8

2007 год

Наконец-то Карл остался более или менее доволен. Все утро рабочие возились у него в подвале. Сам он пережидал в коридоре, время от времени заваривая кофе на сервировочном столике и успев выкурить изрядное количество сигарет.

И вот пол в так называемом кабинете начальника отдела «Q» украсился ковровым покрытием, ведерки с краской и прочее уложили в гигантские пластиковые мешки, дверь была возвращена на свое место в проеме, установлены телевизор с плоским экраном, электронная доска и простая доска для объявлений, полки заполнены его старыми юридическими справочниками, на которые кто-то, вероятно, мысленно уже наложил лапу. В кармане брюк звенели ключи от синего «Пежо-607», только что сданного разведывательным отделением полиции: оно не могло допустить, чтобы его работники разъезжали в составе королевского кортежа на машине с поцарапанным покрытием. Машина прошла только 45 тысяч километров и была передана в исключительное пользование отдела «Q». Подумать только, как шикарно такая красавица будет выглядеть на Магнолиеванген! Всего-то в 20 метрах от окна его спальни.

Со дня на день ему должны были прислать помощника. Во всяком случае, обещали. Карл велел освободить для него каморку на другой стороне коридора. Это помещение раньше служило для хранения списанных шлемов и щитов дежурного отряда, пришедших в негодность после беспорядков вокруг Молодежного дома, теперь же его оборудовали люминесцентными лампами и снабдили столом, стульями, шкафом для хранения ведер и швабр, которые Карл повыбрасывал из своего кабинета. Маркус Якобсен поймал Карла на слове и нанял уборщика, который должен был также выполнять всевозможные поручения, но поставил условие, чтобы тот также убирался и в остальной части подвала. Карл решил избавиться от подчиненного при первом удобном случае, и Маркус Якобсен наверняка об этом догадывался. Это была такая игра: кто возьмет верх и сможет что-то у другого выторговать. Так или иначе, а пока что Карл сидит в темном подвале, в то время как другие – наверху, с видом на Тиволи. Ты мне, я тебе – глядишь, и устанавливается баланс.

В час дня наконец пришли две секретарши и принесли дела. Они сказали, что здесь представлены только выводы следствия, и если ему для полноты картины потребуются другие относящиеся сюда документы, он может их затребовать. Таким образом, у него хотя бы появились посредники, через которых можно было вести диалог со своим прежним местом службы. С одной из секретарш, которую звали Лиза, приветливой светловолосой девушкой с немного неровными зубками, он с удовольствием завел бы и не только деловые контакты.

Он попросил обеих сложить свою ношу по краям стола и поинтересовался у светловолосой:

– Лиза, скажи, мне только померещился мелькнувший в твоих глазах кокетливый блеск или ты всегда так потрясающе выглядишь?

Темноволосая кинула на товарку такой взгляд, от которого сам Эйнштейн почувствовал бы себя дураком. Ей, вероятно, давно уже не приходилось слышать в свой адрес таких замечаний.

– Карл, дорогой, – как всегда, ответила светловолосая Лиза. – Блеск моих глаз предназначен только для моего мужа и детей. Когда ты это наконец усвоишь?

– Когда погаснет свет и вечная тьма окутает меня и весь мир, – ответил Карл. И это была не гипербола.

Еще не успев свернуть за угол, за которым была лестница, темноволосая уже начала нашептывать что-то на ушко своей напарнице, видимо давая выход досаде.

Первые два-три часа Карл даже не удосужился заглянуть в папки, но все же собрался с силами и пересчитал их: тоже ведь работа. Папок оказалось не меньше 40, но он не торопился их открывать.

«Спешить некуда. До пенсии еще 20 лет», – сказал он себе мысленно и для начала сложил несколько пасьянсов «Паук»: когда сойдется, он и начнет просматривать первую стопку.

На 20 каком-то пасьянсе зазвонил мобильник. Взглянув на дисплей, Карл увидел незнакомый номер: какой-то там на 35–45, копенгагенский.

– Слушаю, – сказал он, ожидая, что в ответ раздастся взволнованный голос Вигги. У той всегда находилась какая-нибудь добрая душа, которая давала свой телефон попользоваться. «Мама, да купи ты себе наконец мобильник! – возмущался Йеспер. – Это же просто с ума сойти можно: каждый раз просить соседей, чтобы тебя подозвали».

Но и голос, раздавшийся в трубке, оказался совершенно незнакомым.

– Здравствуйте! С вами говорит Бирта Мартинсен из клиники спинномозговых повреждений. Сегодня утром Харди Хеннингсен попытался втянуть себе в легкие стакан воды. С ним все в порядке, но он очень подавлен и спрашивал про вас. Не смогли бы вы сюда подъехать? Мне кажется, это бы ему помогло.

Им с Харди позволили остаться наедине, хотя женщина-психолог, очевидно, очень хотела послушать их разговор.

– Что, старина? Надоело все это? – сказал Карл и взял больного за руку.

Рука не была полностью неподвижна, Карл и раньше это замечал. Сейчас последние фаланги среднего и указательного пальцев немного согнулись, словно Харди хотел притянуть его ближе к себе.

– Что ты хочешь? – сказал Карл, склонившись над лежащим.

– Карл, убей меня! – прошептал Харди.

Карл выпрямился и посмотрел ему в глаза. У долговязого Харди глаза были небесно-голубые; сейчас их наполняли страдание, сомнение и горячая мольба.

– К черту! – прошептал Карл. – Я этого не буду делать. Ты встанешь. Встанешь и будешь ходить. У тебя же есть сын. Ему надо, чтобы ты вернулся домой. Ты понимаешь?

– Ему 20 лет, он справится без меня, – прошептал Харди.

Он был в полном сознании, с ясной головой и свою просьбу высказал всерьез.

– Не могу. Терпи, ты поправишься.

– У меня паралич, и это не лечится. Сегодня вынесли приговор. Ни черта я не встану.

– Как я понимаю, Харди Хеннингсен просил вас помочь ему уйти из жизни, – сказала женщина-психолог, надеясь вызвать Карла на откровенность.

В ее уверенном взгляде читалось, что ей не требуется ответа. Она не сомневалась в своей правоте, поскольку с такими вещами сталкивалась не впервые.

– Нет, не просил!

– Вот как?

– Тут совсем другое.

– Не могли бы вы тогда поделиться со мной тем, что он сказал?

– Да я бы с удовольствием. – Карл поджал губы и устремил взгляд на Хавневей. Вроде бы никто не смотрит. Даже странно.

– То есть вы не хотите?

– Вы бы покраснели, услышав это. Я не могу произнести такое в присутствии дамы.

– А вы попробуйте!

– Нет уж, лучше не буду.

9

2002 год

Мерета много слышала про маленькое кафе на улице Нансена, со странными чучелами зверей, но до сих пор ни разу там не бывала. В «Банкроте» висело жужжание приглушенных голосов; дружелюбный взгляд теплых глаз и ледяной бокал белого вина – все обещало приятный вечер. Но едва она успела рассказать, что собирается на следующие выходные с братом в Берлин, куда они ездят один раз в год, и что жить они будут в районе Зоологического сада, как позвонила домработница и сообщила: на Уффе что-то нашло.

На мгновение Мерета прикрыла глаза, чтобы справиться с разочарованием. Не так уж часто она позволяла себе принять приглашение на свидание. И тут, как назло, он все испортил!

Через час она уже была дома, невзирая на слякоть и скользкие дороги. Без нее брата трясло, и почти весь вечер он проплакал. Такое иногда случалось, если Мерета задерживалась. Уффе не разговаривал, поэтому нелегко было догадаться, в чем дело. Порой могло даже показаться, что в нем вообще отсутствует человеческое сознание. Однако это было не так, Уффе все прекрасно сознавал. Домработница явно растерялась и так расстроилась, что позвала на помощь.

Только когда Мерета отвела Уффе в спальню и надела на него любимую бейсбольную кепку, он перестал плакать. Но не успокоился до конца, взгляд его оставался тревожным. Она попробовала развлечь брата рассказом о кафе, полном посетителей, о необычных звериных чучелах. Рассказывая ему о своих мыслях и впечатлениях, она видела, как он успокаивается. Так она поступала, еще когда он был десятилетним. Его заставляло плакать нечто, всплывавшее из подсознания; там не было разницы между прошлым и настоящим, он по-прежнему оставался обыкновенным мальчиком, как до несчастья. Нет, не обыкновенным. Он был тогда удивительным мальчиком, чья голова была набита фантастическими идеями, и так много обещал в будущем. Но потом случилась беда.

В следующие несколько дней на Мерету свалилось столько дел, что она совсем закрутилась. И хотя ее мысли порой были заняты совсем другим, работу за нее все равно никто не мог сделать. В шесть часов утра она отправлялась на службу, а после напряженного трудового дня кидалась скорее в машину, чтобы в шесть часов вечера быть уже дома. На то, чтобы все обдумать и разложить по полочкам, просто не оставалось времени.

Поэтому, когда в один прекрасный день она увидела вдруг на своем рабочем столе большой букет цветов, это отнюдь не помогло ей собраться и настроиться на рабочий лад.

У новой секретарши был раздраженный вид. Она перешла сюда из ДСЮЭ[12], и там, по-видимому, гораздо строже относились к разграничению частной жизни и работы. Марианна на ее месте пришла бы в неописуемый восторг и носилась бы с этим букетом, будто с полным набором королевских регалий. От новой секретарши, как видно, и впрямь не дождешься сочувствия в том, что касается личных дел. Но, может, оно и к лучшему.

Три дня спустя Мерете прислали телеграмму-валентинку. Валентинку она получала впервые в жизни, и это вызвало у нее чувство неловкости, тем более что 14 февраля миновало две недели назад. На открытке было изображение губ и надпись по-английски: «Люблю и целую Мерету». Секретарша вручила ей это послание с негодующим лицом.

Внутри было написано: «Нужно поговорить!»

Прочитав это, Мерета еще некоторое время держала открытку в руке и качала головой, глядя на нарисованные губы.

Мысленно она унеслась назад, к тому вечеру в «Банкроте». Вспомнить об этом было приятно, однако она подумала, что со всей этой чепухой нужно как можно скорее покончить, пока это не зашло слишком далеко.

Прикинув, что и как она скажет, Мерета набрала номер его телефона и стала ждать, когда заработает автоответчик.

– Привет, это Мерета, – сказала она спокойным голосом. – Я долго об этом думала, но поняла, что ничего не получится. Работа и брат отнимают у меня слишком много времени. Тут, по-видимому, никогда ничего не изменится. Я искренне сожалею об этом. Прости!

Затем она взяла со стола свой еженедельник и вычеркнула номер, по которому только что говорила.

Тут как раз в кабинет вошла секретарша и остановилась у письменного стола. Когда Мерета подняла голову и взглянула на нее, та улыбалась такой улыбкой, какой Мерета никогда раньше у нее не видела.

Он ждал, стоя без пальто на крыльце во дворе Риксдага. Холод был собачий, и по его лицу было видно, что он продрог. Несмотря на разговоры о парниковом эффекте, погода не позволяла долго находиться на улице. Не обращая внимания на фотографа, который только что вошел во двор с площади, он смотрел на нее с мольбой. Мерета попыталась увлечь его в помещение, тянула за собой, но у нее не хватало сил сдвинуть с места такого крупного мужчину.

– Мерета! – тихо сказал он, беря ее за плечи. – Не делай этого! Я этого не вынесу.

– Мне очень жаль, – сказала она и отрицательно качнула головой.

Его взгляд вдруг изменился: в глазах опять проступило то темное, глубоко затаенное, что вызывало у нее беспокойство.

Фотограф у него за спиной поднял камеру. Этого еще не хватало! Сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы их сфотографировал репортер какой-то бульварной газетенки.

– К сожалению, я ничего не могу поделать, – крикнула она на бегу, направляясь к своей машине. – Это совершенно невозможно.

Когда за едой сестра вдруг начала плакать, Уффе взглянул на нее удивленно, да и только. Он так же неспешно, как всегда, подносил ложку ко рту, улыбался при каждом глотке, смотрел, не отрываясь, на ее губы, но сам был где-то далеко.

– Черт побери! – воскликнула она сквозь слезы, стукнула кулаком по столу и бросила на Уффе недобрый взгляд.

Ее душу заполняла досада. К сожалению, с некоторых пор это случалось все чаще.

Проснувшись, она отчетливо помнила свой сон. Воспоминание было так живо, так драгоценно и так ужасно!

Утро тогда выдалось дивное. Небольшой морозец и немного снежку – как раз столько, сколько требуется, чтобы поддерживать праздничное настроение. Жизнь в них так и играла. Мерете – 16 лет, Уффе – 13. Мама и папа после прошедшей ночи поглядывали друг на друга и мечтательно улыбались: с того момента, когда стали загружать вещи в багажник, и до тех пор, когда все это кончилось. Утро перед сочельником – чудесные слова, от которых в душе поднималась радость. Столько приятных ожиданий! Уффе говорил, что мечтает получить проигрыватель для компакт-дисков. Это было последнее в его жизни желание, которое он изложил на словах.

Отправились в путь. Все радовались, дети смеялись. Там, куда они ехали, их с нетерпением ждали.

Мерета и Уффе сели сзади. Брат был тогда на 20 килограммов легче ее, он толкался и возился, как резвящийся щенок. Мерета в ответ тоже толкалась, сняла свою перуанскую шапочку и шлепнула его по голове. С этого момента шутливая борьба перешла допустимую грань, и на повороте лесной дороги Уффе совсем развоевался. Мерета обхватила его руками и попыталась заставить сидеть смирно. Он брыкался, визжал и вскрикивал, веселясь от души, и Мерета удерживала шалуна изо всех сил. Папа, улыбаясь, обернулся и протянул к ним руку; в этот миг Мерета и Уффе подняли головы и посмотрели вперед. Их машина совершала обгон. Прямо перед ними ехал «Форд Сиерра» красного цвета с серыми от соли боками: впереди мужчина и женщина средних лет, оба смотрят на дорогу, сзади тоже мальчик и девочка. Дети в обеих машинах стали строить друг другу рожи. Коротко стриженный мальчик был года на два моложе Мереты. Он поймал ее веселый взгляд, когда она отталкивала руку отца; она снова со смехом взглянула на мальчика и, только заметив, как изменилось выражение его лица, поняла, что ее отец потерял управление. На секунду в Мерету впились полные ужаса голубые глаза чужого мальчика и тут же пропали.

Скрежет металла о металл, одновременно вылетают раздавленные боковые стекла другой машины. Дети в той машине повалились на бок, а на Мерету полетел Уффе. Сзади раздался звон, впереди по лобовому стеклу разбежались трещины, полетели осколки. Которая из двух машин поломала придорожные деревья, Мерета не успела заметить, но тело Уффе швырнуло вперед, так что ремень безопасности чуть его не задушил. Затем раздался оглушительный грохот – сначала со стороны чужого автомобиля, затем их собственного. Кровь на обивке и передних стеклах смешалась с землей и снегом; ветка вонзилась в ногу Мереты. Сломанное дерево ткнулось в днище машины, и на секунду девочку подбросило. Грохот их машины, рухнувшей носом на шоссе, слился с пронзительным скрежетом со стороны «Сиерры», которая врезалась в дерево и снесла его. Затем машина резко перевалилась на ту сторону, где сидел Уффе, и въехала в заросли на другой стороне. Одна рука у него торчала кверху, а ноги оказались зажатыми поверх вывернутого сиденья, где раньше находилась мама. Маму и папу она вообще не видела. Она видела только брата.

Проснулась Мерета оттого, что сердце сильно колотилось – до боли в груди. Все тело заледенело и покрылось холодным потом.

– Мерета, прекрати, – громко приказала она себе и сделала глубокий вдох, набрав в грудь столько воздуха, сколько могли вместить легкие.

Схватилась за сердце и попыталась прогнать приснившееся видение. Только во сне она вспоминала случившееся с такой ужасающей ясностью. Когда все происходило наяву, она не замечала деталей – у нее оставалось только общее впечатление. Свет, крики, кровь и тьма, затем снова свет.

Мерета еще раз перевела дыхание и повернулась. Рядом на кровати спал Уффе и дышал с присвистом. Лицо его было спокойно. По крыше тихонько шелестел дождь.

10

2007 год

– Добрый день, меня зовут Ассад, – произнес незнакомец, протягивая Карлу волосатую цепкую руку.

Карл не сразу вспомнил, где находится и кто это с ним говорит. Прошедшее утро не принесло ничего вдохновляющего; честно говоря, он мирно вздремнул, задрав ноги на стол и уткнувшись подбородком в грудь, со сборником кроссвордов судоку на животе.

Спустив онемевшие ноги на пол, он уставился на возникшего перед ним смуглокожего мужчину. Тот выглядел старше Карла и определенно не был его земляком.

– Ладно, Ассад, – лениво откликнулся Карл.

Ассад так Ассад, какая разница!

– Ты – Карл Мёрк. Так написано у тебя на двери. Мне сказали, что я буду тебе помогать. Это так?

Прищурившись, Карл всесторонне обдумал услышанное. Помогать?

– Да. Надеюсь, что так, – ответил он наконец.

За что боролся, на то и напоролся! Сейчас до Карла впервые дошло, что и на него самого присутствие в конторе этого коренастого существа накладывает известные обязательства. С одной стороны, помощника нужно чем-то занять, а с другой – придется и самому в некоторой мере чем-то заниматься. Пожалуй, это было необдуманное требование! Теперь, когда на Карла пялится помощничек, он больше не сможет тянуть время. Раньше он думал, что все просто: сам он будет подремывать, отбывая положенные часы, а подчиненный пусть возится со всякими делами – тут ведь надо и полы помыть, и кофе заварить, и прибрать, и разложить что-нибудь по папкам. «Уж чем заняться, всегда найдется», – думал Карл еще недавно. И теперь вот этот тип сидит тут уже не первый час и пялится в пространство, то и дело зыркая на Карла своими глазищами: работа вся переделана и больше ничего нет. Даже специальная литература за спиной у Карла расставлена на полках по алфавиту, и все папки украсились номерами на корешках – бери и пользуйся! Со всеми этими делами помощник управился за два с половиной часа. И что дальше?

«Моя бы воля, – подумал Карл, – отпустил бы его домой, и дело с концом».

– Есть у тебя водительские права? – спросил он в надежде, что Маркус Якобсен упустил из виду это условие и тогда можно будет все переиграть по новой.

– Я умею водить такси, и личный автомобиль, и грузовик тоже, и Т-55, а также танк Т-62, и бронетранспортер, и мотоцикл двухколесный и с коляской.

Тогда Карл надумал занять его чтением: пусть просвещается. Протянув руку, он вытащил с полки первую попавшуюся книгу: это оказался «Справочник криминалиста» за авторством инспектора полиции А. Хаслунда. Ладно, сойдет.

– Когда будешь читать, Ассад, обращай внимание, как строится каждое предложение! Так можно многому научиться. Тебе приходилось читать по-датски?

– Я читал все газеты, и Конституцию, и все остальное.

– Все остальное? – переспросил Карл.

Да, нелегкая попалась задачка!

– Может быть, ты и судоку любишь решать? – спросил он тогда и протянул Ассаду свой сборник.

К концу этого дня у Карла разболелась спина: теперь он не мог свободно развалиться на стуле. Зато кофе, приготовленный Ассадом, оказался потрясающим: он победил сонливость, кровь быстрее побежала в сосудах, и под влиянием этих факторов Карл наконец принялся за папки.

Некоторые дела он и без того знал вдоль и поперек, но большая часть пришла из других полицейских округов, а часть и вовсе относилась ко времени до его поступления в уголовную полицию. Объединяло их то, что на их расследование были затрачены значительные ресурсы и к ним было привлечено большое внимание средств массовой информации, а в ряде случаев дело касалось граждан, пользовавшихся широкой известностью. Кроме того, расследование всех этих дел в итоге привело в тупик, в котором терялись все следы.

В грубом приближении их можно было рассортировать на три категории.

Первая и самая большая включала дела об убийствах различных типов, где в ходе расследования были выявлены вероятные мотивы, но так и не удалось выйти на убийцу.

Во вторую группу также входили дела об убийствах, но уже более сложного характера. Иногда трудности возникали с определением мотива, а порой присутствовало несколько жертв. Иногда до суда доходили пособники, но не главные преступники, и порой сам факт убийства был связан с каким-то элементом случайности. В этом типе дел удачный исход расследования иногда мог зависеть от удачного стечения обстоятельств: случайный прохожий, ставший свидетелем, средства передвижения, использованные в других преступлениях, донос, вызванный посторонними причинами, и тому подобное. Без удачи такие дела трудно поддаются раскрытию.

И наконец, третья группа представляла собой мешанину из дел об убийстве или предполагаемом убийстве, связанном с похищением человека, изнасилованием, поджогом, разбойным нападением, вызвавшим смерть жертвы, где присутствовал элемент экономических преступлений, а также нескольких дел с политическим оттенком. Это были дела, в которых полиция потерпела неудачу, а также некоторые, в которых правовое сознание дало серьезный сбой. Младенец, исчезнувший из коляски, старик, задушенный в своей квартире. Владелец фабрики, тело которого было обнаружено на кладбище в Карупе, или, например, дело о женщине-дипломате в Зоологическом саду. Хотя все в душе Карла этому противилось, он вынужден был признать, что предвыборное рвение Пив Вестергор было не только борьбой за избирательские голоса: настоящего политика ни одно из этих дел и впрямь не могло оставить равнодушным.

Он закурил новую сигарету и покосился на сидевшего напротив Ассада. Нечего сказать – спокойный человек. Если он способен, как сейчас, заниматься своими делами, то они, возможно, и сработаются.

Карл уложил папки в три стопки и взглянул на часы. Если еще полчаса посидеть, сложив руки и закрыв глаза, то потом можно и по домам.

– Что это за дела у тебя тут лежат?

Слегка приподняв веки, Карл взглянул на Ассада сквозь ресницы. Держа в руке «Справочник криминалиста», помощник склонился над его столом. Судя по пальцу, заложенному между страницами, Ассад довольно-таки далеко продвинулся в изучении книги. Или просто картинки просмотрел, как многие делают.

– Ты нарушил ход моих размышлений, – изрек Карл, подавляя зевоту. – Но раз уж так, то скажу: это дела, над которыми нам предстоит работать. Старые дела, от которых отказались другие. Понимаешь?

– Очень интересно, – произнес Ассад, подняв брови и взяв из стопки верхнюю папку. – Никто не знает, кто это сделал, или вроде того, да?

Вытянув шею, Карл взглянул на часы: еще нет и трех. Тогда он взял папку и посмотрел на нее:

– Этого дела я не знаю. Что-то связанное с раскопками на острове Спрогё во время строительства моста через Большой Бельт. Они нашли в земле труп, и дальше стоп. За дело взялась полиция Слагельсе, но так ни до чего и не доковырялась.

– Они не доковырялись? И это идет в первую очередь?

Карл посмотрел на него с недоумением.

– Имеешь в виду, с него ли мы начнем нашу работу?

– Ну да. Оно будет первое?

Карл нахмурился: что-то многовато вопросов.

– Сначала я должен хорошенько ознакомиться со всеми делами, а потом уж решу, с чего начинать.

– Это что – очень секретно? – спросил Ассад, аккуратно укладывая папку на место.

– Эти дела-то? Да. В них вполне могут оказаться вещи, не предназначенные для посторонних глаз.

У смуглого помощника сделался вид мальчика, которому отказались купить мороженое, но которому прекрасно известно, что если постоять так подольше, то это поможет. Взаимное разглядывание затянулось, и Карл наконец смутился.

– Ну что? – спросил он. – У тебя какой-то конкретный вопрос?

– Раз уж я тут работаю, то если я пообещаю, что буду хранить тайну и никому ничего не скажу, ты разрешишь мне посмотреть эти папки?

– Ассад, это же не твоя работа!

– Но другой-то у меня сейчас нет. Я дочитал до сорок пятой страницы, и в мою голову больше ничего не лезет.

– Вот как?

Карл огляделся, надеясь отыскать занятие если не для головы, то хотя бы для мускулистых рук Ассада, однако и сам видел, что делать тут нечего.

– Ну ладно! Если ты клянешься всем святым, что ни под каким видом ни с кем, кроме меня, не будешь говорить о прочитанном, то изволь, если хочешь. – С этими словами он пододвинул к Ассаду крайнюю стопку. – Здесь дела трех разных категорий, так что смотри не перепутай. Я долго и тщательно продумывал систему их классификации. И помни: ни с кем, кроме меня, об этих делах не разговаривать!

Карл повернулся к компьютеру, но вспомнил:

– И еще одно! Это мои дела, и я очень загружен работой. Сам видишь, сколько их тут. Так что, пожалуйста, не рассчитывай, что я буду их с тобой обсуждать. Тебя взяли на работу, чтобы ты следил за чистотой и варил мне кофе. Когда тебе нечем заняться, я не против – читай, если хочешь. Но это не имеет никакого отношения к твоим рабочим обязанностям. Договорились?

– Договорились. – Ассад постоял секунду, поглядывая на среднюю стопку. – Как я понимаю, в папках, которые лежат отдельно, особенные дела. Я возьму три сверху. Я не перепутаю стопки. Буду держать их в своей комнате. Когда они тебе понадобятся, ты только крикни, и я сразу их верну.