Глава 4

Князь отпустил бояр заниматься своими делами, а сам вместе с Вячко спустился во двор.

Следом за ними по перилам скатился Гостомысл.

Когда он оказался внизу, Вячко ахнул:

– О, боги!

А князь Буревой бросил на сына укоризненный взгляд. Гостомысл покраснел и виновато хлопнул длинными ресницами.

Князь провел тяжелой ладонью по голове Гостомысла, приглаживая взъерошенные волосы, и мягко проговорил:

– Гостомысл, так нельзя.

– Почему? – блеснул веселым синьем глаз Гостомысл.

– А ты глянь, – сказал князь и обвел рукой двор.

Во дворе толпились младшие дружинники, надеясь попасться князю на глаза, чтобы получить поручение. Пока князя не было, они развлекались, кто как умел: мужи степенно беседовали, сбившись в одну кучу; юные отроки боролись или гонялись друг за другом по двору; а самые младшие – мечники, жались к забору.

– Вот поэтому, – сказал князь Буревой. – Ты князь, и они смотрят на тебя. От твоего слова зависит их благополучие и жизнь. А ты ведешь себя, как мальчишка. Как они будут тебя уважать?

– Я пока княжич, и неизвестно когда стану князем, – смущенно пробормотал Гостомысл.

Князь Буревой вздохнул:

– Лучше бы это случилось попозже.

Он легонько подтолкнул в спину сына.

– Ну, беги.

Завидев князя, дружинники бросили свои развлечения и, выстроившись вдоль деревянной дорожки, дружно кланялись.

Проходя мимо них, князь кому просто кивал, кому говорил слово ласковое; никого не пропустил, – кто бы это ни был, даже самый младший мечник, – все они были другами, с которыми предстояло идти на войну, если таковая случится.

Однако поручений князь никому из них не давал, это дело воеводы. Князь давал только самые важные поручения и то – ближайшим боярам.

Князь подошел к воротам.

Здесь к его свите присоединились двое отроков, при оружии и в доспехах. Отроки обязаны были сопровождать князя, когда он выходил за ворота кремля.

На улице прохожие также кланялись князю, но предпочитали это делать издалека.

За князем кроме воеводы шла пара отроков, у которых от молодости и безделья всегда чесались руки, и потому они с удовольствием наваляют по шее всякому смерду или даже горожанину, если им покажется, что тот недостаточно почтительно приветствует князя.

А девки, те вообще прятались за заборами – у князя Буревого была молодая жена и с десяток наложниц, но и девкам он, при случае, спуску не давал.

Конечно, многим девкам мечталось о ночи с таким славным воином, как Буревой. Но они также хорошо знали, что если попадутся с грехом, то дома строгий отец задерет длинное платье, украшенное бисером и драгоценными металлами, на голову блудливой дочери и высечет узким ремешком так, что той на всю жизнь помниться будет.

Поэтому девкам лучше было держаться от князя подальше.

Наконец они пришли на причал.

Причал был почти пустой. Большинство стоявших ночью у причала кораблей ушло, а новые придут только вечером.

Но все же пара кораблей качалась на холодной утренней волне. Под присмотром купцов на них грузили товар.

Утренний Волхов блестел под ярким солнцем, словно расплавленный слиток серебра.

Отец занялся беседой с купцами, а Гостомысл взял у отроков лук и потихоньку удалился в сторону.

Рассматривая реку, он дошел до самого края причала.

Здесь у причала приткнулся небольшой струг. На крае низкого борта сидела белобрысая девчонка лет десяти и болтала в воде ногами.

Заинтересованный этим явлением, Гостомысл остановился.

– Девка, ты чего попусту болтаешь ногами? – строго спросил он.

Девчонка прыснула в кулак:

– А тебе зачем это знать?

Гостомысл подбоченился, подражая воеводе Храбру, и гордо сообщил:

– Я княжич Гостомысл. И мне до всего есть дело.

– До всего есть дело? – удивленно спросила девчонка и вредно захихикала: – Ему до всего есть дело!

Гостомысл обиделся:

– Ты чего смеешься? Ты князя не уважаешь?

– Так какой же ты князь, если у тебя еще и усов нет, – сказала девчонка и колко поинтересовалась: – Да есть ли у тебя меч?

– Есть! – сказал Гостомысл и тронул рукоять меча на боку. – Вот видишь у меня на поясе меч.

– Так он, наверно, игрушечный, – зловредничала девчонка.

– А вот иди сюда, враз тебе косы пообрубаю, – пригрозил Гостомысл и потянул из ножен небольшой мечишко.

Но девчонка не испугалась, спрыгнула из ладьи на берег и, уперев руки в тощие бока, встала перед Гостомыслом и предложила:

– Может, побьемся на кулаках?

Гостомысл окинул оценивающим взглядом задиру: девчонка как девчонка: белобрысая; волосы заплетены в две торчащие в стороны, точно проволочные, тонкие косички; глаза синющие, как само утреннее небо; рот в ухмылке до ушей. Только нахальная без меры. Впрочем, все девчонки нахалки.

– Не буду я с тобой драться, – рассудительно проговорил Гостомысл.

– Это еще почему? – норовисто проговорила девчонка и презрительно сощурила глаза. – Никак испугался?

– Не испугался! – насупившись, проговорил Гостомысл. – Только негоже князю с девками драться.

– Ну и ладно, – неожиданно легко согласилась девчонка и кивнула на лук за спиной Гостомысла, – это лук?

– А то что же?! – насмешливо ответил Гостомысл: девчонка начинала ему нравиться – веселая, смелая. – А тебя как зовут?

– Голубка, – ответила девчонка.

– Голубка? – Гостомысл удивленно округлил глаза. – Какая же ты Голубка? Ты скорее – Росомаха. Вон как в драку лезешь.

Голубка хихикнула:

– Так я же не все время дерусь, а когда я не дерусь – я тихая.

– Что-то с трудом в это верится, – кольнул Гостомысл.

Голубка предложила:

– Давай постреляем?

– Давай, – согласился Гостомысл и снял лук с плеча.

– Чур, я первая! – заторопилась Голубка.

– А ты умеешь стрелять-то? – недоверчиво спросил Гостомысл, но лук и стрелу ей протянул.

– А то! – похвалилась Голубка. – Мне приходится ходить в походы.

– Ты в походах была? – удивился Гостомысл.

Отец пока не брал его в походы. И то, что девчонка видела, то, о чем он и не имел представления, задело его самолюбие.

Гостомысл небрежно проговорил:

– Ты же еще малая.

– А вот и была! – гордо ответила Голубка и спросила: – Куда стрелять?

– Вон в то дерево попади, – сказал Гостомысл и показал рукой на ближайшее дерево на берегу.

Дерево стояло далековато даже для Гостомысла. Он думал, что Голубка тоже поймет, что до дерева слишком далеко, и она откажется стрелять по дереву. Тогда бы Гостомысл снизошел и предложил бы ей мишень поближе. Ему очень хотелось доказать этой девчонке свое превосходство.

Но Голубка, ничуть не смутившись, подняла лук и пустила стрелу. Стрела пролетела недалеко и упала на полпути.

Голубка смутилась:

– Не очень получилось. Я обычно стреляю дальше.

– Ага, – недоверчиво сказал Гостомысл, взял лук, натянул его изо всей силы и пустил стрелу. Его стрела пролетела дальше и упала у подножия дерева.

– Вот видишь, варежка соленая, как надо стрелять, – проговорил довольно Гостомысл.

Голубка обиделась:

– Я не варежка, я – русска! А ты все равно не попал, – радостно сказала Голубка.

– Я тоже обычно стреляю дальше, варежка соленая, – сказал Гостомысл и повторил: – Варежка соленая!

Голубка покраснела, сжала кулаки и пригрозила:

– Вот я тебе сейчас надаю по шее. Сам дурак.

Она была готова накинуться на него. Они были слишком юны и потому, наверно бы, драка состоялась. Но Гостомысл прекратил дразниться и замер, навострив уши.

Послушав несколько секунд, неуверенно пробормотал:

– Вроде рог дудел.

Голубка приложила к ушам ладони.

В это время снова раздался звук рога. Гостомысл встрепенулся и проговорил:

– Однако что-то нечисто!

Голубка предложила:

– Бежим к северным причалам, посмотрим?

– Бежим! – проговорил Гостомысл, и они рванули вдоль берега.

Пока бежали, Гостомысл отметил, что на берегу откуда-то появился народ, и люди тоже торопились к северному причалу.

Когда Гостомысл и Голубка подбежали к северному причалу, там уже собралась большая толпа.

Все угрюмо смотрели в сторону медленно подплывающей ладьи.

Даже с берега было видно, что у корабля довольно плачевный вид: борта утыканы дротиками и стрелами, паруса изорваны, видны следы пожара.

Гостомысл протиснулся к отцу, а вслед за ним и Голубка. Буревой покосился на девчонку.

– Что это за девчонка?

– Из солеваров она. Ладья ее отца стоит на южном причале, – быстро проговорил Гостомысл и поинтересовался: – А кто это причаливает?

– Три дня назад я посылал Медвежью лапу в Корелу. Две ладьи было. Возвращается одна, – коротко проговорил князь Буревой, и как только ладья коснулась деревянного настила, ловко переступил на палубу ладьи.

Вдоль бортов лежали раненые и тела убитых. Тела убитых были покрыты рогожей. Повсюду бурели лужи крови.

– Живой кто есть? – громко спросил князь Буревой.

На корме послышался ломкий детский голос:

– Я живой!

К князю приблизился юноша четырнадцати лет. Его белая рубаха была в грязи и крови. Лицо в царапинах.

– Ты кто? – спросил князь Буревой.

– Я отрок Ратиша, сын Воислава, – сказал Ратиша.

– Знал я Воислава, – кивнул головой князь и спросил: – Где Медвежья лапа?

– На носу лежит, он ранен, – сообщил Ратиша.

Князь Буревой отдал приказ людям на берегу:

– Берите раненых и тела!

Затем прошел на нос ладьи. Тут на лавке он обнаружил Медвежью лапу.

Боярин лежал прикрытый плащом. Лицо Медвежьей лапы было бледное, словно сама смерть стояла у его головы.

– Что с ним? – склонился над ним князь Буревой.

– Он жив, – сказал Ратиша.

Медвежья лапа с трудом приоткрыл глаза.

– Что случилось, кто на вас напал? – потребовал ответа князь.

Медвежья лапа что-то невнятно проговорил, и его глаза закрылись.

Пояснил Ратиша:

– Вчера в море на нас напали заморские разбойники. Они перебили всех на второй ладье, и увели ее, а мы едва отбились – благодаря Медвежьей лапе. Он перебил много врагов, но его ранили. Так как все наши были ранены, то я в одиночку поставил парус. Хорошо ветер был попутный. И вот мы пришли.

– Ты не ранен? – спросил князь, глядя на пятна крови на рубахе Ратиши.

– Нет, это чужая кровь. Меня охранил Медвежья лапа, – сказал Ратиша.

Князь, заметив, что веки Медвежьей лапы снова дрогнули, наклонился над ним и позвал.

– Медвежья лапа, ты жив?

Медвежья лапа с трудом пошевелил губами:

– Жив я еще, князь.

– Добрый мой друг, я сейчас скажу знахарям, чтобы они занялись лечением твоих ран. Ты только выживи и верь – мы морских разбойников завтра же накажем, – пообещал князь.

Когда раненых унесли, князь закончил осмотр ладьи, велел сохранившееся добро унести на княжий двор и приказал воеводе собрать всю дружину в гриднице, а также пригласить городских старшин.

Князь Буревой, конечно, великий воин, но он силен своей дружиной, каждый из дружинников ему брат и друг, и дружинник ему дороже и ближе отца, потому что все, что он имеет, он имеет благодаря своей дружине. А дружина сильна своим предводителем. Умен и хитер вождь, значит, будет и добыча, и жизни дружина сохранит. Поэтому в таком важном деле, как война, без совета всей дружины не обойтись.

Без городских старшин тоже не обойтись – без городского ополчения нельзя вести большую войну. Хотя князь и не намеревался вести большую войну, однако всякая малая война легко превращается в большую.

Глава 5

Через час горница была полна людей.

Бояре и городские старшины сидели на лавках вдоль стен. Гридни и отроки стояли, опершись спинами о стены.

Всяк был одет на свой вкус.

У бояр, несмотря на лето, шубы соболиного меха и шапки.

Гридни и отроки в кафтанах и шляпах пуховых. Из-под шуб и кафтанов видны штаники черного, зеленого, синего цвета. На ногах сапоги сафьяновые на высоких каблуках, с загнутыми колесом носами, тоже разных цветов.

Простые мечники толпились на высоком крыльце, – им вход в горницу и другие княжеские палаты заказан. Эти были одеты скромнее: белые рубахи до колен, шапки из белки, кафтаны из сукна.

И никакого оружия, кроме как у тех, кто находится на службе.

Вход с оружием в княжий терем строго-настрого запрещен. За этим бдительно следят отроки у входа.

Только князь всегда при мече.

Проверив все ли на месте, воевода сообщил князю, что дружина собрана, затем стукнул посохом по полу, и громким голосом объявил, что дружина собрана для совета.

Бояре важно кивнули шапками. Князь Буревой сразу приступил к делу.

– Друзья мои, неделю назад я отправил боярина Медвежью лапу с двумя ладьями в Корелу за данью, собранной с карелов, суми и других северных народов. На обратном пути на наши суда напали морские разбойники. Вы знаете, Медвежья лапа славный воин. Но сегодня же вернулась только одна ладья, многие воины убиты, сам Медвежья лапа изранен до бесчувствия, а одна ладья с товаром украдена.

Князь поманил рукой Ратишу.

Ратиша уже успел умыться и переодеться, о произошедших с ним приключениях напоминали только запекшиеся царапины на лице.

– Иди-ка сюда, отрок, – проговорил князь.

Ратиша мгновенно вспотел: в дружине он знал уже многих, но чести стоять перед князем и дружиной он удостаивался в первый раз. Он прошел на подгибающихся ногах вперед и низко поклонился князю.

– Расскажи-ка, отрок, честному народу, что случилось с вами, – проговорил князь.

Ратиша встал лицом к дружине, поклонился и заплетающимся языком начал рассказ. Он говорил не меньше получаса, но его никто не перебивал.

Наконец Ратиша закончил рассказ, поклонился и сказал:

– Все у меня.

Немного помедлив, давая собравшимся осознать рассказ отрока, князь задал собравшимся вопрос:

– Так что делать будем, господа бояре и старшины?

Первым подал голос один из сидевших ближе всех к князю бояр – Борислав.

– Купцы рассказывают, что на западные земли нападают морские разбойники. Они грабят и захватывают тамошние земли. Похоже, они добираются и до нас. Сейчас они побили наш отряд. А завтра? Начнут брать наши города? Такое нельзя спускать. Нельзя давать им волю в наших морях, потому что дай волку палец, отхватит всю руку.

С дальнего краю вскочил боярин Девятко и загорячился:

– Хорошо тебе, Борислав, такое говорить, тебе в поход не идти, ты стар, а воевать придется нам – молодым.

Князь Буревой удивленно приподнял густую бровь, – давно он не слышал, чтобы кто-то из дружинников робел идти на войну. Однако он промолчал, он хотел выслушать мнение всех.

Девятко перебил боярин Путята:

– Воевать пойдут все дружинники, и стар, и млад. А ты не по чину вскакиваешь, Девятко. Ты сидишь с дальнего краю, потому помалкивай, пока люди помудрее тебя свое слово скажут.

Девятко покраснел и брызнул слюной:

– Правда, – я девятый сын в семье. Но куда делись мои братья? Они погибли на войнах, а ты и Борислав в это время добро наживали.

– Сядь на место, – вспылил наконец-то и воевода Храбр. – Тут все воины, и у всех гибли отцы и братья – такова наша жизнь. А тому, кто своей жизнью дорожит, тому не место среди нас. Борислав имеет много добра потому, что служит князю давно, раньше, чем ты родился. Будешь и ты хорошо служить, будет и у тебя почет и слава. Вот пойдем на морских разбойников – сможешь показать себя. А пока ты сидишь на этом месте благодаря заслугам твоего отца и братьев.

– А делайте что хотите! – раздраженно махнул рукой Девятко и сел обратно на свое место.

После этого в гриднице повисла тишина.

Подождав немного, Храбр констатировал:

– Что, больше никто не хочет говорить?

Тишина продолжалась.

Выждав немного и убедившись, что желавшие все высказали свое мнение, князь поднял руку и заговорил:

– Бояре, одна ладья с нашим добром – потеря досадная, но не велика. Однако прав Борислав, если волчонок начнет резать овец, то хорошего не жди – подрастет, все стадо перережет. Поэтому лучше убить волчонка, пока он мал. Так и разбойников, надо бить пока их мало, ибо промедлим, так за ними придут и другие, и наши моря и земли мы потеряем. А это – торговые пути и рыболовные места. Словенский народ нам не простит, если мы проспим его владения.

– Верно, – послышался шум со стороны бояр. Некоторые вскочили с криками: – князь, веди нас, мы побьем разбойников.

Как только шум стих, князь обратился к городским старшинам:

– Господа старшины, разбойников немного, всего шесть ладей, и дружина сама готова наказать разбойников. Но думаю, что на Неве пора поставить город, чтобы не пускать в наше море чужих людей. А что вы думаете?

Старшины покряхтели, и тогда поднялся городской глава Богдан. Тяжелый и широкий. Лицо выбрито до красноты.

Он рассудительно заговорил:

– У нас торговли с северными странами почти нет. Что можно у нищих купить? И нам сообщают, что разбойники вырезают местное население на захваченных землях подчистую. Ты, князь, прав, – наказать разбойников надо, чтобы впредь им неповадно было. Море наше, и чужих здесь не должно быть. Поэтому надо побить шайку морских людей наголову, чтобы и следов их не осталось. А город ставить на Неве – дело серьезное, большие расходы, а прибылей не видно, – надо еще подумать.

– Добре, думайте, – согласился князь Буревой и продолжил: – Людей в поход просить не буду, понимаю – нехорошо отрывать их от дел, когда урожай с полей собирать надо. Но кораблей с гребцами дайте нам.

Богдан оглянулся на старшин и спросил:

– Господа старшины – дадим дружине корабли?

Старшины кивнули шапками.

– Дадим. Отчего же не дать.

Богдан снова обратился к князю:

– Видишь князь, – город поможет тебе с кораблями, только пусть твои дружинники их берегут, не лезут на рожон. А то попусту спалят.

Князь Буревой окинул старшин строгим взглядом и недовольно сказал:

– Старшины, я уважаю вашу волю, но как войну вести – дело мое.

Богдан вздохнул и сказал:

– Ты прав, князь, воевать дело твое… но лучше бы сохранить ладьи в целостности. А то – когда еще построим новые корабли? Да и лишние расходы это…

Князь Буревой усмехнулся и сказал:

– Я буду помнить ваши желания.

– И дай нам долю от добычи! – поспешно крикнул с места старшина Доброжир.

В дело вмешался воевода Храбр. Он попытался пристыдить жадного старшину:

– Старшины, разве вы забыли, что доля от добычи дается только тем, кто воюет. Тем, кто рискует своей жизнью?

Доброжир поднялся и напомнил:

– Князь, мы даем тебе корабли. Но мы тоже рискуем – только своим добром. Но оно дороже жизни.

Князь Буревой поднял руку и сказал:

– За испорченные ладьи я заплачу.

– А за припасы?

– И за припасы, – сказал князь Буревой.

– А гребцы?

– Гребцы получат свою долю. И кто из горожан захочет долю в добыче, тоже может пристать к дружине. Не обделим, – сказал князь Буревой.

Доброжир сел на место.

На его губах змеилась удовлетворенная улыбка. А что же ему было не радоваться, – он уже просчитал, – отдаст на поход самые старые суда, князю некогда выбирать, а если суда будут повреждены, то он получит хорошую прибыль.

Другие старшины одобрительно кивали головами.

Богдан проговорил:

– Добре. Найдутся среди горожан желающие пойти в поход. Сегодня мы народу объявим о походе.

Все вроде бы было сговорено, тем не менее среди бояр и старшин оказались осторожные. Подал голос городской старшина Лисий хвост:

– Князь, а что боги говорят – будет ли за тобою победа?

– А вот сейчас мы их и спросим, – сказал князь Буревой и кивнул воеводе. – А ну-ка приведи сюда волхвов.

Храбр вышел из гридницы, и все затихли. Ждать пришлось долго, почти полчаса.

Наконец в гриднице появился Храбр.

Вслед за ним в комнату вошли трое волхвов с длинными белыми как снег седыми волосами и в балахонах. Один был в белом балахоне, другой в синем, третий в красном.

Через плечо у волхва в белой одежде с одной стороны висела холщовая сумка, с другой – гусли. Другие держали в руках дудки и бубны.

– Почто звал нас, князь? – спросил, поклонившись, волхв в белой одежде. Он был старшим среди волхвов.

Волхвы держались важно, – они владели тайной силой, могли говорить с богами и слышать их.

Могли ли они делать это на самом деле – неизвестно, – однако своим действиям они придавали необыкновенную таинственность, а то, что люди не знают, всегда вызывает у них страх, а значит, и уважение.

Как мы уже знаем, предком словенских князей был Великий Волхв. Он был военным вождем словенского племени. Но так как воинское счастье часто зависит от многих случайностей, которые происходили по капризу богов, то воину совершенно необходимо знать, не только что замышляет враг, но и боги.

Богов много, и каждый хочет иметь своего жреца. Однако таскать с собой в поход кучу жрецов слишком накладно. Так что пришлось Волхву самому заняться этим делом. Так и стал военный вождь главным жрецом.

Потому князь Буревой был посвящен в таинства волхвов, был среди них самым первым, и его воля была волей богов.

Однако лишний раз спросить богов благоразумнее, потому что настроения богов слишком переменчивы.

Князь подчеркнуто уважительно склонил голову перед волхвами и проговорил:

– Скажите, волхвы, будет ли нам удача в походе на морских разбойников?

Белый волхв приложил руку к груди и торжественно проговорил: – князь, мы спросим волю богов! – и подал знак своим товарищам.

Те сели посредине горницы прямо на пол, и белый волхв вынул из сумки три деревянные плашки. Плашки были покрашены с одной стороны в белый цвет, с другой – черный.

Все было понятно, – если плашка выпадала белой стороной вверх, то быть удаче. Ну а черной, то наоборот.

Все, затаив дыхание, стали внимательно следить за действиями волхва.

Никто не отваживался вздохнуть, не то, что слова вымолвить.

Лишнее движение могло помешать волхвам услышать богов. Тогда на неосторожного падет гнев богов. Даже самые мелкие и незначительные боги не любят непочтительного отношения к себе.

Да и товарищи в долгу не останутся – оделят тяжелым словом, а при случае и подзатыльником.

Белый волхв прижал плашки к груди, сидел некоторое время, закрыв глаза и бормоча под нос, затем открыл глаза и передал плашки волхву в синей одежде. Тот тоже закрыл глаза и некоторое время сидел, держа плашки в руке, затем неожиданно выкинул их перед собой.