– Это было бы честно, – тихо ответил Вик. В голове у него царил сплошной сумбур. Что у него в жизни было настоящего? Мама, собака и бледная, полная лакун копия знаменитой записи… Да дурацкое странник-сквоттерство, в которое он, бездарь, влез вслед за Глебом. Мама давно умерла. Собаку еще раньше поймали и съели бомжи. А запись – осталась… и Глеб – вот он, стоит, намотав патлы на кулак, и смотрит куда-то в сторону.

Между горизонтом и свинцовыми тучами очистилась полоска неба, и оттуда били красные закатные лучи. Глеб молчал, щурился на солнце.

– Понимаешь, какое дело, – наконец проговорил он. – Тут такое дело…

– Да какое дело? – Вику хотелось плакать. – Вранье сплошное… Я портрет капитана на стене держал… идиот…

– Понимаешь… – замялся Глеб. – Запись, конечно, лажа. Только не вся.

Устроившись в капитанской каюте, Женька собралась было послушать музыку, но передумала: надевать наушники почему-то показалось опасным. Ей было не по себе в пустом корабле. Женька чувствовала себя одинокой и несчастной; все чудились какие-то шорохи, постукивания, будто заброшенный корабль жил своей тайной жизнью. И Данька тоже беспокоился, капризничал, то и дело принимался реветь. Женька начинала бояться, что он заболевает. Уложив сына на койку, она включила в каюте весь свет, плотно прикрыла дверь и легла, надеясь подремать.

Кто-то шел по коридору. Кто-то ужасный шаркал, охал и сопел, звуки прорывались сквозь дрему, складывались в картинки – огромный леший подкрадывался к парализованной сном Женьке. Испуганно захныкал Данька, и это наконец вывело ее из муторного оцепенения. «Эй, кто здесь?» – окликнула Женька. Никто не отозвался, но звук шагов затих, будто кто-то прятался на корабле. И этот запах… нет, уже вонь. Женька встала, взяла Даньку на руки и отошла в глубь каюты, напряженно прислушиваясь и жалея, что дверь нельзя запереть.

Снова раздались шаркающие шаги, теперь – совершенно отчетливые. Женька застыла от ужаса, все крепче прижимая к себе сына, и уставилась на дверь. Ей очень хотелось подпереть ее чем-нибудь, но от страха девушка не могла сдвинуться с места. Шаги приблизились и затихли. Теперь Женька была уверена, что кто-то стоит перед каютой. «Кто здесь?» – повторила она, и тут дверь распахнулась.

На пороге стоял капитан Крылов. Он уставился на Женьку безумными мутными глазами, раскрыл беззубый рот, собираясь что-то сказать, – и тут Женька зажмурилась и завизжала.

Уже стемнело, а они так и сидели под боком «Ареса». Неизвестно, о чем думал Глеб. Может, о том, что честнее – говорить правду или создавать мечту. Вик же размышлял о Первой Марсианской. Было? Или не было? Ложь? Правда? Мертвое лицо капитана, заросшее нечистой бородой, – фальшивка? Бесконечная марсианская степь, холод, пугающая легкость в ногах – подделка?

Дикий визг, чуть приглушенный стенами, оборвал поток мыслей. Отчаянно зарыдал младенец. Ступор прошел, и Вик, сшибая на пути какую-то посуду, бросился к «Аресу». Отшвырнул с дороги бегущего туда же подростка, столкнулся у входа с Глебом и вслед за ним взлетел по трапу. Они успели вовремя: Женька, совершенно невменяемая, вывалилась им на руки из каюты. Губы у нее побелели, глаза в свете фонаря были как плошки. Она тряслась и всхлипывала – неслышно за воплями побагровевшего от натуги Даньки. Подхватив Женьку под руки, Вик с Глебом кое-как свели ее вниз по трапу и бросились разводить костер. Потоптанный подросток сунул к перекошенному Женькиному рту кружку с водой.

Андрей качал на руках Даньку и гудел в темпе похоронного марша какой-то древний рок-н-ролл. Как ни странно, младенца это успокаивало; он еще пару раз всхлипнул и затих. Женька немного пришла в себя, взяла в руки кружку. Зубы застучали об край, когда она попыталась пить; Женька закашлялась, отставила кружку в сторону.

– Кажется, я видела призрака, – чуть заикаясь, сказала она.

– Какого призрака?!

– Крылова… Капитана Крылова…

Женька спрятала лицо в ладони и снова расплакалась.

Как оказалось, она успела многое рассмотреть. Седые длинные волосы и борода обрамляли лицо в глубоких морщинах и коричневых пятнах, и руки тоже пятнистые, усохшие, с желтыми ногтями. На капитане были кальсоны и серая рубашка с завязками у ворота – наверное, поддевка под скафандр… Он выглядел как глубокий старик… но все-таки это, несомненно, был капитан.

Вик не знал, что и думать. Это же она, Женька, которая никогда не истерила, ничего не боялась и посмеивалась над мистиками, которых среди сквоттеров, конечно, много. Но поверить в привидение тоже трудно. Вик посмотрел на Глеба и похолодел: Большой мучительно кривился, тер лоб и шевелил губами, будто пытался решить в уме сложную задачу. В руках он вертел диск с записью Первой Марсианской.

Вик почти боялся увидеть во сне мертвого капитана. Слишком много всего произошло за один день, слишком загадочно оно вертелось вокруг злосчастной экспедиции, память о которой оказалась такой мрачной. Но заснуть так и не удалось. Едва задремав, он услышал шелест тихих голосов. Кто-то переговаривался рядом с палаткой; задрожала нейлоновая стенка – не смотрят под ноги, болваны, сейчас все растяжки повыдергивают… Потом кто-то ахнул и закричал:

– Эй! Марсовы слезки зацвели!

Растеряв остатки сна, Вик торопливо расстегнул спальник. Марсовы слезки раскрывались только дважды в день, перед рассветом и в сумерках, и пропустить первое цветение не хотелось… особенно после вчерашнего вечера и сумасшедшей ночи. Может, марсовы слезки – это ответ, смутно подумал он и выбрался из палатки.

До самого горизонта стелился жемчужный свет, и ковыль волнами шел под легким ветром, как полупрозрачное серебристое покрывало, наброшенное на алый бархат. Вик отошел на край лагеря и присел на корточки. Кисти глубоко красных цветов-бубенчиков чуть подрагивали на коротких тонких стеблях, укрытые травой. К ароматам степи и запашку лагеря примешивалось сладко-горькое, ни на что не похожее благоухание – так пахло в детских мечтах звездное небо, огромные пространства, дорога, воля.

Вик сорвал один цветок. Он тут же истаял на ладони в прах, оставив лишь хрупкую охряную скорлупку.

– Многие думают, что это всего лишь мутация, – тихо сказал за спиной Чарли.

– Строго вокруг корабля?

– Конечно. Топливо. Излучение… Хочешь чаю?

Вик стряхнул остатки цветка с ладони и взял чашку.

– А что думаешь ты?

Чарли пожал плечами.

– Я думаю: хорошо, что они есть.

На следующую ночь устроили засаду на корабле. Напросился и Чарли – ему не смогли отказать, когда он серьезно и старательно произнес:

– Если появится призрак, я с ним справлюсь. В Шотландии очень много призраков. Я привык.

И они пошли на корабль – Чарли, Андрей и Вик, одолеваемый смутными предчувствиями. В привидения он не верил. Он верил в Глеба – когда-то. А теперь… Глеба звали – но тот отказался. Отказался сделать запись о том, как ждали на заброшенном звездолете призрак капитана! Их он тоже пытался отговорить, но Вик уперся. Он хотел знать, что происходит. И кто до одури напугал Женьку – тоже хотел знать.

На корабле все было именно так, как она рассказывала. Белый стерильный свет и муторный запашок. Воздух с привкусом древней дезинфекции и металлическое эхо. Шаркающее шаги. Скрип медленно раскрывающейся двери в каюту. Дикое, ужасающее лицо, один в один похожее на посмертное фото, и желтоватые пятна на рубашке с завязками…

– Чего ты хочешь, о призрак? – хрипло выговорил Чарли.

– А где этот ваш главный волосатик? – спросил призрак. – Он мне яблочек обещал, яблочек обещал потереть…

Это был капитан Крылов собственной персоной – невероятно дряхлый и совершенно безумный, главный пациент секретной психбольницы, по горькой иронии расположенной совсем недалеко от места, где он посадил свой корабль. Вик подумал – может, он сошел с ума, когда «Арес» совершил посадку на Марс? А может, чуть раньше, а может, чуть позже, когда вышел под бесконечно чуждое фиолетовое небо и увидел бесконечную степь, бескрайнее море цветущих марсовых слезок. Но ведь экспедиции не было, вдруг вспомнил он.

– Схожу за яблоками, – сказал Чарли и двинулся к выходу. Его остановил мрачный голос Глеба.

– Ну ладно, поиграли и хватит, – сказал он, боком вдвигаясь в каюту. – Капитан, я же просил вас не показываться…

– Да брось, Глебушка, они хорошие ребята, никому не расскажут, – добродушно отмахнулся Крылов. – Не расскажете же?

Вик с Андреем старательно замотали головами, а Чарли вдруг нахмурился.

– Мы, конечно, не расскажем, – сказал он. – Но что именно мы не расскажем?

Глеб глубоко вздохнул.

– Помнишь, Чарли, как Женьку в больницу возил? – спросил он. Шотландец кивнул. – Сперва я ничего не понял, полез туда, просто потому что давно хотел снять чувствилку-саспенс. Ну, типа – ветер, заброшенный корпус, чуваки с автоматами…

– Да, мы поняли, – поторопил его Вик, нервно косясь на Крылова.

– Ну, в общем… – повторил Глеб…

Обойти охрану оказалось не то чтобы легко, но и не слишком трудно – на входе Глеб прикинулся пациентом, а на пустынной, в пыльных смерчиках территории практически безлюдной больницы – очень тупым пациентом. Дверь в заброшенный одноэтажный корпус была, конечно, заперта, и Глеб для начала решил обойти здание кругом. Он продирался сквозь серую от пыли полынь, когда внезапно его хриплым шепотом окликнули из окна.

– Эй, волосатик, – услышал Глеб. Поднял голову и увидел прижатое к решетке лицо Крылова…

Сначала он просто не поверил себе. Потом – сопоставил полупустые здания, в которых даже пластырь, наверное, не сопрешь, безобидных фермеров, населяющих окрестности, и охрану с автоматами. И запись-чувствилку Первой Марсианской, которая, конечно, фейк – но, кажется, не вся… К его досаде, Крылов и правда был невменяем. Из героя-космонавта он превратился в слабоумную развалину – интересовали капитана только яблочки, недоступные из-за больных зубов. Глеб ушел и вернулся на другой день с пакетом яблок, теркой и обрезанной бутылкой из-под воды, которую можно было передать через решетку.

Его усилия оказались напрасны: Крылов утверждал, что всегда находился в больнице и ничего в жизни не видел, кроме ковыльной степи, расчерченной оконной решеткой. Все ему чудилось, что он улетает куда-то с Земли, виделись другие планеты, – вот и сидит, потому что сам себе опасен. «Вспомните, – умолял Глеб. – Вы в самом деле были капитаном. Вы действительно летали на Марс. Вспомните ваш корабль – огромный блестящий диск. Если бы ваши окна выходили на другую сторону, вы могли бы видеть его прямо отсюда…» «Корабль помню, – легко соглашался Крылов, – здоровенная железяка. Приезжал один прыщ, возил фотографировать. Меня тогда в форму нарядили, красивая форма, получше, чем у тех, других… Только давно это было, я уже подробностей не помню. А чтоб на Марс летать – это ты что-то путаешь, волосатик». Глеб рычал и плевался, а Крылов отводил глаза и все твердил: корабль помню и фото, а остального – не было.

Глеб притащил ему запись экспедиции. Крылов пришел в восторг от «кино»: «Умеют же сделать, прямо как там побывал. Страшное место, – помолчав, добавил он. – Так и представлял». Это было все. Глеб пересказывал все, что знал о Первой Марсианской, – Крылов отводил глаза и пожимал плечами. Глеб уже сам себе казался сумасшедшим: может, он ошибается, и запись – подделка от начала до конца, как и сказал заказчик? Он все думал: может быть, если вытащить Крылова из-под надзора и привести на корабль, что-то проснется в изуродованной памяти, и тайна экспедиции окажется наконец раскрыта…

– И, в общем, пару дней назад я его похитил, – скучным голосом закончил Глеб и наклонил голову, прислушиваясь. Стены корабля глушили любые звуки, но входной люк оставался открытым, и сквозь него долетали возбужденные голоса. Они, не сговариваясь, бросились к выходу. Вик заметил, как капитан устремился следом, и успел подумать, что это лишнее, это нехорошо…

Вокруг корабля вспыхнули прожекторы, и мегафонный глас приказал выходить по одному. Глеб выругался, схватил Крылова за руку, отталкивая себе за спину – как будто мог защитить капитана от вооруженных людей, намеренных сохранить им самим неизвестную тайну навсегда. Крылов покачнулся, захрипел – Вик и Чарли бросились было на помощь, но резкий оклик и металлический стук снятого предохранителя остановили их.

Они вышли из корабля, стараясь не делать резких движений – где-то в темноте все больше нервничали вооруженные люди, и мегафон надрывался, грозя открыть огонь. Увидев их, из темноты вынырнул багровый от воплей лейтенант, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Глеб вытянул руку, жестом останавливая его – и тот вдруг послушался. Глеб-Большой с кривой улыбкой посмотрел на Вика, на Женьку, Андрея, на всех остальных – будто прощаясь и прося простить. Вытянул из кармана какую-то бумажку, сунул под нос лейтенанту – и тот вдруг вытянулся и взял под козырек.

– На каком основании вмешиваетесь в операцию? – суконным голосом проскрипел Глеб.

– Ну и жук! – выдохнул Андрей с возмущением и восторгом. Глеб выговаривал. Лейтенант краснел, бледнел и явно мечтал провалиться сквозь землю.

Крылов умер у них на руках через десять минут – умер от старости и истощения в своей капитанской каюте. Угасающий мозг капитана уже не воспринимал реальность, погруженный в самые яркие и страшные воспоминания, и Вик, наблюдая за лицом Крылова, слушая его бессильное бормотание, понимал, почему запись подменили фальшивкой – если ее вообще подменяли. А как же остальные, вяло думал он. Такие же невольные актеры? Или герои, действительно погибшие на Марсе – или по дороге с него? По легенде, Вонг тоже вернулся… вернее, то, что от него осталось. По легенде. А на самом деле? Вик не понимал. Он мог только ужасаться и восхищаться вместе с умирающим капитаном. И в тот момент не было разницы, настоящий ли Марс они видели или иллюзорный, созданный больным воображением. Нет разницы, думал Вик. Если Марс настолько бесчеловечен, что лишает разума, то мечтать не о чем, и пусть себе Глеб клепает фальшивку, пусть создает поддельную мечту… Но в момент смерти Крылов наконец-то смог все забыть. Капитан вздохнул в последний раз, уверенный, что с минуту на минуту двигатели «Ареса» заработают и корабль унесет его на вымечтанный Марс. И Вик почти завидовал ему.

– Что теперь? Тело на опыты заберете? – спросил Глеб у сидевшего под кораблем лейтенанта.

– Какие опыты, – мрачно ответил лейтенант. – Кому это теперь нужно… – он слегка покраснел. – Вы похороните его… По-человечески.

– Без тебя бы не сообразили, – буркнул Глеб.

– Откуда у тебя эта бумажка? – мрачно спросил Вик. Вокруг насторожили уши. – Кто ты по ней? Генерал тайной полиции?

– Чушь несешь, – спокойно ответил Глеб. – Эту бумажку мне дал хрыч с погонами. На случай, если во время редактуры возникнут проблемы… Не хотел брать. А видишь – пригодилась.

Квадраты желтой смятой травы обозначали места, где стояли палатки. Сквоттеры сидели на рюкзаках, уложенных в тени корабля, и смотрели на дорогу, где вдалеке клубилось облако пыли. Лейтенант пообещал отвезти их на станцию.

– Мы останемся, – сказала Женька, укачивая Даньку. Волосы у нее были мокрые – успела искупаться напоследок. – Поживем у дяди Чена.

– Я тоже останусь, – сказал вдруг Чарли. – Не хочу в Эдинбург.

– В Глазго, – поправила Женька.

– Какая разница…

Глеб вдруг привстал.

– Андрюха, – окликнул он, – у тебя вроде с собой та книжка была? Про экспедицию? Дай на минутку!

Андрей со стенаниями принялся копаться в рюкзаке. Глеб пробормотал: «Отличишь одного китайца от другого, а, Вик?» Тот пожал плечами.

Андрей сердито протянул тоненькую потрепанную книжку, и Глеб раскрыл ее на предстартовой фотографии экипажа. Они стояли на фоне «Ареса» – молодые, подтянутые. Их лица сияли. Вик знал их имена наизусть. Кряжистый бородатый Крылов – капитан. Черноглазый носатый Ахметов – биолог и врач. Невысокий жилистый Терпугов – геофизик. Белокурый здоровяк Антипов и маленький китаец Вонг – пилоты. Глеб ухмыльнулся и захлопнул книгу.

– Так вы к дяде Чену? – спросил он у Женьки. – Точно?

– Угу, – ответила она.

– Расспросите его о марсовых слезках.

Женька удивленно нахмурилась, а Чарли вдруг заулыбался и хлопнул Большого по плечу.

– Я тебе напишу все, что узнаю, – сказал он.

– Поторопись, – ответил Глеб. – Мне для работы надо. Заказ сложный, а время уже поджимает.

Вик усмехнулся и в последний раз оглядел корабль и степь за ним. Там неслась по ковылю дрофа. Птица изгибала шею, далеко выкидывала мощные ноги и все трясла, трясла куцыми крылышками – будто вот-вот взлетит.