Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Час ворона

ModernLib.Net / Триллеры / Зайцев Михаил / Час ворона - Чтение (стр. 16)
Автор: Зайцев Михаил
Жанр: Триллеры

 

 


— Нет, не стоит.

— Как? Неужели вы распорядились притащить меня сюда не ради того, чтобы лично пообщаться с настоящим, всамделишным клипмейкером? Я думал, что интересен вам как кинодеятель, тусовщик, экзотический богемный человек. Надоели вам бандиты-бизнесмены, захотелось, образно говоря, «потрогать руками» живого пока художника, послушать сплетни про артистов, приобщиться, так сказать, к культурке-мультурке.

— Муж тоже думает, что вы мне интересны только как представитель творческой профессии. — Любовь Игнатьевна неожиданно рассмеялась. Звонко и от всей души. — Ох-хо-хо... Как вы себя переоцениваете. Стас, боже ты мой!.. Ох-хо-хо... Да, Стасик, клип про Монику мне нравится, а остальные ваши работы, простите, полная дрянь. Вы бездарный режиссер. Стас, извините за прямоту. Как киношник вы мне абсолютно не интересны, а ваша среда обитания — просто противна. Вчера днем я отсмотрела ту кассету, что валялась у вас в сумке. Безвкусно, на мой взгляд, и пошловато почти все, что вы делаете. Любопытная женщина, я отыскала в сумке и сценарий про «Капитал», прочитала... Древнегреческий драматург Аристофан предостерегал авторов затрагивать две темы — секс и политику. Аристофан говорил, что обращение к этим двум аспектам недостойно настоящего профессионала. Я согласна с древним греком. И если секс в клипе про Монику Левински и Билла Клинтона уместен, нет правил без исключения, то политические намеки в банковской рекламе примитивны и пошлы... Ваш внешний, экзотический вид, Стас, меня также не привлекает. Длинные волосы положено носить дамам. Мужчина с локонами до плеч — нонсенс... А вот как вы рисуете, мне понравилось. Я долго рассматривала иллюстрации к сценарию про «Капитал», и мне пришлось по вкусу, как вы компонуете предметы и выстраиваете мезанскадр. Жаль, вам не хватает школы, элементарной техники рисования...

Вот это да! Как она меня приложила, а?

— Эк вы меня, Любочка... — Я озадаченно хмыкнул. — Круто!.. Так на фига, спрашивается, я вам понадобился, если и рожей не вышел, и умишком не отличился? Желаете поиздеваться над без пяти минут трупом? Нервишки пощекотать? Попросите хорошенько запомнить текст послания для покойной бабушки и позовете мужа, дабы позаботился, чтоб почтальон на тот свет побыстрее отправился в последний путь?

— Вы не умрете, Станислав.

— Хорошая шутка. Очень своевременная.

— Это не шутка. Я подарю вам жизнь.

— И чем же я заслужил такой подарок?

— Ничем.

— Любочка, я ужасно устал за вчерашний день и сегодняшнюю ночь, и мне, честно говоря, уже все по фигу. Но все равно, зря вы так со мной играете. Я ведь не компьютер. Могу и вспылить. О да, ваш Антон меня мигом пришьет, но я ведь могу и успеть дотянуться до вашего симпатичного личика и изрядно его поцарапать. Я вам не угрожаю, избави бог. Я пытаюсь объяснить, с чем вы играете, Любочка.

— Это не игра. Стас...

Любовь Игнатьевна взялась узкой рукой за трубку сотового телефона, что лежала рядом с клавиатурой компьютера, быстро отстукала номер, приложила ухо к трубке и спустя пару секунд заговорила:

— Алло... Слушай, киношник сделал бизнесмена... Да, Антон только что ходил смотреть. Представь себе, Лунев зарезал Иванова!.. Да, невероятно, согласна... Да, наверное, Седому повезло... Ты скоро вернешься?.. Угу... Целую, жду.

Она положила трубку-телефон на место и очень серьезно обратилась ко мне :

— Я звонила мужу, Стас. Муж ожидал, что Иванов вас убьет, и удивился, узнав, что победили вы. Утром он вас отпустит, как и обещал. Победитель обретает жизнь. Вы не верите, что он сдержит слово, но я не позволю ему отказаться от однажды данного обещания.

— Любовь Игнатьевна, вы что, держите меня за полного идиота? Ваш больной муж...

— Да! — резко перебила женщина — Да, он не совсем здоров, вы правы. Не знаю, правда ли это, но он говорит, что воевал в Афганистане, где его контузило и на щеке остался на память о войне ужасный шрам. Более пятнадцати лет последствия контузии никак не сказывались, пока два года назад... Хотя зачем я все это вам рассказываю? В сущности, неважно, откуда у него шрам и почему он так тяжело болен. Достаточно того, что он отпустит вас сегодня утром. Я единственная, кто имеет на него влияние, и я не позволю вас убить. Верите вы мне или не верите — дело ваше, но будет так, как я сказала.

— Но зачем вам понадобилось меня спасать? Именно меня?! Почему вы спасаете Стаса Лунева ценою жизни Анатолия Иванова? Зачем я вам понадобился?!

— Муж вернется через...

— Наплевать мне на вашего психа со шрамом! И не заговаривайте мне, пожалуйста, зубы. Ответьте прямо — зачем вам понадобилось спасать Лунева?!

— В память о первой любви.

— Не понял... Какой любви? Чьей любви?..

— Я родилась в том же городе, где и муж... Напрасно вы рассматриваете меня так пристально. Стас. Все равно не вспомните. Я была пацанкой, гадким утенком, когда вы с друзьями посетили наше захолустье в середине восьмидесятых. Вы флиртовали с моей троюродной сестрой. Помните, как ее зовут?

— Конечно, помню. Ее звали Светлана.

— Отрадно, что вы ее запомнили... Знаете, девочки часто влюбляются в киноактеров, эстрадных певцов, творят себе кумиров, окутанных ореолом славы. В то лето в нашем промерзшем городишке вы были исключительно популярны. Молодой, спортивный, красивый, всеми уважаемый... Смешно вспомнить, как я завидовала Светке... Вы меня не замечали, ни разу не взглянули на девчонку-подростка, всю в веснушках, с ногами-спичками. Я, как собачка, повсюду за вами таскалась, пряталась по кустам, выслеживала, а сердечко так и колотилось, так и трепетало, все чудилось, вот сейчас он обернется, заметит меня и сделает счастливой... В память о первой любви той неказистой девочки я устроила так, что вы остались в живых... Муж давно отошел от дел. Всеми финансовыми делами мужа последние два года занимаюсь я. Зарабатываю деньги, плачу охране, слугам. Поэтому ни Антон, ни кто другой не расскажут, почему на самом деле погиб Анатолий Иванов, а Стас Лунев выжил... Через час рассветет, и вы будете свободны. Советую забыть о вендетте и не пытаться отомстить мужу. Эту дачу мы арендовали на несколько дней. Послезавтра мы с мужем окажемся далеко, на другом конце земного шара. Супруг дал мне слово пройти курс обследования в одной из лучших психиатрических клиник Австралии после того, как... — Она долго искала подходящее слово, да так и не нашла. — ...По окончании всего того, что произошло под крышей этого дома за вчерашний день и сегодняшнюю ночь.

Любовь Игнатьевна закончила говорить. Ее красивые глаза смотрели с легкой грустью. Сейчас она прикажет отвести меня обратно в солярий, и я встречу рассвет под прозрачной крышей рядом с остывающим трупом Толика...

А пока мы сидели друг против друга и молчали. И пауза все тянулась и тянулась. Она ждала от меня чего-то. Быть может, недоуменных вздохов, переходящих в робкий шепот благодарности, а может, и сочувственного понимания. Не знаю. Природа и логика женской души, по большому счету, для меня всегда оставались загадкой... в отличие от природных особенностей женского тела.

— Люба, — произнес я чуть слышно. — Можно вас попросить?..

— О чем, Стас?.. Ну же. Смелее.

— Все, что вы сейчас рассказали... — Я растрепал свободной рукой волосы на лбу, вздохнул глубоко. — Все так неожиданно... Простите за банальность, но мне чертовски захотелось выпить... Стакан водки... Очень прошу!

— Анто-он! — громко воскликнула Любовь Игнатьевна.

— Звали? — спросил Антон, приоткрыв дверь.

— Будь любезен, принеси нам выпить. В кабинете мужа, в холодильнике, есть бутылка «Абсолюта».

— Извиняюсь, Любовь Игнатьевна, но я не имею права оставить вас одну с этим типом, — довольно твердо отказался Антон.

— Какие проблемы? — возмутилась Любовь Игнатьевна. — Пошли китайца. Объясни ему, где стоит бутылка, и пусть сбегает. За те деньги, что я ему плачу, может и халдеем поработать, ничего с ним не случится... Да! И еще, распорядись, чтоб прихватил закуску. Икру, фрукты, сам знаешь мои вкусы.

Антон за спиной забормотал по-китайски, Любовь Игнатьевна тем временем объяснила:

— Я тоже выпью с вами. Стас. Но мы должны непременно закусить, чтобы перебить запах. Не хочу давать мужу повод для всяких разных подозрений и ненужных вопросов. Нельзя, чтобы от вас разило водкой.

— Тогда я весь перемажусь икрой. — Я многозначительно подергал правым запястьем в браслете наручника. — Левой рукой есть, к сожалению, не обучен. Пробел в воспитании.

— Антон!

— Секунду, Любовь Игнатьевна... — Антон выдал длинную фразу на китайском языке. Тигр коротко ответил и вышел за дверь. — Китаец побежал, Любовь Игнатьевна, скоро принесет все, что вы просили.

— Антон, сделай одолжение, освободи правую руку Станиславу Сергеевичу.

— Но...

— Без возражений попрошу! Если хочешь выказать служебное рвение, пристегни к креслу его левую руку. Но, уверяю тебя, Станислав Сергеевич не станет фокусничать. Или я когда-нибудь ошибалась в оценке людей?

«Иными словами, вы, Любочка, как и ваш сумасшедший супруг, уверены, что я предсказуем, — подумал я, стараясь сдержаться и не рассмеяться ей в лицо, сохранить образ хама, раздавленного женской добротой и великодушием. — Умный человек Любовь Игнатьевна, однако, как всякая баба, немножко дура. Возможно, я и переоцениваю себя как режиссера, но и она не без греха — слишком уверена в своей женской проницательности».

* * *

Антон подошел к моей спине. Пистолетный ствол уперся в затылок.

— Держи ключ. Сам отстегнешься, сам и пристегнешься, — велел Антон. Взяв у него ключ от наручников, я с видимым трудом принялся попадать бороздкой ключика в миниатюрную замочную скважинку. Было заявлено — я плохо владею левой рукой, пришлось отыгрывать заявку.

Любовь Игнатьевна повернулась пока к компьютеру. Кликнула «мышкой». Картинка на мониторе с надписью «конец игры» сменилась стандартным экраном «Виндоус».

Щелкнул замок наручников. Металлическая дуга распалась на две половинки. Правое запястье свободно. Антон-придурок усилил давление ствола. Мог бы и полюбопытствовать, снайпер хренов, как бойцы-рукопашники учат работать «против пистолета», раз уж таскает с собою пушку. Я совсем чуть-чуть занимался грубым, неэффективным рукопашным боем до знакомства с Бинем и тем не менее прекрасно помню нехитрые принципы обезоруживания лохов с пистолетами.

Как только освободился от наручников, я сразу же резко мотнул головой. Дуралей Антон чрезмерно сильно давил на затылок, и поэтому после моего стремительного движения рука с пистолетом «провалилась» в пустоту.

Антон нажал-таки на курок, но слишком поздно. Пуля пробила баночку кока-колы, столешницу банкетного столика и ушла в пол. Любовь Игнатьевна, вскрикнув, вскочила с пуфика.

Мои пальцы схватились двумя «петушиными лапами» за металл пистолетного ствола и вырвали оружие из руки Антона. Я вскочил с полукресла, держа пистолет обеими руками, развернулся лицом к Антону и с ходу, словно молотком, врезал ему пистолетной рукояткой в висок.

Антон упал, как подрубленное под корень дерево. Я разжал «лапы петуха», перехватил оружие, как надо, и тут распахнулись двухстворчатые двери в будуар. На пороге возник китаец с огромным подносом в руках, на котором стояла запотевшая бутылка «Абсолюта» и тарелочки с разнообразной снедью.

С момента выстрела прошло восемь секунд. Китаец услышал выстрел, находясь в двух шагах за дверями. Наверное, он решил, что стреляли в меня, в пленника, поэтому предпочел войти с невозмутимым видом хладнокровного Мастера.

Китаец практически мгновенно сориентировался в ситуации, и поднос со всем его содержимым полетел в меня, причем, не пригнись я инстинктивно, бутылка точно угодила бы в голову. Мастера гунфу быстры, а пуля все равно быстрее!

Я выстрелил раньше, чем китаец успел сделать что-либо пагубное для моего здоровья. Первая пуля помешала китайцу прыгнуть, раздробила ему колено. Вторая попала в переносицу. Стрелок я никакой, и надо же, повезло, как везет новичку-картежнику во время дебютной игры. Два выстрела — два попадания!

Бутыль «Абсолюта», просвистев над моею седой головой, угодила в монитор компьютера. Экран монитора взорвался новогодней хлопушкой с похожим глухим хлопком и осколками-конфетти. Бенгальскими огоньками затрещали, заискрились электрические разряды. Полыхнуло содержимое разбившейся бутылки.

Любовь Игнатьевна отшатнулась от очага пожара, споткнулась и свалилась на ворсистый ковер. Горным козлом перемахнув через банкетный столик, я очутился возле женщины, которая так старалась и сумасшедшему мужу угодить, и свою первую любовь, Стаса Лунева, от свихнувшегося муженька уберечь. Говоря грубо — и рыбку съесть, и, сами знаете, на что сесть. По глубокому убеждению Любочки, я обязан был войти в положение несчастной жены маньяка, забыть о невинно убиенных дружках-приятелях и залиться слезами умиления, узнав, что мне дарована жизнь в память о нежных чувствах веснушчатой девочки с ножками-спичками. Я, вчерашний, наверное, так бы и сделал, но за прожитые сутки я здорово изменился!

Оказавшись рядом с женщиной по имени Любовь, я обнял ее за шею левой рукой, прижал к себе, вдохнул запах изысканной парфюмерии и заорал в розовое ушко с золотым колечком-сережкой:

— Открой рот, курва! Шире, а то придушу!!!

Я напряг левый бицепс, сильнее стиснул тонкую, загорелую женскую шею. Блестящие от помады губы раскрылись, словно бутон декоративного цветка. Плотно сжатые жемчужные зубы разомкнулись, и я пропихнул между ними пистолетный ствол.

Зашевелился Антон, приподнялся на локте, мутными глазами пошарил по комнате-будуару. Мазнул взглядом по языкам пламени из колючей дыры в мониторе и наконец увидел нас с Любочкой, сидящих в обнимку.

— Антоша, тебе надо, чтоб Любочка скушала пулю?

В ответ на мой издевательский вопрос Антон помотал головой, нет, мол, не надо.

— Тогда слушай условия задачки: Станислав Сергеевич Лунев вместе с заложницей должен беспрепятственно спуститься в гараж, сесть в обнимку с Любочкой в автомобиль и бесследно раствориться в тумане. Любое нарушение условий, и оральный секс с пистолетом закончится для Любови Игнатьевны агонией вместо оргазма.

— А что потом?.. — Антон, помогая себе рукой, сел, потер ладошкой ушибленный висок, наморщил лоб, заскрипел зубами. Знатно я ему заехал по чайнику. Долго будет меня помнить.

— Спустя какое-то время я свяжусь с твоим сумасшедшим боссом по телефону... Осторожно, Любочка, встаем на ноги, поднимаемся вместе, дружно, с коврика. Нет, головой крутить не нужно, пистолет останется у вас во рту, уж извините... — Я первым разогнул колени. Левой рукой подтянул побледневшую Любовь Игнатьевну вверх. — Во-от так. Отлично. Встали. Теперь, Любочка, шагаем к компьютеру, и вы берете трубку мобильного телефона, что лежит возле клавиатуры... Осторожней, не обожгитесь. Пламя разгорается, глядите-ка, какой черный дым повалил из разбитого монитора...

* * *

Хороших слуг отличает мнимая невидимость. Вроде бы и нет никого лишнего рядом с господином или госпожой, а случись какая неприятность, и словно из-под земли являются слуги, готовые оказать любую помощь работодателю. Я все еще нашептывал на ушко заложнице советы, куда шагнуть, да как половчее взять трубку-телефон и при этом не обжечь пальчики, когда распахнулись настежь полуприкрытые двери в коридор, и материализовавшийся из мрака мужик с шутовским автоматом взял меня на прицел. Буквально секунды не прошло — за спиной первого мужика возник второй, за ним третий и так далее. Охранники-слуги теснились в коридоре, как горошины в стручке.

Антон коротко объяснил коллегам положение дел, и те расступились, давая мне возможность в обнимку с заложницей выйти из комнаты. Я передвигался по коридору, то и дело задевая локтем вжавшихся в стенку мужиков и примечая, что далеко не вся прислуга имеет на вооружении стреляющие сернокислотными шариками автоматы. У многих в руках было вполне боевое оружие.

Когда спускались по лестнице, Любовь Игнатьевна закашлялась — пистолетный ствол случайно задел гортань женщины. Ощетинившееся стволами сопровождение зашумело, словно лес перед бурей.

— Ребята, расслабьтесь! — прикрикнул я на враждебный конвой. — Честное слово, мне все по фигу! Замечу, что кто-либо попытается изобразить спеца по антитерроризму, — выстрелю бабе в глотку и успею подстрелить пару-тройку энтузиастов. Видели, как я стреляю? Уложил китайца, он и ахнуть не успел. А узкорылый, между прочим, был проворнее всех вас, мудаков, вместе взятых!

Мужики-охранники притихли и, когда мы, наконец, спустились в гараж, сделали все возможное, чтобы сберечь мои нервы и дать возможность спокойно сесть в машину, предварительно усадив на сиденье рядом с водительским Любовь Игнатьевну, у которой по-прежнему оставался во рту пистолетный ствол. Царящая вокруг атмосфера напоминала общий настрой фильмов Джона By. Главного героя мучили, над ним издевались, унижали, и он, герой, красавец с длинными белыми волосами, в конце концов обиделся. Я усмехнулся, наткнувшись на эту аналогию. Сумасшедший со шрамом хотел, чтобы все происходило, как в дешевом кинофильме, и все получилось именно так, как ему хотелось.

Вести машину, управляясь одной рукой, достаточно проблематично. Однако в правом кулаке оружие, пистолетный ствол измазан губной помадой, и еще не время давать возможность Любочке дышать ртом. Что делать, пришлось управляться одной левой.

Когда я, наконец, с горем пополам вывел автомобиль из открывшихся ворот подземного гаража, выехал в предусмотрительно распахнутые уличные ворота, проехал по территории спящего дачного поселка, миновал его и убедился, что никто не рискнул сесть на хвост, только тогда я решил, что предмет изо рта Любови Игнатьевны, пожалуй, пора и вынимать.

— Осторожно, Люба, вытаскиваю ствол. Будьте так любезны, как только закончится минет с пистолетом, нагнитесь, пожалуйста, и схватитесь руками за лодыжки. Устанет спина, захотите разогнуться — накажу, честное слово.

Любовь Игнатьевна разжала онемевшие челюсти. Влажный пистолетный ствол блестел в лучах появляющегося из-за горизонта солнца, словно был покрыт тонким слоем бесцветного лака.

— Вы сошли с ума... — прошептала бледная до синюшности Любовь Игнатьевна. Женщину трясла мелкая дрожь. Из глаз, размывая тушь на ресницах, текли черные слезы.

— Вы правы, наверное... Нагибайтесь, Любочка, нагибайтесь. Вам не привыкать воплощать в жизнь желания сумасшедших, так что быстренько делайте, что вам ведено.

Любовь Игнатьевна согнула спину, как я и приказал, схватилась руками за икры ног, немного не дотянувшись до лодыжек. Черт побери, жалко, что я не сообразил прихватить помимо телефона еще и наручники. Сейчас она поплачет, да и кинется на меня пантерой, пока мышцы не свело в неудобной позе... Хотя нет! Любовь Игнатьевна знает, как опасно не подчиняться сумасшедшему мужчине. Будет сидеть скрючившись, как миленькая!

— И не нужно на меня обижаться, Любочка! В конце концов, я тоже, как и вы, всего лишь реализую больные фантазии вашего изобретательного супруга. Он хотел, чтобы жизнь проистекала по законам дешевого кинобоевика? Он хотел плохого кино? Он его получил. Разве что в кино не умирают по-настоящему. Остальное все, как в кино. Как в плохом кино.

6. По уши в дерьме

Вместо того чтобы повернуть в сторону Москвы, я развернул автомобиль багажником к столице. «Хвоста» нет, однако это совсем не означает, что меня не будут ловить. Еще как будут! Но ловить меня станут по дороге в город, кто ж догадается, что я поехал в противоположную сторону? Логично предположить — террорист в компании с заложницей мчится на всех парах туда же, куда так стремился вчера, в гости к капитану Верховскому, другу убитого Лешки Митрохина. Не у кого вроде мне искать помощи, кроме как у понятливого мента Вити Верховского... А вот хренушки вам всем! Не поеду я к Вите. И вообще, в ментуру обращаться не стану. Непредсказуемость отныне мой главный и, пожалуй, единственный козырь.

Трубка мобильного телефона в очередной раз разродилась призывной трелью. И хочется ответить на звонок, да никак. Левой рукой на ходу до трезвонящей трубки не дотянусь, и пистолет в правой руке менять на телефонную трубку не буду. Не потому, что боюсь неприятностей со стороны скрючившейся рядом на сиденье Любови Игнатьевны. Я свое отбоялся, пускай теперь меня боятся. Проеду еще километров с десять, сверну куда-нибудь с асфальта на травку, заглушу мотор, там и поговорю с мобильным телефоном.

Сине-серая лента шоссе несется навстречу. Автомобиль жадно пожирает километры. За окнами мелькают спящие деревушки, окутанные туманом поля, лес, укрытый серой дымкой, словно одеялом. Солнце пока не мучит жаром, лишь ласкает, будит землю, как любовник истомившуюся за ночь подругу. Когда я в последний раз видел восход солнца? Давно. Очень давно. Вчера...

На дворе самое начало августа. Пройдет несколько теплых дней, и погода испортится. Очередное лето превратится в воспоминания. Лето смерти Стаса Лунева. Да, я умер несколько часов назад. Умелые пальцы китайца возродили к новой жизни, по сути, совершенно другого человека, крещенного кровью старых друзей Ворона-хищника с белым оперением. Белый цвет на Востоке — цвет траура. Таким, как позавчера, я уже никогда не буду.

Ворон — птица-падальщик. Ворона не воротит от запаха гнили. Памятуя старичка-сердечника в потрепанных «Жигулях», я поостерегусь впредь общаться с обычными, нормальными людьми. Скоро, очень скоро с головой окунусь в дерьмо, где обитают существа, которым и в глаз клюнуть не грех. Жестокость порождает жестокость. Вот такая отныне у меня философия!

* * *

Слева, за редкими деревьями, промелькнула железнодорожная платформа. Шоссе вильнуло, и серая асфальтированная лента далее пролегла параллельно блестящим рельсам железной дороги. Я сбросил скорость, ища, где бы остановиться. Ура! Я правильно сориентировался! Предугадал — если ехать в сторону Москвы на автомобиле, то, чтобы добраться до железной дороги, необходимо сделать огромный крюк. А если свернуть в противоположную сторону от столицы — шоссе непременно приведет (или привезет?) к стальной электромагистрали.

Слева рельсы, справа лес, сосенки да березки. Aгa! Вот отличная полянка. Сворачиваю, глушу мотор.

Мотор замолк, и сразу послышалось пение птиц. Надо же! А говорят, лесные пернатые перестают петь в середине июля. Диссонансом в чириканье птах небесных прозвучала очередная электронная трель мобильного телефона. Теперь можно и ответить.

— Слушаю. — Я вышел на связь, радуясь собственному спокойствию и уверенности. Трубку взял левой рукой. В правой пистолет.

— С тебя живого шкуру спустят, запомни! — заорала трубка голосом сумасшедшего со шрамом. — Где моя жена?! Что ты с ней сделал?!!

— Пока ничего, но ты подал хорошую идею. Содрать загорелую кожу с симпатичного личика Любочки — это эффектно. Какие еще будут предложения и пожелания?

Трубка замысловато выругалась, и на другом конце беспроволочного переговорного устройства растерянно замолчали.

— Эй! Алло-о! Урод, ты чего заткнулся?

— Что вы хотите, Станислав Сергеевич? — спросил телефонный собеседник бесцветным голосом.

— Я хочу, чтобы ты перестал постоянно названивать. Беспрерывные телефонные звонки меня раздражают, я становлюсь злым, а сорвать злость не на ком, разве что на твоей жене. Усек?

— Сколько? Скажите, сколько вы хотите? Хотите «лимон» в баксах?

— "Лимон" — это ничего. Это солидно. Но мало.

— Полтора. Больше не потяну.

— О'кей. В мелких купюрах, наликом. Как соберешь, позвoни. А пока оставь телефон в покое. Договорились?

— Понадобится время.

— Я никуда не спешу. Мне хорошо с Любочкой. Красивая баба и полностью в моем распоряжении. О чем еще мечтать?

— Если с ней что-нибудь случится, я тебя... — Он замолчал.

— Ну? Чего ж ты не договариваешь? Что ты со мной сделаешь, если... Если... Тебе нравился клип про Монику Левински? Что ты мне сделаешь, если я дам Любочке за щеку, как Билл Монике? Я похож окрасом на шалунишку Билла, а Любочка много симпатичнее толстушки Левински, так что...

Телефонная трубка взорвалась такими яростными ругательствами, клянусь, ничего подобного никогда не слышал! Его ругань стала для меня сладкой музыкой. Я балдел, кайфовал, блаженствовал. Правосудие — говно! Чикатило нужно было отдать в полное распоряжение родственникам его жертв. Вот это было бы правосудием! Пуля для садиста — подарок. И тех, кто ратует за отмену смертной казни, я бы тоже оставил на часок в уединении с родственниками и друзьями жертв безумных преступлений. На арабском Востоке ворам до сих пор отрубают руку, и воровства там практически нет. Вот это закон! Вот это я понимаю!

— Эй, ты, уродина со шрамом! Заткнись, а? Усладил мой слух, и хватит. Хорошенького понемножку. На-ка, лучше поговори с супругой. — Я толкнул Любовь Игнатьевну в сгорбленную спину. — Люба, попроси мужа поспешить со сбором денег. Можешь выпрямиться, небось спинка-то затекла? Вот, возьми трубку, побеседуй. Только по-быстрому, пока я добрый.

— Алло! Алло! — Любовь Игнатьевна поспешила выполнить команду «отомри», схватилась обеими руками за трубку и, чуть не плача, заголосила: — Умоляю тебя — собери скорее валюту. Ты знаешь, у кого здесь, в Москве, можно занять такую сумму. Пообещай вернуть через неделю под десять процентов. Тяжело, но мы поднимем. Поспеши, прошу тебя...

— Хорош! — Я отобрал у нее телефон. — Алло-о, урод?

— Да...

— Значит, как договорились — звонишь, собрав баксы. И не пытайся нас искать, понятно?

— Понятно.

— Тогда отбой! Крепко целую!

* * *

Закончив разговор, я сладко потянулся, зевнул и повернулся к женщине на сиденье рядом.

— Ну что, Любочка... — Я плотоядно улыбнулся. — Раздевайтесь.

— Что?! — Она округлила глаза, уставилась на меня, будто я попросил ее повеситься.

— Раздевайтесь, раздевайтесь! Ха-ха... — Я рассмеялся, почесал подбородок пистолетным стволом. — Неужели вам не хочется попробовать, какова на вкус первая любовь?

— Стас, вы...

Я заставил ее замолчать, уткнув пистолетный ствол в женскую щеку, всю в подтеках от туши.

— Снимай блузку и бюстгальтер, живо! А то осерчаю и сломаю шею, как тот китаец Захару.

Красивые глаза Любочки остекленели. Губы дернулись и сурово сжались. Дрожащими руками женщина расстегнула пуговицы на блузке. Путаясь в рукавах, стащила с себя тонкую материю. Торопливо согнула руки в локтях, повозилась с крючками-застежками бюстгальтера, обнажила грудь.

Грудь у нее была хороша, черт побери! Бледно-розовые большие соски. Манящая белизна не тронутой загаром бархатной кожи. Упруго-округлая, почти идеальная форма.

Любовь Игнатьевна взялась руками за поясок шортов.

— О нет! Шорты снимать не нужно. Поднатужьтесь, пожалуйста, Любочка, и оторвите рукава блузки.

Ее глаза удивленно спросили «зачем?». А руки между тем разорвали дорогую ткань.

— Очень хорошо. Оторванные рукавчики, будьте любезны, отдайте мне. Ротик откройте... Нет! Нагибаться не нужно. Насчет Билла и Моники я пошутил.

Она открыла рот, и я, соорудив из одного рукава кляп, заставил Любовь Игнатьевну закусить его зубами. Другим рукавом обмотал нижнюю часть женского лица, фиксируя кляп во рту, и стянул импровизированный намордник узлом у нее на затылке.

— Повернитесь ко мне попкой. Люба. Руки за спину... Вот так...

Бюстгальтером я связал ее запястья за спиной.

— Вылезайте-ка из машины, Любочка, пока на шоссе штиль и затишье.

Нагнувшись, прижавшись телом к обнаженному телу женщины, я открыл дверцу с ее стороны. Любовь Игнатьевна, вроде бы невзначай, прижалась голой грудью к моей руке. Вот и пойми их, баб? Больше смерти боялась моей извращенной похоти и, нате вам, трется грудями. Что это? Обида отвергнутой самки? Или в последний момент Любочка решила, что совсем не помешает заняться со мною сексом? Соблазнить, а после обмануть... Черт ее знает.

— Вылезайте, Любочка. Вы очень красивы, но я не употребляю чужих жен. Свободных телок хватает.

Прихватив ключи и остатки разорванной блузки, вылез и я. Открыл багажник, пальцем поманил Любовь Игнатьевну.

* * *

— Люба, сейчас я помогу вам забраться в багажник... Опаньки... — Я подхватил ее на руки, уложил рядом с колесом-запаской. К счастью, в багажнике хватило места для женского тела. Остатками разорванной блузки я связал щиколотки стройных женских ног.

— Лежите смирно, Любовь Игнатьевна. Не дай бог вам пошуметь, ежели кто посторонний подойдет к машине. Для случайных свидетелей я шофер, одиноко скучающий за баранкой, пока обеспеченные господа гуляют по лесу в поиске грибов. В образе одинокого шофера я намерен пробыть вплоть до звонка вашего супруга, сообщающего о том, что он собрал выкуп за ваше нежное тельце. Понятно вам?

Она неловко кивнула.

— Не будете шуметь?

Она помотала головой, и я захлопнул багажник, закрыл его на ключ, вернулся в салон автомобиля, к рулю.

Автомобиль стоял посреди полянки, уходящей в лес пологой длинной запятой-загогулиной. Хвост запятой заворачивал за пышный куст орешника. Я завел мотор и, двигаясь со скоростью гусеницы, направил машину за куст. Теперь с дороги автомобиль не видно. Часа через три магистраль оживет, и, если кто свернет на полянку и приметит спрятанную иномарку, решит, что действительно где-то поблизости бродят обеспеченные грибники. А вдруг хозяева дорогой машины вовсе не грибы ищут, а приехали на разборку. В любом варианте лучше дать задний ход и смотаться в поисках другой полянки-стоянки.

Я соврал Любови Игнатьевне, что останусь в машине дожидаться звонка от ее безумного супруга. Сейчас я уйду. Брошу спрятавшийся в лесу автомобиль пустым, если не считать связанной по рукам и ногам женщины в багажнике. Сколько ей суждено томиться в заточении? Не знаю. Вообще-то, по уму, лучше бы я отвел Любовь Игнатьевну подальше в лес, пристрелил и прикопал. Честное слово — заслужила. Но... не могу. Рука не поднимается застрелить стерву...

Жалко, не выйдет взять с собой пистолет. На мне лишь джинсы и рубашка. Оружие негде спрятать.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25