Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В трущобах Индии

ModernLib.Net / Путешествия и география / Жаколио Луи / В трущобах Индии - Чтение (стр. 11)
Автор: Жаколио Луи
Жанр: Путешествия и география

 

 


Сердар согласился и поставил условием, чтобы «Диана» могла одинаково хорошо двигаться с помощью парусов и с помощью пара и принимать по желанию и по мере надобности вид судна, плавающего у берега.

Когда шхуна была выстроена, инженер сообщил ее владельцу тайну устройства разрушительной машины, которою он снабдил ее. Сердар был поражен: менее чем в десять секунд она могла уничтожить самый могучий броненосец. Вот почему до настоящего времени он отказывался пользоваться ею, предпочитая с помощью необыкновенной быстроты движения скрываться от крейсеров, что было нетрудно при двадцати двух узлах в час.

Для того чтобы капитан Шейк-Тоффель, который командовал судном во время его отсутствия, не вздумал пустить в ход эту машину во время битвы с английскими судами, он не открыл ему тайны, хранимой в недрах «Дианы». На передней части ее находилась каюта, обшитая броней снаружи и внутри, ключ от которой хранился у Сердара и куда никто не входил, кроме него. Там-то скрывались машина и механизм, необходимый для ее управления.

Когда маленькое судно было кончено, инженер и Сердар отправились в одно прекрасное утро, чтобы сделать пробное путешествие в несколько часов: они вышли в открытое море, и в то время, как судно проходило мимо подводного рифа, который омывался океаном в течение целых столетий и был вдвое больше самого большого из судов, инженер с помощью машины бросил в него разрывной снаряд; спустя несколько секунд раздался оглушительный взрыв. Когда дым рассеялся, от рифа не осталось больше и следа.

Вот почему Сердар дал клятву никогда не пользоваться этой машиной; даже против английских судов, за исключением разве того случая, когда к этому его побудят необходимость и интересы безопасности. Он не мог вынести мысли о возможности отправить на верную смерть столько людей, среди которых могли быть и отцы многочисленного семейства.

Он очень строго хранил свою тайну, и Шейк-Тоффель оставался все время при том убеждении, что он управляет обыкновенным, но хорошим судном, быстрым на ходу, но неспособным сделать вред кому бы то ни было.

VI

Адмирал флота имама Маскатского. — Мариус Барбассон из Марселя, прозванный Шейк-Тоффелем. — Странствования провансальца. — На пути и Пондишери.

Любопытный тип представлял собою этот Шейк-Тоффель, которого вы принимаете, конечно, за мусульманина из Индии, судя по его арабскому имени. Пора нам познакомиться с ним. Будем весьма удивлены, когда взойдем на судно и услышим, как он командует им.

Что касается имени, то оно было действительно арабское. Что касается религии, он был действительно мусульманин. Но тут-то и начинается самое странное во всем происшествии; хотя он носил арабское имя, хотя он был мусульманин, он не был ни арабом, ни индусом, ни турком, так как был сыном покойного Цезаря-Гектора Барбассона, бывшего при жизни продавцом блоков и корабельных канатов на набережной Жольетты в Марселе, и жены его Гонорины-Амбаль Данеан, как сказано в официальном акте.

Он получил при рождении имена Проспера-Мариуса Барбассон-Данеана в отличие от потомков другой ветви Барбассонов-Тука, которые пренебрегали торговлей и предпочитали либеральную карьеру таможенных чиновников и морских жандармов.

Молодой Мариус Барбассон выказывал с самого нежного детства абсолютное пренебрежение ко всем мудрым советам своего отца и местной школы. Благодаря стараниям ветви Барбассонов-Тука, которая кишела чиновниками, его определили в Марсельский лицей, где в течение десяти лет он питался бобами и штрафными уроками и гордо носил титул «короля крабов», единогласно присужденный ему товарищами. По окончании курса сей почтенный университет, который никогда и никому из туземных жителей не отказывал в степени бакалавра, чтобы не бесчестить Прованса, объявил очень вежливо, что должен на этот раз сделать исключение, которое и пало на Мариуса Барбассона. Следствием этого было то, что Барбассон-отец, держа в руке огромный пучок своего товара, предложил своему сыну выбор между морской жандармерией, убежищем Барбассонов-Тука и торговлей блоками и канатами, на что Мариус Барбассон отвечал, что, с одной стороны, он хочет сохранить свою свободу, а с другой — не чувствует никакого влечения к торговле своих предков Барбассон-отец поднял тогда пучок веревок и осыпал целым градом побоев безобидную часть тела Мариуса Барбассона, который немедленно выбежал за дверь и не возвращался больше.

Он отправился в плавание, но не как ученик морской службы, а в качестве поваренка; постепенно прошел он все степени кулинарного искусства, исполняя в то же время обязанности сначала юнги, затем матроса, внесенного в морские списки; девять лет служил он государству и получил степень квартермейстера при штурвале и путевом компасе, что соответствует военному капрал-фуррьеру; затем он перешел на коммерческое судно и кончил тем, что бежал в Маскат в тот момент, когда султан страдал ужасной зубной болью и никто не мог вырвать ему зуб: это была первая проба, ибо до того он ничего не вырывал, кроме гвоздей с помощью обыкновенных клещей, воспользовавшись ими и в этом случае… Вы не найдете провансальца, который не сумеет сразу вырвать зуба щипцами!..

Зуб положил начало счастью Барбассона.

— Сделайся мусульманином, — сказал ему султан, — и я назначу тебя великим адмиралом своего флота. — И Барбассон стал мусульманином.

Мулла, произведя над ним традиционную операцию, необходимую для того, чтобы сделаться последователем пророка, дал ему имя Шейка-Тоффеля, — имя, которое с тех пор навсегда осталось за ним.

Когда султан умер, Шейк-Тоффель, не понравившийся его преемнику, вынужден был бежать. Он отправился в Бомбей, где встретился с Сердаром, который дал ему место капитана на «Диане», как очень хорошему моряку, знавшему до тонкости все морские маневры, которым тот научился во время службы на военных и коммерческих судах. Вот уже год, как он командовал шхуной, и Сердар не мог нахвалиться его пониманием дела и сметливостью, доказательство которой он снова дал сегодня, покинув Малабарский пролив и явившись к южному берегу острова, тогда как ему приказано было все время крейсировать у северного.

Некоторое сходство его жизни, полной приключений, с жизнью Барнета соединило этих двух людей узами тесной дружбы. Вот почему Барбассон-Шейк-Тоффель часто говаривал своему другу Бобу с тем неподражаемым акцентом, от которого он никогда не мог отвыкнуть:

— Те, те, те, Барнет! Как бы я желал иметь сына, чтобы женить его на дочери, которую тебе следовало бы иметь. Моя мечта соединить наши семьи.

Оба были холостяки, но это не мешало Бобу отвечать:

— God bless me! Какая счастливая мысль! Это устроить можно.

Любопытные типы, как видите. Когда они бывали вместе на шхуне, то разве очень и очень серьезные заботы могли помешать тому, чтобы общество их не заставило Сердара забыть все тревоги и печали.

Вернувшись после вторичных галсов обратно к острову, «Диана» остановилась и выслала к берегу шлюпку, где тотчас же заняли места все пять спутников. Ауджали последовал за ними вплавь. Когда шлюпка пристала к шхуне, колосс сам поместился под тали, на которых его с помощью крепкого каната подняли на борт. По окончании этой операции Сердар обменялся обычными приветствиями со всем экипажем и затем просил Шейк-Тоффеля объяснить ему неожиданное прибытие «Дианы», которое так сильно заинтриговало его.

— Каким образом случилось, что вы, вместо того чтобы крейсировать у северной части острова, очутились у южного, и как раз в ту минуту, когда мы прибыли к берегу?

— Очень просто, командир, — он всегда называл этим титулом Сердара, — очень просто. Вы должны помнить, что на наше путешествие на Цейлон я всегда смотрел, как на величайшее безумие, и никогда не одобрял его, простите меня за откровенность. И вот я сказал себе: так же верно, как дважды два четыре, что на их следы нападут и будут травить, как диких зверей.

— Так все, действительно, и случилось.

— Гм! Я был прав… а так как мне прекрасно известно топографическое расположение острова, то я сказал себе: смотри в оба, Шейк-Тоффель! Невозможно, чтоб друзья сели на шхуну в Манаарском проливе. Им нет другого способа бежать, как скрыться в горах и джунглях на юге, где никто не осмелится их преследовать. Я и решил полавировать с южной стороны острова, надеясь мимоходом захватить вас.

— Что и случилось.

— И что доказывает, что я всегда прав. Не так ли, Барнет?

— Вы прямо-таки спасли нас, любезный капитан, — сказал Сердар. — Меня, признаться, мучили сомнения относительно удачи нашего путешествия по северным деревням, которые населены сингалезами, нашими смертельными врагами.

— Все дело, главным образом, в том, чтобы вы были здоровы и невредимы. Теперь, когда мы снова все вместе, в какую сторону поворачивать «Диану»?

— Вы знаете… на Коромандельский берег. Мы едем в Пондишери.

Огонь был уже разведен, чтобы идти под парами, так как ветер был встречный.

— Готовься! Вперед!.. — крикнул Шейк-Тоффель. — Держи против ветра!

И «Диана», сделав оборот, отклонилась от первоначального курса, повернув против ветра, и на всех парах понеслась по направлению к индо-французскому городу.

Сердар готовился сыграть там великую партию, результатом которой в случае удачи должно было быть изгнание англичан из Индии и восстановление во всем его величии владычества Франции в этой стране. Голова его, само собой разумеется, была залогом этого предприятия, которое должно было закончиться похищением генерала Говелока; но он ни минуты не задумывался над этим. Жизнь влекла его к себе лишь благодаря тем обязанностям, которые он дал себе слово исполнить. Из всех спутников его только Нариндра и Рама были посвящены в тайну; он боялся, что Барнет может проболтаться, и решил сообщить ему об этом в самую последнюю минуту, когда ему придется исполнять роль, назначенную в этом деле. Что касается Шейк-Тоффеля-Барбассона, он не так давно знал этого провансальца, чтобы иметь возможность составить себе правильное суждение об его внутренних качествах. Он мог не устоять против сильного искушения быть озолоченным с головы до ног англичанами, и так как все участие его в этом деле ограничивалось только тем, что он, сообразно приказаниям Сердара, должен был крейсировать с «Дианой» в водах Пондишери, то Сердар не находил нужным подвергать его бесполезному испытанию. Не следует никогда без особенно на то серьезных причин ставить человека в затруднительное положение между его совестью и золотом; в большинстве случаев совесть стушевывается…

Погода была великолепная; поверхность моря была гладкая, как зеркало, все показывало, что «Диана» будет в Пондишери на другой день вечером, перед заходом солнца.

VII

Франция в Индии и восстание сипаев. — План Сердара. — Распределение ролей. — На рейде в Пондишери. — Прием. — Комическое положение. — Узнали. — Страшная неудача. — Покушение на самоубийство. — Поддельная депеша. — Королевский отъезд.

После того, как Франция владела положительно всем Деканом со всем его населением в восемьдесят миллионов человек, тогда как Англия не имела в Индии ни одного даже дюйма земли, у нее в настоящее время остались в этой стране, живущей еще подвигами Дюплекса, Бурдонне, маркиза Бюсси, Лялли-Толлендаля, лишь второстепенные владения, которые греются на солнышке под отеческим покровительством ее знамени. Владения эти следующие: Пондишери Карикал на Коромандельском берегу, Янау на берегу Орикса, Махе на Малабарском берегу и несколько незначительных колоний в Бенгалии. Но по трактату 1815 года мы не имеем права заниматься приготовлением опия, соли и воздвигать укреплений в Пондишери; мы живем, одним словом, у англичан — и они дают нам это чувствовать.

С самого начала великого восстания сипаев весь юг Индостана ждал с нетерпением сигнала Франции, чтобы примкнуть к этому восстанию; жители Пондишери вели сношения со всеми раджами, лишенными трона, и со всеми теми, кому англичане, назначив резидента, оставили лишь призрак власти. Все было готово. Губернатору достаточно было сказать одно слово, одно единственное: «Вперед!» и все восемьдесят миллионов человек взялись бы за оружие с криком: «Да здравствует Франция!».

Полк морской пехоты, составлявший в то время гарнизон Пондишери, мог снабдить туземные войска достаточным количеством офицеров; офицеры высших чинов заняли бы места главнокомандующих, капитаны — бригадных генералов, поручики и подпоручики — полковников, прапорщики, командиры и все солдаты — капитанов. Не подумайте, что я повествую вам о вымышленном заговоре; он существовал действительно, и если не удался, то по самым пустым причинам.

Но прошло семь месяцев со времени начала революции, а губернатор все еще не давал сигнала, ожидаемого с таким нетерпением. Де Рив де Нуармон, как звали губернатора, был человек необыкновенной доброты и безупречной честности, но слабохарактерный и нерешительный. Он не был способен собственным авторитетом способствовать такому грандиозному плану, успех которого покрыл бы его неувядаемой славой, а неудача подвергла расстрелу. В делах подобного не ждут ничьей поддержки и одобрения, а довольствуются в случае удачи одним успехом задуманного плана.

Нет сомнения в том, что французский губернатор, ставший во главе восстания на Декане и прогнавший англичан из Индии в ту минуту, когда Англия, истощенная войною в Крыму, не была в состоянии собрать даже двух тысяч солдат для отсылки их в Индию, привлек бы на свою сторону все общественное мнение Франции за свою смелость; правительство последней вынуждено было не подчиниться ему и не только простить его, но выразить ему свое одобрение, поддержать его… Но для этого надо было сначала добиться успеха, и без разрешения — да что я говорю? — несмотря на строгое запрещение со стороны своего правительства, очертя голову принять участие в общей свалке.

Не такой был человек де Рив де Нуармон, чтобы исполнить подобную роль, зато человек более энергичный ни минуты не задумался бы на его месте. А между тем простой по внешности, но весьма важный по существу факт был должен бы указать ему, как следует поступить в этом случае и каким образом в случае успеха отнесется к нему высшая инстанция.

Когда все раджи и другие влиятельные лица обратились к честному де Риву с просьбой разрешить им начать восстание от имени Франции, он немедленно сообщил об этом в Париж, прибавив от себя лично, что он был бы очень рад исполнить просьбу раджей и всех индусов, ибо Франции трудно будет найти другой более удобный случай, чтобы отомстить англичанам.

Всякое правительство, желающее избежать конфликта, отозвало бы обратно губернатора за выражение такого мнения и высказало бы ему свое порицание. Но господина де Рив де Нуармона не отозвали и даже не выразили ему ни одного слова порицания. Все дело ограничилось официальным письмом, в котором его уведомляли, что в данный момент не могут дать хода его просьбе ввиду мирных отношений обеих наций, которые проливали кровь в Крыму.

Человек энергичный так бы понял на его месте значение этого письма: «Вы сделали мне официальный запрос, и я отвечаю вам официально; но если вам удастся вернуть нам Индию без всякого вмешательства с нашей стороны, мы будем очень этому рады.»

Но де Нуармон, повторяю, не был человеком энергичным; он буквально понял письмо и, не дав себе труда вникнуть в смысл его между строчками, успокоился и бездействовал, не обращая внимания на мольбы французов Пондишери, которые никак не могли понять, почему не решаются взять обратно присвоенное себе англичанами. Эти обстоятельства послужили Сердару основой для его плана, который был задуман очень ловко и не удался благодаря только пустому случаю. Правда, шансов на успех здесь было один на сто тысяч, даже на миллион, — и счастливой звезде англичан угодно было, чтобы в тот злосчастный день миллионная часть шанса выпала на их долю: они выиграли большой куш в лотерее непредвиденных событий, несмотря на то, что Сердар принял все меры к тому, чтобы непредвиденное не примешивалось к этому делу.

Пора, однако, объяснить читателям тот смелый проект, к исполнению которого наш герой должен был приступить через несколько часов. Сердар не ошибся и понял, как следует, смысл письма, о котором мы говорили выше и о котором он узнал благодаря своим связям в городе.

Он понял, что в письме этом скрывается безмолвное одобрение, и, уверенный в том, что де Нуармон не двинется с места, возымел смелую мысль заменить его собой на двадцать четыре часа и сделать то, на что не решался боязливый губернатор. С этой целью он сообщил обо всем бывшему консулу, своему корреспонденту в Париже, который одинаково с ним ненавидел англичан; тот пришел в неистовый восторг от блестящей идеи своего друга и немедленно прислал ему все необходимое для исполнения его плана. Благодаря своим связям в морском министерстве ему удалось, не будучи замеченным, похитить один из бланков, где все уже напечатано и находятся подвижные печати из пергамента и воска; ему ничего больше не оставалось, как поставить имя лица, на чье имя дан этот документ, и заполнить пропущенные места. Получив этот официальный документ, где стояло вымышленное имя Сердар мог начать свою роль, для чего достаточно было смелости, а в последней у него недостатка не было. Он заказал у хорошего мусульманского портного два французских генеральских мундира: один мундир дивизионного генерала для себя и мундир генерала артиллерийской бригады для Барнета, который должен был исполнять роль его адъютанта.

Теперь вы сами видите, какое значение имело для Сердара его путешествие на Цейлон, где он должен был получить все необходимое для его роли, что было привезено на французском пакетботе и прислано на имя Рамы-Модели. Другого пути не было ему открыто нигде в Индии. Англичане держали в своей власти все приморские порты, а со времени восстания решительно все письма, присылаемые не на имя англичан, распечатывались по приказанию вице-короля Калькутты прежде, чем достигали своего назначения. Так же обстояло дело и в Пондишери; достаточно было малейшей неосторожности для неудачи задуманного заговора.

Сильно билось сердце у Сердара в тот вечер, когда «Диана» вступала в воды Пондишери. Он приказал Барбассону бросить якорь позади Колеронской отмели, где он хотел провести ночь, чтобы затем выйти на берег при полном свете дня, и здесь, благодаря энтузиазму, который неминуемо вызовет его приезд среди туземного и французского населения, избежать слишком тщательного осмотра привезенных им с собой вещей.

Еще несколько дней тому назад дал он знать через доверенных лазутчиков всем раджам на юге, чтобы они явились в Пондишери к назначенному им числу; он дал им понять, что к этому времени получатся из Франции очень важные известия, которые должны изменить весь ход событий и дать полное удовлетворение желаниям всех индусов. В самую последнюю минуту Сердар задумался, хорошо ли он поступает относительно Шейка-Тоффеля-Барбассона, оставляя его в полном неведении предстоящих событий, и не оттолкнет ли он этим его от себя. К тому же в данный момент незачем было опасаться измены. Даже в том случае, если капитан «Дианы» был бы способен продать тайну англичанам, он не успел бы подумать об этом, а следовательно, и привести в исполнение.

Мы считаем нужным, однако, сказать, что знаменитый представитель ветви Барбассонов-Данеан не был способным на такую подлость: он имел все качества и все недостатки своих земляков, но никогда не согласился бы съесть кусок хлеба, добытый изменой, и в той же мере любил свое отечество как ненавидел англичан. Поведение его во время всего этого происшествия служит достаточным доказательством, что на него всегда и во всем можно было рассчитывать.

Когда наступила ночь и кончился обед, Сердар просил его остаться с ним, так как он имеет нечто очень важное сообщить ему.

— Минуточку для небольшой ревизии, позвольте, командир! — отвечал Барбассон. — Ночь уже наступила, и мне необходимо лично самому убедиться, зажжены ли сигнальные огни для избежания столкновения с другими судами. Я очень мало доверяю своим негодяям: у них, как у бешеных лошадей, всегда надо держать вожжи.

Своими негодяями Барбассон называл экипаж шхуны, состоявший из пятнадцати человек разных национальностей и которыми суровый моряк управлял с помощью пучка веревок, памятуя принципы воспитания, насажденные Барбассоном-отцом. Экипаж «Дианы» представлял собою сбор пиратов и самых отчаянных мошенников, взятых с берегов Аравии: здесь были арабы, негры из Массуа, малайцы с острова Явы, два или три малабарца и один китаец, настоящие висельники, с которыми он расправлялся кулаком за малейшую провинность, говоря, что «так следует!».

Оба машиниста были американцами и, когда не были на службе, всегда были пьяны.

Все на подбор, как видите. Барбассон не считал нужным иметь помощника, говоря, что при свойственной ему горячности никогда не поладит с ним.

Он обошел палубу, изрыгая проклятия и ругаясь напропалую, что являлось у него какою-то необходимостью, и особенно после обеда, — он утверждал, что это помогает пищеварению, — и, раздав направо и налево достаточное количество ударов ногой и кулаком, Барбассон объявил, что он доволен состоянием шхуны, и сошел вниз, чтобы присоединиться к Сердару.

— Командир, я к вашим услугам. Три сторожевых огня горят блистательно, машина отдыхает, но стоит под парами на всякий случай. Один только американец пьян, и на всем мостике ни одного кусочка троса… образцовое судно, право!

Он налил себе большой стакан коньяку и сел. Индусы сидели по своему обычаю на циновках, постланных на полу, а Барнет глубокомысленно занимался приготовлением грога из рома, который он предпочитал всем другим напиткам. Перед Сердаром стоял стакан чистой воды; он никогда и ничего не пил, кроме этого.

Находясь в каком-нибудь обществе, обратите внимание на человека, пьющего воду, это всегда знак превосходства. Потребители алкоголя не потому пьют его, что он приятно раздражает их вкус, — они просто стремятся к возбуждению своего мозга, что ускоряет их соображение и дает их духовной жизни такую быстроту, какой она не достигла бы без него. Потребитель воды не нуждается в возбудителях, мозг его работает сам по себе. Наполеон пил только подкрашенную воду, Бисмарк пил, как ландскнехт. Первый был великим человекам, не нуждаясь в возбудителях для своей всеобъемлющей мысли; второму необходим алкоголь для пробуждения своей.

Потребитель алкоголя бывает только пьяницей, потребитель воды почти всегда лицо, имеющее значение.

Когда Сердар кончил изложение своего плана с тою же быстротою и жаром, какие характеризовали все его поступки, капитан «Дианы» стукнул кулаком изо всей силы по столу, произнося свою любимую, специальную поговорку, присущую его семье:

— Клянусь бородой Барбассонов! Как говорил мой почтенный отец, вот идея, достойная Цезаря, который, как вам известно, был почти провансальцем!.. Провели на этот раз англичан! Ага, мошенники! Отберем теперь сразу у них все денежки, украденные у нас. Ах, командир! — продолжал он, все более и более разгорячаясь, — позвольте мне поцеловать вас. Клянусь честью, я никого еще не целовал под наплывом такого энтузиазма.

И Барбассон-Шейк-Тоффель бросился обнимать Сердара, который очень благосклонно отнесся к этому выражению чистого южного восторга.

«Я несправедливо судил его», — думал он, обнимая Барбассона.

Барнет был также в восторге, но держал себя сосредоточенно; чем больше он бывал возбужден, тем меньше говорил. В голове генерала мысли всегда находились во вращательном движении; теперь они с такою быстротою следовали друг за другом, что он не в состоянии был схватить мимоходом ни одной из них.

— Слушайте теперь внимательно, господа, — сказал Сердар, — мне необходимо распределить вам ваши роли. Завтра мы оставим вашу стоянку в десять часов утра. Вы, Шейк-Тоффель, проведете шхуну к Пондишери, чтобы она стояла напротив города и по возможности ближе к берегу, туда, где открытый рейд. Затем с помощью различных цветов на вымпеле вы дадите следующий сигнал: «Новый губернатор Пондишери, прибывший вместе с артиллерийским генералом». Затем мы подождем, чтобы узнать, какой эффект это произведет. По общему правилу губернатор должен явиться с приветственным визитом к своему преемнику; мы увидим тогда, будет ли иметь успех эта комедия. Все заставляет меня думать, что успех будет на моей стороне и что двадцать четыре часа спустя вся французская территория и весь Декан вспыхнут. Мы с Барнетом отправимся для организации индусских армий, одну из которых отправим в Калькутту, а другую в Мадрас; тем временем Бомбей мы поручим полковнику, командующему французскими войсками в Пондишери, и назначим его генералом. «Диана» же сегодня вечером снимется с якоря, чтобы отвезти господина де Рив де Нуармона со своей семьей в Пуант де Галль, где он возьмет место на китайском пакетботе, который отправляется в Суэц и прибудет в Цейлон дня через три. Исполнив это важное поручение, вы вернетесь обратно, Барбассон, чтобы принять начальство над Пондишери, который я передам вам на время нашего отсутствия. Что касается тебя, мой милый Барнет, не забывай, для полного успеха нашего плана ты не должен произносить ни единого слова перед французскими властями, ибо твой ужасный акцент американского языка немедленно возбудит у них подозрение в обмане; от подозрения к уверенности всего только один шаг, как от вина в чаше к губам. Помните, что из девяноста тысяч случаев на сто чаша не напрасно подносится к губам.

— Не бойтесь, командир, генерал не будет говорить; я буду подле него и, честное слово Барбассона, заставлю его проглотить даже свой язык. Если ему предложат какой-нибудь вопрос, я скажу, что он оглох при взятии Севастополя, и буду отвечать за него.

— Мысль не дурна… к тому же принудительная мера, которой подвергнется наш друг, будет непродолжительна. Что касается наших друзей индусов, мы нарядим их в костюмы, которыми я уже снабдил их, и выдадим их перед населением Пондишери за богатых набобов с Малабарского берега, севших к нам в Цейлоне вместо почетной свиты. Приезд наш на этой шхуне легко объяснить: по не зависящим от нас обстоятельствам мы пропустили отъезд французского пакетбота и взяли места на английском судне из Индо-Китая, а так как вследствие этого нам пришлось бы ждать недели три возвращения «Эриманты», отправившейся по делам службы сюда, то мы сели на шхуну капитана Барбассона, который случайно находился в Пуант де Галле. Я, кажется, ничего не упустил из виду, и мы можем отправиться на отдых, чтобы завтра быть бодрыми и сыграть прилично эту важную и трудную партию.

После этих слов все разошлись, но Сердар, говоривший об отдыхе только для других, взошел на мостик и, облокотившись на планшир, долго стоял задумавшись… Накануне битвы он не мог спать.

На следующий день все предписания его были исполнены буквально. В десять часов утра «Диана» снялась с якоря и двинулась вперед; в одиннадцать часов она была на рейде в Пондишери, где остановилась и при выстреле из пушки выкинула французский флаг. Затем она начала салют в одиннадцать выстрелов, которые привели в волнение все население города. Кого приветствовали с таким почетом? После одиннадцатого выстрела — Барбассон позаботился о том, чтобы салюты длились несколько минут, — весь город был уже на Шаброльской набережной, с тревогой ожидая объяснения этой тайны.

И вот на большой мачте показался вымпел с разноцветными рисунками, собрание которых должно было означать фразу, сказанную Барбассону Сердаром: «Новый губернатор Пондишери и т.д.»

Еще не был поднят последний вымпел, заканчивающий фразу, как капитан порта, которого все узнали по костюму — «Диана» находилась всего в трехстах метрах от берега, — пустился бежать ко дворцу губернатора.

Толпа увеличивалась с минуты на минуту с такою быстротою, что абсолютно негде было повернуться; среди европейцев находились и туземцы в пестрых костюмах, из которых одни блестели золотом и серебром, другие сверкали на солнце бриллиантами и разноцветными драгоценными камнями.

Не прошло и четверти часа, как показался губернатор в парадном мундире и в карете, запряженной парой лошадей, сопровождаемой адъютантами, с военным комиссаром и генеральным прокурором. Сойдя на землю, все они заняли места в большой «шеллинге» губернатора с двадцатью гребцами. Вслед за этим загремела единственная пушка в порту, служившая для разных сигналов, возвращая салют в одиннадцать выстрелов, которые были сделаны шхуной по прибытии в честь губернатора де Рив де Нуармона. Судно без всяких затруднений вышло из порта; погода была прекрасная, и море так же спокойно и лазурно, как и небо, которое отражалось в нем.

Сердар в мундире генерала, сопровождаемый Барнетом, который гордо выступал в своем новом одеянии, стоял почти у самого входа на борт в ожидании визита своего предшественника. Между тем «шеллинга», искусно управляемая гребцами макуа, быстро неслась по воде, и не прошло и шести минут, как она уже пристала к лестнице, спущенной с борта «Дианы». Господин де Нуармон легко и быстро поднялся по ее ступеням, а за ним вся его свита. Сердар ждал его, спустившись на несколько ступеней. Оба пожали друг другу руки.

— Де Лавуенан, дивизионный генерал. Прошу извинить, что представляюсь сам, — сказал Сердар, — но вы не дали мне времени послать вам визитную карточку.

— Очень рад видеть вас, любезный генерал. Я поспешил пожать вам руку и с тем вместе заверить вас, что я с большим удовольствием встречаю ваш приезд в Пондишери на мое место. Я ждал нового назначения; последняя почта, полученная мною пять-шесть дней тому назад, уже дала это почувствовать — и все же, повторяю, я очень рад. Положение мое становится здесь очень трудным, и я каждую минуту опасаюсь, чтобы не свершилось чего-нибудь безрассудного и непоправимого.

— Мне все это прекрасно известно; министр очень долго беседовал со мной. Положение ваше очень щекотливое, и там думают, что человек военный скорее сумеет успокоить нетерпеливых.

Они вошли в гостиную и продолжали разговаривать, оставив свиту на палубе.

— Вполне разделяю ваше мнение, любезный генерал, и министерство — в моих словах нет никакой задней мысли, — если оно действительно хотело сделать огласку неизбежной, ничего не могло лучше придумать, как назначить на мое место человека военного. Все подумают, как и я, что этим оно хочет поощрить восстание в Декане. Но у вас, разумеется, есть тайные инструкции и вы должны лучше меня знать, как поступить на основании этих инструкций.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41