Однако, с другой стороны, мне было бы трудно с такой глубиной изучать данный вопрос, если бы я не был убежден в хозяйственной необходимости химического успеха в этой области..."
      Лично мне эта мысль Габера кажется абсолютно безупречной, особенно если учесть, что ко времени начала его работ бытовало мнение, будто сиптез аммиака из химических элементов не имеет практического значения.
      Успехи любых прикладных наук уходят своими корнями в науки фундаментальные, а накопленный кропотливым трудом экспериментальный материал открывает исследователю возможности теоретически объяснить и предсказать его. Недаром выдающийся физик современности Макс Планк называл экспериментаторов ударными войсками науки.
      "Они, - писал ученый, - проводят решающие эксперименты, выполняют наиважнейшую работу измерений.
      Эксперимент - это вопрос, который наука ставит природе, измерение - это регистрация ответа природы. Но...
      прежде чем ставить вопрос природе, его необходимо сформулировать. Прежде чем результат измерения может быть использован, он должен быть объяснен - ответ природы должен быть правильно понят. Эти две задачи лежат на обязанности теоретика".
      Для гармонического развития науки необходимо, чтобы экспериментальные и теоретические знания были бы сбалансированы. Так что разделение ученых на теоретиков и экспериментаторов объясняется отнюдь не тем, что в таком размежевании есть какая-то особая целесообразность, а реально существующим своеобразием людских наклонностей. И, как показывает жизнь, наилучшие результаты дает сочетание и тех и других в одном лице, в одном человеке.
      "Экспериментатор, чтобы быть достойным этого имени, должен быть вместе и теоретиком и практиком... Было бы невозможно разделить эти две вещи: голову и руку - искусная рука без головы, ею управляющей, - слепое оружие; голова без руки, которая бы осуществляла, остается бессильной", - говорил французский ученый, основоположник экспериментальной медицины и эндокринологии Клод Бернар.
      При этом он предостерегал еще и от предвзятых умозаключений. "Очень многие ученые слишком сильно верят в созданные ими теории. Такие люди не только не могут делать открытий, но и наблюдения их крайне неудовлетворительны. Они проводят наблюдения с предвзятой целью и при постановке опыта стремятся истолковать его показания так, чтобы подтвердить свои теории. Они искажают таким образом свои наблюдения и пренебрегают подчас очень интересными фактами только потому, что эти факты не содействуют достижению намеченной ими цели".
      Ну а чтобы в науку не попадали люди, способные грешить объективностью ради собственной корысти, должны существовать строгие критерии отбора научных кадров.
      Этой проблеме всегда уделялось в пашей стране достаточно много внимания, однако в связи с последними требованиями научно-технической революции она вновь и вновь вызывает к себе всеобщий интерес.
      В самом деле, какими качествами должен обладать молодой человек, вступающий на научную стезю?
      Помню, как-то осенью 1928 года на расширенном заседании ученого совета МХТИ имени Д. И. Менделеева, посвященного июльскому Пленуму ЦК ВКП(б), решения которого открывали захватывающие перспективы индустриализации, зашел разговор о том, какие же черты присущи специалисту, которому предстоит участвовать в этой гигантской работе. Дело в том, что Пленум утвердил меры, способствующие резкому увеличению выпуска инженерных и научных кадров и улучшению их подготовки.
      Председательствовал на том ученом совете ректор нашей Менделеевки профессор И. А. Тищенко. А присутствовали на заседании все "звезды первой величины" отечественной химии - профессора Я. И. Михайленко, Н. П. Песков, П. П. Шарыгин, М. П. Дукельский, Н. Н. Ворожцов (старший), В, Н. Юнг, Б. С. Швецов, В. С. Киселев, И. П. Лосев, Н. Ф. Юшкевич и другие.
      Для меня, тогда еще совсем молодого человека, было странным и неожиданным видеть всех этих корифеев необычно возбужденными, взволнованными, словно все они вдруг разом помолодели. Впрочем, это тогда они казались мне "в возрасте", а ведь Николаю Федоровичу Юшкевичу, моему научному руководителю и одному из самых блистательных представителей отечественной химии, не было в ту пору и пятидесяти.
      Так вот... после долгих обсуждений все, наконец, сошлись на том, что люди, идущие в науку, а, зчачит, и определяющие ее судьбу и будущее, должны бы ь увлеченными, способными и трудолюбивыми. Вот, мол, три основных критерия, на основе которых нужно формировать молодые научные кадры. И тогда поднялся Николай Федорович.
      - Нет, - сказал он, - этих качеств недостаточно.
      Главное в человеке, рекомендуемом для научной деятельности, темперамент, страсть к познанию, воля к достижению конечной цели исследования, способность получать наслаждение от научного творчества. Ради этого, если потребуется, можно пожертвовать всеми другими радостями жизни, ибо наивысшее наслаждение истинному ученому доставляет только сознание пользы, принесенной людям.
      Н. Ф. Юшкевич считал необходимыми качествами научного работника широкую эрудицию и большую глубину гдыпшепия. На том памятном мне совете он говорил также, что в научном творчестве крайне нежелательны скептики, вечно и во всем сомневающиеся, и еще опасней чрезмерно самоуверенные люди, не способные объективно относиться к полученным результатам.
      Он считал необходимейшим свойством ученого умение воспринимать критику и самому критически оценивать проделанную работу, подчеркивая, что без них не может быть движения вперед. Чем интереснее, чем важнее полученные результаты, тем необходимей их обстоятельное критическое обсуждение, предвосхищающее публикацию работы или ее реализацию в производстве.
      Горькая правда критических замечаний, говорил Николай Федорович, полезнее, чем льстивые восхваления.
      И, что особенно важно, ученый категорически высказывался за расширение научных исследований в высшей школе и за укрепление связи науки и производства. Этот тезис он затем расширил и углубил во многих последующих выступлениях в Комитете по химизации, членом которого состоял со дня его основания, и на первой сессии Совета химической промышленности в декабре 1931 года. Одно из этих выступлений под заглавием "Каким должны быть наши отраслевые исследовательские институты" было опубликовано в "Журнале химической промышленности". Должен сказать, что многие вопросы, поднятые в статье, не потеряли своей актуальности и в наше время.
      Выступление Николая Федоровича вызвало большой резонанс в самых широких кругах научной общественности. Судить же о том, насколько эти положения были важны и актуальны, можно хотя бы по тому факту, что на них особенно остановился в своем докладе "Итоги развития промышленности за 1931 г. и задачи 1932 г."
      на XVИ конференции ВКП(б) 30 января 1932 года Г. К. Орджоникидзе: "Один из профессоров, т. Юшкевич, на Совете химической промышленности совершенно правильно говорил, что "пора разрушить монастырские стены наших институтов и окунуть научных работников в реальную жизнь". "Из-за монастырских стен лабораторий и институтов на заводы" - вот что должно стать лозунгом в работе научно-исследовательских институтов в СССР. Этот лозунг профессора Юшкевича встретил довольно сильные возражения со стороны некоторой части профессуры. Отдельные профессора указывали на то, что как бы вследствие этого наука не отстала. Профессор Юшкевич прав: наука должна из-за "монастырских"
      стен институтов идти на заводы и фабрики. Ибо если наука оплодотворит своей работой наши заводы и фабрики, она даст большие результаты и сама не только не будет отставать, но еще быстрее двинется вперед".
      Авторитет Николая Федоровича среди всех, кто имел непосредственное отношение к развитию советской химической науки и промышленности, был столь велик, а обаяние личности самого ученого настолько неотразимо, что лучшего агитатора за новые принципы содружества науки и производства трудно было найти.
      Помню, биография Н. Ф. Юшкевича, его творческая отдача науке буквально потрясала нашего брата-студента. И хотя в ту пору прочитать об этом официально было негде (это уже позднее появились справочники и энциклопедия с кратким изложением вклада того или иного деятеля науки в общенациональную сокровищницу мысли), нам тогда хватало и немногих сведений о любимом профессоре, которыми мы располагали. Остальное прекрасно дорисовывало богатое воображение.
      Было, к примеру, известно, что Николай Федорович Юшкевич родился 5 января 1885 года в Хабаровске в семье капитана Амурского пароходства. Его дед по отцу происходил из старинного польского рода, был участником польского восстания 1848 года, захвачен с оружием в руках и заключен в Варшавскую цитадель. Судим, приговорен за нарушение присяги к смертной казни, которая заменена затем каторжными работами и вечным поселением в Сибири.
      От Варшавы до Иркутска он в кандалах шел по этапу три года. А когда после 10-летней каторги ему предложили выбрать постоянное жительство в любом месте Российской империи, но не западнее Урала, выбрал самую восточную точку страны - Русский остров в заливе Петра Великого. Здесь и поселился с женой-буряткой.
      В 60-70-х годах прошлого века остров был почти необитаем, покрыт лесом и лугами, и бывший каторжник занялся разведением лошадей.
      Таковы истоки, "корни" нашего профессора. Сам же он обладал тем удивительным интуитивным пониманием "горячих" точек науки, которое, по моему глубокому убеждению, и отличает истинного ученого, избравшего в свое время дело жизни не только по велению сердца, но и по великому пониманию нужности, необходимости этого дела Родине.
      Томский технологический институт стал для Николая Федоровича тем единственным вузом, который должен был научить его избранному делу. Однако учебу пришлось прервать. Страну потрясали революционные события 1905 года. Институт был закрыт. И Николай Федорович, дабы не терять времени в познании химии, слушает лекции в Парижском и на техническом факультете Льежского университетов.
      Позднее, анализируя жизнь и деятельность этого выдающегося ученого, пытаясь понять, откуда, как пришли к моему учителю уникальное владенье фундаментальными знаниями и редкостное понимание практических потребностей металлургии и химии, я узнал прямотаки поразительные факты.
      Николай Федорович учился делу в серьезной, как говорят, настоящей работе. Он ни разу не позволил себе провести каникулярное время в праздном ничегонеделанье. Летом он трудился в должности практиканта (бытовала такая практика платной работы студентов, когда с них и дело спрашивалось как с настоящих, прошедших полный курс высшего учебного заведения, специалистов)
      на сибирских заводах. Он брался за такие научные задачи, которые до него оказывались не по плечу и дипломированным специалистам.
      Последнее перед окончанием Томского политехнического института, где он продолжал учиться, вернувшись из-за границы, лето, например, он работал в Мариинской Тайге на заводе промышленника Родюкова. Но не просто работал, как это сделал бы любой другой практикант, а проводил еще серьезнейшие научные исследования.
      Дело в том, что завод Родюкова занимался золотодобычей, извлекая драгоценный металл из зфелей (мелких и легких фракций пород, содержащих золото). Способ, которым осуществлялось получение золота, был, мягко говоря, малоэффективным - металла извлекали мало, а цианистого калия, необходимого при этом, тратили много. Когда практикант Юшкевич покидал завод после завершения практики, метод, разработанный им здесь, позволил уже почти вдвое сократить расход цианистого калия, значительно повысив извлечение золота.
      Нет, я вовсе не собираюсь рассказывать читателям "Эврики" всей биографии Николая Федоровича, но я не могу не провести аналогии, которая невольно напрашивается: как похожи требования, предъявляемые к самому себе молодым химиком Н. Ф. Юшкевичем, с теми требованиями, что поставила сегодня жизнь перед выпускниками наших советских вузов. Это и понятно. Ведь в основу реформы высшей школы легли лучшие традиции формирования подлинных испытателей природы, свойственные русской химической научной школе вообще!
      И в этом смысле творческий и научный путь, пройденный Николаем Федоровичем, не просто поучителен, но и чрезвычайно ценен с точки зрения методики. Причем не только для тех, кто сейчас разрабатывает и реализует главные положения реорганизации высшей школы страны, но и непосредственно для самих вузов, отрабатывающих, отлаживающих сложный механизм такого "срастания" науки и производства, при котором их раздельное, изолированное существование не могло бы обеспечивать прогресса ни одному из составных синтезированного понятия "наука - производство".
      Как же должно оценивать уровень подготовки специалиста? Конечно, по практическим результатам, которые он принесет предприятию, где будет работать. А чтобы этот результат просматривался не в самой отдаленной перспективе, а гораздо быстрее, перестройка высшей школы предусматривает как можно более раннее приобщение студентов к самостоятельной работе, многократно увеличивая курс практического овладения специальностью. Например, студенты кафедры переработки пластмасс Московского химико-технологического института имени Д. И. Менделеева полгода работают аппаратчиками в научно-производственном объединении "Пластик".
      Да и принцип индивидуальной подготовки студента, о котором упоминалось в проекте перестройки высшей школы, подразумевает нечто чрезвычайно важное, без чего дальнейшее развитие науки и отрасли народного хозяйства, на ней базирующейся, было бы затруднено. Речь в данном случае идет вот о чем.
      Возникает, допустим, у какого-то научного направления или предприятия потребность в специалистах, способных решать строго обозначенную научно-техническую проблему - соответствующее учреждение направляет заявку в Минвуз. А тот передает полученный социальный заказ в вуз. И со студентами, избравшими нужную "заказчику" научную и производственную ориентацию, начинают работать по индивидуальному плану подготовки. В итоге научное учреждение или предприятие, заказавшее специалиста, получает его в кратчайшие сроки, а процесс практического освоения выпускником вуза дела, обычно затягивающийся на долгие годы, в данном случае вообще выпадает из цикла "вуз - производство".
      Другими словами, столь неоправданно придававшийся забвению принцип готовить специалиста для конкретного дела - вновь приобретает право на жизнь. Между тем, его незыблемость и гарантировала в свое время столь высокие качества подготовки специалистов для отечественной науки и индустрии, что мы смогли в кратчайшие сроки создать мощнейшую химическую промышленность. И за это великое спасибо нашим учителям, в свою очередь перенявшим эту эстафету и заботу о кадрах от корифеев русской науки - М. В. Ломоносова и Д. И. Менделеева. Кто, например, должен заботиться о том, чтобы не потерять особо способного, одаренного студента среди многих остальных, обучающихся в институте?
      Думаю, что сам же вуз. Томский технологический институт именно так в свое время и поступил, оставив у себя после окончания курса Н. Ф. Юшкевича в должности штатного ассистента.
      Он создал все условия, чтобы молодой специалист не прерывал научных занятий. Н. Ф. Юшкевич вел в этот период исследования по очистке конденсата из паровой машины от масла, занимался определением условий наивыгоднейшего сжигания сибирских (кузнецких) углей в топках паровых котлов.
      Как скоро понадобились результаты этих работ в период индустриализации, нам сегодня прекрасно известно. Одновременно молодой ученый изучал обжиг сернистых руд и медную плавку, а выводы исследований изложил в статье "К теории медной плавки". Она и сегодня относится к числу фундаментальнейшей публикации в данной области.
      Двухлетнее пребывание Н. Ф. Юшкевича за границей очень много дало ученому. Он прекрасно знал, как поставлено инженерно-техническое образование в лучших немецких высших школах в Шарлоттенбурге, Аахене, Бреслау, Карлсруэ, как организовано химическое производство на заводах и фабриках Германии. Вернувшись на родину, Николай Федорович успешно применяет все, с чем познакомился, для реорганизации химической про* мышленности России.
      Получив от химического комитета поручение спроектировать и построить сернокислотный завод по контактному способу на станции Чудово Николаевской железной дороги, он уже в феврале 1917 года пускает его в эксплуатацию. А после национализации завода Николай Федорович входит в заводоуправление в качестве технического директора.
      Вся дальнейшая научная и практическая деятельность Николая Федоровича связана с развитием химической промышленности на Урале. Он назначается председателем Урало-Сибирской комиссии объединения "Химоснова" для приемки и ведения Объединения уральских химических заводов и их пуска. Чуть позже становится председателем вновь образованного районного правления уральских заводов объединения "Химоснова", а еще позднее занимает должность технического руководителя "Уралхимоснова".
      Наконец, весной 1922 года с образованием треста уральских химических заводов ("Уралхим") становится членом его правления и техническим директором. Одновременно он принимает на себя обязанности высшего технического руководителя таких крупнейших уральских химических заводов, как Березниковский содовый, Пермский суперфосфатный, Шайтанский хромпиковый, Полевский сернокислотный и солевой, Кыштымский меднокупоросовый.
      Весной 1920 года Николай Федорович начинает преподавательскую деятельность в Уральском горном институте, осенью того же года избирается профессором Уральского государственного университета по кафедре основных химических производств. С чего же начинает преподаватель Юшкевич?
      С оборудования лаборатории по технологии минеральных веществ, с экспериментального исследования по получению хромовокислого натрия путем обжига хромита с содой, с разработки плана освоения на благо народа даров этого богатейшего края. Результаты работы выльются в статьи "О перспективах минеральной химической промышленности на Урале" и "Применение физической химии к заводским процессам". И все время производственная деятельность сочетается с научной, практика с фундаментальными исследованиями.
      В начале 1923 года Николай Федорович получает приглашение от ректора химико-технологического института имени Д. И. Менделеева профессора И. А. Тищенко участвовать в конкурсе на замещение должности профессора, заведующего кафедрой "Основная химическая промышленность". С тех пор и до конца своей жизни главным своим делом Николай Федорович будет считать воспитание научных и инженерных кадров для химической индустрии страны.
      И здесь мне вновь хочется провести параллель между сегодняшним днем и теми нелегкими послереволюционными днями. Как ни далеки они друг от друга теперь, разделенные самой историей, есть между ними нечто общее. Это общее - тот дух надежд, перемен, что всегда рождает инициативу и делает невозможное возможным.
      Взять, к примеру, такую трудность первых послереволюционных лет, как отсутствие учебников. Как решить ее? Написать и ждать, когда появится массовый тираж?
      Но на это уйдут годы, а студентов нужно учить немедленно. И Николай Федорович находит блестящий выход из положения.
      Весь курс технологии неорганических веществ он разбивает на разделы, назначив ответственного за каждый из них. Ответственные готовят по закрепленным за ними темам лекции, которые и читают студентам. Вводные лекции по теории главнейших технологических процессов, а также раздел "Синтез аммиака и производство водорода электролизом воды" он тоже читает сам.
      Каждый из лекторов разделов курса "Технология неорганических веществ" подробно изучает всю имеющуюся литературу на русском и иностранных языках, составляет конспект лекций (если это необходимо, то о диапозитивами) и готовит учебное пособие, издающееся литографским путем тиражом в 200-300 экземпляров.
      Именно такие пособия становятся основными для подготовки студентов к экзаменам. По указанию Н. Ф. Юшкевича разрабатывается Проект типового оборудования лаборатории технологии неорганических веществ с описанием лабораторных работ студентов, который тоже издается литографским путем в 1935 году и еще долгое время будет служить студентам верой и правдой (авторы Н. Е. Пестов, Н. М. Жаворонков, Д. А. Кузнецов и И. Н. Шокин).
      И, разумеется, все сотрудники кафедры ведут постоянную научно-практическую работу по оптимизации, перестройке химических предприятий. Честно говоря, я и поныне не воспринимаю всерьез так называемых "чистых" преподавателей, знающих тот или иной процесс, то или иное производство по учебникам.
      Педагогическая школа Юшкевича предполагала иной процесс подготовки кадров. Она основывалась даже не на сочетании практической и научной основ педагогики, а на взаимопроникающем слиянии практики и дела.
      Научно-исследовательские работы на кафедре были развернуты самым широким фронтом. Три года, например (1927-1930), он вместе с сотрудниками осуществляет глубокое лабораторное изучение отдельных стадий аммиачно-содового процесса. Полученные результаты позволили оптимизировать производство кальцинированной соды на Березниковском, Донецком и Славянском заводах. Н. Ф. Юшкевич возобновляет работы по изучению сернокислотного производства.
      Дореволюционная Россия, имела свою хотя относительно и небольшую сернокислотную промышленность - производственная мощность всех сернокислотных предприятий к 1917 году достигла 432 тысяч тонн (в моногидрате). Но в годы гражданской войны многие заводы оказались разрушенными или закрытыми. В конце восстановительного периода производство серной кислоты достигло 242 тысяч тонн, а в результате выполнения плана первой пятилетки составило уже 540 тысяч тонн, что имелс важное значение для ряда отраслей промышленности, например, для переработки руд редких металлов.
      Казалось бы, прогресс, да еще какой! Но Николай Федорович считает необходимым организовать глубокое изучение физико-химических основ сернокислотного производства с тем, чтобы многократно повысить его результативность, экономическую отдачу. Он делит стратегию изучения и решения этой сложнейшей задачи на три большие задачи. Во-первых, резкое повышение производительности установок (и она будет увеличена в... 7 раз!). Во-вторых, замена дорогих платиновых катализаторов на более дешевые (в 1931 году на московском заводе "Нефтегаз" сдадут в эксплуатацию первый в стране контактный аппарат, загруженный ванадиевым катализатором, изготовленным на Дорогомиловском химическом заводе по методу Н. Ф. Юшкевича. Даже в годы Великой Отечественной войны работы по совершенствованию ванадиевых катализаторов и контактных аппаратов большой единичной мощности не прекратятся ни на один день. И, наконец, совершенствование конструкции печей сжигания пылевидного флотационного колчедана.
      И Николай Федорович сконструировал, построил и испытал печь, в которой колчедан практически сгорал полностью.
      Эти очень простые по конструкции печи производительностью 12-15 тонн в сутки получили название печи "Ю" и быстро вытеснили механические печи Герресгофа - Байера. Дальнейшим развитием печей "Ю" стали современные печи с кипящим (псевдоожиженным) слоем производительностью 450-600 тонн в сутки.
      Большое место в научной деятельности Н. Ф. Юшкевича занимали работы, связанные с использованием сернистого газа медеплавильных печей, и в особенности проблема получения серы из сернистого газа.
      Осенью 1931 года Президиум ЦИК СССР за особо выдающиеся заслуги по изобретению нового метода получения газовой серы наградил профессора Н. Ф. Юшкевича и инженера В. А. Каржавина орденами Ленина.
      Я думаю, что та блестящая плеяда ученых, которая пришла в науку в первые годы Советской власти, оставила столь заметный в ней след именно потому,, что их пытливый ум искал и находил такие нестандартные решения самых сложных научных проблем, что они будили фантазию всех окружающих, вовлекая их в творческий поиск.
      Взять хотя бы проблему создания в стране азотной промышленности, научной основой которой стала проблема выбора метода фиксации азота. Среди ученых того времени единогласия по данному поводу не существовало. Предлагалось, например, развивать производство цианамида кальция, а затем путем его разложения получать аммиак. У Николая Федоровича была своя точка зрения по этому поводу. Он предлагал аммиак синтезировать. И хотя противников такого предложения было достаточно, а сама идея почиталась чуть ли не за фантастику, жизнь показала, что именно путь, предложенный Н. Ф. Юшкевичем, оказался самым приемлемым.
      Но это очевидно сейчас, как говорится, постфактум.
      Тогда же идею нужно было отстоять и "обкатать" в лабораторных условиях. И Николай Федорович организует на кафедре исследования отдельных стадий производства синтетического аммиака. В них самое активное участие принимают студенты.
      Перечень серьезнейших, фундаментальных работ, осуществленных Н. Ф. Юшкевичем и его учениками, можно было бы продолжать бесконечно. По сути дела, они охватывают все наиважнейшие проблемы современной неорганической химии, а вернее, они являются теми самыми мощными корнями, что дали новую жизнь старому древу отечественной химической индустрии. Сегодня в его кроне старые ветви переплелись, соединились в общую купу с молодыми побегами, каждый из которых - целое направление в химической науке. Но все они - в кровном неразделимом родстве. И в этом, пожалуй, одно из главных достоинств современной химии - она наука, помнящая родство. А дела и мысли тех, кто стоял у ее истоков, трансформируются в делах и мыслях принявших эстафету.
      "Примите мой почтительный восторг"
      Среди великого множества архивных документов, имеющих непосредственное отношение к становлению и развитию академической науки в стране, немало писем. Написанные по разному поводу, адресованные конкретным ученым или президиуму академии, все они - часть истории нашей науки, крохотный, но необходимейший штрих на ее гигантском полотне. Читать и перечитывать такие письма не просто интересно, необходимо. Потому что они - тот самый незримый, но прочнейшей конструкции мост, что перекинут из прошлых дней в современность. И хотя у меня, знавшего, работавшего, учившегося у тех, кого сегодня принято считать классиками науки, свое отношение к этим письмам, думаю, что и у людей лично незнакомых, например, с таким гигантом мысли, как В. И. Вернадский, они тоже не могут не вызвать почтительного волнения.
      С одного из таких писем я и хотел бы начать эту главу. Написано оно А. М. Горьким в 1925 году, а адресовано А. П. Карпинскому, И. П. Павлову, В. И. Вернадскому, Н. С. Курнакову, А. Е. Ферсману и другим.
      Был и повод - серьезный, важный, злободневный, побудивший Горького его написать. Только сдается мне, что не просто славная дата (Академия наук отмечала в тот год свой 200-летний юбилей) всколыхнула вдруг в душе писателя такие воспоминания, такой силы эмоциональную волну, что он не мог не сесть за письменный стол, дабы сочинить небольшое послание маститым ученым. Дело тут, наверное, все же в ином - удивительном единении души и мысли, которое всегда было свойственно представителям русской интеллигенции в годину тяжких испытаний для Родины и которое проходило с ними затем через всю жизнь. Вот оно, это письмо:
      "Вот что я хотел бы сказать людям науки. Я имел высокую честь вращаться около них в труднейших 1919-1920 гг. Я наблюдал, с каким скромным героизмом, с каким мужеством творцы русской науки переживали мучительный голод и холод, видел, как они работали и как они умирали. Мои впечатления за это время сложились в глубокий и почтительный восторг перед Вами герои свободной, бесстрашной исследующей мысли. Я думаю, что русские ученые их жизнью и работой в годы войны и блокады дали миру великолепный урок мужества и выдержки. История расскажет миру об этом страдном времени с той же гордостью русского человека, с какой я пишу Вам эти простые слова. В них нет никакого преувеличения".
      Но великое, как известно, предстает в своем истинном свете лишь с расстояния. Время не стирает его значения, не умаляет выполненного, а лишь четче вырисовывает контуры уходящего ввысь небоскреба, каждый камень которого - открытия и познание, разгадывание тайны природы. И если б на всех камнях, входящих в кладку символического здания современной химии, высекались имена, многие из них были бы русскими. Потому что то было племя последователей, собирательный образ которых Ф. И. Тютчев выразил в удивительно верных и эмоциональных строках:
      Враг отрицательности узкой
      Всегда он в уровень шел с веком,
      Он в человечестве был русский,
      В науке был он человеком.
      Именно такие люди и такие ученые - Л. А. Чугаев и Н. С. Курнаков, не колеблясь, приняли революцию.
      А приняв, стали на нее работать так, как это умели делать только они по восемнадцать часов в сутки. Но чтобы без всякого преувеличения, как говорил А. М. Горький, понять и оценить, что же было сделано отечественными химиками в те первые послереволюционные годы, необходимо вернуться к науке дореволюционной, к тем годам, когда в неорганической химии появился новый крупный раздел - координационной химии.
      Напомню читателю, что именно координационная химия, изучающая соединения, в которых можно выделить центральный атом и присоединенные к нему (координированные) лиганды (атомы, ионы, молекулы неорганической и органической природы), заняла чуть позже место на стыке двух больших, традиционно развивающихся областей химии - неорганической и органической. Это первая и главная ее особенность. И я уже упоминал ее. Однако есть и вторая.
      С момента своего возникновения координационная химия становится объектом международного сотрудничества. Дело в том, что ее основа координационная теория, созданная в самом конце прошлого века выдающимся швейцарским химиком А. Вернером, отнюдь не сразу была принята химической общественностью, поскольку рушила классические представления, базировавшиеся на постулате о постоянстве валентности атомов. И потребовались объединенные усилия ученых многих стран, прежде чем она обрела право на жизнь.
      В этом процессе "завоевания" координационной химией самостоятельности развития заслуги Льва Александровича Чугаева, естествоиспытателя с широким научным кругозором, отмеченного талантом выдающегося экспериментатора и незаурядного организатора, переоценить невозможно.