4

Разведка сообщила мне то, что я и сам предполагал. Спасибо рыцарю Марку! Не зря он попадался мне в плен дважды. Лондонцев сделали наживкой. Вильгельм Ипрский, граф Кентский, презирал горожан. Ему было не жалко потерять три сотни мужланов, возомнивших себя воинами. Сам он с отрядом рыцарей, конных сержантов и арбалетчиков расположился в замке неподалеку. У него будет возможность устроить мне засаду на обратном пути. Если графа Кентского вовремя предупредят о моем нападении на лондонцев. На счет этого я позабочусь.

Я разделил свой отряд на три части. Две сотни лучников отдал под командование Умфры. Они выйдут из лагеря позже нас и вроде бы в другую сторону. Что-то мне подсказывает, что в нашем войске есть осведомители короля Стефана. Кто-то сообщил врагу, когда и куда пойдет отряд Вильгельма де Румара. Засаду организовали грамотно, но дисциплина их подвела, слишком рано начали стрелять, а то бы перебили весь отряд лорда Болингброка. Я же со своими рыцарями и конными сержантами отправился к лондонцам. Вместе со мной скакали маркиз Генрих и два его рыцаря, те самые, что сражались со мной. Остальную его свиту я категорически отказался брать с собой. Кое-кто из них высказал подозрения по поводу моих замыслов, на что я ответил, что никого с собой не зову, без анжуйцев даже лучше будет.

– Там будет грязная работа, не для рыцарей, только помешают, – объяснил я юному наследнику норманнского герцога, когда мы скакали по лесной дороге под мелким дождем, который зарядил с утра. – И вообще, время рыцарей, как лучшего войска, уходит. Будущее за копейщиками, лучниками, сержантами, которые будут служить круглый год, а не два месяца, получать деньги от короля и оставаться верными ему и только ему, пока будет платить им. Будущее за дисциплинированным войском, четко выполняющим приказы командира, а не за неуправляемой вольницей, в которой каждый считает самым главным себя. Рыцари – это красиво, но в наше время затраты на них уже слишком превышают пользу от их действий на поле боя. Война ведется не для хвастовства, а для победы. Надо уничтожить как можно больше врагов с как можно меньшими потерями. А как это будет сделано – красиво или не очень – не важно.

К ночи мы добрались до наживки, заготовленной Вильгельмом Ипрским, графом Кентским. Уверен, что ему уже сообщили о передвижении моего отряда. Наверное, потирает руки от удовольствия, представляя, как ловко обхитрил меня. Самый верный способ оказаться в дураках – считать себя самым хитрым.

Я не пошел резать спящих лондонцев, предоставил Джону руководить операцией. Он не хуже меня знает, что и как надо делать. Вместе с маркизом Генрихом и другими рыцарями завалился спать под охраной оруженосцев и слуг. Дождь к ночи перестал. В лесу, где мы остановились, было сыро и зябко. А в Португалии сейчас слишком жарко.

– Когда мы нападем? – спросил меня Генрих, которому не спалось.

– Мы не будем нападать, – ответил я. – Утром мы проверим, как мои подчиненные выполнили мой приказ.

На рассвете прибыл посыльный от Джона с сообщением, что все прошло удачно. Мы поскакали к лагерю лондонцев. Там мои валлийцы уже заканчивали шмонать трупы и паковать трофеи. Три сотни тел с перерезанными глотками лежали в лужах крови. Зрелище не для слабонервных. Генрих и его рыцари немного побледнели.

– Мы без потерь уничтожили более чем вдвое превосходящего противника. Теперь у нас на триста врагов меньше, – сообщил им. – На войне цель оправдывает средства.

Анжуйцы воздержались от комментариев. Может быть, потому, что боялись не справиться с позывами к рвоте.

К нам подвели оставленных в живых по моему приказу десятерых лондонцев. Их командир – мужчина лет тридцати трех, рослый, с туповатым выражением давно не бритого лица, – был в кольчуге.

– Ты – рыцарь? – спросил я.

– Нет, – ответил он и, видимо зная, какая судьба его ждет, торопливо и жалобно вымолвил: – Меня заставили ее надеть, я не хотел…

– Кто заставил? – поинтересовался я.

– Граф Вильгельм, – ответил командир.

Это было в духе графа Кентского.

– Снимай ее и больше не надевай, даже если прикажут, – сказал я.

Мы отъехали от лагеря лондонцев к тому месту, где мои ребята готовили на кострах завтрак – варили в котлах мясо черно-белого бычка, шкурой которого накрывали арбу, нагруженную трофейным оружием. Лондонцы отыскали не разоренную деревню сторонника императрицы Мод и немного поживились там. Еще два бычка паслись неподалеку от лагеря, а пятерых коров неумело доили мои солдаты.

– Сейчас позавтракаем и отправимся уничтожать других врагов, – сообщил я анжуйцам.

– Мы так рано не едим, – отказался за всех троих маркиз.

– Придется научиться, – сказал я. – Или на войне вам нечего будет делать.

Они поели. Сперва пища застревала в горле, но вскоре вкус вареного мяса отбил неприятные впечатления. Все трое молотили челюстями не менее энергично, чем мои сержанты. Человек ко всему привыкает. Может быть, позже, в мирное время, они вспомнят ужасы войны, но тогда все будет казаться не такими жуткими, как бы ненастоящим.

После завтрака я разрешил своим сержантам поспать пару часиков. Нам некуда было торопиться. Вполне возможно, что за лагерем лондонцев наблюдали люди графа Кентского. Им нужно время, чтобы сообщить, что на наживку клюнули, а графу – чтобы добраться до места засады, в которую должен попасть я со своим отрядом.

День выдался солнечный. Земля парила, отдавая влагу, накопленную вчера. После отдыха мы поехали по лесной дороге, но теперь в обратную сторону и медленнее, подстраиваясь под скорость движения арб, запряженных волами. Вскоре эти волы переберутся на жительство в одну из моих деревень и будут там пахать землю и перевозить урожай с полей в амбары.

Из-за поворота выехали два всадника. Они остановились. Узнав меня, подскакали рысью. Это были два валлийских лучника на трофейных лошадях.

– Мы их перебили! – радостно доложил один из валлийцев.

– Молодцы! – похвалил я и приказал Тибо Кривому: – Командуй обозом, а мы поскачем вперед.

На лесной дороге валялось больше сотни голых трупов. Восемь пленных стояли на обочине на коленях, положив руки на затылок. Умфре очень нравились враги в такой позе. Он сидел на лошади неподалеку от них и посматривал, как лучники пакуют одежду и оружие убитых. Арбалеты, как оружие, не пользовались уважением у лучников, но стоили денег, поэтому с ними обращались сравнительно бережно.

– Рыцарей не было? – спросил я Умфру, хотя знал ответ. Валлиец не выпустил бы рыцарей из засады.

– Нет, – ответил Умфра. – Они, – кивнул он на пленных, – говорят, что должны были дать сигнал, протрубить три раза в рог, когда справятся с нами.

– Оставь здесь человек двадцать, а с остальными перемещайся вперед, занимай позицию и труби, зови графа Кентского, – приказал я.

Во вторую засаду попало около сотни сержантов. Рыцари отстали от них метров на двести, поэтому Умфра решил, что больше никого не будет, и приказал начать стрельбу. Не успели они перебить сержантов, как из-за поворота показались рыцари. Вильгельм Ипрский, граф Кентский, быстро оценил ситуацию, развернул коня и дал деру. А жаль! За него я бы получил… Ладно, не будем делить шкуру удравшего медведя.

Умфра сильно расстроился, что упустил графа. Он ждал от меня упреков, но я сказал:

– Старого матерого лиса так просто не поймаешь. Для Вильгельма Ипрского надо готовить особую западню, поумнее этой.

Нас догнал обоз под командованием Тибо Кривого. Я приказал привести взятых в плен лондонцев. Они сбились кучкой рядом со стоявшими на коленях арбалетчиками. У тех уже затекли ноги, но боялись пошевелиться.

– Кто-нибудь из вас расскажет мне, зачем вы сюда шли? – спросил я арбалетчиков.

– Я расскажу, – вызвался пожилой мужчина с черными курчавыми волосами и смуглой кожей, скорее всего, выходец из южных районов Европы.

– Можешь встать, – разрешил ему.

Арбалетчик встал и, разминая затекшие плечи, рассказал:

– Мы должны были устроить засаду на Византийца. Вот только сами попались.

– А оттуда вы знали, что я здесь проеду? – задал ему вопрос.

– Так нам же сообщили, что ты напал на отряд лондонцев, будешь возвращаться этой дорогой, – ответил арбалетчик.

– То есть, лондонцы были приманкой? Их отправили на убой, чтобы заманить меня в ловушку? – высказал я предположение.

– Ну, вроде того… – немного смутившись, сказал он. – Только ведь это не мы придумали, а граф Вильгельм.

– Хорошему человеку служите! – подковырнул я лондонцев.

Они смотрели на арбалетчиков так, будто именно те и виноваты в их бедах. Все правильно: граф далеко, а арбалетчики – вот они.

– Не понимаю, за каким чертом вы влезли в эту драку?! – обратился я к пленным лондонцам. – На вас никто не нападал. Работали бы себе потихоньку, богатели. А кто теперь будет растить ваших детей?! Неужели граф Вильгельм?! Он вас очень ценит!

– Не хотели императрицу Мод, – выдавил из себя их командир.

– Она и не будет править. У нее уже сын подрос, – показал я на маркиза Генриха. – Я уверен, что он сделал правильные выводы из ошибок, допущенных его матерью. Налоги вам уж точно повышать не будет.

Лондонцы с нескрываемым любопытством посмотрели на Генриха. Король Стефан уже не молод. У него есть два сына, но их претензии на престол еще менее убедительны, чем у отца.

– Ну, что маркиз Генрих, пощадим твоих будущих подданных? – спросил я его и моргнул обоими глазами, подсказывая ответ.

– Да, пощадим, – согласился Генрих.

– Дайте им по ножу, – приказал я лучникам.

Те отобрали из трофеев десяток ножей и раздали лондонцам. Никто не понимал, что я задумал, поэтому подошли ближе и замерли, ожидая продолжения.

– Между вами и свободой вот эти, – показав на стоявших на коленях арбалетчиков, сказал я лондонцам. – Рыцарям не положено убивать пленных, но вы ведь не рыцари, вам все можно.

Они не стали медлить, перерезали глотки арбалетчикам точно так же, как мои валлийцы – их товарищам.

– Я бы на вашем месте пошел туда, – показал я лондонцам в ту сторону, где был их лагерь.

Незачем им встречаться с графом Кентским. Лондонцы тоже так подумали. Сначала шли медленно, не верили, что их отпустят, затем убедились, что не тронут, и побежали довольно резво.

– Ты свободен, – отпустил я разговорчивого арбалетчика. – И поторопись, пока я не передумал.

– Ага! – радостно произнес он и сразу рванул по дороге в ту сторону, откуда пришел его отряд, причем так быстро, что молодые не угнались бы.

– Всего за половину дня мы, не потеряв ни одного человека, перебили полтысячи вражеских солдат, поссорили лондонцев с Вильгельмом Ипрским, сделали их смертными врагами арбалетчиков и благодарными сыну императрицы Мод за спасение, – сказал я маркизу Генриху. – И помощь рыцарей для этого не потребовалась.

Он паренек не глупый, сам многое понял. На обратном пути долго молчал, а потом спросил:

– Ты считаешь, что рыцари не нужны совсем?

– В некоторых случаях они очень нужны, особенно для прорыва пехотного строя, фланговых ударов, преследования противника, – ответил я. – Но основную часть армии должны составлять хорошо обученные, дисциплинированные, профессиональные солдаты. Такая армия была у древних римлян, которые владели почти всем тогдашним миром.

– Но они все-таки проиграли, – возразил маркиз.

– Когда-нибудь каждый народ, как и человек, становится старым и проигрывает молодому и более сильному, хоть и не такому искусному бойцу, – поделился я опытом, накопленным человечеством к двадцать первому веку.

5

Может быть, уничтожение приготовленной мне ловушки, а может, король Стефан просто не хотел сражаться, терять людей, но к Уоллингфорду он не пошел, остался в лагере северо-восточнее Оксфорда. Оставшееся время службы я провел, тренируя маркиза Генриха. Обращался с ним довольно бесцеремонно, от чего наследник герцога Нормандии уже отвык. Чего у паренька не отнимешь – это целеустремленности. Иногда он срывался, швырял деревянный меч в кусты и кричал, что больше не будет заниматься, но потом остывал, брал найденное слугами учебное оружие и продолжал тренировку. За полтора месяца я многому его научил.

– Вернешься в Нормандию, вызови рыцаря Филиппа и продолжи с ним занятия, – посоветовал я в последний день. – У него есть чему поучиться.

– Чему у него учиться?! – возмутился маркиз Генрих. – Он проиграл тебе! И я у него выигрывал в последнее время!

– Он лучший из тех, кто мне здесь встречался, – сказал я. – Тебе еще есть чему у него поучиться. Только запрети ему проигрывать тебе.

– Ты думаешь, он поддавался? – спросил Генрих, не веря в такое коварство.

– Думаю, ему приказали поддаться, – ответил я, – чтобы ты поверил в себя. Только слишком рано это сделали.

В это время мой отряд под командованием Тибо Кривого занимался грабежом деревень сторонников короля Стефана. Скота, зерна и других съестных припасов набирали столько, что наше войско буквально объедалось. Такое впечатление, что мы пришли сюда, чтобы отъесться после зимы. И всякого дешевого барахла понабирали столько, что пришлось делать навес, под которым мои сержанты и лучники складывали свои доли. Ни я, ни граф Глостерский свою долю в этом барахле не брали, а вот мои рыцари с правого берега Мерси и Гилберт не брезговали даже такой мелочью.

По окончанию службы на своих английских сеньоров, я по их просьбе проводил маркиза Генриха до замка Уоллингфорд. Граф Глостерский понимал, что беспокойный наследник, оставшись без тренировок, начнет тратить энергию на активизацию военных действий. Только вот для сражения с королем Стефаном было маловато силенок. Тем более, после ухода моего отряда.

Императрица Мод немного сдала за те пять лет, что мы не виделись. Как и все женщины, она упорно не хотела в это верить. В душе ведь ей всего лет двадцать. Тем более, что Брайен де Инсула по прозвищу Фиц-Каунт смотрел на нее влюбленными глазами даже в присутствии своей жены. Императрица по-прежнему не реагировала на его воздыхания. Наверное, думает, что если ответит на его чувства, то вскоре останется без единственного обожателя. Мужчины такие неблагодарные: едва добьются своего, сразу замечают, что ты не так красива, как казалась. На самом деле, если ты гонишься за женщиной, она начинает убегать, а если не обращаешь на нее внимания, сама припрется. Им ведь мужчины нужнее, чем нам женщины. У них есть только семья, столпом которой является мужчина, а у нас на первом месте дело: война, политика, бизнес… Иногда этим делом становятся женщины. Тогда мужчина оказывается одним из двух типажей: донжуаном, которых женщины ругают, но любят, или мечтателем-воздыхателем, которых хвалят, но презирают. От воздыханий оргазм у нее не случится и дети не появятся. Поэтому императрица Мод не обращала внимания на Фиц-Каунта, а я – на нее.

– У меня есть предложение к тебе, – сказал Брайен де Инсула, лорд Уоллингфордский, пока мы ждали, когда приготовят ужин. – Епископ Генрих Блуаский, младший брат короля, построил крепость ниже по течению Темзы. Мне она мешает. Да и Генриха не помешает наказать за то, что он отказал в поддержке императрице Матильде.

– Предлагаешь захватить ее? – спросил я.

Меня его мотивы мало интересовали. Уверен, что лорд желает не столько насолить епископу, сколько сделать приятное императрице.

– Да, – ответил он. – Я дам тебе в помощь часть моего отряда.

– Помощь, конечно, не помешает, но потребуются еще и деньги, – сообщил я. – Мои рыцари и солдаты не захотят рисковать даром.

– Это само собой! – заверил Фиц-Каунт. – Если сожжете замок, заплачу им вдвойне, а тебе дам еще три манора.

Вот это деловой разговор!

– Замок деревянный? – поинтересовался я.

– Да, – ответил лорд. – Типичный мотт и бейли. У донжона каменный только первый этаж.

– Завтра выступим, – заверил я.

Брайен де Инсула даже гмыкнул расстроено. Наверное, собирался поторговаться или поуговаривать. Теперь у него будет чувство, что переплатил.

– Мне надо торопиться, – сказал я, чтобы уменьшить его огорчение. – Король Португалии осаждает Лиссабон, ждет моей помощи.

На самом деле я не знал, осаждают Лиссабон или нет. Новости здесь распространялись со скоростью движения арбы, запряженной волами.

– Борьба с неверными – это святое дело, – изрек успокоившийся лорд Брайен.

Когда дело касается вопросов веры, люди предпочитают затертые фразы, потому что рационально она не объясняется, а свежая иррациональность звучит глуповато.

Брайен де Инсула выделил мне в помощь трех рыцарей с оруженосцами и два десятка копейщиков, что, примерно, равнялось гарнизону замка, если не считать слуг. Среди оруженосцев был юноша, которого я узнал не столько внешне, сколько по манере поведения.

– Это не ты обещал мне стать хорошим рыцарем? – спросил его.

– Я, сеньор! – звонко ответил юноша. – Спасибо, что оставил мне доспехи и коня и порекомендовал лорду!

– Не за что! – сказал я. – Как тебя зовут?

– Эрик, – ответил он. – Матушка наказала, чтобы я обязательно отблагодарил тебе делом.

– Как она поживает? – из вежливости поинтересовался я.

– Умерла в позапрошлом году, – сразу помрачнев, сообщил он.

– Жаль, хорошая была женщина, – произнес я в утешение, хотя даже лица ее вспомнить не мог. Вежливость делает человека таким вруном!

Замок стоял на двух насыпных холмах на берегу Темзы. Хозяйственный двор располагался на более широком и низком холме. Донжон, к тому же, окружал более высокий частокол. Башня всего одна – над воротами хозяйственного двора. В ров шириной метров семь, вырытый вокруг обоих холмов, вода поступала из Темзы. Большой отряд такое сооружение делает за два-три дня. И на взятие его надо тратить не больше. Поскольку я не собирался ждать, когда защита замка расслабится и позволит вырезать себя, решил брать замок штурмом. Большие деревянные щиты мы привезли с собой. Они достались Брайену де Инсуле от осаждавших Уоллингфорд королевских войск. Остальное – таран и лестницы – изготовили на месте. Пока одна часть отряда занималась этим, вторая засыпала ров, а третья обстреливала из луков тех защитников замка, кому взбредало в голову выглянуть в бойницу надворотной башни или поверх частокола. Об активной обороне и речи не шло.

На второй день начали вышибать ворота. Дело шло плохо. Видимо, с другой стороны ворота завалили землей. Поэтому в дело вступили рыцари и копейщики, прикрываемые моими лучниками. Они с помощью лестниц преодолели частокол. К тому времени на хозяйственном дворе не осталось ни одного защитника. Они перебрались донжон, убрав переходной мост между холмами. Нас хозяйственном дворе осталось лежать одиннадцать трупов. Они были убиты стрелами из лука. Наши потери составили двое убитых и пятеро раненых. Все из той группы, что тараном вышибала ворота, – копейщики Фиц-Каунта.

Я решил, что этих потерь достаточно, и позвал кастеляна на переговоры. Это был пожилой рыцарь, у которого не было кисти левой руки. Обычно в бою теряют правую. Наверное, он был левша.

– Я разрешу вам уйти без доспехов, оружия и лошадей, – предложил ему. – Вы мужественно защищались, потеряли много людей. Скажите епископу Генриху, что Византиец предложил не губить лишние души. Он хорошо меня знает, простит вам сдачу замка.

– Без доспехов и оружия мы никому не будем нужны, – начал торг кастелян.

– Никому не нужны вы будете, если погибнете, – возразил я. – Живым епископ купит новые доспехи.

– От него дождешься! – с горечью произнес кастелян.

Я подумал, что мне по большому счету плевать, уйдут они с оружием или без. Трофеев все равно будет мало на весь мой отряд.

– Хорошо, но оставите лошадей и все имущество. С собой забираете только то, что на вас надето, и один комплект оружия, – предложил я.

Это были очень выгодные условия сдачи. Кастелян не стал больше торговаться. Он явно согласился бы и на худшие условия. Через полчаса защитники замка навели мост между холмами и по нему ушли. Это были кастелян с женой, тучной женщиной, и еще один рыцарь, совсем старый, десяток копейщиков не первой молодости, столько же слуг, мужчин и женщин. Они надели на себя все, что смогли. Мне даже показалось, что, если раздеть жену кастеляна, она окажется худышкой. Они прошли сквозь строй победителей и поплелись по дороге в сторону Винчестера. Как ни странно, никто не улюлюкал, не насмехался и не оскорблял их. Между нами не было ненависти. К этой войне обе стороны подходили, как к коммерческому мероприятию: победитель становится богаче, проигравший – беднее. Есть радость приобретения и горечь потери, но сегодня удача улыбнулась тебе, а завтра улыбнется мне.

Я подозвал Симона и Эрика. Первый надоел мне в роли оруженосца, потому что слишком ретивый, а второму опять повезло.

– Встаньте на левое колено, – приказал им.

Они выполнили приказ.

Я ударил каждого саблей плашмя по плечу и произнес самую важную в их жизни фразу:

– Встань, рыцарь!

Симона аж побагровел от счастья. Зато Эрик опешил. Он смотрел на меня, не веря в произошедшее.

– Я теперь рыцарь, да? – произнес юноша.

– Конечно, рыцарь! – радостно ответил за меня Симон.

– А как же пост, ночное бдение в церкви? – спросил Эрик.

– Рыцарем становятся на поле боя, а не в церкви, – отрезал я. – Ты стал рыцарем после взятия замка. Так и будешь всем рассказывать. Или не хочешь быть рыцарем?!

– Хочу! – искренне ответил Эрик и улыбнулся радостно.

Видимо, Брайен де Инсула наплел ему всякой ерунды по поводу ритуала посвящения в рыцари. Он любит торжественные церемонии. Странно, что у него нет детей. У меня такое впечатление, что все будущие англичане – дети Фиц-Каунта.

Мои солдаты обыскали донжон и другие строения, выгребли все мало-мальски ценное, а потом занялись разрушением частокола. Бревна стаскивали в несколько куч возле строений. Затем, ближе к вечеру, подожгли их. Большие костры горели долго. Они напомнили мне пионерский костер, который зажигали в последнюю ночь перед отъездом из пионерского лагеря.

6

Остаток лета я провел в замке Беркет. Иногда ездил на охоту или плавал на рыбалку на яле, снятом со шхуны. Ловил треску на блесну и вспоминал, как с этой рыбы началось мое движение вверх. Дальше подниматься некуда. До меня доходили сведения, что король Стефан надавил на войско Роберта, графа Глостерского. Досталось и маркизу Генриху с его анжуйскими рыцарями. Я решил не вмешиваться. Мне теперь выгоднее было, чтобы гражданская война закончилась. Богатство делает человека пацифистом. Война – это ускоренный передел собственности. Когда у тебя ее много, стараешься избегать переделов.

Во второй половине сентября начали готовиться к плаванью в Португалию. Шхуна была вновь проконопачена и просмолена. Твиндек набили запасами продовольствия и бочками с водой. В трюм погрузили лошадей-тяжеловозов. Буду разводить их в Португалии вместе с арабскими скакунами. Взял и крупных собак, детей и внуков моих Гариков. В мусульманских деревнях эти животные встречаются редко, да и те мелкие, не годятся в сторожевые псы. У меня теперь много собственности, которую надо стеречь.

Со мной отправились Ллейшон с женой, недавно родившейся сына, и пятью семьями переселенцев, которых он уговорил перебраться в Португалию, жены и дети Нудда и Риса, Симон, трое оруженосцев – сыновей замерсийских рыцарей, и полсотни лучников. Раньше у многих моих рыцарей оруженосцами были валлийцы, которых я не собирался посвящать в рыцари. Иначе потеряешь хорошего лучника и получишь плохого рыцаря. Тем более, что нужды в рыцарях у меня теперь не было. Моим оруженосцем стал длинный худой белобрысый и конопатый подросток двенадцати лет по имени Николас. Остальные двое обслуживали Ллейшона и Симона. Последний затерроризировал придирками оруженосца. Отыгрывался за свое недавнее прошлое. Я решил, что в Португалии отдам этого оруженосца Нудду или Рису, а Симон пусть ищет себе сам. Может, во время этих поисков немного поумнеет. Хотя сомневаюсь. Прирожденный рыцарь – это диагноз. Умфру и Джона не стал брать в Португалию. Земли им там не нужны, так что пусть достраивают и обживают свои маноры. Это я привык мотаться по морям-океанам, а они пусть поживут с семьями, как нормальные люди.

В проливе Святого Георга не стал задерживаться. Грабить ирландских скотопромышленников стало скучно. В Бресте нас поджидали брабантские рыцари с семьями и две сотни переселенцев, не считая детей. Я попросил брабантцев набрать их побольше, но не думал, что желающих окажется так много. Эти люди добирались до Бреста почти две недели и ждали нас здесь еще одну. У большинства не осталось за душой ни пенни. Они смотрели голодными глазами, как брабантские рыцари с семьями грузятся в ял, чтобы переправиться на шхуну. Больше никого этим рейсом я не смогу взять. Остальным придется ждать неделю, если не больше. Переселенцы не роптали. Значит, из них получатся хорошие арендаторы. Пожалуй, стоит о них позаботиться. Я закупил в городе муки из расчета по стоуну (6,3 килограмма) на человека и раздал им.

Рейс прошел спокойно. Бискайский залив был тих и кроток, как бы извинялся за трепку, устроенную весной. В замке Мондегу работы подходили к концу. Архитектор Шарль отпустил всех подсобных рабочих, только его артель осталась. Они занималась мелкими недоделками, а точнее, тянули время до моего прибытия. Фатима родила дочку и почувствовала себя полноправной хозяйкой замка. Я немного урезал ее власть, назначив Ллейшона кастеляном Мондегу. Впрочем, Фатима быстро подружилась с женой Ллейшона, поскольку у обеих было по грудному ребенку – бесконечная тема для разговоров. Я высадил жен и детей Нудда и Риса, брабантцев и три десятка лучников, а также выгрузил лошадей и собак. Псы быстро обследовали замок и пометили каждый важный по их мнению угол. Ллейшон проводил своих родственников к их мужьям и отцам. Путешествовал он вместе с брабантцами, которые отправились с семьями в свои новые владения. Лучники остались охранять замок Мондегу.

Пока пополняли запасы воды и продуктов, узнал последние португальские новости. В июне епископ Опортский уговорил крестоносцев помочь королю Афонсу захватить Лиссабон. Наверное, сыграли роль и рассказы рыцаря Марка. Предводители крестоносцев встретились с королем, договорились о цене за помощь. Во что влетит захват королю Афонсу – Шарль не знал. Не трудно догадаться, что плата будет немалая, иначе бы торг не тянулся целых три месяца. Во время мессы, которую повелел отслужить король, гостия – облатка из пресного пшеничного теста, используемая католиками для причащения, – оказалась пропитана кровью. Дурное предзнаменование, обещающее много крови. Все собравшиеся пришли в ужас. Крестоносцы даже собирались отказаться от осады Лиссабона. Но архиепископ Паю Мендиш нашелся и сказал, что прольется много крови неверных. Видимо, крестоносцам наобещали много, потому что они сделали вид, что поверили в такое объяснение. И вот уже четвертый месяц идет осада. Пока безуспешно.

Я не горел желанием принять участие в осаде Лиссабона. Мне хватит того, что я уже имею в Португалии. Поэтому отправился за переселенцами в Брест, прихватив с собой Шарля и его артель. Оттуда они доберутся до Руана. Архитектор и его артель получили все, о чем мы договаривались, так что они готовы были принять от меня следующий заказ. На подходе к Бресту я приказал убавить паруса. Мы начали патрулировать в районе мыса Сен-Матьё. Мне нужно было судно не меньше моего, чтобы за одну ходку перевезти в Португалию всех переселенцев. Юнге в «вороньем гнезде» было приказано внимательно следить за горизонтом. Частенько наверх поднимался кто-нибудь из свободных от вахты матросов, чтобы помочь юнге. Все знали, что при захвате судна им перепадет кругленькая сумма. На суше такую за всю летнюю кампанию не заработаешь.

Добычу увидели только на седьмой день. Впередсмотрящий заметил караван из пяти нефов, которые шли со стороны Ла-Манша. Самый большой следовал замыкающим. Это было судно длиной метров двадцать восемь, шириной не менее десяти и грузоподъемностью тонн двести. У него имелись две большие мачты и одна маленькая на самой корме. На всех трех мачтах латинские паруса в бело-красную косую полоску. Нефы шли почти по ветру, который дул с северо-востока, и находились мористее моей шхуны. Я устремился навстречу им курсом бейдевинд. Свежий ветер поднял волну высотой около полутора метров. Форштевень шхуны рассекал волны, поднимая фонтаны брызг. Было в движении корабля что-то радостно-агрессивное, словно выражал настроение экипажа.