Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вальпургиева ночь

ModernLib.Net / Юмористическая фантастика / Завозова Анастасия / Вальпургиева ночь - Чтение (стр. 10)
Автор: Завозова Анастасия
Жанр: Юмористическая фантастика

 

 


— Дверь закрой, кобыла! — Верка приветливо поздоровалась с вновь прибывшей. — Что тебе опять неймется? Сколько раз объяснять, мужика твоего припадочного лучше топором охолонить, чем приворожить! Не возьмусь, ни-ни…

— Да я ему сама… вилы в хвост засуну…— пропыхтела баба, сползая по порожкам, виляя задом. — Помоги, Верка, рожаю, мать твою за ногу!

Сомнений в происходящем не было даже у меня. Живот у бабы активно шевелился, грозя в ближайшем будущем выплюнуть кого-то на свет, то есть на тьму божью. По ступенькам вдобавок что-то зажурчало…

— Нашла время! — заорала Верка. — До нужника, что ль, не добежала? Мне тут еще жить!

Я ткнула ее в бок:

— Она не описалась, это воды отошли…

Верка вцепилась в меня, как бомж в пустую бутылку:

— Милка, давай помогай, ты че, знаешь, как это бывает?!

Чего??? Да все мои познания о протекании родов ограничивались красочными, но очень сюрреалистическими рассказами тети, Розы и одной-единственной серией из какого-то мексиканского сериала, просмотренного еще в глубоко розовом детстве. Там героиня всю серию рожала, рожала… рожала, рожала, а когда наконец разродилась, так умаялась, что ребенка сперли, срезали у нее, прямо с пуповины, а она и не почесалась.

С тетей Розой было не лучше. Все ее рассказы, которые давно пора издать отдельной книжечкой, озаглавленной «Тетка Роза против роддома номер двадцать четыре», начинались примерно так: «И вот я, племянница, вбегаю в эту чертову регистратуру! То есть сначала живот мой в окошко просовывается, а сверху я жалобно тыкаюсь и всячески показываю, что еще минута и я рожу им прямо на прилавок…»

В общем, понятно, что опыта у меня никакого. Поэтому накинулась на Верку:

— Почему я? Я в этом… ни разу… ничего… ни ба-ба…

— А я прям ба-ба? — огрызнулась Верка, тем временем все-таки подсовывая бабе под зад какой-то тулуп и прикрывая дверь. — Маманька меня до родов хрен допускала, сама все делала… А ты-то чего, коза потравленная, сюда пришлындала? — неожиданно переключилась Верка на стенающую бабенку. — Что, в избе родить не могла, повитуху позвать, как все люди?! Что, в склепе еще ни разу не рожала? Антересу взалкала? Щас тебе будет антерес…

— Ой, помоги, — завыла баба. — На тебя одна надежда! Не могу я в избе-то… А ну как рожу девку опять, мужик-то мой меня прибьет да на улицу выкинет…

Верка матюгнулась и неделикатным шепотом просветила меня, что муж данной бабы козел каких мало. Этот деревенский мачо перегорел на желании завести себе такого же мачастого потомка, только вот жена план никак выполнять не хотела, поставляя со скоростью зацикленной крольчихи мужу одних дочерей. Когда баба забеременела в этот раз, мужик, как водится, встал в позу и завопил: «Или сын — или башку на тын!» Баба, конечно, испугалась — восемь девок оставлять без матери с папашей в полном неадеквате ей не хотелось. Вот и приползла она к Верке в надежде, что та потихоньку примет у нее роды, так сказать, без особой огласки.

— М-да… — протянула я, переводя взгляд с подвывающей бабы на растерянную Верку. — Не хотелось бы вас огорчать, гражданочка, но, по-моему, вы крупно попали. Ни я, ни Вера Батьковна облегчить вас не смогем… тьфу ты, то есть не сможем.

— То есть как это не смогете?! — завопила баба, на секунду забыв о том, что по сценарию ей полагалось тихо квакать на порожках, рассчитывая на нашу с Веркой царственную милость. — Ну погоди у меня, Верка, я попу враз доложу, чем ты тут про— мышляешь…

Верка только дернула немытым плечиком в обмотках:

— Ха, напугала щуку осиновой удочкой! Да твой поп сам ко мне за маслом от радикулита лазает!

— Верка… итать тебе в гляделки! — завыла баба. — Да помоги же… Ой!

Живот активно дернулся. Мы с Веркой переполошились и кинулись к бабе. Уложив ее поудобнее, принялись обсуждать вопрос: «Что такое роды и как с этим бороться?» Наконец Верка решила особо не активничать, а помогать по мере надобности. То есть в бабе без надобности не ковыряться, дитя само путь-дорогу отыщет, а вот когда отыщет, тут и мы, все такие красивые и смышленые, с пеленками наготове, чтобы не уполз. Ползая на карачках возле бабы, светя себе глазами и дымящей плошкой, Верка комментировала происходящие. У меня от экстремальности ситуации отнялся язык, и я могла только вспоминать всякие связанные с родами случаи. Меня мамуля, к примеру, рожала дома, в присутствии всей семьи. То есть ее женской половины. Дедульки сориентировались сразу и потрусили за успокоительным в бутылках по 0,33, папулю уложили в уголок и сделали вид, что забыли откачать. Принимала меня тетка Роза. Бабульки изображали греческий хор, тетка Ида с упоением играла в медсестру и радостно повзвизгивала при каждом тетки-Розином: «Вату! Ножницы! Спирт! Спирт! Огурец! Продолжим…» Рядом к тому же крутились Тяпа и Ляпа, то бишь Данчик и Янчик, к тому времени уже научившиеся осмысленно выражать свои мысли и эмоции. Когда тетка Роза наконец вытянула меня из мамули и, держа за ноги, огрела по заднице, чтобы я задышала (потому что, поняв, куда я попала, я решила сразу изобразить хладный трупик), Данчик восторженно завопил: «Правильно, ма, врежь ей по заду, чтоб не лезла туда, откуда сама вылезти не может!»

Верка наконец наладила освещение и продолжила бойко болтать:

— Слушай, а ты чего, сама родить не можешь? Вон уже восьмерых осилила… Ну-ка давай, поднатужься, поднапружься…

— Ой, не могу! — капризничала баба. — Тошно мне, задолбалась… Ить восьмерых выделала, устала…

— Что-то лезет… Не пойму, голова или задница… Слушай, Манька, дитенок-то на мужика твоего смахивает, у того тоже не сразу разберешь, где башка, а где… а это че? Похоже, как собака жевала… a, это yxo! Одно… второе… хм, ну я, конечно, не повитуха, в этих делах не разбираюсь, но, по-моему он вперед башкой прет… А ты, мамаша, че развалилась, как на лежанке, давай пыжься, помогай дитю… не то он у тебя так и будет там торчать, как кочан из грядки… О, глаза! Моргает, свиненок, значит, живой… жмурится, конечно, вид чумной, я тебя понимаю… опа, уже и ручонки тянет… куда тянешь, мордатый?! Не-э, точно мальчонка, и весь в папашу, так что радости мало…

Тут Верка на время замолчала и активнее заелозила по полу с плошкой в руках. Баба сразу занервничала, перестала потеть и увесисто материться, через слово начиная «Отче наш».

— Эй, ты че? — завопила она. — Чего там? Живой он, что ли? Верка, хмурясь, вылезла из-под цветастой юбки. — Застрял, поганец, — сообщила она. — Все пролезло, кроме зада. Ты куда его, на убой, че ли, кормила? Теперь его из тебя выпростать можно только по частям…

Баба завыла. Верка оттащила меня в сторону и зашептала на ухо:

— Жалко бабу, муж у нее — хуже кобеля бешеного. Забьет, если парня не вытащим. Ты вот что, отвлеки ее чем-нибудь, поболтай, пока я поворожить попробую. Говори погромче, чтоб она меня не слышала. Знаю я этих деревенских, стоит потом ее огрызку (я вздрогнула) засопливиться, она меня первая на вилы подымет…

Верка опять нырнула под юбку, поближе к месту действия. Я неуверенно повернулась к роженице. Выглядела та, мягко скажем, омерзительно. Лицо красное, потное, волосы клоками торчат в разные стороны, глаза выкачены, рот раскрыт… Желание иметь собственных детей у меня улетучилось, как алфавит из пьяной головы.

— Э-э-э…— задумалась я, не зная, чем бы таким отвлечь бабу от самого процесса. Вообще, как Верка себе это представляет? Вы когда-нибудь снимали курицу с яиц во время, так сказать, высидки? Вот и я нет…

А Верка уже начала что-то шептать. Я громко затараторила:

— А вы расслабьтесь, ни о чем не думайте… Вот когда моя тетя рожала, она в родильный зал вперед врачей неслась. Бежит по коридору, за пузо держится и орет: «Ой, маманя, не успею, пацаны щас вывалятся, об пол головами побьются…. а мне к трем на зачет!»

— …распуститесь, веревицы, растворитесь, ставенки…

— А-А-А-А!

— …бабушку Дару тогда хватило два кондратия сразу…

— Етишкин хрен!!! Через ногу об пупок… замки размыкаю, двери раскрываю…

— …конечно, дядя Алексиус пришел сам знакомиться с семьей невесты — тетя Роза-то в роддоме. Тогда бабушку и садануло по второму разу. Она хотела сразу устроить Большую Стирку и прополоскать дядю с тетей…

— Верка, тварюга, куды ты яво за ноги дергаешь?!!

— …но дядю можно было только отжать и повесить сушиться. За шею. Он сам, между прочим, порывался это сделать. Тетка уехала рожать и оставила ему записку прямо на доске объявлений…

— Пошел, жучок! Потя-анем!

— «Алексиус, в ГУМе вчера видела хорошенькую коляску-двухместку, прикатишь ее прямо к роддому»…

— А-А-А-А!

— Растудыть твою в качель!

— …а тетка Ида купила баллончик с краской и написала громадными буквами на стене около роддома прямо под тети-Розиными окнами: «Привет, залетная!»

— Иди ко мне, засранец!

— Верка, ты ж мне его вместе с кишками выдерешь!!!

Наши вопли перекрыли одновременно два крика. Во-первых, Виталис очнулся, углядел, что все вокруг в крови, заверещал, как резаный бычок, и предпочел вернуться в блаженное состояние обморока. Во-вторых, на руках у Верки орал и извивался жирный младенец, с крошечных пяток до лысой головы покрытый кровью и еще чем-то неаппетитным.

— Мужичок! — сразу углядела счастливая мамаша. Проследив за ее взглядом, Верка хмыкнула и поправила:

— Мужик… Тряпку бы, обтереть его надобно да завернуть.

Мать-героиня вытянула откуда-то из-за лифа чистую, относительно белую тряпку и кинула ее Верке:

— Заверни уж его, будь добра. Дома оботру…

И Верка с клиенткой углубились в обсуждение финансовых вопросов. Баба предлагала курицу. Верка хотела взять деньгами.

— Откуда ж у меня деньги, милка? Когда это мой мужик чего зарабатывал?!

— Сдалась мне твоя курица! Она ж слепая!

— Зато слышит хорошо! — нашлась баба. — Будет тебе склеп сторожить… Ну че, берешь, а?

— Не-э, за твоего поросенка меньше свиньи не возьму!

— Ты че, милка, окромя мужика-борова, свиней не держим! Хошь — его забирай…

— ЧЕГО? — раздался вдруг рев с порога.

Дверь таки не выдержала и плавно завалилась вперед, разбудив Виталиса и одновременно отправив его в еще более глубокий обморок. Вообще несчастливая какая-то планида у парня. Ох, чует мое сердце, достанется мне Помощник с глубокой и прочной инвалидностью вкупе с приобретенным дебилизмом…

По выломанной двери, как по трапу, прошлепал здоровенный мужик и оглядел налитыми кровью глазками нашу теплую компанию. Верку в шалашике из собственных волос с орущим младенцем на руках, Маньку на драном тулупе в интересной позе а-ля кресло гинеколога, меня, как обычно трупно-бледненькую, и Виталиса, робко скребущегося снизу в дверь.

Я, конечно, не Шерлок Холмс, но, по-моему, этот персонаж, украсивший своим экзотичным видом картину «Не ждали», и есть муж. А кто у нас муж?..

С хрустом потревожив рубашку под мышкой, мужик почесался, потом потянул руки к младенцу.

— Хто? — просипел он, обдав нас пере аром.

— Дед Пыхто! — отвела Верка сверток. — Ты хоть бы рот рассолом пополоскал — потравишь парня…

Показавшиеся из-под густой щетины четыре зуба, аккуратно чередовавшиеся с дырами, видимо, должны были означать улыбку до ушей.

— Молодец, Манька! — одобрил местный селекционер-любитель. — А че ты в избе не захотела рожать? Бабка Маланья тебя с утра ждет… Уже всю самогонку выхлебала, зараза…

— А ты и помог! — накинулась Манька на супружника. — Помоги-ка встать лучше, да домой пойдем! Вечером занесешь Верке поросенка…

— Че?

— Все честно! — вклинилась Верка. — Баш на баш…

Наконец счастливое семейство, переругиваясь и сопя, покинуло импровизированный роддом. Обрадованный папашка шествовал впереди, гордо неся на вытянутых руках свое сокровище. Необходимость в такой переноске была еще и чисто практической. Признав в мужике отца, смышленое дитя тотчас же это отметило, точнее, пометило…

— Ф-фу! — привалилась к стене Верка, размазывая по лицу пот, грязь и кровь. — Во кровищщи в бабе, другая б пластом лежала, а она вон как лаптями засверкала, еще и мужу поддает. Ну теперь он у нее попляшет… Чтой-то там? Мышь, что ли, приползла?

Виталис осторожным постукиванием продолжал намекать на свое существование. Верка махнула рукой, и дверь снесло в сторону. Изрядно помятый Виталис осторожно себя пощупал там и сям, подобрал заветную спинку от стула и облегченно вздохнул.

— Это еще кто? — нахмурила брови Верка. — Суженый-обряженный? Чего скукожился-то весь? Меня, что ли, боишься? Не боись, я уж с утра подзакусила…

Я только хотела открыть рот, чтобы объяснить, кто такой Виталис и с чем его едят… простите, вырвалось, как нам опять помешали.

— Хватай их! — завопил истеричный женский голос. — Вот они, далеко не уйдут!!!

В склеп вломились три растерянных мужика в железе под предводительством двух нервных тетенек, видимо в жизни не слышавших о валерьянке. Бедную Верку, которая только-только выползла погреться на ступеньки, сбили с ног и затоптали, поэтому она не смогла активно вмешаться.

— Хватайте парня! — исходила ядовитыми слюнями белесая молодка с двумя чудными фингалами под глазенками. Интересно, с каким деревом она так с разбегу поздоровалась?

Что случилось дальше, опять помню плохо. Уверена, что одного из местных терминаторов Виталис укатал проверенной спинкой от стула. А вот почему оставшихся двоих бузил как будто мощным порывом ветра впечатало в стену, я так и не поняла. Помню, что Виталис схватил меня за руку и мы рискнули прорваться мимо нервных теток. Белесая попыталась вцепиться Виталису в глаза — спасла все та же спинка. Ей он весьма неделикатно настучал по пальцам. Со второй валькирией случилось то же, что и со стражниками, — ее просто отнесло в сторону и аккуратно воткнуло головой в лужу возле свинарника…

…позже я сообразила, что виной тому вовсе не ветреная погода…

…но сейчас думать было некогда…

Гикая и воинственно размахивая верной боевой подругой — спинкой от стула, — Виталис снова тащил меня куда-то. Со вчерашнего вечера я уже научилась резво двигать конечностями и не задавать вопросов во время вынужденных пробежек.

Мы снова бежали к замку. К тому же крылу, из окна которого вывалились несколько часов назад. Углядев внушительную дыру в прочной каменной кладке, Виталис остановился и огляделся. Я даже не успела спросить, что нам делать дальше, как Виталис принялся с бешеной скоростью отваливать от стены недавно спасшее нам жизнь сено.

— Ты уверен, что сейчас самое время для сеноуборочных работ? — неуверенно спросила я. Кто их поймет, этих мужчин? Может, в пареньке заговорила кровь предков, он вспомнил, как рано на заре его отец, дед и прадед выходили с вилами на уборку сена… Живое воображение тотчас же рассадило Виталисовых родственничков под кустом, отнюдь не напоминавшим формами стог сена, вокруг заветного бочонка хорошего деревенского пива.

Работая всеми четырьмя конечностями, как заправский крот, Виталис упорно, с остервенением вгрызался все глубже в сено. Когда из желтых стеблей перестала показываться даже лохматая макушка, я немного забеспокоилась и подошла поближе. Из сена высунулась грязная рука, дернула меня за лодыжку, и я мяукнуть не успела, как с грохотом провалилась куда-то вниз…

По сдавленным причитаниям Виталиса я поняла, что упала вовсе не на мягкое сено.

Полина приходит в себя

Та-ак, укатали хомячка крутые норки!!!

В такой нокаут меня еще не посылали ни разу. Еще ни разу перед тем, как откатиться в мутную несознанку, я не видела маленьких розовых бегемотиков в желтых трусиках, самозабвенно отплясывающих гопак с выходом. А сейчас… они все были тут. Махали расшитыми платочками, вертели пухлыми розовыми попками, выкидывали вперед жирненькие четырехпалые ножки, приседали, ухали, поминали какого-то дедушку Танкреда…

Стоп!

Усилием воли я разогнала расшалившихся бегемотиков по углам своего бедного сознания и открыла один глаз. Глаз открылся ровно настолько, чтобы, обозревая темноту через узенькую щелочку, я смогла испугаться, что каким-то образом стала китаянкой. Но глаз упорно не желал открываться дальше. Застрял на двух миллиметрах, словно говоря: «Дальше за отдельную плату!» Плюнув на один глаз (выражаясь чисто фигурально), я потревожила другой… Миллиметр. Полтора. Все. Дальше смотри как знаешь. Я вздохнула, боясь даже открыть рот и заткнуть кого-то, пискливо расписывающего подвиги какого-то хрена-молотобойца по имени Танкред. Не дай бог, открою рот, а там либо зубов нет, либо у меня к китайским глазам добавилось вьетнамское произношение: «Затькнис-ся, позяс-ста, сьтарая клюська!» Я потрогала языком десны — нет, вроде все зубы на месте, язык никуда не проваливается…

Теперь самое трудное — оторвать череп от пола, сосчитать до десяти в обратном порядке и вспомнить год смерти Пушкина. Череп отклеила со стоном, год смерти припомнила, сосчитать не удалось. Так, сотрясения нет.

Повертев головой, я потихоньку переползла к ближайшей твердой вертикальной поверхности и привалилась к ней вместе с бегемотиками. Эти мелкие твари бойко выкидывали коленца вокруг и расходиться вовсе не собирались. Я помотала головой, расшвыряв Моих маленьких розовых друзей в разные стороны. М-да, хорошо подолбались. Впору вслед за Улой взять в руки какую-нибудь мандолину и завыть что-нибудь типа: «Нас побить, побить хотели, нас побить пыталися…»

Кто же меня все-таки отрубил? Изрядно облысевшая Мария или ее братец. Иулька мордовала Клотьку, это я точно помню…

— Но дедушка Танкред не растерялся, выхватил из костра горящую головню и с именем Господа на устах обрушил ее на тюрбан неверного…

Так, Арину Родионовну нам, я так полагаю, в нагрузку дали. А кому это она вешает про дедулю? Сама с собой, что ли? Ну что ж, с хорошим человеком и поговорить приятно…

Я сфокусировала зрение так, чтобы в мои три с половиной миллиметра было видно что-нибудь живое или хотя бы шевелящееся. Так, вон нянька с вышиванием… Не лишили-таки бедную женщину последнего утешения. А вон то большое в углу — туша мамонта на пропитание? Нет, вряд ли мамонты умеют материться… А, дак это ж Клотька! Ну все, братцы, живем! Враг будет повержен! С таким танковым орудием мы победим! Сегодняшнее поражение — чистая случайность…

Наконец Клотька соскребла себя с пола, приклеила к стене и, когда наши с ней миллиметры встретились, улыбнулась щербатым ртом. М-да, ломик-то Иулька метко пульнула…

— Дедушка Танкред поставил ногу на череп поверженного врага, повернулся лицом к востоку, и глаза его увлажнились, а сердце сотворило молитву…

— Где… мы? — прохрипела Клотя, полностью игнорируя страдания дедули Танкреда.

Я ей хотела честно сказать. Но передумала в вполне внятно ответила:

— Кажется, в катакомбах… то бишь в лабиринте под вашим замком.

— Готфриду… ноги ужлом жавяжу… а руки… двойным ужлом…— просто и без фантазий пообещала Клотька, медленно осваивая вертикальное положение. — Тут же беж карты… не разбересся.

На самом деле шепелявила она сильнее, я и то понимала ее с трудом. Воспроизвести же все это на бумаге представляется мне невозможным. Выйдет нечто похожее на расшифровку зажеванной магнитофонной записи.

— …поняв, что подлый проводник бросил его одного в бесконечных песках, дедушка Танкред не растерялся, взял под уздцы своего верного коня и пошел куда глаза глядят, уповая на Господа…

Я прислушалась. Если это не конец сказок о приключениях дедули, может, и у нас есть шанс. В конце концов, дедуля был далеко не лохом. Может, стоит последовать его примеру? А кого мы будем брать под уздцы? Арину Родионовну? Она вроде не против, к тому же из нас самая мобильная. Глядит прямо, не шепелявит…

Я наконец скоординировала свою тушку, распрямила ножки-ручки, отлипла от стенки и огляделась. Кажется, насчет катакомб я не ошиблась. Нас окружали добротно сложенные каменные стены, в трех местах расступающиеся узкими проходами. Я подняла голову и глянула наверх. Бесполезно — крепь хорошая, нечего и пытаться продолбить с разбегу. То есть с подпрыгу…

Что ж, придется действовать старым способом, проверенным еще дедулей Танкредом, — идти куда глаза глядят.

Нянька с Клотильдой выжидательно глядели на меня. Вот так всегда! Стоит мне во что-то влипнуть, да не одной, а, так сказать, коллективно, так сразу все во мне видят защитницу обиженных и угнетенных, этакого Гавроша с красным флагом на белом коне впереди планеты всей! Вот и бабы уже построились, готовые следовать за мной, как гномики за Белоснежкой. Ну что ж, не могу вот так опрокинуть ушат грубой действительности на нежные души и чистые устремления доверившихся мне овечек.

Я поддернула изрядно пострадавшие в драке штаны, оправила рубаху и обратилась к девам с прочувствованной краткой речью-напутствием:

— Товарищи солдатки! Наш бронепоезд сошел с запасных путей, поэтому выбираться придется на своих копытцах! Бойцы, нет ли у кого случайно карты лабиринта?

Девчонки дружно замотали головами.

— Тогда будем, как дедуля Танкред, уповать на Бога и грести в первую попавшуюся сторону…

Клотильда нерешительно потянула вверх пухлую лапку:

— Карты у меня нет, но я ее видела. У Готфрида…

— И что?

Клотильда ткнула пальчиком вверх:

— Там — первый вход в лабиринт. И выход в замок соответственно. Он ведет в мою комнату. Думаю, туда лезть не стоит — Иулька уже поставила охрану или сама сидит на крышке подпола с ножом в зубах.

Мы с нянькой согласно покивали.

— С этого места лабиринт делится на три коридора, каждый из которых заканчивается выходом наружу. Запутаться в них сложно, надо всего лишь идти, постоянно придерживаясь левой стены, так меня Готфрид научил. Идти, правда, долго, к тому же ни один выход еще не закончен. Средний заканчивается тупиком. Правый — дырой рядом с конюшнями, там-то нас точно поджидают. Левый — рыли, рыли и по пьяни завалили… Там совсем узенькое отверстие. Мои миллиметры постепенно превращались в сантиметры:

— То есть, госпожа Фусшнель, вы хотите донести до нашего замутненного сознания, что выйти отсюда невозможно?

— Ну почему же? — невозмутимо отозвалась Клотька. — Еще есть четвертый ход…

Интересно, этот затейник Готфрид кротов, что ли, на подземные работы подрядил? Ишь как расстарались, на славу подземный гумус перелопатили…

— …он начинался в комнате Виталиса, выход наружу прямо под его окнами. Готфрид приказал сгрузить туда сено, чтобы никто не заметил. Нам бы хорошо отыскать именно этот выход. Только вот… я не знаю, как именно он соединяется с остальными коридорами, — честно призналась Клотька.

Ну, милка, если б ты знала, я б сильно удивилась. Прям до выпученных глаз бы удивилась… Не-эт, нам, по законам жанра, полагается на брюхе исползать все эти ходы, чтоб, пребывая уже на последнем издыхании, собственным околевающим черепом пробить себе путь на свободу… Или дрожащей ручонкой нащупать корни каких-нибудь растений и прохрипеть: «Победа близка!» Верно-наверно! Во всех приключенческих книжках так и бывает. Правда, там героини такие… все из себя красивые и с кучей воздыхателей в обойме. Стоит им подвернуть ножку или сесть попкой на крапивку — хобана! — вот он, красавец-блондин с тушкой Ван Дамма и мозгами Эйнштейна, уже тут как тут, спешит на помощь! Бац, бабац! Враг повержен, блондин в эротично разодранных одежках сплевывает на землю костный мозг последнего бандита, очаровательно улыбается перекошенным ртом, хотя перед этим красавчика тузил по меньшей мере батальон коммандос…

Так, воображение опять сработало не вовремя. Нам-то такой подарок не светит. Я шумно вздохнула и повернулась к девчонкам:

— Значит так, делать нечего, придется нам разделиться и прочесать все ходы на предмет обнаружения того самого заветного четвертого хода… нас как раз трое.

— В среднем проходе его точно нет, — уточнила, посопев, Клотька, припоминая карту.

— Тогда вы, госпожа Фусшнель, берете под белы руки нашу сказочницу и исследуете с ней правый ход. И ей не страшно, и вам не скучно… А я побежала налево, хоть раз в жизни узнаю, каково это…

Клотька подхватила няньку и затопала направо. Я покатилась в левый проход. Не успела и шага сделать, как Фортуна вспомнила о моем существовании.

Ула прилетел. Побитый, но бодренький. И подсветка работала, так что топала я не наугад.

— Где это тебя так? — спросила я своего мотылька, кивая на красивую шишку на высоком скандинавском лбу.

— Тебя оборонял! — гордо ответствовал мой воитель.

Ох, что-то верится с трудом! Обычно, пока я рисковала потерять челюсть и все остальное в какой-нибудь мочиловке, моего малыша либо медвежья болезнь прохватывала по полной, либо срочно вызывали с отчетом в верха. Однако… шишка-то наличествует, об бочку с кагором, что ли, кореша приложили, чтоб не лез поперек батьки?!

— Можешь не верить! — обиженно поджал губки Ула. — Я уложил двоих… троих, но последний, издыхая, достал меня черенком вил…

— Ладно, ладно, бузотер, так и быть, поверю, что кровь предков сильнее сложившегося характера! Ты вот лучше скажи, что мне делать? А-то что-то ты последнее время отлыниваешь от своих прямых обязанностей, динамишь меня, как последнюю кошелку!

На недвусмысленные обвинения в свой адрес Улик не отреагировал. Сдержался. Померцал подсветкой и сказал большое слово:

— Делать ничего не надо. Мы скоро оттесним чернявых от прохода и вернем вас обратно. Желательно, чтобы за это время вы не делали резких телодвижений, не играли в валькирий, не рвались на баррикады, ну и все такое… Вообще-то это в первую очередь к тебе относится! Говорил я тебе, чтоб не лезла в драку?! Говорил?!

Я изобразила раскаяние. Надо чуточку потрафить малышу, все-таки как-никак единственный защитник.

Пока я старательно лила, так сказать, бальзам на израненное мужское самолюбие Улы, впереди послышались голоса.

Я тут же встала в боевую стойку, Ула притаился сзади…

Я перебирала в голове заветы тренера. Вот, пожалуй, самый подходящий: «Врагу не показывай спину — бей с, разбегу в брюшину!»

Отста-авить!!! Из-за поворота выплыла Миха, путаясь в рясе. Как всегда, в полунирване, ногой за ногу цепляет, о чем-то вечном думает… За ней тащился худенький мальчик с полубезумным взглядом, прижимающий к груди что-то деревянное, похожее на половинку седушки от унитаза.

Увидев нас, то есть меня (Ула выключился), Миха остановилась и принялась озадаченно ковыряться в своих рыжих кудрях, сейчас стоявших почти перпендикулярно к ее филологическому черепу. Ощущение такое, что она так сама себя за волосы из ступора вытаскивает. Вообще-то я где-то читала, что на башке у нас аккурат из темечка растет какой-то космический столбик и мы через него к космосу подключены. Ну, в таком разе у Михи там прям телемост…

— Полиночка! — Наконец Миха заткнула свой столбик и кинулась ко мне.

Я прижала подругу к широкой груди и для верности пошарила рукой по ее макушке, чтоб столбик в неподходящий момент не вылез…

— Это чего? — потыкала я пальчиком в направлении мальца с половинкой стульчака. — Только не говори, что это мужчина твой мечты, я о тебе лучшего мнения!

— Хуже! — вздохнула Мишка. — Это и есть мой будущий Помощник!

Я приложилась подбородком о Михин столбик. Ну все, перекрыла, наверное, намертво…

— Минь, ты в этом уверена? — спросила я, оглядывая субтильное тельце. — По-моему, на складе чего то напутали… У тебя товарный чек остался? Это ж явно пиратская продукция!

— Не смешно! — Мишка насупилась и сунула мне под нос свои музыкальные пальцы, из которых даже приличную фигу сложить было нельзя, не говоря уж о кулаке. — Главное, работает нормально!

Я пожала плечами. Работает так работает, мне-то что. Главное, что у меня есть Ула, и его много! О, врубилась: они там, наверное, Помощников по размеру подбирают. Чтоб все было симметрично…

Мальчик продолжал вздрагивать у стеночки. Так, нам только лишних нервов не хватало…

— У ти, масенький! — сделала я парню козу. — А смотри, что у тети есть!

Из кармана я вытащила еще почти свежую гopбушку и зазывно ею покрутила. Пацан глянул на меня, как на девицу с полупридурью, но горбушку цапнул и расслабился.

Ну вот, пусть пока отвлечется, а то мне все казалось — отвернусь, а он мне своей нунчакой по хребту как заедет!

Пока единственный мужчина с упоением жрал мою последнюю горбушку, я кратко излагала Михе ситуацию.

Оказалось, что выбраться из этих чертовых катакомб будет не так-то просто. Миха с пажом прочненько похерили последний выход, устроив после себя обвал. Замели следы, блин! Что ж нам теперь делать?

Я села на пятки — так почему-то думалось лучше — и активно принялась трясти жалкие миллиграммы серого вещества в многострадальном черепе. Итак, что мы имеем? Реально у нас осталось два выхода — тот, что рядом с конюшней, и тот, на котором предположительно расположилась Иулька с ножом в зубах. Судя по Мишкиным рассказам, Иулька была девахой мобильной. И нам с Клотькой насовала, и на Миху с пажом покусилась. Минька упомянула, что их пытались добить две девицы — одна почти лысая, другая с явной гормональной дисфункцией. Так вот, та, гормонально обиженная, по описаниям точь-в-точь Иулька после битвы. Мишка припомнила, что девчонку странные силы воткнули головенкой в грязь возле свинарника, так что можно было надеяться, что на какое-то время прыткая мстительница выведена из строя.

Лысую Марию, правда, тоже нельзя со счетов сбрасывать: у той, наверное, цель всей жизни — упаковать Виталиса в красивый деревянный костюмчик и крышечку просмолить…

— Эй, ты, — окликнула я облизывающегося пажа. — Ты, случайно так, не знаешь, за что тебя Готфридова сестрица порешить хочет? Она, часом, не некрафилка? Может, в тебя вгрызлась по уши, а ты ее продинамил? Ну, то есть любовь-морковь — злая свекровь?..

Мишка старательно перевела:

— Она хочет спросить: не питает ли к тебе Мария безответной любви?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20