© Ю.А. Запевалов, 2012

© ООО «Написано пером», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

1

Владимир Павлович Смирнов. Главный инженер треста «Уралзолото».

Георгий хотел побывать у него сразу, как только приехал в Свердловск. Именно Смирнов подписал Георгию вызов на работу. Переводом из «Золотой Лены».

У Георгия еще почти четыре месяца отпуска, но он решил «застолбиться» в Тресте сразу же, по приезду. Немного не получилось. Ему пришлось позаниматься кое-какими хозяйственными делами дома, в Уфалее, погасить некоторые задолженности по коммуналке, побывать в больнице и получить все медицинские документы на маму. Для санаторного лечения. А потом, отпуск же! – встречи с друзьями юности, с подругами молодости, отдохнуть немного на городском пруду – с рыбалкой и шашлыками, покрасоваться, как без этого, с оркестром Бори Сергеева на нескольких клубных сценах, расслабиться, отдохнуть.

Но перед отъездом в Одессу Георгий всё же поехал в Свердловск, в «Уралзолото». Рабочее место надо было тоже «застолбить» заранее!

Смирнов встретил Георгия приветливо, расспросил – как доехал, где устроился в Свердловске, скоро ли ждать на работу.

– У вас, у северян, отпуска ведь большие. И как только вы выдерживаете такое затяжное безделье! У вас-то, лично у вас, много ли еще догуливать осталось?

– У меня еще три с лишним месяца, Владимир Павлович.

Сейчас на Юг, в Одессу, в «Аркадию». По путевкам. С мамой еду, хочу подлечить её. Да и отдохнула чтобы в хороших, в нормальных условиях. У моря чтобы отдохнула. Воздухом морским подышала, фруктов-ягод поела. Отогрелась чтобы после сурового Урала. Ну и – врачи, конечно. У солидных врачей хочу побывать, показать маму врачам маститым, разузнать всё о её болезни. Но, главное – всё же отдых. Вот отдохнём, а там уж видно будет. Я имею в виду – когда на работу выходить. Если честно признаться – на работу не спешу. Устал очень. Отдохнуть хочу на полную катушку! По полной программе. Но выдержу ли все эти месяцы – не факт. Могу и не выдержать. Отвык бездельничать.

– Да, наслышан я немного о вас, Георгий Александрович. Зафесов, ваш, Бодайбинский главный инженер, о вас рассказывал.

После вашей телеграммы встретились мы с ним в Главке, расспросил я о вас – не брать же кота в мешке! – порассказал он мне, как вы там работали в Дальней Тайге, как запускали драгу. Конечно, есть от чего устать. Я ведь знаю эту вашу Дальнюю Тайгу, сам срок там «мотал» когда-то. Лет двадцать назад. Есть там от чего устать.

Но дело тут, с твоим приездом, вот в чем. Мы тут, на нашем прииске, как раз на том прииске, куда мы и пригласили вас работать, тоже драгу запустить хотим. На речке Мурзинке. В районе поселка Павда. Монтаж заканчивается. Но работы еще месяца на два-три, пожалуй, есть. Не готова еще драга. Вот мы с Управляющим трестом, как узнали о вашем приезде, решили поручить вам достроить и запустить эту драгу. А уж потом и догуляете остатки вашего отпуска. Мы предоставим вам такую возможность.

Георгий какое-то время ошарашенно молчал. Потом взял себя в руки. Заговорил, после некоторого молчания.

– Мы о вас, Владимир Павлович, тоже наслышаны. Как вы там у нас в Тайге, для снабжения водой целого комплекса россыпных участков, прорыли туннель в «горе». И обеспечили таки водоснабжением несколько драг на реке Светлой! Помнят об этом, Владимир Павлович, и в Дальней Тайге, и на Золотой Лене. Мне рассказали об этом в Тресте, в «Лензолото», когда узнали, что я еду к вам сюда на Урал, когда прочитали подписанную вами телеграмму-вызов. Помнят, Вас на Лене, Владимир Павлович, помнят. Ну, а если об отпуске, так ведь зачем я к вам сюда в Трест зашел? Уточнить зашел, правильно ли я понял ваши предложения о переводе на работу. Да и договориться, когда и куда выходить мне на работу, где оформляться. А отпуск продолжается. И прерывать я его не собираюсь. Путевки же у меня! С матерью я еду, подлечиться ей надо.

Ждет меня не дождется! Вы вот представьте себе – возвращаюсь я сегодня домой и объявляю матери – никуда, мама, не едем. Работать надо! И как она поймёт мои слова? Что подумает?

– Да знаем мы все это! Ваши путевки сейчас отдадим нашим работникам, а после запуска драги выдадим вам такие же, только на порядок выше. По классу, по стоимости. Да и по качеству. Съездите, отдохнёте с мамой. Жить будете в «Люксе»! А за память о работе моей скромной – спасибо. Всем бодайбинцам спасибо!

Смирнов нажал кнопку селектора.

– Солдатов! Зайди! – Это наш профсоюзный бог. Он же начальник отдела кадров.

В «Уралзолото» не было Объединённого профсоюза, как на Северных предприятиях, здесь каждый прииск, рудник имели свои профсоюзные организации, они не были объединены в один, общетрестовский профсоюз. Какие-то положения, инструкции мешали такому объединению. А скорее всего – сложные административные разграничения. Прииски, рудники Треста работали не только в разных городах и районах, даже в разных областях. Как тут создашь один, единый профсоюз!

– Что, Владимир Павлович, по путевкам Красноперову? Как приедет, сразу можем выдать.

– Так вот он, Красноперов, познакомься. Как выдать, когда запуск драги еще не ясен по срокам? Вот запустит драгу – тогда и выдашь.

– Но так не бывает, Владимир Павлович. Путевки строгие сроки имеют. И распределяются они персонально, отчитываемся мы по ним тоже по персональному распределению.

– Ну вот, скажем через два-три месяца, найдутся у тебя такие же путевки, какие выданы Красноперову? В Одессу. В «Аркадию». Классом – «Люкс»?

– Давайте посмотрим. Так, через три – это август? На август в «Аркадию» нет. Никаких нет в «Аркадию» путёвок на август.

Всё уже роздано. На сентябрь есть. Вот, две путёвки, на сентябрь, в «Аркадию», да, и класс – «Люкс».

– Ну, как, Георгий Александрович, на сентябрь, люкс, а? Соглашайся. А драгу запустишь, мы тебе и материально поможем!

– Ошарашили вы меня, Владимир Павлович. Мы же настроились, мы, считай, уже в пути, уже в Одессе! Как я маме-то скажу об этой задержке? Сутки подумать, посоветоваться со своими, можно?

– Нет, Георгий Александрович, думать некогда. Или «да» – и едете достраивать и запускать драгу, или «нет» – и догуливайте свой отпуск! Тут, правда, еще одно дело. В эти три месяца, в которые вы будете достраивать нашу драгу, на прииске вводится в эксплуатацию дом, шикарный стоквартирный дом, полное благоустройство. Там мы вам наметили трехкомнатную квартиру.

Вот, сразу и получил бы, и въехал, а там уж и гуляй по своей «Аркадии»! А то ведь квартиру неработающему человеку выделить невозможно. А потом ищи её, эту квартиру, жди, когда-где-что освободится. Давай, Георгий Александрович, решай сейчас и здесь, вот прямо у меня в кабинете. А люди тебе подтвердят – Смирнов зря слов на ветер не бросает. Что сказал – то и будет. Не думай, что мы тут рисуем тебе райские картинки – и путевки, и квартира. Просто – все действительно так совпало – и драгу надо достраивать, и дом в это же время вводится, и путёвки – ну не отбирать же у тебя заработанное право на этот отдых, по полученным уже тобой путёвкам? Вот мы и надумали сделать тебе вот такую «компенсацию». Ну, действительно, всё так совпало. Как по писанному! Теперь твое слово.

Георгий задумался было, но ненадолго. Понимал он, это только так называется, что просьба. На самом деле, это всё давно решено, обсуждено, согласовано с руководством прииска, и это уже не просьба. Это еще и не приказ, но – отклони он сегодня эту «просьбу», а как после этого работать?

– Можно вопрос, Владимир Павлович? На «Засыпку»? Только вы не обижайтесь…

– Ну, давай, спроси. Только – без «нахаловки»!

– Нет, что вы… Откровенно, Владимир Павлович – проверить меня хотите? «Кто есть кто?».

Смирнов засмеялся.

– Ну, всё правильно! Таким Зафесов тебя и «нарисовал». Нет, Георгий, даю тебе честное слово – так действительно сложилось! Нужда! А проверять, да что тебя проверять? Тебя на Лене уже проверили. А я Зафесову верю. Он производит впечатление человека искреннего! Нет! Не «проверяю». Наоборот – большое оказываю доверие!

Георгий решился:

– Тогда – сдаюсь, Владимир Павлович! Мне же у вас и дальше работать, не из-за путёвок же я к вам приехал! Сдаюсь. И принимаю все ваши предложения.

– Ну вот. Значит, ещё раз подтверждается – Зафесов правильно тебя охарактеризовал. Рад, очень рад я этому. Тогда так. Вилен Михайлович, – это начальнику кадров – сегодня же приём оформить. Переводом, из «Лензолото», начальником строящейся драги. В приказе укажи о наших обязательствах по его отпуску, сколько там осталось недогуленных у него дней, и о путёвках тоже, всё чтобы предоставить ему после запуска сотой драги. Оформить сегодня же, а завтра мы выезжаем на драгу. Я в сопровождающих!

Надо же как-то солидно представить нам нового начальника. И на драге, и на прииске. Попков, правда, приедет на драгу немного позже, но ничего. Представим пока коллективу драги нового начальника без директора. Да и я – поеду, осмотрюсь там. Давненько я не был на Мурзинке. Всё не получается как-то с нашими извечными заботами, да с нашей постоянной занятостью. Выезд с утра. В семь часов. Вас, Георгий Александрович, где забрать?

– Я подойду сюда, к Тресту.

– Ну, вот и хорошо. Едем на машине. В дороге еще о многом поговорим!

Недостроенная драга приткнулась к берегу довольно крупного водоёма, что создала земляная плотина, перегородившая речку Мурзинку. На берегу – временные мастерские, кузница, длинный, рубленный из толстых брёвен барак-общежитие, рядом столовая, тоже из бревен, приличная баня. Берег обжит, к воде идут деревянные мостки-дорожки, метрах в десяти от берега – питьевой колодец, с холодной ключевой водой, чуть подальше круглая, из досок «беседка», где по вечерам собирается молодежь – песни попеть, потанцевать.

– Ничего себе «обустроились»! Отсюда и уезжать-то, наверное, никто не захочет. Теперь понятно, почему драгу не запускаем! – Георгию нравилось место, нравилась обжитость, видно, что здесь командовал опытный строитель.

– Познакомься, Георгий Александрович, это Главный механик прииска. Павел Яковлевич. Он отсюда уже несколько месяцев не уезжает. Всё здесь его умом сконструировано.

– Здравствуйте, Павел Яковлевич, рад, что застал вас здесь. С вами быстрей в курс всех строительных «хитростей» войду.

– Какие у нас здесь хитрости. Мы эти драги каждые два года ставим на воду. Нет здесь для нас никаких хитростей. А вам я тоже рад, вашему приезду. Что-то вокруг вас разговоров много – неужто такой «талантливый»?

– А вот поживем и увидим.

– Увидим, конечно. Главное – «скромный», видать, очень.

Это сразу видно!

Смирнов смеётся.

– Не заводись, Павел Яковлевич. Успеете еще наговорить добрых слов друг дружке. Бодайбинцы говорят, что Красноперов тоже в карман за словом долго не лезет! Так что, придержите пыл свой, успеете еще.

Собрали людей, представили Красноперова. Поговорили. Вопросов не было.

– Какие вопросы. В деле посмотрим. В деле пусть покажет себя.

Обошли со Смирновым плотины, недостроенный обводной канал, осмотрели полигон за плотиной, нижний участок. Хороший участок, подготовленный. Работой драга обеспечена самое малое на три года.

– Да, готовность полигона высокая. Это Буторин, начальник производства, здесь постарался. Одна беда – не готов обводной канал. А без него драгу запустить не разрешат. По условиям проекта – драга должна работать в полном замкнутом цикле. Сброс грязной воды из дражного котлована невозможен. Мурзинка, а дальше Ляля, реки чистые, рыбные, здесь хариус, сиг, нельма ловятся. Эти реки загрязнению не подлежат. Внизу, дальше по течению реки, после впадения Мурзинки в реку Лялю, жилые поселки, Павда, леспромхозы, а еще ниже – город Новая Ляля, там «Бумкомбинат», требования у него к воде особые – комбинат выпускает бумагу государственного значения, с тайными водяными знаками. Загрязнение воды для производства такой бумаги совершенно недопустимо.

А золото в реке хорошее, забрать надо. Вот и разрешили – и Бассейновая инспекция, и Санитарная – работать, но только в полном замкнутом цикле. Если прорвется грязная вода к «жилому», на нас такие штрафы наложат – дороже золота будет. Этот канал возьми под свой особый контроль. У нас ведь как – то что-то подтащить надо, то отгородиться от чего-нибудь! Постоянно срывают бульдозер с канала местные начальники. А что, это же рядом! Снял машину, сделал срочные дела, а там пусть снова на канале работает. Эти-то отвлечения и срывают график строительства канала! А без него не запустимся! Так что, канал этот должен стать объектом особого с твоей стороны контроля.

– Да разберемся, Владимир Павлович. Вот освоюсь немного с драгой, и с каналом разберемся.

Вечером Смирнов уехал на прииск.

– А сколько километров до прииска, Павел Яковлевич?

– До прииска, говоришь, сколько? Да напрямую километров сто-сто двадцать. А по нашим лесным дорогам и все сто пятьдесят будет.

– Это, каких же размеров у нас прииск?

– Больших размеров, Георгий. Давай я тебя так называть буду.

Стар я уже для всяких «отчеств». Ты ведь, поди, раза в два с половиной младше меня! Так вот, прииск наш расположен на территории двух областей – Пермской и Свердловской, и на землях пяти, или даже семи районов. Перечислить, каких? Я уж и сам давно запутался в этих районах. Вот смотри, сейчас мы в Новолялинском районе. Река Мурзинка, посёлок Павда. В этом посёлке живут наши дражники. А дальше, на Запад, за хребтом Уральским, Пермская область. Там, в Горнозаводском районе и драга, и гидравлика есть у нас. На реке Тёплой и её притоках. А производственники еще к двум-трем речкам там прицеливаются.

Здесь, и на Мурзинке, и на других наших речках, где наши объекты работают, золото добывают, это мы в Свердловской области.

Тут у нас, ну, во-первых, Управление прииска и все основные цеха, объекты обслуживания, социальные, службы ремонта, обеспечения. Главная усадьба прииска расположена здесь, в Свердловской области. Посёлок Ис. Да к ней, к Главной усадьбе, еще посёлков штук двадцать-двадцать пять. Объекты золотодобычи у нас по рекам Тура, Ис, Выя, Косья, Нейва, Салда, Тагил и даже у горы Качканар работаем. Там у нас мощная гидравлика. Одна из самых крупных на прииске. На ней землесосов смонтировано более пяти. А пять – постоянно в работе. На большой прииск попал ты, Георгий. У нас семнадцать драг, вот, восемнадцатую скоро запускать будем, и более десяти гидравлик. Гидравлика – это цех.

На каждой Гидравлике не менее трёх гидравлических установок – мониторы, землесосы, а к ним промприборы, шлюзы на эстакадах – да увидишь все сам. Со всеми цехами познакомишься. А районы, что районы, тоже много, если по речкам считать. Лялинский, Нижнетуринский, Верхотурский, Салдинский, Невьянский, Тагильский. Да я обязательно со счета собьюсь, наверное. Вот будешь знакомиться с прииском, Буторин, Аркадий Георгиевич, всё тебе и расскажет, и покажет. А сейчас, давай-ка пойдем на драгу, я тебе и покажу, и расскажу все наши по ней «хлопоты».

Монтаж драги фактически закончен. Установлены основные агрегаты, на могучей раме, что «хоботом слоновым» выставляется далеко на борт дражного котлована, одета черпаковая цепь, сваи подвешены, понтон чистый, без воды, все насосы перепущены, водой опробованы.

– Что же здесь три месяца делать? А, Павел Яковлевич?

– Достраивать осталось немного. Но мелочёвка! Сколько на неё времени тратится! Вот смотри, что еще надо построить – бытовки, столовая, доводка, касса. Драгёрку надо внутри обустроить, покраски еще много осталось. Всё, что я перечислил, не только построить, но надо ведь еще и обставить – и мебелью, и оборудованием, а главное – надо всё это еще и покрасить! Надо площадку «пробщика» оборудовать. Тут у нашей Любовь Федоровны, у Главного обогатителя нашего, очень интересная идея возникла. Она давно с ней «носится», не даёт нам, механикам, покою, просит оборудовать прямо у черпаковой рамы площадку для «пробщиков», чтобы они могли забирать «пески» для опробования прямо из черпаков. А черпаки-то двигаются! А ну, как потянется кто со своей лопатой за черпаком этим, да и нырнет, не дай господи, с той площадки в «черпаковую прорезь»? Беды ведь не оберешься! Вот Любовь Федоровна с проектировщиками и сконструировали специальную площадку, с безопасным и удобным для работы ограждением, специальной конструкцией лопаты для отбора проб. Чтобы и работать легко, но в то же время и безопасно было. Решили опробовать эту конструкцию на новой драге. Если получится толково, на всех драгах будем эти площадки переделывать.

– А механизмы все перепущены?

– Да нет же, конечно. Цепь только прокрутили, отрегулировали, пошла вроде ровно, не бегает на «роликах» в разные стороны. Сегодня перепускаем «бочку», не полезла бы вверх, а то ведь «резки» много будет. Да снизу вверх «резка»! Все искры и окалина на сварщика! Не очень-то «разбежишься». Хорошо бы за одну ночь управиться! Потом ленту «стакера» будем пробовать. А там уж и «шлюзы» заливать водой начнем, тоже щели могут быть, всю тогда палубу зальем.

Всего вроде немного, а по времени – маята! Так что, не торопись, работы еще много.

Тут ведь и еще одна беда – как расценить оставшиеся работы. Мелочь, стоит копейки, а по времени долго. Но, подумай сам – кто же станет работать бесплатно! Вот это тебе придётся решать, самому придётся продумать – как «закрыть» наряды.

Драга уже «проплачена – переплачена» на десять рядов. В смете никакого резерва нет. А платить за работу надо! Вот и думай, начальник, ты человек новый, тебе, может, и разрешат допустить какой-никакой перерасход сметы.

– А что, смета вся выбрана, на сто процентов?

– Да нет, конечно, в смете деньги еще есть. Но работы по монтажу закрыты. Всё смонтировано и построено. Я про металл и механизмы говорю. По «деревяшкам» деньги еще не израсходованы. Их, «деревяшки», еще собрать надо. Это же все «подсобные» помещения!

– А смета пуско-наладочных работ?

– Да много ли их, этих денег, там, в этой смете, осталось?

«Копейки». Они и уйдут на наладку. И на наладку механизмов, и, особенно, на наладку электрики. Да и автоматики на этой драге много. Вот, скажем, «саморазгружающиеся» шлюзы – впервые ведь в стране! Да и в мире таких драг раз-два и обчелся. Автоматики много. Один «тиристорный преобразователь» двигателей Главного привода чего стоит. Незнакомый агрегат. Электрики осваивают его с помощью специалистов научного института. Тоже повозятся еще с регулировками. Так что, денег там, в этих «пусконаладочных», немного. «Копейки» там остались, а не деньги.

– Ничего, раз деньги в общей смете строительства есть, выйдем из положения. Закроем наряды по «тоннажу»!

– А это еще как?

– Ну, как. Вот, скажем, покраска понтона. Можно закрыть квадратными метрами, а можно «по весу металлоконструкций». И разница будет значительной. Или, скажем, наладочные работы по «лебёдке». Можно закрыть наряд как наладку механизма, а можно и по тоннажу. Как наладка оборудования весом в столько-то тонн. Посмотрим, может мы все мелкие работы по весу и закроем. Поди, придерись нормировщик. Да я ему докажу свои расценки, вернее, не мои, государственные расценки, утвержденные всеми специализированными государственными инстанциями. Я ему всё это докажу с таким запасом, что он рот раскроет от удивления! Вот только надо решить, с вами решить, как закрывать наряды. Премии же за перевыполнение уже не будет. А тариф – обидно это квалифицированному работнику.

Поэтому и надо определиться. Может так – тариф по присвоенному разряду, плюс тридцать процентов? А? За мелкоту там, за большие затраты по времени, за срочность работ. Как думаете? Обосновать я сумею. Просто, я же людей не знаю. А мне надо знать – кто из исполнителей сколько стоит!

– Ну, ты, Георгий, действительно «находка» для нас. Особенно для строителей и монтажников. Это ж надо, как сразу сообразил! Мне и в голову не пришло бы.

– Да применял я уже эту систему. На Севере. Тоже тогда драгу построили, а мелкие работы ни в смету не включили, ни в график. А как оплатить, если нет в смете? Чуть было, из-за этой кутерьмы, перерасход сметы нам не впаяли, премии за ввод чуть было не лишили. Тогда мы и применили «тоннаж» этот. Всех это устроило. И перерасхода сметы не допустили. Смету же считают по отдельным элементам. И по этим отдельным элементам перерасход допустить никак нельзя. Наказывают за это. А в общую смету входят еще разного рода непредвиденные работы, транспорт, там, морозные разные, а это всё, при правильном расходовании, хорошие «резервы». Вот мы их все и задействуем!

– Что ж, Георгий, молодец, поздравляю, вижу – сработаемся! Соображай сам с оплатой всех этих недоделок. Если что, я тебя поддержу перед начальством.

При запуске «бочка» действительно полезла вверх. Сварщик закапризничал.

– На меня сверху все искры посыпятся. Сгорю я здесь, с вашей «бочкой». А уж спецовку точно сожгу. Новую ведь раньше установленного срока износа не дадите!

Павел Яковлевич нарисовал мелом прямо на металлической балке схему регулировки.

– Вот, сделаешь это, сместишь крепёжные болты, подправишь ролики, ровно пойдет «бочка». А я устал сегодня, пойду, вздремну немного, а может и до утра усну. Надо мне, старику, отдохнуть как следует. Сколько уже ночей нормально не сплю!

Ясно. Абакумов решил проверить техническую «грамотёшку» у нового начальника. А тут еще этот сварщик.

Георгий примерил схему по месту. Да, приходится немного подрезать болтовые отверстия. Снизу.

– Снимай, Вартанов, куртку. У меня только спортивная рубашка, дай твою робу, накину. И «щиток». Давай «держак» сварочный, да приготовь электроды. Чтобы не лежать мне там, не ждать, когда найдешь да подашь ты мне электрод этот.

– Ты что, сам что ли хочешь?

– Ну, а что же делать, если ты «сгореть» боишься? Ничего, давай, мне не впервой.

Георгий давно, еще когда-то на преддипломной практике, когда в Балее работал, научился «сварке». По вечерам и в ночную смену, когда особой работы не было, он часами сидел на черпачных «пальцах», варил, наплавлял изношенную площадь металла. Так освоил «держак», что на зимнем ремонте частенько «подменял» сварщиков.

Георгий подлез под балку верхних роликов, ловко «развёл» одно отверстие.

– Электрод давай!

– Да нет уж. Вылезай, начальник. Сам подрежу. А то обидишься еще. Скажешь, на драге нет сварщиков. Извини. Проверили мы тебя. Наш человек. Признаём!

Снова крутанули бочку. Вертится! Не ползает по роликам – ни вверх, не вниз!

Утром Павел Яковлевич осмотрел все, остался доволен.

– Да ты у нас, оказывается, «мастер» на обе руки! Рассказал мне Вартанов о вашем состязании вчера. Со сваркой. Ценю, смело. Другой бы стушевался. Но впредь не советую. Тут ведь не Север, тут палец монтажникам в рот не клади, враз руку оттяпают!

– После Бульбухты, Павел Яковлевич, мне никакой волк, даже с фамилией Вартанов, не страшен!

– Ну-ну. То, что от скромности не умрёшь, это я еще вчера понял. Но, зато признаюсь, теперь я спокоен. За запуск драги спокоен! Похоже, поверил я в тебя, товарищ новый начальник! Ладно, походим еще по драге, покажу я тебе все наши «заморочки», где-что не срослось. Устранишь, надеюсь, сам. А я завтра домой, на прииск. Там ведь тоже работы много. Завтра директор сюда приезжает, на тебя, видать, посмотреть хочет, так я с ним и уеду.

В середине дня позвонил Смирнов. Он уже вернулся в Свердловск, звонил из своего кабинета.

– Ну, как осваиваешься?

– Приглядываюсь пока, Владимир Павлович. Только, думаю, три месяца здесь делать нечего. Так, мелкие недоделки остаются. Покраски много. Но завтра сюда вроде директор приезжает.

Есть у меня одно предложение. Школьникам на летние каникулы нужны ведь, наверное, деньги. На экскурсии разные. На отдых, на летний. Вот и прислали бы мне сюда старшеклассников.

Я дам им кисти в руки, они мне всё здесь за неделю и покрасят!

И заработают неплохие деньги. На свои летние походы да экскурсии. Приедет директор, хочу поговорить с ним об этом.

– А чего ждать? Я прямо сейчас позвоню ему, расскажу о твоем предложении, пусть с директором школы поговорит и приедет с готовым решением. Мысль хорошая. И для прииска, да и для школы. Действительно, где они такие деньги найдут? А ребятам поработать в тайге, на драге – в удовольствие! Ты только кормёжку им сытную организуй. Они тебе там что надо и что не надо выкрасят. Сейчас же позвоню Попкову. Ну, а в остальном как?

– Да как, Владимир Павлович? Только ведь знакомлюсь со всеми делами здесь. Осваиваюсь потихоньку!

– Ну-ну, знакомься. Рассказал мне Павел Яковлевич, как ты знакомишься. Молодец, так держать. Ну, а если действительно драгу запустишь раньше намеченного нами срока, обещаю, премируем достойно. Будет на что пиво в «Аркадии» пробовать. А ты, говорят, большой до него любитель?

– Ну, вы уж скажете, Владимир Павлович. Любитель, конечно, но не профессионал!

– Ладно, шучу я, не обижайся. Так я обговариваю с директором твоё предложение?

– Да, конечно. Было бы здорово, если б завтра же всё и решили.

– Ну, будь. Трудись. Не стесняйся задавать вопросы. Поможем.

Директор прииска. Попков Павел Петрович. Заслуженный человек. На Среднеуральских приисках проработал без малого пятьдесят лет. Исовский прииск старый, 1824 года рождения.

Павел Петрович возглавляет его уже много лет.

Прииск добывает золото и платину давно. Почти сто лет работали здесь старательские и казённые артели на частных, речных и лесных «дачах», добывали золото Уральское и ссыпали в частный карман немногих русских владельцев тех «дач», а в основном, продавали за бесценок зарубежным «расхитителям» российского золотого богатства.

Добыча не прекращалась и после Революции, с первых дней Советской власти. Тогда началась реорганизация и реконструкция всей золотой промышленности новой страны. Прииск добывал и золото, и платину. Для себя добывал, для родной Страны! При этом до войны, до 1941-го года, только этот прииск, когда еще не было ни Качканара, ни Норильска, добывал почти девяносто процентов мировой добычи платины. И все преобразования, разведка, освоение новых россыпей, слияние мелких старательских артелей в один мощный, государственный золотоплатиновый добычной комплекс – всё это дело рук новых Красных, как их тогда называли, Директоров, в число которых входил и Павел Петрович. И его сподвижники, его «команда».

Теперь уж стар директор. Годы берут своё. На пенсию просится старик, да не отпускают. Всё не могут подыскать молодого, но такого же энергичного, умного специалиста. Прошлым летом назначен на прииск молодой Главный инженер, недавний выпускник Свердловского Горного института, Саша Коротков. Вроде толковый. Но торопиться нельзя, приглядеться надо. Молодёжь сейчас прибывает, и неплохая, толковая молодежь, но пока-то они еще освоятся, пока-то постигнут всё то, чего они, старики, постигли!

Вот и на «сотую» прибыл юноша. Уже, правда, с опытом, не выпускник, не молодой специалист. С Севера прибыл. А на Севере, там кадры быстро «куются», там сама природа не даёт времени на раскачку. Опоздаешь, не сообразишь, не организуешь – всё, поезд ушел, жди теперь следующего потепления. И год потерян!

Нет, северяне народ надежный. Редко с Севера уезжают специалисты. Состоявшиеся специалисты. Этот уехал. Но, говорят, из-за матери. Если из-за матери, тогда что ж – это дело святое.

«Что-то уж больно расхваливает его Смирнов. Сам привез на драгу. На прииск даже не заехали. Все документы по приёму передали в отдел кадров, а оттуда, конечно же, ко мне, директору, на подпись. О приёме. Да как же это я могу подписать, не глядя? Нет, Владимир Павлович, вот сейчас сам всё посмотрю, познакомлюсь, поговорю с человеком, тогда и решать будем. А уж распознавать я их, этих молодых специалистов, научился, за долгие-то годы.

Господи, кого только не было, кто только не приезжал, кого только не присылали! Сколько этих «позвоночных» пришлось «сплавить» куда-нибудь подальше от производства. Поближе «к общественности». Они, эти «позвоночные», говорить горазды, мастаки! Те еще «краснобаи». В деле, в работе только слабоваты.

Не любят конкретного дела, ответственности, «суеты производственной». Это мне так один сынок «обкомовский» заявил. Не по мне, мол, ваша суета производственная!

Нет, взглянуть надо на юношу. Уж больно быстр. Третий день на драге, а уже предложил такое, что в истории прииска и не было. Если не считать военные годы. Тогда да, целые артели школьников тогда на драгах да гидравликах работали. И как работали! Золота добывали не меньше взрослых бригад. Правда, тогда и взрослые-то бригады комплектовались женщинами да стариками. Некому работать было в те тяжелые годы на приисках, на войну уходили молодые.

А вот в мирное время, вот эта мысль – привлечь школьников на покраску драги – это у нас впервые. Покрасить всё, что там осталось непокрашенного!

А что! Дельное предложение. Действительно, почему бы школьникам самим не заработать деньги на свой летний отдых.

И не выпрашивать у руководителей подшефных предприятий да цехов этих денег Смелая мысль! А организовать, я думаю, сумеет. Иначе бы не предложил. Ну, да посмотрим. Время, до пуска драги еще есть, время ещё терпит».

Георгий встретил директора у плотины. Туда подходила дорога. Дорожное ответвление от главной трассы. На драгу ответвление. Тут от основной, наезженной Леспромхозом, дороги и всего-то метров восемьсот. По лесной тропинке. При нужде можно и пешком дойти. Но дражники себе подъезд отсыпали гравием, за полтора года строительства драги накатали её как следует. Теперь автобус с рабочими подъезжает к плотине, а все материалы подвозятся прямо к драге.

Драга строится на самой глубине, у плотины, затем продольным ходом уходит в верховье россыпи и спускается снова к плотине поперечными ходами. Удобная схема. Во-первых, на всё время отработки затопленного участка, к драге будет хороший подъезд – дорогу можно провести по продольному дражному отвалу. Во-вторых, по этому же отвалу будет смонтирована линия электропередач и дражникам не придется таскать силовой кабель по воде, устраивая его на плотах. Так же и с телефонным кабелем. Ну и, в-третьих, драга может и при разворотах, и при работе повторно использовать «мертвяки», заложенные на том же галечном отвале, что сократит объёмы береговых работ.

Но самое главное всё же – независимость работы драги от графика подготовки дражного полигона. Отсыпай плотины, веди вскрышные работы – ни бульдозеры драге не мешают, ни драга им! Как не поверни эту схему, со всех сторон удобна для работы драги! Для производительного ведения добычных горных работ!

Молодцы проектировщики.

Оказывается, проект отработки россыпи разработали инженеры проектного отдела прииска! Ничего себе прииск. С таким-то проектным отделом! С проектировщиками, которые разрабатывают проекты, равные по силам разве что проектному институту!

– Здравствуйте, здравствуйте, Георгий Александрович, рад познакомиться. Вот познакомьтесь и вы – это директор школы.

Курушина. Лариса Филипповна. Что ж это вы сразу на драгу, а? В Управление даже не заглянули. Может, в тресте будете работать, не на прииске?

– Здравствуйте, Павел Петрович. Приехал работать на прииск, а куда уж тут определят, не знаю. Выбирать не привык. А что сразу на драгу, так ведь сами знаете – не волен. Что приказано, то и делаю. Не думаю, что всё происходит без вашего ведома.

– Правильно. Вы совершенно правы. И не вольны мы в выборе назначений, и ничего не делается без ведома начальства. Ну ладно, рассказывайте, показывайте – что, где, а главное когда!

Говорят, не согласен со сроками окончания работ? Раньше хотите запустить драгу!

– Да не то, что я вроде не согласен. По работам, что остались в недоделках, по объемам оставшихся работ не вижу я трёх месяцев. Больше скажу, я и двух месяцев не вижу. Вот, вчера мы создали бригаду плотников. Обсчитали все объёмы работы, стоимость этих работ, я им выписал наряд, на все плотницкие и столярные работы. В полном объеме. По всем «бытовкам». По всем основным и вспомогательным помещениям. По всем, как называет это Павел Яковлевич, «деревяшкам». И записал им сумму заработка.

Вот, можете, сказал, за неделю сделать, можете за месяц, а ни дороже, ни дешевле не будет. Это ваш заработок. И чем быстрее вы выполните работы, тем дороже у вас получится рабочий день. Подивились ребята, посчитали, да и согласились. Да еще и с видом таким – вот, мол, «надуем» начальника. Тут всей работы на две недели, а заработок как за месяц! Ошибся, думают, начальник, да мы ему этого не скажем! Привыкли «повремёнкой» всё рассчитывать, а тут весь объём, на всю работу. И стоимость на всю работу.

И деньги получились приличные! Вот и загорелось, уже с утра сегодня, с семи часов, стучат, таскают брусья, доски, кипит уже работа. А то ведь – пока раскомандировка, пока получат задание, глядишь, где-то к десяти часам к работе и приступают. А сегодня никаких команд им не надо, с семи часов уже на работе.

Вот, то же самое хочу определить и сварщикам, и слесарям, и чистым монтажникам. У них ведь тоже работа осталась конкретная. Мелочевка, конечно, но по агрегатам-то конкретным.

Разработаю задания именно по агрегатам – по условиям полной пусковой готовности. А где брак, непровар, или еще какая беда – кто выполнял? Исправить! И бесплатно. К вечеру хочу всем бригадам наряды выдать.

Георгий передал директора школы бригадиру по отделочным работам, чтобы показал где, как и сколько красить, а с директором прииска пошел по драге. Всё рассказывал на ходу.

После обхода драги Георгий пригласил директоров в столовую. Обедать.

Сам он до столовой сегодня еще «не добрался», поэтому опасался, не случилось бы конфуза с обедом. Правда, с утра он Клавдию, повариху, предупредил – директор приедет, постарайся там – но, все же опасения были.

И напрасно. Клавдия накормила гостей отменно.

– И сколько же, Георгий Александрович, ребят к вам отправить. Сколько вы сможете принять? – Курушина приготовилась что-то записывать.

– Мы всё обсчитаем, Лариса Филипповна, составим наряд, укажем там стоимость работ. Работу надо выполнить за две недели. Вот и определится количество! Я вам завтра же всё сообщу через диспетчера прииска. А пока давайте посмотрим, где ребята будут жить, как будут питаться, как проводить свободные от работы вечера. Мы это всё устроим, и в лучшем виде. Я договорился с клубом в Павде, к нам по вечерам будет приезжать самодеятельность, баянист, петь здесь будем, танцевать.

Это по вечерам, после работы. А днём работа. И напряженная. А заработанные ребятами деньги прииск переведет на ваш счет, на счет школы. И вы уж сами распорядитесь, как их потратить.

Условие одно – деньги можно тратить только на отдых ребятам. Не только тех, кто работал. На всех школьников! Если мы с вами отработаем эту схему, ну, схему привлечения школьников к таким работам, если отработаем как следует сейчас, на этой драге, эту схему, с привлечением школьников, можно будет использовать и в дальнейшем. На лёгких, посильных для школьников работах! Если у обеих бухгалтерий – и прииска, и школы – претензий не будет, мы вам и в дальнейшем будем находить такие работы. Чтобы деньги у ребят были. Ими заработанные деньги. На разные там школьные мероприятия.

– Интересное предложение. Никогда у нас такого еще не было. Но, а что, давайте попробуем! Как вы смотрите на это, Павел Петрович?

– Смотрю положительно и приветствую. Тут ведь и еще есть одна большущая важность – с детства приобщать детей наших горняков к приисковым работам. Рабочую наследственность воспитывать. Я думаю, партком одобрит это полезное начинание. Организуем такое привлечение наших школьников и к другим приисковым делам, на других участках, на драгах, гидравликах. Главное, с умом подойти к этому начинанию. Большое значение начинание это будет иметь. И большой резонанс. Если всё получится, как задумано, привлечем газету, опишем работу школьников на производстве хорошей публикацией, статью в газету хорошую напишем!

Ну ладно, Георгий Александрович, спасибо вам за обед, за рассказ, думаю, все ваши начинания и по делу, и к месту. А главное – вовремя. Так, когда всё же решили запускаться? Драгу запускать. Не по плану, по вашему разумению?

– Я обсчитаю всё тщательно, Павел Петрович, и доложу вам через два дня. За два дня, думаю, успею составить полный – сетевой, как теперь говорят, график запуска драги. Там всё будет и обсчитано, и обозначено. График и определит точные сроки запуска. Но так, сходу, навскидку, думаю – месяца на все оставшиеся работы нам хватит.

– Посчитай, посчитай, не горячись. Слово-то, оно ведь «не воробей». Подсчитай всё, да тщательно посчитай, без «гусарства» и без натяжки. Посчитаешь – позвони мне. Ну, а если назначишь срок – тогда уж не пеняй. Ты у нас человек новый. На всю ведь оставшуюся жизнь слово это твоё, по сроку запуска этой твоей, первой, на нашем прииске, драги, за тобой потянется! Так что, не горячись, тщательно всё обдумай, всё «обмерь», только тогда и «отрезай»!

2

Георгий стоял на выносном мостике драгёрки. Он смотрел как ровно, плавно выползают черпаки из мутной воды дражного котлована, с металлическим кряхтением ползут по роликам рамы к завалочному люку, высыпают добытый песок через этот завалочный люк в «бочку» и снова, нижней ветвью, уползают с черпакового барабана под воду, чтобы срезать кромку песков в подводном забое и вынести на раму уже новую порцию золотоносного песка. Драга работает спокойно, без рывков и глубоких раскачиваний. Еще бы, забой талый, верхние глины вскрыты, валунистость небольшая – это ж идеальная россыпь для драги!

«Да, нам бы на Бульбухте такую россыпь»… Содержание золота в песках, правда, смехотворно низкое. Если сравнивать с Севером.

Георгий, когда узнал содержание – даже не поверил. «Да неужто на таких содержаниях работают?» Еще как работают! Драга легко, без нажима перерабатывает за сезон в два с половиной – три раза больше песков, чем перерабатывали они на Севере. Да и сезон здесь – в марте запуск, в декабре остановка. Почти десять месяцев сезон. А изловчится, так можно и круглый год работать. Встают не из-за морозов. Драге нужен ремонт. Механизмы не выдерживают. А вообще-то, здесь есть над чем подумать. На прииске мощные ремонтные мастерские. Прямо свой механический завод. Свои плавильные печи! Во время войны в этих мастерских снаряды к знаменитым «Катюшам» выпускали. «ИС-1», «ИС-2». Думали, что это «Иосиф Сталин – 1», «Иосиф Сталин – 2», а выяснилось что это посёлок ИС. Вернее сказать – мехмастерские в посёлке Ис! Абакумов, Павел Яковлевич, выпускал снаряды к «Катюшам»! С надписью «НА БЕРЛИН»!

Да и сейчас, говорят, там, в этих мехмастерских, которые теперь переименованы в гордое название – Цех Ремонта Горного Оборудования, ЦРГО, там, говорят и сегодня толковый начальник – Мосин. Константин Иванович. Инженер. Прошел тяжкий производственный путь от механика драги до начальника этих Центральных мехмастерских. Такому начальнику не надо рассказывать – как делать. Такому главное задачу поставить – что делать. Остальное он и сообразит, и организует.

Да, если как следует всё продумать и рассчитать, то с такими ремонтными мастерскими, с такими кадрами можно поагрегатный ремонт организовать. На драге – только замена. Демонтаж, а потом, после ремонта агрегата в Центральных ремонтных мастерских, монтаж механизма на драге! В сборе! А весь ремонт агрегата – в мастерских.

Ладно, не торопись, «не беги вперёд паровоза», освойся вначале, внедрись на прииске как следует. А то, не разобравшись, насмешишь людей.

Плавно, спокойно работает драга. Сыпется с ленты стакера ровной полоской галька в высокий отвал. Отмытая. Льется мощным потоком со шлюзовых колод «эфель». Мелкий, промытый.

Пустой. Золото на шлюзах осталось. Шлюзы резиновые, «саморазгружающиеся». Включит бригадир «сполоска» рубильник – и резиновая лента сама медленно прокручивается по всей длине своей на специальных барабанах, мощная струя омывает снизу ленту и весь золотоносный песок идет на доводочные устройства. Не надо женщинам в резиновых костюмах «ползать» по шлюзам, подымать тяжелые металлические рештаки-решетки, да встряхивать резиновые коврики. Всё это делают за них автоматы. А резиновая лента, уже чистенькая, снова выходит под окна кожуха «бочки», за новыми порциями золотого песка.

Георгий собирается в отпуск. Все свои обязательства он выполнил. Драга пошла в работу не через месяц, как он обещал, а через двадцать пять дней. Через месяц обкатки драгу приняла в эксплуатацию государственная комиссия с оценкой «отлично».

Георгий остался еще на месяц – первый месяц эксплуатации, мало ли что может случиться. Но вот уже и этот месяц отработали, на дворе уже и сентябрь наступил, драгу принял Анатолий Фролов, хороший парень, классный специалист.

Георгию разрешили, наконец, догулять Северный отпуск. Ему дали хорошую квартиру, в базовом поселке, недалеко от управления прииска – большая, трёхкомнатная, полное благоустройство.

Хорошо, легко будет маме справляться с такой квартирой – всё под рукой, холодная и горячая вода, ванная с душем! Как в сказке.

Не живал еще Георгий в таких квартирах, в таких условиях.

Всё. Последний день сегодня Георгий на драге, в последний раз обходят они с Фроловым все агрегаты, все помещения новой драги. Прощаются.

А вечером звонок. Директор. Павел Петрович.

– Георгий Александрович. Прошу тебя еще на денёк задержатся. Время у тебя еще есть. По срокам путёвок. Главный инженер «Главзолото» приехал на прииск. Хочет с тобой повидаться на драге. Главный инженер Главка, Лобов. Альберт Васильевич.

Встретишь?

– Павел Петрович! Это же мой «крёстный» отец. Это же он меня в институт отправил когда-то с далёкого Северного прииска. С прииска «Маршальский», что на Индигирке! Да как же мне его не встретить?!

– Ну, вот и ладно. Вот и хорошо всё устроилось. Вот и повстречаетесь. С ним Коротков едет. Александр Романович. Они уже выехали. Вы там покажите, да расскажите всё Главному как следует. С ними можешь и на прииск приехать. И тогда сразу уж и в отпуск оформляйся.

Альберт Васильевич Георгия не узнал. Конечно, сколько воды утекло с тех «эльгинских» пор! Сколько людей, сколько событий.

Человек из главных инженеров небольшого в общем-то прииска стал Главным инженером «Главзолото», Главным инженером целой отрасли. Запомни-ка всех, с кем встречался! Георгий тоже помалкивал. Всё показал, всё рассказал. Лобов не поленился, прошелся вдоль всего обводного канала, чтобы убедиться – да, действительно, драга работает в полном замкнутом цикле, без сброса грязной воды в реку! Очень ему это понравилось. Только и разговору на обратном пути было, что о работе драг отрасли в чистых водоёмах. Они плотно пообедали и возвращались на прииск втроём. Дорога по сопкам да пригоркам лесным длинная, переговорили о многом.

Вдруг Лобов, повернувшись с переднего сиденья к Георгию, спросил:

– Послушай, товарищ начальник. Меня с первых минут нашей встречи не покидает ощущение, что мы где-то виделись. На больших совещаниях тебе бывать еще, вроде бы, рановато, а вот чувствую я, где-то встречались, а где, не соображу! Ну-ка, тебе-то легче вспомнить, виделись?

– Альберт Васильевич, прииск «Маршальский», река Эльга, рыбалка, хариусы, горный мастер на подземке, потом Промприборы, письмо из Иркутска, из Политехнического института, вы направляете молодого, ничем непримечательного горного мастера, «горняка», на учебу! Почти десять лет назад.

– Господи, неужели Красноперов? Певец! Тот, что всех нас «пронял» своим голосом на вечере по поводу выполнения плана? На Маршальском? Георгий, ты что ли?

– Я, Альберт Васильевич.

– Да, да, да. То-то я думаю, фамилия начальника уж очень знакомая. Вот так встреча! Ну, я признаюсь, рад за тебя. В «коня наш овес-то» оказался, а?

– Да уж не знаю, как насчет овса, но благодарность моя великая перед вами, Альберт Васильевич. Вытащили вы меня тогда из «той проруби».

– Из какой еще проруби?

– Ну, вы тогда так выразились. Хватит, мол, тебе болтаться, как в той проруби!

– Да? Прямо так и сказал? А что, наверное, это тогда было и правильно. Что ж, молодец, коли так. И институт закончил, и в люди выходишь. А как с голосом? Поёшь свои серенады? Давай-ка, Александр Романович, притормозим у какого ни на есть жилого. Есть же здесь, на вашей лесной дороге, какое ни на есть жилое?

– Километрах в десяти будет небольшое селение «Юрты».

Там есть Кабак – классный, по-старинному оборудованный. Тут же, говорят, когда-то Ермак проходил. Вот он и учредил эти Юрты. Лет этак четыреста назад! А в тайге как же без Кабака? Там и приостановимся. – Дядя Миша, водитель Короткова, хорошо знает Уральские дороги, не одно десятилетие бороздит их. То на ту сторону Хребта, то по эту сторону развозит начальство.

– Кабак? Это что-то интересное. И что, местные власти не запрещают?

– А что его запрещать? Ну, назови «Чайная», что изменится?

А так, привыкли все – Кабак да Кабак. Все свыклись. Да и старина же, история! А начальство иногда и само приезжает сюда, «погудеть» по-ермаковски. Кто их здесь увидит? До ближайшего жилого километров сто, не меньше. Да в глухой уральской тайге.

Проехать по-быстрому, по нашим лесным дорогам, никому пока не удаётся! Пока доберёшься, сам радёхонек будешь Кабаку этому.

– Ну, давай. Кабак так Кабак. Надо же северянам где-то встречу отпраздновать?

– Михаил Александрович, а как Ермак здесь оказался? Он ведь от Солей то Камских вроде по Чусовой вверх поднялся, перебрался в верховье Исети, да по Исети этой на Тобол и пробрался.

– Не знаю всего этого я, Александрыч, но вот пару лет назад я вот так же приехал в Юрты. Занепогодилось ужасно. Накатанной дороги тогда еще не было, драгу на Мурзинку еще только завозили. Завозили по железной дороге, со стороны Старой Ляли. Здесь, где мы едем, еле-еле проезжая тропа была, мы тогда с Владимиром Павловичем чуть ли не первые по этой тропе пробирались, вот и заночевали здесь. Да, здесь, в Кабаке. Кабак этот уж сто с лишним лет существует, а может и все двести. Тут раньше и комнату для ночлега давали, а может и сейчас дают. Юрты ведь даже не посёлок какой-то и не деревня. Так. Стан уральский. Было здесь пяток домов, рубленые дома, шикарные, высокие, тёплые, с богатым подворьем. Скот, лошадей держали станичники. Охотой промышляли.

Представляете здесь охоту? Лоси, кабаны, птица разная – все ведь непуганое! И жил здесь один старик. Ему и тогда-то уже за сто лет, наверное, было. Не знаю, жив ли еще. Если жив, повидайся с ним, Александрыч. Очень он слушателей любит. А рассказчик! Не приведи господи с ним в одной спальне оказаться. Не уснёшь с ним, никак не уснёшь. До самого утра про Ермака рассказывает. Он ведь некоторых потомков тех казаков еще и застать успел. Вот он тебе многое порасскажет. Всё он про Ермака знает. И говорит, что здесь, в Юртах, несколько дней жил Ермак. Заготовки вёл. И говорит тот старик, что Ермак здесь выходил на Лялю, по ней попадал на Тавду, а уж по Тавде сплавлялся до Тобола. Поговори с ним как-нибудь, Александрыч, если жив он еще, многое он тебе порасскажет. Ты ведь пытливый, видится мне. Так?

Подъезжали к Юртам.

«Кабак» был отменно отстроен, на крыше, на окнах красивые «кружева» из тонкого дерева, высокое крыльцо, широкие окна, а запах жареного мяса разжигал аппетит еще на подходе к красивой, резной же калитке.

– Да, – Альберт Васильевич с удивлением осмотрелся, – в такой Кабак грешно не зайти.

Поужинали на славу! Там, в Кабаке этом, сошлись местные балалаечники – и что только они не вытворяли на балалайках своих. И песни – старинные уральские, лихие казачьи, да с переплясом!

Перед отъездом Георгий спросил у хозяина.

– А что старик, тот, что всё про Ермака знает, жив-здоров еще?

– Силантьич-то? А что ему сделается. Сейчас на рыбалке. Через неделю-две вернётся. Что ему сделается. Силен, Силантьич.

Вот, жениться собрался. Как бы осенью и свадьбу не сыграл. Живой! А что, передать что-нибудь?

– Да нет. Нет. Приеду, увидимся. Пока ничего передавать не надо.

– Знакомый что-ли, аль родственник?

– Нет. Ни то, ни другое. Как раз я и хочу познакомиться.

– Ну, это для него как праздник. Познакомишься, не отвяжется. Заговорит!

– Ничего. Я выносливый.

На прииск прибыли поздней ночью.

3

Скорый фирменный поезд «Москва – Одесса» шёл быстро, останавливался редко, только на станциях областных центров.

Позавтракали в ресторане. Георгий спокойно попил пивка, зная, что никто его теперь никуда не вызовет, никто не позвонит по телефону, зная, что никаких дел теперь у него, по крайней мере, месяц-два не будет, никаких аварий не будет, и никаких срочных встреч и совещаний. Только отдых!

Мать отдыхала, с нескрываемым восхищением рассматривала в вагонное окно усеянные яблоками, грушами, сливами проплывающие сады, обширные площади зеленых огородов, заасфальтированные дорожки в частных деревенских усадьбах.

Умеют, всё же украинцы вести своё хозяйство. Всё у них живёт и радуется. Не то, что в русских сёлах – всё какое-то серенькое, неухоженное, порой с тоской проплывают за вагонным окном заброшенные деревни. Но как только пересекли границу с Украиной, вскоре после Белгорода, сразу картина сельских пейзажей ожила, повеселела, похорошела.

В Москве всё так же повторилось, как и в прошлую поездку.

Георгий с мамой зашли в Гум, что на Красной площади, там приветливая девушка подобрала матери всё необходимое для отдыха на море, приодела мать. Сентябрь, на обратном пути будет уже холодновато, а из Одессы на Урал ходит прямой поезд, поэтому прикупили и тёплой одежды. Чтобы не замёрзнуть, возвращаясь из тёплой Одессы. В октябре на Урале зачастую уже и снег выпадает! Да не просто выпадает, а навалит так, что и не пройти, не проехать. Да и морозы в октябре уже зимние, настоящие.

И в Одессе, в Аркадии всё сложилось наилучшим способом.

Мать сразу определилась с кругом знакомых, Георгий быстро сошелся с горняками из Донецка. Отдыхали с матерью вместе, но не мешали друг-другу.

У Георгия был одноместный номер, с видом на море, шикарный, ухоженный. Георгий в таких номерах еще и не жил никогда.

Рядом на этаже в трёхместном номере жили шахтёры из Донецка, там нашёлся и сверстник Георгия – Филипп, они сошлись в первый же вечер.

– Одессу знаешь? – Филипп сразу перешел на «ты». Правильно, по-горняцки.

– Немного. Отдыхал здесь года три-четыре назад. Но забыл всё, конечно. Вообще-то я с Урала приехал. Так что, здешние места знаю плохо. А ты?

– Тоже плохо. С пивным ларьком, правда, я познакомиться уже успел. Работает с шести утра и до поздней ночи. В общем, работает до тех пор, пока люди подходят. Иногда почти до утра работает. Проверим?

– Ну, так поздно уже не работает, наверное. Но проверить надо. Идём?

Георгий заглянул к матери. У матери такой же номер, как и у Георгия – путёвки-то одного класса. Но она при вселении осталась как-то даже недовольной.

– Лучше бы мне с соседкой. Такого же возраста. Повеселее мне было бы. Скучновато одной-то.

– Ничего, мать, подожди, освоишься. За столиком завтра познакомимся с соседями. Найдём тебе подругу!

Георгий с Филиппом быстро прошли по короткому коридору, но Георгий вернулся. Снова заглянул к матери.

– Ты мне скажи откровенно, мама, как тебе, нравиться, ты освоилась? Что не нравится, скажи, изменим, поправим?

– Да о чем ты говоришь, Георгий! Нравится, не нравится, да не то слово. Я в такой роскоши и в жизни-то своей не живала.

Нравится, конечно, о чем ты спрашиваешь!

– Мы на разведку, вот, с Филиппом, сходим. Познакомься, мама, это Филипп, шахтёр из Донецка. Купить тебе чего-нибудь – попить, поесть?

– Поесть не надо, всё у меня есть, разве что – купи, что-нибудь из фруктов. А попить, смотри там сам – водички, соку. Да осторожнее сами-то. В этой Одессе, ты ведь знаешь, чего только не случается. Поосторожней там, смотрите не попадитесь куда, в происшествие какое.

– Мы осторожно, мама. Мы же на территории будем. Хоть и ночь, а всё же с охраной. Не беспокойся, мы скоро.

Ларек и официально-то работал до двадцати трёх, а подходили люди к прилавку, так и подольше не закрывался. Георгий с Филиппом прежде всего взяли по кружке пива – попробовать, может и вообще никуда ходить не придётся! Пиво чешское, бочковое, в этаких пузатых металлических бочатах, свежее, вкусное, на вкус даже лучше «бодайбинского». А «бодайбинское» – это ж на Севере была «марка»!

Понятно, с пивом все проблемы на этом курорте, считай, уже решены.

– Может вина или водочки, на сон грядущий, для знакомства?

– Филипп, водку я не пью совсем. Если только коньячку по порции? Но немного. Здесь я умерен. Вот с пивом да, здесь хоть «залейся». А с крепкими напитками я осторожен.

– Ну, давай коньячку. Сегодня я угощаю.

– Нет, Филиппок, это не по-нашему. Давай сразу договоримся – что берем или заказываем вместе – платим поровну. Чтобы и «напряжения» не возникало, и обид не появилось. У тебя как с деньгами, хватит на отпускное время?

– У меня нормально. А с твоим предложением – согласен.

Это будет самое справедливое общение у нас с тобой. В этом я с тобой полностью согласен. На сто процентов. По горняцки это, по-нашему. Ну, а если возникнет напряженка с финансами – предупредим друг-друга. Ничего в этом зазорного нет. Тем более, вы-то вдвоём отдыхаете. У тебя ведь перед матерью, перед Алевтиной Георгиевной, и финансовая ответственность тоже существует. И не малая! Справимся, Георгий, с этой проблемой, справимся. Твой подход мне по душе. По-нашему это, по-горняцки!

Так начался у Георгия одесский отдых. Одесса не только весёлый город, но и сытный. Как говорили сами одесситы – у них на рынке можно купить всё, что приезжий человек захочет – от импортных сигарет, до атомной бомбы! Ну, а о продуктах и речи не могло быть. Чего душа пожелает. «Привоз» кормил Одессу. И приезжающих в этот чудный город отдыхать гостей, тоже кормил. Тех гостей, что не в санатории приехали, не в пансионаты, да дома отдыха. Кормил Привоз «дикарей» разных приезжих, кормил сытно и вкусно. А главное – дёшево!

Георгий с друзьями быстро привыкли к санаторному режиму.

Утром – обязательная прогулка по пешеходной тропе, завтрак, в шикарной санаторской столовой, пиво – прямо в «кафешке», на родной территории, без выхода за ворота. Затем море, а там и вечерние развлечения. Георгий отдыхал, отдыхал самозабвенно, забыв все недавние заботы, не думая о делах завтрашних, всей своей уставшей душой отдался «неге», лёгкому флирту с местными санаторными красавицами, бурным вечеринкам с новыми друзьями.

Однажды, гуляя по вечерней Одессе, Георгий и Филипп вышли на углу Дерибасовской прямо на ресторан «Аксамит Украины». Трёхэтажный ресторан гремел оркестрами, притягивал мигающим светом разноцветных фонарей, привлекал молодых людей входящей в тяжелые ресторанные двери шикарной, модно одетой публикой. И модными женщинами. Красивыми, притягательными, соблазнительными.

– Зайдём?

– А чего нам стеснятся, зайдём.

Они устроились на втором этаже, за столиком у окна, рядом с оркестром.

– Греметь ведь здесь будут, наверное, ни поговорить, ни послушать. Может, пересядем?

– У нас оркестр «не гремит». Он у нас «играет» очень даже хорошую и спокойную, а для слуха совсем не утомительную музыку. – Подошедшая к ним миловидная девушка улыбалась приветливо.

– Спасибо, успокоили. Мы вам верим. Меня зовут Георгий.

А вас?

– Вы закажите, а потом уж и познакомимся.

Оформили заказ.

Зал быстро наполнялся посетителями и уже через каких-то полчаса-час ресторан был переполнен.

– К вам можно подсесть? – Рядом с их столиком остановился молодой парень, армянин. Георгий сразу его узнал, он его сегодня видел, парень этот из только что, сегодня днём, подъехавшей в «Аркадию» большой армянской группы. Армяне заняли там, на территории «Аркадии», отдельный коттедж, жили в нём всем своим семейством.

Что ж, пусть садится за наш столик. Свои вроде, из той же «Аркадии». Видели друг-друга, знают, что отдыхают вместе, в одном санатории.

– Конечно, садитесь. Давайте знакомиться. Меня зовут Георгий, мой друг и сосед по санаторию Филипп, а вас как величают?

– Ну, уж прямо и «вас». Меня зовут Арсен. Но давайте, раз уж мы за одним столиком, да еще и, кажется, из одного Санатория, давайте сразу на «ты»! Ко мне сейчас еще подойдет товарищ. Вы не будете возражать, если и он сядет за этот столик?

– О чем разговор. Да ради бога! Но, пока ты закажешь, пока принесут, давай-ка по стопке. Это, кстати, ваш, «армянский». Давай! За встречу, за знакомство.

Выпили. Салаты и рыбное ассорти в одной большой общей тарелке, так что Арсен сразу и закусил, не ожидая, пока принесут заказанное.

После первой до второй … В общем, дело пошло.

Друг Арсена так, почему-то, и не появился, но за столом не скучали. После третьего или четвертого тоста Арсен сплясал зажигательный танец, а Георгий спросил у Оксаны, так назвалась официантка, можно ли спеть с оркестром. Оксана ушла к музыкантам, о чем-то они поговорили, она быстро вернулась.

– Спрашивают, что будете петь? Что-нибудь лирическое или зажигательное, как танец Арсена? Они хотят знать, а то ведь неизвестно еще, есть ли у них ноты.

– А вам, Оксана, что бы хотелось услышать?

– Ну, романс, а может что-то неаполитанское. У нас в Одессе эта неаполитанская музыка очень сейчас популярна!

– Давайте для начала неаполитанский романс «Скажите девушки».

– Ой, а вы что, артист? Такие романсы «артистам» только под силу!

– Узнайте у ребят, сыграют ли. А там посмотрим.

Оркестр сыграл. Тихо, проникновенно. Георгий спел с вдохновением. Бублика зашумела – «еще, еще. Бис» В общем, не отпускали Георгия, пока он не завершил своё импровизированное выступление лирической «Калиткой». Аплодировал даже оркестр. А когда в конце вечера Георгий спросил у Оксаны – сколько он задолжал оркестру за музыкальное сопровождение, к нему подошел саксофонист.

– Друже! О какой оплате речь? Это мы тебе должны. Я берусь оплатить ваш столик. Согласен?

Георгий категорически отказался.

– Вы здесь как. На отдыхе?

– Да, в «Аркадии» отдыхаем.

– Вот что, парень. Хочешь подзаработать? Приходи вечером.

Устроим тебя солистом в оркестр. Временно. Ты нам подходишь. Певец. И романсы у тебя идут, и эстрада. Да ты для нас находка! Приходи, поработаешь в отпуске. Деньги, я думаю, не будут лишними!

– Нет, спасибо. Я наработался. С Севера я. Отдохнуть приехал. Спасибо!

– Ну, тогда, если время на отдыхе еще есть, приходи в гости.

Мы тебя все приглашаем. Весь оркестр. Столик за нами. Не погнушайся, приходи. С друзьями приходи!

Вечер подошел к концу. Арсен куда-то выскочил. Георгий рассчитался за всех.

– Что, Филиппок, Арсена будем считать нашим гостем?

– Конечно, расходы возьмём на себя. Ничего, армяне в долгу не останутся. Вот увидишь. Я их по Донецку хорошо знаю.

Появился Арсен.

– Сколько с меня, ребята.

– Да ладно, пошли. Еще сочтёмся.

– Нет, я так не могу. Скажите, сколько?

– Пошли, Арсен, потом разберемся. А сегодня ты наш гость.

Друг-то так ведь и не появился! Значит – ты гость! Пошли, поздно уже.

До «Аркадии» шли пешком. Далековато. Но трамваи уже не ходили, а с такси в ночной Одессе туговато. Так пешком по рельсам трамвайным и топали до самой «Аркадии». Арсен что-то горланил по-армянски, друзья пытались ему подпевать, так незаметно и пришли в свой корпус. И никаких сюрпризов им ночная Одесса не преподнесла.

Страху про Одессу нагоняют. Сплетники!

Утром встали с трудом. Хотели пойти на зарядку, да какое там! Всё, что выше плеч, всё болит после вчерашнего. Всё, что болеть может после изрядной выпивки.

– Шампанского бы сейчас – мечтательно выговорил Филипп. Он спал в «номере» Георгия. На диване. Не смог добраться до своего «номера». Да Георгий и не отпустил.

– Ложись, давай. Не надо будить серьёзных людей. Пусть отдыхают. А мы с тобой – еще вот – по пиву!

А утром еле проснулись.

– Слушай, Георгий, не пойдём сегодня на зарядку. Ты знаешь, я ведь совсем забыл, у меня же в тумбочке есть бутылка шампанского. Давай, голову поправим!

– Давай. Иди за своим шампанским. И к завтраку будем готовиться. Завтрак – это святое! А то мама начнёт волноваться.

Филипп еле-еле открыл дверь. Кто-то подпёр её снаружи, из коридора.

– Георгий! Ты посмотри, что здесь делается!

Георгий выглянул в коридор. Прямо у двери, подпирая её, стояла большая корзина. Цветы, шампанское, коньяк, фрукты.

– Ну, что я тебе говорил. За «армянами» никогда не пропадёт. Это же Арсен, не иначе!

Да, это было послание от Арсена!

– Тут записка какая-то. Вот. «Спасибо за вечер. Приятного отдыха. Арсен.».

– Арсен! Это же у армян знаменитое имя. Это же у них какой-то народный герой! Вот подожди, на трезвую голову обязательно вспомню. То ли революционер, то ли народный повстанец. Но, имя это у армян знаменитое. Конечно, такой в долгу не останется. Иначе, какой же он «Арсен»! Ну что ж, Филиппок! Нам это сейчас ох как кстати!

Маму, Алевтину Георгиевну, взяли в оборот местные врачи, ей стало не до Георгия.

Но почти ежедневно, по вечерам, они вместе обязательно посещали театры, цирк, местные музеи, посетили, конечно, и знаменитый Одесский оперный театр, он только что открылся после реставрации, весь в красках, в золоте!

А днём, между мамиными процедурами, интересные экскурсии по живописным окрестностям славного города Одессы. И даже – побывали в катакомбах. Прошли по местам боевой славы «подземных» одесских партизан.

– Мама, меня тут друзья в круиз, на теплоходе «Тарас Шевченко», приглашают. Я сплаваю? Тебе ведь тяжело, наверное, будет на море. Там ведь качка морская. Побудешь здесь без меня?

Это дней на пять. Ничего? Ты развлекайся здесь, подруги у тебя есть, не одна будешь, а я бы сплавал. С молодёжью. А?

– Ты, Георгий, давай, отдыхай, как хочешь отдыхай, как тебе и положено. Отдохни. В круиз, так в круиз. На меня внимания не обращай. Поезжай, конечно. А у меня процедуры. Я ведь лечиться приехала. А ты отдыхай, как сам захочешь. За меня не волнуйся. Не ребенок же, взрослый человек. Найду, чем мне здесь заняться. Поезжай, не думай ни о чем.

«Тарас Шевченко» – огромный теплоход, наверное, один из крупнейших в шестидесятых годах. Не только на Черном море, таких и в мире-то насчитывалось немного.

По путёвкам «Аркадии» туристам предоставлялись шикарные каюты на два человека. С доплатой, конечно. Георгий с Филиппком заняли каюту на второй палубе, каюта на двоих, полки-кровати как в поезде – одна над другой. Но у одной стенки.

Филипп полез сразу наверх, Георгий обосновался внизу. Напротив – неширокий диван, у иллюминатора – столик и два кресла. По креслу с каждой стороны столика. Рядом с дверью, выпукло, внутрь каюты – душевая, умывальник, туалет.

– Да здесь и месяцами жить можно, не только пять дней и ночей. – Филиппу каюта явно нравилась. – Георгий, а если познакомимся с кем? Если вдруг девушка-туристка понравится?

Как договариваться будем?

– Ты сначала познакомься. Там уж, я думаю, решим, что и как. И кому.

– Ладно. Ты прав. Нечего «бежать впереди паровоза». Пойдём знакомиться. Только вначале познакомимся с теплоходом.

С теплоходом знакомились почти два часа. И было на что посмотреть! Рестораны – их несколько, и все с эстрадной площадкой, на каждой такой площадке расставлены музыкальные инструменты для оркестров, большой концертный зал, зал танцевальный, кинозал, на каждой палубе буфеты, шикарные бары, наутюженные бармены, красавицы официантки.

Филипп, наконец, не выдержал долгого хождения и когда они вышли на верхнюю палубу, он завалился в кресло, в центральном баре, и заявил, что всё, больше он никуда не ходок, пока не выпьет хотя бы кружку пива!

– Только, обязательно немецкого!

Теплоход готовился к отплытию, корпус его мелко дрожал от работы двигателей, к нему подходил «буксир» для вывода теплохода в море. Всё это друзья видели сидя в баре, из окон которого открывался величественный вид на морскую бухту Одесского морского порта. Они наслаждались немецким пивом, находившись по теплоходу, пока осматривали его, устали, теперь полулежали в своих креслах, любовались морем.

В открытое море вышли где-то около шестнадцати. На море – небольшая волна, палубу приятно освежал ветерок. Георгий с Филиппом пошли вдоль борта. Где-то в середине, по длине теплохода, в средней точке, у борта стояли морские курсанты. Красивая форма, сами подтянутые, серьёзные.

– Привет, ребята! Как, погода нас не подведёт? Не заштормит?

– Здравия желаем! Вот, как раз обсуждаем погоду. Чувствуете ветерок? А к морю приглядывались? Похоже, сегодня нас море встряхнёт немного. Заштормит сегодня море!

– Как так? Тишь же морская! Разве это волна? Так, колышет маленько. Откуда шторму появиться?

– Мы в море уже почти два часа. Час назад вы смотрели на море?

– Ну, так, не профессионально, конечно. Но ничего такого не заметили.

– Да волны-то не было! Совсем не было! А сейчас, смотри, трехбалльная почти волна. Видите, пенные «барашки» по всему морю? Это при трёх баллах такие «барашки бегают». А еще часа через три – на все семь баллов волны эти подымутся. Вы где живёте? На второй палубе? Вам повезло – это почти в середине корпуса. Там у вас качка будет поменьше. Вы ложитесь пораньше, легче перенесёте шторм. Укачает вас всех здесь сегодня, туристов, до крайности. До, извините, «блевотины». Лучше пораньше лечь.

– Да как же лечь? Мы же отдохнуть поехали! Только и ждём вечера, повеселиться хотим!

– Не сегодня, ребята. Не сегодня. Сегодня поберегите себя.

– А если с коньячком, тогда как? Легче перенести?

– Ну, если умеренно, то – конечно.

– А вы как? Вам можно? Мы угощаем.

– Нет. Мы ведь почти на службе, на практике. Сегодня вот у нас теплоход. И со старшим офицером мы. Нет, нам никак нельзя.

– Ну, тогда бывайте, ребята. Удачи вам.

Филипп провёл разговор с моряками увлеченно, быстро, на одном дыхании. Георгий молчал, слушал. Заговорил только, когда отошли.

– Неужели действительно шторм? Не похоже что-то. Море покачивает, но – шторм? А с другой стороны, мы ведь, Филиппок, с тобой здесь, в этом «морском деле» – «дилетанты», неучи, туристы. А они – профессионалы! Почти – офицеры морские! Давай, всё же поостережемся. Послушаем моряков. Может в каюту?

– Да какая каюта? Стоило выходить в море? Пошли для начала в бар. Там определимся. Я ведь надеялся на танцевальный вечер, аттракционы там, конкурсы. Ты бы спел, и выиграл бы всё, что там можно выиграть. Все их конкурсы и состязания! А тут – шторм. Ничего себе начало «круиза»!

В баре подозрительная тишина. Друзья заказали по пиву, взяли рыбки.

– Осмотримся. Что-то уж больно тихо стало на палубе. Слушай, «начальник»! А что так тихо везде? Случилось что?

Бармен, молодой парень, внимательно посмотрел на гостей.

– Вы что, не слышали? Объявление было. На сегодня все мероприятия отменяются. Шторм ожидает команда. Всем предложили спуститься в каюты.

– Мы у борта были, там не слышно.

– Везде слышно, только слушать надо внимательно.

– Ну, я же не один там был. И морячки там стояли. Ничего мы там не слышали!

– А где стояли? Так, надо доложить радисту. Пусть проверят.

Вы еще что-то будете заказывать? А то ведь приказ – всё закрывать!

– Нам морячки по стопке коньячку посоветовали. Говорят, так перенести «качку» легче. А ты как считаешь?

– Ну, раз профессионалы советуют, я как? Я – за! По скольку налить?

– Давай, грамм по двести. Как, Георгий, осилим?

– Да, правильно, чтобы не заметить этот загадочный шторм.

Давай. И бутылку в каюту. Да. И перекусить чего-нибудь!

В каюте всё разложили по тумбочкам. Но – тоска! Спать не хочется. Да и море еще не бушует. Какая качка? Всё тихо внутри теплохода. И в иллюминаторе ничего не свистит, не брызжет.

– Ты как, Филиппок? Пошли наверх! Если начнется – успеем еще спрятаться в каюте.

На верхней палубе качка уже вполне приличная.

– Георгий, что там говорили моряки? Среднюю точку надо выбрать! Там качка поменьше. Пошли в середину.

На середине палубы, у бортов, сошлись немалое количество праздных людей – таких же, как они, туристов. Всем интересно увидеть настоящий шторм. Качает уже вполне прилично. Кто-то из публики уверенно заявил – семь баллов, не меньше. Друзья пробились к самому борту. Волна почти доставала до борта.

«Фальшборт, вроде называется, так, кажется, моряки говорили».

Чувствовалось, что здесь стоять уже опасно.

А у самого борта две молодые девушки «щебечут» беспечно, грызут мандарины, очистки в волны бросают.

– Вы что, молодёжь, порядка не знаете? У борта опасно. Немедленно перейдите куда подальше! – Филипп нагнал на себя серьёзности и ловко распоряжался.

Люди действительно послушались, отошли от борта, прижались к палубным надстройкам.

– А вы что, здесь – начальник? – Одна из девушек с интересом смотрела на Филиппа. Тот не выдержал, засмеялся.

– Да нет. Тоже отдыхающий. Но я так за вас испугался!

– Вот уж спасибо! А то бы мы, не дай бог, опрокинулись бы с борта, в высокие волны! А вы где отдыхаете?

Завязался разговор. Но тут появился какой-то морской начальник и всех попросил немедленно разойтись по каютам.

– Надвигается шторм. Шторм серьёзный. На палубе находиться не положено. Прошу всех разойтись по каютам. Готовьтесь, товарищи, многим будет нехорошо. Мутить многих будет.

Прошу разойтись.

– Девочки, – предложил Филипп, – вы где поселились? На второй? Так и мы там! Приглашаем в гости. У нас есть шампанское, да и посерьёзней чего найдём! Не пропадать же хорошему вечеру. Первому вечеру! В нашем первом круизе! Пойдёмте, девочки. Пока совсем нас не раскачало.

Каюты оказались почти по соседству, через две двери. Собрались в каюте у ребят. Девочки быстро накрыли на стол, чего из посуды не доставало – принесли от себя. Началась весёлая вечеринка. Наташа и Зоя звали девочек. Наташа как-то сразу потянулась к Георгию. Может потому, что еще на палубе Филипп явно выбрал Зою.

Филипп знал уйму анекдотов. Он их рассказывал не переставая. К каждому слову, к каждой фразе у него был отдельный анекдот.

После шампанского выпили коньячку. Девочки расслабились, раскрепостились, повеселели. Запели. Красивы, всё же, украинские напевы. Особенно в женском исполнении. На два голоса. Георгий заслушался.

«Всюду буйно квитнэ черемшина. Мов до шлюбу вбралася калына. Вивчара в садочку, тыхому куточку Ждэ дивчина, ждэ.»

«Качку» никто не ощущал. По стеклу иллюминатора ударяла волна, но на это никто не обращал внимания. Молодёжь пела, веселилась, что им шторм! У них свои заботы.

– Георгий. Выйдем на секунду.

Легко сказать – выйдем. Их бросало от стены к стене. А за дверями – господи! Да здесь качает-то как! Какой-то солидный мужчина, бледный, со смертельной зеленью на лице, не шел – с трудом, еле-еле дополз до двери туалета, головой толкнул туалетную дверь, едва успел выставить подбородок за порог и его вывернуло наизнанку.

«Господи, – стонал он, – за что мне всё это? На кой мне нужен был этот круиз». И снова «изрыгал» всё внутреннее за порог туалета.

У Георгия тоже голова кружилась, но чувствовал он – качка в его голове не от моря.

– Да, Филипп, в туалет сегодня не сходишь – Георгий держался за Филиппка обеими руками, держался и выговаривал всё с трудом, чуть не заикаясь.

– Да нам-то что? У нас свой туалет, всё у нас в каюте. Ты вот что. Я ухожу к Зое. Ты как к Наташе? Как-нибудь «дышишь» к ней? Может она с тобой остаться?

– А тебя, почему это так волнует?

– Так девчата и просили у тебя спросить! Как-то они тебя вроде или стесняются, или даже побаиваются.

– Да? А вы уже «спелись» и всё уже и распределили? А что, «детям» спать пора?

– Да, пора расходиться, не раскачало бы! Вон, видишь, что твориться с некоторыми.

– А я как-то спокоен.

– Ну так морячки дурное не посоветуют! Так что? Насчет Наташи?

– Филипп. Она же совсем «соплюха». Девчушка же совсем.

Как же мне с ней?

– Да сама же просит! Ну, ладно, не просит, спрашивает. Ну, так как? Да – нет? Ты не темни. И не мучайся. Нет, так нет. Решай!

– Да пусть остаётся! Я ей стихи ночью читать буду.

– Ага, стихи. Давай. Читай. Только с выражением! Да смотри, чтобы утром она тебя не поколотила!

– За что?

– Да за стихи эти!

– За себя побеспокойся. Зойка-то, похоже, зверь! «Опустошит» она тебя. Весь круиз отлёживаться будешь.

– Ну, это еще поглядеть надо. Это мы еще посмотрим. Кто – кого!

А утром – штиль! Поверхность моря ровная, блестящая, как зеркало. «Тарас Шевченко» режет стеклянную поверхность безжалостно – а вокруг! Боже ж ты мой! Что творится! Дельфины прыгают, резвятся, такое впечатление, что они наперегонки с теплоходом плывут, словно сговорились. Плывут, да еще и посмеиваются – ну-ка, давай, кто кого! Иногда дельфины выпрыгивают так высоко, что кажется – хотят перепрыгнуть теплоход! И смеются, смеются при этом! Даже сверху, с высоты верхней палубы видны эти их улыбки дельфиньи! И по ту сторону теплохода прыгают, и по эту. Словно говорят скопившимся на палубе пассажирам – смотрите! Смотрите со всех сторон! Не бегайте по палубе! Мы здесь! Мы везде! Мы с вами!

Георгий с Наташей стояли, опершись на борт, и радовались, и смеялись, и удивлялись! И восхищались вместе со всеми. Это же не море! Это же какой-то открытый дельфинарий!

– Смотри, смотри, что они вытворяют! А вон, вон, видишь, огромный такой, он уже не первый раз так высоко прыгает. Смотри, вон еще. Господи, что же это? Дрессированные они, что ли!

– Наташа захлёбывалась от восторга.

Подходили к Севастополю. Маршрут круиза так спланирован, что ночью теплоход в пути, а днём – экскурсии в городах стоянках. Маршрут был Одесса – Севастополь – Новороссийск – Сочи – Батуми – Одесса. Обратно, от Батуми до Одессы – без остановок.

Севастополь – первый город на пути круиза. Туристы посетили всё – музей на Сапун-горе, все «точки» Севастопольской славы – и в турецкой войне, и в революционные годы, и особенно – в годы войны Отечественной.

Всех поразило архитектурное размещение памятника Ленину.

Ленин парил над Севастополем! Его видно с любой точки города!

Обедали в городе, в каком-то офицерском ресторане, с плохой кухней, но с обильной выпивкой, на теплоход вернулись к вечеру, уставшие, голодные. Выпили в баре пива и до ужина завалились спать.

Теплоход, украшенный цветовыми гирляндами огней, светящийся всеми цветами радуги, гремящий джазовыми мелодиями на все морские окрестности, уже вышел в открытое море, когда рестораны стали заполняться нарядной публикой.

Георгий с Наташей давно уже сидели за столиком, попивая из высоких бокалов сухое вино, когда, наконец, появились и Филипп с Зоей.

– Задерживаетесь, молодые люди. Ты как, Филиппок, жив, здоров пока?

– Вот именно – пока.

– Что же это ты, Зоинька, загубишь ведь у нас парня! Впереди еще столько ночей. Поберегла бы ты его!

– Ага, загубишь его. Он сам кого хочешь загубит. Вы что, думаете, из-за меня задержались?

– Да ладно! Ничего мы не думаем. Сами разберётесь, кто кого там у вас «поедает». Давайте закажем поесть что-нибудь. После этого офицерского ресторана что-то аж посасывает внутри.

Особенно в животе.

На теплоходе меню в ресторане для туристов разнообразное.

Ужин обильный. Сухое вино входит в стоимость ужина, так что девушки-официантки едва успевают менять графины на столиках. Вскоре создаются компании, сдвигаются столики, шумно становится в ресторане, весело, тут и там запели. Начинался вечерний праздник.

Часа через полтора гости перешли в танцевальный зал. Там тихо и ласково, под сурдинку, играл эстрадный оркестр. Появилась певица, в полумраке вечернего зала плавно, с достоинством танцевали туристские пары. Но, разогретая обильными крымскими винами отдыхающая публика потребовала быстрых танцев, пляски – и вот уже танцевальный зал грохотал громкой музыкой, женским визгом, топаньем быстрого танца. «Семь-сорок» сменяла «барыня», а вслед за «барыней» пустился в пляс удалой украинский «гопак».

Наконец – устали. Вышли на палубу, расползлись по ближайшим барам – сухое вино выветривается быстро.

В концертном зале тихо наигрывал рояль. Руки пианистки порхали над клавишами, воздушные руки. Послушные клавиши издавали проникновенную мелодию.

В зал стали собираться люди. Но как-то тихо входили, пробирались бесшумно к креслам, расставленным у столиков в огромном зале, рассаживались и затихали. Мелодия завораживала, люди боялись её спугнуть, нарушить, обидеть. Мелодия господствовала над залом, над людьми, над мыслями.

– Ну, и что все притихли? – пианистка встала, повернулась к креслам и все увидели, что это Елена Максимовна, их культорганизатор, хозяйка вечера.

– Сегодня у нас в программе конкурс. На лучшую песню, на лучшее исполнение, на лучший голос. Нет-нет, стихи у нас завтра. Сегодня – пение. Соло, дуэты, ансамбли – принимается всё! И всё оценивается! Победителю – приз. Подарок от команды теплохода. А в завершение – выступление моряков. Их самодеятельность. И тоже – пение. Но и конечно – зажигательные матросские пляски. Итак, с кого начнём? Первое выступление, независимо от качества, приветствуется подарком. За смелость!

– Давай, Георгий, давай! Не упусти свой шанс!

– Нет! Лучше – девочки. Ну-ка, Наташа с Зоей, давайте вашу «Черемшину»!

– А что? Мы готовы!

Филипп быстро поднялся, прошёл к сцене и что-то сказал Елене Максимовне.

– Вот вам и первое выступление. «Черемшина»!

И снова наслаждался Георгий слаженным дуэтом. Девочки пели на два голоса. Чувствовалось – не впервые поют девочки на сцене. Чистые голоса звучали слитно, дополняли друг-друга, притягивали к себе, звали за собой.

В зале попытались было подпевать, но вскоре все смолкли, очарованные чистотой, певучестью голоса. Да, это был один голос. Два голоса сливались в один. В один голос любви. В один голос вечного женского зова. Вечного женского ожидания.

Аплодисменты обрушились на девочек. Не аплодисменты – овация! Тут же появились цветы. Девочкам бравые матросы вынесли приз – большая корзина. А в ней – цветы, вино, шампанское, шоколад. Матросы галантно проводили девочек к столику.

Филипп, конечно, расцеловал обеих.

– Вот это да! В каюте вы так не пели!

– Так в каюте ж не было музыкального сопровождения! А как играет оркестр! Вы заметили? Как легко петь с таким сопровождением!

– Девочки, признавайтесь, вы где поёте?

– В клубе! У нас, в Запорожье. В самодеятельности. Честное слово!

– А звучит ваш дуэт вполне профессионально. Не похоже на самодеятельность.

– Так мы ж лауреаты! Республиканского смотра! За это ж и путёвки получили. Как приз!

– Ах, вот оно что! Тогда – понятно. Хороший, видать, у вас музыкальный учитель.

– Ой, да ты что, Георгий, не то слово. Он же преподаватель консерватории. Виктор Васильевич. Он и нас туда, к себе, забрать хочет. Как ты считаешь, стоит нам рискнуть?

– Стоит. И не рискнуть, а поступить, выучиться и петь профессионально. И за деньги! Ваши голоса дорогого стоят!

На сцене продолжался конкурс, певцы менялись один за другим. С разным успехом. С разными аплодисментами. Как много, оказывается, талантов на нашем теплоходе!

– Давай, Георгий! Не затягивай. Надоест же всем! Видишь, уже и сейчас не так принимают! Я пошёл?

– Согласен, Филиппок, иди, заказывай! Не одним же лауреатам петь!

Филипп подошёл к Елене Максимовне, сказал ей что-то. Она замахала ладонями – «всё, всё, время кончилось. У нас же всё расписано! Скоро наступит время концерта моряков. Всё, мы конкурс заканчиваем». Филипп настойчиво что-то доказывал.

– Время конкурса у нас подошло к концу, – обратилась Елена Максимовна к зрителям. – Но вот тут товарищ настаивает еще на одном выступлении. Разрешим? Хорошо. И на этом закругляемся. Будем подводить итоги. Ну, где вы, Георгий Краснопёров? Выходите!

Георгий вышел. Его встретили слабым похлопыванием ладонями уставших уже гостей.

– Ну, Георгий, что петь будем?

– Елена Максимовна. А можно спеть не под оркестр, а под рояль? С вашим аккомпанементом? Вы так замечательно играли!

– Господи, мы еще и «с претензиями». А что петь будем?

– Для начала романс. «Калитку».

Зал притих. Елена Максимовна тихо, очень тактично вступила в сопровождение музыкой.

А Георгий пел – вполголоса, проникновенно Отвори потихоньку калитку И войди тихо в сад словно тень Не забудь потемнее накидку Кружева на головку одень Зал взорвался! Сонливой усталости как не бывало. Многие встали, поднялись со своих кресел. «Ещё! Ещё! Бис!» – Ну что, Елена Максимовна? Можно?

– Георгий! Да пой хоть весь вечер. Раз люди просят. Что ещё?

– А можно теперь с оркестром? Неаполитанскую. «Скажите девушки».

Очей прелестных Огонь я обожаю Скажите что иного Я счастья не желаю Голос звучал чисто, мягко, без напряжения. Женщины в зале улыбались, качали лёгкими головками в такт музыке, оркестр наслаждался, импровизируя в музыкальных паузах, всё слилось в единое звучание, в единое исполнение.

Последнюю музыкальную фразу Георгий выдал на высокой ноте, с задержкой голоса в конце фразы и мягко закончил вполголоса.

В зале поднялись все. Гости теплохода аплодировали Георгию стоя. Никто ничего не кричал. Просто, стояли и молча аплодировали. Из дверей кухни, технических помещений высыпали официантки, работницы кухни в белых халатах, повара, сгрудились у дверей, радостно улыбаются, аплодируют.

– Ну что, Георгий? Люди просят еще!

– Хорошо. Украинскую. И снова под рояль. Можно?

– Да что уж теперь! Теперь разве откажешься! Теперь всё можно!

Дывлюсь я на нибо Тай думку гадаю. Чому я нэ сокил, Чому нэ литаю?

И снова зал притих, оцепенел, вслушивается, всматривается, впитывает в себя песню, музыку, голос.

Тай ласки вид соньця, Вид зирок проохать, Тай в свити ясному Сэбэ показать.

Тут уж Георгий голоса не жалел, выдал концовку в полную силу.

Зал громыхнул аплодисментами и затих. Все уставились на Георгия, ожидая каких-то фраз, слов, приветствия. Все ожидали пояснений «знаменитости», вот, мол, приехал к вам «инкогнито», приехал отдохнуть, не хотел «светиться», отдохнуть хотел, но теперь то, что уж теперь делать, теплоход, закрытое пространство, теперь, мол, и «открыться» можно. Все ждали имени.

А Георгий спокойно сошел со сцены и ушел к своему столику.

Подошла Елена Максимовна.

– Георгий, вас просят на сцену. Моряки приз вам вручить хотят.

– Да что вы, Елена Максимовна, какая сцена, какие призы.

Не хочу я ничего этого!

– Да нет, пройти всё же придётся.

– Да никуда я не пойду!

– Товарищи! Наш победитель конкурса застеснялся. Не идёт на сцену, не хочет приз получать.

– Не застеснялся, а не хочу! Не считаю себя самым достойным! Вот, лучше девочкам подарите. За их «Черемшину». Это исполнение, так исполнение!

– Хорошо! Давайте обратимся к зрителям, раз он нашему «Жюри» не доверяет! Зал! Ответьте. Кому вручим приз – «Черемшине» или Краснопёрову?

Все отдыхающие встали из-за своих столиков.

И на едином выдохе, по слогам – Крас-но-пе-ро-ву-у!

– Ну, убедился? Еще сомнения есть? Хорошо, раз не хотите выходить на сцену – вручим наш первый приз победителю здесь, за столиком. Георгий, вы кто по профессии? Что не певец, я это вижу. Слышу. Вы кто?

– Да, Елена Максимовна, я не певец, я горный инженер.

– Вот так вот, дорогие друзья! У нас снова – горный инженер. У нас новый Соловьяненко!

– Ура-а-а! – зашумел зал. Им бы только повеселиться!

– А почему вы решили, что я не певец?

– У вас дар божий. Но вы не профессионал. Голос у вас природный. Но не поставлен. Поставь вам голос – знаете, кем бы вы сегодня были? А сейчас вы просто любитель. – Филиппок подставил кресло, Елена Максимовна присела к столику, отпила глоток шампанского. – Похоже, Георгий, вы обокрали себя. Обокрали и людей, лишив их высочайшего наслаждения необычайно красивым голосом. Красивым тембром. Красивым исполнением. Вы талантливы. Но не профессионал. Правда, время ваше еще не упущено. Пока не упущено. Вы можете и сейчас радовать людей своим голосом. Хотите петь профессионально?

– У вас что, есть предложение?

– Да! Я приглашаю вас к нам в Консерваторию. И не только учиться. Учиться с пацанами вы же не захотите. Постесняетесь.

Нет, мы с вами будем работать! Мы с вами будем учиться, но в работе. Петь на сцене и параллельно учиться! У вас получится, я в этом уверена.

– Дорогая Елена Максимовна! Еще в 1957 году, после Всемирного фестиваля в Москве, точно такое же предложение сделал мне профессор Московской консерватории Геннадий Васильевич Вишневецкий. И я отказался. А мне было тогда двадцать лет! Сегодня мне за тридцать. И вы хотите, чтобы я начал всё снова, с нуля, с самого начала?

– Вы что, пели на Фестивале в Москве?

– Да. В составе Мужского хора Свердловского Горного института. Насмотрелся я там, на артистов этих! Нет, лучше уж я буду инженером. Горным. Золото добывать буду!

– Господи! Это же просто ужасно слушать то, что вы говорите, то, что вы делаете. Вы хоть немного представляете себе судьбу вашего голоса? Да вы же просто преступник! Вы украли свой голос у людей, у человечества. До конца дней своих будете вы услаждать родных, близких, случайных знакомых своим голосом, пока не потеряете его совсем. Будете удивлять случайных слушателей, но петь, петь по настоящему – вы не будете никогда. Вы обокрали себя, обокрали людей, вы нарушили Божье предназначение вашей земной жизни – петь!

– Да что вы такое говорите, Елена Максимовна! И что вы на меня так обрушились! Уж лучше бы я и не выходил на вашу сцену.

Елена Максимовна резко поднялась и ушла от них, от их столика.

Филипп было возмущённо поднялся и предложил уйти в другой Бар, но друзья остались сидеть за столиком и вскоре Елена Максимовна с моряками снова подошла к их столику, подошла, чтобы вручить Георгию заработанный им приз – точную копию теплохода «Тарас Шевченко». Их окружили отдыхающие, туристы, поздравили Георгия долгими аплодисментами. Филипп снова пригласил Елену Максимовну присесть к их столику.

Она села, выпила бокал шампанского и вдруг резко выговорила Георгию, глядя прямо ему в лицо, в глаза, при всех!

– Да! Уж лучше бы ты не выходил сегодня на сцену! Ты даже не представляешь, как нам, педагогам, обидно, когда мы встречаем талант. Но талант загубленный! Самим владельцем, обладателем голоса загубленный! Вот так и сейчас, сегодня, я услышала голос, но голос уже испорченный, потерянный, «загубленный». Тобой загубленный, хоть и взрослым уже, а всё равно – несмышлёнышем…

– Да что вы, в самом деле, Елена Максимовна! Как загубленный? Кто загубленный? Да если хотите знать – я никогда и не хотел, не собирался быть певцом! Не хотел и не хочу зависеть от голоса, от публики, от успеха – то ли понравишься, то ли не понравишься, то ли возьмёт тебя какой-нибудь «кретин» на гастроль, то ли обойдёт своим вниманием. Нет, не для меня всё это.

А вы на меня набросились. Что вы на меня набросились? Чем я провинился? Перед вами? Тем, что есть голос, тем, что пою? Да, петь я люблю. Петь – люблю! Но для себя, для друзей, для родных. Может и для публики. Но, в самодеятельности, и не за деньги!

Не для заработка. Для удовольствия! А потом, Елена Максимовна.

Давайте откровенно. Знаю я ваших артистов. И даже знаменитых.

Ютятся они где только им позволят приютиться, влачат своё знаменитое копеечное существование впроголодь. Сами недоедают, семью содержать не на что! Потому и расходятся часто. Семьи-то у артистов недолговечны! А я? Я работаю в производстве, я понятия ни разу не имел – ни что такое жить негде, ни что такое поесть не на что, ни что такое выпить нечего или закусить нечем! Я сам хозяин своей жизни. Ни от кого не зависим, ни к кому не подстраиваюсь! Я инженер. Горный инженер! Моя слава другая. Моя слава в производстве, а это значит – в строительстве самой жизни, В создании этой жизни. Чтобы в этой жизни вам, артистам, было кому себя показать, было на ком зарабатывать. Чтобы билеты на ваши спектакли было кому покупать!

– Это ты так говоришь потому, что не знаешь ты – ни что такое публика, ни что такое успех, ни что такое деньги! Ладно, прости, Георгий. Я ведь преподаю в консерватории. Здесь, на теплоходе, подрабатываю летом. Вот уже третий год подрабатываю. А такого голоса, как вот услышала сегодня, твоего голоса, не встречала ещё ни разу. Обидно мне стало. Обидно, что потерян еще один голос. В России так легко теряются голоса…

В деревне рос?

– В деревне.

– Вот-вот, сразу видно. Вы ведь там, на селе, все «нигилисты». С этаким показным нигилизмом. «Грудь вперёд и глаза выпучены»… На самом-то деле все вы, деревенские, ужасно комплексуете. Даже сейчас это заметно. Ты ведь, Георгий, и сейчас передо мной «комплексуешь». Пыжишься, конечно, но ужасно смущён. А тебе ведь немало уже лет. Пора бы и пережить, перебороть свою закомплексованность. А? Ладно. Не обижайся. И будь счастлив. А на теплоходе – не пой больше. Не надо. Не тревожь людей понапрасну. Нас не тревожь. Педагогов. Ты ведь всех удивить хочешь, а на самом деле вызываешь у большинства людей жалость. У понимающих людей. Жалость и разочарование.

Вот, смотрите, еще один глупец. Голос есть, редкий дар дали ему ангелы небесные, да недоработали с ним. Ума не додали. Ему бы в «Ла Скала» петь, людей радовать, а он «морозит сопли» на Севере. На шахте. Могущество страны укрепляет. Ладно. Прости.

Морозь свои сопли на морозе северном, раз тебе это нужнее.

Укрепляй могущество государства, раз оно такое слабое, что твоего голоса не стоит. Еще раз прости. Не обижайся. И прощай.

Только – не пой больше. На людях. Узнают люди, что ты не певец, не профессионал, с таким-то голосом, смеяться ведь люди будут. Над тобой будут смеяться. Глупец, скажут, «трусливый» человек, своего не понимает. А из нас, скажут, «дураков» делает!

Ничего-то, мол, вы не соображаете… Ладно. Оставайся в своей восторженной несознательности. На меня не обижайся. За прямоту, за резкость. Будь счастлив. – И ушла.

А Георгий и сам, за всё оставшееся время круиза, в концертный зал больше не заходил.

Когда объявили «дамский вальс» к Георгию подошла элегантная, вся этакая «холёная», в прекрасном вечернем платье, красивая, не очень молодая, ну так, за тридцать с небольшим, женщина и с поклоном пригласила его на танец. Танцевала легко и непринуждённо. По окончании танца вдруг прижалась к Георгию всем телом и мягко, вполголоса позвала:

– Пойдём со мной.

– Куда?

– Не надо ничего спрашивать. Пойдём!

Георгий успел подать знак Филиппу и ушёл за незнакомкой.

В её каюту.

Там она быстро разделась, полностью, догола, помогла раздеться Георгию и они утонули в страсти. Поднялись, выпили шампанского и снова растворились в ненасытном блаженстве. И так несколько раз, до самого утра. А утром, ранним утром, ещё на теплоходе все спали, «незнакомка» так же стремительно поднялась, помогла одеться Георгию и мягко выпроводила его за дверь.

– Как зовут-то тебя?

– Нинель зовут меня, Нинель. Не помнишь? Не надо. Не напрягайся, не вспоминай. Прощай. Тебя там заждались, наверное.

Прощай. И обо всём забудь.

«Нинель?! Неужели?.. – ошеломлённо соображал Георгий. – Неужели…» Вспомнилось – Эльга, прииск Маршальский, жуткий мороз и он, бегущий ранним утром к дальнему, на краю посёлка, домику, и пышная мама с её убивающей фразой – «а у неё клиент…».

«Неужели? Нет, не может того быть. Я бы узнал! Нет! Это какой-то сон…» Наташа сидела в постели, ждала, ни разу не вздремнула, ждала, с обидой, с тоской, но с надеждой. Ждала Георгия.

– Где ты был?

– Не спрашивай. Ни о чём не спрашивай, Наташа. Я сам не знаю, где я был, что я делал. Ничего не знаю!

– Заколдовала она тебя, что ли?

– Не знаю. Наверное. Наверное, заколдовала. Затащила в «машину времени»! Давай спать.

– Как спать, как это спать, Георгий. А как же я! Как это спать?

Сегодня, после всего, что я ожидала, что я пережила, после всего, что произошло, спать после всего этого? Спать после этой загадочной ночи, после этой твоей непонятной «машины» – как же после всего этого можно спать! Ты сумасшедший? А как же я? Как же теперь я?

– Прости, Наташа, давай завтра поговорим, сейчас я не могу, сил нет, прости. Сплю!

Как уснул, как проснулся, Георгий много позже никак вспомнить не мог. К завтраку всё же поднялся.

Когда шли на завтрак, они встретились. Не просто встретились, не столкнулись друг с другом, нет. Глазами встретились.

Но «незнакомка» сделала вид, что видит Георгия впервые. Не узнала. Не захотела узнать.

4

Прииск готовился к пропуску весеннего паводка. Надо было пропустить воду через десятки рек и речушек, через пять десятков плотин. Через сотню регулируемых и нерегулируемых водосливов. При этом регулируемые водосливы были построены только на малых реках. На Туре, например, такой водослив не построишь – он и летом, в «межень», большую воду не пропустит. Поэтому, плотины строились с двумя водосливами – один, основной, постоянно в работе, другой, запасной, вскрывается только в паводок. Плотины строили с большим запасом гребня, чтобы весенняя вода не перехлестнула через гребень плотины, не размыла её тело. К весне на всех запасных водосливах вскрывали временные перемычки, что держали воду в котловане драг – пропускали паводок.

Георгий работал начальником Производственного отдела.

Весь паводок «лежал» на нём. Назначили начальником производства его еще зимой, сразу по его возвращении из отпуска. Буторин сам просил этого назначения у директора.

– Я устал, Павел Петрович. Пусть молодые работают. А Красноперов – готовый начальник производства. Сколько уже всего в нашей работе перепробовал! В горных мастерах походил, начальником драги был. Работал и начальником участка. Давайте назначим его.

– А что! Он мне понравился на сотой драге. Давайте попробуем.

– Да тут нечего и пробовать. Назначать надо и пусть работает!

Знакомясь с прииском, Красноперов мотался на стареньком «газончике» с молодым, но очень надежным водителем Володей Шишпарёнком, по всему Северному Уралу. По всему прииску.

Из-за большой разбросанности объектов в день он успевал посетить только один какой-то участок.

Георгий знакомился с прииском целый месяц. При знакомстве с начальниками драг, гидравлик произошел странный, прямо скажем, неприятный случай. Приехал Георгий на двадцать шестую драгу. Начальник драги Павловец. Молодой, толковый на вид инженер, бойкий, по крайней мере. Ну, обошли драгу, посмотрели все рабочие места, походили по полигону. Глинистый полигон, вскрыша большой мощности. Работают на вскрыше бульдозеры, ДЭТ-250, хорошо работают, слаженно. Вернулись на драгу.

– Планчик давай посмотрим.

– Какой планчик? По технике безопасности?

– Ну, как какой, план горных работ!

– А, план горных работ… – достаёт Павловец план, разворачивает на столе.

– Ну, давай, показывай, как вы тут работать надумали. Что-то не пойму я, драга у вас идёт прямо на бульдозерный полигон.

Отстаете со вскрышей?

– Да нет, вроде, план по вскрышным работам выполняем.

– Ну, хорошо, показывай на плане, что собираетесь делать.

Павловец поводил пальцем по схеме горных работ, что-то «помычал». И тут Георгий видит, что Павловец совершенно не разбирается в этом плане, он не умеет читать план горных работ! Совершенно! Даже в «горизонталях» запутался.

– Да ты что, товарищ начальник, ты где учился, ты почему не разбираешься в элементарных вещах?

Георгий был искренне удивлен. Ему и самому-то стало неудобно. Уж не «подстава» ли! Как же, приехал знакомиться новый начальник производства, заместитель Главного инженера, с драгой приехал знакомиться, с полигоном, с руководством драги. А тут такой конфуз. Разнесётся сейчас по прииску – новый-то начальник ПТО к пустякам придирается. В безграмотности нас, приисковых, обвиняет.

Уехал Георгий с драги. В управлении, по внутренней связи, попросил начальника кадров принести ему личное дело Павловца.

– Со всеми делами буду знакомиться, – пояснил Анне Ивановне, начальнику кадров, чтобы не вызвать подозрение на Павловца.

Так, диплом инженера, Орджоникидзе, Горно-металлургический институт. «Запрос что ли послать», – подумал было, – «нет, надо с директором переговорить. Или хотя бы с главным инженером».

В кабинет зашел Аркадий Григорьевич, который как раз и передавал дела начальника производства Георгию.

– Аркадий Георгиевич, что вы скажете про Павловца, начальника двадцать шестой?

– А что Павловец? Его только назначили. Может, еще не освоился, как следует? Что-то не так?

– Мне показалось, Аркадий Георгиевич, что он в горном деле элементарных вещей не знает. Как он в начальники попал?

– Да вот, назначили.

– Ну ладно. Посмотрим.

Георгий пошел к Короткову. Не успел еще и рта раскрыть, как Александр Романович сам его спрашивает:

– Ты что там, на двадцать шестой, так напугал Павловца, что он подал заявление на увольнение. Вернее, просит перевод в «Таджикзолото».

– Да странным он мне показался каким-то. Он в горных работах совершенно не разбирается. Он даже не знает, как и для чего «горизонтали» проходят на плане горных работ. Да и вообще, когда я стал спрашивать его про «горизонтали» эти, он даже не знал, что это такое. Я ему еле растолковал про них, стал показывать на плане, так он, как первоклассник, ничего не мог понять! Как это он диплом смог защитить? В институте?

– Ну, не перебарщивай. Стушевался парень, вот и вся его грамота. Организатор он, вроде, неплохой. Так что, отпускать будем Павловца?

На прииск пришел запрос из Душанбе. Просят направить, в порядке взаимопомощи, к Таджикам специалистов. По добыче золота. Драгу они там новую строят на Дарвазе. Руководители «Уралзолото» дали добро и разослали разнарядку по приискам – кому, сколько специалистов направить. Павловец быстро сориентировался, дал согласие, написал заявление.

– Отпускайте, Александр Романович, найдем мы начальника драги на двадцать шестую.

Павловец уехал. И, примерно через полгода, в отдел кадров приходит из Министерства запрос – кто этот Павловец, где-что заканчивал, по какому праву назначался начальником драги?

Оказывается, в «Таджикзолото» кто-то из Главных специалистов, видимо пообщавшись с Павловцом этим напрямую, тоже засомневался в его квалификации. Таджики запросили о нём институт в Орджоникидзе, а оттуда ответили – не было у нас такого студента, не учился у нас Павловец, диплом инженера мы ему не выдавали!

Вот уж скандал, так скандал! И это – на золоте, с нашими «Первыми» отделами, с нашими проверками всех и вся по линии Комитета ГБ!

Вовремя исовчане отделались от этого «дутого» специалиста!

Но, поговорили, да и забыли. Далеко Душанбе от Урала. Пусть там у себя таджики сами разбираются.

А на реках, ручьях, водоёмах прииска начался паводок. Георгий постоянно в пути, на объектах – надо принимать оперативные решения быстро, на месте. Не задерживался Георгий в Управлении. Постоянно в цехах, постоянно в пути. Девочки из отдела труда и зарплаты прозвали его – Лось. «Носится вечно по участкам, никогда его на месте не застанешь. Лось, да и только!».

Ещё эти стройки. В районах эксплуатации драг, для надёжного обеспечения населения питьевой водой, на случай прорыва на реке какой-либо из плотины, прииск строил очистные сооружения питьевого водозабора. Не везде, конечно, и не на всех реках. Но пришлось очистные строить и для Новой Ляли, с их «капризным», требовательным «Бумкомбинатом», и в верховьях реки Туры, в Верхотурье. Там, после впадения в реку десятков ручьёв и речек, река набирала силу, становилась не только капризной весной, но и летом превращалась в солидную, многоводную речку. Туру уже невозможно было «спрятать» в обводной канал. Вот и приходилось, чтобы получить разрешение на добычу золота, строить дополнительные «питьевые» сооружения!

При посещении объектов золотодобычи надо было побывать и у районного начальства, посетить собрания городских депутатов. И везде отчитываться, объяснять, согласовывать природоохранные мероприятия, получать согласие на продолжение работ в долинах местных рек. А это всё время и время. Порой поездки по объектам превращались в длительные командировки.

Весна в этом году наступила рано, паводок шёл бурный. Но на прииске работали опытные руководители цехов. С ними работать легко – как делать, им подсказывать не надо. Для них достаточно решения руководства прииска и проектного отдела – что делать.

Техники, как всегда, не хватает.

После долгих раздумий и споров, решили всю крупную технику объединить в один мощный, мобильный отряд землеройной техники. В составе экскаваторно-бульдозерного цеха. В отряд вошла вся скреперная техника прииска – отечественные «Белазы», только что купленный на ВДНХ американский скрепер «Катерпиллер» с кузовом, вмещающим сразу сорок пять кубометров рабочего грунта. Это же больше ста тонн! Куплен в паре с таким же мощным американским «толкачом», без которого скрепер просто не мог загрузить свой кузов грунтом. В отряд вошли так же шесть производительных бульдозеров ДЭТ-250 и специально закреплённые за этим отрядом два трейлера с тягачами – для быстрой переброски бульдозеров в нужное место.

Отряд стал резервом Главного инженера – без его ведома и команды отряд не мог использоваться ни при каких ситуациях.

Начальником цеха Георгий с Коротковым, после некоторых сомнений, раздумий, после обсуждения нескольких кандидатур, назначили молодого, но уже хорошо зарекомендовавшего себя в самых сложных ситуациях Женю Синцова. И отряд подчинили непосредственно ему. Этот отряд и стал настоящей «палочкой-выручалочкой» в трудных ситуациях паводкового периода времени.

В апреле проводили Павла Петровича на пенсию. Короткова назначили исполняющим обязанности директора прииска. На Георгия руководство «Уралзолото» возложило исполнение обязанностей Главного инженера. Такие назначения обязательно согласовывались с Обкомом партии, а при согласовании выяснилось, что Краснопёров еще не коммунист. Беспартийный.

«Как же так? Как же он стал у вас начальником производства? Это же Первый заместитель Главного инженера! Кто это допустил?» Директором «Уралзолото» к тому времени назначили Шабалина Петра Харитоновича, бывшего до этого назначения Первым секретарём Североуральского Горкома партии. Он хорошо знал обкомовские порядки и сумел убедить руководителей промышленного отдела, что ничего, мол, страшного, молодой специалист, еще года на прииске не проработал, еще не могут ему дать товарищи по работе рекомендацию для вступления в партию. Сами же правило установили – год надо вместе проработать, чтобы получить эту рекомендацию! Да еще и с рекомендацией надо год проработать на предприятии, чтобы получить право вступления в партию! Ничего, задатки руководителя есть, время для вступления в члены партии еще не упущено, успеем принять!

Георгий два года носил эту хитрую приставку ИО, пока не приняли его в члены КПСС.

А что, и правильно! Проверять надо людей до назначения на ответственную должность! Снять с работы – даже нерадивого – ох как не просто! И чем «нерадивее», тем труднее снять с должности!

…Сегодня модно считать, что в партию Коммунистов вступали одни карьеристы. И громче всех кричат об этом вчерашние «преданные члены». На самом деле ни один руководитель – любого уровня – практически не мог руководить ни цехом, ни участком, ни тем более предприятием, не находясь в рядах руководящей партии. На партийных собраниях предприятий решались все вопросы – планирования, геологической разведки, финансирования. Даже вопросы трудовой дисциплины членов партии. И особенно вопросы ответственности за выполнение производственных планов, Обязательств и принятых на партийных собраниях решений.

Если руководитель любого ранга не был коммунистом – он же был вне общественной и политической жизни предприятия!

Как же он мог работать?

Порой на партийных собраниях такую «стружку» снимали с ответственных начальников за промахи и ошибки, что у любого «вельможи» вмиг пропадали желания всякого рода злоупотреблений своей властью. Партийному собранию были подотчетны все!

Невзирая ни на заслуги, ни на авторитет, ни на возраст. И на такие собрания не допускали беспартийных. Как же можно было руководить любым хозяйством, даже небольшим участком производства, находясь вне партии? Не имея права посещать партийные собрания? И не карьеры ради, а вопреки! Многие ведь боялись вступать в партию именно из-за боязни ответственности, отчетности перед коммунистами, перед своими же товарищами. После партийной разборки можно ведь было и потерять свою, даже самую высокую, должность! Самая трудная отчетность, это ведь отчетность именно перед товарищами по работе. Там не спрячешься за «объективные» отговорки, там «краснобайства» не принималось. Его, этого «краснобайства», участники собрания просто не допускали! Там, на этом партийном собрании, где все равны, все коммунисты с равными правами голоса, там ты весь на виду!

Так что, не мог советский руководитель любого ранга быть беспартийным. Не мог! Руководить бы не смог…

И вдруг – ну, это уж совсем неожиданное!

Директором прииска назначен Валентин Михайлович Сидоров! Переведён с Севера, из «Дальней Тайги»! Тот самый Сидоров, с которым Георгий работал на Севере, так много пережил всяких происшествий на Золотой Лене! Для Георгия это было ошеломляющее известие! Но в то же время ему стало и спокойнее. Еще бы! Он знал Сидорова, знал его профессионализм и порядочность, он знал его как честного человека, не прячущегося в ответственных моментах за других, не подставляющего за свои, если они неудачные, решения своих же подчинённых!

Он знал его как директора, который при любых, даже самых незначительных неудачах на прииске, не ищет «стрелочников», он всегда и во всём винит, прежде всего, самого себя.

Для Георгия это назначение было самым большим событием после его переезда на Урал. Спокойнее Георгию было при этом назначение еще и потому, что Сидоров тоже хорошо знал его, Георгия. Конечно, Георгий и сам по себе был не «робкого десятка».

Но это назначение придало Георгию дополнительно смелости, уверенности в принятии решений в сложных ситуациях – он знал, Сидорову доказывать свою правоту не придётся. Сидоров ему, Георгию, верил! Потому что, знал, видел, испытал Красноперова в самых сложных ситуациях! В ситуациях и в производственных, и в жизненных.

К сожалению, такие люди, как Валентин Михайлович Сидоров, работают не только головой. Хотя голова у таких людей всегда толковая. Но все события такие люди пропускают ещё и через своё «сердце». И это сердце, вместив в себя огромный объем переживаний, не всегда выдерживает. Слишком большие нагрузки ложатся на это чувствительное, отзывчивое сердце у таких Сидоровых. Оно у них переполняется, перегружается и – порой не выдерживает.

Не выдержало сердце и Валентина Михайловича.

Сначала они с Верещагиным, председателем приискома, и с Терентьевым, секретарем парткома, затеяли «великое переселение» – именно они приняли решение по ликвидации мелких поселков и о переселении людей в базовый благоустроенный посёлок. Возни там было! Тому не нравится это, другому – то. С каждой семьей, с каждым человеком разбирались индивидуально. Программа шла туго, жилья не хватало, переселение затягивалось. Строители не всегда выдерживали сроки ввода жилых домов. В общем, повозились они с этими переселениями!

А затем – паводок 72-го года. Небывалый паводок. Весна получилась затяжная, таяние снегов замедлилось. А потом – тепло, и дожди! К тому же – весенний паводок «наложился» на летний. На прииске снесло несколько плотин. Но, главное, не выдержала десятая плотина на Мурзинке. Более пятнадцати миллионов кубометров воды обрушились на неширокую речку Лялю, понеслись по её узкому и крутому руслу к городу, на «Бумкомбинат». Были затоплены все основные цеха завода. И цех той самой качественной, правительственной бумаги.

Телеграммы о затоплении полетели в Москву. К расследованию аварии подключились самые высокие начальники. Распоряжение о расследовании аварийного затопления жилых мест на Среднеуральском прииске подписал Председатель Правительства Косыгин. На прииск выехала солидная комиссия, во главе с Березиным, начальником «Главзолото». В комиссию вошли специалисты самых разных ведомств. Они изучали материалы паводка неделю, объехали все ручьи и речки. И пришли к неожиданному для руководства прииска выводу – прииск, промышленные цеха прииска, с таким паводком справиться просто не могли. Физически. Так как воды обрушилось столько, что предусмотреть её объем, а тем более справиться с такой водой никто бы не смог.

Более того, после всех замеров, измерений, исследований, комиссия пришла к выводу, что если бы на этих речках, ручьях, реках вообще не было бы никакой промышленной деятельности, не было бы никаких плотин и водоёмов, цехи Новолялинского завода всё равно были бы затоплены! Заключительный акт комиссии подписали все её члены – метеорологи, экологи, речники, геологи, лесники, рыбнадзор – и еще два десятка членов комиссии. Акт утвердил министр Ломако, и передал в Правительство.

Но, тем не менее – виновные-то нужны! Приказом Министра объявили строгий выговор начальнику производства – якобы за несвоевременную передачу «штормового предупреждения» в цеха, хотя прииск такого предупреждения не получал вообще!

Георгий «проглотил» выговор спокойно. Господи, разве выговор – это беда? По сравнению с тем, что произошло. А вот с директором случилась именно беда. Когда Сидоров приехал на «Бумкомбинат», увидел своими глазами залитые производственные цеха, затопленные жилые дома в низких частях города – сердце его не выдержало потрясения – у него случился инфаркт. И его прямо из Новой Ляли увезли в областную больницу, в Свердловск.

Директором он больше не работал. После длительного лечения Сидорова пригласил на Южно-Заозерский прииск Жлудов.

Виктор Иеронович. Он предложил ему сначала поработать в проектном отделе, а вскоре, менее чем через год, на ближайшем отчетно-перевыборном партийном собрании Валентина Михайловича избрали Секретарем парткома прииска. И он проработал на этом ответственном посту еще добрых пятнадцать лет Удивительный человек этот Жлудов. До всех ему есть дело. Если Жлудов хотя бы раз пообщался с человеком и тот ему понравился, никогда, ни в какой беде Жлудов этого человека уже не оставит.

Какое-то время спустя Георгий прибыл в управление «Уралзолото». Приехал утром, сразу с поезда. Поезд приходил в Свердловск рано, где-то около шести утра, поэтому Георгий, надеясь, что всё, с чем он приехал, разрешится за один день, не стал устраиваться в гостиницу, сразу поехал в управление, решу, мол, все вопросы, и домой.

Управление работало с девяти утра. Каково же было удивление Георгия, когда он увидел, что в производственном отделе уже был работник – Пётр Харитонович Шабалин. Его давно проводили на пенсию. Проводы были пышные, бурные, его, как Генерального директора Объединения, «соответственно» и проводили. Но он, месяцев этак через два-три скис, бездельничать не научился, не привык, приехал к Компанейцеву и взмолился – не могу сидеть без дела, дайте любую работу, пошлите на любой, самый трудный участок, но только чем – то займите. Компанейцев придумал какую-то должность, чуть ли не советника, и Шабалин теперь в производственном отделе занимал отдельный стол, и решал, практически за руководство, все социально запутанные вопросы. И надо сказать, что решал вполне успешно, снял с руководства Объединения ворох сложных и «дрязгливых» проблем. Все «каверзные» вопросы он решал напрямую, с руководителями предприятий Объединения.

Тепло поздоровавшись с Шабалиным и обменявшись новостями, Георгий спросил:

– Пётр Харитонович, а что с Сидоровым? Где он сейчас?

– А ты что, не знаешь? Его пригласил к себе Жлудов. Сейчас он его «пристроил» где-то в проектном отделе, но он уже договорился с Горкомом партии, что его, Сидорова я имею ввиду, выдвинут на пост Секретаря парткома прииска. Должность, сам понимаешь, не меньше директорской. Но Жлудов ведь всегда знает, что делает. И смотрит далеко вперёд. Он решил, что Сидоров для него просто идеальный партийный руководитель, что он с ним найдёт самый близкий в руководстве таким предприятием, как Южно-Заозёрский прииск, язык. И в этом он, по-моему, прав. Вообще, я тебе скажу, Георгий, Жлудов удивительный человек. Почему я говорю тебе обо всём этом, спросишь ты, да познал я всех вас, пока работал директором. Редкие руководители, даже в нашем, прямо скажем в не бедном ведомстве, вставали на защиту пострадавших, в чем-то обездоленных. А вы со Жлудовым, как раз и вставали. Даже порой в ущерб себе. В ущерб своим отношениям с местными властями. И в то же время вы оба, извини, в другое время мне не придётся сказать тебе всё вот так откровенно, вы беспощадны к разного рода мошенникам, стяжателям, «хапугам»!

Ну вот, уже идут люди. Не договорили мы с тобой. Но знай, я всегда уважал вас со Жлудовым, и всегда восхищался вами. Пока есть у нас в руководстве предприятиями такие люди, как ты, и особенно, такие как Виктор Жлудов, наши предприятия будут жить. И то, что он пригласил к себе Сидорова, это как раз и подтверждает все мои, сказанные сейчас тебе, слова. Вот такой он человек. И я восхищаюсь им. И, пока такие «Жлудовы» на месте, я считаю себя спокойным за будущее наших приисков, нашего Объединения. За наше золото.

– Пётр Харитонович, но ведь… – Всё, всё, люди идут, вон уже заходят, здравствуйте, здравствуйте, Галина, всё Георгий, «интервью» закончено, за работу, товарищи.

Прошел год после этих бурных событий, после всех этих разговоров, всех этих интервью, пережили зиму, запустили все производственные цеха в работу. Добрый десяток драг и более двух десятков гидравлических установок снова добывали золото и платину, выдавая стране ежегодно более двух тонн драгоценного металла.

Приближались майские праздники. В мае иногда так совпадает, что чуть ли не полмесяца веселится народ. Ну – сплошные праздники. Беда это для непрерывного производства! Бригады работают по скользящему графику, у них с этими выходными проблем нет. А вот вспомогательные рабочие – все на отдыхе.

И получается так, что береговые и подготовительные работы ложатся в эти праздничные дни на технологические бригады. А это дополнительный простой!

Георгий быстро понял несуразность ситуации. Был издан приказ по прииску, который обязывал руководителей всех объектов создать комплексные береговые бригады по выполнению подготовительных береговых работ. Члены подготовительной бригады отныне уходили на выходные так же, как и технологические рабочие, по «скользящему» графику.

В этом году майский праздничный цикл заканчивался аж одиннадцатого мая. Десять дней бездеятельности! Каково это для предприятия непрерывного производства!

Но пока всё шло спокойно. Георгий твёрдо контролировал ситуацию. Ему было не до праздников. Он находился в постоянном контакте с диспетчерами, переговаривал с руководителями цехов, с начальниками драг и гидравлик.

Но, вечером десятого мая вдруг поступил тревожный сигнал из Павды, с сотой драги.

Резко подымается вода в мелководной Мурзинке!

И откуда она взялась? Время «чёрной воды», время летнего паводка, когда тают горы, еще не наступило. Весенний паводок к тому времени пропустили. Немного расслабились, конечно, успокоились, но всё же – всё в цехах под контролем!

И вдруг этот резкий подъём воды на Мурзинке.

Фролов доложил о тревожной ситуации Георгию вечером десятого.

– Я немедленно выезжаю на драгу.

– Хорошо. Драгу, на всякий случай, останови. Пока не разберёмся, что там с твоей рекой происходит, работать опасно.

Установи мерные рейки вокруг понтона. И вообще, Толя, «распустил» ты там свою Мурзинку! Нет у тебя по ней никаких наблюдений, никакой статистики. Срамота! Ладно. Ничего там неожиданного не предпринимай. Я к тебе выезжаю.

Георгий позвонил Короткову.

– Александр Романович, что-то на «сотой» неладно. Река ведёт себя не по правилам. Разыгралась река. Откуда взялась эта вода, пока не понятно. Не исключено, что весной где-то в верховьях образовался «затор», вода скопилась, а сейчас, по теплу, затор этот растаял и воду прорвало. По-моему, мне надо туда выехать. Не знаю, как там будет у нас со связью, но я даю команду Синцову подготовить отряд техники к возможной переброске на Мурзинку. Если что, вы уж тут проконтролируйте. Но это только после моего сообщения с «сотой». Добро?

– Давай, поезжай. На десятую плотину заскочи, посмотри – как там. Не дай боже подтопить нам Новую Лялю.

Десятая плотина – это самая нижняя плотина на Мурзинке.

Именно в её водоём впадает обводной канал. Если она переполнится – беда!

– Да, Александр Романович, обязательно заеду. Там у нас, на плотине, и телефон есть. Я позвоню прямо с плотины.

– В Свердловск сообщать? Как ты считаешь?

– Не знаю. Рано, наверное. Я с плотины позвоню, тогда и решим.

– Нет. Я Смирнову всё же сообщу. Скажу, что возникла у нас вот эта «напряженка». Расскажу, какие меры мы принимаем. А то случись что, потом ведь не оправдаешься.

– Да, наверное, правильно. Сообщить всё же надо. Ну, я уехал?

– Давай, с богом. Осторожней там сам-то! Не рискуй. А то ведь знаю я тебя, полезешь в самое «пекло». Или в водоворот!

– Ну, Александр Романович, грудью ведь воду не остановишь!

– Ладно, поезжай. Жду сообщений!

На десятой всё было спокойно. Водослив работал в полную силу, но без перегрузки. Вода за плотиной была чистой. С мутью конечно, но это не дражное загрязнение, эта муть паводковая. Она до города не доходит.

Георгий всё подробно доложил Короткову и поехал на драгу.

Уже взошло утреннее солнце, когда подъехали к драге. Драга стояла. И как-то прижалась подозрительно близко к борту котлована. На берегу суматошно бегали люди, таскали какие-то канаты, подтягивали силовой кабель, перегоняли куда-то лодки. Рабочая плотина стояла прочно, с большим запасом гребня. Канал работал без бортового перелива. Здесь, слава богу, всё в порядке.

Георгий перешел по мостику через канал, пошел по плотине к драге, еще один мостик – через водослив. Георгий спустился вниз, за плотину, осмотрел рабочий водослив. Ниже драги отсыпаны еще две плотины, поэтому «дражный» водослив работал.

Тоже без напряжения, спокойно пропускал всю воду. «Видимо, немного всё же накопилось воды в том «заторе»!

На драге работала смена опытнейшего драгёра – Ивана Кадачигова.

– Что случилось, Иван Александрович? У меня такое впечатление, что драга сидит на борту!

– Да, сидит, Георгий Александрович, сидит левым бортом!

Пришла вдруг какая-то большая вода, я как раз «зашагивал», меня подбросил мощный прилив и левый угол понтона сел на борт котлована. Как будто кто-то взял, приподнял нас и плавно поставил на берег. Что делать – не знаю. Канаты рвутся, не могу стащить драгу.

– Прикажи старшему машинисту сделать промер вокруг понтона. Срочно. Да в глубину не лезьте, промер сделайте в тех местах, где понтон «сидит». Где Фролов?

– Анатолий Викторович поехал в посёлок, народ собирать.

– Найди его, пусть позвонит сюда, на драгу, срочно! Да прекрати суету! Ты что, Иван Александрович, потерянный такой?

Ну-ка, возьми себя в руки! Останови людей, перестаньте таскать эти свои канаты. Зацепись прочно за «мертвяки», как для работы. А кабель укрепили правильно, молодцы. Кабель для нас сейчас главное спасение. Не дай нам господи «обесточиться».

Принесли «промер» глубин.

– Да… На миллиметрах сидим, Иван Александрович, на миллиметрах. Но сидим!

– Георгий Александрович, Фролов!

– Ты где, Анатолий?

– Я в Павде. Собрал людей, сейчас выезжаем на драгу.

– Людей надо много. Собирай всех, кто там у тебя есть в живых. И мужиков, и женщин. Возьми на всех тёплое бельё и новые рабочие костюмы. Да быстро! Тут всё решают какие-то час-два. Вода скоро пойдёт на убыль. Не опрокинуться бы нам! Вот что еще.

Купи два ящика водки, ящик вина и вези всё это сюда, на драгу!

– Что-то надумал, Георгий Александрович?

– Некогда обсуждать, Викторович, торопись. И вези всё, что я сказал!

И Кадачигову.

– Драгу раскрепи канатами. Собери всех, на берег – всех! И сами туда пойдём.

У дражного трапа собралась бригада.

– Сколько вас здесь, четырнадцать? Это с дневной бригадой? Да, немного. Ладно, Фролов сейчас подвезёт еще людей.

Иван Александрович! Всем взять топоры, рубить «лозу» и плести «плетень». Знаешь, что это такое – «плетень»?

– Знаю. В деревне вырос. А что ты задумал, Георгий Александрович?

– Не испугаю? Смотри сюда – Георгий показал на водослив.

– Видишь, внизу удар воды меньше. Наша задача, завести плетень как можно дальше поперёк водослива именно в этом месте.

В каком-то другом вода нам зайти в водослив просто не позволит. А потом, когда мы занесём наш «плетень» в это более-менее «спокойное» в водосливе место, мы должны разом воткнуть этот плетень в воду. Поперек водослива. Вода может приподняться на миг, на секунды! Но ты, Иван Александрович, должен за эти секунды сорвать драгу с борта.

Сейчас всем плести этот плетень! Люди подъедут, мы должны быть готовы. Иван Александрович, пойдём, установим в воде рейку, так, чтобы ты её видел из драгёрки. Как только уровень воды чуть приподымется – стаскивай драгу!

– Георгий Александрович! В котловане еще лёд стоит. Вода ледяная! Как же людей в водослив «загонишь»?

– А что, стоять будем? На борт драгу уложим? А потом что?

Демонтаж и новая сборка? Вот всё и расскажем людям. Я первый полезу в водослив. В стороне не останусь, не волнуйся. А люди должны понять. Я же вас знаю, павдинских. Вы же все рисковые, вы же «дражники»! Куда хочешь полезете. Для пользы дела. Людям расскажем всё, как есть. И о последствиях. Если не стащим драгу с борта этого. Должны понять люди! Но всё от тебя будет зависеть, Иван. Главное – чтобы ты не промахнулся! Чтобы вовремя поймал этот мизерный подъём воды! Иначе – весь труд, весь риск, всё наше геройство в этой ледяной воде – всё напрасно. Так что, смотри, Иван, не промахнись! Рисковое затеваем дело, и если промахнёмся, всем нам – «хана»! Представляешь? Вода спадёт, драга понтоном сидит на борту. Вода ещё спадает – и что? «Опрокид» – вот что. Драга ляжет на борт!

Приехали люди. Привезли всё, что заказал Георгий.

– Мы что, в воду полезем, Георгий Александрович?

– А как вы сообразили?

– Вот уж трудность – сообразить! Да раз водку, бельё везём – не «вытрезвитель» же ты здесь приехал организовать! И не «опохмелку» праздничную! Мы сразу поняли – полезем в водослив! Зачем – пока не знаем. Но уверены – ты что-то придумал! Причем, придумал что-то весьма для нас «мерзкое»!

На берегу разложили длинный, в ширину водослива, плетень. Георгий всё рассказал людям.

– Всем надеть новую спецовку. Чтобы сопротивление воде у всех было равным. Одинаковым. Первыми идут мужики. За мной идут. Я в глубину иду первым. Дальше, за мужиками – женщины. Им по мелкоте, у берега, легче будет. Плетень несём над головой и втыкаем в воду все разом, одновременно! По моей команде! Иван следит и за нами, и за «мерной» рейкой. На миг вода всё равно подымется. В это время он и сорвет драгу с борта.

Всем всё ясно?

– Так околеем же!

– Не успеем околеть! Холодно будет только входить. В воду входить. Но плетень не лёгкий, потащим, согреемся, да с сопротивлением воде – не успеем околеть!

Кто не хочет входить в воду?

– Ну, уж нет! Так, Александрыч, не пойдёт. Или в воду лезут все, или никто! Тут добровольцев не надо. Тут обязаловка! Иначе – силёнок не хватит!

– Вот это правильно. Спасибо, Вартанов, спасибо за поддержку.

– Да ладно ты, товарищ начальник! Спасибо. Драга-то наша!

Мы её строили, кто ж её с борта котлована кроме нас стащит? Ты давай, командуй! Не опоздать бы нам с водосливом этим.

– Тогда взяли, дружно, пошли! Ставим плетень по команде!

Вода обожгла. Кто-то зарычал по-звериному, женщины заверещали – еще бы, у них «низ» чувствительней! Вода сбивала, сносила, тут и без плетня-то не удержаться! Цепочка медленно двигалась в глубину поперёк водослива. Наконец Георгий достиг, как ему казалось, крайней точки, достаточной для установки плетня.

– Внимание, поднять ровно, приготовились… Ставь!

На какое-то мгновение плетень воткнулся в воду, поток забурлил, вспенился и в следующую секунду снёс всю цепочку, смял, потащил вместе с плетнём в нижний водоём. Но за спинами людей была натянута толстая верёвка. Люди за неё цеплялись и по этой верёвке тихонько, с трудом преодолевая поток, лезли на берег.

Выбрались все. Из глубины водослива последними вышли «на сухое» Георгий и Рева. Драгёр дневной смены. Георгий взглянул, наконец, на драгу – она плыла в котловане! Иван протащил её лебёдками по забою и вернулся мостиком к берегу.

– Всем быстро переодеться и подняться в столовую! Женщинам – растереть тело водкой!

Постепенно все собрались в столовой. Повариха Галя уже накрыла столы, сдвинув их в один ряд, посреди помещения. На столах закуски.

– Извини, Александрыч, сварить ничего еще не успела.

– А с чего ты решила, что мы закусывать будем?

– Так водка же! Да после холодной воды. Что ж вы ею «обмываться» что ли будете?

Георгий обратился к собравшимся.

– Как будем использовать водку? Я ведь её заказал для растирания замершего тела. Или лучше растереть себя внутренним потреблением?

– А ты сам, как считаешь, Александрыч?

– Ну, как! Не переводить же добро!

– Ну, так, а мы о чём? Мы ж тебя знаем! И мы в тебя давно верим! Ты всегда знаешь, что нам нужнее!

– Женщины! А вам растереться обязательно!

– Ага, счас! Мы уже, что нам надо растёрли, не волнуйся за нас.

– А изнутри, оно ведь теплее. Сам ведь хорошо знаешь. Али не знаешь?

– Если не понимаешь – давай, поучим! Проведём «инструктаж»!

– Покажем, какое оно у нас тепло, внутри-то!

Чувствуется – все довольны результатом, не напрасным риском, общим облегчением от минувшей опасности.

– Тогда всем по полному стакану! До краёв!

Дружно выпили, наскоро закусили, загалдели, было. Но Георгий, без всякой паузы, резко подал новую команду:

– А теперь – в посёлок. В баню. Всем! В обязательном порядке! В парную! Греться, париться! Викторович! Ты как, договорился там?

– Всё уже готово. Нас ждут. Баня натоплена, пар горячий, едут все! На драге остаётся только охрана, электрик и Кадачигов. Они ведь не вымокли, им баня не обязательна. А без драгера, да электрика оставлять драгу нельзя!

Весенний паводок по всем ручьям, речкам и по большим рекам пропустили спокойно. К концу мая всю технику снова сосредоточили на строительстве плотин, водосливов, водоотводных каналов.

Но Георгий помнил и предупреждал всех начальников цехов, драг, гидравлик – впереди летний паводок. Июльский. Он может быть пострашнее весеннего. В горах ещё лежит снег. На вершинах гор может снег уже и сошёл, стаял. Но в горных «распадках» снег лежит долго. Хорошо если растает постепенно, от солнца. А если дожди? Тающий снег из горных распадков да с дождевыми водами могут дать мгновенный, возникающий в течение двух-трёх дней, настоящий водяной вал. И его удержать, особенно в речках и ручьях главного Горного Хребта, бывает очень трудно.

Георгий особенно следил за двумя плотинами. Первая плотина двадцать седьмой драги, и десятая плотина драги 100. Одна на речке Ис, другая – на Мурзинке. Обе плотины расположены в зоне крутого падения речек. А это – объем воды, плюс скорость течения. При большом паводке это страшная ударная сила. И ударить они могут – одна по Туре, а это Тюмень и Тобольск, другая по Ляле, а это Новолялинский «Бумкомбинат». С его государственной бумагой.

Не повторить бы нам семьдесят второй!

Но такие паводки, какой случился в семьдесят втором, не напрасно называют «однопроцентными». Такие паводки бывают раз в сто лет!

С паводками этой весной справились успешно. Без аварийных событий.

Ну, да и – не каждый же год беде случатся!

5

Секция драгоценных металлов Всесоюзного научно-технического общества решила провести очередное свое заседание по вопросам перспективы развития разработки россыпей на Среднеуральском прииске. Возглавил работу секции Шорохов Михаил Александрович, профессор, заслуженный деятель науки. На прииск съехались гости со всех золотодобывающих предприятий страны.

Руководство объединения «Уралзолото», партийный и профсоюзный комитеты прииска обязанности председателя оргкомитета по организации столь ответственного мероприятия возложили на Красноперова. Георгий с утра до вечера «крутился» с гостями. Еще бы, учесть же надо всё – встреча и размещение приезжающих в гостиницах, качественное питание, ознакомление с цехами прииска, поездка на драги и гидравлики. Главные заботы по обслуживанию гостей легли, конечно, на Каменщикова, Ивана Тихоновича, Заместителя директора, но Георгию тоже доставалось. А тут еще Шорохов простудился в дороге, потерял голос и предложил Георгию вести совещание.

– Не волнуйся, я буду рядом, будем с тобой советоваться, я подскажу, если что не так, если возникнут какие-то незапланированные вопросы, проблемы, не волнуйся, веди совещание так, как будто рассматриваешь свои приисковые задачи.

Докладчики предусматривались от всех предприятий – будь то прииск, Горно-обогатительный комбинат, или Объединение.

Провести мероприятие наметили за три дня, но докладчиков оказалось больше, чем планировали, поэтому задержались и на день четвёртый. От «Уралзолото» докладчиком тоже наметили Красноперова.

Георгий решил остановиться на проблеме продления зимнего сезона и на экологических разработках. Дело в том, что летом был издан приказ по Министерству Цветной Металлургии, который объявил Среднеуральский прииск «образцово-показательным» по очистке сточных вод и рекультивации отработанных площадей рек и ручьёв Уральской зоны россыпей. К совещанию были выставлены красочные фотографии и альбомы по организации зон отдыха на отработанных дражных и гидравлических водоёмах, а так же густые и обширные лесопосадки на рекультивированных площадях галечных отвалов. Прииск накопил в делах сохранения природы большой опыт и сумел показать всё это приехавшим гостям. Не только в описаниях и фотографиях, но и непосредственно на местах.

По продлению дражного зимнего сезона к тому времени тоже имелись определённые наработки. На тех драгах, где продление сезона признавалось целесообразным, ремонт проводился поагрегатно. То есть, механизм демонтировался, перевозился в механические мастерские, там проводился полный ремонт, агрегат привозили на драгу и бригада слесарей монтировала его на постоянное место. Таким образом, драга номер 29 была отремонтирована за одну неделю. Ремонтный простой ее составил всего семь дней. Себестоимость добычи золота снизилась в том году на сорок процентов. Всё это и рассказал Георгий в своем докладе.

Конечно, поднялся недоверчивый шум.

– Это за счет чего же у вас вдруг зимой золото стало дешевле летнего? Уж как не работай, а зимой добычные работы в любом случае дороже летних! Одна работа котла чего только стоит!

Пришлось пояснять Георгию подробно разницу между условно-переменными затратами и условно постоянными, которые к моменту окончания плановых сроков работы, то есть – к зиме – уже списаны и в себестоимости зимней добычи золота не участвуют. А переменные затраты – это считай одна электроэнергия, так как зарплата хотя и учитывалась в себестоимости, в фактических затратах добычи золота, но на практике в любом случае рабочим выплачивалась, если они занимались и какими-то другими, скажем, ремонтными работами, а поэтому в сравнительных показателях годовых затрат особого значения не имела. Но Георгий и зарплату включил в затраты, чтобы не выглядела эта зимняя работа очень уж экономной.

К тому времени в отрасли накопилось много проблем с обогащением добываемых из россыпей золотоносных песков. В вопросах механизации, автоматизации к тому времени был достигнут колоссальный прогресс. А вот в вопросах обогащения наука, производство топтались практически на месте.

Шорохов запланировал специально один день Совещания, на котором выступали с докладами только Обогатители.

Докладчики отмечали большие расхождения между показателями опробования и «намыва» золота. Всё несовершенство системы заключалось в том, что опробование на всех предприятиях страны было практически «точечным». Брались пробы из «случайных» черпаков драг, или из «случайного» забоя гидравлик, то есть при анализе качества обогащения брались случайные объёмы, случайные партии песков, по которым и оценивалось содержание драгметаллов в добытых песках. Затем эти показатели сравнивались с «намывом» и определялся процент потерь. Таким образом, потери металла при добыче золота вычислялись математически, а сколько при этом терялось золота при обогащении фактически – никто достоверно сказать не мог, определить не мог, знать не мог! Любовь Фёдоровна Хлусова, Главный обогатитель «Среднеуральского» прииска, делавшая доклад по поручению Объединения «Уралзолото», была в своём выступлении категорична:

– Наука должна дать нам решение электронного определения содержания металла в поступающих на драгу песках! На всю массу поступающих на шлюзы песков. Мы должны знать точно – сколько же металла к нам поступило, а мы всегда знаем, сколько из этого поступившего на шлюзы металла мы взяли!

Вот только таким сравнением мы можем точно сказать – сколько мы выбросили золота с отвалами обратно в речку. И только при этих условиях мы сможем точно знать качество работы наших обогатительных приборов. А без этого точного знания мы не можем сформировать внятный заказ «науке», какие приборы обогащения нам нужны. Да и сама наука Обогащения не знает, что она совершенствует, как совершенствует и для чего. Электронное опробование – вот что нам, добывающим драгоценные металлы производственникам, сегодня необходимо!

С докладами по Обогащению выступили почти все, участвующие в совещании предприятия. И все Обогатители сошлись дружно на том, что техника добычи золота, со времён двадцатых годов, усовершенствовалась, что на обогатительные приборы стало поступать в сотни раз большие объёмы песков, чем поступало тридцать – сорок лет назад, но сами приборы, за много лет добычи золота, изменились мало. И главная причина в этом – недостоверность показателей содержания золота в песках, и показателей «улавливания» его на обогатительных приборах!

Получаем искусственно, математически восемьдесят, девяносто, даже кое-где и девяносто пять процентов извлечения – и все довольны! Всех это устраивает! Но не знаем при этом, сколько же мы «уловили» этого золота на самом деле? Потому что «пробщик», своей лопатой, случайно «зацепленной» этой лопатой порцией песка и задает нам сомнительную цифру содержания поступившего на наши приборы золота!

Вот над чем надо работать прежде всего нашей отечественной Науке в вопросах обогащения в ближайшие годы, в ближайшее время!

По итогам совещания был выпущен специальный Сборник.

В нём были сгруппированы все доклады. И, как отметил журнал «Колыма», этот сборник стал программой развития золотодобычи на ближайшие годы.

По окончании выездного заседания исовчане организовали дружественный банкет, да так, что некоторые делегации сумели разъехаться с прииска только через два-три дня после окончания семинара.

Шорохов задержался на прииске еще на несколько дней. Всё ему было интересно – и обводные каналы, и регулируемые водосливы, и отработка высоких увалов дражных россыпей.

– Георгий Александрович, и твой доклад, и тот набор работ, что я увидел на вашем прииске – это же готовая диссертация!

Пиши! А я тебе помогу в Москве с рецензиями и защитой.

– Рад бы, Михаил Александрович, да вот только – когда?

Я не могу понять ни директоров, ни главных инженеров, защищающих такие диссертации – за счет какого времени они это делают? Никогда не поверю, что можно такое время выкроить.

Если ты, конечно, работаешь. Мы с директором работаем сутками. У нас нет понятия «после работы». Нет ни выходных, ни праздников. Какая диссертация? Если только нанять кого? Но это же будет «липа»! Какое ты будешь иметь к такой работе отношение? Конечно, я могу поручить такую работу проектному отделу. Они напишут и опишут всё в лучшем виде. Но чья это будет диссертация? Моя? Или проектного отдела? Нет, Михаил Александрович, я на такие «защиты», на получение таких вот «гарантированных» ученых степеней не способен! Не могу я выдавать чужую работу за свою.

– Ладно. Будешь в отпуске, заезжай в Москве. Прямо домой заезжай. Вот адрес. Телефон у тебя есть. Я буду рад и встретить тебя, и продолжить этот разговор.

С тех пор Михаил Александрович часто посещал Золотой Урал.

И всегда свою работу на Урале он начинал со Среднеуральского прииска. Ему интересно было всё, что делалось на этом прииске.

Но особенно он изучал отработку драгами увальных участков россыпей и экологию. Шорохов восхищался здесь многим, чего он не видел на других приисках, на других россыпных полигонах – и величественные картины работы драги на высокой горе, на вершине скалы, как он выражался, и чистота водоёмов по Ису, Туре и другим речкам, и рекультивация земель, с десятками гектар новых посадок, разведение саженцев сосны и лиственницы, быстрый их рост на каменистых увалах. Засаживали иногда по десять-двадцать гектар отработанных площадей в год. И здесь Шорохова тоже восхищала совместная работа прииска с лесничеством. Именно лесники профессионально высаживали саженцы и следили за их ростом.

Конечно, они же профессионалы. Кто лучше их мог разводить посадочный материал, высаживать саженцы в больших количествах, применяя специально разработанную для этих целей технику, и заботливо следить за ростом молодых, новых посадок. И они это делали. Но только при одном – главном условии – если им такие «посадки» заказывал и оплачивал Прииск!

– Такой материал пропадает! Георгий, ну неужели тебе не жалко таких богатых научных накоплений? Пиши! Диссертацию пиши! А не хочешь диссертацию – пиши книгу! Мы её зачтем, как диссертацию.

– Некогда пока, Михаил Александрович. Но я вам обещаю, как только наступит для меня более спокойное время, опишу всё. Не знаю, как будет называться та книга, но напишу обязательно. Материал я собираю. Ничего, не забудем и не потеряем труды свои. Расскажем молодёжи, какое оно – это золото. И как оно нам давалось. Обещаю, Михаил Александрович! Но не сейчас. Сейчас некогда. Времени ужасно не хватает. Но, я так думаю, моё время еще наступит!

– Хорошо. Верю. Но, главное – всё записывай! Чтобы не потерялись в уходящих годах труды наши. Достижения наши. Я уже старый. Я не успею. Всё, что мог написать, я уже написал. Я подарил тебе свой основной труд – Монографию. По разработке россыпей. Там я, кажется, описал всё, разные способы горных разработок – и работы на драгах, и разработки гидравлические.

Но с каждым годом, бывая здесь у вас на Урале – я узнаю много нового, того, что в мои годы, в мое время специалистам и не снилось. Так что очередь всё описать, всё зафиксировать на бумаге, поделиться с молодым поколением вашими достижениями – эта очередь за вами, за молодыми. И я верю, что ни ты, ни другие специалисты не потеряют сегодняшние схемы отработки россыпей, не потеряют ваших же достижений, не забудут работу наших ветеранов и их достижений. Я верю, что вы всё опишете, обо всём расскажете следующему за вами поколению. Я верю!

6

Уже поздно, вечер, десятый час. В кабинете у Георгия сидят, склонившись над планами горных работ, главный геолог и главный маркшейдер. Вот уже третий час собирают они по имеющимся у них «планшеткам» все числящиеся запасы золотоносных песков по всем рекам и ручьям на землях, отведённых Среднеуральскому прииску специальным постановлением Правительства России, «горным отводам». А этих речек и ручьёв много, даже не десятки – сотни. Георгий поставил трудную и для себя, и для них, опытнейших горняков, задачу – составить календарь горных работ по всем запасам. Вопрос стоит прямой – на сколько лет работы хватит всех числящихся на балансе прииска запасов. Другими словами – сколько лет будет еще существовать прииск при имеющихся разведанных запасах. Без падения объёмов золотодобычи.

– А когда получим такой ответ, тут же возникнет и следующий – где, на каких полях, на каких землях сможем доразведать запасы и можно ли еще получить дополнительные, годные для отработки резервы?! И в каких объемах. И на какое время, на какие сроки. И для какой техники. А когда решим и это, возникнет третий, и самый главный вопрос – когда, в какой очерёдности, в какие сроки нужно будет, и можно будет отрабатывать эти запасы! Вы представляете, какая программа деятельности всех служб, всех отделов прииска создаётся? Какой объём работы мы готовим нашему проектному отделу?

– Георгий, ты пойми, запасы есть. Вот, всё в этих планшетах.

Но сможете ли вы, горняки, их взять? – Кузнецов, геолог, уже психует. Он считает – вся эта, задуманная Главным инженером затея – пустая трата времени. Что значит есть-нет? Вон, на горе есть «россыпушка». И содержание хорошее. Для Урала – просто богатое. Но на горе. Высоко. Достанешь? Так доставай! Но как туда забраться? А как воду подать?

– Георгий. У нас в одних увалах, что у самой воды, прямо по берегу реки, по границам отработанных участков еще уйма того золота. – Это уже Декунов, маркшейдер. – Ты бегло подсчитай, вот, хотя бы увалы по Ису. Вот, давай на этом планшете. Да если завести сюда драгу, вот, на этот увал, только на одном этом увале три года работать будешь. Но не заведёшь же! Не подняться нам драгой на пятнадцать метров! Вертикально! Разбега здесь нет, вот русло, а вот увал, и сразу подъём. На пятнадцать метров. По такому уклону и самосвал не заберётся! К тому же весь увал в старательских закопушках. Весь поражён шурфами. Как здесь удержать воду? Посадишь драгу, вот и все наши достижения будут на этом увале. Старатели не дураки, знали, что делать. А ведь у них и тогда уже, тоже драги работали. Не такие громадины, как сейчас у нас. Мелкие, лёгкие, на любой увал залезли бы. Да не залезли. У старателя свои деньги, не государственные. Он, старатель, рисковать не будет, он брал то, что надёжно взять можно было.

– Слушайте вы, «стратеги». Наша задача сейчас – не как взять запасы, а как их подсчитать, сколько их. Как взять, мы потом подумаем. С проектировщиками. Я же вам об этом уже сказал! И не надо давить на меня старателями. У них что, была такая техника как у нас? Они же лопатой работали! Нашли чем «запугать». Не ваши это заботы – как взять. Вы мне объёмы покажите! Если сами их знаете. В общем, так. Я понял, что вы уже устали. Нервничаете. И понял я, что россыпушек этих у нас – и мелких, и покрупнее – еще приличное количество имеется. Вот вам задача – три дня! За три дня сведите все известные нам – любые! хоть сколько-нибудь значимые запасы, в одну таблицу – с объёмами, с содержанием. Давайте составим простой перечень всех балансовых и забалансовых запасов! Затем, мы их поизучаем, поползаем по ним, доразведаем, где надо, и где у нас сомнения возникнут. Давайте посмотрим, что у нас есть! А уж расставить их по очерёдности отработки я как-нибудь сам постараюсь. Понятно? Три дня. Только перечень. Но, все разведанные запасы! Отделы у вас большие, народу работает много, вот и озадачьте подчинённых. Пусть хоть немного мозгами покрутят.

Головой подумают. Надо же нам, мужики, хоть самим-то знать – на чём мы «сидим» с вами. На каком золоте! А увалы, Дима, это ты здорово придумал. Пока вы составляете таблицу запасов, поползаю я по этим увалам. Поизучаю. А потом и с вами поделюсь.

Соображениями. Да и посоветуюсь с вами. Может и придумаем что. А? Все-то вместе! Да с вашими-то мозгами!

Всю последнюю неделю Георгий буквально ползал по исовским увалам. Сначала выбрал те, что покрупнее. Это увалы по правому берегу реки Ис.

«Ис» – это «Тень» по-вогульски. Река – тень! Когда-то по берегам её росли развесистые ивы, так, что вершинами соединялись от берега к берегу, смыкались над рекой раскидистыми ветвями, шатром висели над рекой. Вот и плавали вогулы на своих лёгких суденышках по речке «в тени». От этого и «Тень»! Ис!

Увалы действительно ископаны старателями. Частыми глубокими шурфами поражены увалы. Но ведь это и подтверждение, что есть здесь золото! Не рыли бы старатели землю понапрасну. Труд не лёгкий. Лопата, обушок, да вороток у старателя в руках были – вот и все механизмы. А у нас сейчас? Такая техника! Да мы подчистую всё это можем забрать! Переработаем да перемоем весь увал драгой. А воду – воду заведём! Построим продольную плотину, да не по увалу, а рядом, по границе выработки! Большие объёмы? Да, объёмы увеличатся. Зато и воду удержим, и увалы заберём сплошь, полностью подчистим не взятое когда-то, нам оставленное добрыми старателями золото.

А для надёжности – поставим на борту еще и насосную станцию. Будем подкачивать воду, пока драга лезет по склону увала, пока забирается на увал этот. Поднимать воду будем промежуточными плотинами. Три плотины по пять метров подъема – вот вам и все пятнадцать метров! И драга на увале!

Конечно, хорошо бы этот увал взять гидравликой. Но нет, не получится. Рядом большой водоем, в нем работает двадцать седьмая драга. Плотик увала значительно ниже уровня воды этого водоёма. Затопим гидравлику, как только углубимся землесосами ниже этого уровня. Нет! Гидравликой этот увал не взять!

Георгий для надежности, чтобы не ошибиться, поехал на увал с Буториным и Двининым – ведущими проектировщиками-горняками. Пусть подсчитают.

«Если моя задумка насчет объемов горной массы, количества золота, и времени отработки этого увала драгой подтвердится – срочно разработать проект! А уж работы мы с Синцовым организуем.

Это сколько же мы добавим для двадцать седьмой драги подготовленных запасов! Это ж лет на пять, не меньше! Мощность увала, если считать до «плотика» – это же метров двадцать! Ну, может и поменьше – на увале «плотик» наверняка «поднимется».