаида Волконская.

Однако то, что она делала в Италии, не было воспринято однозначно. Одни называли ее «женщиной умной и кающейся», почти святой. Другие считали фанатичной, эксцентричной особой и ханжой. Как угодить всем?!

Кипучая деятельность Зинаиды Волконской оборвалась 5 февраля 1862 года, на 73-м году жизни. В смертный час она хотела быть одетой в монашеское одеяние, но присутствующий при ее кончине монах Дон Джованни не допустил этого, сказав ей:

– Вы были княгиней; почему Вы хотите отречься от своей жизни, которая делает Вам честь?

Ей разрешили надеть лишь белый воротничок, который носили ее подопечные; среди них она и испустила свой последний вздох.

По воспоминаниям еще одного биографа Волконской – Трофимова, «мир обездоленных, чьим Провидением она была, добрые Сестры, которых она любила и которым помогала, священники, вместе с которыми она посещала бедных и которым она доверяла раздавать милостыню, оплакивали своего ангела-хранителя, сделавшего так много добра. Огромная толпа простых людей стояла вдоль дороги от виллы Волконской до Церкви Св. Винченцо, чтобы проводить до могилы свою добрую «русскую княгиню»».

Князь Сергей Волконский отмечает в своих воспоминаниях:

Надпись на могильной плите продиктовала сама Зинаида Волконская при жизни. Вот первые две строчки текста:

Единственный сын Зинаиды Александровны, Александр Никитич, умер в 1878 году. Детей у него не было. Как пишет Сергей Волконский, Никита Волконский усыновил дочь своего приятеля генерала Ильина. Надя Волконская вышла замуж за маркиза Кампанари; ей принадлежит «вилла Волконская».

Свои воспоминания князь Сергей Волконский писал в начале 20-х годов.

Весной 1996 года мы с женой побывали в Риме. Жена Анна, урожденная Харашвили, дальний потомок князей Зумбулидзе, очень расстроилась, узнав, что врата церкви Св. Викентия и Анастасии открываются крайне редко. Она буквально взмолилась небу, чтобы они открылись. И – о чудо! Врата распахнулись, и мы вошли в мерцающий полумрак церкви. Зажгли поминальные свечи. Постояли в благоговейном молчании. Тишина была какая-то неземная, и это при том, что за вратами церкви, буквально в нескольких метрах, гудел многоязычный туристский люд у римской достопримечательности – фонтана Треви. Это напоминало две жизни, прожитые княгиней Зинаидой Волконской: одну – шумную и светскую, другую – тихую и смиренную.

Когда-то, при той первой жизни, Зинаида Волконская написала:

Несомненно, Ангел приветил Зинаиду Волконскую. Кого еще он мог приветить более достойного?..

Каролина Собаньская

ДЕМОН В ОБРАЗЕ ЖЕНЩИНЫ

В былые времена, в первой половине XIX века, была мода держать дамам в своих салонах и гостиных альбомы. Слова словами, но чувства поклонников непременно облекались в письменную, а еще лучше – в стихотворную форму и записывались в альбомах. При случае всегда можно было сказать подругам: вот-де поэт Н. сочинил прелестный мадригал, а офицер К. – наивные, но премиленькие строки. Слова признаний становятся более весомыми, когда они зафиксированы на бумаге.

Среди альбомных игр и шутейства попадаются записи серьезные, драматические, исполненные настоящей боли. Такие строки мы находим в альбоме Каролины Собаньской. Они принадлежат Александру Пушкину: