Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Куртизанки

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Земерау Альфред / Куртизанки - Чтение (стр. 13)
Автор: Земерау Альфред
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Теперь только редкие гости нарушали ее одиночество, и очень часто Жанна, погруженная в воспоминания, прогуливалась в одиночестве по парку и окрестностям, где она частенько занималась благотворительностью.

А по вечерам, придвинув кресло к камину, она рассказывала знаменитой Виже-Лебрен, которая ее рисовала, о давно прошедших временах, когда она была «самой почитаемой красавицей королевского двора»: «В этом зале Людовик XV оказал мне честь, отобедав со мной...» И через некоторое время, как будто обращаясь к самой себе, она продолжала: «А наверху была трибуна для музыкантов и певцов...»

Постепенно люди и события прошедших времен стали казаться ей сновидениями, и сам маленький, приходящий в упадок дворец со своими пустынными галереями, в которых были собраны будущие шедевры мирового искусства, стал напоминать сказочный замок, погруженный феей в вечный сон...

Однако и замок, и сама его хозяйка еще были разбужены неумолимым ходом истории. Пришел 1789 год и взятие Бастилии, а когда гром орудий достигал Люсьенна, Жанна с грустью повторяла: «Если бы Людовик XV был жив, ничего такого бы не произошло!»

Революция все громче заявляла о себе, и вскоре Жанна начала испытывать опасения за себя и свое имущество, к тому же она совершенно не относилась к очень умным и осторожным женщинам, готовым тотчас приспособиться к новым смутным временам. Она не стремилась скрывать свое богатство и свои взгляды, придерживать язык и изменять свой легкомысленный характер. Она могла бы своевременно оказаться в безопасности, как многие и поступили, но она так сроднилась со своей страной и своим Люсьенном, что не представляла себя в роли беглянки.

Она не стала прятать портреты Людовика XV и Марии-Антуанетты, как и прежде выписывала аристократические меморандумы и газеты, предлагала королеве услуги, укрывала у себя в замке раненых гвардейцев и, сообщив об этом Марии-Антуанетте, была очень рада, получив от нее потом благодарственное письмо: «Раненые сожалеют только о том, что не смогли отдать жизнь за их повелительницу, которая достойна этой жертвы так же, как Ваше Величество. То, что я в состоянии сделать для этих храбрецов, далеко от того, что они заслуживают. Я как могу стараюсь облегчить их страдания мыслью, что без их преданности и жертвенности Вашего Величества, может быть, уже не было бы в живых. Люсьенн в Вашем распоряжении. Разве я теперь не заслужила Вашу благосклонность? Все, чем я располагаю, происходит от королевской семьи, и я в достаточной мере благодарный человек, чтобы когда-либо забыть это. Усопший король, прежде чем покинул нас, вынудил меня принять от него тысячу ценных предметов. И я имею честь в наши смутные времена предложить их Вам и передать в полное распоряжение. Ведь перед Вами стоят невероятно сложные задачи, требующие неограниченных расходов. И я заклинаю Вас согласиться на то, чтобы кесарь принял кесарево обратно».

Отсутствие у Жанны осторожности и понимания того, что времена изменились, лишний раз подтверждает ее поведение после крупной кражи у нее драгоценностей в январе 1791 г.

В это время в лице пожилого герцога де Бриссака, дворянина, как будто сошедшего с рыцарского портрета XVII века, командира королевской охраны, она нашла страстного почитателя, который, к сожалению, не смог по достоинству оценить ее красоту, доброту и сердечность...

Как раз во время одного из ее визитов к герцогу и произошло ограбление в Люсьенне, и вскоре после этого на стенах домов появилось объявление с точным описанием украденных драгоценностей и обещанием крупного вознаграждения за помощь в поиске преступника. Именно это привело к тому, что революционные власти обратили внимание на нее, и ее гибель была предрешена...

Довольно быстро воры были обнаружены в Лондоне, и драгоценности были найдены, но Жанна еще не могла получить их, так как бюрократическое английское правосудие все вопросы решало очень медленно. Жанна была вынуждена неоднократно ездить в Англию, так как процесс был начат совершенно некомпетентно и точно так же неудовлетворительно продолжался.

Эти поездки в дальнейшем послужили поводом для обвинения графини в незаконном выезде из страны, передаче тайных посланий и сношении с врагами Республики. В самом деле, в Лондоне она встречалась со многими изгнанниками-эмигрантами, и не только они, но и английский премьер-министр Питт, настоятельно советовали ей остаться в Англии. Однако она отказалась, так как с полным основанием полагала, что потеряет из-за этого свое имущество.

И когда до нее дошли слухи, что ее имущество в Люсьенне должно быть опечатано, она тотчас возвратилась обратно, хотя процесс в Лондоне еще не закончился. Оказалось, что все изменилось к худшему, в Люсьенне был организован клуб революционеров, во главе которого стоял англичанин Гриви, называвший себя писателем, а кроме того, «Защитником отважных санкюлотов Люсьенна, другом Франклина и Марата, Вождем и Анархистом высшего порядка и Ниспровергателем деспотизма на обоих полушариях». Поддерживаемый некоторыми бывшими слугами Жанны, которых она в свое время уволила за кражи и доносы, он стал выступать с гневными памфлетами против «Аспанзии французского Сарданапала», которая, занимаясь открытой враждебной государству деятельностью посредством своих капиталов и погрязших тиранов, употребила все свое коварство на ущемление гражданских прав народа... И что ее замок стал местом сосредоточения всех направленных против Парижа интриг, задуманных де Бриссаком и поддержанных аристократами всех мастей, с которыми графиня состояла в постоянной переписке... И что она глумилась над несчастными женщинами, чьи мужья, отцы, братья и сыновья проливают свою кровь в борьбе за свободу... Жанну уже дважды сажали под арест, однако она приводила в движение все, что могла, чтобы обрести свободу и спасти свою жизнь, и пока ей это удавалось.

Но Гриви и компания не оставляли своих попыток. Жанна жаловалась гражданским администраторам в Версаль, а ее злопыхатели были способны на все. К ней был послан их представитель гражданин Лаваллери, который сказал ей, что будет лучше, если она переберется в Версаль под непосредственную опеку Комитета. Если она это сделает, отвечала Жанна, красота которой произвела на свободного гражданина большое впечатление, она отдаст на разграбление свой замок, в котором она держит деньга, драгоценности и изделия из серебра...

Итак, она сделала выбор, и вскоре Гриви добился от Комитета приказа на ее задержание и помещение в тюрьму св. Пелагеи. Все ее бумаги были конфискованы. Так как среди них не нашли ничего, что представляло бы свидетельства ее опасности для общества, многочисленные доносы Гриви были истолкованы таким образом, чтобы найти в них доказательства ее вины. Он сам различные вызывающие сомнения факты – и среди них получение ею от Питта в качестве подарка памятной серебряной монеты должно было играть особую роль – представил таким образом, что они усиливали выдвинутые против нее обвинения. Таким образом, Комитет Общественного спасения 19 ноября 1793 г. принял решение о том, что указанная дю Барри с достаточными основаниями подозревается в попытке эмиграции и что «во время своего пребывания в Лондоне с октября 1792 г. по март следующего года она получила от скрывающихся там эмигрантов в свое распоряжение значительные денежные средства и наряду с этим занималась подозрительной перепиской с ними» и поэтому ее дело передается в Революционный трибунал для открытого судебного процесса и вынесения приговора.

Через три дня ее вызвали на допрос. Жанна объяснила, что деньги ей всегда выдавались из казны по распоряжению Людовика XV по отдельному счету, что она договаривалась с королем, какие конкретно суммы будут ей выданы на содержание ее двора и собственные нужды. С Людовиком XVI же у нее не было никаких других отношений, кроме помощи с его стороны, когда ей надо было превратить договоры о ренте в наличные деньги и заложить драгоценности, чтобы заплатить долги. Свое теперешнее состояние она не могла точно оценить, а драгоценностей у нее украли примерно на 150 000 ливров. Кроме того, Людовик XV назначил ей пожизненную ренту в 9000 ливров. Она также сказала, что в 1792 г. скрывала у себя в доме несколько священников и эмигрантов и встречалась в Лондоне с рядом эмигрантов. На обвинение в попытке эмиграции она ответила, что ездила по делам и с официально выданным паспортом, после чего вернулась обратно. Деньги для этого ей выдали банкиры Вандениверы. Она в самом деле получала письма от эмигрантов, но ни разу не ответила на них.

Как бы там ни было, в эти смутные времена выдвинутые Гриви обвинения были против нее. И ее окружали только враги. 3 декабря в суде было зачитано обвинительное заключение против нее и ее банкира Ванденивера. «Жанна Вобернье, в замужестве дю Барри» была отправлена в Консьержери, в ту же камеру, где раньше находилась Мария-Антуанетта. Тут она узнала, что Люсьенн постепенно разграбляется и разрушается.

К тому же ее прямо-таки убивало известие о том, что негр Замора, к которому она всегда так хорошо относилась, а потом вынуждена была прогнать из-за его постоянных доносов на нее, теперь стал хозяином Люсьенна.

События последнего времени – гибель Бриссака во время сентябрьских бесчинств, самоубийство ее покровителя Лаваллери, смерть на гильотине многих известных ей и близких людей повергли ее в ужас...

Она уже предчувствовала, какая судьба ей уготована, и 6 декабря ее действительно вызвали в суд. Общественный обвинитель объявил, что после знаменательной победы французского народа она стала орудием и соучастницей эмигрантских кругов, а также оказывала большую помощь и поддержку окопавшимся во Франции их агентам. Что она специально подстроила кражу драгоценностей, чтобы вступить в сношения с живущими в Лондоне агентами контрреволюции. Что в Лондоне она общалась исключительно с эмигрантами, с враждебными революции лордами и даже с «подлым» Питтом, «этим непримиримым врагом рода человеческого, от которого она даже получила памятную монету с портретом этого чудовища», что ей были переданы значительные суммы денег для поддержания бывших знатных персон, для концентрации их отрядов в Люсьенне и превращения его в настоящую крепость, что доказывается обнаружением восьми ружей, которые доставил из Парижа ее друг, преступник д'Ангремон, которого также ждет суровое наказание.

В официальном обвинении говорилось о спрятанных ею сокровищах и о явном доказательстве ее связи с контрреволюцией – большом собрании антиправительственных листовок, карикатур, найденных у нее в замке, а также о ее совершенно открытом трауре в Лондоне после казни тирана Людовика XVI и о ее оживленной переписке со злейшими врагами Республики, такими, как Калонн, Пуа, Бово и т. д.

Как видно из дела, по словам официального защитника, председатель суда Дюма собрал все имеющиеся в деле факты и сделал из «куртизанки предшественника Людовика XVI» орудие Питта, соучастницу выступления против Франции иностранных держав и бунтов внутри страны.

Через пять часов пятнадцать минут судебного разбирательства Жанна была приговорена к смертной казни, так же как и ее банкир Ванденивер, которому было предъявлено обвинение в том, что он является связующим звеном между бывшей графиней и эмигрантами. Он должен был переправить ее бриллианты в Голландию и полученные за них деньги, как стало известно суду, передать ей для эмигрантов и все это после издания декрета против эмигрантов, следуя которому дю Барри приравнивалась к ним. Прокурор обвинил также Ванденивера в том, что он всегда был врагом Франции и в 1782 г. участвовал в заговоре тиранов с целью стравить народы Франции и Испании, завладеть государственным имуществом и увековечить рабство французов: ведь Вандениверы принадлежали к дворянскому сословию и стремились к уничтожению простого народа...

Приговор должен был быть приведенным в исполнение в течение двадцати четырех часов. Когда Жанна узнала, что ее ждет, она, охваченная ужасом, тотчас потеряла свойственную ей до этого выдержку. Она была в таком состоянии, что жандармы вынуждены были поддерживать ее, когда она покидала зал. Казалось, что она даже не доживет до гильотины. Однако перед лицом неминуемой гибели в ней проснулась с новой силой непреодолимая жажда жизни. Все – дружбу, благодарность, сердечные привязанности, священные обязательства, даже преданность тех, кто уже скомпрометировал себя ради нее,– забыла она ради сохранения этой жизни, которую она всегда так любила и которая теперь собиралась низвергнуть ее в темное Ничто...

В свой последний день в 10 часов утра после ужасной ночи, бледная и трепещущая, появилась она с умоляющим видом в зале заседаний и предложила купить свою жизнь выдачей спрятанных ею в Люсьенне сокровищ. Она рассказала, где они спрятаны, и при этом выдала людей, а среди них и своего преданного камердинера Морена, которые помогали ей в сохранении ее имущества, хотела пожертвовать даже своими находящимися в Лондоне бриллиантами. Но все было напрасно...

Она не верила в конец, не верила даже тогда, когда ей обрезали волосы. Когда ей пришлось садиться в повозку, лицо ее было таким же белым, как платье.

На улицах было полно народа, в первом ряду по пути следования повозки стоял Гриви и любовался мучениями своей жертвы. «Я еще никогда так весело не смеялся, как сегодня, когда смотрел, какие гримасы корчила пред смертью эта красивая шлюха»,– сказал он вечером в своей компании. Повозка медленно продвигалась вперед среди напирающей толпы. Жанна ничего не видела и не слышала, только рыдала, не обращая внимания на утешения Ванденивера и члена Конвента Ноэля, сопровождавших ее на казнь. Глаза ее выражали смертельный ужас, а губы что-то беззвучно шептали. Она подняла голову только в тот момент, когда они проезжали мимо Пале-Рояля, и заметила, что на балконе какого-то модного салона толпятся работницы, чтобы посмотреть на женщину, которая совсем недавно была графиней дю Барри. И тут Жанна узнала то самое заведение, в котором сама работала 30 лет назад. И как во сне, перед ней в течение какойто минуты промелькнула вся ее жизнь: нищета, беззаботная юность, блеск, Версаль, Люсьенн, и она так дико вскрикнула, что ее крик был слышен на всей рю Сент-Оноре. Палач с двумя своими помощниками с трудом смогли удержать ее, когда она как будто в припадке помешательства стала биться в повозке, так что чуть не перевернула ее. С падающими на лоб и глаза волосами, захлебываясь от рыданий, она умоляла толпу спасти ее: «Я же никогда не делала ничего плохого... Спасите меня! Если мне подарят жизнь, я отдам нации все мое достояние!»

«Твое достояние?!– воскликнул кто-то в толпе.– Ты только отдаешь нации то, что ей принадлежит».

Тут к повозке подошел разносчик угля и, не говоря ни слова, ударил ее по лицу. Палач пришпорил лошадей, толпа расступилась, и в половине пятого вечера повозка прибыла на площадь Революции. Жанна спустилась первой. Обезумевшая от страха, она кричала: «Еще минутку, господин палач, еще минутку!» Она так упиралась, что ее пришлось буквально затаскивать на эшафот, и даже здесь она еще продолжала кричать, как будто на нее напали убийцы: «На помощь! На помощь!..»

Глава VIII

ВИЛЬГЕМИНА ЭНКЕ, ГРАФИНЯ ФОН ЛИХТЕНАУ

(1752—1820)

Король умер. Вся Пруссия должна была погрузиться в траур. А она не погружалась! Несмотря на невосполнимую утрату, она не пала в траур! Да и кто знал его, отшельника из Сан-Суси? Его знали только в других странах. У себя на родине он был чужаком...

Король умер! Да здравствует король!

Фридрих-Вильгельм II стал наследником своего дяди.

Учителя сменил ученик, великана – карлик! Но никто не замечал разницу, дистанцию. Все ликовали. При дворе наступили новые времена. На смену деспотии должна была прийти свобода. Новое правительство начало с реформ. Жизнь казалась полной смысла, света и радости. Племянник Фридриха стремился сразу покорить сердца граждан. Ему так нужна была их любовь. И скоро он в самом деле стал «Возлюбленным»! Жесткие рамки придворного церемониала отменялись. Фридрих-Вильгельм жил среди граждан, которые считались всего лишь «подданными». Теперь многое менялось. Король объявил войну французским манерам и вернул немецкий язык на его законное место. В разговорном языке вежливое «вы» заменило «ты». Многие ограничения были смягчены. Гнетущая монополия на табак, кофе, шелк и соль была отменена. Одним этим новый монарх привлек к себе множество сердец. Он охотно выслушивал похвалы в свой адрес, пригоршнями раздавал отличия и пожалования, не различая достойных и недостойных. Он хотел, чтобы все были счастливы. В глубине души Фридрих-Вильгельм был великодушным, и в то же время слабохарактерным и капризным, легко возбудимым и ветреным. Он не был воином, дипломатом или политиком. Он потратил впустую продолжительное время, отпущенное ему для подготовки к будущему высокому положению. Он был рабом своих чувственных удовольствий. В голове больше тумана, чем реальных идей. Друг женщин. Прекрасный пол мгновенно завораживал его. Женоненавистника в Сан-Суси сменил жрец Венеры!

Фридрих-Вильгельм часто сбивался с пути истинного со своими любовными приключениями. В низменности чувственных наслаждений он вскоре забыл обо всем: о короне и чести, семье и народе. На своем жизненном пути он поменял много женщин. И ни одной он не принадлежал полностью, все они были для него всего лишь игрушками. Только одна владела им до конца! Судьба этой единственной была постоянной сменой света и тьмы. Как в калейдоскопе, в разноцветном буйстве взлетов и падений пробежала ее нелегкая жизнь: стремительное восхождение из бедности и нужды к богатству и власти, к обладанию самим королем. А затем моментальное падение с высот, когда смерть унесла его. Судьба куртизанки. И с ней неразрывно связана судьба последнего представителя традиционного абсолютизма на прусском троне. То, что не удалось представительницам благороднейших княжеских родов – укротить чувственного принца,– удалось девушке из народа, играющей на простейших человеческих слабостях. Своеобразный романтический ореол мерцал с самого начала над этой любовной связью таких совершенно неравных по происхождению и положению людей. И здесь не было никакого принуждения. Придворный этикет здесь нисколько не мешал волшебству взаимного обладания. Здесь царили чувственные радости тайной любви и заполняли дни и часы неслыханными наслаждениями! Чувственность, роскошь и расточительство царили на этом тайном празднике любви, насыщенном сладостным тленом умирающего рококо...

Вильгемина Энке родилась 29 декабря 1752 г. в семье трубача, который позже получил место валторниста в королевской капелле. Уже в ранней юности у нее расцвели все те телесные и умственные качества, которые должны были в будущем очаровать любвеобильного принца. Она стала его счастьем и судьбой! Принц выглядел иногда как будто зачарованным. Он не обращал никакого внимания на домашние конфликты и оставался глухим к призывам короля. Только одна пламенная страсть владела им: увидеться с новой знакомой.

Впервые он должен был последовать зову сердца!

В первом браке он был женат на своей двоюродной сестре Элизабетте-Кристине Брауншвейгской. 21 апреля 1769 г. последовал развод. Элизабетта-Кристина была сослана в Штеттин. Вскоре после этого наследник сочетался браком с Фредерикой-Луизой Гессен-Дармштадской, но и тут его ждала неудача...

И как раз в этот достаточно трудный период жизни настроение его подняла Вильгемина Энке, живое и естественное дитя природы. А для нее превратилась в быль та самая сказка, которая, несмотря на все препятствия и сопротивление злых сил, в конце концов соединяет двоих влюбленных. И эта сказочная быль не стала всего лишь эпизодом. Она только укрепилась с годами...

Еще почти ребенком, но уже обладающая всеми чарами, свойственными всему женскому полу, встретила она случайно принца на проселочной дороге. А в доме ее старшей сестры, красавицы, окруженной толпой кавалеров, принц познакомился с малышкой. Натуре простои девушки не был свойствен голый расчет. Несмотря на беспутное окружение, она не встала на стезю порока. Она еще не была в состоянии оценить подарок судьбы, которая уготовила ей сближение с будущим повелителем. Да кто вообще мог бы подумать, что крошка Вильгемина, дочь трубача, впервые в истории берлинского двора в качестве наиболее почитаемой и наиболее проклинаемой фаворитки короля будет играть роль прусской Помпадур?!

И первоначальное мимолетное увлечение постепенно переросло в пылкую любовь. Вильгемина была еще очень молода. Ей едва минуло четырнадцать лет. И Фридрих-Вильгельм стал наставником любимой девушки. В течение трехлетнего курса он, например, изложил ей все важнейшие события всемирной истории. Вильгемина оказалась прилежной ученицей. Она отличалась живым умом. И если встречались трудности, энтузиазм ее не ослабевал. Она училась с удовольствием. Наряду с этим она изучала географию и литературу. А мадам Жирар занималась с ней разговорным французским.

Об этих первых годах безоблачного счастья она много позже рассказывала сама: «Мы вместе читали „Новую Элоизу“ Руссо, однако „Орлеанскую девственницу“ мне принц читать запретил. С Шекспиром я познакомилась в переводе Эшенбурга. И толстяк сэр Фальстафф был любимым героем принца, и он охотно сравнивал себя с ним, так как он очень рано начал толстеть. В истории мы начали с возникновения окружающего мира. Принц занимался со мной по конспектам, по которым раньше он сам занимался со своим учителем. На древней истории он задерживаться не стал, однако уделил значительно больше времени отечественной. Он так хорошо ориентировался по карте, что с закрытыми глазами показывал на ней место, которое я называла».

Наряду с быстрым духовным развитием Вильгемины точно так же протекало телесное. «Учебные уроки» постепенно превратились в «уроки любви». Здесь принц также прежде всего выступал в роли наставника. Однако очень скоро ученица превзошла учителя, и инициатива перешла к ней. Уже расцветшая как женщина, Вильгемина, сознавая всю силу своей прелести, была энергичной умной и терпеливой. Теперь она оценивала ситуацию очень ясно и поняла, что владеет ей. Ее женский инстинкт был разбужен. Она любила мужчину, который сделал из нее личность. А почитание, которым окружил его свет, ее не интересовало. Для нее он был человеком, которому она отдалась по любви, и с ним она была готова делить радость и горе. Свои печали он должен был делить только с ней, и она должна была понимать его и утешать.

Очень часто она делилась с ним даже тем немногим, чем располагала. Ведь принц часто бывал в стесненных обстоятельствах. А денег ему надо было очень много. Его прежние пассии выкачали их из него. Король-дядя, солдат и женоненавистник, держал принца в ежовых рукавицах. Поэтому Вильгемина вела очень скромный образ жизни и не высказывала никаких желаний. «Нужда была частым гостем у нас,– вспоминала она.– Если бы принц попал в беду, я отдала бы все, что у меня есть. Ведь мы любили друг друга. И это не было жертвой!»

Придворное общество косо смотрело на увлечение принца. Королю рассказывали пикантные истории из жизни племянника. И это, естественно, не способствовало улучшению и так натянутых отношений. Отношение Фридриха к племяннику колебалось, он то сердился, то во всем потакал ему. Вообще-то сумасбродные выходки и вечные истории с женщинами не могли не вызывать сурового осуждения грозного дяди. А если чего-нибудь недоставало для полноты картины, так это наговаривали дерзкие языки. Наконец король решил, что в данном случае будет лучше, если он не станет придавать слишком большого значения роману Фридриха-Вильгельма с дочерью трубача. Он надеялся, что эта романтическая любовь отвратит принца от других гибельных связей. Он думал, что роман с Вильгеминой будет меньшим злом. И чтобы спровадить племянника подальше от Берлина, король даже выделил 20 000 талеров на покупку дома в сельской местности. И Фридрих-Вильгельм приобрел за 7500 талеров принадлежащую графу Шметтау виллу в Шарлоттенбурге. Однако слухам не было конца. Сплетники передавали, что фаворитка принца вмешивается в государственные дела. Она якобы благодаря ходатайству принца способствовала некоторым лицам из своего окружения в получении доходных мест. Старый Фриц знал людей и был уверен, что многое преувеличено. Еще сильнее стал он размахивать своим карательным жезлом и высвечивать пороки во всех уголках своего государства. И ни одно серьезное нарушение невозможно было скрыть от него...

Через некоторое время принц отправил свою возлюбленную в сопровождении ее старшей сестры, уже ставшей графиней Матушка, в Париж, в престижную школу «благородных манер». Здесь Вильгемина стала брать уроки танцев у прославленного балетмейстера Вестриса, гордости парижского балетного искусства. Под руководством своей многоопытной и беспутной сестры погрузилась она в бурную жизнь «столицы мира». Она также прошла специальный курс «Любовница комильфо». Из этой учебно-увеселительной поездки Вильгемина вернулась дамой значительно более опытной...

Полученное ею «образование» не стало препятствием для обоих влюбленных. Наоборот, их влечение только возросло и отношения приобрели более интимный характер. Наследник пользовался каждой свободной минутой, чтобы быть с Вильгеминой. Праздничные балы и тайные любовные развлечения были одинаково популярны в Шарлоттенбурге...

Вильгемина держалась с удивительным хладнокровием в самых щекотливых ситуациях. Ее не могли обескуражить неожиданные перипетии или злобные сплетни придворного общества. Направленные против нее интриги она успешно парировала. Принц видел, как неузнаваемо изменилась эта простая девушка из народа. Любое сравнение с другими женщинами ее круга было только в ее пользу. Она была жрицей его любви, она по-прежнему притягивала его. Пылкая любовь прошла довольно быстро, но принц был готов поклясться ей в верности, на что Вильгемина отвечала взаимностью.

И 27 января 1770 г. они скрепили своей кровью клятву нерушимой взаимной верности. Еще и в зрелом возрасте Вильгемина с гордостью показывала шрам на большом пальце, свидетельство романтичных чувств, когда Они подписывали этот важный документ. Это было свидетельством глубокой привязанности к ней принца. А Вильгемину ни под каким видом нельзя было ставить в один ряд с кокетливыми дамами из высших слоев общества, которые толпами бросались ему на шею. У нее принц обнаружил те добродетели, которых так сильно всегда не хватало его собственной семье: ведь он был не только пламенным любовником, он должен был также не забывать о своих обязанностях супруга и заботливого главы семьи...

Из всех наблюдений враги фаворитки изготовили разящие стрелы. До короля дошли новые слухи. При этом произошел такой неприятный случай: однажды утром беззаботная Вильгемина прогуливалась в дворцовом саду и попалась на глаза королю. Тот осыпал ее упреками. В смущении она бросилась к его ногам. Однако ей ни в чем не удалось убедить его, и он вынес свой вердикт: «Вы можете подняться. Я не хочу видеть вас в таком положении. Но должен сказать: если я еще хоть раз что-нибудь услышу о вашем подозрительном вмешательстве в дела, я сошлю вас в такое место, где вы до конца дней своих будете сожалеть о своей глупости. А лучше всего будет, если вы выйдете замуж за первого же встреченного вами приличного мужчину. Я обеспечу вас хорошим приданым. Будьте умнее и послушнее, а теперь идите!»

Не стоило игнорировать это указание короля. Вильгемина грустила и плакала. Фридрих-Вильгельм нашел выход. Он отправил свою фаворитку на некоторое время в путешествие. В эту вынужденную поездку он послал вместе с ней своего доверенного камердинера Ритца, который должен был играть роль «приличного мужчины». Все это совершенно не нравилось Вильгемине, однако приходилось теперь быть умнее. Не стоило сердить короля. И Вильгемина была вынуждена согласиться на этот спектакль и отправилась с Ритцем. Мадемуазель Энке стала мадам Ритц. Формальности были соблюдены. Все остальное осталось по-прежнему. Метаморфоза не внесла никаких изменений в ее отношения с наследником престола.

А в результате этой неблаговидной истории псевдодворянин Ритц, простой слуга, позже стал лукавым царедворцем и приобрел огромное влияние.

В 1770 г. Вильгемина родила мальчика, которого Фридрих-Вильгельм страстно полюбил и которому тотчас присвоил гордый титул графа фон дер Марка. Дитя любви! И в самом деле, мальчик был чудо как хорош! А их привязанность друг к другу стала еще сильнее. Но в глазах официального общественного мнения этот союз сердец выглядел совершенно аморальным. Злые языки и внизу и наверху не успокаивались. Роковую страсть принца чисто по-человечески можно было объяснить тем, что к бракам без любви его принуждали, а он не мог от этого отказаться. Никто в детстве не занимался его воспитанием, у него не было четкого понимания своих прав и обязанностей. Никто не должен был мешать его удовольствиям...

В придворных кругах было достаточно могущественных врагов, повсюду расставлявших ловушки, чтобы поколебать положение Ритца при наследнике. Шли разговоры о негласном женском управлении государством, о диких оргиях и пьянках. Принца обвиняли в том, что он распутник и лентяй! Об этом говорили втихомолку, с глазу на глаз. Все они были трусами. А в глаза ему льстили и прославляли его добродушие. Не подлежало сомнению, что принц стал изгоем. Понимая все это, он не находил покоя, и душа его разрывалась между обязанностями и чувствами.

Всего Вильгемина родила пятерых детей, из которых Фридрих-Вильгельм официально признал двоих – сына и дочь. Однако графа фон дер Марка унесла ранняя смерть. Еще и сегодня памятник работы Шедова в церкви св. Доротеи в Шарлоттенбурге напоминает о скорби безутешного отца, который так и не смог оправиться от этой потери.

Но не только благородное придворное общество окружало наследника. Оставалось еще и разгульное и легкомысленное офицерство, искатели приключений и придворные прихлебатели. Они пьянствовали и предавались безудержному разврату. Не однажды прикрывались эти компании именем принца... Но не только они. Мошенники, аферисты и фанатики тоже окружали его, и когда он вступил на трон, они последовали за ним в его окружение. Позднее они совершенно подавили волю молодого короля. Они оставили его в благочестивой и наивной уверенности, что он царствует, а сами различными бесчестными махинациями и интригами превратили его в свою марионетку. Ни у кого не было большего влияния при дворе, чем у толпы духовидцев и мракобесов, которые верно служили ордену розенкрейцеров.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18