© Буйнов Р.П., 2012

© ООО «Издательство «Вече», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

У книг, как и у людей, своя судьба. Сейчас я не буду говорить о великой русской литературе XIX века, о ее влиянии на человеческие судьбы. У большинства же книг короткий век, некоторые служат человечеству в лучшем случае в качестве макулатуры, из которой произведут много полезных в быту вещей, начиная с туалетной бумаги. Есть книги, которые ни по каким параметрам в разряд великих вроде бы не вписываются, но которые имели, и, может, ныне имеют влияние на судьбы людей, на судьбы целых поколений, огромное влияние, – решусь кощунственно сравнить, – может, не менее, чем Евангелие, хотя никакого кощунства и даже преувеличения здесь нет, потому как почти целый век российский народ был отлучен от Евангелия, а душа, особенно юная, искала духовной опоры и порой находила ее не в тех книгах, которые называла великими и навязывала официальная идеология.

Без преувеличения можно сказать, несколько поколений советского народа (а такой народ существовал и реликтово еще существует, и это далеко не худшая часть человечества!) воспитывалось на «Двух капитанах» Вениамина Каверина. Были книги, и не самые плохие, на которых предписывалось воспитывать подрастающее поколение, например, «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Как закалялась сталь» Н. Островского, но, может, потому, что они были слишком идеологизированы и насаждались силой, а эту никто силой читать не заставлял, потому как роль партии в поступках Саши Григорьева не прослеживалась, ее читали, передавая из рук в руки, и что-то трепетное и святое поднималось в подростковой душе. Есть тут какая-то загадка. Да, можно сказать, книга написана и выстрелила в нужное время: смутные и тревожные тридцатые годы, пионерская и комсомольская искусственная идеологическая жвачка, и, как продых, романтика освоения Арктики. Но летели десятилетия, Арктика становилась обыденностью (со временем Россия вообще ушла из Арктики), а интерес к книге не заглох, а передавался новым поколениям. Загадка еще и в том, что сам автор серьезного значения «Двум капитанам» не придавал, считая книгу чуть ли не случайной в своем творчестве, заказной. Другие, согласно партийному заказу, писали о рабочем классе, о трудовом крестьянстве, некоторые, насколько это было возможно, честно. Большая группа писателей во главе с «великим пролетарским писателем» М. Горьким ехала в Соловецкий лагерь особого назначения и воспевала палачей ЧК, каторжным трудом и расстрелами перевоспитывавших российскую интеллигенцию, крестьян и священников в люмпенпролетариев. В. Каверин, не имея права отказаться от партийного заказа, не погрешил с совестью, нашел для себя своеобразную лазейку, честную нишу. Когда незадолго до его смерти я навестил Вениамина Александровича в подмосковном Переделкине, он чуть ли не с раздражением мне говорил: «Ну, что вы все с этими «Двумя капитанами», словно я ничего другого, более значительного, не написал». И я с удивлением обнаружил, что ни одной из более чем 50, написанных им книг, кроме «Двух капитанов», не знаю. Он так и ушел в мир иной с горьким сознанием, что остался писателем одной книги, хотя редкий писатель может похвалиться подобным счастьем. Какую-то неведомую самому автору струну задел писатель, что его книга в воспитании целого ряда молодых поколений сыграла большую роль, чем пионерская и комсомольская организации, вместе взятые, а может, даже и вопреки им. Я долго ломал над этим голову и пришел к такому выводу. В эпоху абсолютного равнодушия к отдельной человеческой личности, когда десятки тысяч людей томились и погибали лагерях, позже, когда миллионы погибли в Великой Отечественной войне и, что еще страшнее, пропали без вести, они были приравнены к предателям, и о них даже нельзя было заикнуться (и сейчас еще десятки, а может, и сотни тысяч без вести пропавших по-прежнему лежат не похороненными на огромном пространстве, начинающемся чуть ли не от стен Кремля), вдруг появилась книга, в которой ищут пропавшего без вести отдельного конкретного человека, пусть погибшего не в лагере, не в бою, пусть другой эпохи. Подтверждение этой мысли я найду в мутное «перестроечное» время, когда с единомышленниками по просьбе одного из легендарных папанинцев академика Е. Федорова организую экспедицию по поискам пропавшего без вести в августе 1937 года при перелете через Северный полюс из СССР в США С. А. Леваневского. Рушилась страна, и до того ли вроде: искать человека, потерявшегося в Арктике почти сорок лет назад?! И вдруг огромный интерес к поиску, словно боль по сотням тысяч без вести пропавших, миллионам погибших сконцентрировалась на одном без вести пропавшем человеке. На нас обрушился шквал писем, в том числе с предложением помощи. Мальчик Коля из Владивостока прислал 6 рублей, которые копил на велосипед, старый полярный радист из Жмеринки прислал шмат сала: «Ничего другого у меня нет». Словно всем, потерявшим родных и близких, будет легче, если его найдут. Значит, что-то изменилось во власти, если кого-то, пусть всего одного, ищут – и она этому не мешает. Это потом, через десятилетия, появится телевизионная передача «Жди меня» и отряды юных поисковиков будут искать на полях бывших сражений своих и чужих, которые стали для них своими, дедов и прадедов и по-человечески хоронить.

К счастью, В. Каверина не заставили, как А. Фадеева «Молодую гвардию», переписывать «Двух капитанов», чтобы показать руководящую роль партии в поступках Саши Григорьева, может, не придав этому образу большого значения, может, в какой-то степени даже опасному: вдруг все бросятся искать своих без вести пропавших, мало ли до чего докопаются! Но вот какая штука: за художественными образами пропавших в Арктике в «Двух капитанах» стояли реальные люди, только за образом главного героя, Саши Григорьева, реально никто не стоял: на этом образе воспитывались целые поколения советской молодежи, но, никто никогда не искал реальную пропавшую без вести экспедицию.

А было так: случайно или не случайно, но почему-то именно летом 1912 года сразу три русские экспедиции: Георгия Седова, Владимира Русанова и Георгия Брусилова отправились в Арктику, полные самых амбициозных планов, не подозревая, что это будет самый тяжелый в ледовом отношении год за весь XX, а может и XXI век, тем самым, не говоря уже о других причинах, все три экспедиции изначально были обречены. Да что говорить о том времени, даже сейчас, в XXI веке, наука об Арктике и Антарктике на уровне шарлатанства: три дня подряд жара – начинают пугать всемирным потеплением и грозящими вследствие этого катастрофами, три дня холодно – начинают вопить о новом ледниковом периоде.

Г. Седов погиб при походе к Северному полюсу. Экспедиция В. Русанова бесследно исчезла во льдах. Шхуна «Св. Анна» Г. Брусилова, намеревавшегося Северным морским путем пройти во Владивосток, уже в октябре зажатая тяжелыми льдами, стала дрейфовать на север и на следующий год оказалась в широтах, близких к Северному полюсу. Летом 1914 года часть экипажа отправилась в беспримерный переход по дрейфующим льдам к ближайшей земле – архипелагу Земля Франца-Иосифа. Из 13 человек до мыса Флора, где их по счастливой случайности подобрал возвращающийся после гибели Георгия Седова парусник «Св. великомученик Фока», дошли только двое: штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Конрад. Не запланированный дрейф «Св. Анны» и ледовый поход Альбанова позволили сделать несколько важных географических открытий и «закрытий», в частности, они закрыли существование мифических Земель Петермана., Оскара и Гилиса. По сей день оставалась в полной неизвестности судьба оставшихся на судне членов экипажа, как и судьба членов группы Альбанова, с которыми он вынужденно расстался на одном из островов Земли Франца-Иосифа, как и судьба самого Альбанова., который принес на теплую землю журнал с научными результатами экспедиции и через какое-то время опубликовал в приложении к «Запискам по гидрографии» свой дневник-отчет об этом беспримерном ледовом переходе.

К тому времени уже вовсю шла Первая мировая война, кем-то хитро переведенная в гражданскую, и не до поиска пропавших полярных экспедиций было. Якобы Альбанов пытался попасть на прием к А. В. Колчаку, выдающемуся полярному исследователю, вынужденному стать военным правителем России, с предложением организовать спасательную экспедицию, но Колчака в то время уже самого нужно было спасать, оба они в скором времени сгорели в горниле страшной братоубийственной войны, и одной из причин, что Альбанова на долгое время «забыли», как «забыли» время и места его рождения и смерти, был факт, что он погиб или умер, будучи моряком колчаковской гидрографической службы.

Его же «Записки по дрейфующим льдам Северного Ледовитого океана летом 1914 года» известны были больше специалистам. За рубежом же, в отличие от СССР, они издавались не раз, с каждым десятилетием все чаще и уже в XXI веке переизданы во Франции, Англии, США, где названы «забытым шедевром русской литературы, забытым везде, в том числе и в России».

Да, время от времени о пропавшей экспедиции писали, преимущественно сенсационно-популярные статьи перед очередной подписной кампанией, в которых порой выдвигались фантастические версии гибели экспедиции, да, я написал книгу «Загадка штурмана Альбанова», и хотя книжный герой Саша Григорьев стал примером для тысяч молодых людей, но реального «Саши Григорьева» так и не находилось. Мало того, казалось, что с развалом Советского Союза время Саш Григорьевых безвозвратно ушло в прошлое. Ушло время романтики, над чувством патриотизма откровенно издевались. Совесть законодательно заменили гнусным постулатом: «Что не запрещено, то разрешено». Единственным мерилом человеческих ценностей стал даже не рубль, а доллар, ничем не подкрепленная бумажка с масонской символикой, а идеалом женской нравственности стала Ксения Собчак. Любовь заменили сексом, по крайней мере, если верить отечественному телевидению, которое не смущает ни президента, ни премьер-министра, которые, словно не замечая оскорбляющего человеческое достоинство телевизионного паскудства, с этого же телеэкрана толкуют о нравственности, высоких идеалах, осеняют себя крестом…

И вдруг меня находят люди, которые в своей единственный в году отпуск собираются искать без малого сто лет назад пропавшую экспедицию. Даже меня, почти 30 лет собиравшего по крохам материалы об этой экспедиции, немало удивил этот факт! Может, еще больше удивило, что это были не юные романтики, а люди вполне зрелые, в большинстве у которых за плечами были война или спасательные операции по всему миру, а то и первое и второе. И когда Русское географическое общество отказывает им в мизерном гранте, они собирают деньги вскладчину, да еще врач экспедиции Роман Буйнов, которому в свое время в заброшенном сарае попала моя книга об Альбанове, ходит с ней по разным денежным конторам и просит ее прочитать, чтобы потом человек решал, давать или не давать деньги на экспедицию. Эти люди поразили меня своей душевной чистотой, открытостью и незащишенностью, всеми теми свойствами души, которые ныне в грош не ставятся, мало того, над которыми откровенно смеются.

Что их позвало в Арктику?

– Поиск правильной жизни, когда все понятно: кто с тобой и с кем ты, – ответил на мой вопрос Роман Буйнов, отец четверых детей, бросивший врачебную практику из-за невозможности на зарплату врача прокормить семью. – А практически привел Леня Радун, мы познакомились в 1995 году во фронтовом Грозном – он был спасателем, а я – врачом. Повидали много (у Лени, кстати, много правительственных наград, в том числе и орден Мужества за Чечню). Так вот спустя 10 лет он пригласил меня в Арктику. Просто как человека, в котором уверен.

– Когда я служил в ВДВ, у нас был закон – своих не бросать. Сколько человек ушло на задание – столько же должно вернуться, и не важно, мертвые или живые. Были случаи, что при эвакуации одного погибшего гибли другие, но никто никогда не ставил под сомнение непреложность этого закона братства и чести. Люди, которых мы сейчас ищем, – в своем роде тоже солдаты. У них был свой фронт, но пали они за то же, за что погибнут их потомки на различных полях брани – за укрепление мощи и славы России, за Великий Северный морской путь, который оказался таким незаменимым во время Великой Отечественной войны. Найти их для нас – дело чести, пусть страна сейчас и живет другими ценностями, – не боясь показаться красиво сентиментальным, ответил на этот вопрос другой участник экспедиции – спасатель аэромобильного отряда «Центороспас» МЧС Александр Унтила, в 30 лет майор, заместитель командира легендарного 218-го батальона спецназа ВДВ, спасшего Грозный в январе 1995-го, а Российскую армию от позора, за 2 года и 8 месяцев в Чечне не потерявший ни одного солдата, но 2 года назад выброшенный из армии по причине ее так называемого реформирования. Профессиональным спасателем стал выпускник МГИМО Владимир Мельник, потому как ныне дипломатам приходится прогибаться не только перед своими вождями, но и перед чужими, как в случае с Ливией, когда российскому МИДу, словно лакею, поручили уговорить Каддафи сдаться на милость Америке. Неординарные биографии и у других участников экспедиции.

По всем правилам экспедиция должна была называться «По следам экспедиции Брусилова», или: «По следам Валериана Альбанова», но они принципиально назвали ее по В. Каверину: «По следам «Двух капитанов». Во-первых, потому, что мало кто ныне знает о Брусилове и Альбанове, а во-вторых, подавали сигнал другим, также воспитанным на этой книге: присоединяйтесь! И девизом экспедиции эти, в большинстве своем уже с сединой, люди выбрали юношеский девиз Саши Григорьева из «Двух капитанов»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»

На их призыв откликнулись два «капитана» нашего времени, для которых этот девиз прозвучал, словно сигнал трубы, они не просто присоединились, а возглавили экспедицию: бывший офицер-десантник, гендиректор ООО «Полярный мир» (благодаря этой организации был прекращен варварский промысел бельков, новорожденных детенышей тюленей), Олег Продан и – «Саша Григорьев» XXI века, заслуженный военный летчик, военный летчик 1 класса, летчик-снайпер, за плечами которого 8 лет Афганистана, а потом Чечня, Герой России, командующий авиацией ФСБ, генерал-лейтенант Николай Федоровича Гаврилов.

Зная, что я даже не решусь попроситься в экспедицию, в том числе и потому, что всего год назад хирурги-кардиологи буквально вытащили меня с того света, они позовут меня с собой. В полную мере оценив их доброту, я отвечу: «Безмерно вам благодарен, но на вашем месте я не стал бы меня приглашать, я могу стать не просто обузой, а сорвать экспедицию, которую вы столько лет готовили».

За Олега Продана мне ответил Александр Унтила, который до сих пор не может отделаться от привычки, где бы ни был: ночью просыпаться каждые 15 минут – ровно на 4 секунды, обвести взглядом «палатку», спросить дежурного о наличии людей, оружия: «Мы знаем, что это Ваша давнишняя мечта – пройти путем Альбанова. Обузой не будете. Нам нужен надежный тыл – человек, который будет преимущественно находиться в базовом лагере, обеспечивать бесперебойную связь и координацию поисковых групп, связь с погранзаставой и вертолетами ФСБ на случай ЧС (тьфу-тьфу!), ну и разные мелочи: медведя отогнать при необходимости…»

Я благодарен не очень-то благосклонной ко мне судьбе, что подарила мне встречу с этими людьми. Они заставили меня укрепиться в вере, что есть еще, пусть оскорбленная и униженная, но истинная Россия, а не ООО или ЗАО «Российская Федерация» Абрамовичей и Чубайсов, для которых жизненное кредо: кто может, обогащаетесь – не упорным трудом и талантом, а обворовывая слабых и честных. Они заставили меня укрепиться в вере, что есть еще Россия искренне любящих ее и преданных ей сынов, часто не очень русских по крови, которые по-прежнему живут по принципу: сначала думай о Родине, а уж только потом о себе, по принципу, определенному для себя начальником экспедиции Олегом Проданом, бывшим офицером-десантником, а, как сказал Александр Унтила, бывших офицеров не бывает: «Сделать для Родины то, что другие до тебя не смогли».

Экспедиция, путеводителем в которой были «Записки…» Альбанова, – через 96 лет после арктической трагедии! – сделала на Земле Франца-Иосифа сенсационные находки: останки одного из членов группы Альбанова, фрагменты дневника, общие экспедиционные вещи, неоднократно упоминаемые Альбановым в «Записках…», что еще раз подтвердило их достоверность, хотя участники экспедиции в этом не сомневались, но ведь есть же «исследователи» арктических трагедий, которые, сообразуясь со своей гнилой сутью, упорно навязывали мысль, что на «Св. Анне» не иначе как произошла кровавая драма из-за единственной на борту женщины, Альбанов, заметая следы, перестрелял команду, затем сжег судно, а «Записки…» придумал. Точно так же: раз спутники Седова после его смерти вернулись «достаточно упитанными» и не найдена его могила, не иначе как они его съели…

Да, экспедиция сделала сенсационные находки, но, по-моему, главная ее заслуга не в этом, а в том, что она вообще состоялась! Что нашлись люди, которые не могли спать спокойно при мысли, что где-то лежат не преданными земле их соотечественники. При мысли, что жертвы экспедиций Седова, Русанова, Брусилова, других исследователей Арктики, труд тысяч рядовых полярников: зимовщиков, моряков, летчиков, оказались как бы напрасными. Леволиберальные политики, которых больше интересовали Канарские и Гавайские острова, где они, обворовав Россию, вили свои гнезда, преступно увели Россию из Арктики, которую нам прозорливо завещал гениальный Ломоносов и из которой, по одной из гипотез, со ставшего теперь подводным хребта Ломоносова, последним островом которого, может, была легендарная Земля Санникова, мы в древности пришли. И поисковики на островах Земли Франца-Иосифа ставили знаки, что они принадлежат к особо охраняемым природным территориям России.

Есть, пусть малые, но признаки тому, что Россия, переболев чужебесием, постепенно возвращается к истинным ценностям, одна из которых, в общем-то, древняя, изначальная, лишь повторена В. Кавериным, как бы прочитана им с небес в так нужный для России момент: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Этот девиз, равный по своей простоте и чистоте мысли апостольским заповедям, озвученный, может быть, по наитию в смутное время, когда апостольские заповеди были осмеяны и даже запрещены, накануне Великой Отечественной войны стал, к удивлению самого В. Каверина, духовным компасом для сотен тысяч, а может, миллионов молодых людей, ищущих свой путь в жизни. Этот девиз, в так называемое перестроечное время втоптанный в грязь, снова был востребован на рубеже XX и XXI веков, он неожиданно соединил разорванные Великой криминальной революцией поколения, когда часто отцы не понимают детей и наоборот, оказалось, что у них общие, несмотря на порой разные политические взгляды, духовные ценности. Он стал своеобразным компасом для значительной части нынешнего молодого поколения, встающего на ноги в эпоху звериного капитализма, поколения, мордуемого бесконечными отупляющими фурсенковскими школьными и вузовскими реформами (у нас замечательные президент и премьер-министр, по законам самой совершенной в мире демократии время от времени на своих постах меняющие друг друга, но складывается впечатление, что министров им назначают совсем в другом государстве), поколения, как бы специально оболваниваемого сладко-смрадными телевизионными сникерсами, Клинским пивом, которые возведены в разряд духовных ценностей. Сквозь полиэтиленовый шорох очередной, теперь уже «капсомольской», жвачки тысячи юных, услышав, словно клич боевой трубы, этот, как и раньше, чистый от политики и лжи, призыв: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!», собираются в поисковые отряды, до недавнего времени вопреки власти, и ищут в лесах и болотах на месте бывших боев без вести пропавших дедов и прадедов, приближая истинное окончание Великой Отечественной войны, когда наконец будет достойно похоронен последний погибший за Родину, за други своя солдат. Это только недавно, спохватившись, власть, сначала стыдливо присоседилась, а потом сделала вид, что она и инициировала это святое дело.

Именно за этими молодыми людьми будущее России!

Поисковая полярная экспедиции по следам пропавшей группы В. И. Альбанова экспедиции Г. Л. Брусилова, которую участники экспедиции, каждый еще в юности выбрав своим жизненным правилом девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться», не случайно назвали «По следам «Двух капитанов», – из того же ряда. Ради постижения истины, разгадки полярной трагедии, чувства гражданского долга по человечески похоронить без вести пропавших каждый из них, отправляясь в единственный в году отпуск в непростую дорогу и отрезая немалый кусок от скромного семейного бюджета, отказывался от многого. Достаточно сказать, что автора этой книги Романа Буйнова не остановило даже то, что перед стартом экспедиции его жена была буквально на сносях: ждали пятого ребенка. Однажды Роман мне признался, что пишет книгу, в которой хочет изложить свое видение гибели экспедиции Г. Л. Брусилова, по крайней мере, гибели береговой группы В. И. Альбанова, и попросил меня прочесть рукопись, когда работа над ней будет завершена. Не очень-то искушенный в писательском и издательском деле, он надеялся ее в короткое время не только написать, но и издать – непременно в 2012 году, в год 100-летия Брусиловской экспедиции. Признаюсь, я ждал рукопись с некоторой настороженностью. Потому что вокруг этой трагической трагедии накручено столько домыслов, в том числе безапелляционных попыток быть судьями людей, попавших в смертельную ситуацию, доходило порой до того, что авторы некоторых статей В. И. Альбанову в вину ставило даже то, что, благодаря своему великому мужеству, он остался жив, а вот если бы погиб вместе с остальными, тогда бы другое дело, тогда бы и орден можно было посмертно дать.

Рукопись меня подкупила деликатностью анализа «темных» вопросов трагической экспедиции Г. Л. Брусилова, безграничным уважением к погибшим, тонким и точным психологическим анализом реальных и предположительных поступков того или иного участника экспедиции, принципиальным отказом делить погибших на героев и подлецов.

Представляя книгу широкому читателю, я благодарю «капитанов» издательства «Вече», которые, только что издав мой документальный роман-поиск «Загадка штурмана Альбанова», тем самым уже отметив 100-летиие начала экспедиции Г. Л. Брусилова, в этом же году нашли возможность вернуться к этой далеко не сугубо исторической теме.

Секретарь Союза писателей России, председатель Аксаковского фонда, вице-президент Международного фонда славянской письменности и культуры Михаил Чванов

Глава I. Уходящие в вечность

Эта невыдуманная и почти детективная история началась без малого сто лет назад, когда исторические прототипы героев романа Вениамина Каверина «Два капитана» в своей реальной жизни покинули причал в Санкт-Петербурге на парусно-паровой шхуне «Св. Анна» и взяли курс в открытое море. А дело было так…

К началу двадцатого века общественное мнение было буквально взбудоражено событиями, происходившими в заполярных областях нашей планеты. Завершил свой знаменитый дрейф в Ледовитом океане на шхуне «Фрам» легендарный Фритьоф Нансен, не утихали горячие споры о первенстве открытия Северного полюса между американцами Робертом Пири и Фредериком Куком. А чего стоила полная драматизма гонка во льдах Антарктиды между норвежцем Руалом Амундсеном и трагически погибшим со своими спутниками на пути от Южного полюса англичанином Робертом Скоттом?! В России того времени все это вызвало необычайный общественный резонанс. Огромный сектор Ледовитого океана, омывающий нашу страну, уже тогда ставил исследование арктических территорий в число приоритетных задач государства. Огромный ледяной фасад могучей державы до сих пор был совершенно не освоен и не изучен. А скольких неудач в недавно отгремевшей русско-японской войне можно было бы избежать, если бы Россия имела регулярный проход судов из Балтики к Тихому океану через гирлянду полярных морей?

В этой атмосфере молодой морской офицер Георгий Львович Брусилов решил предпринять собственную арктическую экспедицию с целью первым в России пройти Северо-Восточным проходом[1] из Санкт-Петербурга во Владивосток. До него это удалось сделать только лишь шведскому геологу и географу Нильсу Адольфу Эрику Норденшельду. В 1877–1878 годах он на пароходе «Вега» совершил это крайне опасное, по тем временам путешествие, снаряженное на средства российского мецената золотопромышленника А. М. Сибирякова.

В 1912 году Г. Л. Брусилов подает рапорт на получение на службе длительного отпуска и организовывает акционерное зверобойное общество, предполагавшее, между прочим, извлечь прибыль из попутного зверопромысла в арктических широтах. Для этого предприятия в Великобритании за двадцать тысяч рублей им была приобретена парусно-паровая шхуна «Бленкатра», которую он переименовывает в «Св. Анна» в честь Анны Николаевны Брусиловой[2], выделившей бо?льшую часть денег для нужд экспедиции и являвшейся основным пайщиком созданного акционерного общества.

28 июля 1912 года[3] судно покинуло Санкт-Петербург, белые паруса надежды полной грудью понесли его навстречу неизведанному. Горделиво и величаво идет вниз по течению Невы «Св. Анна». У штурвала в белоснежном парадном кителе стоит с горящим взором его двадцативосьмилетний капитан, на палубе весело работает молодая и дружная команда. Впереди – целая жизнь, полная подвигов и приключений! Во всяком случае, именно так им казалось тем летом.

В Александровске-на-Мурмане[4] оказалось, что по различным причинам часть экипажа – судовой врач, второй штурман и нескольких матросов – отказались от дальнейшего плавания, поэтому здесь же в авральном порядке пришлось добирать недостающую команду:

«28 августа 1912 года. Утром команда пошла подписывать контракт, но вышло недоразумение: многим не хотелось подписывать контракт и подписали уже в последнюю минуту, но некоторые все-таки ушли, тогда пришлось набирать разных промышленников и матросов»[5].

Не явился в оговоренное время и один из акционеров, друг детства Г. Л. Брусилова лейтенант Н. С. Андреев, обидевшись на то, что держатель контрольного пакета акций предприятия – Анна Николаевна Брусилова – в последний момент решила избавиться от мелких пайщиков. Андреев должен был стать руководителем второй вахтенной смены и вторым лицом в команде.

Кто же были эти бесстрашные люди, отправившиеся в столь тяжелую и опасную экспедицию? Вы не знакомы? Я удовлетворю ваше любопытство!

Георгий Львович Брусилов – лейтенант Российского военного флота, капитан парусно-паровой шхуны «Св. Анна» и руководитель этого необычайного путешествия – родился 19 мая 1884 года в Николаеве. Потомственный офицер, Г. Л. Брусилов был сыном вице-адмирала Льва Алексеевича Брусилова и племянником генерала Алексея Алексеевича Брусилова, того самого, который, будучи в Первую мировую войну главнокомандующим Юго-Западным фронтом, организовал знаменитый «Брусиловский прорыв» в 1916 году. В 1904–1905 годах Георгий Львович участвовал в военно-морских операциях против японцев, сначала на миноносце, а затем на крейсере «Богатырь». В 1910–1911 годах Г. Л. Брусилов принимал участие в Гидрографической экспедиции по Северному Ледовитому океану на ледокольных транспортах «Таймыр» и «Вайгач», занимавшейся тогда картографированием берегов Чукотки. Во времена оные капитаном «Вайгача», на котором тогда служил Георгий Львович, был капитан 2-го ранга Александр Васильевич Колчак[6]. По свидетельству сослуживцев Г. Л. Брусилов «был жизнерадостным, энергичным, смелым, предприимчивым и хорошо знающим морское дело офицером, но не обладал значительным полярным мореходным опытом»[7]. Во время своего плавания по просторам Ледовитого океана на «Вайгаче» Г. Л. Брусилов имел возможность наблюдать несметные богатства Севера и обилие промыслового зверя в Арктике. Все это навело его на мысль организовать свою полярную экспедицию и достичь Северо-Восточным проходом Тихого океана, повторив героический проход Норденшельда. Но собственных средств на организацию экспедиции у Георгия Львовича не было, поэтому окупить данное предприятие он планировал зверобойным промыслом. Мужчины, как известно, те же мальчишки, только игрушки у них более дорогие, а иногда и смертельно опасные. Но люди с частичкой детства в душе – это же так прекрасно! С рьяным упорством взявшись за реализацию своих честолюбивых планов, Брусилов, невзирая на множество возникающих при подготовке к экспедиции проблем, торопится выйти в Ледовитый океан. Как покажет время, слишком торопится…

Валериан Иванович Альбанов – единственный штурман и второе лицо на шхуне «Св. Анна». Родился 26 мая 1882 года в Уфе. В 1899 году Альбанов в тайне от всех поступил в Петербургские мореходные классы. Узнав о самоволии племянника, дядя Альбанова, в семье которого тот воспитывался, лишил его средств к существованию. Но это уже не могло остановить настырного и мечтательного юношу. Во время учебы Валериан Иванович зарабатывал себе на хлеб изготовлением макетов кораблей, а в каникулы подряжался матросом на различные торговые суда. Здесь-то, в суровой полуголодной жизненной школе, и закалялась стальная пружина его несгибаемой воли. После мореходки в 1904 году он целый год ходил по Балтийскому морю. В 1905 году Альбанов переехал в Красноярск и поступил помощником капитана на пароход «Обь», где занимался перевозкой грузов из Европы на Енисей. В летние навигации 1905–1906 годов Валериан Иванович получил неординарную морскую и лоцмейстерскую практику. А в 1908 году наконец-то сбылась его заветная мечта – Альбанов получает диплом штурмана дальнего плавания. К 1912 году Валериан Иванович считался уже опытным полярным штурманом и, познакомившись в том же году с Г. Л. Брусиловым, сразу же принял его предложение участвовать в экспедиции на «Св. Анне». Справедливости ради нужно сказать, что Георгий Львович никогда не планировал Альбанова в качестве своего заместителя. Изначально эта должность предназначалась лейтенанту Н. С. Андрееву, однако обстоятельства сложились иначе…

Ерминия Александровна Жданко – единственная женщина в экспедиции Г. Л. Брусилова, которой впоследствии вменялась вина чуть ли не во всех бедах экипажа «Св. Анны», якобы из-за нее на судне и произошел конфликт между капитаном и штурманом. Ерминия была дочерью генерал-лейтенанта Александра Ефимовича Жданко и племянницей знаменитого географа-геодезиста генерал-лейтенанта Михаила Ефимовича Жданко, в 1913–1917 годах начальника Главного Гидрографического управления и члена Конференции Николаевской морской академии. Родилась в 1891 году, на момент выхода экспедиции в море ей едва исполнился двадцать один год. Оставшись без матери, когда ей было всего пять лет, девочка росла с явно мальчишескими наклонностями: однажды, еще совсем подростком, она попыталась убежать к отцу на русско-японскую войну защищать Порт-Артур. На «Св. Анну» девушка попала случайно – доктора прописали ей для лечения свежий морской воздух, и она решила совершить прогулку на корабле до Александровска, а оттуда вернуться домой по железной дороге. Но когда на «Св. Анну» вовремя не явился доктор и стало очевидно, что другого медика в экспедицию искать уже слишком поздно, юная Ерминия, окончившая самаритянские курсы сестер милосердия, не колебалась и минуты. Семьи Брусиловых и Жданко приходились друг другу дальними родственниками и были дружны, к тому же Ерминия ссудила Георгию Львовичу имеющиеся у нее деньги, чтобы рассчитаться с последними закупками, поэтому он после недолгих колебаний разрешил ей остаться. По словам оставшихся в живых, «ни разу потом на терпящем бедствие судне она не пожалела об этом своем порыве».

Итак, окончательно сформированный экипаж состоял из двадцати четырех человек, из которых только семь были профессиональными моряками, включая капитана и штурмана. «Остальные не моряки и не промышленники» – так выразился о них Г. Л. Брусилов. Запас продовольствия имелся только на восемнадцать месяцев, правда, из расчета на тридцать человек команды. Остальное предполагалось добывать охотой.

Из-за тяжелейшей ледовой обстановки ни одно судно, стоявшее на якоре к началу осени 1912 года у входа в Югорский Шар, так и не решилось выйти в море. Это не остановило капитана «Св. Анны», и 3 сентября шхуна все-таки преодолела этот пролив. Запись Брусилова в судовом журнале гласит: «В 6 ч утра 4-го сентября я снялся с якоря и ушел в Карское море». Вскоре шхуна оказалась зажатой тяжелыми льдами у западного побережья полуострова Ямал, всего в нескольких милях от берега на широте 71°45?. Особого беспокойства капитана и команды это событие тоже не вызвало: зимовка так зимовка! Когда возобновится навигация, спокойно продолжим свой путь во Владивосток. Брусилов посылает партию матросов на берег, где планирует построить избу, чтобы более комфортно пережить долгую полярную зиму. Тут же начали заготавливать на дрова плавник[8]. Однако вскоре от затеи пришлось отказаться: 28 октября 1912 года под сильным южным ветром оторвавшееся от берега ледяное поле начинает свой дрейф вместе с вмерзшим в него судном. С этого момента, несмотря на все усилия команды, вместо намеченного пути на восток, шхуна неуклонно продвигается на север. Белоснежная красавица «Св. Анна», еще совсем недавно так помпезно покинувшая Санкт-Петербург, превращается для своих обитателей в дрейфующую тюрьму. Неумолимый маховик трагедии, пока еще медленно, начинает набирать обороты.

Уже во время первой зимовки 1912–1913 года многие члены экипажа переболели цингой. Не минула чаша сия и руководителя экспедиции. Лейтенант Брусилов недужил тяжелее и дольше других. Долгое время он находился в критическом состоянии, сон сменялся бредом и галлюцинациями. Страх неизвестности, пугающий экипаж, усиливался неадекватными командами больного капитана. Бесконечная полярная ночь и вынужденное безделье все больше угнетали личный состав экспедиции:

«31 декабря, канун Нового года, но как печален он. Капитан, штурман, стюард, повар, я, Шпаковский – больны. Капитан уже два дня в бреду и жизнь его в большой опасности. В 12 часов остальная команда салютовала из ружей, а потом все собрались в большом салоне за чашкой пунша и шоколада. Хотя все они собрались, чтобы весело отпраздновать Новый год, но веселья нет. У всех какие-то натянутые физиономии. Все угрюмы и печальны. Перед всеми носится далекая Родина»[9]. И еще: «…настала глубокая, длинная, полярная ночь. Как угрюмы стали дни. Просто невыносима стала темнота. Душа таки рвется к свету, но напрасно»[10].

В течение нескольких месяцев штурман Валериан Иванович Альбанов фактически выполнял функции капитана судна. К весне, когда наладилась охота и в рационе появилось свежее мясо, Георгий Львович быстро пошел на поправку. Все это время при нем неотлучно находилась сестра милосердия Ерминия Жданко, терпеливо и самоотверженно исполняя обязанности сиделки:

«Трудно ей приходилось в это время: Георгий Львович здоровый – обыкновенно изысканно-вежливый, деликатный, будучи больным, становился грубым до крайности. Частенько в сиделку летели и чашки и тарелки, когда она слишком настойчиво уговаривала больного покушать бульона или кашки. При этом слышалась такая отборная ругань, которую Георгий Львович только слышал, но вряд ли когда-нибудь употреблял, будучи здоровым»[11].

К июню 1913 года «Святую Анну» вынесло уже севернее Новой Земли. В течение всего лета ценой неимоверных усилий команда пыталась выбраться из сковавшего судно ледового капкана. В нескольких сотнях метров от судна виднелись полыньи, пробираясь по которым можно было дойти до свободной воды, но все попытки пропилить в ледяном поле канал до ближайшей из них были тщетны. Пробовали подрывать лед черным порохом (динамита на «Св. Анне» не было), но он лишь оставлял незначительные воронки. Делать нечего, команде пришлось готовиться ко второй зимовке.

В первый год была еще надежда: вот наступит весна, море откроется, взрывая своей неукротимой мощью пленившие судно льды. Но море не открылось: слишком уж далеко на север ушло судно за эту зимовку, а ледяные оковы все сильнее сжимали вокруг кучки людей свои беспощадные объятья. Альбанов видит, что надежды на благополучный исход экспедиции остается все меньше. Видит, но молчит. Пока молчит. А тем временем на фоне череды трудностей и невзгод, выпавших на долю экипажа, отношения между участниками экспедиции стали обостряться. В команде наметился раскол, но самым трагичным было то, что капитан и штурман шхуны уже больше не могли находить друг с другом общего языка. Мелкие разногласия между ними постепенно перерастали во взаимную неприязнь.

«По выздоровлении лейтенанта Брусилова от его очень тяжкой и продолжительной болезни на судне сложился такой уклад судовой жизни и взаимных отношений всего состава экспедиции, который, по моему мнению, не мог быть ни на одном судне, а в особенности являлся опасным на судне, находящемся в тяжелом полярном плавании. Так как во взглядах на этот вопрос мы разошлись с начальником экспедиции лейтенантом Брусиловым, то я попросил его освободить меня от исполнения обязанностей штурмана, на что лейтенант Брусилов, после некоторого размышления, и согласился, за что я ему очень благодарен»[12].

Матросы внимательно наблюдают за противостоянием капитана и штурмана, которое не могло не вызывать у них беспокойства. В выписке из судового журнала шхуны «Св. Анна», который Альбанов по возвращении доставил на материк, Г. Л. Брусиловым была сделана запись:

«9 сентября. Временами туман. Полыньи несколько сжало, и на них начали появляться забереги[13]. За день убито 5 тюленей и 1 медведь. Одна собака не вернулась. Отстранен от исполнения своих обязанностей штурман».

Вот так и не иначе, сухим тоном судового документа описано событие, значение которого трудно переоценить даже в условиях обычного плавания. Судовой журнал – это не личный дневник капитана, а официальный документ, куда заносятся только наиболее важные события, происходящие на судне, имеющие непосредственное отношение к судьбе экспедиции и самого судна. Неужели факт отставки штурмана, фактически, в данном случае, заместителя капитана, заслуживает быть записанным через запятую после пропажи собаки? Насколько враждебными стали отношения двух интеллигентных и воспитанных людей всего за год арктического плавания!

С этого момента штурману ничего другого не оставалось, как, уединившись в своей каюте, занять место обычного пассажира на судне. Ровно через четыре месяца Г. Л. Брусилов делает следующую запись в судовом журнале:

«9 января 1914 года. Надставляли самодельным проволочным линем лот Томсона[14], т. к. имеемых 400 сажен не хватает. Отставленный мною от исполнения своих обязанностей штурман Альбанов просил дать ему возможность и материал построить каяк, чтобы весной уйти с судна; понимая его тяжелое положение на судне, я разрешил. Вечером – сияние».

И вновь, обратите внимание: «разрешил уйти, вечером – сияние». Невольно складывается ощущение, что Георгий Львович не придает этому событию существенного значения. Но тут невольно возникает вопрос: не придает или просто не хочет об этом откровенно писать?

Как бы там ни было, штурман Альбанов принимает твердое решение покинуть судно. Если предположить, что он собирался уходить в одиночку, то это равносильно тому, чтобы пойти на верную смерть! Капитан все это прекрасно понимал, но хладнокровно разрешил. После всех перенесенных штурманом невзгод и обид, можно допустить, что он действительно принял решение уходить один:

«В этой каюте, в последнее время в особенности, я жил совершенно отдельной жизнью. «Там», за стеной, жили «они» своей жизнью, и оттуда временами долетали до меня отголоски «их» жизни, а «здесь» жил «я» своей жизнью, и отсюда к «ним» ничто не долетало. Последнее время моя каюта крепко держала в своих стенах все мои планы, опасения и надежды».

Конечно, Валериан Иванович имел некоторые основания предполагать, что какая-то часть команды уйдет вместе с ним. Но положение штурмана на судне было таково, что его не остановило бы даже отсутствие спутников.

К началу 1914 года «Св. Анну» выносит уже севернее Земли Франца-Иосифа, спасительный берег все более отдаляется. Медлить нельзя! Удачная охота во время первого года плавания (одних только медведей было убито сорок семь штук) позволила несколько пополнить запасы продовольствия. Но корабль слишком далеко ушел на север, и во второй год охоты уже практически не было. Запасов провизии еще на один год для всей команды очевидно не хватит. Ожидается голод, топливо на исходе, и пополнить его запасы негде. Действительно, узнав о решении штурмана, уже через несколько дней с Альбановым решила уходить и часть экспедиции. Люди пришли потолковать в каюту капитана. Как доподлинно происходил разговор, мы уже никогда не узнаем, но матрос Александр Конрад, в числе первых решивший уходить со штурманом, записал в своем дневнике:

«Капитан долго не соглашался, но в конце концов дал согласие на постройку каяков тем, кто хочет уйти. Сколько человек останется – неизвестно. Нам предоставлено право выбора».

А что, собственно, мог сделать в этой ситуации капитан? Запретить всем покидать судно и ожидать открытого бунта команды? Напомню, что экипаж набирался на скорую руку, люди были разные, и, если кто решил уходить с судна, то остановить его вряд ли уже было возможно простыми увещаниями и взыванием к дисциплине:

«Видя, что они не убеждены этими доводами и что перспектива весной покинуть судно и летом достигнуть культурных стран, избавившись от всем наскучившего здесь сидения, я объявил, что они могут готовиться и отправляться хоть все»[15].

Конечно, Брусилов понимал, что оставаться на судне огромный риск[16], но, в отличие от штурмана и команды, он-то был связан материальными обязательствами перед родственниками и честью офицера! Чтобы не доводить до греха, капитан вынужден был уступить.

На судне решили остаться, включая капитана, всего десять членов экипажа. Это были преданные капитану люди и те, кто не находил в себе сил или смелости рискнуть отправиться в длительный ледовый поход в неизвестность. 22 января Г. Л. Брусилов записывает в судовом журнале:

«Это то количество, которое необходимо для управления судном и которое я смогу прокормить оставшейся провизией еще на 1 год. Уходящие люди не представляются необходимыми на судне, так что я теперь очень рад, что обстоятельства так сложились».

Таким образом, с января и до самого выхода группы Альбанова в апреле 1914 года, на корабле ведется активная подготовка к походу на Большую Землю, не затихающая даже в самые лютые зимние морозы.

10 апреля 1914 года на 82°55?05?? с. ш. и 60°45? в. д. штурман Валериан Альбанов оставляет шхуну вместе с тринадцатью членами команды, решившимися покинуть корабль, чтобы пешком достичь обитаемой земли:

«Накануне нашего выступления в поход Георгий Львович позвал меня к себе и прочитал мне черновик составленного им предписания мне. Вот это предписание, сохранившееся у меня и посейчас:

10 апреля 1914 года.

Штурману Альбанову.

Предлагаю Вам и всем нижепоименованным, согласно Вашего и их желания покинуть судно, с целью достижения обитаемой земли, сделать это 10 сего апреля, следуя пешком по льду, везя за собой нарты с каяками и провизией, взяв таковой с расчетом на два месяца. Покинув судно, следовать на юг до тех пор, пока не увидите земли. Увидев же землю, действовать сообразно с обстоятельствами, но предпочтительно стараться достигнуть Британского канала, между островами Земли Франца-Иосифа, следовать им, как наиболее известным, к мысу «Флора», где, я предполагаю, можно найти провизию и постройки. Далее, если время и обстоятельства позволят, направиться к Шпицбергену, не удаляясь из виду берегов Земли Франца-Иосифа. Достигнув Шпицбергена, представится Вам чрезвычайно трудная задача найти там людей, о месте пребывания которых мы не знаем, но надеюсь на южной части его – это Вам удастся, если не живущих на берегу, то застать где-нибудь промысловое судно. С Вами пойдут, согласно их желания, следующие тринадцать человек команды – старший рулевой Петр Максимов, матросы Александр Конрад, Евгений Шпаковский, Ольгерд Нильсен, Иван Луняев, Иван Пономарев, Прохор Баев, Александр Шахнин, Павел Смиренников, Гавриил Анисимов, Александр Архиреев, машинист Владимир Губанов, кочегар Максим Шабатура.

Капитан судна «Св. Анна» лейтенант Брусилов

10 апреля 1914 г., в Северном Ледовитом океане

(?=82°55? N-ая, ?=60°45? O-ая)»[17].

Поскольку план экспедиции Брусилова не предполагал длительных пеших походов, то все снаряжение уходящей группы – каяки, нарты, меховая одежда, обувь, походная печь и многое другое – было самодельным, изготовленным людьми без опыта полярных переходов по дрейфующим льдам, в кустарных условиях на борту «Св. Анны». Питание, состоявшее в основном из сухарей, было явно недостаточным для длительного ледового перехода, полозья нарт слишком узки для перемещения по глубокому снегу.

Чистый вес каждой нарты с каяком составлял сорок-пятьдесят килограммов. Продовольствие и снаряжение, грузившиеся на каждые нарты, достигали ста двадцати килограммов. Везти такой груз вдвоем люди, изнуренные болезнями и двумя тяжелыми зимовками, были не в состоянии чисто физически. Поэтому нередко им приходилось перетаскивать нарты по очереди, впрягаясь в одну вчетвером, а затем возвращаться за следующей. Такой способ передвижения не только страшно утомлял путников, но и значительно замедлял скорость передвижения. На третий день самый старший участник похода матрос Гавриил Анисимов (ему было уже 54 года) занемог, и его решено было отправить обратно на судно. Вместо него 13 апреля неожиданно пришел стюард Ян Регальд. А 19 апреля 1914 года М. Шабатура, И. Пономарев и А. Шахнин, пройдя по льду около сорока километров и поняв, что им не выдержать такой сумасшедшей нагрузки, также попросились обратно на судно. Альбанов возражать не стал. Теперь мы можем только предполагать, смогли ли они найти дорогу, чтобы вернуться на «Св. Анну»…

Вместо карты у направлявшихся к островам людей был рисунок Земли Франца-Иосифа, сделанный еще Пайером[18] и напечатанный в книге Ф. Нансена «Среди льдов во мраке ночи», которая имелась в судовой библиотеке. Некоторые выдержки из этой книги штурман специально выучил наизусть. Нанесенный на сетку с координатами рисунок и был той самой «картой», по которой должны были идти путники. Штурманский план был «прост», как Ледовитый океан. Альбанов рассчитывал добраться до архипелага Земля Франца-Иосифа и выйти к мысу Флора на острове Нортбрук, где, как он знал опять же из книги Нансена, почти двадцать лет назад находилась база экспедиции Ф. Джексона. Возможно, что там могли сохраниться какие-то постройки и продуктовое депо. Всего Альбанов предполагал преодолеть около ста шестидесяти километров, но и это еще не было спасением. Отдохнув и набравшись сил, отсюда группе предстояло пробиваться либо на Шпицберген, либо на Новую Землю, где гораздо вероятнее можно было встретить проходящее судно. В случае крайней нужды, если сразу по каким-то причинам не удастся двигаться дальше, планировалось провести на мысе Флора еще одну зимовку.

3 мая 1914 года в отряде Альбанова первая потеря: матрос Прохор Баев ушел на разведку более ровной дороги и не вернулся. Поиски, продолжавшиеся вплоть до 6 мая, результата не принесли, следы моряка обрывались у края свежей майны[19]. Вокруг полуголодных, замерзающих людей начинает свою полярную пляску жестокая и беспощадная смерть.

Проводимые штурманом в пути астрономические наблюдения и вычисления координат показывали, что полярников в результате встречного дрейфа льдов постоянно сносит на северо-запад, в сторону от намеченной цели. Происходило это за счет неизвестного ранее Восточно-Шпицбергенского течения. Таким образом, проходя за день по четыре-пять миль на юг, нередко путники оказывались гораздо севернее, чем были с утра. Это невообразимо изматывало физически и удручало эмоционально. Полозья нарт то и дело ломались, чинили их, как могли, буквально на коленках. Очень часто, когда не везло с охотой, питаться приходилось лишь горьким хлебом надежды, а ее оставалось все меньше и меньше. Не всегда было время и возможность хотя бы просто растопить снег, чтобы утолить мучившую их жажду. Отряд изматывала снежная слепота. Самодельные солнцезащитные очки, изготовленные еще на судне из затемненного бутылочного стекла, почти не спасали. Люди шли практически с закрытыми глазами, поминутно спотыкаясь и падая друг на друга. Одежда кишела вшами так, что «вязаная рубашка по ровному месту могла бы далеко уйти самостоятельно». Вновь заговорила о себе цинга, ноги пухли и синели, снег обагрялся кровью из легких. Народ начал роптать. Поступали предложения побросать все вещи и налегке добираться до земли. Нервы были взвинчены до предела, ситуация грозила выйти из-под контроля. Альбанов запишет в своем дневнике:

«Как ни горько, но должен сознаться, что есть у меня в партии три или четыре человека, с которыми мне ничего не хотелось бы иметь общего».

Бывали случаи воровства из без того стремительно тающего запаса сухарей. Угрозы штурмана пристрелить пойманного с поличным уже мало чем помогали. Кто-то вообще отказывался идти дальше. Но Альбанов железной волей, угрозами бросить на снегу, а иногда и просто не гнушаясь физической расправой, заставлял своих сломленных спутников двигаться вперед с полным снаряжением. В конце концов оставить пришлось лишь тяжелую истрепанную ветрами палатку. Благо начиналась полярная весна, и можно было обходиться уже без нее.

Наконец, 29 июня, больные и изможденные, потерявшие уже всякую надежду на спасение, путники вышли на ледник Уорчестер, а оттуда на южный берег мыса Мэри Хармсворт острова Земля Александры. Здесь они впервые за два долгих года почувствовали под ногами долгожданную землю. Отсюда их путь лежал через пролив Кембридж к следующему острову архипелага – Земле Георга. Спасение уже было совсем близко, если бы не одна существенная проблема: к этому времени на десять человек сохранилось лишь два каяка. Остальные по разным причинам были брошены по пути через торосы. Отряд вынужденно разделился на две партии по пять человек, одна из которых с гружеными походным скарбом и нартами пошла на каяках по морю, а другая – налегке – на лыжах по льду. Воссоединились обе группы 1 июля на мысе Ниля острова Земля Георга. Альбанов, ушедший с каячной группой, достиг берега раньше. К удивлению штурмана, вместо пятерых человек из пешей группы к месту назначенной встречи пришло только четверо: резко ухудшившееся здоровье матроса Архиреева не позволило ему двигаться дальше, и он был оставлен своими спутниками, лежащим на льду еще живым! Альбанов приказал им немедленно вернуться за брошенным товарищем. Однако отправившаяся назад группа возвратилась ни с чем – к их приходу заболевший уже был мертв. Надо сразу оговориться, что эти сведения почерпнуты из дневниковых записей Валериана Альбанова. А вот матрос Александр Конрад в своем дневнике на эту же дату описал это событие несколько иначе:

«…они поели и взяли пару лыж, чтобы вернуться к Архирееву и втащить его на высокий ледник[20]. Придя туда, где остался Архиреев, они его не нашли. Лед, на котором он лежал, ветром оторвало от берега и унесло в море вместе с ним».

Следующей точкой встречи двух групп был назначен мыс Гранта на том же острове. Пешком по берегу пошли четверо, старшим был назначен Петр Максимов. Пять человек во главе с Альбановым на каяках прибыли в условленное место 3 июля 1914 года:

«Только к пяти часам утра удалось нам подойти к береговому припаю, около мыса Гранта. Дорогой нам посчастливилось убить 16 нырков…»[21].

Путь на каяках занял у Альбанова семнадцать часов. Ни в этот день, ни на следующий ожидаемая пешая группа в условленное место так и не вышла.

«Суббота 5 июля. В 2 часа ночи, пользуясь прояснившейся погодой, мы снялись и пошли к острову Белль, придерживаясь кромки невзломанного льда»[22].

Таким образом, основываясь на записях штурмана нетрудно подсчитать, что «пешеходов» ждали сорок пять часов. Много это или мало? Об этом позже. Но с этого момента никого из оставшихся на берегу людей никто больше не видел[23].

5 июля каяки достигли небольшого соседнего с Землей Георга острова Белл, где на следующий день умирает от цинги матрос Нильсен. Гражданин Дании, он был настоящим старожилом «Св. Анны», так как плавал на ней еще с британским экипажем, когда судно еще носило название «Бленкатра». Команда похоронила его здесь же[24].

7 июля четверо оставшихся моряков на двух каяках направились к конечной цели своего похода – мысу Флора на острове Нортбрук. Внезапно разыгравшийся в проливе Мирса шторм, на глазах у Альбанова и Конрада унес в море каяк с матросами Луняевым и Шпаковским, к тому времени уже совершенно больными и не способными сопротивляться взбесившейся стихии. Об их дальнейшей судьбе также по сей день ничего неизвестно. Спасаясь от шторма, Конраду и Альбанову удалось вылезти на небольшой айсберг и затащить на него свой каяк. Подняв на вершине айсберга мачту с флагом для потерявшихся товарищей, они, обессиленные, рухнули спать. Но всего через несколько часов ледяной монолит раскололся надвое, и спящие на нем люди с ужасом оказались в стылой воде:

«Мы проснулись от страшного треска, почувствовали, что стремглав летим куда-то вниз, а в следующий момент наш «двуспальный мешок» был полон воды. Мы погружались в воду и, делая отчаянные усилия выбраться из этого мешка, отчаянно отбивались ногами друг от друга»[25].

Позволю себе напомнить, что температура воды в Баренцевом море даже в этот период времени часто держится на отметке ниже нуля. Если в первые секунды сердце человека и выдерживает подобный стресс, то смерть неминуемо наступает в течение десяти-пятнадцати минут от запредельного переохлаждения организма. С невероятными усилиями забравшись на свалившийся с айсберга каяк, Альбанов и Конрад вынуждены были повернуть обратно к острову Белл:

«Боже мой, с каким остервенением мы гребли! Не так заботясь о быстроте хода, как о том, чтобы хотя немного согреться, мы гребли до изнеможения, и только это, я думаю, спасло нас»[26].

Наконец, 9 июля Альбанов и Конрад добрались до заветного мыса Флора, где в 1895–1897 годах находилась база экспедиции Фредерика Джексона. Казавшиеся такими призрачными надежды штурмана сбылись. Англичане действительно оставили после себя целый поселок с амбаром, кузницей, жилыми помещениями и продуктовым депо. Здания требовали, конечно, некоторого ремонта, но главное, что большая часть продуктов – галеты, мясные и рыбные консервы, соления, чай, кофе оказались съедобны. Это было настоящее спасение! В таких условиях вполне можно было надеяться на еще одну благополучную зимовку, не боясь погибнуть голодной смертью или замерзнуть. Из-за сноса льдов Восточно-Шпицбергенским течением, с момента оставления «Св. Анны» они прошли более четырехсот километров почти за три месяца! Наконец-то изнуряющий ледовый рейд остался позади! В походе умерло и пропало без вести девять человек команды.

В результате тяжелейшего перехода по дрейфующим льдам здоровье «железного штурмана» было окончательно подорвано, и на несколько дней он слег в забытьи.

15 июля Александр Конрад в одиночку отправился к мысу Гранта на поиски пропавшей береговой партии:

«С трудом мне удалось добраться до острова Белл, где я остался отдохнуть. Поев, поплыл дальше к мысу Гранта. Скоро я достиг его, но подойти к берегу, ближе чем на три версты было невозможно. Кругом нагнанный ветром лед. Я простоял здесь несколько часов, все время кричал, свистел и стрелял из ружья, но ответа не получил и никого не заметил на берегу. Вернулся обратно на остров Белл и, поужинав, пришвартовал свой каяк и лег спать. 16 июля утром проснулся и смотрю, что я унесен в море. Оказывается, каяк во время сна оторвало и унесло в море. Я тут же вернулся к берегу. 17 июля я опять поплыл к мысу Гранта. Оказалось, такая же штука. Кругом лед. Я опять кричал, свистел, стрелял, но ответа не было. Значит, их нет. Если бы они были, то могли бы ответить ружейным выстрелом. У них осталось пятизарядное ружье, магазинка. Я вернулся на остров Белл и, посмотрев на могилу своего товарища Нильсена, в последний раз заплакал над ним. Тут же я поплыл обратно на мыс Флора. Прибыв, рассказал все штурману и лег спать»[27].

О том, чтобы в этом же году на одном каяке отправляться на Шпицберген или Новую Землю, не могло быть и речи, поэтому спасшиеся моряки уже начали активные приготовления к третьей полярной зимовке. Но, неожиданно, 20 июля 1914 года к мысу Флора подошла шхуна «Св. Фока» экспедиции лейтенанта Георгия Яковлевича Седова[28], которая и забрала на борт штурмана Валериана Альбанова и матроса Александра Конрада, вероятно единственных выживших из всей экспедиции Брусилова[29]. Эту встречу описал в своей книге «В ледяных просторах» художник и фотограф экспедиции лейтенанта Г. Я. Седова Николай Васильевич Пинегин:

«Человек что-то делал у камней. Минуту спустя – как мы отдали якорь – неизвестный столкнул на воду каяк, ловко сел и поплыл к «Фоке», широко размахивая веслом, – хороший каячный гребец.

Каяк подошел к борту, сидящий в нем заговорил на чистейшем русском языке. Слабо звучал голос. Первые слова, кажется – приветствие, затем донеслось:

– Я штурман парохода «Святая Анна»… Я пришел с 83 градуса северной широты. Со мной один человек, четверо на мысе Гранта. Мы пришли по плавучему льду…».

Шхуна «Св. Фока» подошла к мысу Флора в весьма потрепанном состоянии. Топливо в трюмах закончилось давно, в топках паровых машин уже исчезли многие деревянные конструкции судна, а также канаты, запасные паруса, судовая библиотека, десятки убитых тюленей и медвежьих шкур. Идти в условиях полярных льдов только на одних парусах – мероприятие, близкое к самоубийству. Поэтому все постройки Ф. Джексона, за исключением небольшой дощатой корабельной рубки[30], были разобраны на дрова[31]. Собственно для этого «Св. Фока» и бросил здесь якорь.

По просьбе Альбанова судно взяло курс на мыс Гранта, куда к тому времени должна была дойти береговая группа Петра Максимова. Однако сложнейшая ледовая обстановка не позволила приблизиться к берегу ближе чем на четыре мили. Стрельба и свистки с палубы результата не дали:

«Ни одной похожей на человека фигуры мы не могли рассмотреть ни на мысе, ни на льду, отделяющем его от нас»[32]. «К самому мысу[33] подойти нельзя: у берега стоял припай из невообразимо нагроможденных торосов – нужно отправлять сухопутную партию. На берегу же – насколько можно рассмотреть в сильные бинокли и подзорную трубу – одни мертвые камни. Пушечные выстрелы и гудки будили только стада моржей. Очевидно, искать людей на мысе Гранта бесполезно; нужно обойти, тщательно осматривая, все берега, – такие поиски займут не меньше трех дней. Мы не могли стоять так долго под парами. Было решено поиски прекратить»[34].

В июле 1914 года мне не довелось побывать на мысе Гранта. Но, спустя ровно девяносто семь лет, в июле 2011-го, переворачивая на нем в поисках останков людей камень за камнем, я никак не мог понять, почему седовцы не встали на якорь, потушив паровые машины, и даже не попытались высадить на берег с помощью шлюпки поисковую партию. Мыс Гранта не так уж велик, и не найти на нем людей, если они там, конечно, были, просто невозможно! В крайнем случае, можно было оставить провизию, теплые вещи и оружие. Но тогда почему-то этого сделано не было…

Только 16 августа 1914 года Альбанов и Конрад с борта «Св. Фоки» наконец-то увидели Большую Землю. Это был Мурман. А на следующий день они сошли на берег в становище Рында.

К 1914 году сразу три русские арктические экспедиции В. А. Русанова, Г. Л. Брусилова и Г. Я. Седова считались пропавшими без вести. По инициативе Русского географического общества 18 января 1914 года Совет министров дал указание Морскому министерству предпринять их поиски. Главным гидрографическим управлением были организованы сразу несколько поисковых экспедиций.

В западной спасательной экспедиции под руководством капитана 1-го ранга Исхака Ислямова участвовали четыре судна: барк «Эклипс», пароход «Печора», паровые шхуны «Герта» и «Андромеда». «Эклипс» под командованием Отто Свердрупа[35] должен был двигаться Северо-Восточным проходом в сторону Камчатки, но ему, в свою очередь, самому потребовалась помощь по время зимовки 1914–1915 годов у северо-западного побережья полуострова Таймыр. Эвакуацию части моряков с «Эклипса» произвела сухопутная экспедиция на оленях под руководством легендарного Никифора Бегичева[36]. Освободившись ото льдов, «Эклипс» достиг острова Уединения в Карском море и осенью 1915 года поднял на нем российский флаг.

Остальные суда должны были обследовать район Новой Земли и Земли Франца-Иосифа. Шхуна «Герта» под командованием Исхака Ислямова на своем пути к острову Нортбрук разминулась с возвращавшимся в то же время в Архангельск «Св. Фокой». Над дверью оставшейся от базы Джексона судовой рубки на мысе Флора 29 августа 1914 года Ислямов обнаружил записку Альбанова следующего содержания:

«Штурман паровой шхуны «Св. Анна» В. И. Альбанов и матрос А. Конрад отправляются с мыса Флора на паровой шхуне «Св. мученик Фока» экспедиции старшего лейтенанта Седова.

История экспедиции лейтенанта Брусилова такова: в октябре 1912 года шхуна «Св. Анна» была затерта льдами в Карском море и прижата к Ямалу на широте 71°45?, где и простояла полмесяца. SO-вым ветром шхуна, с окружающим льдом, была оторвана от берега и стала дрейфовать на север. Дрейф этот продолжался до 10 апреля 1914 года, когда штурман Альбанов с 13-ю матросами покинули шхуну на широте 82°55,5?N и долготе 60°45? O, чтобы пешком достигнуть обитаемой земли. Продолжать дрейф на шхуне осталось всего, считая с командиром Брусиловым, 10 человек, и провизии у них должно хватить еще на полтора года. Через два дня со шхуны было получено сообщение, что ее место: широта 83°18?N и долгота 60° O. В расстоянии около 40 верст от судна матросы Пономарев, Шабатура и Шахнин повернули обратно на судно вследствие утомления, а Альбанов продолжал путь на юг с десятью человеками, фамилии которых следующие: Максимов, Луняев, Архиреев, Шпаковский, Баев, Губанов, Конрад, Нильсен, Смиренников и Регальд. 3 мая матрос Баев, уйдя на разведку, обратно не вернулся, и, несмотря на поиски в течение трех суток, найден не был. 9 июня идущими была усмотрена земля на SO, куда и направились. Высадиться на эту землю, которая оказалась ледником Уорчестер на Земле Александры, удалось только 26 июня. 29 июня прибыли на южный берег мыса Мэри Хармсуорт, где увидели свободное ото льда море. Так как на 10 человек осталось только два каяка, могущих поднять только пять человек, то решено было разделиться на две партии, из которых одна пошла на двух каяках, а другая партия пошла на лыжах вдоль берега по острову. Береговая партия, соединившись с плывущими на мысе Ниль, сообщила, что в пути умер матрос Архиреев, который все последнее время был нездоров. Совершенно не имея провизии и затрудняясь добывать ее, решено было каякам двигаться быстрее и постараться достигнуть скорее мыса Флоры. Придя на мыс Гранта, где было назначено свидание с идущими пешком, и прождав их напрасно больше суток, каяки пошли к острову Белл, куда и прибыли 5 июля. Дорогой заболел, а в ночь на 7 июля умер матрос Нильсен, который был похоронен на острове Белл. 7 июля оба каяка направились к мысу Флора. На первом пошли штурман Альбанов и матрос Конрад, а на втором – матросы Луняев и Шпаковский. На полпути поднялся сильный ветер от N, против которого каяки выгребать не могли, и их понесло в море. Первый каяк успел прихватиться за большую плавучую льдину, другой же каяк скоро скрылся из виду. Зыбь была крупная, и помочь каяку было нельзя.

8 июля, при затихающем ветре, первому каяку удалось подойти опять к острову Белл, где он простоял до утра 9 июля. Не дождавшись пропавшего каяка и не видя даже его, решено было идти на мыс Флора, где и высадились того же 9 июля. 15 июля Конрад на каяке отправился на мыс Гранта, но не нашел там партии, идущей пешком, и 18-го утром вернулся обратно на мыс Флора. 20 июля к мысу Флора подошла шхуна «Св. мученик Фока», и члены экспедиции Седова, узнав историю пропажи людей экспедиции лейтенанта Брусилова, выразили согласие идти на шхуне на поиски пропавших, как только удастся погрузить на судно дрова. На мысе Флора и на мысе Гранта будут оставлены склады провизии и других необходимых предметов.

Штурман дальнего плавания Валериан Иванович Альбанов. 25 июля 1914 года. Мыс Флора»[37].

Как мы теперь знаем, продуктовое депо на мысе Гранта так и не было оставлено, а до мыса Флора оставшимся людям добраться было не на чем. Более того, прочитав эту записку, Ислямов был уверен, что в районе мыса Гранта поиски проведены силами экипажа «Св. Фоки». Однако это было не так…

В поисках пропавших экспедиций впервые в мировой истории использовалась полярная авиация: летчик Ян Нагурский на гидросамолете «Фарман МФ-11» исследовал с воздуха льды и побережье Новой Земли от Крестовой губы до полуострова Панкратьева. Отважный поручик с огромным риском для жизни налетал около тысячи километров над Ледовитым океаном, пытаясь отыскать следы своих соотечественников, но «Св. Анна» находилась совершенно в другом месте.

С восточной стороны поиск был поручен гидрографической экспедиции Б. А. Вилькицкого на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач». Эта экспедиция также пыталась задействовать воздушную разведку, однако гидросамолет «Анри-Фарман» летчика Д. Н. Александрова потерпел аварию в первом же пробном полете.

В июле 1915 года к мысу Флора подошла паровая шхуна «Андромеда» под командованием опытного в полярных плаваниях капитана Г. И. Поспелова:

«Цель этого плавания не только убедиться – нет ли здесь экспедиции Брусилова или Русанова (или их следов), но также и поставить здесь дом-убежище с полным хозяйственным инвентарем, взамен здания Джексона. Кроме того, это судно должно доставить сюда и 300 пудов угля для отопления дома-убежища. В этот дом будут перенесены и все запасы провизии и теплого платья»[38].

Судя по имеющимся фотографиям, этот дом действительно был возведен на мысе Флора, но куда он потом бесследно исчез, остается только догадываться. Правда, пропавшим в четырнадцатом году людям он был уже не нужен…

В результате продолжавшихся в течение полутора лет поисков, следы шхуны «Св. Анна» и оставшегося на ней экипажа так и не были найдены. Все поисковые работы были прекращены. В сентябре 1915 года все спасательные экспедиции вернулись в Архангельск: в Европе уже больше года бушевала Первая мировая война. А затем по стране прокатилась волна революционного движения, Гражданская война и последующие за ней известные события.

В 1919 году Валериан Иванович Альбанов выехал в Омск, где пытался убедить Верховного правителя России А. В. Колчака, в прошлом участника полярной экспедиции барона Э. В. Толля, организовать новую поисковую экспедицию[39]. Возвращаясь от адмирала, он погиб при неясных обстоятельствах в районе станции Ачинск[40].

В конечном итоге ни царское, ни советское правительство так по-серьезному и не озаботилось этой проблемой. Для справки: на поиски пропавшей в 1845 году экспедиции Джона Франклина, собиравшейся открыть Северо-Западный проход из Атлантического океана в Тихий, было снаряжено более пятидесяти (!) экспедиций, явивших собой целую эпоху освоения Арктики.

В постсоветское время несколько раз проводились поисковые экспедиции, не принесшие, тем не менее, никаких результатов. Все, что мы знаем до настоящего времени, известно лишь из выписки судового журнала, составленной Ерминией Жданко, а также личных дневников, вернее, их копий двух оставшихся в живых участников экспедиции: штурмана Валериана Ивановича Альбанова и матроса Александра Конрада.

По дневникам Альбанова очевидно, что со «Св. Анны» он нес большую почту, которую писали в течение недели (!) Брусилов, Жданко и Шленский – внештатный корреспондент архангельской газеты, а также документы ушедших с судна, запаянные в жестяную банку:

«Георгий Львович, Ерминия Александровна и Шленский заняты другим делом: они пишут. Боже мой! Что они пишут с утра до вечера вот уже целую неделю? Мне иногда становится страшно, каких размеров, какого веса дадут они нам почту… Но, к моему удивлению, почта оказалась очень невелика, не более 5 фунтов»[41].

Невелика? Даже если фунт русский, то есть четыреста грамм, то почта занимала два килограмма. Кто-то из исследователей подсчитал, что это тридцать пять школьных тетрадей! А если фунт английский – четыреста пятьдесят три грамма? Однако Н. В. Пинегин и В. Ю. Визе[42], которые встречали штурмана на «Св. Фоке», утверждают, что у Альбанова на груди был лишь пакет. Так или иначе, в дневниках самого штурмана о банке с документами и почтой в последний раз упоминается на мысе Флора:

«Прежде всего, надо подвести к поселку каяк, оставленный версты за две отсюда, вытащить его в безопасное место и взять в домик все остатки нашего снаряжения, которого, правда, осталось немного: компас, бинокль, хронометр, секстант, две книжки, паруса, топор, спички да две или три банки, из которых одна была с почтой».

Неоднократно встречаясь после экспедиции с семьей Брусиловых, Валериан Иванович также ничего об этом не сообщает. Александр Конрад же до конца своих дней вообще хранил глубокое молчание об этой экспедиции и всячески избегал контактов с родственниками пропавших товарищей. До последнего дня своей жизни он ни за что не хотел расставаться со своим дневником, который уже после его смерти, как ценный исторический документ в 1940 году был передан его женой Еленой Александровной Конрад в Музей Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге, где он хранится по сей день. Дневник этот, однако, не проливает сколько-нибудь света на всю загадочную трагедию «Св. Анны» и ее экипажа. В нем описываются в основном сцены охоты, погода и несущественные бытовые подробности. К тому же все записи в нем сделаны чернилами, а в экспедиции дневники писались карандашом. Вероятно, что уже по возвращении из ледового похода он был переписан на основе настоящего дневника, судьба которого неизвестна. Кроме того, в нескольких местах дневника есть записи от третьего лица: «Конрад сказал», «штурман и Конрад пошли». Не под диктовку ли умирающего Александра Эдуардовича он был переписан?

После экспедиции Александр Конрад одно время служил с Альбановым на ледорезе «Канада», переименованном впоследствии в «Федор Литке». Он стал профессиональным и, говорят, суровым моряком, до конца своей жизни ходил матросом на судах советского торгового флота. Незадолго до смерти, в 1939 году, то есть спустя двадцать пять лет после описываемых событий, Александр Конрад все же пройдет по Северному морскому пути до Владивостока, но это уже совсем другая история. Умер Александр Эдуардович от плеврита 16 июля 1940 года в Ленинграде, не дожив до шестидесятилетнего юбилея всего один месяц. Похоронен на Смоленском кладбище.

Не просто сложилась и судьба его семьи. Сын Александр в первые дни войны ушедший фронт, пропал без вести в ноябре 1941 года. А 1943 году по ложному доносу управдома жену Конрада Елену Александровну и их дочь Тамару забрали в НКВД. Жена практически сразу умерла еще в ленинградской пересылке, а дочь вышла на свободу только через десять лет, была реабилитирована и переехала в Астрахань, где и проживает по сей день. В 2012 году нам удалось ее навестить. Тамара Александровна с особой теплотой вспоминает город своего детства и молодости, мечтает когда-нибудь туда приехать. Между прочим, она рассказала, что незадолго до смерти отца именно она под его диктовку переписывала полярные дневники матроса Конрада, которые сейчас хранятся в Музее Арктики и Антарктики. Оригиналы же дневников остались в отобранной квартире и, вероятнее всего, сгорели в одной из «буржуек» блокадного Ленинграда.

Судьба унесенных на каяке в открытое море матросов Луняева и Шпаковского, четырех человек береговой группы Максимова, а также всех оставшихся на «Св. Анне» и ее капитана Г. Л. Брусилова до сих пор неизвестна. Опубликовано множество предположений и версий об их судьбах, от вполне логичных до вовсе нелепых. Но пока – это всего лишь догадки, не имеющие надежных документальных доказательств. Арктика, как и прежде, надежно и ревностно хранит свои тайны!

Вот, вкратце, и вся давняя история, получившая неожиданное продолжение в наши дни…

Глава II. К земле Франца-Иосифа

Это было в июле 2006-го, когда все Подмосковье наслаждалось наступившим, наконец, настоящим летом.

На выходе из спортивного зала у меня зазвонил мобильный телефон. «Леня», – доложил мне определитель номера, и я услышал в трубке знакомый голос:

– Привет, ты не хочешь «сходить» в Арктику? – вопрос был задан без лишних предисловий, впрочем, как всегда.

– Куда?!!

– Ну, в Арктику, на Новую Землю, на поиски затонувшего в 1695 (!) году корабля Виллема Баренца!

– С тобой? Да хоть в Африку! – сразу ответил я и тут же парировал: – Сейчас?

– Да нет же, в сентябре, – Леня уже понял, что я начинаю придуряться. – Время еще есть, так что ты подумай серьезно и перезвони. Ну, пока!

Минут пять я стоял, не шевелясь, пытаясь понять, уж не розыгрыш ли это? Да вроде нет, шутить такими вещами не в его стиле. Рассеянно рисуя носком ботинка по асфальту и как-то глупо улыбаясь, я с удовольствием подумал: «Он про меня не забыл!»…

…Холодный февраль 95-го. «Наведение конституционного порядка» в Чечне шло полным ходом. Мы возвращались в поселок Толстой Юрт из залитого кровью фронтового Грозного. Темнело, надо было спешить. Машина «скорой помощи» госпиталя медицины катастроф «Защита» стремительно влетела в ворота и замерла возле оранжевого надувного модуля. В лагере была суета – приехала новая смена отряда «Центроспас» Министерства по чрезвычайным ситуациям России. Бойко перетаскивались вещи, спецоборудование и какое-то немыслимое снаряжение. С удовольствием выкурив папиросу на свежем, без пороховой гари, прохладном воздухе, я по сложившейся привычке заглянул к спасателям.

– Познакомься, это Леня! – на меня из-под черных, как смоль, кудрявых вихров смотрели озорные карие глаза. Я представился…

…Крайний раз со спасателем теперь международного класса Леонидом Радуном мы встречались в сентябре 2004-го, на похоронах двух наших товарищей из отряда «Центроспас», погибших во время спецоперации по освобождению заложников в Беслане. Тогда и поговорить-то особо не пришлось. И вот этот неожиданный звонок. Думать нечего, конечно же, еду!

Наступил сентябрь. Купив билет до Мурманска, я с частью экспедиционной группы выехал из Москвы. Скажу прямо – переживал немыслимо: кроме Радуна, я в этой экспедиции никого не знал. Что за ребята, какие у меня будут задачи? А Леонид все успокаивал:

– Работа серьезная, с достаточным количеством здорового экстрима. Мне бы хотелось, чтобы в этой экспедиции были только люди, к которым было бы не страшно повернуться спиной.

– Хороший парень – это не профессия! – напомнил я известную нам обоим поговорку.

– Ну, к тебе это не относится. К тому же ты, кажется, врач, или забыл?

Действительно, в свое время я окончил лечебный факультет медицинского института, и даже с отличием. Но внезапно нагрянувший капитализм лишил меня мечты детства, так что врачом я уже давно не работал. К тому же у экспедиции был свой официальный врач Алексей Богорад.

– Лишних докторов не бывает, особенно там, – Леня многозначительно кивнул в сторону, где, видимо, должен был находиться север, – а в остальном… руки, что, из-под поясницы растут? – мои сомнения окончательно испарились. Так, в общем-то случайно, но без особых колебаний шагнув за Полярный круг, я уже не мыслил себя без Севера.

В мурманском порту нас ожидал целый ворох проблем – вельбот, с гордым названием «Сокол», на котором мы планировали вести поиск, представлял собой груду откровенного металлолома с неисправным дизелем, пробитыми топливными баками и дырой в борту размером с коровью голову. В общем, как говорится, «конь не валялся»! Взялись дружно, работа пошла, да и руки, которые не растут, откуда не надо, пригодились. А через несколько дней судьба меня свела с еще одним будущим участником экспедиции 2010 года, Евгением Ферштером. Он вылетал из Москвы на несколько дней позже, прихватив с собой переданные ему уже в аэропорту доблестно забытые мною спальный мешок и полиуретановый коврик. «Раздолбай какой-то! Ехал куда, на пляж, что ли?» – подумал тогда Женя, но поделился со мной своими критическими соображениями гораздо позже. Ферштер – опытнейший спелеолог с огромным экспедиционным стажем, хороший оператор и, кроме всего прочего, серьезный специалист в области металлодетекции. За счет внушительной с проседью бороды и атлетического телосложения он выглядел гораздо старше и солиднее своих лет, производил впечатление законченного флегматика и в экстремальных командировках повидал уже многое. К тому же Евгений давно и основательно увлекался историей России. Именно от него в срывающейся на сатанинский фальцет завывающей вьюгой Ледяной Гавани я впервые и услышал фамилии Брусилов, Альбанов, Конрад, Жданко. Октябрьские ночи в тех краях уже достаточно длинные, и я, как завороженный, слушал рассказы о трагической судьбе моряков со шхуны «Св. Анна».

А все началось с того, что еще годом раньше Женя, как и многие другие участники нашей команды, был в экспедиции на Земле Франца-Иосифа. Там, на мысе Флора острова Нортбрук, ребята установили памятный крест в честь невероятного спасения экипажем «Св. Фоки» штурмана Альбанова и матроса Конрада. От руководителя той экспедиции Дмитрия Федоровича Кравченко Евгений и получил первые сведения о беспрецедентном семидесятидневном переходе по дрейфующим льдам отряда Валериана Альбанова и о загадочно пропавшей группе Петра Максимова. Тогда же и родилась идея разыскать следы этих людей, исчезнувших где-то в районе острова Земля Георга. Но мы даже не предполагали, что ждет нас на Земле Франца-Иосифа…

Работы в Ледяной Гавани по поиску затонувшего судна В. Баренца планировалось вести главным образом под водой, поэтому специалистом водолазного дела был у нас каждый второй. Одним из наших тогдашних «подводников» был Саша Чичаев, человек с интеллигентными манерами, окладистой бородой, умным, всегда немного грустным и спокойным взглядом. Ох уж мне это его спокойствие! Сколько раз за ту экспедицию я внутренне готов был взорваться – нельзя же абсолютно все делать настолько основательно и до мелочей! Наблюдая, как он вяжет узлы, проверяет водолазное снаряжение или запускает компрессор, я, еще не имевший тогда никакого арктического опыта и даже элементарного представления о дайвинге, чуть не с пеной у рта отходил к соседним скалам, так сказать, от греха подальше, постоять, отдышаться и поматериться вслух за такую медлительность. Гораздо позже я убедился, что у серьезных дайверов мелочей не бывает, а «дотошный» Саша спас мне жизнь, когда во время подледных погружений два года спустя он выталкивал меня из-под шестидесятисантиметрового льда в майну на Селигере…

С остальными участниками экспедиции-2010 знакомился уже в процессе подготовки. Все это были люди, до конца преданные своему делу и безнадежно влюбленные в Арктику. Да и можно ли ее не полюбить? Впрочем, я лукавлю: для остающихся на Большой Земле наших близких Арктика навсегда останется только разлучницей.

По давно заведенной привычке, в экспедиции на Землю Франца-Иосифа я вел подробнейший дневник о том, что с нами происходило и что я обо всем этом думаю. На основе этих полевых записей и родилась, в основном, моя книга.

26 июля 2009 года.

Мы выезжаем на поиски следов экспедиции Г. Л. Брусилова. Куплены билеты на поезд «Москва – Воркута». Там, 29-го, уже будут ожидать два борта Ми-8, которые перенесут нас на архипелаг Земля Франца-Иосифа. Упаковано последнее экспедиционное снаряжение, заботливо сложены теплые вещи, погода прекрасная, настроение на все сто, но… Гром прогремел среди ясного неба! С судна «Михаил Сомов», которое должно было забрать нас после окончания экспедиции в конце августа – начале сентября на материк, пришла радиограмма от тогдашнего руководителя экспедиции: «Все отменяется, билеты сдать, вы никуда не едете, экспедиции не будет!» Ни слова о причинах отмены, ни вообще каких-либо объяснений. К сожалению, за все эти годы не раз в своей экспедиционной деятельности наша группа сталкивалась с препонами, связанными с пустыми амбициями людей, завистью, подозрительностью и дележом каких-то непонятных для нас преференций. В любых исследованиях, к сожалению и в полярных тоже, всегда находятся люди, которые, презрев здравый смысл, из-за собственной мелочности, а то и просто корысти и глупых интриг будут ставить палки в колеса поиску истины и исторической справедливости.

Предательство, а по-другому мы это назвать не могли, переживалось болезненно, целый год ожиданий пошел насмарку! Теперь придется все начинать сначала и ждать еще год, а это для нас почти что вечность. По возвращении в Москву «завернувший нас товарищ» не удосужился даже объясниться с брошенной им командой! Снова бесконечно медленно потянулось время, новые документальные поиски, работа в архивах, встречи и переписка с другими исследователями, прокладка новых маршрутов, верстание логистики и изменения в снаряжении.

Принципиально новую транспортную схему предложил нам тогда почетный полярник и президент клуба «Живая природа» Олег Продан. Бывший десантник и инженер-конструктор, он, по его собственному высказыванию, «подхватил арктический вирус» еще в 1994-м. На его счету десятки проведенных полярных экспедиций и огромный опыт их организации. Знаменитое десантное «Никто, кроме нас!» с годами трансформировалось в жизненное кредо «Обещал – умри, но выполни!». В свойственной ему манере Олег без колебаний принял предложение нашей группы возглавить экспедицию на Землю Франца-Иосифа в 2010 году.

Говорят, что Бог ни делает, то к лучшему! Несмотря на то, что почти уже начавшаяся экспедиция сорвалась, заход на мыс Флора, откуда нас должны были забирать, «Михаил Сомов» все же сделал – маршрут движения по морю расписывается задолго и соблюдается строго. Только пришел он туда почему-то не в начале сентября, как было запланировано, а в конце месяца. Наша продуктовая раскладка была рассчитана всего на один месяц, то есть до начала сентября! Не повезло бы нам и с амуницией – к этому времени на архипелаге уже настоящая зима. Да и весь наш поиск мы собирались вести совсем с другого места, другими методами и в несколько ином направлении. Запланирован был непочатый край задач, а времени положено на все ровно месяц. В общем, как писал Маяковский: «Я планов наших люблю громадье!». Сейчас, по прошествии стольких событий и наработанного опыта, меня поражает наивность тех наших планов. Только расчетного пешего хода мы предполагали около четырехсот километров, аккурат как у Альбанова! Хватило бы нам сил и времени на все маршруты? Тогда мы этого не знали, теперь, своими ногами пройдя по этой земле не одну сотню километров, могу однозначно ответить: конечно же, нет! Слишком изрезанны и неприступны были ледники в районах поиска, не везде возможен спуск к мысам, на двухнедельные автономные вылазки пришлось бы тащить на себе очень много «лишнего» снаряжения и провианта. Работать в такой ситуации пришлось бы не месяц, а минимум два, причем сентябрь – далеко не самое удачное время на Земле Франца-Иосифа.

Переосмыслив все это, для поиска нам пришлось начисто поменять всю схему экспедиции – идти нужно именно от мысов, по более логичному и «легкому» пути, так как у пропавшей экспедиции не было ни опыта, ни сил, ни снаряжения двигаться иначе. К тому же далеко уходить от береговой линии как от единственного достоверного ориентира, имея сомнительную карту, крайне опасно.

К маю 2010 года, когда стало окончательно ясно, что экспедиция теперь уже точно состоится, техническая работа закипела с новой силой. База подготовки традиционно расположилась у Саши Чичаева. Весь дом и прилегающая к нему территория были буквально завалены экспедиционным снаряжением. Дом превратился в настоящий проходной двор: постоянные совещания, затягивающиеся порой далеко за полночь, нескончаемый визг различных дрелей, пил, стук молотков, рассыпанная крупа, гарь от жарки сухарей и «ароматы» сушеного мяса. И по всей этой разрухе постоянно циркулировали люди – участники будущей экспедиции и те, кто хоть чем-то хотел им помочь. Собраться вместе к столу не представлялось никакой возможности, поэтому жевали на ходу, кто на что наткнулся. Иногда терпению наших женщин наступал предел и нас «под конвоем» отправляли перекусить. Ну, тут уж начинал бушевать поток вариантов поиска и сотни раз суженного-пересуженного маршрута передвижения пропавшей группы.

В один из таких суматошных дней на пороге появился еще один участник нашей экспедиции – Александр Унтила, который вместе с Леонидом Радуном работал спасателем. Никто больше на тот момент его не знал. Я же вообще настороженно отношусь к новым людям, особенно если с ними потом придется есть не один пуд соли. Несмотря на это, Сашу в душе принял почему-то сразу: то ли обезоруживала его бесхитростная улыбка, то ли резко очерченные, словно высеченные из камня черты лица, создающие ореол мужественности и надежности. Характер у него тоже, надо сказать, оказался твердый и прямолинейный. «Как топор», – подшучивал Леня. Такие люди никогда ничего не носят за пазухой и без обиняков выложат всю сермяжную правду, совершенно не заботясь, нравится она вам или нет. Коротко поздоровавшись, он бесцеремонно вломился в общую работу, как танк в березки. Что ж, думаю, с нашего поля ягода!

Но вот и закончена подготовка к экспедиции. Теперь уже окончательно проложен маршрут поиска на карте архипелага. Готова новая транспортная схема. Оставалось только заранее доставить весь экспедиционный груз на погранзаставу «Нагурское», откуда будет дан старт экспедиции, и терпеливо ждать в Москве начала июля. Как говаривал великий Нансен: «Терпение – величайшая полярная добродетель!»

23 мая 2010 года.

Погода великолепная. Из аэропорта Шереметьево вылетает Ан-72 с грузом на борту для предстоящей экспедиции на Землю Франца-Иосифа, запланированной на июль этого года. Сопровождающие груз четверо участников нашей экспедиции немало удивились, когда спустя всего два часа полета самолет вдруг приземлился близ «какого-то крупного города».

– Что, разве уже Мурманск? – спросили ребята.

– Москва, Шереметьево, – как-то коротко и неожиданно жестко отрезал командир лайнера и отрешенно уставился на фюзеляж. Потом, не глядя на пассажиров, добавил:

– Перегружаемся быстро вот на ту машину!

Через два часа ящики со снаряжением перегрузили на другой самолет. Снова взят курс на Мурманск. Только теперь «по секрету» удалось узнать, что в один из двигателей попала металлическая стружка, сработал контрольный датчик, и пришлось экстренно возвращаться. Короче говоря, повезло!

Но вот и город-герой Мурманск. Северный порт встретил ребят неприветливо. Погода дрянь: ветер, слякоть, да к тому же, по доброй традиции, конец рабочего дня. Естественно, заправку самолета перенесли на утро. А утром 24-го спустился такой туман, что про полет пришлось забыть на целых три дня. Когда же метеоусловия, наконец, наладились, то пришло сообщение с погранзаставы «Нагурское» о том, что ледяная взлетная полоса раскисла и принять большую авиацию они не смогут теперь уже до июля, когда все подсохнет. Обматерив от чистого сердца непогоду, все снаряжение пришлось возвращать обратно в Москву. Снова перегрузка ящиков, замена части продуктов и перетряхивание снаряжения. Так уже во второй раз нас отвергла далекая Земля Франца-Иосифа.

С 1 по 18 июля 2010 года участники нашей экспедиции, в отличие от всех нормальных людей, жили уже совсем в другом измерении: объявлена «готовность номер один», ждали только отмашки пограничников с архипелага о готовности взлетной полосы. В эти дни все близкие мне люди сходились в одном: кроме Альбанова, Брусилова, «Св. Анны» и всего что с этим связано, говорить со мной больше было не о чем. Аналогичная ситуация была и у других ребят. Арктический вирус поразил в самое сердце, полярная лихорадка уже полностью заняла все наше сознание. Север звал даже во сне. Мысленно мы уже карабкались по скалам, преодолевали изнурительные переходы и штурмовали ледники. Уже не вспомню, откуда у нас взялась настолько подробная карта Земли Франца-Иосифа, которая имеется разве что в Генштабе и, естественно, является строго секретной. Некоторые места ее были настолько залапаны и засалены, что едва читались названия объектов. Я и сейчас могу нарисовать эту карту по памяти с мельчайшими подробностями. В общем, наш коллектив жил единой мечтой, втайне надеясь, что на этот раз удача, наконец, нам улыбнется.

19 июля 2010 года.

«Почему вы думаете, что ездите в экспедиции в полярные страны ради науки? Я считаю, вы ездите туда, потому что принадлежите к породе людей, которые хотят путешествовать и готовы ради этого заниматься наукой, раз это позволяет вам осуществить свое желание. Когда-то, очень давно такого же типа люди из-за страсти к путешествиям шли освобождать Гроб Господень и воевать с неверными, становясь крестоносцами. Потом тот же тип людей поплыл за моря, чтобы искать новые земли для своих королей. Но на самом деле они просто хотели увидеть мир. Ну а потом люди бросились осваивать мир ради рынков сбыта в колониях, ради денег. Но я уверен, что умирали от лихорадки в джунглях, страдали от жажды в пустынях или замерзали во льдах полярных морей люди, подобные тем, что сегодня, осуществляя свое стремление к путешествиям, думают, будто делают это ради науки».

Этот разговор произошел на даче академика, лауреата Нобелевской премии по физике Петра Леонидовича Капицы. А обращался он не к кому-нибудь, а к своему сыну Андрею Петровичу Капице и Игорю Алексеевичу Зотикову, которые собирались в свою очередную экспедицию на Антарктиду. Отъезжающие не были зелеными юнцами, мечтающими продемонстрировать себе и окружающим собственную значимость. Отнюдь! Оба уже тогда были членами-корреспондентами Российской академии наук.

А действительно, что движет этот особый тип людей в забытые Богом места, где буквально каждая пядь земли вымощена жизнями исследователей? Ведь если быть откровенным до конца, то, скорее всего, не будь в человеке этой непреодолимой тяги к неведомому и труднодоступному, его не мотивировать никакими идеями, сколь благородны и величественны они бы ни были. Эта самая непреодолимая тяга и собрала 19 июля 2010 года группу людей у рампы грузового Ан-72 в аэропорту Шереметьево.

Неужели пять лет подготовки к экспедиции позади? Пять долгих лет надежд, разочарований, сборов, технической суеты, волнений близких! Забылись прошлые обиды и неудачи, теперь все это уже не имело никакого значения, впереди масса интереснейшей работы!

17: 45. Идет погрузка снаряжения. Желтые экспедиционные ящики длинной гусеницей исчезают в недрах бело-голубого фюзеляжа. Ребята прощаются с близкими. В груди неприятно заныло – беременная жена уже чисто физически не могла меня проводить и осталась дома с полуторагодовалым сынишкой. Старшие дочери в отъезде. Пусть! Так даже легче: долгие проводы – лишние слезы. Прощальное интервью перед камерой у рампы самолета. Говорящие осторожничают в прогнозах, страхуются на случай неудачи. Шутка ли, прошло почти сто лет!

Наконец, ровно в 19: 00 железная птица Ан-72 поднялась в небо, взяв курс на Мурманск. Борт готовился специально под нас, но, несмотря на это, вместительное грузовое чрево его было заполнено почти доверху: двадцать один тяжеленный ящик со снаряжением, лодка, лагерные палатки, рюкзаки и несколько негабаритных тюков. Мы, как корнишоны в банке, набились в маленький салон за кабиной пилотов. Небольшой столик, два кресла и узкий диван – для одиннадцати человек явно тесновато. Но традицию нарушать не хотелось, поэтому расположившись, где Бог послал, стойко дождались, когда смолкнет гул убирающихся шасси. Разлили «за отрыв колес» и только теперь полезли занимать лежачие места на ящиках в грузовом отсеке, поминутно цепляя головами коммуникации на потолке самолета.

Мне не спалось. Нужно было как-то убить полетное время. В невероятной позе дотянувшись рукой до своего рюкзака, я нащупал брошюру: Зигмунд Фрейд «Табу девственности». Вытащив закладку, начал читать. Помогло почти сразу: смысл прочитанного начал уходить куда-то в сторону, строки поплыли, смешиваясь в монотонную вязь. На третьей странице я уже спал беспробудным сном.

Проснулся от тяжести в груди – Серега Рябцев протискивался через меня к своим вещам. Далеко не хрупкое тело профессионального каскадера замерло, глаза удивленно уставились на обложку раскрытой книжки, лежавшей на мне.

– Парни, вы только посмотрите, что он тут читает! – злополучный Фрейд пошел по рукам, начались сальные шуточки с казарменным юмором.

– Да это не книга, это такое снотворное, – пытался отшучиваться я, – будут проблемы со сном, обращайтесь. Действует безотказно и основательно!

К моему облегчению, в это время открылись закрылки, и самолет стал заметно терять скорость.

– Полундра, снижаемся!

22: 15. Посадка в Мурманске. Погода +17°С. Назойливая мошка и изголодавшиеся комары мгновенно атаковали нас с необычайной прытью. Прохладный ветерок поднимал «шерсть дыбом», но в целом после московского изнуряющего зноя было очень комфортно. Дозаправили самолет, и в 23: 00 вылетели на остров Земля Александры, погранзаставу «Нагурское».

20 июля 2010 года.

02: 07. Шасси нашего самолета зашуршали по щебенке взлетной полосы близ погранзаставы. Спустившись по трапу, я осторожно и недоверчиво пощупал холодную землю: неужели сбывается? Крайний Север встретил экспедицию в штыки – шквалистый ветер при температуре воздуха около ноля. И это после сорокаградусной жары! Пока разгружали самолет, сразу поняли, где мы находимся: моментально «остекленевшие» уши, слезы в глазах, потекший нос и другие прелести внезапно наступившего холода. Хороша акклиматизация!

Самый северный форпост нашей страны приятно удивил нас своей современностью. Высокие, более трех метров, фундаментные сваи не дают возможности в зимнюю стужу замести этот островок жизни никаким метелям. Само здание имеет форму кольца, внутри которого располагается закрытый от непогоды двор, накрытый куполом. Таким образом, находясь в помещении, можно наблюдать две абсолютно разные картины окружающего мира. За наружными окнами царствует вечная мерзлота: перемешанный с водой и грязью снег с полузаметенными следами белых медведей. Вдали – величественные шапки белоснежных ледников, отливающие на обрывах глубокой синевой. Где-то в море, за умирающими под июльским солнцем ропаками[44] – юркие тюлени в полыньях и временами завывающая вьюга. Внутренние окна выходят в так называемый атриум – зимний сад. Растения в нем, конечно, искусственные, но зато есть настоящие бильярд, теннисный стол, большой плазменный телевизор на стене и даже… детская площадка. Покрывающий все это купол разрисован и подсвечен так, что сразу и не определишь, что бескрайняя синева неба с кучевыми облаками над головой, восходящее и заходящее солнце являются творением человеческих рук. Такая вот своеобразная психологическая разгрузка для маленького гарнизона людей, волею долга оказавшихся в прямом смысле слова на самом краю света. По сравнению с промысловыми избами и даже полярными зимовками метеорологов, здесь был настоящий земной рай.

Оружие сдали в оружейную комнату, основное экспедиционное оборудование осталось в армейских «Уралах». За пределы базы приказано было не выходить – прошлой ночью наведался белый медведь и растерзал замешкавшуюся сторожевую собаку. Несмотря на усталость с дороги, самые неугомонные из нас строили планы еще несколько часов и, возбужденные предстоящей работой, спать отправились уже ближе к шести утра.

Ночь, а вернее сказать, раннее утро стало для меня настоящим кошмаром. Пока разгружали самолет, я умудрился окончательно окоченеть. Расплата последовала незамедлительно: проснулся от невероятного озноба. Трясло буквально всего до кончиков ногтей. С огромным трудом дошел до кухни – руки и ноги отказывались подчиняться, в груди появился неприятный холодок. Пожалуй, никогда в жизни я еще не ощущал себя таким беспомощным. Горячий чай с доброй порцией коньяка принес временное облегчение. Надев на себя все что можно, с головой накрылся одеялом, уже было начал засыпать, но тут стремительно полезла вверх температура, а потом холодный липкий пот. Как же это все некстати! Заболеть в тот момент, когда впереди самые трудные дни экспедиции – обустройство лагеря, налаживание быта, рекогносцировка – было бы непозволительной роскошью. Свалиться сейчас – значит подвести всю команду. Выручила многолетняя «привычка» болеть не более суток. Не подвела она и сейчас: к обеду, собрав все силы, я был уже почти в форме.

Еще в Москве установка базового лагеря предполагалась на мысе Ниля острова Земля Георга. Около полудня четверо наших участников вылетели туда на вертолетную разведку.

Мыс Ниля был открыт и назван в 1880 году в честь английского арктического исследователя и врача Уильяма Генри Ниля, участника двух арктических экспедиций на Землю Франца-Иосифа под командованием шотландского яхтсмена Ли-Смита на паровой яхте «Эйра». Во время второй экспедиции на Землю Франца-Иосифа в 1881 году яхта была раздавлена паковыми льдами и затонула в трех милях от острова Нортбрук. Протяженность береговой линии мыса Ниля около шести километров, ширина нижней террасы местами достигает ста пятидесяти метров. Какими-то особенными достопримечательностями не отличается. Мыс как мыс, коих на архипелаге сотни.

После разведки лагерь решили установить в южной его оконечности, в двухстах метрах от поднимающегося ледника. Пляж здесь наиболее ровный и самый широкий на мысе, поэтому есть возможность поставить палатки, не забивая себе голову тем, что их рано или поздно смоет в море штормом. Отсюда будет очень удобно забрасывать группу на ледник, в сторону мыса Гранта. Рядом есть далеко не самый плохой подъем через каменный кулуар прямо к нависающим над головой скалам, которые тоже необходимо будет обследовать! В общем, начинаем установку и обустройство базового лагеря.

23 июля 2010 года.

Несколько последних дней писать дневник совершенно не было времени. Но, обо всем по порядку.

20 июля, когда вернулась вертолетная разведка, началась погрузка экспедиционного снаряжения на Ми-8. Тремя бортами, да еще с наружной подвеской, так как часть оборудования была негабаритной, нас закинули к месту установки базового лагеря. Вот и Земля Георга, самый большой и наименее изученный остров архипелага Земля Франца-Иосифа. За все время с Рождества Христова здесь побывало едва ли больше полусотни человек. Всего каких-то пару часов назад на пестреющей зеленью лужайке, по уверениям наших разведчиков, было настоящее лето: полнейшее безветрие, ласковое солнышко, безудержная какофония птиц и звенящие трели ручьев. Но погода в Арктике в считаные минуты меняет свой норов. Сейчас стихия распоясалась не на шутку: жестокий колючий ветер, доходящий в порыве до тридцати метров в секунду, температура минус 2 °С и неприятная липкая морось. Достать свою теплую экспедиционную одежду на погранзаставе я так и не успел, а по закону подлости ящик с моими вещами шел крайним бортом. Теперь до его прилета меня спасали теплой одеждой кто чем мог. В течение нескольких часов одиннадцать здоровых мужиков ставили спальную палатку – на таком ветру это занятие не из веселых. Порой даже возникали сомнения, удастся ли вообще ее установить в такую хмарь. Но другого выбора у нас просто не было: «вертушки» улетели, с моря надвигался густой туман, и на сегодняшний день помощи со стороны уже не будет. Как говорится: не будете копать – ямы не получится! А ошалевший от свободы ветер, поминутно меняя румбы, свежел, все крепче сжимал свои стальные объятья, достигая в апогее силы жестокого шторма. Вспененное, сине-свинцовое море клоками врезалось в низкий берег, протягивая к нам свои длинные руки. Установку лагеря мы заканчивали уже исключительно на кураже под надсадный стон стервенеющей вьюги.

Несмотря на непогоду и усталость, нам пришлось, тем не менее провести разведку местности вокруг лагеря на предмет наличия нежелательных «соседей». Для людей, имеющих хоть мало-мальский полярный опыт, белый медведь всегда незримо присутствует рядом. Следов хищников в окрестности мы, к нашему великому удовольствию, не обнаружили. Кое-где между камней попадались, правда, их старые «визитные карточки», но, судя по внешнему виду, оставленные, скорее всего, в прошлом году.

В базовый лагерь возвратились уже ближе к полуночи. Каким восхитительно вкусным показался нам тогда горячий чай без сахара, когда, накарячившись с палаткой, уставшие, но, вполне довольные сегодняшним суматошным днем, набились мы в спальный отсек. Увы, человечество почти разучилось радоваться простым вещам!

21 июля вьюга все еще пела нам свою заунылую полярную песню. Из палатки выходили только по хозяйственным делам и только в случае крайней необходимости. Бешено несущийся снег и буквально сбивающий с ног ветер. Мой охотничий карабин в пластиковом кофре с боеприпасами общим весом около десяти килограммов, лишь на минуту неосмотрительно оставленный на транспортном ящике, еще вчера улетал метров на пятнадцать! Но нет худа без добра. Так некстати испортившаяся погода позволила нам отоспаться после вчерашнего аврала – о том, чтобы ставить вторую палатку, можно было на время забыть, так как кухонная имела еще большую парусность, чем спальная. Заниматься парашютизмом на побережье Баренцева моря в ближайшие планы группы не входило, поэтому весь день мы вынужденно гоняли чаи и травили полярные байки.

Погода соблаговолила к нам только к обеду 22 июля. Беременные снегом тучи, освободившись от непомерной тяжести своего плода, наконец-то умчались прочь, а на небосклоне появилось некое подобие солнца. Оценив по достоинству такой подарок природы, нам удалось произвести первую пешую разведку на мысе Ниля. Расстояние это около шести километров. Медленно продвигаясь к западу, мы с мальчишеским волнением осматривались по сторонам. Перед нами представала грубая красота этого сурового края, несущая во всем своем величии отпечаток незыблемой и неизменной вечности. Ледяное полярное море лениво перекатывало тяжелые серые волны. На отступившей полосе прибоя валялись принесенные невесть откуда стволы вековых деревьев, обвитые свежими лентами выброшенной недавним штормом ламинарии. В двух километрах от лагеря, среди изрезанной ручьями стены чернеющих скал, высоченной стелой устремлялся к небу остроконечный утес. Потеряв осторожность, престарелая серая туча зацепилась за шпиль неподобранным подолом, в раздумье остановилась на миг, но тут же ловко освободилась и продолжила свой бессмысленный путь на восток. Мы назвали этот утес в память английского исследователя этих мест «палец Джексона». И с моря и с берега он оказался прекрасным ориентиром. Заканчивался мыс Ниля большим ледником с длинной зоной образования айсбергов. Сюда не пристать на каяках и не забраться пешком. Значит это и есть конечная, а точнее, начальная точка отсчета. Мы углубились в поиски у подножья ледника. Здесь, на самой западной оконечности мыса, есть маленькая тихая бухта, очень удобная для причала на каяках, хотя и не совсем подходящая под описание в дневнике Альбанова:

«Вторник, 1 июля 1914 года. В 10 часов вечера мы подошли к мысу Ниль и прошмыгнули на сильной зыби между массой льдов в тихую закрытую бухточку. Тут была тишина и даже значительно теплее, настоящее «тихое пристанище».

Мыс этот представлял собой небольшую площадку, постепенно поднимающуюся, по мере удаления от берега. Она сплошь была покрыта, как зеленым ковром, толстым слоем мха. Много ручейков прорезывали эту прелестную площадку по всем направлениям и сбегали в море. С двух сторон она была защищена очень высокими отвесными базальтовыми утесами. Эти утесы, как стеной, закрывали площадку до самого берега, и забраться на них со стороны площадки было совершенно невозможно. С третьей же стороны возвышалась узкая гора ледника, одинаковой высоты со скалами. Уклон этого ледника был настолько крут, что идти по нему на лыжах нельзя, надо было их снимать, иначе вы неминуемо скатывались вниз».

Сотканный из мха зеленый ковер с редкими ледяными проплешинами, приятно пружинящий под ногами, действительно покрывал всю бухточку. После нескольких километров пути по ломаному базальту ходить здесь было легко и приятно. Окружающие нас утесы были далеко не так отвесны, как об этом писал штурман, да и гора ледника совсем неодинаковой высоты со скалами. Сюда совершенно спокойно можно было подняться по относительно пологой морене. И все же нельзя забывать, что прошло почти сто лет с описываемых Альбановым событий. Кроме того, мы застали на острове гораздо более мягкое лето, чем наши предшественники, а заснеженные вершины, которые видел штурман, в ненастную погоду так обманчивы. Сюда ближе всего было идти по припаю[45] от Земли Александры. В ясные дни ее очертания видны отсюда как на ладони. Поэтому именно здесь мы развернули свои первые детальные поиски. Однако в тот день, несмотря на все предпринимаемые нами усилия, уходить пришлось несолоно хлебавши. Результаты обследования этого маленького пятачка суши появились только к концу нашей экспедиции, при очередном прочесывании мыса. В нескольких местах под мхом, каждую пядь которого пришлось основательно переворошить, были обнаружены остатки обуглившихся бревен. Но ведь этот остров необитаем и находится в стороне от судовых маршрутов! Возможно ли, что именно здесь каячная и пешая группы встречались в последний раз вместе? Почему бы и нет. Иногда в течение сотен лет эта земля бережно хранит все оставленное на своем теле в почти нетронутом виде. Вполне логично предположить, что как раз отсюда, сварив гаг и поделив их поровну с товарищами, ушли по берегу и навсегда пропали старший рулевой Петр Максимов, матрос Павел Смиренников, механик Владимир Губанов и стюард Ян Регальд.

К вечеру захолодало, и снова полетели настырные белые мухи. Снег зарядил на всю ночь.

23 июля природа все-таки устала кобениться и в лагере забурлило настоящее броуновское движение. Внезапно улучшившиеся погодные условия позволили нам снарядить сразу три поисковые группы: вертолетную, морскую и альпинистскую. Первой в базовый лагерь вернулась альпгруппа. Они нашли на скалах два невысоких полуразваленных гурия[46], которые, как мы предполагали, были оставлены английской экспедицией Фредерика Джексона 1895–1897 годов. У одного из гуриев, более западного, были обнаружены две медные гильзы 12-го калибра с отчетливо читаемой надписью: «London». Группа по рации запросила помощь археолога, и через час вертолет с Артемием Дановским уже висел у них над головами. Находки сфотографировали, зарисовали схему расположения и оставили до завтра на месте. В 17 часов вернулась вертолетная группа с операторами, проводящая рекогносцировку предполагаемого маршрута пешей группы Максимова: скалы Полосатые – мыс Краутера – залив Грея – мыс Гранта. Результаты неутешительные: везде, между видимыми мысами стелются непролазные языки ледников, изъеденные глубокими трещинами. Между прочим, на мысе Краутера обнаружена каменная пирамида экспедиции Джексона, а на мысе Форбса – разрушенное строение, оставленное норвежской экспедицией 1930 года на судне «Братвааг» в рамках программы норвежской экспансии в Арктике[47]. На том же месте найдены четыре винтовочные гильзы иностранного производства. Гильзы взяты для идентификации.

1

После открытия регулярной навигации – Северный морской путь.

2

Жена Б. А. Брусилова, дяди Георгия Львовича, урожденная Паризо де Ла Валетт.

3

Здесь и далее даты, относящиеся к экспедиции Г. Л. Брусилова приведены по старому стилю.

4

Современный город Полярный.

5

Из дневников А. Э. Конрада.

6

А. В. Колчак (1884–1920) – российскому читателю известный прежде всего как один из лидеров Белого движения. Крупный полярный исследователь и ученый-океанограф начала ХХ века. Изданные труды по проблемам Арктики: «Последняя экспедиция на о. Беннетта, снаряженная Академией наук для поисков барона Толля», 1906 г., «Льды Карского и Сибирского морей», 1909 г. При подготовке к Русской полярной экспедиции (РПЭ), участвовать в которой ему предложил барон Э. В. Толль, Колчак изучал магнитологию в Павловской магнитной обсерватории, практиковался в Норвегии у Нансена. В 1900–1902 годах на шхуне «Заря» прошел путь по арктическим морям с двумя зимовками – по одиннадцать месяцев каждая. Во время зимовок совершал дальние, до пятисот верст, поездки на собачьих упряжках и на лыжах. Исполнял должности гидролога и второго магнитолога. Во время плавания под руководством лейтенанта Колчака проводились комплексные гидрологические исследования, после которых береговая линия западного Таймыра и соседних островов приобрела совершенно новые очертания на картах; один из вновь открытых у берегов Таймыра островов Толль назвал именем Колчака (с 1937 по 2005 год – остров Расторгуева). После навигации 1902 г. «Заря», добравшаяся до бухты Тикси, была раздавлена льдами и экспедиция, снятая пароходом «Лена», через Якутск прибыла в декабре в столицу. Толль, ушедший с тремя спутниками к острову Беннетта по морскому льду, так и не вернулся. Колчак, прибыв в Петербург, предложил Императорской Академии наук послать туда спасательную экспедицию на шлюпках. Академия дала ему средства и полную свободу действий. Александр Васильевич лично возглавил это предприятие, в котором едва не погиб, провалившись под лед. За участие в Русской полярной экспедиции получил орден Святого Владимира 4-й степени.

7

Чванов М. А. Загадка гибели шхуны «Святая Анна». М.: Вече, 2009.

8

Вынесенные на берег бревна.

9

Из дневника матроса Александра Конрада.

10

Из дневника матроса Александра Конрада.

11

Альбанов В. И. На юг, к Земле Франца-Иосифа!

12

Альбанов В. И. На юг, к Земле Франца-Иосифа!

13

Здесь – лед, припаянный к краям полыньи.

14

Прибор для измерения глубины моря.

15

Выписка из судового журнала «Св. Анны», напечатанная в приложении к 4 выпуску XXXVIII т. «Записок по гидрографии».

16

13 июня 1881 г. северо-восточнее Новосибирских островов была раздавлена «Жаннетта» американской экспедиции лейтенанта Де-Лонга. Через три года спасательный круг с надписью «Жаннетта» и 57 других предметов этой экспедиции были обнаружены у южных берегов Гренландии. На основании этого норвежский метеоролог, профессор Хенрик Мон вычислил направление дрейфа льдов в Арктическом регионе. Брусилов, безусловно, об этом знал, что и укрепляло его надежду на самостоятельное освобождение судна ото льдов максимум через год.

17

Альбанов В. И. На юг, к Земле Франца-Иосифа!

18

Поручик Юлиус Пайер (1842–1915) – австрийский полярный исследователь. Руководил вместе с лейтенантом Карлом Вейпрехтом в 1872–1874 годах на шхуне «Адмирал Тегетхоф» австро-венгерской экспедицией по поиску прохода из Атлантики в Тихий океан. 30 августа 1873 года 79°43? с.ш., 59°33? в.д. с борта дрейфующего второй год во льдах судна ими случайно был открыт архипелаг Земля Франца-Иосифа (остров Галля) и составлена его первая карта.

19

Майна – полынья, прорубь.

20

Непонятно, зачем вообще нужно было тащить Архиреева на «высокий ледник»? В том месте мыса Ниля, где обе группы встретились, совершенно свободный и плавный подход к берегу с моря.

21

Альбанов В. И. На юг, к Земле Франца-Иосифа!

22

Там же.

23

Поиску этой группы П. Максимова и была, в основном, посвящена наша экспедиция.

24

Несмотря на многочисленные публикации и даже фотографии могилы, место захоронения датчанина Ольгерда Нильсена до сих пор не обнаружено.

25

Альбанов В. И. На юг, к Земле Франца-Иосифа!

26

Там же.

27

Из дневника А. Э. Конрада.

28

Сам Г. Я. Седов к тому времени скончался 20(?) февраля 1914 года на острове Земля Рудольфа. В 1938 году советскими полярниками на мысе Аук были найдены сломанная лыжа, кормовой флагшток с обрывками флага и медная трубка с надписью: «Polar expedition Sedov» (Полярная экспедиция Седова). Тело лейтенанта не найдено до сих пор.

29

Есть несколько версий, согласно которым кто-то из оставшихся на «Св. Анне» мог спастись. Об этом подробно написано в книге М. А. Чванова «Загадка гибели шхуны «Святая Анна». М.: Вече, 2009.

30

Рубка построена первой экспедицией Ли Смита на Землю Франца-Иосифа в 1880 году. Позднее Ф. Джексон утеплил ее, обнеся бамбуковым частоколом, и законопатил зазоры мхом. В июле 2011 года рубка была разрушена при невыясненных обстоятельствах.

31

Наша группа по приезде в Москву выступила с инициативой восстановить эти постройки на прежнем месте, исходя из старых рисунков, нескольких сохранившихся фотографий и чертежей. Сейчас этот вопрос прорабатывается руководством национального парка «Русская Арктика».

32

Из дневника В. Альбанова.

33

Имеется в виду мыс Гранта.

34

Пинегин Н. В. В ледяных просторах.

35

Отто Свердруп (1854–1930) – норвежский полярный мореплаватель и исследователь. Капитан знаменитого «Фрама» экспедиции Ф. Нансена в 1893–1896 гг.

36

Никифор Алексеевич Бегичев (1874–1927) – русский исследователь Арктики, охотник-промысловик, руководитель нескольких полярных экспедиций, «железный боцман», как его за глаза называли матросы.

37

Эта записка хранится в Центральном Государственном архиве Военно-морского флота. Ф. 404. Оп. I. Д. 306, 244.

38

Брейтфус Л. Л. Северные полярные экспедиции 1912 года и их поиски. Типография Морского Министерства в Главном Адмиралтействе, 1915. С. 30.

39

Красивая, но малоубедительная версия. В 1919 году Колчаку уже явно было не до поисковых экспедиций в Арктике. А о том, что Альбанов обращался к большевикам в Петроград, что было бы логичнее, ничего не известно. Вероятнее всего, Валериан Иванович просто примкнул к Белому движению, которому симпатизировал гораздо больше, чем красным.

40

По одной из версий, поезд со штурманом попал под бомбежку, по другой – он умер в тифозном бараке. Ни одна из версий документального подтверждения не имеет. Могила В. И. Альбанова неизвестна. Ходили даже слухи, что его видели в 30-х годах у дома матери в Красноярске.

41

Из дневника В. И. Альбанова.

42

Пинегин Николай Васильевич (1883–1940) – российский писатель, художник, исследователь Севера, участник экспедиции к Северному полюсу Г. Я. Седова. Визе Владимир Юльевич (1886–1954) – географ, гидролог, метеоролог, член-корреспондент АН СССР, участник той же экспедиции.

43

Макаров Степан Осипович (1849–1904) – выдающийся русский флотоводец, океанограф и полярный исследователь. Руководитель проекта по созданию первого в мире морского ледокола «Ермак». Во время русско-японской войны командующий Тихоокеанским военным флотом. 31 марта 1904 года на броненосце «Петропавловск» подорвался на мине.

44

Отдельно торчащие ребром льдины, образующиеся при сжатии ледяного поля.

45

Неподвижный лед, образующийся у берегов замерзающих морей.

46

Гурий – искусственное сооружение в виде островерхой груды камней, используется в качестве ориентира либо для хранения посланий (обычно в капсулах или контейнерах).

47

Gjertz I., Morkved B. 1998 Norwegian Arctic Expansionism, Victoria Island (Russia) and the Bratvaag Expedition. – ARCTIC. Vol. 51, NO. Р. 330–335.