В самом сердце североамериканского континента расположены Великие Равнины, занимающие территорию почти в миллион квадратных миль и более известные в XIX в. как . Они тянутся с востока от долин широких полноводных рек Миссури и Миссисипи на запад до Скалистых гор и с севера на юг от реки Северный Саскачеван, что протекает в современных канадских провинциях Альберта и Саскачеван, до Рио-Гранде в Техасе и Нью-Мексико. До начала XIX в. эти обширные, богатые дичью и великолепными пастбищами земли оставались для белых людей.

Воин из племени кайова

До 1803 г. Великие Равнины принадлежали Франции и были известны как часть Белые люди редко посещали их в XVIII в., Франция не проявляла к ним ни малейшего интереса. Но на территории Французской Луизианы находился морской порт Новый Орлеан – лакомый кусок для молодой американской республики, дававший жителям бассейна реки Миссисипи единственный выход к морю. В 1803 г. Роберт Ливингстон и Джеймс Монро по поручению президента Соединенных Штатов Томаса Джефферсона отправились в Париж с предложением к императору Наполеону продать Новый Орлеан и западную часть Флориды за 2 млн долларов. В случае необходимости им разрешалось увеличить сумму до 10 млн. Джефферсон выбрал удачный момент. Император, опасавшийся возобновления войны с Великобританией и будучи на грани банкротства после военного фиаско в Египте, нуждался в деньгах гораздо больше, чем в далеких, малопривлекательных американских колониях. Наполеон предложил Соединенным Штатам купить не только Новый Орлеан, но и всю Французскую Луизиану за 15 млн долларов. В те времена это была колоссальная, невообразимая сумма, вызвавшая шок у многих влиятельных лиц молодой республики. Противники идеи приводили множество сравнений, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение. Например, они говорили, что, если выложить все монеты этой суммы в столбик, он получится более трех миль высотой. Причина такой реакции заключалась в том, что количество всех отчеканенных на тот момент в Соединенных Штатах долларов было меньше назначенной суммы! Джефферсон настоял на своем и купил Французскую Луизиану, что увеличило территорию страны вдвое и открыло путь для продвижения к Тихоокеанскому побережью. Теперь перед нацией стояла новая задача – приобретенные земли надо было осваивать и… завоевывать, сгоняя с них коренных жителей.

Завоевание прерий. Худ. И. Бэкон

Именно на этих землях жили последние на континенте свободные дикари. Гордые и воинственные охотники на бизонов, они были истинными властителями Великих Равнин, для которых бледнолицые еще долгие годы оставались существами низшего сорта. Эти люди не раздумывая брались за оружие, если белый человек задевал их интересы, и мужественно сражались за свои земли и за право жить на них по своим законам. Выпускники Вест-Пойнта и боевые генералы Гражданской войны не раз терпели поражение от «властителей равнин», учившихся военному искусству не за партами учебных заведений, а на практике. Лишь переняв индейскую тактику боя и взяв на службу индейских разведчиков из мирных племен, американская армия начала одерживать победы над краснокожими противниками. Но главным оружием белого человека оказались не ружья, а оспа, холера, корь и другие новые, привнесенные им на Равнины болезни, на которые у индейцев не было иммунитета. Этому невидимому врагу они не могли сопротивляться и гибли тысячами. Бывало, что за один год численность племени сокращалась наполовину и все меньше оставалось воинов, способных противостоять белому нашествию. В ярости и бессилии многие из них вскакивали на боевых коней и, вскидывая к небесам зажатые в руках копья, скакали по своим селениям, заваленным трупами умерших родичей, призывая духа болезни явиться во плоти и сразиться с ними, как подобает мужчине. Но и они, сраженные невидимой напастью, падали наземь и умирали в муках. Завоевывать оставшихся становилось легче. К тому же появились белые охотники, ежегодно уничтожавшие сотни тысяч бизонов – основной источник пропитания краснокожих воителей. Люди начали умирать не только от болезней, но и от голода. Но, даже несмотря на все это, чтобы покорить дикарей, американской армии понадобилось более полувека… Армии, победившей Мексику менее чем за два года.

Кем были эти храбрые, гордые люди и как они воевали, рассказывает эта книга.

Глава 1

Война была неотъемлемой частью существования индейца, затрагивая все стороны его жизни от рождения до смерти. Воинские заслуги оказывали основное влияние на статус мужчины и его положение в иерархии племени. Один из белых современников очень точно подметил, что жизнь дикаря проходит в одном шаге от смерти. Джордж Гриннел писал: «Когда вы говорите со своим индейским другом, сидя рядом с ним, покуривая на привале во время дневного марша по бескрайней равнине, или лежа ночью около своего костерка, одиноко мерцающего в горах, или сидя в кругу гостей в его палатке, вы как бы сливаетесь с природой. Некоторые его взгляды могут шокировать ваш цивилизованный разум, но они мало отличаются от высказываний, которые вы можете услышать из уст вашего маленького сына. Индеец настолько легко говорит о крови, ранах и смерти, как о чем-то естественном и обычном, что может испугать вас, но все это было частью его ежедневного существования. Даже сегодня вы порой можете услышать, как высохший, разбитый параличом старик, уцелевший в давно прошедших войнах, хихикает своими резкими смешками, рассказывая, словно веселую шутку, ужасающую историю о пытке одного из своих врагов».

Ажонжон, вождь ассинибойнов. Худ. Дж. Кэтлин

От рождения индеец был воином, и от него ожидали наличия четырех добродетелей – храбрости, силы духа, щедрости и мудрости. Из них храбрость стояла на первом месте. Воин должен был проявлять мужество в битвах с врагами и схватках с дикими животными, такими как раненые бизоны, разъяренные пумы и беспощадные медведи гризли. Когда у воина из племени черноногих рождался мальчик, отец брал его в руки и поднимал к солнцу со словами: «О Солнце! Дай этому мальчику силу и храбрость. И пусть он лучше погибнет в битве, чем от старости или болезни». С ранних лет старшие наставляли будущих воинов быть храбрыми и не бояться смерти, внушая им, что нет ничего почетнее смерти на поле боя. Кроу говорили: «Старость исходит от злых духов, и юноше лучше погибнуть в бою». По мнению сиу, тоже было «лучше умереть на поле боя, чем дожить до дряхлой старости». Но наибольшую известность приобрела фраза, произносимая воинами Равнин перед кровавыми битвами: «Сегодня хороший день, чтобы умереть!» И все же индейцы были реалистами. Жизнь соплеменника ценилась настолько высоко, что на практике обычные люди придерживались более прозаичных идей.

Бандольера сиу

Ричард Додж отметил психологическое отличие белых людей и краснокожих в отношении к боевым ситуациям: «Белый солдат, отправляясь в битву, знает, что многие будут убиты и ранены, но всегда надеется, что ему самому посчастливится и он останется невредим. Индеец же, напротив, думает, что попадут именно в него, а потому все 30–40 атакующих краснокожих прячутся за боками своих лошадей, когда на них направлено всего одно ружье». На войне индейцы старались избегать гибели своих воинов, и приношение людей в жертву ради стратегических выгод было абсолютно неведомо их военной концепции. Конечно, среди них было достаточно отчаянных бойцов, готовых рисковать ради сущей бравады или настолько уверенных в силе своих духов-покровителей, что они кидались на превосходящих по численности врагов. Но общая тенденция тактики индейской войны свидетельствует о том, что для них было более важно сохранить жизни своих воинов, чем нанести больший урон противнику. Даже в молитвах они просили духов-покровителей помочь им убить врага легко и безопасно для себя. Безусловно, индейский воин был храбр, но он не был фаталистом и редко вступал в бой с врагом, если шансов на успех не было.

В 1839 г. Вислиценус написал строки, в которых очень точно отразил индейское понимание храбрости: «Они считают глупым атаковать врага в открытом строю, а Черный Сокол, знаменитый вождь сауков и фоксов, присутствуя на больших маневрах в Нью-Йорке, во время которых штурмом было взято несколько батарей, не мог осознать всего идиотизма приношения в жертву нескольких сотен воинов, когда можно было без проблем неожиданно захватить батареи ночью, не потеряв при этом ни одного». Берландиер отмечал в начале XIX в.: «Несмотря на то что они считают любого, кто погиб в открытом бою, безрассудно храбрым, они также презирают трусость человека, бегущего с поля боя, если только противники не превосходят его численно. Показатель хорошего воина, в особенности вождя, заключается в том, чтобы провести свой отряд против врага незамеченным, напасть на него, когда он беззащитен, а затем броситься на врага и перерезать ему глотку, не позволив застать себя врасплох».

Военная рубаха вождя сиу Красное Облако

Одни племена вели полуоседлый образ жизни, проводя часть времени в постоянных деревнях, возделывая землю, приносившую им урожаи маиса, бобов, кабачков, тыкв и табака, и дважды в год на несколько месяцев уходя на равнины, чтобы совместно поохотиться на бизонов. Другие были типичными кочевниками, скитавшимися в поисках бизонов и пастбищ для своих многочисленных табунов. Периодически они приходили с визитами к деревням полуоседлых племен, чтобы обменять у них на мясо и шкуры продукты земледелия. Но именно бизоны, миллионы которых свободно бродили по равнинам, были основным источником пропитания и у первых, и у вторых, пока белые охотники не начали уничтожать их ради шкур и языков. По подсчетам одного исследователя, до появления белого человека бизоньи стада на Великих Равнинах насчитывали не менее 60 млн голов. Индейцы не зря считали бизона священным животным. Все части этого зверя шли в дело. Из рогов делали ложки, скребки, луки; из шкуры – одежду, покрышки для жилищ, щиты, контейнеры, веревки, клей и многое другое; из хвоста – военные дубинки; из копыт – клей, трещотки, подвески, молоты и т. д., а бизонье мясо было основным продуктом питания. Можно понять бешенство краснокожих, когда белые охотники начали ежегодно уничтожать сотни тысяч бизонов, обрекая их семьи на голодную смерть. Позднее, когда начались полномасштабные войны с индейцами, один из армейских чинов высказал мысль, что для победы надо полностью уничтожить бизонов. К 1889 г. на территории США осталось всего 256 этих красивых могучих животных!

В первые десятилетия XIX в. на Великих Равнинах, где обитало около 30 различных племен, сложились 3 наиболее мощные военные силы, которые оставались таковыми до самого конца индейских войн. Ими были: на севере – конфедерация черноногих (сиксики, пиеганы и кайна) с союзными им гровантрами (до 1861 г.) и сарси; в центральной части – сиу, с северными частями арапахов и шайенов; на юге – команчи, с союзными им кайовами, кайова-апачами и южной ветвью шайенов.

Воин команчей. Худ. Ф. Ремингтон

Наиболее агрессивными племенами Дикого Запада XIX в. в войнах с белыми людьми были сиу, шайены, команчи, кайовы и черноногие, а в межплеменных войнах – черноногие, сиу, шайены, команчи, кайовы, осейджи, пауни и кроу.

Помимо вышеуказанных племен на Равнинах жили ассинибойны, равнинные кри и оджибвеи, манданы, хидатсы, арикары, айовы, миссури, ото, омахи, понки, канзы, тонкавы и липан-апачи.

Волчья Накидка, вождь южных шайенов

Полуоседлые племена жили в постоянных деревнях, состоявших из огромных земляных домов. Дома арикаров, например, возводились ценой больших физических затрат и группировались вокруг открытого места в центре поселения. В земляном доме проживало 2–3 семьи. В каждой деревне существовал огромный дом, в котором проводились церемонии, танцы и прочие празднества. Земляной дом представлял собой каркас из бревен без окон, сверху полностью засыпанный землей, с дымовым отверстием в потолке и входом, и был своего рода крепостью, проникнуть в которую незваным гостям было весьма сложно. Входом в земляной дом служил выступ около трех метров длиной, закрытый со всех сторон и образующий узкий проход. Чтобы было легче противостоять нападениям врагов, некоторые племена укрепляли свои поселения насыпями, рвами и частоколами. В постоянных деревнях из земляных домов жили полуоседлые племена – пауни, омахи, понки, канзы, миссури, ото, айовы, манданы, хидатсы и арикары. Другими типами жилищ были дома полуоседлых осейджей и вичитов. Дома осейджей представляли собой конструкции, покрытые циновками и корой, а вичиты жили в огромных домах овальной формы, крытых пучками длинной соломы.

Кочевые племена жили в палатках, называемых . Типи являлось одной из характерных черт равнинной культуры. Ими пользовались все племена Равнин – кочевые постоянно, а полуоседлые во время ежегодных летних и зимних племенных охот на бизонов. Пауни, например, жили в деревнях с марта до середины июня, а затем отправлялись на бизонью охоту, которая продолжалась до начала сентября, потом возвращались обратно. В середине декабря они вновь уезжали на бизонью охоту и возвращались к марту.

Карта расселения племен Дикого Запада

Типичными кочевниками были сиу (сичангу, оглала, миниконжу, хункпапа, сихасапа, оохенонпа, итазипчо), ассинибойны, равнинные кри и оджибвеи, черноногие (сиксики, пиеганы, кайна), сарси, гровантры, кроу, шайены, арапахо, команчи, кайовы и кайова-апачи.

Лагеря кочевников могли быть как маленькими (5—20 палаток), так и большими (до нескольких сотен палаток). Последние обычно собирались летом для проведения племенных церемоний или в случае опасности. Например, лагерь команчей, встреченный путешественниками в 1834 г. к востоку от гор Вичита, имел протяженность в 15 миль! А лагерь объединенных сил сиу и шайенов на реке Литтл-Бигхорн, чьи воины в 1876 г. уничтожили солдат генерала Джоржа Кастера, состоял из нескольких тысяч палаток.

Племенная организация индейцев Великих Равнин несколько отличалась друг от друга, но основные принципы были схожи. Наиболее важной группой в племенной организации индейских народов была большая семья, следующими по значимости являлись общины, которые, в свою очередь, объединялись в племя, что можно проследить на примере кайова-апачей. Расширенная семья у них называлась и представляла собой группу родственников, объединявших несколько типи, в каждом из которых жила семья, состоявшая из родителей и детей, иногда в нее входили дедушки и бабушки по отцу или матери. Дети чувствовали себя как дома в любом типи, входившем в эту группу. Они кочевали вместе, но вели раздельное хозяйство и ели по отдельности. Несколько кусткаэ для защиты от вражеских нападений объединялись в общины – , размер которых зависел от престижа их лидеров. Каждый человек был волен самостоятельно решать, в какой гонке ему быть, он мог переходить из одной в другую, но обычно состав кайова-апачских общин не менялся годами. В более крупных племенах люди часто переходили из одной общины в другую, а зачастую даже жили в союзных племенах. Например, несколько семей сиу постоянно жили среди шайенов или арапахо, и наоборот.

Лагерь ассинибойнов

Взаимоотношения в общине строились на принципе взаимовыручки. Даже самый ленивый человек или калека всегда был сыт, если в лагере была еда. Если у кого-то враги угоняли всех лошадей, он всегда находил друзей, готовых восполнить его потерю. Каждый понимал, что его жизнь и безопасность во многом зависят от находящихся рядом соплеменников, недаром самым страшным наказанием у всех индейцев Равнин было изгнание из племени. Для краснокожего это было равносильно духовной и физической гибели. Человек терял не только поддержку соплеменников, но и лишался магической защиты племенных богов и талисманов. Он становился уязвим для всех врагов, рвались все нити, связующие с миром живых и мистических существ, разрушался его маленький мирок, внутри которого он мог чувствовать себя в относительной безопасности. Недаром названия многих племен в переводе означали «» или «». Тем самым уже на этом уровне индеец проводил четкое разграничение между своими и чужими – людьми с другим языком, обычаями и духовной практикой.

Кочевые племена делились на общины так же, как оседлые на отдельные деревни, каждой из них руководил вождь. Иногда его избирали на совете, а иногда от общины отделялась небольшая группа, к которой, если ей руководил влиятельный человек, постепенно присоединялись другие семьи. Если вождь по той или иной причине терял авторитет, последователи покидали его и община прекращала существование. Как люди становились вождями, понятно из термина, которым их называли кроу, – , что означало «» или «». Команчи на вопрос, как человек становился вождем, отвечали: «Никто не избирал его, он просто становился им». Очень важным качеством для вождя была храбрость. Ни один индеец не последовал бы за трусливым лидером, насколько бы богат и щедр тот ни был.

Первыми на земли индейцев пришли торговцы. Худ. Ч. Расселл

Племя, состоявшее из общин, управлялось либо верховным вождем, либо советом вождей. Весьма необычная структура управления племенем существовала у шайенов. Все важные племенные проблемы решались советом, состоявшим из 44 вождей: 4 верховных вождя и по 4 вождя от каждой из 10 общин. Верховные вожди имели между собой равные права, тогда как остальные 40 были скорее их советниками, авторитет которых распространялся только на их общины. Тем не менее их положение вызывало у соплеменников уважение, и люди прислушивались к ним. Нельзя сказать, что верховные вожди обладали большей властью, чем другие участники совета вождей, но благодаря своему статусу и человеческим качествам, которые позволили им занять этот пост, к их мнению прислушивались с большим вниманием, чем к мнению советников. Вожди избирались на десятилетний срок, после чего могли быть переизбраны. Любой из 4 верховных вождей по истечении 10 лет мог назвать преемника, которым иногда становился сын. Выбор вождя был делом важным, и этому предшествовали серьезные обсуждения. Человек должен был отвечать определенным требованиям: быть храбрым, честным, щедрым, мудрым, рассудительным, спокойным и т. п. Обязательства, накладываемые на вождя, были достаточно суровыми, поэтому многие отклоняли предложение занять этот почетный пост. Если вождь хотя бы раз проявлял себя не с лучшей стороны, например ссорился с кем-нибудь, даже если ему было нанесено оскорбление, он лишался поста.

Украшение, надевавшееся на грудь лошади. Кроу

Утверждения о наличии разделения на мирных и военных вождей не совсем верны. Несмотря на широко распространенное мнение, у индейцев Равнин не существовало института постоянных военных вождей. Человек был таковым только на время военного похода и только для находившихся в отряде воинов, а после возвращения в лагерь складывал свои полномочия и становился обычным общинником. Название более точно отражает их статус.

Структура управления оседлых племен была более жесткой, чем у кочевников, и значительная роль в ней отводилась жрецам. Например, осейджи в XIX в. были организованы в 5 деревень, каждая из которых имела представителей всех 24 кланов и символически была зеркальным отражением остальных деревень. Политическая структура существовала только на уровне деревень, которые были разделены на две части «улицей», идущей с запада на восток. Она символизировала разделительную линию между Небом и Землей и делила людей на две группы – (северная сторона) и  (южная сторона). В деревне было два вождя, по одному от каждой группы. Их дома стояли в центре деревни, напротив друг друга через улицу. Вожди имели равное влияние на всех жителей и действовали сообща. Их основной функцией было следить за гармонией внутри деревни, улаживать ссоры и изгонять нарушителей. Отношения к войне они не имели. Санкционировать военный отряд или присудить военные награды могли только племенные жрецы. Только они решали вопросы войны и мира, имели отношения с внешним видимым и невидимым мирами и исполняли необходимые ритуалы.

Мужчины практически всех народов Великих Равнин являлись членами одного из племенных мужских союзов (обществ), которые делились на военные и гражданские. Общества не были постоянными – одни появлялись, другие исчезали. В некоторых племенах мужские союзы были возрастными, в других нет. Каждое военное общество имело свои регалии, украшения, пляски и церемонии. В нем были определенные должности, которые занимали наиболее прославленные бойцы. Именно они были общества. Эти воины, называемые , должны были проявлять особую храбрость в схватках с врагами.

Неожиданная встреча на просторах Дикого Запада. Худ. Ч. Расселл

Кларк Висслер разделил по функциям общества на полицейские, гражданские (руководящие) и воинские. Полицейские следили за порядком в лагере, во время перекочевки и бизоньей охоты, а также наказывали нарушителей спокойствия и наложенных вождями запретов. Единовременно в качестве «полиции» выступало одно общество. Как правило, но не обязательно, общества сменяли друг друга поочередно. В племенах, где мужские союзы были возрастными, от мальчика ожидали, что он, взрослея, будет переходить из одного общества в другое, пока его не убьют в бою или он не достигнет старости и сможет отойти от дел. Такой была система у арапахов, черноногих, гровантров, манданов, арикаров, хидатсов.

В некоторых племенах, например у кроу, в военные общества входило все боеспособное мужское население племени. В других, например у шайенов, большинство, но не все. Наиболее важными и агрессивными воинскими обществами среди равнинных племен были общества Собак и Лис.

Несмотря на то что роль воина в индейском обществе, основой которого являлась военная демократия, была чрезвычайно велика, она не являлась главенствующей. Обычный боец, хотя и пользовался уважением, в племенной иерархии занимал отнюдь не первое место. Наибольшим влиянием пользовались вожди племени, крупных общин и сильных воинских обществ, а также шаманы, являвшиеся знатоками церемоний и обладавшие сверхъестественными, магическими силами, – люди, служившие связующим звеном между богами и соплеменниками. И все же именно слава на поле брани была одним из основных способов добиться известности и влияния в племени и, конечно же, богатства, которое заключалось в лошадях.

Появление лошади стало решающим фактором, полностью изменившим жизнь равнинных индейцев. Именно благодаря ей на Великих Равнинах сложилась культура, абсолютно отличная от культур всех остальных индейских племен североамериканского континента. Если раньше люди медленно кочевали за стадами бизонов, перевозя свой небольшой скарб на собаках, то отныне они стали более свободными в перемещениях. С появлением лошадей увеличилось расстояние военных экспедиций, кардинально изменилась военная тактика краснокожих, что отразилось и на системе боевых заслуг. Конный воин обладал большей мобильностью, и привязанная на ночь у палатки лошадь в случае внезапного нападения давала ему возможность лучше защищать свой лагерь, быстрее преследовать врага или спасаться бегством. Кроме того, лошадь облегчила охоту и позволила перевозить огромное количество домашнего скарба и запасов пищи, в результате чего даже палатки кочевников стали гораздо больше и уютнее.

Шаманка кроу Красивый Щит говорила так: «Именно появление лошади наилучшим образом изменило жизнь кроу. Это произошло задолго до меня, но моя бабушка рассказывала мне о тех временах, когда старух, слишком слабых, чтобы перенести долгие пешие переходы, оставляли умирать и уходили дальше. Она рассказала мне, что, когда старая женщина становилась обузой, люди возводили для нее палатку, давали ей мясо и хворост для костра и уходили. Они не могли таскать старух ни на своих спинах, ни на собаках – они бы просто не выдержали. В те дни, если мужчины становились слишком старыми, чтобы заботиться о себе, они надевали лучшие одежды и отправлялись на войну, часто в одиночку, пока не находили шанса умереть в бою. Иногда эти старики уходили с отрядами молодых воинов и искали возможности погибнуть с оружием в руках. Со старухами все было иначе. Они сидели в своих палатках, пока не кончалась еда и не затухал костер, а затем умирали в одиночестве. Все это изменила лошадь, ведь даже старики могут ездить верхом. Я родилась в счастливые времена. У нас всегда было вдоволь жирного мяса, мы много пели и танцевали в наших селениях. Сердца наших людей тогда были легкими, как перышки».

Чем большим количеством лошадей владело племя, тем богаче и удачливее были его люди. Лошадей с удовольствием выменивали белые люди из торговых постов, давая за них ружья, боеприпасы, табак, алкоголь и другие товары. Эдвин Дениг писал: «Огромную часть времени каждое племя тратит на то, чтобы охранять своих лошадей или пытаясь захватить их у своих врагов… Эти люди живут в постоянном страхе потерять всех лошадей, которые являются их единственным богатством… Без лошадей индейцы не могут поддерживать свои семьи охотой. Их выбор невелик – либо иметь их, либо голодать».

Юноша из племени манданов. Худ. К. Бодмер

Первые лошади были завезены в Америку испанскими конкистадорами. Где бы впервые ни появлялись , как позднее назвали лошадей индейцы сиу, они вызывали у коренных американцев удивление и ужас. Среди пауни существует предание, что их предки приняли всадника на коне за единое животное о двух головах. К чести пауни, они быстро разобрались в своей ошибке, выбив всадника из седла выстрелом из лука. Индейцы вскоре поняли, какие преимущества дает им новое животное, и стали превосходными наездниками.

Зарисовки Ф. Ремингтона о жизни черноногих

Индейские лошади отличались от больших породистых лошадей, появившихся на Равнинах с приходом американцев. Белый современник так описывал их: «Они не отличаются большим ростом и редко бывают красивыми, но очень быстры и выносливы, поскольку не знают другой пищи, кроме травы. По этой причине индейские лошадки более приспособлены к длинным путешествиям, чем американские лошади, которые обычно худеют, питаясь обычной травой. Несмотря на это, индейцы и белые более предпочитают американских лошадей, потому что они крупнее и красивее, а когда привыкают к дикой жизни, значительно превосходят индейских скакунов». Полковник Де Тробрианд в 1867 г. сообщал: «Индейская лошадь может без остановки покрыть расстояние от 60 до 80 миль за время от рассвета до заката, в то время как большинство наших лошадей устают после 30 или 40 миль пути».

У воинов каждого племени были свои предпочтения и суждения относительно того, каким должен быть их боевой конь. По мнению индейцев, помимо всего прочего, очень важна была масть лошади, поскольку она говорила о скоростных качествах, которым в условиях постоянных боевых действий отводилась первостепенная роль. Наиболее ценимой мастью у воинов черноногих были . Многие мужчины очень гордились своими двухцветными скакунами. Пинто признавались лучшими скакунами практически во всех племенах, поскольку, как полагали многие краснокожие, смешение мастей свидетельствовало о смешении в одном животном лучших характеристик всех лошадей. Однако кайовы считали пинто женскими лошадьми. Кайова-апачи предпочитали в качестве боевого коня лошадь рыжей масти, чем вороной. Кроме масти, учитывались и другие факторы. Сиу говорили, что наиболее выносливы кастрированные кони, довольно хороши бывают некоторые кобылы, в то время как жеребцы таким качеством не обладают. Воин команчей лишь в крайнем случае ездил верхом на кобылице, а в битву отправлялся только на жеребце, и ни при каких обстоятельствах не сделал бы этого на кобыле.

Скаковые лошади, называемые боевыми, применялись только в бою и на охоте, им уделялось особое внимание. В поход воин ехал на обычной лошади. Скаковую вел на поводу, пересаживаясь на нее только перед атакой. Лошадей обучали различным приемам, которые могли пригодиться на войне или на охоте. Например, очень важно было заставить животное спокойно стоять рядом с хозяином и не убегать, когда он спешивался во время боя. Если лошадь убегала, воин мог погибнуть от рук врагов. Обучение происходило следующим образом. Воин на скаку останавливал коня и соскакивал, держа в руках накинутую на шею животного веревку. Если конь делал шаг, воин с силой, резко дергал веревку, причиняя ему боль. Через некоторое время конь приучался стоять рядом с хозяином и не отходить от него даже во время яростного боя. Кроме того, находясь на равнине, индеец зачастую вставал ногами на спину своего коня, чтобы осмотреть окрестности, в этом случае также было необходимо, чтобы животное стояло не двигаясь. Пиеганы приучали лошадей пить по команде, издавая частые цокающие звуки языком. Если лошадь отказывалась пить и мотала головой, воин знал, что вода не подходит для питья и он должен поискать другое место. Три Теленка, кайна-пиеган, вспоминал, что некоторые кроу могли заставить лошадей кататься в траве после водопоя, если хозяин хлопал себя ладонями по бедрам. Команчи тренировали лошадей показывать ушами опасность. Если в окрестностях появлялось какое-либо животное, лошадь попеременно поводила своими ушами. Если появлялся человек – скакун поводил обоими ушами вперед. По словам команчей, это спасло многие жизни.

Глава 2

Война в жизни индейцев

Война не могла не отразиться на социальных, церемониальных и экономических сторонах жизни индейцев Равнин. Она не была делом лишь одного какого-то класса или только представителей мужского пола. Она касалась каждого члена племени от рождения до смерти. Девочки, так же как и мальчики, зачастую получали свои имена в честь военных подвигов прославленных бойцов. Женщины танцевали со скальпами, восхваляя деяния родственников, а их плач над телом погибшего родича был наиболее эффективным средством для организации карательного похода. Большая часть общеплеменных церемоний была так или иначе связана с войной.

Военная пляска в деревне манданов. Худ. Ч. Расселл

Многие исследователи высказывали предположение, что индейская война несла в себе определенный игровой момент, приводя два основных довода:

1) система подвигов, где убийство врага ценилось невысоко;

2) незначительные потери даже в крупных сражениях.

Военная рубаха кроу

Стэнли Вестал отмечал, что кровопролитие и убийство не было для индейца главной целью схватки. Воин, если только он не отправлялся в поход, чтобы отомстить за убийство соплеменника, или не сражался, защищая свою семью, делал из войны некую «игру на публику». Он дрался не столько ради того, чтобы нанести урон врагу, сколько ради показа всем своей доблести. Другой исследователь отмечал, что индейская война «трансформировалась в великое игрище, в котором подсчет «ку» на враге часто брал верх над его уничтожением». Проведенный автором данной книги анализ различных столкновений отвергает эту идею как один из многочисленных мифов, окружающих историю индейских войн. Во-первых, даже несмотря на градацию подвигов, воины всегда стремились убить врага и при благоприятных обстоятельствах никогда не отказывали себе в этом удовольствии, о чем свидетельствуют многочисленные рассказы и воспоминания участников тех далеких событий. Во-вторых, минимальные потери в жестоких боях, по мнению автора, свидетельствуют лишь о великолепной выучке краснокожих бойцов. В защиту этого утверждения говорят битвы с американскими солдатами, чья система подвигов кардинально отличалась от индейской и чьей единственной целью было уничтожение противника. Однако и в этом случае даже при крупномасштабных сражениях потери индейцев, как правило, составляли не более 10–30 воинов. Нападения кавалерии на спящие лагеря краснокожих, во время которых гибло много людей, также, как это ни покажется странным, подтверждают данное утверждение. Во время таких нападений воины бросались на защиту убегающих женщин, детей и стариков, но процент погибших мужчин всегда был минимален, а женщин и детей едва ли можно причислить к боеспособной силе племени. При анализе различных столкновений обращают на себя внимание многочисленные ситуации, в которых воин в одиночку бросался в гущу врагов, скакал вдоль рядов сотен стреляющих в него противников и т. п., оставаясь при этом в живых. Индейцы объясняли такие феномены наличием магической силы, но разгадка кроется именно в том, что индеец был высококлассным бойцом, с которым, по словам многих американских офицеров, мало кто мог сравниться.

Вожди кроу, 1868 г.

Многие участники сражений с краснокожими сообщали, что наиболее агрессивными бойцами были юноши от 16 до 25 лет. Рэндолф Мэрси в 1850-х гг. отмечал, что на Равнинах даже при не предвещающей неприятностей встрече с молодыми воинами стоит быть особенно внимательными и всегда держаться настороже. Причина этого заключалась в том, что слишком многое в социальной жизни племени зависело от военных заслуг и молодой человек, не проявивший себя на тропе войны, был никем. Стремясь завоевать общественное признание, молодые воины не раздумывая бросались на самые опасные участки боя, совершая подвиги или погибая. В то же время мужчины среднего возраста, уже добившиеся определенного положения в племени, обычно резко отходили от участия в военных действиях. Оба эти факта – агрессивность и некоторая показушность в действиях молодежи и отход от военных действий мужчин после 35–40 лет – достаточно широко освещены в научной литературе. При этом этнографы и историки не увязывают их в единое целое. По мнению автора, данные факты ясно показывают связь между системой подвигов и продвижением человека по социальной лестнице. Именно совершение конкретных подвигов открывало молодому воину путь к тем или иным племенным институтам – воинским обществам, предводительству военных отрядов, лидерству в общине или племени. Справедливости ради стоит отметить, что для юноши из богатой семьи этот путь в некоторой мере был более простым. Например, его семья могла купить для него место в одном из лидирующих воинских обществ, но, если на его счету не было достаточного количества боевых подвигов, он не мог рассчитывать на роль вождя общины или племени. Следует понимать, что для достижения определенного положения в обществе от индейца требовалось не просто проявить себя на войне, но и совершить ряд конкретных подвигов. Безрассудная молодежь, недавно ступившая на тропу войны, при любой возможности старалась пополнить свой невеликий список заслуг тем или иным подвигом, дававшим им в социальной жизни право претендовать на определенное положение в воинском обществе, общине или племени. Молодые воины в бою разыгрывали спектакль, быстро перемещаясь с места на место, издавая боевые кличи, эффектно атакуя врагов и бросаясь в самые горячие места сражения. Каждый из них знал, что, если его деяния не будут на устах всего племени, он не сможет стать влиятельным человеком. Подобные действия молодых бойцов могли показаться белому наблюдателю некой замысловатой игрой, но суть их заключалась в ином.

Воины миссури, ото и понка. Худ. К. Бодмер

Путь молодого воина был долог и непрост. Следуя ему, он должен был выполнить определенную программу. Например, юноша кайовов, подобно молодым людям из других племен, начинал свою карьеру в возрасте 15–16 лет. В первом походе он выполнял роль прислуги для старших воинов. Годам к 20, а иногда и в первом походе, он совершал какой-либо подвиг и переходил в разряд  – людей, участвовавших в боевых действиях и отличившихся в них. С этого момента он мог вступить в одно из воинских обществ более высокого ранга. В дальнейшем в зависимости от боевых успехов укреплялось и его положение в племени. Если ему удавалось стать заметной фигурой, он мог перейти в разряд  – предводителей военных отрядов, это обычно происходило годам к 30. С ростом его успехов и влияния все больше бойцов готовы были присоединиться к нему, и он начинал руководить крупными экспедициями. Рангом выше стояли  – люди, совершившие не менее четырех величайших подвигов и принимавшие участие во всех типах военных действий. К четырем величайшим подвигам относились: посчитать первый «ку»; атаковать врага, прикрывая отступление соплеменников; спасти соплеменника от атакующих врагов; в одиночку атаковать лидера вражеского отряда, пока не начался всеобщий бой, что было равноценно самоубийству. С этого момента индеец мог быть принят в общество , в котором состояло ограниченное число величайших воинов племени. Когда мужчина, выполнив необходимую программу, добивался высокого положения, он мог отойти от военных дел и принять активное участие в социальной жизни племени.

Интерьер земляного дома манданов. Худ. К. Бодмер

Индейцы Великих Равнин никогда не вели войн на полное уничтожение противника, а потому их так удивляла тактика американской армии, постоянно идущей по их следу. Если ситуация была крайне рискованной, опытный воин чаще всего уходил от нее, разумно полагая, что вполне может дождаться дня, когда его враг окажется в более беззащитном положении, чем сегодня. Для отряда, даже довольно крупного, было почетнее вернуться с одним-единственным вражеским скальпом, не потеряв при этом никого из своих бойцов, чем убить дюжину врагов, потеряв одного.

Сатанк, лидер общества каитсенко кайовов

Основными целями индейской войны были: нанесение наибольшего урона противнику с наименьшим риском для себя; захват добычи, которой обычно являлись лучшие лошади; защита своих охотничьих угодий. Среди мотивов каждого воина можно выделить четыре основных: военная слава, оказывавшая огромное влияние на положение мужчины в племенном сообществе; добыча; месть; защита своего народа и охотничьих угодий.

Дух индейского лагеря был таков, что молодежь, отправляясь в военный поход, думала о тех счастливых мгновениях, которые им предстоит испытать. По мнению Гриннела, их отношение к сражениям в чем-то напоминало отношение современного охотника на крупную дичь к преследованию опасной добычи. Такой подход к войне, несомненно, проистекал из системы подвигов, существовавшей среди всех равнинных племен.

Война была основным видом деятельности мужчин, а также главной движущей силой всей индейской культуры. Красивый Щит, шаманка кроу, вспоминала: «Когда не нападали наши враги, на них нападали наши воины, а потому всегда кто-нибудь где-то сражался. Мы, женщины, иногда пытались остановить своих мужчин от походов против врагов, но это было все равно что говорить с зимней вьюгой». Примечательны слова, сказанные вождем команчей в конце XVIII в., после того как они заключили мирный договор с испанцами. Узнав, что Новую Мексику посетила делегация липанов с целью заключения мира, он попросил испанцев отказать им, иначе у команчей не останется врагов, с которыми можно воевать, и его воины станут изнеженными и женоподобными. Один из стариков так объяснял значение войны для индейцев: «Они, те воины, не были заинтересованы в нанесении врагам сокрушительного удара – они были заинтересованы лишь в том, чтобы доказать, как сильны они были… Война была вызовом – вызовом себе и возможностью доказать свою значимость и необходимость себе и другим. Но она также была и вызовом врагам, давая возможность им узнать, что мы были там и не боялись их. Отношение врагов к нам было таким же».

Томагавк сиу. Ок. 1870 г.

Стэнли Вестал отмечал: «Страсть к престижу была огнем, который поглощал их сердца, и на этом было построено все их общество. Для них престиж был всем, и завоевать его можно было на тропе войны». Жизнь мужчины концентрировалась вокруг военных рейдов и набегов. Детям с юного возраста внушали, что смерть в бою, помимо того, что сама по себе почетна, также защищает человека от всех неприятностей, которые ожидают стариков. По словам одного из черноногих, «война была лучшим способом для юноши сделать себе имя».

Человека трусливого или ленивого презирали, его жизнь была полуголодной и трудной. Например, у черноногих во время перекочевки бедным семьям для перевоза поклажи лошадей давали родственники, вожди или амбициозные люди, желавшие посредством своих поступков привлечь сторонников. Если семья обеднела, потому что ее лошадей угнали враги или они погибли от зимних метелей, у нее не было проблем. Но если человек был таковым из-за лени или трусости и не предпринимал попыток поправить свое положение, не присоединялся к военным набегам, ему отказывали со словами: «Пусть идет пешком». Это должно было заставить его задуматься. Художник Джордж Кэтлин однажды едва не лишился своих многочисленных работ, написанных в поселении манданов, когда попытался нарисовать портрет одного из местных щеголей. По словам художника, в поселении жило несколько таких людей. Они никогда не охотились на опасных зверей и не ходили в военные походы, будучи людьми трусливыми. Каждый день вышагивали по деревне, разодетые в лучшие одежды, которые, однако, были сшиты из шкур безопасных животных. В их одеянии не было ни скальпов, ни когтей медведя гризли. «Вожди и воины ни во что не ставят этих чистоплотных и элегантных джентльменов… Все племя называет их или ». Но они были столь живописны, что художник не мог отказать себе в удовольствии написать портрет одного из них. Едва он начал рисовать, в его жилище вбежал переводчик и взволнованно сообщил Кэтлину, что он нанес вождям величайшее оскорбление, нарисовав такое ничтожное существо. «Если вы изобразите его на холсте, вы должны тотчас уничтожить их портреты, – сказал переводчик. – У вас нет выбора, мой дорогой сэр».

Для достижения положения в индейском обществе недостаточно было быть только храбрым – богатство, заключенное в лошадях, магических амулетах и т. п., делало человека не только самостоятельным и независимым, но и давало возможность проявлять благородство по отношению к нуждающимся и тем самым завоевывать сердца последователей. Отсюда видно, насколько важен был экономический мотив войны.

Трубки омаха. Ок. 1865 г.

Существовало три основных способа пополнения своего табуна: покупка, поимка диких лошадей и воровство у других племен. Покупка требовала материальных затрат. Диких лошадей было довольно мало, а, кроме того, ловля даже одного мустанга требовала большого искусства и определенной удачи. Своровать индеец мог сразу несколько голов. Помимо этого, в отличие от мустанга, уведенная лошадь практически наверняка была объезжена. Кража лучших вражеских скакунов не только повышала статус и состояние воина, но и делала племя богаче и сильнее, а врага слабее.

Одним из серьезных стимулов для присоединения к набегу была бедность, ведь в результате успешного предприятия можно было поправить свое незавидное положение. Не случайно многие наиболее активные конокрады происходили из бедных семей. Показательна ситуация, в которой отец юноши из племени кри отговаривал того от присоединения к военному походу. Он пытался остановить сына, говоря, что их семья богата, у него вдоволь прекрасных коней, ему не нужно, «словно бедняку, рисковать ради них своей жизнью».

Еще одним доказательством важности экономического аспекта войны являлись племенные предпочтения. Например, пауни совершали больше набегов на южные племена – команчей и кайовов, чем на северные, потому что те владели большими табунами и их лошади были лучше. Черноногие предпочитали отправляться в набеги против кроу и племен Скалистых гор, а против ассинибойнов и кри, не имевших достаточного количества хороших коней, ходили только мстить. Кроу редко отправлялись в походы против ассинибойнов – только в случае необходимости отомстить за гибель соплеменников. Их основными целями были сиу и черноногие, владевшие большими табунами лошадей. Многие племена не хотели воевать с ассинибойнами, и причина тому была экономической – с них нечего было взять.

Хидатсы у форта. Худ. К. Бодмер

В военном походе индеец мог также захватить оружие, пленников, талисманы и церемониальные трубки, представлявшие для краснокожих большую ценность. А во время нападений крупных отрядов на лагеря противника – одежду, меха, запасы пищи и шкур. Даже при проникновении во вражеский лагерь воин мог отвязать щит, висящий на шесте у палатки, и взять его. Брошенные врагами вещи и оружие победители подбирали и после боя. Военные трофеи оставляли себе и выставляли напоказ на парадах и плясках. Захват в плен американских и мексиканских женщин и детей и их последующая перепродажа белым торговцам была на протяжении XIX в. отдельным и весьма доходным бизнесом команчей. Порой военные отряды возвращались в свои лагеря с десятками пленников, за каждого из которых торговцы выплачивали выкуп товарами на сумму от 50 до 200 долларов.

Черноногий из общества Рога

Но не только амбиции и добыча вынуждали воина браться за оружие. В начале XIX в. один из белых путешественников писал: «Каждое племя имеет своих извечных врагов, за чьи обиды должно мстить кровопролитием». Берландиер отмечал: «Другой мощный мотивирующий фактор в их войнах – жажда мести. Этими людьми скорее движет инстинктивная ярость диких зверей, чем человеческое чувство гнева. Их отцы внушают им идеал мщения с младенчества… Жажда мести сподвигает их совершать карательные рейды, занимающие большую часть жизни. Каждый из друзей убитого врагами мужчины старается начать одну из таковых личных войн. Друг возглавляет отряд мстителей, а его участники с энтузиазмом следуют за ним. Вожди потворствуют этим рискованным вылазкам, которые поддерживают боевой дух среди людей. В действительности сами вожди часто подстрекают их».

Шлейф военного общества Не Бегущих от Врага

Месть за гибель соплеменника от рук члена другого племени была основным мотивом рейдов за скальпами. Рэндолф Мэрси писал, что индеец «не знает прощения и оскорбление может быть смыто только кровью». При этом весьма примечательно замечание Вильяма Гамилтона: «Имейте в виду, и это касается всех племен, несмотря на противоположные замечания некоторых авторов, мало знакомых с характером индейца, и равнинного, и горного, – индеец . Для него достаточно того факта, что погиб кто-то из его соплеменников». И действительно, многие войны начинались после гибели одного из воинов, пытавшегося выкрасть лошадей у племени, с которым его народ был в мире. Соплеменники погибшего особо не утруждали себя размышлениями о том, насколько справедливо был наказан конокрад. Была пролита кровь, а этого достаточно, чтобы собрать отряд мстителей и отправиться в поход.

Рейды за скальпами были более распространены в первой половине XIX в., тогда как во второй преобладающим мотивом военных походов стали набеги за лошадьми. Но во время набегов конокрадов часто убивали, что заставляло воинов браться за оружие и мстить за потери. Этот замкнутый круг нашел очень точное отражение в словах шаманки кроу Красивый Щит: «Не важно, чья сторона выиграла тот или иной бой – мы или враги, проигравшие всегда находили возможность нанести ответный удар. Именно из-за желания свести счеты наши мужчины постоянно сражались с врагами, и именно из-за этого желания в лагерях постоянно были люди, скорбящие о павших».

Каждое племя занимало определенную территорию, которая, однако, четких границ не имела. Многие земли считались нейтральными и оспаривались сразу несколькими племенами, что приводило к жестоким столкновениям между ними. Даже между различными группами внутри племени или союзными племенами не всегда были установлены границы. В период договоров с правительством США из-за этого возникали недоразумения – одно племя «продавало» земли, на которое претендовало другое. На протяжении всего XIX в. племенные территории постоянно менялись в результате усиления или ослабления тех или иных племен. Индейцы никогда не вели политических войн, преследующих цели захвата чужих земель. Когда дичь на занимаемой ими территории по каким-то причинам исчезала, они, если полагали, что смогут защитить себя, мигрировали на земли, занимаемые соседними племенами, в результате чего между ними происходили столкновения. Иногда племена создавали союзы, позволяющие охотиться на землях друг друга и совместно отбиваться от врагов. Миграции бизоньих стад, доступ к огромным табунам лошадей и белым торговцам приводили к проникновению на чужие земли и вытеснению более сильными племенами более слабых. Сиу, ставшие впоследствии типичными равнинными индейцами, впервые появились на Равнинах только в последней четверти XVIII в., вытесняемые с востока сильными алгонкинскими племенами. Сперва сиу приходили к селениям арикаров, манданов и хидатсов небольшими, разрозненными и нищими группами, но к 1800 г. они уже владели огромными табунами лошадей и могли выставить сотни воинов. Слухи о богатстве сородичей на Равнинах привлекали к ним новые группы сиу с востока, и в начале XIX в. это племя стало одним из самых могучих народов Великих Равнин. Их постоянно возрастающая численность вела к необходимости расширения пастбищ и охотничьих угодий. Однако захват чужих территорий не был целенаправленной и организованной политикой сиу, а представлял лишь периодические вторжения на чужие земли и вытеснение с них живших там племен. При этом не было и не могло быть централизованного управления вторжением, поскольку оно никогда не было свойственно равнинным народам.

Шлейф военного общества. Манданы или хидатса. Ок. 1846 г.

Несмотря на повсеместные утверждения современников и последующих исследователей о минимальных потерях индейцев в войнах, количество мелких стычек и крупных столкновений было столь велико, что в сумме ежегодные потери племен нередко оказывались огромными. Картина, рисуемая многочисленными исследователями, создает впечатление, что индейская война была не более чем игрой, пусть даже со смертью. Но это иллюзия. Индейцы не могли позволить себе превращать своих мужчин в «пушечное мясо», как это было принято в европейских армиях, – даже небольшие потери в межплеменных стычках для многих племен относительно их численности оказывались весьма чувствительными. Дисбаланс в численности женщин и мужчин в индейских племенах был в среднем четыре к одному. Де Смет в 1845 г. писал, что в двух схватках с плоскоголовыми на западе черноногие потеряли 21 воина, кри на востоке убили 27 человек и увели очень много лошадей, а кроу на юге практически полностью вырезали целую общину пиеганов Короткие Шкуры, состоявшую из 50 семей (не менее 250 человек). Следует заметить, что Де Смет упомянул только крупные столкновения. Дениг в 1856 г. писал, что в войне между кроу и черноногими ежегодно с каждой стороны в результате набегов и рейдов погибает более 100 человек, а если происходят серьезные столкновения между крупными силами, то в них потери каждой из сторон могут составлять от 50 до 100 человек. Ежегодные потери в войне между черноногими и ассинибойнами составляли не менее 40–60 мужчин с каждой стороны. Потери других племен в межплеменных войнах также были значительными. По данным Сэмуэла Эллиса, только за 4 месяца – с 1 марта по 1 июля 1843 г. – пауни потеряли от рук врагов около 250 человек. Дениг сообщал, что в войне сиу с пауни и арикарами редкое лето проходит без того, чтобы воины сиу не привозили в свои лагеря множество скальпов этих врагов. «Да и в любое другое время года коротки были периоды затишья, когда не проводились пляски со скальпами, а по селению не разносилась монотонная военная песнь, сопровождавшаяся причитаниями тех, чьи друзья пали в битве. Их враги, тем не менее, тоже не ленились. Не проходило и нескольких ночей, чтобы они не увели у сиу лошадей или не убили кого-нибудь из них вблизи лагеря».

Воин. Худ. Г. Фарни

С появлением на Равнинах евро-американцев индейцы столкнулись с противником, тактика и цели войны которого полностью отличались от привычных им. Индейцам была незнакома война на полное уничтожение противника, и, как уже отмечалось выше, даже крупный военный отряд часто удовлетворялся лишь парой вражеских скальпов и возвращался домой с чувством выполненного долга. Индейцы никогда не преследовали разбитого врага, чтобы добить его полностью. Если враги обращались в паническое бегство, воины гнались за ними 5—10 миль, убивали тех, кого удавалось нагнать, после чего разворачивали лошадей и с победными песнями возвращались. Серьезными потерями считалось, если погибало человек 20. Потери в 40–50 человек были катастрофой, и племя надолго впадало в траур. Это несложно понять, если провести простой подсчет – средняя численность равнинных племен составляла около 3–4 тысяч человек, из которых количество воинов не превышало 600–900.

Первые столкновения с американскими солдатами сразу же показали индейцам, что перед ними новый жестокий противник, готовый все смести на своем пути. Индейцы яростно сопротивлялись, и военные кампании против враждебных племен держали их в постоянном напряжении. В отличие от индейцев, белые солдаты не пытались показывать свою удаль в бою – их целью было убить как можно больше врагов. Кроме того, на место погибших солдат вставали новые, тогда как индейцам негде было искать новобранцев. Воины, обремененные семьями и не обладавшие современным оружием, могли противопоставить белым захватчикам лишь смелость и умение. Основной проблемой американской армии было найти кочующие лагеря противника. Со временем власти осознали, что победить воинов Равнин гораздо проще, если использовать против них индейских союзников. Индейцам достаточно долго удавалось противостоять американской армии, но к концу 1870-х гг. войны на Равнинах были закончены, а индейцы разбиты и помещены в резервации. Как ни странно, но важнейшей причиной поражения краснокожих оказалась не сила оружия бледнолицых, а полное истребление ими бизонов, являвшихся основным источником питания всех равнинных племен.

Нападение индейцев на дилижанс. Худ. Ч. Расселл

Политика США по отношению к свободным племенам была крайне жесткой. Ее вполне можно выразить фразой, приписываемой генералу Шеридану: «Хороший индеец – мертвый индеец». В отличие от канадских властей, которым удавалось добиваться своего более мягкими способами, американцы пытались решить проблемы военными кампаниями, что приводило к человеческим жертвам среди солдат и белого населения и огромным материальным затратам. Многие боевые офицеры прекрасно понимали это. Юджин Уэйр писал: «Гораздо дешевле кормить индейцев, чем воевать с ними». Весьма любопытно в этой связи высказывание генерала Митчелла, сделанное в 1864 г.: «Хорошо известно, что содержание одного кавалерийского полка в полевых условиях обходится ежегодно в миллион долларов. В моем округе – от Омахи до Южного перевала – расквартировано три полка, то есть на них тратится три миллиона в год… Я бы увел этих индейцев в резервации, разодел бы их в шелка, кормил бы жареными устрицами и снабжал бы карманными деньгами на игру в покер, а также давал бы им столько табака и виски, сколько бы они захотели. Благодаря этому у меня бы каждый год оставался лишний миллион долларов для моего маленького округа».

Насколько бы ни были разумны вышеприведенные доводы двух боевых офицеров, оба исходили не из принципов справедливости, а лишь из выгоды тех или иных методов порабощения краснокожих жителей Великих Равнин. В армейских рапортах индеец, как правило, выставлялся коварным дикарем, всячески препятствующим продвижению цивилизации на «свободные» земли Запада. В этой связи интересно замечание одного из гражданских современников: «Я не считаю, что слово «коварный», обычно применяемое к индейским племенам, всегда справедливо. Мы едва ли можем сказать о племени, что оно коварно, если оно через своего вождя предупреждает, что не пропустит белых людей через свои земли. Можно только похвалить индейцев за мужество и прямоту, когда они говорят, что, если переселенцы застрелят членов их племени, как это обычно бывало, они убьют их».

Политика военного ведомства США по отношению к индейцам Великих Равнин хорошо отражена в рекомендациях Рэндолфа Мэрси, написанных еще в 1850-х гг.: «Единственная возможность заставить сих беспощадных (краснокожих. – .) флибустьеров бояться и уважать авторитет нашего правительства заключена в том, чтобы, едва они совершат проступок, перво-наперво наказать их, нанеся им такой удар, последствия которого они будут ощущать еще долгое время, показав им тем самым наше превосходство над ними в военном деле. Лишь тогда они станут уважать нас гораздо более сильно, чем когда их добрая воля выменивается на подарки». Следствием такой политики стали многочисленные карательные кампании и беспощадное истребление индейцев вне зависимости от пола и возраста. При любом нападении на лагерь «краснокожих дикарей» «благородный» американский солдат оставлял после себя трупы маленьких детей и беременных женщин со вспоротыми животами и снятыми с гениталий «скальпами». Сэнд-Крик, Вашита, резня черноногих на реке Мариас и многие другие «героические деяния» американской армии против воинственных жителей Равнин в полной мере соответствовали рекомендациям Рэндолфа Мэрси и ему подобных. Оставленные при отступлении индейские лагеря полностью уничтожались вместе со всем имуществом, а захваченные табуны безжалостно расстреливались, ставя людей на грань голодной смерти. Военные действия американской армии разрушали привычный уклад жизни равнинных кочевников, вынуждая их принимать условия правительства или умирать, оставаясь свободными.

Глава 3

Типы войн и военных походов

Индейцы делили войну на агрессивную и оборонительную. Оборонительными считались действия по защите своих охотничьих угодий и лагерей, а агрессивная война велась на вражеской территории и осуществлялась при помощи военных походов. Омахи называли оборонительную войну , что означает «среди жилищ», или  – «сражение ради защиты домов, женщин и детей». Агрессивная война у омахов называлась , что означает «мужчина, отправляющийся на войну с мужчинами». Боевые подвиги, совершенные воином во время оборонительных действий, оценивались индейцами выше, чем подвиги, совершенные во время набегов и рейдов на вражескую территорию.

Вождь вичитов Эсадова

Любой военный отряд изначально имел некую конкретную цель. Не было просто похода на врага – это был либо рейд за скальпами (), либо набег за лошадьми (). Индейцы очень четко разделяли эти два вида походов. От цели зависела экипировка воинов, мотивация, организация и размеры отрядов, тактика и церемонии. Участники рейда за скальпами не могли удовлетвориться захватом лошадей, в то время как поход за лошадьми мог закончиться и считаться успешным, если на встреченном враге считали «ку» или снимали с него скальп. Хотя при таком исходе часть воинов все же могла решить продолжить поход, чтобы добыть лошадей.

Одним из принципиальных отличий набега от рейда была численность отряда. В набег за лошадьми отправлялось небольшое количество воинов, поскольку так было проще проскользнуть по вражеской территории. В основном такие отряды были пешими, только команчи и кайовы уезжали в набеги и рейды верхом на лошадях.

Воины заметили врагов на своей земле. Худ. У. Кернер

Набеги за лошадьми, хотя и в гораздо меньшей степени, продолжались вплоть до начала XX в. Иногда конокрадов ловили, судили и сажали в тюрьму, но изменить индейца было непросто. Когда кайна Черный Кролик, отсидев положенный срок, был отпущен на свободу, власти даже оплатили ему билет на поезд до города Браунинга, штат Монтана. Оттуда он должен был пешком добраться до резервации, но по пути ему повстречался караван фургонов. Черный Кролик дождался темноты и, дабы не загружать свои ноги долгим путешествием, прокрался в лагерь белых людей и увел оттуда четырехногий транспорт. Так, отсидев несколько лет за конокрадство, он благополучно вернулся домой на ворованной лошади.

Воин манданов. Худ. К. Бодмер

Основной целью рейда за скальпами была месть за пролитую кровь соплеменника. В отличие от набегов, в рейд могли отправляться отряды до 1500 человек, представлявших несколько союзных племен. В случае гибели незначительного человека в рейд уходило всего несколько воинов, которыми обычно были его родственники и друзья. Крупные военные отряды собирались, только если было убито сразу много соплеменников или погибший был очень влиятельным человеком, которого любило все племя. В таких случаях отряд обычно насчитывал несколько сотен бойцов. Церемонии, связанные с рейдом, были направлены на активизацию магических сил духов-покровителей, дарующих воинам колдовскую защиту в бою, а также обеспечивающих им скрытное передвижение по территории противника, неожиданное нападение и победу.

Глава 4

Понятие подвига у индейцев Равнин

Понятие подвига и его моральная сторона у индейцев Равнин значительно отличались от взглядов европейцев, потому этот раздел крайне важен для понимания действий краснокожего на тропе войны. Лишь подробное изучение шкалы воинских ценностей и относительно гибкой градации подвигов дает возможность понять, что стояло за тем или иным поступком дикого воина Равнин в зависимости от внешних факторов и его племенной принадлежности.

Убийство мужчины или женщины из враждебного племени оценивались практически равнозначно. Многочисленные утверждения о том, что определенные действия ценились особенно высоко, потому что исполнение их было сопряжено с особой опасностью, хотя и верны в целом, зачастую не выдерживают критики. Как это ни покажется странным, но данные свидетельствуют как раз о том, что для индейцев гораздо более важен был именно сам факт совершения определенного деяния, а не обстоятельства, при которых оно было совершено. Любая хитрость, дающая возможность нанести урон противнику, не подставляя себя, приветствовалась соплеменниками. Хорошим примером может послужить убийство черноногими членов мирной делегации кри весной 1869 г. Знаменитый вождь кри Маскипитун (Сломанная Рука) решил положить конец кровопролитной войне между племенами. Он отобрал 10 человек, в числе которых были его сын и внук, и отправился вместе с ними в страну заклятых врагов. Обнаружив лагерь черноногих, храбрые кри сели полукругом на вершине ближайшего холма и, когда к ним подскакали воины черноногих, предложили им трубку мира. Кри знали, что черноногие легко могут перебить их, но полагались на их благоразумие. Но они не могли предположить, насколько коварен окажется враг. Здесь стоит упомянуть, что величайшим подвигом у черноногих считалось отобрать у противника оружие, особенно ружье. Верховный вождь черноногих Много Лебедей решил пойти на хитрость. «Я собираюсь отобрать все их ружья», – хвастливо заявил он своим соплеменникам. Вскочив на коня, он подъехал к сидящим с трубкой мира кри, вытянув перед собой руки, что означало мирные намерения. Он сказал, что не вооружен и если кри хотят заключить мир, то им следует отдать свое оружие. Маскипитун согласился, и через несколько мгновений Много Лебедей собрал все ружья. Затем он повернул коня и поехал прочь. «Вперед! Убейте их!» – закричал он своим воинам, и множество вооруженных до зубов черноногих ринулось на беспомощных посланцев мира. Победители скальпировали трупы, сорвали с них одежды и, распевая военные песни, вернулись в лагерь. Миссионер Джон Макдугалл писал, что индейцы «изрубили старика (Маскипитуна. – .) на куски и, привязав его останки к хвостам лошадей, поскакали в свой лагерь». Черноногие были восхищены деянием вождя. Как сказал один из них: «Много Лебедей совершил свой величайший подвиг. Он был единственным в племени, кто когда-либо захватил сразу столько ружей – более десяти за раз. Это был хороший бой, потому что в нем не пострадал никто из наших соплеменников». Индеец не только высказал всеобщее восхищение поступком вождя, но и назвал «боем» резню, в которой многочисленные воины огромного лагеря черноногих вырезали горстку безоружных людей, а Много Лебедей, совершивший «величайший подвиг», не подвергался абсолютно никакому риску. Безудержная храбрость черноногих никогда не ставилась под сомнение их белокожими и краснокожими врагами, но дело в том, что в убийстве безоружного или беспомощного врага, по индейским понятиям, не было ничего предосудительного. Напротив, сам факт того, что враги – несомненно, не без помощи магической силы его духов-покровителей и амулетов – попали в руки безоружными, не имея возможности причинить вред, только повышали статус предводителя. Предводителя, с которым без опаски можно отправляться в военные походы под защитой его магических сил.

Битва с солдатами Кастера. Худ. У. Херберт

Одним из наиболее интересных и необычайных явлений в системе подвигов индейцев Равнин был «ку». Этот подвиг практически у всех племен оценивался наиболее высоко. Сиу, пауни, шайены, кроу и воины других племен нередко мчались к врагу наперегонки и ударяли его, даже не делая попыток убить или ранить.

Вождь кри Маскипитун (Сломанная Рука). Худ. Дж. Кэтлин

Обычно для подсчета «ку» индейцы использовали специальные шесты. По словам Гамилтона, эти «шесты сделаны в основном из ивы и достигают в длину от двух до трех метров. Кора счищается, и дерево раскрашивается красной киноварью… Воины неизменно берут их с собой в бой, и, когда противник падает, тот, кто коснется его, засчитывает «ку» – одно храброе деяние… Иногда с полдюжины индейцев ударяют (такими шестами. – .) одного и того же врага, и каждый засчитывает «ку».

Вождь кроу. Худ. Дж. Кэтлин

У всех племен на одном враге могли сделать «ку» сразу несколько воинов. Количество допустимых прикосновений у каждого племени было разным – от двух до четырех, но самым престижным был первый «ку». У сиу, ассинибойнов, черноногих, арапахов, кайовов, кроу, хидатсов, манданов, арикаров и банноков обычай позволял посчитать четыре «ку» на одном враге, у шайенов и пауни – три, а у команчей, омахов, ото и, вероятно, миссури – всего два. Если же врагу удавалось посчитать «ку» на воине, это было неудачей и не делало воину чести. Кеннет Бордо, в чьих жилах текла кровь оглалов и брюле-сиу, рассказывал: «Если вы подскакали к противнику и коснулись его шестом или стрелой, это считалось великим подвигом. Если вы смогли приблизиться к вражескому воину и дотронуться до него, после чего вам удалось ускакать и остаться в живых, это говорило о вашей храбрости. Вы действительно совершили нечто стоящее. Но если этот человек был слишком крут для вас и, дотронувшись до него, вам пришлось его прикончить, на вас смотрели как на труса». Сделать «ку» на враге и остаться в живых было действительно очень сложно. Например, кроу Молодой Лохматый Волк за свою жизнь побывал в 70 военных походах, но первый подвиг совершил в возрасте около 40 лет. Как правило, это действительно было сопряжено с огромной опасностью, и множество великолепных бойцов заканчивали жизнь именно при попытке посчитать «ку». Часто воин в одиночку под шквальным огнем мчался к сотне поджидавших его врагов, врывался в их ряды и ударял шестом или луком, считая «ку», после чего разворачивал коня и, уворачиваясь от ударов палиц, томагавков и копий, скакал прочь, осыпаемый вдогонку тучами стрел. Иногда ему удавалось выжить, иногда нет.

«Хвост» головного убора кроу

Жестких правил, регламентирующих как, чем и при каких условиях следовало касаться врага, не было, и, несмотря на утверждения, что это деяние всегда показывало, насколько смел оказался воин, – «ку» на полном сил воине, слабой женщине или беспомощном старике считались равнозначными. Кроу Красное Крыло, например, заработал свои первые «ку» благодаря смекалке и, вероятно, большому чувству юмора. Служа разведчиком в американской армии, он однажды сопровождал кавалеристов, преследовавших отряд враждебных сиу. Когда последние сдались, Красное Крыло, подобно белому офицеру, пожал каждому из пленников руку, а затем заявил соплеменникам права на первые «ку», поскольку первым из кроу коснулся врагов. И они были засчитаны!

Головной убор кроу

Возможно, в ранний период эта военная заслуга регламентировалась более жестко, но к середине XIX в. подсчет «ку» стал скорее неким формальным элементом боевых действий, чем реальным проявлением храбрости в наиболее опасной для жизни воина ситуации. Как верно заметил Роберт Лоуи: «Хотя коснувшийся врага первым заслуживал большего признания, чем тот, кто убил его, удача сопутствовала ему благодаря скорости его скакуна, а не его доблести или мастерству». Известен случай, когда опытный воин и мальчишка неожиданно атаковали шайена, отдыхавшего на краю своего лагеря. Отчаянный юнец поскакал за ним в самый центр лагеря – в гущу врагов, надеясь посчитать первый «ку» в начинавшейся битве, но его умудренный опытом соплеменник сделал это первым, ударив кого-то из обитателей крайних палаток. Тем самым воин удостоился высшей чести, практически не рискуя, а едва выживший мальчишка не заслужил ничего. В другой ситуации воин посчитал «ку» на кроу, засевшем в пещере, спустив с вершины хребта веревку и коснувшись ей ничего не подозревавшего врага. И здесь находчивый индеец заработал славу, не подвергая себя опасности, в то время как его соплеменники находились под обстрелом. «Ку» можно было посчитать и на мертвом враге, и, кто убил его, значения не имело. Эти и другие подобные случаи показывают двойственность, существовавшую в индейском восприятии и понимании подвига. Реальной опасности во время боевых действий чаще подвергали себя стремившиеся приобрести известность молодые и малоопытные воины, в то время как люди среднего возраста были более осмотрительны.

Разгром индейцами солдат Феттермана. Худ. Ч. Расселл

Члены каждого племени объединенного военного отряда считали на одном враге «ку» независимо от членов других племен, участвующих в той же схватке. Так, в бою, где с одной стороны участвовали шайены и арапахо, на одном враге могли посчитать семь «ку» (три «ку» шайены и четыре «ку» арапахо). Если воин нагонял двух врагов, скачущих на одной лошади, то одним ударом он мог посчитать сразу два первых «ку» на обоих противниках.

«Ку» засчитывалось не только при прикосновении к врагу, но и при прикосновении к вражескому укреплению, например: к краю оврага, где засели враги; завалу; брустверу или военной хижине, которые сооружали члены вражеского отряда, чтобы переждать непогоду или переночевать. Воину, сумевшему во время атаки ударить вражеское типи, также засчитывалось «ку». Говорили, что таким образом он «захватил» типи, за что получал право воспроизвести его детальный орнамент на следующем новом типи, которое будет изготовлено для нужд его семьи.

Во время набегов за лошадьми индейцы редко делали «ку», потому что цели отряда были иными и его участники старались избежать встречи с врагами. В действительности подсчет «ку» часто ограничивался схватками, где возможность получить добычу исключалась. Именно бои давали возможность показать свою храбрость, захватить ружье, щит или военный головной убор. Хотя кража привязанной у палатки лошади считалась военным подвигом высокой степени, она, например у черноногих, не шла в сравнение с выхватыванием ружья из рук врага. Однако в более поздние годы престиж, достигнутый в результате выполнения этих деяний и церемониального перечисления своих подвигов, затмевался престижем имеющегося богатства.

Пауни Белый Конь

К сожалению, приходится признать, что индейцы Равнин, несмотря на несколько десятилетий войн с таким жестоким противником, как армия США, до конца свободных дней так и не смогли осознать всей порочности практики подсчета «ку». Возможно, она и находила некое оправдание в межплеменных столкновениях, где противоборствующие стороны вели бой в крайне жесткой игровой манере, по одинаковым для обеих сторон правилам. В схватках с солдатами, основной целью которых было полное истребление врага, эта практика от боя к бою приводила к большим потерям и гибели наиболее храбрых воинов. Удивительно, но мысль об отказе от нее индейцам практически не приходила, и воины раз за разом продолжали кидаться под пули врагов и погибать, проигрывая сражения там, где были все условия для победы. Более того, те немногие, кто пытался убедить своих воинов начать воевать по-другому, натыкались на всеобщее непонимание. Даже такой признанный и пользовавшийся огромным авторитетом лидер сиу, как Бешеный Конь, призывавший к отказу от подсчета «ку», так и не смог добиться от своих воинов результатов.

Много Подвигов, вождь кроу

Помимо «ку», подвигами считались и многие другие воинские деяния. Для примера можно рассмотреть градацию подвигов у кроу, которая, согласно исследованиям Роберта Лоуи, предусматривала четыре основных подвига.

1. Первый «ку» на живом или павшем враге рукой или предметом. По словам Желтой Брови, воин получал право носить волчьи хвосты, прикрепленные к пяткам мокасин, а по словам Серого Быка – украшать человеческими волосами рубаху. Кроме того, воин мог полностью выкрасить в черный цвет накидку или рубаху. По словам Много Подвигов, самым почетным подвигом было сделать первый «ку» на живом, вооруженном враге. За каждый «ку» воин получал право носить в волосах орлиное перо. Если при этом он был ранен, перо окрашивалось в красный цвет, показывая, что он истекал кровью. Однако это считалось менее почетным, чем улизнуть невредимым. Два Леггина также сообщал, что первый «ку» считался величайшим подвигом и за него воин получал право прикрепить к пятке мокасина хвост койота. Если он дважды совершал этот подвиг, то мог прикрепить по хвосту к каждому из мокасин.

2. Отобрать лук или ружье у врага в рукопашной схватке. По словам Желтой Брови, воин получал право украсить свою рубаху хвостами горностая, а по словам Серого Быка – право украшать волосами только рубаху. Кроме того, воин мог полностью выкрасить в черный цвет накидку или рубаху. Однако Два Леггина ставил этот подвиг на третье место.

3. Увести лошадь, привязанную у типи врага. Два Леггина ставил этот подвиг на второе место. По его словам, об этом подвиге свидетельствовала завязанная узлом веревка, свешивавшаяся с шеи скакуна воина, и определенная раскраска этого животного.

4. Быть предводителем в успешном набеге. По словам Желтой Брови, воин получал право украсить свои леггины бахромой из шкурок горностая или скальпов. По словам же Серого Быка – украсить волосами свои мокасины и рубаху. Два Леггина не упомянул это деяние среди четырех высочайших подвигов.

Шест для счета «ку». Пауни

Человека, совершившего хотя бы одно из вышеперечисленных деяний, по данным Лоуи, называли и он мог претендовать на роль предводителя. В 1910 г. в Лодж-Грассе жило всего два таких человека – Магическая Ворона и Серый Бык, а в Прайоре всего несколько старых воинов, включая Колокольную Скалу и Много Подвигов. Самым «прославленным» среди кроу большинство индейцев считали друга вождя Много Подвигов – Колокольную Скалу. Он отобрал у врагов пять ружей, увел не менее двух привязанных у типи лошадей, сделал 6 первых «ку» и был предводителем более чем в 11 военных походах. Серый Бык, чья храбрость почиталась всеми, совершил не более трех деяний из каждой категории. Склон Холма не стал вождем только потому, что враги отбили у него лошадь, украденную им от вражеской палатки. Некоторые кроу говорили (например, Серый Бык), что в принципе все четыре типа деяния имели равную значимость, а Синяя Бусина отдал предпочтение предводительству и первому «ку». При этом Серый Бык считал заслуги Колокольной Скалы выше деяний Много Подвигов, несмотря на то что последний сделал семь «ку» (против шести) и увел четырех лошадей (против трех). Он объяснял это тем, что Колокольная Скала на два раза больше был предводителем военного отряда.

Лоуи указывал, что другие деяния, кроме указанных четырех, засчитывались как похвальные и их тоже можно было перечислять на публике, рисовать на накидке и т. п. Но все они считались второстепенными. Однако приведенные им деяния кроу по имени Без Большеберцовой Кости показывают, что это утверждение не совсем верно. В 1907 г. он перечислил свои подвиги в таком порядке:

1) я захватил ружье;

2) я захватил лук;

3) я вел военный отряд, который убил врага;

4) я был подстрелен;

5) я убил лошадь;

6) я застрелил мужчину;

7) я привел домой 10 лошадей;

8) я ходил в военные походы около 50 раз;

9) сиу преследовали меня, и я застрелил одного из них.

Свое ранение, убийство врага и лошади противника он оценил выше, чем кражу лошадей. Несомненно, в данном случае большую роль играла ситуация, в которой был совершен тот или иной подвиг. Кроме того, Два Леггина определил четыре высочайших подвига несколько иначе: первый «ку»; увести лошадь от палатки врага; в бою отобрать у врага оружие; сбить врага наземь своей лошадью. По его словам, человек, совершивший все четыре подвига, мог украсить свою военную рубаху четырьмя полосами, вышитыми бисером или иглами дикобраза, – две вдоль рукавов и две вертикально на груди.

Из вышесказанного видно, что кроу, в отличие от большинства равнинных племен, не считали снятие скальпа делом, заслуживающим упоминания. Однако Эдвин Дениг сообщал, что величайшим знаком воинских заслуг бойца кроу была бизонья накидка, отороченная бахромой из вражеских скальпов, и носить ее мог только тот, кто убил множество врагов.

Но рискованное деяние еще не было подвигом в строгом смысле слова. Только должное общественное признание превращало деяние в подвиг, иначе оно оставалось всего лишь достоянием личной памяти. Пауни Гарланд Дж. Блейн вспоминал, что, если воин возвращался домой и говорил, что убил врага, кто-нибудь мог спросить его: «Может быть, он отвернулся, а ты подкрался сзади и прикончил его?» Говорилось это с насмешкой и означало, что человек мог быть не настолько храбр, как ему хотелось, чтобы о нем думали. Иногда по этой причине воины даже отказывались от совершения рискованных действий.

Часто бывало так, что в пылу сражения подвига не замечали. Иногда подвигу не доверяли или на него претендовали другие воины. Вскоре после боя воины собирались вместе, и каждый из них заявлял право на совершенное им деяние. Человек, веривший в то, что он имеет право претендовать на подвиг, должен был стойко бороться за его признание, рассчитывая при этом на поддержку друзей и родственников. Другие свидетельствовали в его пользу или оспаривали. Он же должен был формальным образом дать клятву, что утверждение его истинно. Несомненно, что в суматохе и неразберихе сражения многие могли приписать себе достижения других. Именно поэтому воин, совершивший в бою какое-либо действие, старался привлечь внимание к себе и своему поступку, чтобы потом было меньше вопросов. Команч, первым коснувшийся поверженного врага своим оружием или рукой, издавал крик «А-хе!» – «Я притязаю на это!». Шайен восклицал: «Ах-хай!» – «Я первый!». Следующий кричал: «Я второй!» – и так далее. Сиу, посчитавший «ку», громко выкрикивал свое имя, добавляя: «Я победил этого врага!» Скиди-пауни, посчитавший первый «ку», кричал: «Татики!» – «Я ударил его!», а посчитавший второй или третий: «Витару-хукитаса!» Кроу озвучивал любое свое действие в бою: «Я, Красный Ворон, сейчас убил врага и посчитал на нем первый «ку»!» Или: «Я, Медведь в Реке, посчитал второй «ку» и захватил ружье!» Несомненно, именно из-за этого обычая белые очевидцы настойчиво утверждали, что каждый раз, когда воин убивал врага или сдирал с него скальп, он издавал боевой клич.

Арапахо верили, что, перечисляя свои боевые деяния, люди говорили правду. Считалось, что, если человек солжет, его обязательно вскоре убьют враги. Они даже отклоняли подвиги, которые по ошибке им приписывали другие люди. Шайены полагали, что, если человек даст фальшивую клятву, вскоре, несомненно, умрет он или кто-то из его семьи. Они боялись этой клятвы, и если человек сомневался в своем деянии, он не выходил вперед, когда произносили его имя. Ложное объявление подвига, по всеобщему убеждению команчей, также влекло за собой несчастье и смерть.

Воин шайенов. Худ. Ф. Ремингтон

Пожалуй, сложнее всего приходилось воину пауни. Деяние засчитывалось только в том случае, если было конкретное свидетельство. Например, если кто-то ударил мертвого сиу, но при этом рядом не было ни одного соплеменника, пауни прятал труп, а затем приводил туда свидетелей. Или показывал следы лошадей и крови, что доказывало наличие схватки с врагом. Тем не менее, даже если такое свидетельство было предоставлено позже, когда бывшие враги встречались мирно, пауни могли вспомнить конкретный случай, чтобы противники подтвердили деяние воина. Индейские племена были невелики по численности, и люди зачастую знали своих врагов по именам. Знаменитые воины были тем более хорошо известны. Когда заключалось перемирие, мужчины обоих племен проверяли заявления соплеменников об их воинских заслугах и «ку», а будучи спрошенными, честно свидетельствовали о подвигах своих врагов. Так, если один из сиу утверждал, что в бою ранил арикара, то во время перемирия его соплеменники могли попросить этого арикара показать шрам и убедиться, что их воин говорил правду. Иногда они спрашивали, как погибли их соплеменники, если отряд был вырезан полностью и некому было сообщить, что произошло. Порой воины обсуждали даже битвы прошлых лет. Так, спустя некоторое время после захвата шайенами большого лагеря кроу, у их лагеря появился всадник кроу. Он ездил вперед-назад, и люди не могли понять, плачет он или поет. Несколько воинов бросились за ним в погоню и попали в засаду. Спустя 30 лет во время заключения перемирия бывшие враги встретились, и шайены спросили этого кроу – плакал он или пел. «И то, и другое. Я плакал по тем, кто был убит, и пел военную песнь, взывающую к мести», – ответил старик.

Благодаря тому или иному подвигу индеец мог претендовать на определенные должности или действия во время проведения церемоний и иных, важных для племени, мероприятий. Кроме того, существовал еще один важный аспект, на который, к сожалению, практически не обращают внимания историки и этнографы. Наличие воинских заслуг приносило человеку и определенную экономическую выгоду. Успех на тропе войны, по мнению индейцев, свидетельствовал о значительной магической силе духов-покровителей и амулетов воина. Часто бывало, что юноши, отправлявшиеся в военный поход, получали от бывалого воина защитные амулеты, расплачиваясь впоследствии частью добычи. Помимо этого, знаменитых воинов приглашали для оказания ряда услуг, например наречения ребенка, за что одаривали лошадьми.

Воин черноногих в форте. Худ. Ч. Расселл

Индейское общество предоставляло воину много возможностей напоминать соплеменникам о своих боевых заслугах. Помимо их перечисления на различных церемониях, пиктографического изображения на типи и одежде, а также ношения знаков отличия, боец имел право раскрашивать лицо своей жены, она могла ехать на его лучшем коне, везя на луке седла его щит и т. п. Кэтлин отмечал: «В этой стране, где из всех стран, в которых я побывал, мужчины наиболее ревностны в отношении своего ранга и статуса, а также в таких небольших сообществах, где военные заслуги каждого человека известны всем, непочетно и даже небезопасно для жизни воина надевать на себя изображения битв, в которых он никогда не участвовал». Это могло коснуться даже жены воина. У кроу молодой женщине, чей муж никогда не уводил вражеских лошадей, запрещалось ездить на лошади во время любых племенных церемоний. «Я видела женщин, которых воины стаскивали с коней, когда они забывали об этом законе», – вспоминала одна из них.

Наличие воинских заслуг давало человеку возможность претендовать на те или иные посты в племенной организации. Мандан Сердце Вороны говорил: все воины, которые были очень удачливы в военных походах, имели большие шансы хотя бы раз в жизни получить честь стать предводителем летней племенной охоты на бизонов, что было очень почетно и повышало значимость человека в племени. Глашатаем в лагере кроу выбирали только того человека, который отличился на военной тропе и имел на своем счету достаточное количество героических деяний или хотя бы раз был предводителем военного набега за лошадьми или рейда за скальпами. В 1911 г. на праздновании Дня независимости в резервации кроу глашатаем был Белый Человек Гонит Его, которому удалось лишь послужить разведчиком у генерала Кастера. Роберт Лоуи стал свидетелем того, как один из стариков с сарказмом заметил: «В прежние времена мы никогда бы не выбрали глашатаем такого, как он».

Глава 5

Скальпирование врагов

Скальпирование врагов в ряде районов североамериканского континента получило распространение среди индейцев еще до прихода белых людей. Однако обычай этот не был так широко распространен, как пишут многие авторы. Напротив, исследования показывают, что он был частью военного ритуала лишь мускогских племен юго-восточной части США и ирокезских народов востока США и низовий реки Святого Лаврентия, а также их ближайших соседей. Художник Жак Ле Мойн, сопровождавший французскую экспедицию Рене де Лоденьера во Флориду в 1564 г., писал об обычаях флоридских аборигенов: «В схватках упавший воин мгновенно утаскивается прочь специально выделенными для этого людьми. Они имеют при себе побеги тростника, которые острее любого стального лезвия. Ими они режут кожу головы до кости по кругу, а затем отрывают ее (вместе с волосами. – )… Сделав это, они вырывают яму в земле и разводят костер… Над огнем они сушат скальпы, пока те не становятся похожи на пергамент… После битвы они… подвешивают кости и скальпы к наконечникам своих копий и триумфально несут их домой… Вернувшись с войны, индейцы собираются в специально определенном для этого месте. Сюда они приносят (отрезанные. – ) ноги, руки и скальпы павших врагов и с великой торжественностью прикрепляют их к высоким шестам». Краснокожие воины Новой Англии, большей части Атлантического побережья, Равнин, Тихоокеанского побережья, канадского северо-запада, Арктического региона и юга США в ранний исторический период никогда не практиковали скальпирования врагов. Почти на всей территории Америки в те времена основным трофеем была голова врага.

Охотник на бизонов, скальпированный шайенами в 1868 г.

Лишь с приходом европейцев скальпирование получило более широкое распространение. Кроме появления стальных ножей, что значительно упростило сам процесс снятия скальпа, серьезную роль сыграли вознаграждения, выплачиваемые представителями колониальных властей. Например, как указывалось выше, скальпирование не было известно индейцам Новой Англии, пока колонисты не стали предлагать вознаграждение за головы врагов. Вскоре краснокожие поняли, что приносить в доказательство убийства врага его скальп менее трудоемко, чем его голову.

Скальповая прядь на голове шайена

Скальпирование не являлось изобретением лишь североамериканских индейцев. Геродот писал в V в. до нашей эры, что скифы снимали у павших врагов кожу с головы, применяя для этого очень острые кинжалы. Спустя два поколения Ксенофонт отметил в своих записях, что после того, как несколько его людей были убиты по пути к Средиземному морю, с их голов были сняты волосы. Упоминания о существовании этого обычая среди скифов подтверждены находками российских археологов, обнаруживших в скифских курганах три черепа с характерными царапинами вокруг темечка, остающимися после скальпирования, а также мумию воина со снятым с головы скальпом. О скальпировании своих жертв иностранными наемниками писал византийский историк Прокопий. В книгах Маккавея в описании жестокостей и зверств, практиковавшихся по отношению к евреям сирийским монархом Антиохом Великим, говорится: «Кожа сдиралась с головы». Испанцы отмечали обычай скальпировать своих врагов у аборигенов Карибских островов, Гватемалы и Северной Мексики. Кроме того, он был известен аборигенам территории Гран-Чако в Южной Америке.

Роберт Макги, скальпированный индейцами

Белые не раз подбивали индейцев скальпировать и своих бледнолицых противников. Так, в июне 1775 г. английское правительство, призвав индейцев выступить против американцев, не только снабжало воинов всех племен от Великих озер до Залива топорами, ружьями и боеприпасами, но и объявило награду за скальпы американцев, которые следовало приносить командующим офицерам в Детройт или Освего. Столь заманчивое предложение смогло привлечь на их сторону даже ирокезов, которые ранее торжественно поклялись сохранять нейтралитет. В тот же период законодательный орган Южной Каролины начал выплачивать по 75 фунтов за каждый скальп индейского воина. В начале 1830-х годов в Техасе платили за скальпы вичитов. Неприятности с апачами на Юго-Западе начались у правительства США после того, как в 1836 г. группа американских охотников за скальпами устроила настоящую резню апачей вождя Хуана Хосе, польстившись на вознаграждение, обещанное губернатором Соноры. В XIX в. в Аризоне за скальп апача можно было получить до 250 долларов, а поскольку отличить волосы апача от волос другого краснокожего было делом практически невозможным, охотники за наградой отправлялись в Сонору и резали беззащитных мексиканцев.

Атака индейцев на дилижанс. Худ. Ф. Ремингтон

Часто упоминается, что скальпирование врага связано с нанесением вреда душе погибшего. По сведениям Стэнли Вестала, многие сиу считали, что качества убитого противника переходят его убийце, что также может косвенно относиться и к обычаю скальпирования. Ричард Додж сообщал, что старики шайенов и арапахов говорили ему о поверье, существовавшем в прошлом среди всех индейцев, живших между рекой Миссисипи и Скалистыми горами, по которому скальпирование головы убивало душу врага. Но в 1880-х гг. капитан Вильям Кларк по этому поводу писал: «Я провел специальные изыскания в связи с этим обычаем среди следующих племен: шайенов, арапахов, сиу, команчей, кайовов, кайова-апачей, вичитов, пауни, сауков и фоксов, ото, айовов, кикапу, ютов, сиксиков, кайна, пиеганов, арикаров, хидатсов, манданов, шошонов, банноков, неперсе, пен д’Орей, кутеней, кэддо, понков, шауни, семинолов, чиппевов (оджибвеев), кроу, гровантров и ассинибойнов. Ни в одном из них я не смог обнаружить никаких суеверий или фантазий относительно того, что скальпирование человека каким-то образом наносило ущерб его душе после смерти».

Скальп, хранящийся в Британском музее

По мнению автора, разгадка происхождения этого обычая кроется в самой манере ведения индейской войны, где основная роль возлагалась на небольшие отряды воинов, проникавшие на отдаленные земли враждебных племен. По возвращении домой они должны были принести с собой доказательство смерти врага. Различные части вражеского трупа всегда использовались для победных плясок – до конца XIX в. ими, помимо скальпов, могли служить отрубленные головы, руки, ноги, кисти и стопы. Но в отличие от них скальп не портился и был более компактен при длительном переходе к родному селению. Чарльз Бюло, переводчик из агентства Белой Земли, писал: «Я узнал, что, когда впервые разгорелась война между сиу и оджибвеями, среди воинов оджибвеев начали возникать споры по поводу храбрости каждого из них, поскольку во многих случаях отъявленные трусы заявляли о своей храбрости. И потому было решено снимать с голов врагов скальпы в качестве доказательства своей доблести». Помимо этого, в дальнейшем он еще долго мог служить доказательством победы над врагом, украшая оружие, щиты и т. п. Эту же мысль в какой-то мере подтверждает фраза, сказанная одним из черноногих: «Мы снимаем скальпы, чтобы война была жестче, и, когда наши женщины и дети видят скальпы своих врагов, их сердца охватывает радость».

Военная рубаха, отороченная прядями человеческих волос. Сиу

Классическим скальпом считались волосы с макушки, которые заплетались в одну или несколько косичек. Впервые мальчику заплетали скальповую прядь в возрасте приблизительно пяти лет. Несмотря на большое разнообразие причесок, даже выбривая голову, индейцы всегда оставляли небольшую прядь волос, называемую . Три пряди волос заплетались в косичку, образуя у основания круг диаметром около пяти сантиметров, и, как правило, украшались. Кроме того, вокруг образованного косичкой круга выщипывали волосы и выкрашивали кожу красной краской, чтобы выделить скальповую прядь. Благодаря этим ухищрениям любой человек мог сказать, насколько «правильным» был захваченный воином скальп. Белые современники особо отмечали, что индейцы никогда не выбривают голову полностью, всегда оставляя скальповую прядь, служившую признаком мужества и вызовом врагу. Они как бы говорили своим противникам: «Попробуй добыть мой скальп, если осмелишься».

Щит сиу

Берландиер так описал метод скальпирования у команчей: «Чтобы снять скальп, они переворачивают труп на живот, хватают его за волосы и режут кожу головы по кругу. Затем они наступают на шею и коротким резким движением отрывают скальп». Индейцы были мастерами этого дела. У шайенов самой храброй формой скальпирования считалось снять скальп с живого врага. Командир скаутов пауни Лютер Норт рассказал о случае, свидетелем которого он стал. Один из воинов сиу погнался за женщиной пауни, пытавшейся убежать к находившемуся неподалеку торговому посту, где укрылось несколько белых людей. Не обращая внимания на ружейный огонь со стороны бледнолицых, сиу подскакал к бегущей женщине, левой рукой схватил ее за волосы и, даже не слезая с коня, скальпировал несчастную ножом, который держал в правой руке. Издав военный клич, дикий воин повернул своего скакуна и помчался прочь.

Сама по себе процедура скальпирования не была смертельной. В бозменской газете «Times» от 16 июля 1876 г. напечатана история Германа Ганзио, атакованного индейцами в Черных холмах. Он был скальпирован живьем, но выжил. По словам репортера, его голова представляла собой одну сплошную массу болячек. Делос Дж. Санбертсон спустя некоторое время после того, как благополучно лишился скальпа, отправился в Ларами и попытался вырастить волосы на своем черепе, однако, как он жаловался, «никакое лечение не помогает пока сделать так, чтобы волосы на этом месте снова росли». Количество переживших скальпирование белых людей на фронтире было так велико, что Джеймс Робертсон из Нашвилла, штат Теннесси, в 1806 г. опубликовал в «Philadelphia Medical and Physical Journal» статью «Заметки о лечении скальпированной головы», в которой ссылался на многочисленные случаи успешного лечения.

Отношение к скальпированию у индейских племен было разным. Например, у команчей скальп не приносил большого почета, поскольку кто угодно мог снять его с уже убитого врага. Поэтому имел второстепенное значение. Но если врага скальпировали при особо опасных обстоятельствах, он ценился очень высоко. Скальп был трофеем, доказательством успеха для применения в Пляске Победы. У воинов племени ото, по сообщениям Уитмена, правом на скальп обладал тот воин, который убил этого врага. В большинстве других племен скальпировать павшего врага мог любой. У ассинибойнов скальпирование лично убитого врага оценивалось высоко, но сам скальп как таковой ценился мало. Кроу вообще не считали снятие скальпа делом, заслуживающим упоминания. Для них он был всего лишь свидетельством убийства врага, но никак не подвигом. Как сказал один из них: «Вы никогда не услышите, чтобы кроу хвалился снятыми им скальпами, когда перечисляет свои деяния». Много Подвигов говорил: «Воины моего племени редко забирали скальпы врага, если в схватке погиб кто-то из кроу». Вышеприведенные сведения достаточно убедительно свидетельствуют о том, что скальп был малоценным военным трофеем для краснокожих бойцов. Он являлся всего лишь эмблемой победы над врагом. Широко распространенное мнение о его ценности возникло в результате неверной оценки действий воинов в бою многочисленными белыми современниками. Проследить, почему евро-американец делал подобные выводы, достаточно легко. Он видел, что после падения убитого или раненого врага к нему галопом неслись несколько краснокожих всадников. Они сбивались вокруг него в кучу, после чего труп оказывался скальпированным! Понять, что отчаянные воины, рискуя жизнью, старались всего лишь первыми прикоснуться к врагу (посчитать «ку»), евро-американцу, не жившему среди индейцев, было сложно, поскольку такой военной традиции у европейцев не существовало.

Глава 6

Оружие воинов Великих Равнин

Стандартным оружием индейцев Великих Равнин до конца XIX в. оставались лук со стрелами, копье, военная дубинка, томагавк и нож. Предпочтение воин отдавал луку со стрелами и военной дубинке, а нож всегда был неотъемлемой частью костюма любого краснокожего. Брекенридж в 1811 г. сообщал по поводу арикаров: «Воина редко можно увидеть без его оружия даже в деревне. Его лук, копье или ружье считается частью его одежды, и появиться без них на публике в некоторой степени постыдно». Брэдбери побывал в той же деревне вместе с Брекенриджем. Он писал: «Они редко, если вообще когда-либо, появляются вне деревни без оружия». Максимилиан отмечал: воины понков всегда носят при себе оружие. То же было в обычае и у воинов других племен.

Военная дубинка

Появление лошади и огнестрельного оружия заметно отразилось на вооружении индейского воина. Когда в XVIII в. равнинники начали широко использовать в боях лошадей, они стали приспосабливать аборигенное оружие к конному бою. Омахи вспоминали: раньше луки и стрелы были длинными, это делало их дальнобойными, но с появлением лошади они стали короче, поскольку на лошади легче было приблизиться к врагу, да и управляться с коротким луком проще. Также стали меньше и размеры щитов, которые еще в начале XIX в. были огромными и могли полностью укрыть за собой присевшего воина. Не каждый воин мог позволить себе дорогостоящее огнестрельное оружие, и, как отмечал один из белых современников, «ружье (они. – .) хвастливо возили поперек седла, а лук и колчан со стрелами всегда висел у них за спиной». Берландиер писал, что оружием индейцев Южных равнин в 1830-х гг. были лук со стрелами и дубинки, «которые они применяют весьма искусно. К этому они добавляют ружье, топор и копье, эффективность которого они признают. Некоторые из них используют кинжалы, а щит является обычным видом их вооружения».

Военная палица

Полковник Додж оставил описание хорошо вооруженного воина второй половины XIX в.: «Будучи верхом, воины, в основном, возили ружья поперек седла перед собой. Его помещали в чехол из сыромятной кожи, иногда роскошно украшенный и отороченный бахромой. Револьвер носили в кожаной кобуре, прикрепленной к ремню. Эти самодельные ремни делали предпочтительно из кожи и застегивали спереди пряжкой. К внешней части ремня стежками пришивали полоску кожи так, чтобы получались кармашки, каждый размером под патрон. Они представляют собой обычные армейские ремни-патронташи, только грубо скроенные. К этому ремню индейцы привязывали почти всю свою «переносную собственность». С правой стороны висел револьвер, с левой – нож, кисет с табаком и трубкой, мешочек со всякой всячиной, мешочек с амулетами и колдовскими принадлежностями – для всего находилось свое место на ремне».

Восстание индейцев в агентстве. Худ. Ф. Ремингтон

Лук со стрелами до конца XIX в. оставался самым важным оружием краснокожего воина и, несмотря на существующее мнение, в умелых руках являлся очень опасным видом оружия, особенно до появления скорострельных, заряжающихся с казенной части ружей. Один из современников в конце 1860-х годов писал: «Даже сегодня лук применяется очень широко, и хотя индеец может приобрести ружье, его редко можно увидеть без его длинного лука и полного стрел колчана. Ружье может выйти из строя, и он не в силах починить его, патроны могут отсыреть, но лук всегда в порядке, а быстрые стрелы готовы к стрельбе как при влажной, так и при сухой погоде. Поэтому дикарь всегда держит лук под рукой».

Колчан и чехол для лука. Южные равнины

Индейские луки можно поделить на три типа.

1. Простые луки, изготовленные из одного куска твердого эластичного дерева. Ими обычно пользовались только дети. У кроу, например, деревянные луки использовали лишь маленькие мальчики, а типичный лук воинов этого племени был сделан из рогов оленя, горного барана или бизона и усилен сухожилиями.

2. Луки, укрепленные сухожилиями. Сделанные из одного куска дерева, по внутренней стороне которого приклеивались сухожилия, «положенные так, что по виду напоминали кору». Они были наиболее распространенными. Такой лук редко достигал больше 1 м 10 см в длину. Лук черноногих, описанный как типичный равнинный лук середины XIX в., составлял 1 м в длину и даже в 1920 г. был в рабочем состоянии и мог посылать стрелы на 140 м.