Лобанов торопливо и равнодушно прошел мимо и тут же свернул в какой-то двор, затем, уже осторожно, выглянул на улицу.

Человек подошел к дому десять, посмотрел на его номер и, оглянувшись, исчез в первом подъезде.

В тот же момент Лобанов выскочил из своего укрытия и в два прыжка оказался у того же подъезда. Он осторожно приоткрыл невысокую дверь и проскользнул к лестнице. Сверху были слышны шаркающие, неуверенные шаги. На каждой площадке человек приостанавливался, видимо рассматривая в тусклом свете горевших там лампочек номера квартир.

Лобанов неслышно стал подниматься вслед за ним.

Человек прошел второй, затем третий этаж и остановился на четвертом. Лобанову видна была его щуплая фигурка. Нерешительно потоптавшись на площадке, человек наконец позвонил в шестнадцатую квартиру. Ему тут же открыли, и Лобанов услышал женский возглас:

– Ах, вот и вы, дорогой…

Дверь захлопнулась.

Лобанов остался один на полутемной лестнице.

Итак, человек зашел в шестнадцатую квартиру, к сестре Семенова. Это, конечно, она открыла дверь. Интересная, однако, ситуация. Конечно, таких чемоданов, как у Трофимова, много, похожих, одинаковых чемоданов. Но тут бросаются в глаза два подозрительных обстоятельства. Человек, который нес этот чемодан, вел себя странно, он боялся, явно боялся чего-то, словно понимал, что несет что-то недозволенное, что-то запретное. Но это еще полдела, это пустяк по сравнению со вторым обстоятельством. Чемодан из Ташкента предназначался Семенову, и точно такой же чемодан тайком приносят его сестре. Случайность? Возможно. Но возможно, что это и не случайность… Что же теперь делать? А может быть, Наташа что-то узнала об этом и хотела сообщить ему? Вот это уже вполне вероятно. И раз так… «Надо идти, – преодолевая смущение, решил Лобанов. Но сначала примем кое-какие меры».

Он стремглав спустился по лестнице, выбежал на улицу и торопливо зашагал к стоявшей на углу машине. Подойдя, он приоткрыл дверцу и тихо сказал водителю:

– Давай, Витя, подъезжай поближе к тому подъезду. Если выйдет маленький человек с чемоданом…

– Ага. Я его видел. Он мимо меня прошел, – загораясь, ответил тот.

– Он может выйти и без чемодана. Задерживай, сажай в машину и жди меня. Это на всякий случай. Скорей всего, задержу его сам. Ты жди.

– Все понял…

Машина, тихо урча, поползла вперед.

Лобанов снова вернулся к подъезду и стал решительно подниматься по лестнице.

На площадке четвертого этажа он на секунду замешкался, потом нажал кнопку звонка.

Дверь открылась почти мгновенно.

На пороге стояла Наташа.

– Это вы? – растерянно спросила она.

– Я…

– Что-нибудь случилось?

– Это у вас что-то случилось.

– Да…. Но прежде всего входите, – первая опомнилась Наташа и засмеялась.

– Простите… за вторжение, – смущенно сказал Лобанов. – Я вам сейчас все объясню.

– Сначала входите… – Она прикрыла за ним дверь. – Снимайте пальто. Только тихо, тут дети спят. – И указала на дверь в комнату.

– Дети? – понизив голос, невольно переспросил Лобанов.

– Да, да. Мой Вовка и Валечка. Ой, что тут было! Я вам сейчас тоже все объясню.

Лобанов снял пальто и на цыпочках последовал за ней на кухню.

Наташа усадила его к столу.

– Будем пить чай, – объявила она.

– Нет, нет, Наталья Михайловна. Что вы! Я ведь на минуту. Тут, понимаете…

– Давайте сначала расскажу я, – мягко перебила егоНаташа. – Ведь это я вам звонила. А вы пока выпьете стакан чаю. Я же вижу, вы замерзли. И конечно, голодны.

– Ну хорошо, – сдался Лобанов. – Чай я выпью. И больше ничего. Я сыт. Честное слово, сыт.

Пока он пил горячий чай, Наташа рассказала о визите Нинель Даниловны.

– Вот я и решила вам позвонить, – закончила она.

Лобанов внимательно слушал.

Значит у Стуковой появился человек из Ташкента. Двоюродный брат. Ну это, положим, чепуха. Никакой этоне брат. Но кто же тогда? И почему она его перевязывала? А насчет Ташкента, это она явно проговорилась. Эх, взглянуть бы на этого братца. Может быть, он длинный, в темном пальто и серой кепке, с узким лицом и густыми черными бровями? Пусть он придет завтра утром в. больницу, пусть придет обязательно.

– Наталья Михайловна, – сказал Лобанов, – вы можете ей позвонить сейчас? Вы, мол, Очень ей сочувствуете и разрешаете ее брату завтра утром, до обхода, ненадолго повидать Петра Даниловича. Сейчас ведь еще не поздно, – он посмотрел на часы, – начало одиннадцатого. .

Наташа смущенно откинула рукой падавшие на лоб волосы.

– Дело не во времени. Она может подумать, будто я жалею, что не взяла кольцо.

– Пусть думает. Главное, чтобы этот братец пришел завтра в больницу.

– Это… так важно?

– Очень. Может быть, это тот самый человек, которого мы ищем. Опасный человек.

– Хорошо. Я позвоню.

Она сняла трубку и набрала номер.

Лобанов следил за ее движениями и чувствовал, как переполняется нежностью. До чего же она хороша! Если бы можно было ей все сказать, если бы можно было задержаться тут или когда-нибудь прийти сюда снова. Значит, она живет одна с сыном. Значит, у нее нет…

– Это Нинель Даниловна? – произнесла Наташа, с трудом преодолевая смущение, и, улыбнувшись, взглянула на Лобанова. – Это я. Знаете, я решила. Пусть ваш брат приходит завтра утром в больницу, ровно в девять, до обхода. На несколько минут я ему разрешу. Что?.. Ах, вот что. Ну, пожалуйста. Да, да, договорились… Ну что вы! И не думайте даже… Всего хорошего.

Наташа повесила трубку и растерянно посмотрела на Лобанова.

– Она сказала, что брат прийти не сможет. Оказывается, его поезд уходит очень рано. Но она придет обязательно.

– Так я и знал, – досадливо кивнул Лобанов. – Испугался. И теперь может…

Он решительно потянулся к телефону:

– Вы разрешите?

– Ну конечно.

Саша набрал номер:

– Дежурный? Лобанов говорит. Срочно машину с сотрудниками на Знаменскую, десять. Предстоит задержание. Другую пошлете в аэропорт, Храмову. Моя машина тоже на Знаменской. Все. Жду.

Лобанов поднялся:

– Я пошел. Спасибо вам. И еще раз извините, что так ворвался.

– Что вы! Я только хочу вас попросить… – Наташа смущенно улыбнулась, – будьте вс, е-таки осторожнее. Хорошо?

– Ну конечно, – улыбнулся в ответ и Лобанов. – Обязательно.

Он на цыпочках прошел в переднюю, надел пальто и, уже взявшись за ручку двери, нерешительно сказал, посмотрев на Наташу:

– Можно я вам завтра позвоню?

– Ой, непременно…

Лобанов обрадованно кивнул.

– Тогда до свидания, – сказал он и вдруг, нахмурившись, озабоченно спросил: – Скажите, а куда выходят ваши окна?

– Во двор, – удивленно ответила Наташа.

– А окна вашей соседки?

– У Нинель Даниловны?.. – Она задумалась. – Окно из комнаты – на улицу, а из кухни – тоже во двор, рядом с моим, вот тем.

– Я вас попрошу, – сказал Лобанов. – Подойдите сейчас к нему. Я буду во дворе. Хорошо?

– Пожалуйста, – улыбнулась Наташа.

– Так я пошел.

Он осторожно прикрыл за собой дверь и стараясь не шуметь, быстро спустился по лестнице.

Недалеко от подъезда стояла его машина. Водитель в ответ на вопросительный взгляд Лобанова отрицательно покачал головой.

Лобанов с облегчением вздохнул и свернул за угол дома, в ворота.

Двор оказался большим и темным, с детской площадкой посредине, обнесенной низким штакетником.

Лобанов поднял голову. В освещенном окне четвертого этажа Наташа помахала ему рукой: она, наверное, заметила его, он стоял в полосе света, лившегося из окон нижнего этажа. В соседнем окне мелькнула чья-то тень. Лобанов поспешно отступил в темноту и оценивающим взглядом окинул стену дома.

Нет, через окно уйти нельзя. Пожарная лестница проходит далеко в стороне. До крыши еще один этаж. Балконов нет. Гладкая, без выступов и выбоин стена. Если только спуститься по веревке? Вряд ли. Все, однако, возможно, и все надо предусмотреть. Почему кто-то из них оказался в кухне возле окна? Скорей бы приехали ребята.

Впрочем, не исключено, что его опасения напрасны. Человек спокойно спустится по лестнице, и, может быть, его вообще не придется задерживать. Или останется ночевать, а утром тоже спокойно отправится на вокзал. Разве так быть не может?

Но мысли эти возникали и тут же исчезали в его возбужденном сознании. Он уже ясно ощущал, каждая деталь подсказывала ему, что все это не так, что неизвестный «братец» не уйдет из этого дома спокойно и открыто. А тут еще появился чемодан.

Лобанов вышел со двора на улицу. У подъезда стояли уже две машины. Лобанов торопливо подошел к ним.

– Андрей, – обратился он к одному из приехавших сотрудников, – ступай во двор, следи за окном четвертого этажа, третье справа от пожарной лестницы.

Тот кивнул и выскочил из машины, которая по указанию Лобанова, урча, попятилась назад и стала медленно разворачиваться.

В этот момент из подъезда вышел щуплый человечек с чемоданом в руке. Увидев машины, он втянул голову в плечи и попытался быстро прошмыгнуть мимо.

Лобанов подошел к нему.

– Уголовный розыск. – Он показал удостоверение. – Прошу в машину.

– Но, пардон… я не понимаю… – залепетал человек, отступая назад к подъезду. – В чем дело?..

– Сейчас поймете, – строго сказал Лобанов и повторил: – Прошу в машину.

– Пожалуйста… – покорно проговорил человек, направляясь к машине. – С большим удовольствием…

Лобанов сел рядом с ним:

– Ваши документы.

Человек торопливо достал бумажник и вынул оттуда паспорт:

– Вот… прошу вас…

Лобанов наклонился к окну машины так, чтобы свет уличного фонаря падал на раскрытый паспорт.

– Так… – произнес он, с трудом разбирая написанное, там. – Значит, ваша фамилия… Глумов?.. Зовут… Василий… Евдокимович? – Он поднял голову. – Что у вас в чемодане, Василий Евдокимович?

– Ровным счетом ничего, – засуетился Глумов, пытаясь открыть чемодан, тот, однако, поддался не сразу. – Смотрите… пожалуйста…

Чемодан был пуст. Лобанов усмехнулся.

– Чго же вы принесли в нем уважаемой Нинель Даниловне?

– Я?..

– Да, вы. Кто же еще?

– Я… сам не знаю… Уверяю вас, это форменная правда… Чистая правда… Уверяю вас!..

Глумов в отчаянии прижал к груди руки.

– Ну, ну, сейчас посмотрим, какая она чистая.

– Пожалуйста… Значит, так. Приехал я вчера домой… Матушка у меня изволила помереть… в Ташкенте… И Машенька, это супруга моя законная, велела… то есть разрешила… Она больна, понимаете…

Глумов говорил, захлебываясь в словах и поминутно сбиваясь. Его даже подташнивало от страха.

Когда он наконец кончил, Лобанов сказал:

– Что ж. Тут, пожалуй, все ясно. Сейчас поедете и управление. Опознаете свой чемодан. Официально оформим ваши показания. Теперь последний вопрос. Кто сейчас находится у Нинель Даниловны?

– Двоюродный брат; – услужливо ответил Глумов. – Проездом он у нее.

– Как он выглядит?

– Ну, что вам сказать… – замялся Глумов. – Если откровенно… Только тет-а-тет… грубиян невоспитанный. А на внешность… Ну, длинный. Прически нет никакой, даже небритый… Брови, знаете, черные, густые. А зовут его Иван. А уж выражается ну до того некультурно. Я бы, знаете, такого к себе не посадил…

«Зато мы его к себе постараемся посадить», – усмехнувшись, подумал Лобанов.

К машине подошел сотрудник.

– Поедешь с этим гражданином, – сказал ему Лобанов. – В управление. Допрос. Опознание чемодана Трофимова. И сразу к дежурному прокурору. Ордер на обыск у гражданки Стуковой. – И тихо добавил: – У Стуковой Иван. Немедленно присылайте ребят.

– Слушаюсь, – кивнул тот.

Глумов побитой собачонкой выполз на тротуар, волоча за собой злосчастный чемодан, и засеменил рядом с сотрудником к стоявшей невдалеке машине.

– Заползай-ка вон туда, – сказал Лобанов своему водителю, указывая на темную подворотню возле дома напротив. – Нечего тут глаза мозолить. Да и обзор оттуда получше. – И добавил: – Только не сразу.

– Все понятно, Александр Матвеевич.

Машина рванулась вперед, промчалась до конца улицы, скрылась за углом, а оттуда, уже спустя некоторое время, медленно подъехала к дому напротив и задним ходом вползла в узкую и темную подворотню.

– Вот так, – удовлетворенно произнес Лобанов, издали следя за ней глазами. – Теперь будем смотреть в оба.

Он подошел к приоткрытой двери подъезда и чутко прислушался. Не уловив ни одного подозрительного звука, Лобанов осторожно двинулся дальше, перешел улицу и по противоположной ее стороне побрел к подворотне, где скрылась машина.

.Усевшись возле водителя, он закурил, пряча сигарету в кулак, потом отдернул рукав и посмотрел на светящийся циферблат часов.

Так, десять минут двенадцатого. Вряд ли, конечно, Иван рискнет на ночь глядя выходить из дому. Да и куда ему идти? Он же понимает, что его ищут. Придется расставить ребят и ждать до утра. Идти к Стуковой сейчас бесполезно: она никому не откроет. А там прилетит Сергей. Собственно, он уже через час прилетит. Николай его встретит, отвезет в гостиницу. Пожалуй, надо будет и самому туда подъехать потом. Ребята, однако, что-то задерживаются.

Лобанов размышлял, не спуская глаз с дома десять напротив. Никто пока не вышел из подъезда, и никто туда не вошел. А в окне Стуковой на четвертом этаже по-прежнему горел свет, за легкой шторой мелькнула чья-то тень и исчезла. Вот человек снова подошел к окну. Это она, Стукова. Вот она отошла от окна. Тень исчезла. И снова появилась! Теперь это, кажется, не она. Да, да, это он! Отошел.

Лобанов насторожился. Что-то они там заволновались. С чего бы это? Может быть, они следили за Глумовым и видели… Нет. Из окна четвертого этажа подъезд не виден. И потом, они не гасили в комнате свет. Тогда чего они волнуются? Ну, положим, волноваться есть от чего. Ведь знает, что его ищут, по всему городу ищут. Вот и нет покоя, вот и мерещится всякое.

Надо ждать. А ребята все-таки задерживаются. Может быть, дежурная опергруппа выехала на какое-нибудь происшествие? Тогда плохо. Сотрудников придется вызывать из дому.

Пожалуй, надо стать в подъезде. Если он все-таки выйдет, сразу брать, чтобы не успел опомниться.

Лобанов расстегнул пальто, поправил кобуру пистолета под пиджаком и сказал водителю:

– Я буду там. – Он кивнул на подъезд. – В случае чего поможешь мне. И не забудь: во дворе Андрей.

Он не успел еще выбраться из машины, как сразу произошло два события.

Из-за дальнего угла улицы неожиданно вынырнула машина. И в тот же момент из подъезда вышла женщина, но, заметив машину, тут же юркнула обратно. «Стукова! – пронеслось в голове у Лобанова. – Сейчас она увидит… Это же, наверное, ребята приехали…»

Машина, однако, спокойно проехала мимо и остановилась возле какого-то дома невдалеке.

Лобанов напряженно наблюдал, не рискуя появиться на улице: Стукова наверняка стоит в подъезде и тоже наблюдает. Но приехавшую машину она не видит.

Между тем оттуда вышли два человека, – всего два! – о чем-то посовещались, затем пересекли улицу и двинулись в направлении дома, возле которого прятался со своей машиной Лобанов.

Он осторожно следил за ними, не выпуская из вида и подъезд, дома напротив.

Люди приближались. Их темные силуэты проступали все четче, все яснее. Люди шли и о чем-то негромко беседовали.

Лобанова охватила досада. Нет, это были не его ребята, это были совсем другие, посторонние люди. Хотя…

И тут же теплая волна внезапно поднялась в груди, и Лобанов чуть не бросился навстречу им. Усилием воли он заставил себя остаться на месте, даже еще плотнее прижаться к шершавой, холодной стене дома.

И только когда люди почти поравнялись с темной подворотней, Лобанов негромко окликнул:

– Сергей!..

– Я, я… Салют… – не поворачивая головы, тихо ответил, проходя мимо, Коршунов. – Не высовывайся. Там женщина какая-то в подъезде.

– Это Стукова…

– Мы так и подумали. Я к тебе сейчас…

Они уже прошли подворотню, Коршунов и Храмов, и Лобанов не расслышал последних слов друга. И еще потому, что очень громко, оглушительно билось сердце.

Лобанов только видел, как темные силуэты вдруг разделились. Один пропал, другой пересек улицу. «Николай», – догадался Лобанов.

Храмов теперь осторожно приближался к подъезду напротив, вот он замер в двух шагах от него, прислушался…

И в этот момент кто-то крепко обхватил Лобанова сзади за плечи.

– Ну вот и я, – сказал Коршунов, выпуская друга из объятий. – Прямо с неба на вас свалился,

– Не ждал я тебя тут, – улыбнулся Лобанов.

– Сам не ждал. Самолет мой пришел раньше. Связались с дежурным. Он все доложил. Сейчас приедут твои ребята. Давай мозговать. Какая тут ситуация пока?

Лобанов принялся торопливо рассказывать.

– В квартире его сейчас без шума не возьмешь, – закончил он. – Надо ждать до утра, когда выйдет.

– Гм… – с сомнением покачал головой Коршунов, что-то соображая про себя.

– 

За несколько минут до всех этих событий в квартире Глумова зазвонил телефон. Подошла соседка.

– Сейчас узнаю, – сказала она и, положив трубку, направилась в глубь коридора. Там она постучала в одну из дверей и крикнула:

– Василия Евдокимовича к телефону!

– Нет его, заразы! – пробасила из постели Мария Федоровна. – Куда его леший занес, не знаю.

…Нинель Даниловна повесила трубку и испуганно сообщила:

– Его до сих пор нет дома. Боже мой, что это значит? Мне почему-то безумно страшно.

– Та-ак, – настораживаясь, проговорил ее гость и с угрозой добавил: – Дернула, меня нелегкая сюда заскочить. Если б знал, что он из больницы встречать нас приехал… Видишь, дура, ему даже свиданку не дают. Значит, на крючке он у них. И его заместо крючка, на вокзал кинули. А тут еще эта козявка припуталась. Ну, ладно, раз так. Живым я им не дамся. Трупом вынесут, и не одного меня… – Он, не стесняясь Нинель Даниловны, грубо выругался, потом мрачно взглянул на нее и, подумав, приказал: – Одевайся. Швырнись по улице, разуй там свои зенки. – И, ощупав что-то тяжелое в кармане, повторил: – Живым не дамся.

Всхлипнув, Нинель Даниловна метнулась в переднюю.

– Так что будем делать? – нетерпеливо спросил Лобанов. – Она еще, наверное, стоит там, в подъезде.

– Нет, – сказал Сергей, взглянув через плечо на противоположную сторону улицы, откуда Храмов в этот-момент махнул рукой. – Подъезд свободен.

Лобанов быстро оглянулся.

– И в окне никого нет, – добавил он.

– Тогда пошли, – решительно произнес Коршунов. – Одного водителя во двор, к твоему сотруднику. Храмов с другим остаются около подъезда. А мы с тобой давай поднимемся. Надо быть ближе к объекту. Мало ли что. Возьми фонарь.

Они торопливо пересекли улицу и, предупредив Храмова, стали медленно, то и дело прислушиваясь, подниматься по полутемной лестнице. При этом оба, не сговариваясь, переложили пистолеты в карманы пальто, переведя их на боевой взвод.

Лестница была полна холодной, звенящей тишины, сотканной из десятков знакомых, далеких и посторонних звуков. Где-то играла музыка, плакал ребенок, стрекотала швейная машинка, вдруг жалобно мяукнула кошка… Все это было понятно, знакомо, все это было тишиной на этой полутемной, пустой, уходящей вверх лестнице.

Когда друзья достигли площадки второго этажа, где-то наверху неожиданно звякнул замок, тихо скрипнула дверь, короткий луч света скользнул по лестничному проему и тотчас исчез: дверь наверху бесшумно приоткрыли. И снова воцарилась тишина. Только плакал ребенок и далеко-далеко играла музыка…

Друзья замерли. Луч света указал точно: дверь открыли на четвертом этаже. Сергей первым отделился от стены и стал красться вверх по лестнице. Лобанов последовал за ним.

Вот и третий этаж. Здесь они снова затаив дыхание прислушались. И неожиданно до них донеслись чьи-то осторожные, едва различимые шаги. Человек двигался вверх по лестнице. Вверх, а не вниз!

Сергей, наклонившись к Лобанову, прошептал:

– Ты осмотрел чердак?

Тот досадливо покачал головой.

– Тогда вперед, – тихо произнес Сергей.

Они стали подниматься по лестнице.

Неожиданно наверху послышалась какая-то возня, затем металлический лязг, и снова все стихло.

– Он на чердаке! – сдавленным голосом воскликнул Лобанов.

И оба, уже не заботясь о производимом ими шуме, перепрыгивая через ступени, устремились вверх по лестнице.

Они проскочили четвертый этаж, затем пятый. Лестница теперь, правда, другая, железная, узкая, вела дальше, прямо под потолок, и заканчивалась железным люком.

Лобанов уперся в него плечом и хотел уже было откинуть его и вскочить на чердак, но Коршунов резко оттолкнул друга.

– Ты что? – глухо бросил он. – А если… Пригнись!

Сергей с силой отбросил крышку люка и быстро отпрянул в сторону.

И тут грохнул выстрел!

Пуля просвистела совсем рядом. На чердаке что-то обрушилось, покатилось…

В этот момент Коршунов ринулся в темный проем. Но там он не вскочил на ноги, а мягко перекатился на левый бок, держа в руке пистолет, и крикнул:

– Бросай оружие!.. Хочешь вышку заработать?!

Ему никто не ответил.

Сергей только почувствовал, как в люк проскользнул Лобанов. Глаза его уже привы'кли к темноте, и он различил вдалеке серый проем чердачного окна.

– Стереги его здесь, – шепнул он Лобанову. – Я пролезу к окну. А то как бы не ушел.

Сергей приподнялся и, ощупывая руками путь впереди, пополз по дощатому неровному полу. Толстая косая балка преградила ему путь. Он, прячась за нее, поднялся на ноги. Окно было почти рядом.

И тут Сергей заметил тень, отпрянувшую в сторону.

– Бросай оружие, – снова приказал он уже негромко. – Бросай, говорю.

И снова на звук его голоса грохнул выстрел, так близко, что Сергей ощутил резкий запах пороха. Вздрогнула балка, за которую он держался, и Сергей понял, что пуля попала в нее.

В этот момент со стороны люка, где находился Лобанов, ударил узкий пучок света, путаясь в клубках поднятой вокруг пыли.

– Берегись! – крикнул Сергей.

И снова выстрел!

– Берегусь, – насмешливо откликнулся Лобанов.

Голос его прозвучал совсем не оттуда, откуда продолжал светить фонарик.

А Коршунов в этот миг заметил метнувшуюся к окну тень.

И тогда, уже не задумываясь, он ринулся вперед на пригнувшегося, изготовившегося к прыжку человека и с размаху ударил его рукояткой пистолета. Человек, глухо вскрикнув, упал, увлекая Сергея за собой, но тут же вывернулся и коротким движением откуда-то снизу нанес ему ответный удар. Раздался звон выбитого стекла.

К Сергею подполз Лобанов, обнял его за плечи. Но Сергей, оттолкнув его, поднял пистолет.

Выстрел!

И человек медленно, тяжело осел на пол возле окна, цепляясь руками за переплет рамы.

Лобанов бросился к нему.

«Неужели прикончил? – пронеслось в голове у Сергея. – Не может быть».

– Ах ты, черт! – раздался возглас Лобанова. – Кусаться?!

Почти одновременно лучи света неожиданно забегали по чердаку, и кто-то крикнул:

– Где вы тут, Александр Матвеевич?

Прибыла оперативная группа.

Сергей поднялся на ноги. В боку саднило, но слабости не было. «Ножом зацепил, – подумал он. – Пустяк».

Человека уже волокли к люку.

– Нога у него прострелена, – сказал один из оперативников.

– Храмов здесь? – громко спросил Лобанов.

– Так точно, – раздалось из темноты чердака.

– Давай на обыск к Стуковой. Быстренько, – приказал Лобанов. – Возьми ребят. Эта дамочка уже все прячет. Ордер получили?

– Так точно.

– Ну, двигайте. Этого в управление. Допрос завтра. Я еду с полковником Коршуновым в гостиницу. – И, оглянувшись, спросил: – Ты как, Сергей?

– Порядок. Идем.

Все собрались около люка и по очереди стали спускаться вниз.

На площадках лестницы сотрудники милиции успокаивали взбудораженных жильцов.

Лобанов перегнулся через перила и увидел Наташу. Она стояла возле приоткрытой двери квартиры и, прижав руки к груди, неотрывно смотрела наверх.

Их глаза встретились. Лобанов помахал рукой.

– Все в порядке! – крикнул он. – Идите спать. Наделали мы вам тут шуму.

Наташа слабо улыбнулась дрожащими губами и прислонилась к дверному косяку, двинуться не было сил.

…В гостинице Коршунову сделали перевязку. Рана и в самом деле оказалась пустяковой.

– Эх, – вздохнул Сергей. – Костюм ладно, а вот пальто новое жалко.

– Да уж, – согласился Лобанов. – Мировое у тебя пальто… было. Подавай рапорт руководству. Это все-таки производственная специфика. Кому в таких случаях молоко выдают, а нам…

В дверь номера постучали. Вошел официант с подносом в руках.

– Давай-ка закусим, – оживился Лобанов. – И выпьем по рюмочке за твой благополучный прилет. Ну и вообще.

Он не мог сдержать счастливой улыбки.

– Интересно, за что «вообще»? – подозрительно покосился на него Сергей, подсаживаясь к столу.

На следующий день Коршунов и. Лобанов поехали в тюрьму.

– Как наш вчерашний? – спросил у дежурного Лобанов. – Лежит или ходит?

– Прыгает, – усмехнулся тот. – Костыль ему выдали. Лежать не желает. В санчасти со всеми лясы точит.

– Ну так давайте его сюда. Пусть с нами поточит.

Через несколько минут в дверях следственной комнаты появился, опираясь на костыль, долговязый чернобровый парень. Он хмуро огляделся, поджал тонкие губы и молча проковылял к столу.

– Ну, Рожков, будете все сами рассказывать или как? – спросил Коршунов.

При упоминании его фамилии парень чуть вздрогнул.

– Докопались? – зло проговорил он.

– Меньше в поезде пить надо, – усмехнулся Сергей. – Или сразу сдавать бутылки. Так как?

– Ничего не знаю.

– А зачем в Борек приехали, тоже не знаете?

– Воздухом дышать.

– Та-ак, – протянул Коршунов. – Ну что ж. Провоз наркотика мы вам докажем. Ранение на вокзале нашего отрудника тоже. И вчерашнюю стрельбу, конечно. Откуда пистолет взяли?

– На улице за углом нашел.

– Мы посмотрим на тот угол, Рожков. Как следует посмотрим. Он, кстати, в Борске или…

– В Борске. Где ж еще?

– Мало ли где. Придется вспоминать. Много чего вам придется вспомнить, Рожков. А что забудете, мы вам напомним.

– Третья судимость у тебя наворачивается, – вступил в разговор Лобанов. – Это тоже не забудь. Серьезное это дело.

– Ни за что сажали, – передернул плечами Рожков.

– Как сказать, – снова усмехнулся Коршунов. – Может, и сейчас ни за что?

– Ну, приехал. Ну, дрался на вокзале, – хмуро ответил Рожков. – Ну, стрелял вчера. Ни в кого не попал. Вот и все за мной.

Сергей покачал головой:

– Нет. Не все. За вами хвост тянется вон откуда. – Он махнул рукой. – В Ташкенте он начинается. Там еще разбираться будем.

Рожков внезапно подался вперед, по лицу его пробежала судорога.

– Не поеду в Ташкент, понял?! – крикнул он, стукнув костылем по полу. – Умру, не поеду!.. Нету там ничего! Нету! Нету!..

Коршунов и Лобанов переглянулись.

– Поедешь, – негромко и твердо ответил Сергей. – Со мной поедешь.