– От кого, не говорите. Малец всё равно толком не поймёт.

На первой встрече Уоллес передал личное послание Рузвельта и попросил показать, в каких условиях содержатся осужденные.

Его отвезли в чистенький лагерь с переодетыми в новенькие робы «счастливыми зэками», вступившими на путь исправления. Они прошли соответствующую подготовку.

Берзарин оказался прав. По мнению моряков, «либерти» слишком неустойчивы на волнах неласкового Охотского моря. Проект не состоялся.

В подвале дома была прачечная. Ребята постарше придумали новую игру: назначенный по жребию должен был идти за выходящим с бельем. А потом в удобном месте, где стояла кучка «наблюдателей», якобы споткнуться и, падая, выбить куль. Все разбегались, а пострадавший, видя бегущих в разные стороны, на какое-то время терял ориентировку.

Когда из подвала вышел высокий сутулый мужчина в ватнике с большим кулем, Колька пристроился сзади. По команде он «споткнулся» – куль оказался в грязной луже. Команда бросилась врассыпную. Мужчина поднял куль, а другой рукой ловко ухватился за ухо басурмана. Проходившая мимо Нина подошла ближе.

– В чем дело?

– У них игра такая – выбивать чистое белье, я не первый раз вижу.

– А ну отпусти. Я тебе покажу «игра», недавно освободился – опять захотел на Трассу? – У Нины кольнуло сердце, ей показалось, что это был Вадим.

Мужчина съежился и быстро скрылся за углом.

Сережа подошел к брату.

– Никогда не будем так делать!

Ночью Нине не спалось. Она лежала с открытыми глазами. Ей вспомнилась Москва.

Во всем чувствовалось приближение Победы. На сплошной стене школьного спортзала, обращенной к городской поликлинике, третий год висит огромное панно: во весь рост Александр Невский в латах, шлеме с наносником и с мечом, над головой князя-освободителя цифры: 1242–1942, снизу слоган: «Кто на землю русскую пришел с мечом, от меча и погибнет», ниже – воины с копьями. Кто-то со двора принес рукоятку от подметальной щетки с заостренным концом. Через пару дней младшее дворовое воинство было вооружено. Ледовое побоище шло полным ходом, когда Кольке в рот, из которого несся звонкий боевой клич, глубоко вошло копье.

– Это ж надо так ухитриться. Глаза целые, зубы целые, а до связок достали. – Пожилой врач вставил раненому распорку в рот и тампоном стал обрабатывать горло. – Ты, воин, в рубашке родился.

Весь вечер мама Нина охала: «Деточка, деточка» – и запретила Кольке вообще ходить на улицу. В обед и вечером она водила его в поликлинику на ингаляции.

– Будешь всю жизнь сипеть. А я думала, ты певцом станешь. И слух, и голос есть, а теперь инвалид сиплый. Год придется пропустить. Мама твоя в консерватории училась.

Каждый вечер мама Нина учила его писать и читать, а через полгода Коля начал осваивать английский, немецкий и арифметику.

Сережка был занят в школе и редко заходил к брату. У него теперь другая жизнь.

По воскресеньям в спортзале за рубль показывали киносборники. Можно было и бесплатно через подвал – там лаз был. Только страшно одному. Он отворачивался, когда на экране целовались. А вот Шурочка Селина ему нравилась. Она была круглая отличница и, когда за партой сидела рядом, касалась его своей коленкой. Однажды она в раздевалке обняла его:

– Хочешь, я научу тебя целоваться?

Домработница теперь ходит через день. «Вот лафа! И школу Сереже можно прогулять, и лечь попозже». Михалев редко в городе – он на Трассе. Коротко лето на Колыме. За мостом через речку Магаданку длинные штабеля дров, которые под охраной пилят и укладывают зэки. За штабелями, если подняться в горку, небольшая порожистая речка Каменушка. Только смельчаки могут окунуться в ледяную заводь. Обратно идут гурьбой. Между штабелями ходят вооруженные стрелки. В момент, когда стрелок отвернулся от ветра и стал прикуривать, двое зэков хватают Сережку и затаскивают в теплушку. Кто-то из ребят успел позвать стрелка. Он появился, когда на мальчике остались одни трусики.

После школы раздолье. Сегодня домработницы не будет. Сережа еще на школьной лестнице увидел, как за Дом культуры заехали сани-розвальни. Там был продуктовый склад, ребята там подбирали куски подсолнечного жмыха, его полдня сосать можно.

Кучер укладывает в сани мешки. Когда Сережа подошел, кучер подмигнул ему:

– Садись, прокачу. Не бойся, она умная, держись покрепче. – Он бросил мальчику одеяло.

Лошадь пошла рысью. Скоро они въехали во двор двухэтажного деревянного здания магаданской прокуратуры. Лошадь медленно подошла к воротам длинного сарая. От нее шел пар. Вокруг глаз и ноздрей кобылы ледяные нити. Кучер достал из-за пазухи мешковину и заботливо вытер морду лошади, снял удила.

– Опять пристыла, моя красавица… Видать, нам обоим Колыма не в радость. Пойдем скорее. – Он открывает ворота. – Корма на неделю хватит. Оклемаешься, моя хорошая! – Кивнув мальчику, он приглашает его зайти в сарай.

– Это кто? – удивляется Сережка.

– В первый раз кроликов видишь? Мои подопечные. Походи, погляди на эту публику. А я пока мешки занесу.

В самом углу сарая крошечная каморка размером два на полтора метра. Через небольшое полупрозрачное оконце сочится слабый свет. Здесь и живет дядя Володя.

– У тебя кто родители?

– Мамы нет. Она умерла, а папа на Трассе.

– В лагере?

– Нет. Мы сами сюда приехали.

– А кто раньше твой отец был?

– Он на заводе работал. Мы в Москве жили. А папа приезжал к нам.

Теперь каждый раз, когда домработницы нет, Сережа после школы заходит в гости к дяде Володе. До Колымы он был большой военный начальник – комдив.

В тридцать восьмом получил высшую за неосторожные высказывания, что настало время менять всех коней с гривами на стальных. Но приговор заменили на двадцать лет лагерей. Крепыша, легко играющего двухпудовыми гирями, после пяти лет «актировали» и привезли в Магадан для отправки на материк в группе доходяг.

По счастливому случаю прокурор Магадана заехал за женой, которая работала заведующей школьной столовой. В доходяге, роющемся в мусорном баке, прокурор узнал своего командира.

– Владимир Иванович, я ваш ординарец Семенов. Вы рекомендацию в юракадемию давали. Не признали?

– Признал…

– Не оборачивайтесь. Завтра к десяти утра надо быть во дворе прокуратуры, копайтесь в мусорном баке. К вам подойдут, выполняйте, что скажут. Никаких вопросов. О нашем знакомстве никому. Будет возможность, отправлю на материк, а в трюме можно не добраться до Находки. Там условия немыслимые. Надо ждать, Владимир Иванович. Большего сделать не смогу.

Так бывший комдив очутился в теплом сарае при кроликах, мясо которых было рекомендовано его ординарцу. Бывшие сослуживцы никогда не общались.

Сегодня Сережа принес дяде Володе продукты из дома, которые он брал по-тихому, и объявил, что они скоро уедут с отцом на материк.

– Ты ведь мужчина и умеешь хранить военную тайну? Попрошу тебя об одном одолжении. Выполнишь его, когда сам поймешь… Раньше вы ведь в Москве жили, ты мне рассказывал.

– Да. Мама говорила – недалеко от Кремля. Она Сталина видела.

– Ну вот и хорошо. Запомни адрес и больше ничего… Рядом с кинотеатром «Ударник» большой серый дом, его все знают в Москве. Из него Кремль виден. – Дядя Володя усмехнулся. – Хотя вряд ли… а вдруг… Запомни номер квартиры – сто тридцать шесть. Спросишь кого-нибудь из Обуховых. Расскажешь что захочешь. Только это надо сделать тогда, когда сам решишь. Это и будет наша с тобой военная тайна… Хорошо?

– Ладно.

Хозяин приехал с Трассы совсем разбитый. На двух дальних соседних приисках взбунтовались зэки. Пришлось применить меры, хотя для недовольства были причины. «Но сейчас война, всем трудно. Начальник прииска перебрал, триста человек под пулемет поставил. Решительный мужик. Надо его заменить, чтоб дальше не пошло. Советская власть – справедливая».

Не раздеваясь, он вошел в домашний кабинет и сел в кресло. Покалывало сердце и в висках стучало. Подошла Луиза в кимоно.

– Спой что-нибудь, а то сердце ноет!.. Скажи, чтоб коньяк и рюмки принесли.

Она появилась в цыганском и с гитарой. Присев к нему на ручку кресла, запела его любимые «Очи черные».

Коржев закрыл глаза. Напряжение спадало. Он попросил повторить. Луиза положила голову ему на плечо.

– Скоро войне капут. Надо к мирной жизни готовиться. Хорошо бы и нам свой театр. Сцена есть, зал есть. А то только заседания к праздникам проводишь… Я ведь артистка – зачахну без зрителей и сцены. Мне бы только труппу и оркестр набрать. Спектакли будем ставить, к праздникам концерты. Чем плохо? У меня дело будет, а то ведь только и жду тебя… И людям хорошо!

– Я думал, мне только два человека задания могут давать… – усмехнулся Коржев. – Ну да ладно, завел молодую, красивую – терпи… Есть у меня один спец по лагерям. Он заявление написал – на материк просится… Тебе поможет – отпущу… А сейчас по рюмке и спать.

Утром Михалева вызвали к Хозяину.

– Заявление твое передали. Чего ты вдруг надумал сбежать от меня? Обиделся, что не наградили? Сам виноват – со всеми воюешь. Исправим. Я сам тебя в допсписок включу.

– По семейным обстоятельствам.

– Знаю… Давай так. Поможешь артистов набрать и отпущу.

– В каком смысле? Блатных, что ли?

– В самом прямом. Театр будем делать. Мнение есть. – Коржев усмехнулся и, помолчав, добавил: – У меня.

Через три месяца труппу и музыкантов разместили в новых бараках, которые специально были построены по требованию Луизы. В бараках вместо нар были кровати с матрацами. Нашлись даже режиссер и дирижер «с именами», доставили из Хабаровска спецрейсом музыкальные инструменты. В подвале старого клуба Луиза отыскала рояль. Список требований ее расширялся: портные, художники, специалисты по сцене, костюмер, настройщик. Нашли даже двух гримеров.

Богата Колыма, если по лагерным сусекам поскрести.

Решено было к октябрьским готовить праздничный концерт. Из лагеря привезли в Магадан известного певца Вадима Козина. Но выступить ему Коржев не разрешил:

– Борзые мои рады будут весточку на материк отписать. Гоголи-Фонвизины, мать их.

Хозяин теперь совсем подругу не видел. С утра до позднего вечера в Доме культуры она готовила генеральную репетицию.

Коржев у себя в домашнем кабинете – для него лично ведется прямая трансляция из зала. Он зовет адъютанта:

– Пойди скажи, чтоб «Очи черные» Луиза спела, а потом пусть репетирует сколько хочет.

В апреле сорок шестого Хозяин подписывает заявление Михалева. Девятого мая отец и сын поднимаются на борт «Советской Колымы».

Когда объявили о том, что Берия и его ближайшие сподвижники – агенты империализма, Нина вновь переделала свидетельство о рождении и аттестат зрелости. Теперь Николай Хохлов ее сын, а в графе «отец» – прочерк.

Время такое было.

Давно и известно чем закончилась Перестройка. Команда наша, хоть и в редеющем составе, продолжает собираться. Третий год как проводили Влада. Он скрывал, что был смертельно болен. В фужерах теперь в основном «Аква Минерале».

Я по-прежнему прихожу с гитарой, но поем мы наши песни. Без Влада дисциплины никакой – ругаем правительство и Чубайса, бигмаки и сериалы. Со сном совсем беда, встаю по ночам и сижу на кухне, правда курить бросил.

Жена спит в другой комнате, говорит, что не переносит храп, несколько лет назад штоф на дачу увезла. Где-то прочел – после шестидесяти картины детства до тех пор снятся, пока не пройдешь наяву по местам, где на крючке обруч гонял. Махнуть бы на недельку-другую в Магадан. Цветы мамам положить, в бухте Гертнера изловчиться и пару камушков бросить, чтоб на морской глади попрыгали, у вышки парашютной в парке постоять, если жива еще старушка.

Колыма, Колыма… Синоним неправедных репрессий и край, поражающий суровой северной красотой. Проклятое место, земля, хранящая в недрах и кости сотен тысяч невинных жертв, и неисчислимые богатства…

В этой истории изменены только имена и некоторые факты. Не дай бог, чтоб внуки тех, кто стоял тогда по разные стороны колючей проволоки, подошли к барьеру. Но и не дай боже нам в беспамятстве жить…

Мужчины и женщины, которым не по своей воле не суждено было вернуться на материк, пусть спят в колымской мерзлоте. Скольких вавиловых и мейерхольдов и просто детей своих после колымской людорезки недосчиталась земля расейская! Щедрая на таланты и так часто безразличная к их судьбе!

Не случись беда колымская, может, и сериалы нынче другие были, и нарзан, а не «Аква Минерале» пили бы…

Только время никого не ждет. Нынче песни другие, а не грех и старые помнить!

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.