Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Князь света (Lord of Light)

ModernLib.Net / Научная фантастика / Желязны Роджер / Князь света (Lord of Light) - Чтение (стр. 10)
Автор: Желязны Роджер
Жанр: Научная фантастика

 

 


Сэм наклонил голову.

– Аминь, – сказал он и с ощущением звона и бульканья понял, что его подняли с пола и понесли по обширным пещерам, которых никто из людей не видел.


***

Пока они неслись из одной пещеры в другую под туннелями, ущельями и стенами, через лабиринты, гроты и каменные коридоры, Сэм пустил свой мозг по течению, назад по путям памяти. Он думал о временах своего недавнего пастырства, когда он пытался привить учение Гаутамы к стволу религии, которая правила миром. Он думал о странном человеке – Сугате, руки которого несли и смерть, и благословение. Через много лет их имена всплывут вновь, и дела их, вероятно, смешаются. Он жил достаточно долго и знал, как время перемешивает котлы легенд. Теперь Сэм знал, что Сугата был настоящим Буддой. Учение, которое Сэм, пусть притворно, предлагал, привлекло этого истинно верующего человека, который каким-то образом добился просветления, запал в мозг людей своей святостью, а затем добровольно погиб в руках самой Смерти. Татагатха и Сугата будут частью одной легенды, и Татагатха будет сиять в свете, исходящем от его ученика.

Только один Дхамма переживет века. Затем мысли Сэма перекинулись на битву в Зале Кармы и к машинам, все еще хранящимся в тайном месте. Он подумал о бесчисленных переселениях души, которым он подвергался до сих пор, о битвах, в которых он участвовал, о женщинах, которых любил за прошедшие века; он думал о мире, каким он должен быть, и каким был, и почему. И его охватила ярость против богов. Он думал о тех днях, когда горсточка их сражалась с Ракшами, Гандхарвами и Морским Народом, с демонами Катапутны и Матерями Страшного Жара, с Дакшини и Претами, со Скандасами и Пизакасами, и победила, вырвала мир из хаоса и построила первый человеческий город. Он видел, как этот город прошел все стадии, через которые может пройти город, пока не оказался населенным теми, что сами могли превратиться в богов, приняв на себя Аспект, усиливающий их тела, укрепляющий волю и дотягивающий силу их желаний до Атрибутов, что падают, как магическая сила, на тех, против кого повернуты. Он думал об этом городе и об этих богах, и он знал их красоту и справедливость, их уродство и несправедливость. Он думал о их пышности и красках, контрастирующих с остальным миром, и плакал от ярости, ибо знал, что никогда не почувствует ни настоящей правоты, ни настоящей ошибочности в противостоянии этому. Вот почему он ждал так долго и ничего не предпринимал. А теперь, будет ли у него победа или поражение, удача или провал, будет ли в результате всех его действий смерть или продолжение мечты о городе – все равно тяжесть вины останется с ним.

Они ждали в темноте.

Они ждали долго и молча. Время тянулось, как старик, взбирающийся на холм.

Они стояли на выступе, окружавшем черный водоем, и ждали.

– Услышим ли мы?

– Возможно. А может, нет.

– Что мы будем делать?

– Что ты имеешь в виду?

– Если они вообще не придут? Долго ли мы будем ждать здесь?

– Они придут с пением.

– Надеюсь.

Но не было ни пения, ни движения. Вокруг них было безмолвие времени, не имеющего предметов, которые можно изнашивать.

– Сколько времени мы ждем?

– Не знаю. Долго.

– Чувствую, что дело плохо.

– Может, ты и прав. Не подняться ли нам на несколько уровней и проверить? Или мне сразу же отнести тебя на свободу?

– Давай подождем еще.

– Ладно.

И снова тишина.

– Что это?

– Что?

– Звук.

– Я ничего не слышу, а мы пользуемся одними ушами.

– Не телесными ушами… Вот опять!

– Я ничего не слышу, Тарака.

– Звук продолжается. Похоже на визг, но он не прерывается.

– Далеко?

– Да, порядочно. Послушай моим способом.

– Да! Я уверен, что это скипетр Кали. Значит, сражение продолжается.

Агни взглянул на колесницу и поднял жезл.

Ничего не случилось.

Агни постоял, направив жезл, затем опустил его, потряс. Снова поднял.

Но пламя опять не вышло.

Он закинул левую руку за шею и что-то поправил. Пока он это делал, из жезла выскочил свет и прожег глубокую дыру в земле рядом с ним.

Агни снова направил жезл.

Ничего.

Тогда он побежал к кораблю.

– Электрическое управление? – спросил Тарака.

– Да.

Сэм нажал на рычаг, настроил шкалу. Вокруг поднялся рев. Он нажал другую кнопку, и в задней части корабля послышался треск. Он двинул циферблат, но тут к люку подошел Агни.

Вспышка огня и звон металла.

Сэм встал с сиденья и вышел из кабины в коридор.

Агни вошел и указал на жезл.

– Не двигаться! Сэм! Демон! – крикнул он, перекрывая рев машин; его очки стали красными, и он улыбнулся. – Демон, не двигайся, иначе сгоришь вместе со своим хозяином!

Сэм кинулся на него. Агни упал, потому что не ожидал нападения.

– Короткое замыкание, а? – сказал Сэм, хватая Агни за горло. – Или пятна на солнце? – И он ударил Агни в висок.

Агни завалился на бок, и Сэм нанес ему последний удар ребром ладони над ключицей.

Он отшвырнул ногой жезл в коридор, но, подойдя к люку, понял, что уже поздно.

– Уходи теперь, Тарака, – сказал он. – Здесь моя битва. Ты больше ничего не сможешь сделать.

– Я обещал тебе свою помощь.

– Теперь ты не можешь помочь. Уходи, пока еще можешь.

– Ну, раз ты хочешь… Но я хочу сказать тебе одну вещь…

– Брось! В следующий раз, когда я буду по соседству…

– Связующий, эта та вещь, которой я научился от тебя. Мне очень жаль… Прости меня… я…

Страшное дерганье, ощущение скручивания тела и мозга, когда смертельный взгляд Ямы упал на Сэма и проник глубже в его сущность.

Кали тоже смотрела в его глаза, подняв свой воющий скипетр. Это было как подъем одной тени и падение другой.

– Прощай, Связующий, – пронеслось в его мозгу.

Затем завизжал череп.

Сэм почувствовал, что падает.


***

Вибрация.

В его голове и всюду вокруг него.

Он проснулся в вибрации. Он чувствовал, что боль окутала его, как бинтом.

На запястьях и лодыжках цепи.

Он полусидел на полу маленького помещения. В дверях сидел и курил Красный.

Яма кивнул ему, но ничего не сказал.

– Почему я еще жив? – спросил его Сэм.

– Ты жив, чтобы принять назначение, сделанное много лет тому назад в Махартхе, – сказал Яма. – Брама очень желает снова увидеть тебя.

– Но я не очень желаю видеть Браму.

– После стольких лет это заметно.

– Я вижу, ты благополучно выбрался из песка.

Яма улыбнулся.

– Ты опасный мужик, – сказал он.

– Знаю. Я практик.

– Однако я попортил тебе дело.

– К несчастью, да.

– Возможно, тебе удастся возместить свои потери. Мы на полпути к Небу.

– Ты думаешь, у меня есть шанс?

– Пожалуй. Времена меняются. Брама, может быть, станет на этой неделе снисходительным богом.

– Мой бывший лекарь говорил мне, что надо указывать крайние случаи.

Яма пожал плечами.

– А что с демоном? – спросил Сэм. – С тем, что был со мной?

– Я коснулся его, – сказал Яма. – Крепко. Не знаю, покончил я с ним или просто сбросил. Но ты насчет этого не беспокойся: я обрызгал тебя демонским репеллентом. Если этот демон все еще жив, то пройдет много времени, прежде чем он оправится от нашего контакта. Если вообще оправится. Как это вышло в первый раз? Я думаю, что ты иммунен против демонского захвата.

– Я тоже так думал. А что за демонский репеллент?

– Я нашел химическое вещество, безвредное для нас, но против которого не может устоять ни одно энергетическое существо.

– Полезная вещь. Вот бы пользоваться им в дни связывания!

– Да. Мы применили его в Адском Колодце.

– Это было настоящее побоище, насколько я мог видеть.

– Да, – сказал Яма. – А на что это похоже – захват демоном? Каково ощущение, когда чужая воля довлеет над тобой?

– Очень странное, – сказал Сэм, – и пугающее, но одновременно воспитывающее.

– В каком смысле?

– Первоначально это был их мир. Мы его у них отняли. И их же возненавидели. Для них мы – демоны.

– На что похоже это ощущение?

– Что твоя воля захвачена другой? Ты должен это знать.

Улыбка Ямы исчезла, но затем вернулась снова.

– Ты хочешь, чтобы я ударил тебя, не так ли, Будда? Это дало бы тебе чувство превосходства. К несчастью, я не садист и не сделаю этого.

Сэм засмеялся.

– Тебя задело, Смерть.

Некоторое время они сидели молча.

– Не поделишься со мной сигаретой?

Яма зажег сигарету и протянул Сэму.

– Как выглядит сейчас Первая База?

– Ты вряд ли ее узнаешь, – сказал Яма. – Если бы в данный момент все там умерли, она останется идеальной еще десять тысяч лет. Цветы будут цвести, музыка – играть, фонтаны будут рябить по длине спектра. В садовых павильонах будет стоять горячая еда. Сам по себе город бессмертен.

– Подходящее жилище, я полагаю, для тех, кто называет себя богом.

– Называет? – переспросил Яма. – Ты ошибаешься, Сэм. Божественность не только название; это условие существования. Бог не потому бог, что он бессмертен – ведь даже последний работяга может получить непрерывность существования. И это не обусловленность Аспекта. Нет. Любой компетентный гипнотизер может играть с собственным обличьем. И дело не в подъеме Атрибута. Тоже нет. Я могу сконструировать машины более мощные и точные, чем любая способность, могущая развиться у человека. Быть богом – это качество бытия, способность быть самим собой в такой мере, что его страсти соответствуют силам вселенной, и те, кто смотрит на него, понимают это, даже не слыша имени. Один древний поэт сказал, что мир полон откликов и соответствий. Другой написал большую поэму об аде, где каждому уготована та мука, которая соответствует силам природы, управлявшими его жизнью.

Быть богом – значит быть способным осознать в себе то, что важно, а затем бить в одну точку, чтобы привести это важное в одну линию со всем существующим. Затем, за пределами морали, логики и эстетики, Бог есть ветер или огонь, море, горы, дождь, солнце или звезды, полет стрелы, конец дня, любовные объятья. Бог правит через свои преобладающие страсти. И те, кто смотрит на богов, говорят, даже не зная их имен: «Он – Огонь». «Она Танец». «Он – Разрушение». «Она – Любовь». Итак, отвечаю на твое замечание: они не называют себя богами; богами их называют все остальные, все, кто видит их.

– Итак, они играют это на своих фашистских банджо?

– Ты выбрал неудачное прилагательное.

– Все остальные ты уже использовал.

– Похоже, что наши мысли насчет этого никогда не сойдутся.

– Если кто-то спрашивает тебя, зачем ты угнетаешь мир, а ты отвечаешь кучей поэтического вздора – тогда, конечно, нет. Думаю, что тут мысли просто не могут сойтись.

– Тогда давай выберем другую тему для разговора.

– Однако, я видел тебя и сказал: «Он – Смерть».

Яма не ответил.

– Странная преобладающая страсть. Я слышал, что ты стал старым до того, как был молодым.

– Ты знаешь, что это правда.

– Ты был замечательным механиком и мастером оружия. Твоя юность сгорела во взрыве, и ты в тот же день стал стариком. Не в этот ли день смерть стала твоей главной страстью? Или это было раньше? Или позднее?

– Неважно, – сказал Яма.

– Почему ты служишь богам? Потому что веришь в то, что сказал мне, или потому, что ненавидишь большую часть человечества?

– Я не солгал тебе.

– Значит, Смерть – идеалист. Забавно.

– Вовсе нет.

– А может быть, Господин Яма, что ни одна из этих догадок не правильна? Что твоя главная страсть…

– Ты уже упоминал ее имя, – сказал Яма, – в такой же речи, и сравнивал ее с болезнью. Ты и тогда был не прав, и сейчас заблуждаешься. Я не хочу слушать эту проповедь еще раз и, поскольку я сейчас не в зыбучем песке, я и не буду слушать.

– Ладно, – сказал Сэм. – Но скажи, главные страсти богов когда-нибудь меняются?

Яма улыбнулся.

– Богиня танца была богом войны. Похоже, что все может меняться.

– Когда я умру реальной смертью, – сказал Сэм, – тогда я, наверное изменюсь. Но до того момента я буду ненавидеть Небо. Ненавидеть до последнего вздоха. Если Брама сожжет меня, я буду плевать в пламя. Если он меня задушит, я буду пытаться кусать его руки. Если он перережет мне глотку, может быть, его клинок заржавеет от моей крови. Это тоже – главная страсть?

– Ты – хороший бог материи, – сказал Яма.

– Хороший бог!

– Прежде чем что-то случится, – сказал Яма, – я получил заверение, что тебе позволят присутствовать на свадьбе.

– На свадьбе? Твоей и Кали? Скоро?

– Когда меньшая луна будет полной. Поэтому, что бы там Брама не решил, я, по крайней мере, могу поставить тебе выпивку, прежде, чем что-то произойдет.

– За это спасибо, бог смерти. Но я всегда считал, что свадеб на Небе не бывает.

– Эту традицию собираются ломать, – ответил Яма. – Нет более проклятой традиции.

– Тогда – желаю счастья.

Яма кивнул, зевнул и снова закурил.

– Кстати, – сказал Сэм, – какова последняя мода в небесных казнях? Я спрашиваю в чисто информативных целях.

– Казни в Небе не совершаются.

Глава 5

Из Адского Колодца он пошел в Небо, чтобы объединиться с богами. Небесный Город содержит многие тайны, в том числе и кое-что из прошлого. Известно далеко не все, что случилось за то время, пока он пребывал там. Однако известно, что он ходатайствовал перед богами в интересах планеты, приобрел симпатии одних и вражду других. Если бы он предпочел предать человечество и принять предложения богов, то он, как некоторые говорили, мог бы жить вечно, как Хозяин Города, и не встретил бы смерть в когтях призрачных кошек Канибурхи. Правда, клеветники говорили, что он принял эти предложения, но позднее выдал сам себя, вернувшись в своих симпатиях к страдающему человечеству до конца своих дней, которых осталось очень мало…

Опоясанная молниями, несущая знамя, вооруженная мечом, колесом, луком, защитница, обманщица, ясная, любящая и любимая, Брахмани, Матерь Вед, живущая в тишине в самых тайных местах, знаменующая доброе и спокойное, всезнающая, быстрая, как мысль, носительница черепов, обладающая властью, сумерками, непобедимый вождь, сострадательная, открывающая путь потерянным, умоляющим о милости, учитель, доблесть в образе женщины, изменчивая сердцем, суровая, волшебница, пария, бессмертная и вечная…

Ариатаррабхаттариканамасхтоттарасатакастотра (36-40)

В то время, как часто бывало и в прошлом, ее снежный мех был приглажен ветром.

Она шла там, где колыхалась лимонного цвета трава. Она шла по извилистой тропе под темными деревьями и цветами джунглей, и яшмовые утесы поднимались направо, прожилки молочно-белого камня, простреленные оранжевыми полосками, открывались ей.

Затем, как часто бывало и раньше, она шла на мягких подушечках своих лап, ветер гладил ее белый, как мрамор, мех, и десять тысяч ароматов джунглей и равнины окружали ее здесь, в сумерках места, которое существовало лишь наполовину.

Она шла одна по не имевшей возраста тропе через джунгли, которые были частично иллюзией. Белый тигр – одинокий охотник. Если другие идут тем же курсом, никто из них не смеет составить ему компанию.

Затем, как это бывало и раньше, она взглянула вверх, на гладкую серую оболочку неба и на звезды, что блестели там, как чешуйки льда. Ее серповидные глаза широко раскрылись, она остановилась и села, глядя вверх.

За кем она охотилась?

Низкий звук, вроде хихиканья, перешедшего в кашель, вырвался из ее горла. Она внезапно прыгнула на высокий камень и села там, облизывая плечи. Когда показалась луна, она стала следить за луной. Она казалась статуей, вылепленной из нетающего снега, под ее бровями играло топазовое пламя.

Затем, как и раньше, она подумала, в настоящих ли джунглях Канибурхи она сидит. Она чувствовала, что она все еще в границах настоящего леса.

За кем она охотится?

Небо находится над плато, которое когда-то было горной грядой. Эти горы были расплавлены и сглажены, чтобы сделать ровную основу. С зеленого юга была принесена почва, чтобы эта голая структура была покрыта растительностью. Все пространство прикрыл прозрачный купол, защищающий от полярного ветра и от прочих нежелательных проникновений внутрь.

Небо стояло высокое и сдержанное и радовалось долгим сумеркам и долгим ленивым дням. Свежий воздух, нагретый, когда его втягивали внутрь, циркулировал по Городу и лесу. В самом куполе можно было генерировать облака. Из них вызывали сильный дождь, который падал почти на все пространство. Таким же способом можно было вызвать и снегопад, но этого никогда не делалось. На Небе всегда было лето.

В небесном лете стоял Небесный Город.

Небесный Город рос не так, как растут города людей – вокруг порта, или возле хорошей пахотной земли, пастбищ, охотничьих угодий, торговых путей или районов, богатых теми или иными природными ресурсами, нужными людям. Небесный Город возник из концепции в умах его первых жителей.

Растительность его не растет медленно и как попало, не строят здание здесь, а новую дорогу – там, не ломают один дом, чтобы дать место другому, не соединяют все части в одно не правильное и разномастное целое. Нет.

Каждое полезное требование обсуждалось, каждый дюйм великолепия рассчитывался первыми планировщиками и увеличивающими чертеж машинами. Эти планыбылискоординированыиосуществленынесравненным архитектором-художником.

Вишну, Охраняющий, держал в своем мозгу весь Небесный Город до того дня, когда он повернул шпиль высотой в милю на спине Птицы-Гаруды книзу, и Город был полностью захвачен каплей пота с его лба.

Итак Небо возникло из мысли бога, эта концепция стимулировалась желаниями его товарищей. Небо заложено было больше по желанию, чем по необходимости, в пустыне льда, снега и камня, на безвременном полюсе мира, где могли создать себе дом только могучие.

(За кем же она охотится?) Под куполом Неба, рядом с Небесным Городом, был большой лес Канибурха. Вишну в своей мудрости видел, что должно быть равновесие между метрополией и пустыней. В то время как пустыня могла существовать независимо от города, жителям города требовались для удовольствия не только культурные растения. Если бы весь мир был городом, рассуждал Вишну, часть его жителей жила бы в пустыне, потому что во всех них есть желание иметь место, где кончается порядок и начинается хаос. Итак, в его мысли вырос лес с могучими ручьями и запахами растительности и разложения, полным криками бесчисленных существ, живущих в темных местах, сжимающихся на ветру и искрящихся в дождь, гибнущих и снова возрождающихся.

Пустыня подошла к краю Города и остановилась. Входить туда было запрещено, и Город охранял свои границы.

Но некоторые из живущих в лесу существ были хищниками, они не признавали пограничных рубежей и входили и выходили по своему желанию.

Главными среди них были тигры-альбиносы. Было написано богами, что кошки-призраки не могут видеть Небесный Город; так что в их глаза, в глазные нервы было заложено понятие, что Города здесь нет. Белые кошки полагали, что мир – это только лес Канибурхи. Они ходили по улицам Неба, и для них это были тропы джунглей. Если боги, проходя мимо, поглаживали их мех, для кошки это было прикосновение руки ветра. Если они поднимались по широким ступеням – это был каменистый склон. Здания были утесами, статуи деревьями. Прохожих они просто не видели.

Однако, если кто-то из Горда вошел в настоящий лес – кошка и бог жили бы тогда на одном уровне существования: дикое место, равновесие.

Она снова кашлянула, как это бывало и раньше, и ее снежный мех пригладил ветер. Она была призрачной кошкой, она три дня шла по диким местам Канибурхи, убивая и пожирая сырую красную плоть жертвы, вылизывая мех широким, шершавым языком, чувствуя, как на спину ей падает дождь, капает с высоких веток, приходит с грозой из туч, которые чудесным образом скапливаются в центре неба; шла с огнем в пояснице, потому что спаривалась накануне с лавиной мертво-окрашенного меха, чьи когти царапали ее плечи, и запах крови приводил обоих в неистовство. Мурлыкала, когда холодные сумерки сошли на нее и принесли луны, похожи на изменяющиеся полукруги ее глаз, золотую, серебряную и серо-коричневую. Она сидела на камне, лизала лапы и думала, за кем же она охотится.


***

В Саду Локапалас Лакшми лежала с Куберой, сильным хранителем мира, на душистом ложе, поставленном у бассейна, где купались Апсары. Другие трое из Локапаласа в этот вечер отсутствовали… Апсары со смехом брызгали душистой водой на ложе. Бог Кришна Темный почему-то выбрал именно этот момент, чтобы дунуть в свою свирель. Девушки тут же отвернулись от Куберы-Судьбы и Лакшми-Возлюбленной, положили локти на край бассейна и уставились на Кришну, лежащего между бурдюками с вином и остатками пищи.

Он пробежал пальцами по свирели и извлек одну долгую жалобную ноту и серию козлиного блеяния. Гвари Прекрасная, которую он добрый час раздевал, а потом, по-видимому, забыл, встала, нырнула в бассейн и исчезла в одной из многочисленных пещер. Он икнул, начал одну мелодию, остановился и начал другую.

– Правду ли говорят насчет Кали? – спросила Лакшми.

– Что говорят? – ворчливо спросил Кубера, потянувшись к чаше сомы.

Она взяла чашу из его рук, отпила и вернула ему. Он выпил залпом и поставил чашу на поднос. Слуга снова наполнил ее.

– Что она хочет человеческую жертву для празднования своей свадьбы?

– Возможно, – сказал Кубера. – С нее станется. Кровожадная сука, вот она кто. Вечно переселяется в какое-нибудь злобное животное для праздника.

Однажды стала огненным петухом и вцепилась когтями в лицо Ситалы за то, что та что-то сказала.

– Когда?

– Ну… десять или одиннадцать воплощений назад. Ситала носила вуаль чертовски долгое время, пока ей готовили новое тело.

– Странная пара, – сказала Лакшми, куснув его за ухо. – Твой друг Яма, наверное, единственный, кто хотел бы любиться с ней. Вдруг она разозлится на своего любовника и бросит на него смертельный взгляд? Кто, кроме Ямы, может это выдержать?

– Никто, – сказал Кубера. – Мы таким образом потеряли Картикейю, Бога Сражений.

– Да?

– Угу. Она странная особа. Вроде Ямы, хоть и не похожа на него. Он бог смерти, это верно, но он убивает быстро и чисто. А Кали – как кошка.

– Яма когда-нибудь говорил о тех чарах, которыми она его держит?

– Ты пришла сюда собирать сплетни или для чего-то путного?

– И для того, и для другого, – сказала она.

В этот момент Кришна принял свой Аспект и поднял Атрибут божественного опьянения. Из его свирели полилась горько-темная кисло-сладкая заразительная мелодия. Опьянение в нем распространялось по саду попеременно то радостными, то печальными волнами. Он встал на гибкие смуглые ноги и начал танцевать. Плоские черты его лица ничего не выражали.

Влажные темные волосы лежали тугими кольцами, точно проволока; даже борода была такая же кудрявая. Когда он двинулся, Апсары вышли из бассейна и последовали за ним. Его свирель блуждала по тропам древних мелодий и становилась все более и более неистовой, по мере того, как он двигался все быстрее и быстрее, пока, наконец, не сорвался на Раза-Лила, Танец Вожделения, а его свита, положив руки на бедра, следовала за ним с невероятной скоростью по спиральным движениям танца.

Кубера крепче прижал к себе Лакшми.

– Теперь это – Атрибут, – сказала она.


***

Рудра Жестокий натянул лук и послал стрелу. Стрела неслась все дальше и дальше и, наконец, остановилась на отдых в центре далекой мишени.

Стоявший рядом с ним Господин Муруган хмыкнул и опустил лук.

– Опять твоя взяла, – сказал он. – Мне этого не побить.

Они ослабили луки и пошли к мишени за стрелами.

– Ты встречался с ним? – спросил Муруган.

– Когда-то, очень давно, я знал его, – ответил Рудра.

– Акселерационист?

– Тогда он им не был. Вообще ничего политического. Он из Первых, из тех, кто смотрел на Уратху.

– Да?

– Он отличился в войнах с Морским Народом и с Матерями Страшного Жара, – Рудра сделал в воздухе знак. – Позднее об этом вспомнили, и он получил назначение на северные марши в войне против демонов. В те дни он был известен как Калкин, и там стал называться Связующим. Он развил Атрибут и воспользовался им против демонов. Он уничтожил большую часть Якшасов, а Ракшасов связал. Когда Яма и Кали захватили его в Адском Колодце в Мальве, ему уже удалось освободить Ракшей. Таким образом Ракши снова распространились в мире.

– Зачем он сделал такую вещь?

– Яма и Агни говорили, что он заключил пакт с главой Ракшасов. Они подозревают, что он предложил этому Ракше в аренду свое тело в обмен на обещание, что отряды демонов будут воевать с нами.

– Значит, на нас могут напасть?

– Сомневаюсь. Демоны не дураки. Если они не смогли справиться с четырьмя нашими в Адском Колодце, вряд ли они нападут на всех нас здесь, в Небе. А Яма сейчас в Большом Зале Смерти конструирует абсолютное оружие.

– А где его будущая супруга?

– Кто знает? – ответил Рудра. – Да и кому какое дело?

Муруган улыбнулся.

– Я когда-то думал, что ты сам всерьез влюблен в нее.

– Слишком холодная, слишком насмешливая, – сказал Рудра.

– Она оттолкнула тебя?

Рудра повернул свое темное, никогда не улыбающееся лицо к прекрасному богу юности.

– Ты плодишь божества хуже, чем марксисты, – сказал он. – Ты думаешь, что все это идет как между людьми. Мы и в самом деле были некоторое время друзьями, но она слишком сурова с друзьями и поэтому теряет их.

– И этим она оттолкнула тебя?

– Полагаю, что так.

– А когда она взяла в любовники Моргана, поэта с равнин, он в один прекрасный день воплотился в джек-птицу и улетел. Ты как раз тогда охотился на джек-птиц, пока твои стрелы не выбили за месяц почти всех их в Небе.

– Я и сейчас охочусь на джек-птиц.

– Зачем?

– Мне не нравится их пение.

– Слишком холодное, слишком насмешливое, – согласился Муруган.

– Я не люблю ничьих насмешек, бог юности. Можешь ты обогнать стрелы Рудры?

Муруган снова улыбнулся.

– Нет, – сказал он, – и никто из моих друзей в Локапаласе не мог бы.

Да им этого и не надо.

– Когда я принимаю свой Аспект, – сказал Рудра, – я беру свой большой лук, данный мне самой Смертью, я посылаю свистящую стрелу за много миль преследовать движущуюся цель, и она поражает насмерть, как удар молнии.

– Давай поговорим о другом, – сказал Муруган. – Я слышал, что наш гость несколько лет назад в Махартхе насмеялся над Брамой и напал на священные места. Как я понимаю, он и есть тот самый, что основал религию мира и просветления.

– Тот самый. – Интересно. – Пожалуй. – Что сделает Брама? Рудра пожал плечами. – Об этом знает только Брама, – ответил он.


***

В месте, называемом Брошенным Миром, где за краем Неба нет ничего, кроме далекого мерцания купола, а далеко внизу – пустой земли, скрытой под дымно-белым туманом, стоял открытый со всех сторон Павильон Тишины; на его круглую серую крышу никогда не падал дождь, на его балконах и балюстрадах по утрам клубился туман, а в сумерках гуляли ветры. В пустых комнатах иногда сидели на жесткой темной мебели или прохаживались между серыми колоннами задумчивые боги, сломленные воины или оскорбленные любовники; они приходили сюда подумать обо всех пагубных или пустячных вещах под небом за Мостом Богов, среди камней, где мало красок и единственный звук шум ветра. Здесь, вскоре после дней Первых, сидели философ и колдун, мудрец и маг, самоубийца и аскет, свободный от желания нового рождения или обновления. Здесь, в центре отречения и забвения, было пять комнат под названиями Воспоминание, Страх, Разбитое Сердце, Пыль и Отчаяние; и этот павильон был построен Куберой-Судьбой, который не слишком заботился давать названия любому из этих чувств, но, как друг Господина Калкина, сделал это здание по настоянию Канди Свирепой, иногда известной как Дурга или Кали, потому что он один из всех богов обладал Атрибутом материализовать соответствие и мог облечь работу своих рук в ощущения и страсти, переживаемые теми, кто появлялся тут.

Они сидели в комнате Разбитого Сердца и пили сому, но не пьянели.

Вокруг Павильона тишины сгустились сумерки, и ветры, кружащие по Небу, летели мимо.

Они сидели в черных плащах на темных сидениях. Его руки лежали на ее руках на столе, разделявшем их; гороскопы всех их дней проходили мимо них по стене, отделявшей Небо от небес; Они молчали, рассматривая страницы пережитых ими столетий.

– Сэм, – сказала она наконец, – разве они не были хорошими?

– Были, – ответил он.

– И в те давние дни – до того, как ты оставил Небо, чтобы жить среди людей – ты любил меня?

– Теперь уж и не помню, – сказал он. – Это было очень давно. Мы оба были тогда другими – другие мысли, другие тела. Может быть, те двое, какими бы они ни были, любили друг друга. Но я не помню.

– А я помню весну мира, как будто это было вчера – те дни, когда мы вместе ездили сражаться, и те ночи, когда мы стряхивали звезды со свежеокрашенных небес! Мир был такой новый и совсем другой тогда, с затаившейся в каждом цветке угрозы и бомбой за каждым восходом солнца.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17