Глава 4

Оставшись в зале совещаний вдвоем, Саммерс и Хаппел принялись рассматривать интерьер зала. Они сидели за большим овальным столом темно– красного цвета и любовались картинами на библейские темы.

– Красиво тут у них, – сказал Саммерс, показывая широким жестом правой руки на окружающую обстановку. – Наверно, в такой торжественной обстановке в голову приходят только очень умные мысли.

– Да, здорово, – согласился Хаппел, рассматривая цветочную композицию посредине стола. – Вот, посмотрите, шеф. Всего три цветка, несколько листиков, какая-то травка, камушки, покрытые мхом. А как красиво. По-моему, такая штука называется икебаной.

Саммерс добродушно усмехнулся:

– Хаппел, в какой-то мере ты прав. Просто не совсем понимаешь глубокий смысл этого слова. Икебана очень древний вид искусства, главным образом искусство составлять букет. По-японски оно называется икебана, так же можно называть и сам букет, но само слово обозначает значительно больше. Икебану следует считать особой философией, философией красоты, причем, не только растений. Искусство икебаны учит воспринимать красоту в целом. Поэтому лучше сказать, что на столе стоит цветочная композиция в стиле икебана.

– Какая разница? – недоуменно пожал плечами Хаппел.

В эту минуту открылась дверь и в зал вошла Джулия Уолтерс – личный секретарь Галлахера. Высокая блондинка с большими красивыми глазами. Природа одарила ее совершенной фигурой, грациозной и привлекательной походкой. В детстве Джулия была высокой, худенькой и неуклюжей девочкой. В школе мальчишки не обращали на нее внимания. В красавицу она превратилась годам к двадцати. Примерно в это время на курсах секретарей-референтов ее заметил Галлахер и пригласил к себе в компанию. Через некоторое время Джулия стала его личным секретарем. Галлахер был примерным семьянином, но это не мешало ему любоваться Джулией. Он очень часто вызывал ее к себе в кабинет по пустяковым поводам. И наслаждался ее фигурой, походкой и мягкой игрой бедер, глядя вслед уходящей красавице. В эти моменты Галлахер был на вершине блаженства, совершенно забывая обо всем окружающем. Он даже ревновал Джулию, когда замечал много мужчин в приемной. Джулия с некоторых пор осознала свою привлекательность и способность покорять мужчин. Частенько, особенно когда в приемной было много мужчин, она разворачивалась в кресле, и, заложив одну ножку на другую, позволяла себе мило болтать о разных пустяках.

Позднее развитие уберегло Джулию от судьбы большинства девушек – ранней связи с мужчинами. Став красавицей, она осторожно относилась к знакам внимания со стороны мужчин и не давала ни кому из них повода для надежды. Несмотря на уверенность большинства мужчин в ее богатом любовном опыте, Джулия по-настоящему еще никого не любила. К рабочим обязанностям Джулия Уолтерс относилась очень серьезно и дорожила отношением к ней со стороны босса. Сама же она относилась к Галлахеру скорее как к отцу, чем к руководителю. Сегодня на ней был строгий костюм синего цвета, особенно подчеркивающий безукоризненно стройную фигуру.

Джулия везла перед собой изящный столик с чашечками для кофе и стаканы с холодной водой. Когда Саммерс встретился с ее взглядом, то невольно улыбнулся, так она была хороша. Джулия подкатила к ним столик и поставила на стол чашечки и стаканы. Тяжело вздохнув, она сказала:

– Ваш кофе, господа… Вот фотография Эрденштейна, мистер Галлахер сказал, что она вам нужна… Если необходимо, я готова ответить на ваши вопросы.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – улыбнулся Саммерс. – Присаживайтесь, мне необходимо задать вам несколько вопросов.

Джулия села на край ближайшего стула. Она поджала ноги, скрестив руки на коленях, и опять тяжело вздохнула.

– Еще раз, прошу вас, не волнуйтесь, – с улыбкой сказал Саммерс. – Скажите, как вас зовут?

– Джулия Уолтерс.

– Кем вы работаете?

– Секретарем руководителя компании Гарри Галлахера.

– Вы были на вчерашнем совещании?

– Да.

– Расскажите, как оно проходило, – попросил Саммерс.

– Как обычно. Обсуждались различные проекты, – сказала Джулия, выдавливая из себя каждое слово.

– Скажите, Джулия, как остальные участники совещания относились к Эрденштейну? Оказывалось ли на него давление со стороны руководства? Были у него конфликты с другими участниками совещания?

– Нет, что вы! – заговорила Джулия. Говорила она быстро, словно пыталась освободиться от какого-то груза. – На него никто не давил. Мистер Галлахер относился к Эрденштейну с почтением, никогда не позволял себе, да и кому-либо другому, притеснять его. Что касается конфликтов? Мне трудно, что-либо сказать. Возможно, были. Эрденштейн очень сложная личность. С одной стороны, сильный характер, а с другой стороны, весь он какой-то противоречивый. Кроме того, было в нем что-то демоническое, я бы даже сказала, зловещее… Мне трудно объяснить, но что-то такое в нем было. Да и проработал он у нас недолго, поэтому я ничего не слышала о каких-либо конфликтах Эрденштейна с другими работниками компании.

– Скажите, Джулия, как проходило это совещание?

– Две недели тому назад, мистер Галлахер дал поручение руководителям отделов подготовить предложения по разработке перспективных моделей кинопроекторов. У нас три отдела и на вчерашнем совещании было представлено три проекта. Проект Эрденштейна не получил поддержку, и он крайне раздраженный покинул зал. И теперь вот…

– Почему отвергли проект Эрденштейна?

– Мне трудно об этом судить, в технических вопросах я плохо разбираюсь, – смущенно ответила Джулия.

– А кем был отвергнут этот проект?

– Проект Эрденштейна не поддержали все участники совещания.

– Его сильно критиковали?

– Нет, но Эрденштейн просто взбесился, когда проект не был принят.

– Чей же проект победил? – спросил Саммерс.

– Джейка Макгрегори.

– Понятно. А вы вели стенограмму совещания?

– Нет, у нас на совещаниях не ведется подробная запись, я записываю только поручения мистера Галлахера и сроки их выполнения.

– Ну вот, Джулия, все позади, у меня нет больше вопросов, – сказал Саммерс, улыбаясь и разводя руки в стороны. – Надеюсь, вы убедились, что в криминальной полиции работают не такие уж страшные люди.

– Извините, сэр, просто меня ни разу не допрашивали, – смущенно призналась Джулия.

– Что вы, Джулия, это не допрос, мы просто побеседовали, – рассмеялся Саммерс.

– Спасибо, сэр. Я могу идти?

– Да, конечно.

– Все участники вчерашнего совещания уже оповещены, и скоро будут здесь.

– Очень хорошо, – улыбнулся полицейский.

– Да, шеф, – простонал Хаппел, проводив Джулию восторженным взглядом, – хороша штучка.

– А вот тут, Хаппел, я с тобой абсолютно согласен, на все сто… Да, это вам не фунт лапшички.

– Шеф, теперь я, кажется, понял, что такое икебана.

Они оба рассмеялись.

Глава 5

Саммерс взял со стола фотографию Эрденштейна. Чем больше он смотрел на фотографию, тем больше в душе соглашался с Джулией. Было что-то в лице Эрденштейна таинственное и зловещее. Очень оригинальное лицо, такое запоминалась с первого взгляда на всю жизнь. Несмотря на явную асимметрию и худощавость, его лицо нельзя было признать неприятным и тем более отталкивающим. Левая щека более впалая, чем правая, нос слегка повернут вправо, выраженная складка между бровей была сдвинута влево. Но, главное, глаза. Густые и массивные брови тяжело нависали над верхней частью усталых глаз. Создавалось впечатление, что взгляд был направлен не в глаза смотрящего, а глубже, прямо в мозг. Неожиданно Саммерс пришел к выводу, что ему трудно оторваться от фотографии, особенно от глаз Эрденштейна.

«Скорей всего, именно таким и должен быть гипнотизер. Во всяком случае, именно такими я себе их и представляю. Наверно, Эрденштейн мог легко повелевать другими людьми» – думал Саммерс, рассматривая фотографию.

Он оторвался от фотографии только когда в зал вошел уже немолодой человек.

– Доброе утро, мое имя Уинстон Джексон. Я руководитель финансового отдела компании.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Саммерс, – нам необходимо задать вам несколько вопросов о вчерашнем совещании.

Уинстон Джексон представлял собой полного, вечно красного и потеющего человека, в очках, с хрипловатым голосом и платочком в руках, которым он постоянно вытирался. Джексон давно страдал сердечной недостаточностью. Скорее всего, она была связана с наследственными факторами, хотя немаловажную роль в развитии болезни сыграл его беспокойный характер. Его беспокоили любые, даже незначительные события. Причем, самым сложным для Уинстона было не само событие, а его ожидание. Уже за несколько дней до какого-либо совещания, на котором ему предстояло выступать, или ответственной командировки, Джексона начинало лихорадить. А сколько было волнений и сомнений при ухаживании за своей его будущей женой? Посещения психоаналитика не привели к улучшению. Человеку справиться со своей натурой, пожалуй, сложнее всего. Вот и сейчас Джексон испытывал нервное напряжение и беспокойно ощупывал карманы пиджака, наполненные различными пилюлями и таблетками.

– Мистер Джексон, пожалуйста, не волнуйтесь, – осторожно начал Саммерс, видя, в каком состоянии находился, только что вошедший человек. – Нам необходимо выяснить всего лишь несколько вопросов, связанных со вчерашним совещанием.

– Да, действительно, вчера у нас состоялось очень важное совещание, – подтвердил Джексон. – Однако мне не хотелось бы обсуждать с вами вопросы финансовой политики компании.

– Что вы, мистер Джексон, – принялся его успокаивать его полицейский, – нас совершенно не интересуют вопросы финансовой политики компании. Мы здесь только лишь для того, чтобы выяснить все обстоятельства, приведшие к трагической гибели сотрудника вашей компании Эдуарда Эрденштейна.

– Как, Эрденштейн погиб? – растерянно спросил финансист. – О боже, неужели это правда?

– Похоже, что да. Есть все основания предполагать, что сегодня утром он разбился в своем автомобиле.

Руки Джексона задрожали, он, извинившись, достал из кармана баночку с таблетками, и принял одну из них.

– Мистер Джексон, постарайтесь успокоиться и понять, что нас интересуют только те обстоятельства совещания, которые связаны со взаимоотношениями Эрденштейна с сотрудниками компании. Постарайтесь вспомнить все детали этого совещания.

– Хорошо, попробую… Хотя, что там вспоминать. У компании очень сложное финансовое положение. Поэтому все силы сейчас направлены на подготовку к участию в конкурсе, связанного с поставкой кинопроекционной аппаратуры в африканские страны. Накануне наши ведущие инженеры сделали ряд интересных предложений, которые позволяют без существенных финансовых затрат доработать нашу основную модель СН-200. В результате чего проектор будет полностью соответствовать сложным климатическим условиям африканского континента. Более того, наши специалисты не забыли даже про защиту от насекомых, которых там великое множество. В результате у нас появилась немалые надежды на победу в конкурсе. А эта победа, должен сказать вам, господа, позволит компании смело смотреть в будущее, произвести технологическую перестройку и перейти к выпуску новых перспективных моделей.

– Мистер Джексон, – стараясь сохранить спокойный тон, сказал лейтенант, – все, что вы рассказали, представляет определенный интерес. Однако постарайтесь вспомнить о конфликте Эрденштейна с руководством компании. Возможно, к нему необоснованно выдвигались какие-либо претензии, кто-либо пытался его оскорблять, может быть, даже угрожал?

– Эрденштейн? А он тут при чем? – с удивлением пожал плечами Джексон. – Одну минуточку… Кажется, я начинаю понимать, что вас интересует… Вы уж меня извините: в голове одни финансовые проблемы, никак от них не избавиться. Действительно, вчера Эрденштейн со скандалом покинул совещание. Хотя, должен вам сказать, вел он себя как мальчишка. Ничего оскорбительного в его адрес я не услышал… Вообще, мне кажется все было наоборот. Именно Эрденштейн вел себя вызывающе. С самого начала совещания он был слишком агрессивным, от него исходило какое-то нервное напряжение, создавалось впечатление, что решается что-то исключительно важное для него. Я никогда не видел его в таком состоянии, хотя он частенько вел себя надменно, но именно вчера он превзошел самого себя.

– А вы не могли бы сказать, почему отклонили проект Эрденштейна? – осторожно спросил Саммерс.

– Толком ничего сказать не могу, так как сам ничего не понял… Вот с проектом Джейка Макгрегори все понятно. Он представил прекрасный материал: большое число схем и чертежей, электронная презентация, интересный доклад. А с проектом Эрденштейна?… Он ничего не представил, по поводу его предложений было сказано всего лишь несколько слов, смысл которых я не сумел уловить. Я ведь финансист… Вот и все. Затем Эрденштейн возмутился, оскорбил всех присутствующих и покинул совещание.

– Значит, ничего оскорбительного в адрес Эрденштейна со стороны других участников совещания не прозвучало? – поинтересовался полицейский.

– Нет ничего, у нас совещания всегда проходят в корректной атмосфере.

– Спасибо, мистер Джексон, вы нам очень помогли. Можете быть свободным.

Уинстон Джексон поблагодарил полицейских, принял очередную пилюлю и усталой походкой направился к выходу.

– Не приведи господь, жить на одних таблетках, – грустно сказал Саммерс. – Хотя, кто знает, как сложится жизнь?

Затем в зал вошел руководитель отдела маркетинга компании Чарльз Абрахамсон. Бывший военный, всегда подтянутый и опрятный. У него была отлично сохранившаяся, загорелая кожа и абсолютно седые волосы, коротко постриженные и торчащие во все стороны ежиком. Особенно молодо выглядели его глаза, они словно светились особой энергией, будто Абрахамсону и не было пятидесяти лет. Обладая отменным здоровьем, он привык постоянно колесить по стране и по всему миру, бывая в служебных командировках.

Была у Абрахамсона и другая сторона жизни, которую он всячески старался скрыть. Чарльз являлся страстным поклонником прекрасного пола, причем обожал в женщинах только тело, их характер его просто раздражал. Именно ему принадлежала знаменитая во всей компании фраза: «Какое было бы счастье, если бы у женщин были только ножки. Но у них ведь есть еще и голова!» Абрахамсон никогда не был женат – сначала военная служба, затем постоянные командировки не способствовали созданию семьи. Бывая в различных странах, Абрахамсон всегда выкраивал время для посещения различного рода злачных мест. Он постоянно вступал в связь с женщинами легкого поведения, при этом Абрахамсону больше всего нравилось не само овладение женщинами, а созерцание их тел. Абрахамсон не мог пройти мимо красивой женщины, не оглянувшись. Его глаза постоянно выискивали в толпе красивые и стройные женские фигуры. Кроме того, он накопил у себя целую коллекцию эротических предметов и литературы.

– Чарльз Абрахамсон, руководитель отдела маркетинга, – коротко представился он.

– Мистер Абрахамсон, нам необходимо задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста, сэр, я готов.

– Нас интересует, как проходило вчерашнее совещание?

– Как обычно, сэр, в деловой обстановке, – невозмутимо ответил Абрахамсон.

– Что вы можете сказать о конфликте Эрденштейна с другими участниками совещания?

– Никак нет, никакого конфликта не было, – также невозмутимо продолжал руководитель отдела маркетинга. – Эрденштейн всегда исключительно болезненно относился к критике своей работы. Просто вчера с ним случилась настоящая истерика. Думаю, что в таком состоянии можно легко угодить в автомобильную катастрофу.

– И, все же, – настаивал полицейский, – не считаете ли вы, что чье-либо неосторожное высказывание, или замечание, спровоцировало подобное поведение Эрденштейна?

– Никак нет, сэр. Ничего оскорбительного в его адрес на совещании не прозвучало.

– А вы, лично, поддержали его проект?

– Нет, сэр.

– Как вы объяснили свое несогласие с его проектом?

– Мы были едины во мнении с Гарри Галлахером. Предложения Эрденштейна не соответствуют профилю нашей компании. Для осуществления подобных проектов у нас нет, ни производственной базы, ни необходимых финансовых средств.

– Мистер Абрахамсон, а в чем суть проекта Эрденштейна?

– Извините, сэр, мне не хотелось бы обсуждать с вами техническую сторону вопроса.

– Понимаю… А вы не замечали пристрастий Эрденштейна к алкоголю или наркотическим средствам?

– Нет, сэр. Ничего подобного никогда за ним не замечал и не слышал от других.

– Благодарю вас, мистер Абрахамсон, у нас нет больше к вам вопросов.

Дождавшись пока Абрахамсон выйдет из зала, Саммерс спросил своего подчиненного:

– Что думаешь?

– Крутой мужик, такого не «раскрутишь».

– Да, – согласился лейтенант, – военного видно за милю, такое остается на всю жизнь.

В зале появился хорошо сложенный молодой мужчина лет тридцати.

– Доброе утро, мое имя Джейк Макгрегори. Я руковожу отделом компании.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал Саммерс, – нам необходимо задать вам несколько вопросов.

Джейк с отличием окончил университет и был способным инженером. Он относился к тому поколению, молодость которого накрыла волна сексуальной революции. В то время было модным вступать в половую связь, даже не выясняя имя человека. Джейк смолоду был весьма привлекательным, и поэтому его студенческие годы протекали бурно. Однако ни одна из этих связей не оставила в его душе заметного следа. Несмотря на многочисленные похождения, Джейк успевал хорошо учиться, и после окончания университета, в первую очередь благодаря своим способностям, быстро стал квалифицированным специалистом. В компании он начал работать четыре года назад. За это время, благодаря постоянным предложениям по улучшению конструкций и производству кинопроекционной аппаратуры, Джейк быстро продвинулся по службе и стал руководителем ведущего отдела компании.

Год назад он влюбился в Джулию Уолтерс. Это была любовь с первого взгляда, о существовании которой Джейк неоднократно слышал, и которая пришла к нему только сейчас, в зрелом возрасте. Теперь вся жизнь Джейка разделилась на две части – до, и после встречи с Джулией. После этой встречи Джейк начал замечать в себе существенные изменения. Он словно очнулся от какого-то оцепенения и стал взрослеть, осознавая ответственность мужчины не только за свою жизнь, но и перед будущей семьей, перед будущими детьми. Позднее Джейк начал замечать, что и Эрденштейн начал проявлять интерес к Джулии. И более того, он пытался за ней ухаживать – приносил цветы, сладости, рассказывал двусмысленные истории… Джейк ревновал Джулию ко всем мужчинам, однако Эрденштейна он ненавидел больше других.

Узнав об автомобильной катастрофе, Джейк старался выглядеть как можно более спокойным. Однако известие о смерти Эрденштейна привело его в некоторое замешательство. С одной стороны, эта смерть снимала многие вопросы, волновавшие в последнее время Джейка, с другой, его воспитание не позволяло злорадствовать по этому поводу. И все же, сейчас верх брало чувство удовлетворенности. Джейк чувствовал, что с его плеч словно свалился какой-то груз, груз неизвестности, но чувство ненависти к Эрденштейну в его душе все же не утихало.

– Мистер Макгрегори, расскажите о вчерашнем совещании, – обратился к нему Саммерс.

– Вас, видимо, больше интересует скандал, который устроил Эрденштейн на совещании? – спросил Джейк.

– Не только, – уклончиво ответил полицейский.

– Поведение Эрденштейна на совещании было неадекватным, – с некоторым раздражением сказал Джейк, – как впрочем, не только на последнем совещании. Тип наглый, надменный и слишком самоуверенный. Мне не понятна роль Эрденштейна в компании, и отношение к нему Галлахера. На мой взгляд, его давно нужно было гнать отсюда.

– Почему был отклонен проект Эрденштейна? – спросил Саммерс.

– Потому, что предложение Эрденштейна не связано с конструированием кинопроекторов.

– Почему вы так считаете?

– Мне не хотелось бы обсуждать технические проблемы… Да, их, похоже, в его предложениях и не было.

– Скажите, Макгрегори, а не было ли у вас когда-либо конфликтов с Эрденштейном?

– Конечно, не было, я стараюсь не иметь никаких дел с подобными типами, можно сказать, обхожу их стороной.

Джейк не сказал всю правду. Однако не только потому, что не хотел связываться с полицией. Он даже себе самому, в глубине души, не мог признаться, что боялся Эрденштейна как соперника. Соперника во всем. И не только в отношениях с Джулией, но и как конкурента на лидерство в компании. Хотя Джейк всегда неодобрительно отзывался о деятельности Эрденштейна, где-то на уровне подсознания он признавал его как очень сильного теоретика и конструктора. Даже трудно предположить, что давало повод для такого признания, ведь на совещаниях Эрденштейн чаще всего молчал, не представляя никаких идей и проектов. И все же Джейк каким-то непонятным образом ощущал силу интеллекта Эрденштейна.

– Ну, что же, Джейк, у меня нет больше к вам вопросов, – сказал Саммерс, – можете быть свободными.

Оставшись вдвоем, полицейские переглянулись. Из ответов участников совещание трудно было составить объективное представление о его ходе. Хаппел тяжело вздохнул и спросил:

– Шеф, вам не кажется, что и этот тоже какой-то взвинченный?

– Похоже, ты прав. Чувствуется напряженность и нежелание говорить правду… Хотелось бы узнать, что же на самом деле здесь вчера произошло?

Глава 6

Осталось поговорить с последним участником совещания, с Гербертом Уингли. Однако его все не было. Джулия Уолтерс по поручению Галлахера контролировала приход участников совещания. Она звонила в отделы, вызывала нужных людей, старалась их подбодрить. Джулия также обратила внимание на задержку Уингли. Позвонив еще раз в отдел, и убедившись, что Уингли уже вышел, она начала его искать. Джулия вышла в холл перед приемной и увидела Герберта Уингли. Он делал вид, что старательно рассматривает листки одного из больших растений, занимавшего весь угол холла. Джулия сразу догадалась, в чем дело. Она подошла, и с трудом сдерживая улыбку, спросила:

– Герберт, вы ничего не забыли?

– Нет, нет, Джулия, – вздрогнув, ответил Уингли, – как вы могли так подумать? Я ничего не забыл. Просто засмотрелся на строение листков. Надо сказать, очень интересная штука.

Джулия не выдержала, и широко улыбнувшись, положила руку ему на плечо:

– Герберт, вы даже не представляете себе, как я боялась идти туда. Однако оказалось, что ничего страшного нет. Просто задали несколько вопросов о вчерашнем совещании и все. Ведь ничего страшного вчера не произошло. Идите, вас уже ждут. И скоро все кончится.

– Да, конечно, я уже иду, – ответил Уингли, стараясь выглядеть как можно более мужественным.

Герберт был высок ростом, худощав, носил очки круглой формы, аккуратную прическу, всегда был чисто выбрит, старался одеваться опрятно и неброско. Основным недостатком его были излишняя скромность и застенчивость, и причиной этого, скорей всего, была его мать. Женщина очень властная и беспокойная, в детстве она постоянно контролировала каждый шаг маленького Герберта, одергивая его ежеминутно, оберегая от малейшей опасности. Отец Герберта не занимался ни воспитанием сына, ни домашними работами, дома он всего лишь отдыхал после напряженной работы врача скорой помощи. Мать одна тянула хозяйство и выполняла по дому всю работу, и женскую, и мужскую. Естественно, что она была главой дома. Опека матери, ее постоянный прессинг, довлели над маленьким Гербертом все детство и юность. В таких условиях из мальчика не мог сформироваться полноценный мужчина, но отца это, видимо, не очень беспокоило, а мать была уверена, что передает сыну универсальный жизненный опыт. Сейчас его родители уже ушли из жизни. Отец погиб в автомобильной катастрофе, когда Герберту было пятнадцать, а мать умерла от обширного инсульта, когда он учился на последнем курсе университета.

В среде сверстников Герберту всегда было тяжело. Его не брали играть вместе со всеми, постоянно смеялись над ним, придумывали смешные прозвища. Герберт часто плакал, и не мог никому рассказать о своих переживаниях. Постепенно он стал бояться всего на свете. Боялся сильных мальчишек, боялся родителей, боялся девушек, и особенно боялся полицейских.

Служебная карьера Герберта Уингли складывалась весьма успешно, он был очень талантлив. Вначале его излишняя застенчивость не позволяла ему в полной мере проявлять свои способности, но затем у него постепенно сложился оригинальный метод воплощения своих идей. Герберт заходил в кабинет Галлахера и осторожно, как бы невзначай, излагал сущность своих идей. Через несколько дней, Галлахер, «переварив» идеи Уингли, выдавал их за свои, и назначал Герберта ответственным за их реализацию. В душе Уингли раздражало такое положение, но постепенно он привык к подобной роли. Во-первых, идеи выдвигал Галлахер, и никто не смел сомневаться в их важности;, во-вторых, Герберта начали продвигать по службе и он стал руководителем важного отдела компании.

Через минуту Герберт Уингли был уже в зале. Поздоровавшись с полицейскими, он извинился за опоздание:

– Извините, что заставил ждать себя. Я задержался в отделе. Пришлось решать неотложные дела.

– Не стоит извиняться, – ответил Саммерс. – Во-первых, вы на работе, во-вторых, мы не так уже и долго ждали вас. Да и скучать не пришлось, мы просто любовались интерьером зала. Красиво тут у вас.

– Да красиво, – согласился Герберт, при этом он широко улыбнулся и как-то внутренне успокоился. – Причем не только здесь, но и везде, даже в производственных помещениях. Наше руководство уделяет этому вопросу большое внимание. Красивый интерьер помогает работать. Я бы даже сказал, что такой интерьер придает чувство гордости за свою работу, за свою фирму.

– Ну, что же, мистер Уингли, здесь наши точки зрения полностью совпадают. Я рад этому, – продолжил лейтенант. – Однако мы прибыли сюда не для того, чтобы любоваться красивым интерьером вашей компании.

Уингли сразу сник и помрачнел. Казалось, он стал ниже и уже в плечах. Взгляд блуждал с одного предмета на другой, а на лице отразились невыразимая тоска и печаль.

– Мистер Уингли, не волнуйтесь, пожалуйста, – вкрадчивым голосом продолжил Саммерс. Он сразу понял, что собеседник не обладает сильным характером и его можно «разговорить». – Постарайтесь подробнее рассказать о вчерашнем совещании.

– Ну, что вы, я не могу, – возразил Уингли, – у нас в компании существуют строгие правила относительно технической информации.

– Герберт! Как вы могли так подумать? – не сдавался Саммерс. – Мы полицейские, нас абсолютно не интересуют технические подробности. Нам важно понять отношения между людьми. Важно, чтобы восторжествовала справедливость. Возможно, произошедшее на вчерашнем совещании повлияло на Эрденштейна, и он попал в автомобильную катастрофу.

– Возможно, – неуверенно произнес Уингли.

– Вот видите, – продолжал полицейский. – Расскажите подробнее, пожалуйста, помогите следствию.

Герберт Уингли некоторое время сидел, опустив голову, и тяжело вздыхал. Затем неуверенным голосом начал рассказывать:

– Галлахер предложил нам подготовить предварительные предложения по реализации сложного проекта. Очень сложного, я бы сказал, очень необычного. И вот вчера на совещании мы представляли наши соображения по этому поводу. В качестве основы были взяты предложения Джейка Макгрегори, мои предложения взяты в качестве запасного варианта, а предложения Эрденштейна не получили поддержки. Он сильно разозлился и покинул совещание. Вот, собственно, и все.

– А вы очень расстроились из-за того, что не ваш вариант был признан основным? – вкрадчивым голосом спросил Саммерс.

– Нет, что вы, – с некоторым облегчением ответил Уингли. – Я даже рад, что не придется ломать голову над всем этим.

– Что же мог предложить Галлахер, чтобы с этим не смог справиться такой способный человек, как вы? – настаивал полицейский.

– Представляете, – с некоторым возмущением проговорил Уингли, – вздумал осуществлять демонстрацию кинофильмов без экрана, прямо в воздухе.

– Как это без экрана?

– А вот так, прямо в воздухе. Причем изображение должно быть настолько большим, чтобы его могли смотреть несколько сот зрителей.

– И победил проект Джейка Макгрегори?

– Да, очень роскошная идея… Представляете, он предложил установку, основанную на так называемом, ионно-плазменном генераторе. Генератор создает ионно-плазменный «экран», который в определенной степени напоминает северное сияние, и на нем формируется элементы изображения за счет фокусировки магнитного поля в нужном для нас участке пространства, а сигнал в генератор подается из обычного видеомагнитофона. Таким образом, установка должна получиться передвижной и относительно недорогой… Признаюсь, мне очень понравился его проект.

– Да, очень здорово, – с наигранным восхищением сказал Саммерс. – Силен этот Макгрегори.

– Силен, – с тоской в голосе согласился Уингли.

– А вы, Герберт, что же предложили?

– Да, самый обыкновенный лазер, – от досады Уингли даже махнул рукой. – Просто за две недели ничего стоящего в голову не пришло, а нужно было что-то докладывать.

– Чем же лазер хуже ионно-плазменного генератора?

– Просто для создания изображения лазеру необходима какая-либо поверхность, тот же самый экран, или большая стена… Так, что, прямо в воздухе не получается.

– Понимаю, понимаю, – с сочувствием произнес полицейский. – И что же предложил Эрденштейн?

– Я точно не знаю. Мне показалось, что он предложил какое-то устройство, действующее непосредственно на психику людей.

– Неужели такое возможно? – удивился Саммерс.

– Не знаю, – пожал плечами Уингли.

– Но, скажите, Герберт, – настаивал полицейский, – в какой форме были отклонены предложения Эрденштейна? Не оказывалось ли на него какое-либо давление? Было ли совершено что-нибудь оскорбительное по отношению к нему?

– Нет, ничего не было, – уверенно ответил Уингли. – У нас совещания всегда проходят в доброжелательной, корректной обстановке. А если и говорить о каком-либо неуважении, то оно могло исходить только от самого Эрденштейна… Сложный тип.