Николай ЮТАНОВ
      АМАНЖОЛ
      Человек - не завершение, а начало.
      Мы живем в начале второй недели
      творения. Мы - дети Дня восьмого.
      Торнтон Уайлдер
      Южный ветер ударил в створки купола, когда развернулись на Единорог. Сразу захотелось обратно в кунг, к печке, к чаю.
      Толя поднял голову от пульта управления. Телескоп еле заметно кренился вниз. Из створок мерцал размытый глаз Акубенса.
      - Хорош! - сказал Сакен. - Есть.
      - Крайнюю слева, - крикнул Толя. Он сунул задубевшие руки под теплую струю вентилятора, обдувающего перья самописцев.
      - Фильтры "эр" и "джи", - сказал Сакен, поворачивая ручку фотометра. Верхнее перекрестье. - Он помолчал и добавил: - Изображения плохие. Звезды, как блямбы.
      - Опять "козлы", - сказал Толя. - Ну как пишет!
      Перо самописца кинулось влево, принялось чертить дугу, затем упало к нулю.
      - Иссяк сигнал, - сказал Толя. - Погасла, родная. Что делать будем?
      - Покурим, - предложил Сакен. - О! Без четверти двенадцать.
      Толя остановил протяжку лент, нажал кнопку на пульте. С жужжанием опустились лепестки, защищающие зеркало телескопа. Закрылись створки купола. Слезший с лестницы Сакен поставил на пульт коробку с фильтрами и выключил часовое ведение телескопа.
      Они спустились по лестнице. Толя посмотрел на юг. Небо словно подернулось дымкой. Растопыренный четырехугольник Ориона, опоясанный ярким мечом, светил слабо, звезды раскинули неровные ореолы.
      - Славное небо, - сказал Толя.
      Свежий предновогодний снег хрустел под валенками. Южный ветер вскидывал снежные хлопья, крутил их в свете висящего над дизельной фонаря. Тускло отсвечивали тридцатиметровые опоры недостроенного телескопа. Рядом дремал подъемный кран, уткнув решетчатый хобот в гору железной арматуры. Также недоделанная гостиница совсем терялась рядом с чудовищем нового телескопа. Только темные стекла поблескивали в узких окнах-бойницах.
      - Колется морозец, - сказал Толя, надвигая шлем на лоб. - В столовую пойдем?
      - Скоро Новый Год, - сказал Сакен. - Клем уже там.
      Они ввалились в прихожую, когда до Нового Года осталось меньше пяти минут.
      - Дверь закройте! - закричала Ирка.
      - Ну што, нет неба? - спросил Клем.
      - Ме-е-е, - сказал Толя, скидывая полушубок.
      - И правильно, - сказала Ирка. Она появилась из кухни с двумя чайниками в руках. - Новый Год надо под елкой встречать.
      - Вот пришли, - сказал Сакен.
      - Телевизор не работает? - спросил Толя.
      - Не-а, - сказал Толик-дизелист и засмеялся, - ты у нас будешь заместо телевизора.
      - Шестаков! - сказала Ирка. - Ты кисель разлил?
      - Разлил, разлил, Семеновна, - сказал Толик-дизелист. - Вон - на полу под елкой.
      Клем уселся за стол и сказал:
      - Сейчас ударит... ой, ударит...
      - Да, давайте скорее, - сказала Ирка.
      Погасили свет, зажгли свечу. Часы на стене затрещали и выдали первый удар. Толя поднял свою кружку с киселем. Напротив Ирка беспокойно переводила выпуклые глаза с часов на свечу. Клем нюхал кисель. Толик-дизелист ждал двенадцатого удара, с присвистом затягиваясь сигаретой, воткнутой в длинный мундштук. Сакен откинулся на стуле, поставив кружку на колено. Часы ухнули последний раз.
      - С Новым Годом, - сказал Клем.
      - С Новым Годом! - сказала Ирка.
      Забрякали жестяные кружки.
      - Ух, пробирает! - сказал Толик-дизелист и засмеялся. Мундштук вскинулся вверх и задрожал.
      - Ну что, Толя, - сказала Ирка, - у вас в Ленинграде небось не так Новый Год встречают? С "Шампанским"?
      - Мы под Новый Год в лес уходим, - сказал Толя. Он постучал по кружке, вытряхивая последние капли киселя. - А там - крутой чай, да картошка с тушенкой.
      - Ну это мы тебе обеспечим, - сказала Ирка.
      - Плюс гитара.
      - А гитарой ты нас обеспечишь, - сказал Клем.
      - Ира, я чаю налью? - спросил Сакен.
      Ирка взялась разливать чай:
      - В первый раз так Новый Год встречаю: при свече, с гитарой и чаем. У нас в поселке - ого-го! - так навеселишься, что утром номер года не вспомнить.
      Толя покрутил инструмент за кривые колки, подергал за струны и спросил:
      - Что происходит на свете?
      - Вот, - сказал Клем. - Давай что-нибудь блатное.
      - Клем, - сказал Сакен, - я твою книжку почитаю.
      Он взял из-под елки "Все чудеса в одной книге" и ушел в соседнюю комнату.
      - Чего это он? - спросил Клем.
      - Ну, не любит человек, - сказал Толик-дизелист.
      - Тихо вы, мужики, - сказала Ирка. - Давай, Толя.
      Толя спел "Диалог".
      - Когда я на Целине был, - сказал Толик-дизелист, - у нас тоже парень здорово пел. Но то больше военные были. "Темная ночь", "В далекий край..."
      - Можно и военные, - сказал Толя. - Но Новый Год все-таки. - Он опять подергал струны. - Споем и военные.
      Клем оторвал кусок лепешки и макнул его в сахар.
      - Правильно, - сказал он, - у вас в Ленинграде какой-то товарищ появился. У него песни есть хорошие.
      - Розенбаум? - спросил Толя.
      - Не знаю, - сказал Клем, глотая, - наверное.
      - Кстати, хотите, случай расскажу, - сказал Толик-дизелист. Он всадил в мундштук новую сигарету. - Это тоже, когда я на Целине был. Я в ночь на бульдозере работал, а днем спал. Ну вот, просыпаюсь - кто-то ведром брякает. А это уборщица - молодая такая баба, лет двадцати пяти...
      - Ну, поехал Шестаков! - сказала Ирка.
      - ...и шасть ко мне в кровать. Ты, говорит, парень, не бойся, я на тебя претендовать не буду.
      - Ну и как? - с интересом спросил Толя.
      - Меня комендантша спасла, - захохотал Толик-дизелист, - в дверь застучала, а потом все расспрашивала: "Что это вы запираетесь?" - Он улыбнулся. - Пацан был, мальчишка. Я из-за этой Целины на год позже в армию пошел. А знаешь, как по душе дерет, когда твой год в дембель, а ты остался?
      - Не служил, - сказал Толя. - Военная кафедра.
      - Мужики, еще киселя? - спросила Ирка.
      - Эх, Семеновна, - сказал Толик-дизелист, - как приятно смотреть, когда ты в платье, а не в штанах.
      - Ты меня утешаешь, - сказала Ирка.
      Резко брякнуло оконное стекло.
      - О! Гости, - сказала Ирка.
      - Дед Мороз это... дед Мороз, - сказал Клем вставая, - или гуманоид какой-нибудь.
      Он открыл окно. Ветер плеснул в столовую холодом. Из белого снежного дыма вылезла длинная рука, отпихнула Клема, и что-то мохнатое перевалилось через подоконник. Толя со звоном отбросил гитару и вскочил.
      - Е... - только и сказал Толик-дизелист. Он стряхнул с рубашки кисель и встал.
      Гость был одет в блестящий диско-костюм и обут в босоножки поверх толстых онучей. Единственным мохнатым местом у него был затылок, заросший сальными черными волосами. Гость подтянул расползающиеся колени, выставив затянутый глянцевой тканью зад.
      - Вы к кому? - спросила Ирка. Она выпучила глаза и часто моргала, словно увидала мышь в борще.
      Гость наконец сгреб конечности и встал. Правой рукой он сжимал ручку черного автомата с непомерно длинным магазином.
      - Я ни к кому, - сказал гость. Он оглянулся. Тонкогубый рот вычертил на лице улыбку. - Я от кого... - Он отвернулся и захлопнул окно.
      - А, собственно говоря... - сказал Клем и замолчал.
      - Можно я где-нибудь посплю? - спросил гость. - А то от усталости вот это роняю. - Он потряс оружием.
      - Может, поедите? - сказала Ирка. Она встала и махнула в сторону стола. - Супа или плюшек?
      - Не-не-не... - сказал гость. - Спать... мне спать... мы сплю... черт побери: я еще и язык расцарапал. - Гость запустил в рот палец.
      - Кровать в комнате, - сказал Клем, - но там Сакен читает.
      - Книга - источник... - сказал гость. Он вытащил палец и перехватил автомат за антабку. - Я не помешаю. Я тихо.
      Покачиваясь и трогая дверную раму, проковылял в коридор. "Спят усталые игрушки..." - запел он за стенкой.
      - Веселый мужик, - сказал Клем, возвращаясь за стол. - Гуманоид.
      - Да, - сказал Толя, - на деда Мороза не тянет.
      - Он шо, - сказала Ирка, - в тапочках и джинсах в гору шел?
      - Нет, - сказал Толик-дизелист, - он их в руках нес, а под окном одел.
      - Может, он с метеостанции?
      - Ага, - сказал Толик-дизелист, - из автомата они ветер делают и от снежных мужиков отстреливаются.
      - А может, он сам - снежный мужик, - сказала Ирка. - Ой, чего-то выпить захотелось!
      - Кисель трескай, Семеновна, - озабоченно сказал Толик-дизелист.
      - А что, - сказал Клем, - нормально: Тянь-Шань, три тысячи метров над морем. Все условия для йети.
      - В горах все бывает, - мудро сказал Толя. - Когда я летом приезжал, к нам в кунг чабан ввалился. Толстый такой, мощный и пьяный в дупель. И что-то мне втолковывает. А я - ни слова. А он: "кгб... кгб... кгб..." Я думал, слово какое-то по-казахски, к Сакену его свел. Тот и объяснил: у чабанов - праздник, ну а один вроде как перехватил лишнего, ружье взял, сообщает: "У меня - двести тысяч! Да я..." - и в людей палить. Двоих ранил. Так наш чабан на коня и к нам: в КГБ спросить, откуда у людей такие деньги...
      Ирка коротко хохотнула:
      - Значит, он из КГБ.
      - Это точно, - сказал Толик-дизелист и с шорохом надкусил плюшку. - Он так торопился, что только автомат взял, а штаны переодеть не успел.
      - Джеймс-Бондов ловит, - поддержал Толя. - У нас есть Джеймс-Бонды?
      Клем улыбнулся:
      - Ничего, проспится парень и все расскажет.
      В коридоре хлопнула дверь, и кто-то нежным голоском спросил:
      - Тук-тук, можно к вам?
      - Можна-а, - протянула Ирка.
      Толя вскочил и выглянул в коридор. Там толклись двое - миловидная невысокая женщина вытряхивала из коротких волос снег, а лысоватый, плотный, как кирпич, военный вышагивал из шинели. Женщина подняла голову и улыбнулась:
      - Здравствуйте, милый, с Новым Годом!
      - Здрассте, вас так же, - сказал Толя, ошеломленно разглядывая гостью.
      Мороз успел только наярить ей щеки и уши да ущипнуть до синевы кончик носа. В остальном проблема холода ее не затрагивала: свободное красное платье открывало руки до плеч и ноги до колен. На ногах - кроссовки, на голове - элегантный пепельный кавардак с коричневым панк-пятном под "Сикрет-Сервис". В неглубоком вырезе платья висел крошечный кубик Рубика. Завершала конструкцию перетянутая проволокой безобразно большая коробка в руках.
      Женщина подошла к Толе и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку, окончательно выводя из строя ударной волной загадочных ароматов. Она прошла в столовую и сказала:
      - Здравствуйте, с Новым Годом!
      Клем с Толиком-дизелистом загудели что-то в ответ.
      Военный наконец выбрался из валенок. Он сунул нос в умывальник и, убедившись, что воды достаточно, с видимым удовольствием принялся мылить руки, насвистывая развеселый фоке.
      Толя оглянулся. Женщина с улыбкой что-то втолковывала Ирке, развязывая проволоку на коробке. Вот она подняла крышку, и из-под картонки показался шоколадный торт размером с мини-мотороллер.
      - Герман Олегович, - сказали над ухом у Толи.
      Он испуганно оглянулся и пожал упругую, как ветчина в оболочке, руку военного. Регалии на его плечах и груди Толе были незнакомы. Что-то типа кубинских знаков отличия. Или британских.
      - Пойдемте есть торт, - предложил военный, потирая руки. - Наша Лика самый крупный тортовый специалист. - Он засмеялся, побрякивая то ли деньгами, то ли ключами в карманах.
      - Ребята, - сказала Лика, - Толя, Герман, мы уже начинаем.
      После четвертой кружки чая Толик-дизелист спохватился:
      - Ладно, надо бы дизель посмотреть.
      Он вытер крем со щек и вышел.
      Ирка сидела насупившись и хмуро сосала потухшую "Астру".
      - Герман, а сюда, на Аманжол, вы как попали? На машине?
      Военный перестал облизывать пальцы.
      - На машине. Правда, пурга разгулялась, но добрались хорошо. Верно, Лика?
      Лика кивнула.
      - А "Аманжол" - это что? - спросил военный.
      - Пожелание какое-то по-казахски, - сказала Лика.
      - В добрый путь, - сказал Толя.
      - Ага, - сказал военный.
      Лика отложила ложку и, отодвинувшись от стола, вытащила из сумки пачку длинных, как коктейльные трубочки, сигарет.
      - С фильтром? - обрадовалась Ирка.
      Лика протянула ей пачку. Они задымили.
      - Это просто прекрасно, - сказала Лика. - Так хорошо мне никогда не было.
      Ветер за окном с треском влепил снежок прямо в стекло. Лика зябко повела плечами.
      - Всюду холод, - сказала она, - а здесь - тепло.
      - Лика, - сказала Ирка, - может, вы пирожков с картошкой хотите?
      - А есть? - жадно спросила гостья. - Несите, Ирочка!
      Ирка потопала в кухню.
      - Лика, - сказал Толя, - а этот, в тапочках, с тобой приехал?
      - В тапочках? - удивилась Лика.
      - Такой грубиян и с автоматом, - сказал Клем, разрабатывая торт.
      - Ох-ты-бох, - сказала Лика, - Герман, похоже, Пулеметчика тоже сюда принесло.
      Военный махнул рукой.
      - Лапушки вы мои, - сказал из двери заспанный голос, - вот не ожидал!
      Пулеметчик ввалился в столовую и рухнул на стул. Автомат был при нем.
      - С вашего позволения, - Пулеметчик отправил в рот часть праздничного угощения. - Это просто здорово, что вы здесь. Нет, ну просто обалдеть.
      Лика усмехнулась. Герман довольно засмеялся и расстегнул китель. Ирка принесла блюдо с пирожками.
      - Премного... премного... - прожевал Пулеметчик. - Замечательная картошка.
      Он отодвинул кружку и, бубукая под нос песенку, начал разбирать автомат и раскладывать части на столе.
      Опять бухнула дверь.
      - Это я, - сказал Толик-дизелист. - Но чего я принес!
      - Чего? - спросила Лика.
      - Вот, смотрите, - сказал Толик-дизелист, - сидело возле дизеля и просило солярки.
      Все, кроме Пулеметчика, вытиснулись в коридор. В ведре с соляркой плавал блестящий фиолетовый каравай с ямкой на макушке, вероятно, для солонки.
      - Так это же Клякса, - сказал военный, - делов-то.
      - Клякса, а солярку любит, - сказал Толя.
      Лика засмеялась:
      - Ну, от нашего торта она, думаю, не откажется.
      Толя взглянул на Лику и сказал:
      - Колокольчик зазвучал, переливом трогая...
      Лика хитро посмотрела на него.
      Клякса перевалилась через край ведра, плюхнулась на пол и, мягко шлепая ложноножками, потекла в столовую.
      - Давай-давай, красавица, - сказал Толик-дизелист, подгребая ее кирзовым сапогом. - Вы уж ей тогда и чаю налейте.
      - Клякса, борщ будешь? - спросила Ирка из кухни.
      - Будет, - сказал Герман. - Славный ты человек, Ирка. - Он двинулся в кухню. - Давай мы с тобой омлет заделаем. По-нашенски.
      - Давай-давай, Герман, - сказала Ирка, - вот - плита, вон - сковородка.
      - Экая ты неловкая, - сказал из столовой Пулеметчик, - ну, сейчас подсажу. Ложку крепче держи... и хлебай, хлебай.
      - Черт тебя задери, - шипел Толик-дизелист, заливая солярку в печь, фильтр засорился - вонь будет.
      - Как нету венчика?! - шумел на кухне Герман.
      - Слушайте, комета такой бублик выпустила, - втолковывал Клем то ли Пулеметчику, то ли Кляксе. - И - нет гидроксила!
      Лика стояла в коридоре, прижав руки к груди. Она повернулась к Толе. Зеленые глаза потемнели. Губы вздрагивали.
      - Чудо, - сказала она, - просто чудо. Такого не бывает! Не может быть.
      Она обхватила Толю за шею и уткнулась лицом в свитер. Толя неловко повернулся и осторожно обнял ее за плечи. Лика подняла лицо и, приставив пальцы к бровям, сказала:
      - Вот тут болит. Говорят, здесь у людей слезные железы.
      - Что? - сказал Толя.
      Лика промолчала. Толя почувствовал, как свитер на груди нагрелся от ее дыхания.
      - Не хулиганьте, молодой человек, - пробубнила она, - отпустите меня, в конце концов.
      Толя сунул руки в карманы.
      - Герман! Хочу омлет! - капризно закричала Лика.
      - Несу, мой генерал, - сказал Герман, выталкивая из кухонной двери сковороду со шкворчащим омлетом. - Съедите сразу? Или успеем донести до стола?
      - Донести, - томно сказала Лика, закатывая глаза. - Ты - ее, - она показала Герману на сковородку. - А ты - меня...
      Толя улыбнулся, протер пальцем усы и, ухнув, взвалил Лику на плечо.
      - Толя, это неприлично, - заорала Лика.
      - Зато чертовски удобно, - сказал Толя, выгружая ее на стул под елкой.
      Ирка разрубила омлет, все загремели ложками, пошучивая в Толин адрес. Только Клякса устало растеклась по стулу, свесив прозрачные ложноножки вниз. С одной из них закапали фиолетовые чернила, источая карамельный запах.
      - А Кляксы - это кто? - тихо спросила Ирка у Германа.
      - Да парни как парни, - сказал тот. - В пехоту не годятся: ленивы, нерасторопны, неряшливы. Животные там всякие заводятся сразу. Запахи. А вот в электронике - смыслят. И бой рассчитать, групповой ракетный удар подготовить. Тут они незаменимы.
      Лика нахмурилась. Она отодвинула недоеденный омлет и закурила.
      - Потом, пишут хорошо, - сказал Герман, вытирая руки носовым платком, стихи там, романы. Играют неплохо на этом, как его...
      - Терменвоксе, - сказала Лика. Голос ее звучал очень недружелюбно.
      - Ну да, - сказал Герман. - И уж кто-кто, а Кляксы знают, что почем. Прохиндеистые, к деньгам жадные. Умеют пристроиться на непыльную денежную работенку: писать, рисовать, седалищную ложноножку развивать на научном стуле. Друг за друга горой - соорганизовались... - Он развеселился. - Я такой анекдот знаю! Приходит муж домой, а жена - вся фиолетовая...
      - Ирка, - сказала Лика, - ты что, ему выпить дала?
      - Не-а, - сказала Ирка. Она испуганно посмотрела на Лику.
      - Я дал, - сказал из угла Толик-дизелист, язык у него за что-то слегка цеплялся. - Мы лежневский прибор разобрали. У него там в трубке всегда спирт натекает.
      - Кретин, - сказала Лика. От злости у нее покраснели белки глаз. - Оба кретины. Заткнись, Герман!
      - С чего бы это? - Военный откинулся на стуле, выпятив живот, туго вбитый в зеленую корзину брюк. - Чтобы этот трепанг не расстраивался? Чтобы его мозги не гнили от переживаний?
      - Замолчи, - тихо сказала Лика.
      Герман выкатил нижнюю губу:
      - Ага. Жалеешь ее. Мне всегда казалось, что какое-то яблочко на твоем родословном древе пахнет карамелью.
      Лика с остервенением бросила в него пустую кружку. Кружка ударилась в стену и с грохотом проскакала по полу.
      - Вы что, ребята? - сказал Толя, вставая.
      - Да ничего, - сказал Пулеметчик.
      Он выбрался из-за стола, подошел к Герману и залепил ему оплеуху. Стул жалко крякнул, и военный развалился на полу.
      - Ты что делаешь! - Лика вцепилась в рукав Пулеметчика. - Уйди, падаль!
      Пулеметчик молча начал отрывать ее руки от куртки.
      - Правильно, Ликуша, - сказал Герман, поднимаясь. - Знай свою конуру. У меня подстилка всегда теплее будет. - Он подошел и врезал Лике по щеке. Лика упала на Ирку.
      - Сволочь, - сказал Герман Пулеметчику.
      Тот деловито отщелкнул предохранитель.
      - Кто сволочь? - деловито спросил он. - Не ты ли, бурдюк, и есть та самая сволочь? А? Ведь это ты, Герман, - сволочь! Ты трясешь военным пугалом и имеешь с этого большие деньги. Не так ли? Так кто сволочь? Очередь прошелестела по стене, зацепив елку. Вниз посыпались украшавшие ее пробки от "пепси-колы". Из дыр в стене потянуло холодом.
      - Да ты что! - Ирка запоздало пригнула голову к столу.
      Герман с каменным лицом принялся застегивать пуговицы на кителе.
      - Сам хорош, - сказала Лика, закрывая ладонью синяк. - Ты-то, Пулеметчик, на тот свет больше, чем Герман, народу отправил.
      Пулеметчик засмеялся:
      - Молчи, пододеяльное сокровище. У меня есть цель. Достаточно светлая: выскоблить жизнь от такого смрада, как ты и этот пузырь во френче.
      - Пододеяльное... - спокойно сказала Лика. - Но это же мне плохо. Только мне. Понял? А ты? Вспомни "Эребус-6". Летающий остров. Там вы со светлой идеей на пару сколько народу перестреляли? Как ты там делал, к трапу - и в затылок?
      Пулеметчик замахнулся, Лика отпрыгнула, но не устояла и ударилась спиной о край стола. Пулеметчик подскочил к упавшей Лике, занес ногу.
      - Стой! - заорал Клем. - Она же женщина!
      - Назад! - сказал Пулеметчик, проводя стволом автомата вокруг.
      Клем сел. Дизелист, похоже, совсем протрезвел. Толя затосковал. Ноги размякли и дрожали.
      - Смрад, - сказал Пулеметчик. - Такие вот германы уперлись и не отменили высшую для 62-го, а я виноват?
      - Да пошел ты, - сказала Ирка. Она приподняла Лику за плечи.
      - Кажется, кровь пошла, - жалобно сказала Лика. - Ирка, ну почему они такие кретины? Почему нельзя, чтобы хоть сегодня все было хорошо?
      - Не знаю, - сказала Ирка, - озверевшие все какие-то.
      - Да-да, - сказал Герман, - все злые, только Кляксы добрые.
      - Молчать! - Пулеметчик грохнул автоматом по столу. - Кляксы отличные парни. Боевики!
      - Вот ты и проговорился, Пулеметчик, - тихо сказал Герман. - У инсургентов есть активированные Кляксы, или даже неактивированные, но есть! А циркуляр II-73? Ваш 62-ой ни хрена ни соображает? Он что, будет менять мотивировки сложившейся ситуации? Значит, трепангов на пьедестал, фиолетовый колер на флагшток, а виноваты кто? Рыжие? Боженька? А может быть...
      - Все может быть, Герму ля, плевал я на все, - сказал Пулеметчик и плюнул. - А...
      Лика вскрикнула. Все обернулись к ней. Она бледнела на глазах. Рот кривился. Щека нервно вздрагивала.
      - Сейчас выключит... - в ужасе сказала Лика, глядя Толе через плечо.
      Толя судорожно обернулся. Клякса почти втекла на стол. Она пожелтела, сжалась. На дне раскрывшейся солонки горел красный треугольник.
      - Зараза, - сказал Пулеметчик, - она же активированная.
      Он схватился за виски. Толя почувствовал, как жуткий, холодный страх начал выворачивать внутренности. Ему захотелось вопить, рвать, кусаться, ломать все, лишь бы убежать, исчезнуть, зарыться куда-нибудь, хоть под одеяло.
      В центре треугольника блеснуло белое пятно.
      Толя очухался от вкуса киселя. Лика стояла на коленях рядом и вдавливала ему в рот край жестяной кружки. Лика закрывала ладонью синяк и радостно улыбалась.
      - Она совсем дохлая, - сказала Лика. - Только контроль всем попортила, а память осталась.
      - Дохлая? Кто?
      - Клякса.
      Толя сел. Он взял Лику за руки.
      - Ликушка, лапушка, если у тебя память осталась, объясни, что происходит, за что тебя били эти гады?
      Лика попыталась вырвать руки. Толя разжал пальцы. Лика встала и демонстративно отошла к Герману, сморкавшемуся кровью в углу под елкой. Она присела перед ним на корточки. Герман улыбнулся и пошлепал ее по здоровой щеке.
      - Что, Толь, - сказала сидевшая на старом месте Ирка, - не доставил ты Лике счастья, не пожалел ее. - Ирка затянулась сигаретой и начала раскладывать на столе распухшие от возраста карты.
      Толя встал. Судя по следам, Герман приложился носом к столу. Остальные пострадали меньше. Пулеметчик сидел возле Ирки и, заглядывая ей через плечо, жевал пирожки. Клем поправлял на стуле обессилевшую Кляксу.
      - Та-ак, - сказал Толя, - и ничего не было.
      - А что было? - спросила Лика прежним ласковым голосом. - Ну, выпили парни.
      - Морду вашу отштамповали, - сказал из дверей Толик-дизелист, - а потом на нее же, на морду, и плюнули. А так ничего не было.
      - Ты... вы... - Лика вскочила и бросилась в коридор. - Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Твари... Последнее счастье...
      Хлопнула дверь.
      - Анатолий Иванович, - сказал Клем, - нельзя так... женщина...
      Толик-дизелист продул мундштук, открыл рот.
      - Шестаков, молчи, - сказала Ирка.
      Пулеметчик засмеялся:
      - Молоток, Ириша, - сказал он, - понимаешь толк в деле. Это верно - все счастливы, только когда молчат.
      Толик-дизелист обиженно взглянул на Толю.
      Скрипнула дверь. Лика отодвинула дизелиста и вошла в столовую. Натертые снегом щеки и руки горели. На кроссовках налипли маленькие тающие сугробы.
      - Сидите-сидите, - взвинченным голоском сказала она, - но если я что-то понимаю, то нас всех сейчас передушат, как крыс.
      - Что ты несешь? - сказал Герман.
      - Правду, - гордо сказала Лика. - Хочешь, я тебе все скажу, ну, хочешь? Жаль, Гермуля, что Клякса не сработала. Как бы я тебя забыла! С наслаждением. И лапки, и брюхо, и деньги твои бешеные. Страшные денежки! Лика повернулась к Пулеметчику. - А тебя, Пулеметчик, я убью. Папку моего вы под нож положили. Идеями светлыми. Деньгами. - Она вытащила руку из-за спины. Ее маленькая ладонь сжимала рукоятку тупорылого желтого пистолета.
      - Эй-эй, - испуганно сказал Пулеметчик. - Потише, дурочка!
      - И тебя убью, - сказала Лика, кивая Толе. - Ты тупее, чем Герман, тебе плевать на людей, тебе извилину почеши, объясни, откуда нас принесло. А что здесь творится... - Лика стукнула себя в грудь. - И как я радовалась, что после у дара ты меня помнишь...
      Из глаз ее толчком хлынули слезы.
      - Мамочка, я плачу, - сказала она, вытирая ладонью мокрые щеки.
      Толю бросило в краску. Сердце тяжело ахнуло в груди. Он отвел взгляд в сторону.
      - И тебя, Клем, хорошо бы. Трус, сопля. - Лика всхлипнула. - По твоему примеру, Пулеметчик, - весь смрад в расход.
      Пулеметчик что-то неразборчиво мыкнул. Толик-дизелист сделал шаг назад.
      - Стой там, где стоишь, пьяница. - Лика отошла к окну, чтобы держать всех под прицелом. - Я и до тебя дойду, если обоймы хватит. За что ты меня ненавидишь? За то, что шлюха? Что ты знаешь про меня? Как ты... Я же ко всем честно... с любовью... а ты...
      - Чепуха, - сказала Ирка, - это к кому это ты с любовью?
      Лика перестала всхлипывать.
      - Тебя, Ир, я не трону, но это уже не поможет.
      Лика повернулась к Толе. Тот дернулся в сторону.
      - Боишься! - отчаянно закричала Лика.
      Часы начали бить семь утра. На четвертом ударе Лика вскинула руку с пистолетом и разнесла выстрелом лампочку. Столовая провалилась в темноту.
      - Что такое? - обеспокоенно сказал Герман.
      На стекле, зашитом морозными узорами, вспыхивали и гасли зеленые зайчики.
      - Это - "тараканы", - горько сказала Лика. Пистолет со стуком упал на пол.
      Герман, матерясь, шуршал в своем углу.
      - Пулеметчик, - тихо сказал он, - амба! Мы проболтались, а у меня связь не выключена.
      Пулеметчик нервно рассмеялся:
      - Герму ля, ты прекрасен. Радиодонос сам на себя - это высший балл... Заказывай похоронную музыку, дубина. Отдохнули.
      - Какие тараканы? - сказал Клем.
      - Спецпатруль службы информационного контроля, - неохотно сказал Герман.
      - Нет, ты договаривай, - сказала Лика.
      Герман промолчал.
      - "Тараканы" появляются после нашего ухода, - сказала Лика. - Мы здесь отдыхаем с вами, а потом они убирают утечку информации. Вас.
      Толю передернуло. Он тупо смотрел, как Ирка дрожащими руками зажигает свечу.
      - Отдыхаем... - сказал из полутьмы Клем.
      - Радуйтесь, - со злостью сказал Пулеметчик, - сейчас они уберут всех и вас, и нас.
      Герман затих и вдруг закричал:
      - Все отлично! Ликуша, Пулеметчик, патруль требует нашего выхода из событий. Мы слишком засиделись.
      - Ах, вот как, - облегченно сказала Лика.
      Пулеметчик не спеша заменил магазин автомата.
      - Счастливо оставаться, мужики, - сказал Герман.
      Он поправил галстук, поковырял засохшую корку крови на кончике носа и вышел в коридор. Лика и Пулеметчик вышли следом.
      - Да, чуть не забыл! - Пулеметчик вернулся, взял Кляксу за ложноножку и потащил за собой.
      - Вот сволочи, - сказала Ирка.
      Хлопнула дверь.
      Клем поднял ликин пистолет.
      - Моя мать была ворошиловским стрелком, - сказал он. - Выбивала сто из ста.
      - Надо выбить сто "тараканов", - сказал Толя.
      - Пулеметчик забыл автомат, - сказал Толик-дизелист. Он поднял оружие. - Открой окно, Клем.
      Толя подскочил к окну и дернул шпингалет.
      Пурга стихла. Слева от опор нового телескопа горизонт побелел. Звезды мерцали ясным нездоровым светом. Раздался тихий свист, и в проеме окна возникла металлическая решетчатая стрела с мерцающими зелеными огнями по контуру. Клем выстрелил. Стрела надломилась. И тотчас ответный залп срубил угол столовой.
      - Все - вон! - закричал Клем.
      Толя вылетел в пролом. Следующий выстрел прошипел над головой и разметал цистерну. Толик-дизелист скатился по ступеням веранды.
      - Держи, ленинградец, - заорал он, - прикрой! Рацию они пришили, так что одни-одинешеньки...
      Он кинул Толе автомат, а сам с разводным ключом в руке бросился к сбитому "таракану". Было тихо. Только дизелист гремел ключом по металлу, выдирая оружие. Еще одна стрела мелькнула возле опор. Толя выстрелил, но промахнулся. За радиоантенной тоже затукали выстрелы. И тут Толю накрыло. Земля взлетела из-под ног. Автомат ошпарил руки. Толя вскочил. Прямо на Толика-дизелиста, разворачивающего свинченный лучемет, пикировал "таракан". Толя бросил вперед оплавленный автомат и со злостью вцепился зубами в руку. От гостиницы грянул выстрел. Толя увидел красную фигурку на серой стене. "Таракан" стангажировал и полоснул лучом по крыше гостиницы. И снова выстрел. Били с купольной площадки нового телескопа. "Таракан" с лета воткнулся в водопроводную траншею и рванул. Что-то закричали вдалеке Клем и Ирка. Толя увидел, как одна из опор нового телескопа отошла от колонны и медленно рухнула на землю. Опору подбросило, вдавило в серый бок гостиницы.
      Толя бросился к стройке. Перемахнув через мусорную насыпь, он влез по разлому на крышу.
      Лика, придавленная опорой, лежала на животе, вытянув вперед обожженную руку с зажатым в кулаке кубиком Рубика. Слабый южный ветер дергал ее за лохматые лоскутки красного платья. Рядом в проломе лежал Пулеметчик с автоматом в руках. И Лика, и Пулеметчик улыбались.
      - И эти счастье нашли, - сказал запыхавшийся Клем. Он был в расстегнутом полушубке и без оружия. - Улыбаются. - Он закашлялся. Герман там лежит, у кунгов. Два "таракана" - его. И Клякса там.