Побег Люшкова[145]

«Я счастлив, что принадлежу к числу работников карательных органов», – сказал в декабре 1937 года начальник УНКВД по Дальневосточному краю комиссар госбезопасности 3-го ранга Г.С. Люшков, обращаясь к трудящимся, выдвинувшим его кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. В словах этих отразилось умонастроение многих чекистов «ежовского» призыва, ставших палачами тысяч своих граждан и за что вознесенных из безвестности к власти, чинам и наградам, а затем безжалостно уничтоженных и канувших в забвение.

Через полгода, в ночь с 12 на 13 июня 1938 года, Г.С. Люшков перешел государственную границу в полосе 59-го Посьетского погранотряда НКВД и сдался японским оккупационным властям Маньчжурии. 6 июня 1938 года японские войска, получившие от перебежчика дополнительные сведения о дислокации сил и системе приграничной обороны Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, начали наступательную операцию у озера Хасан. Только через пять недель упорных боев японцы были остановлены, а затем отбиты советскими войсками…

Что же заставило члена ВКП(б), высокопоставленного чекиста, кавалера ордена Ленина и депутата Верховного Совета СССР предпринять этот отчаянный шаг – изменить Родине и обречь своих родных на суровое наказание сталинской карательной системы? Современные исследователи высказывают на этот счет разные предположения. Причинами побега называют и страх перед заслуженным возмездием за массовые необоснованные репрессии на Советском Дальнем Востоке, и некомпетентное вмешательство Люшкова в дела агентурной разведки за рубежом, приведшее к многочисленным провалам, и некие исподволь созревшие антисталинские настроения перебежчика[146].

Правда, до сих пор как-то в стороне остался сам «герой» событий – Г.С. Люшков, его морально-психологический тип, характерный для чекистов тех лет. Располагая некоторыми документами, касающимися личности Г.С. Люшкова и его служебной карьеры в органах ВЧК-НКВД, авторы предприняли попытку реконструировать последовательность событий, свидетелем и участником которых Люшков был с начала 20-х годов и вплоть до упомянутой роковой ночи на границе, и выяснить истинные причины его побега за кордон, а также его дальнейшую судьбу.

Генрих Самойлович Люшков родился в феврале 1900 года в семье небогатого одесского еврея-портного. Семья была многодетной, кроме Генриха, у Рахиль и Самойлы Люшковых росло еще трое детей. Родители Генриха не отличались большой религиозностью, потому и сына – будущего чекиста, вместо традиционного хедера сразу отдали в шестиклассное начальное казенное училище. После его окончания в 1915 году юноша продолжил учебу на вечерних общеобразовательных курсах, подрабатывая днем переписчиком в автомобильной конторе. По словам самого Люшкова, в конце 1917 года под влиянием своего брата он оказался «вовлечен в революционную бурю»: в рядах дружины Союза социалистической молодежи участвовал в уличных боях при захвате власти в городе Одесским Советом[147].

Однако уже в марте 1918 года Одесса была занята германскими оккупационными войсками, и с этого момента Люшков уходит в городское подполье. Как и во многих биографиях его современников, «пребывание в подполье» – самый неясный эпизод в жизни Люшкова. Известно лишь то, что в феврале 1919 года, во время разгрома белыми одесского подполья, направляясь на явку, он был арестован. Из-под стражи удалось сбежать и по подложным документам пробраться в освобожденный красными войсками Екатеринослав. В марте под Николаевом Люшков добровольно вступил в Красную Армию – красноармейцем-политработником 1-го Николаевского советского полка, оттуда был направлен в Киев на центральные военно-политические курсы Наркомата по военным делам Украины. Здесь в июле 1919 года он вступил в партию большевиков. Вскоре вместе со своими товарищами-курсантами Люшков был переброшен на станцию Жмеринка, чтобы воевать с прорвавшимися петлюровцами, а затем работал помощником военного организатора Киевского губкома партии.

Когда началось наступление белых и Киев был сдан, Люшков вместе с эвакуированными советскими работниками Украины оказался в Брянске. В сентябре 1919 года он был направлен политруком в 1-ю Отдельную бригаду 14-й армии на Южный фронт. С бригадой прошел весь путь на Мозырском и Речицком направлениях Южного и Юго-Западного фронтов, являясь секретарем и начальником политотдела бригады. В июне 1920 года Генрих Самойлович впервые ненадолго попал на чекистскую работу – уполномоченным Особого отделения ВЧК 57-й стрелковой дивизии. После советско-польской войны Люшков был демобилизован и вернулся в родную Одессу, где поступил на учебу в Институт гуманитарных наук, но получить образование не удалось. Осенью 1920 года его отозвали с учебы и направили на работу в Одесскую губернскую ЧК.

Украина, неоднократно переходившая из рук в руки противников в Гражданской войне, в начале 20-х годов осталась ареной ожесточенной борьбы органов ВУЧК-ГПУ УССР с многочисленными противниками большевистского режима: петлюровцами, эсерами, польскими националистами, анархистами, крестьянскими повстанцами и просто уголовно-бандитскими элементами. Кроме того, на Правобережье Украины, имевшем выход к двум границам – с Польшей и Румынией, органы ГПУ вели борьбу с проникавшими из-за кордона вооруженными формированиями и шпионско-диверсионной агентурой иностранных государств.

Именно такого рода служба досталась Люшкову в период 1921—1924 гг. в ряде пограничных и окружных отделов ГПУ Тирасполя, Вознесенска, Первомайска, Каменец-Подольска и Волочинска на юго-западе Украины. «Умиротворение степей» в Одесчине проходило тяжело. В регионе оперировали повстанческо-бандитские отряды под началом атаманов Лихо (Бондаренко), Левченко, «Черного ворона», Коваленко, братьев Аврамчук. Бандиты совершали массовые ночные налеты на небольшие степные городки, останавливали пассажирские поезда и эшелоны, грабили государственное и личное добро. Работа чекиста-оперативника в приграничье зачастую была связана с риском для жизни: в 1921 году во время ликвидации банды в Вознесенском уезде Люшков был ранен в руку.

В ноябре 1924 года он был выдвинут на самостоятельную руководящую работу начальником Проскуровского окружного отдела ГПУ, входившего тогда в Подольский губернский отдел,[148] которым в то время руководил крупный, «идущий в гору» украинский чекист – И.М. Леплевский. Именно ему и предстояло сыграть заметную роль в судьбе Люшкова.

Израиль Моисеевич Леплевский (1896—1938), как и Люшков, происходил из бедной еврейской семьи рабочего-табачника. Семья была многодетной (9 детей). Отец часто сидел без работы, а потому всю многочисленную семью содержала мать, добывающая средства к существованию мелкой лавочной торговлей. С началом немецкого наступления в 1915 году на Брест-Литовск (где проживало семейство Леплевских), все население города было спешно переселено в глубь России. Пришлось уходить и Леплевским, бросив торговую лавку. Буквально за сутки семья оказалась на грани разорения[149].

В молодости Израиль Леплевский был членом «Бунда», но в феврале 1917 года примкнул к большевикам. Отсутствие какого-либо образования (он был самоучкой, несколько лет просидел в хедере, на чем настояла мать, крайне религиозная женщина) компенсировалось у него природной предприимчивостью, опытом практической работы в ЧК с 1918 года и наличием покровительствующей «руки» в Москве в лице старшего брата – Г.М. Леплевского, занимавшего видные посты в Наркомате внутренних дел и Малом Совнаркоме РСФСР[150]. К моменту сближения Люшкова с Леплевским последний уже показал себя «стойким большевиком-чекистом, проявив выдающиеся способности в деле борьбы со всеми видами контрреволюции» на Украине [151] и был награжден орденом Красного Знамени.

Когда в октябре 1925 года им пришлось расстаться (Леплевский был назначен начальником Одесского окружного отдела ГПУ), бывший начальник Люшкова рекомендовал его на ответственную работу в центральный аппарат ГПУ Украины, дав тем самым первоначальный толчок его карьере. Перебравшись в Харьков, Люшков как хороший «агентурист» возглавил работу Информационно-осведомительного отдела (ИНФО) ГПУ Украины. Получив в свои руки всю агентурно-осведомительную сеть республиканского ГПУ, Люшков перешел к делам «крупного масштаба» и уже в 1926 году «…нащупал террористическую группу, подготовлявшую покушение на председателя ВУЦИКа тов. Петровского»[152].

Забегая вперед, отметим, что опыт в делах такого рода очень пригодился Люшкову во время его ленинградской командировки в связи со следствием по делу об убийстве С.М. Кирова и способствовал его сближению с одним из «кураторов» этого следствия – Н.И. Ежовым.

В мае 1930 года, уже занимая прочное место в аппарате республиканского ГПУ, Люшков назначается начальником Секретного (с 1931 года – Секретно-политического) отдела ГПУ УССР. Тогда отдел «контролировал» не только остатки «антисоветских политических партий» (эсеров, меньшевиков, анархистов и т.д.), но и активно боролся с «внутрипартийной» оппозицией в ВКП(б).

К этому времени ситуация в политической жизни страны изменилась: нэп был свернут, началась коллективизация деревни, правая и левая оппозиции в партии оказались под мощным давлением сталинского ОГПУ. «Оперативным наркозом» для советского общества в этой ситуации стали развернутые чекистами с конца 20-х годов судебные процессы по «вредительству» – «Шахтинский», «Промпартии» и др. Не отставало в выполнении «социального заказа» властей и ГПУ Украины. Еще в декабре 1929 года старший товарищ и покровитель Люшкова Леплевский и сам перебрался в Харьков. Став начальником Секретно-оперативного управления (СОУ) и членом Коллегии ГПУ УССР, он вместе с Люшковым активно участвовал в разработке и проведении крупнейших операций чекистов на Украине. Председатель ГПУ Украины В.А. Балицкий свидетельствовал: «Ликвидация крупных дел… «Украинского Национального центра», «Военно-офицерской организации» (дело «Весна») и других крупных контрреволюционных повстанческих организаций на Украине проведена благодаря исключительной энергии, четкости и оперативному руководству и непосредственному участию в практической работе со стороны тов. Леплевского»[153].

Существенно, что ликвидация «военно-фашистского заговора в Красной Армии» весной – летом 1937 года стала для Леплевского (тогда начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР) реализацией, с кое-какими изменениями, его «заготовок» начала 30-х годов.

Бок о бок с Леплевским работал на Украине Люшков. По мнению В.А. Балицкого, он сыграл не менее значительную роль в «развороте и ликвидации дел диверсионно-повстанческих организаций – «Украинского Национального центра» и военно-офицерской организации (дело «Весна»). Личные выезды тов. Люшкова в районы, руководство агентурой, результативные допросы ряда крупных фигурантов во многом способствовали раскрытию и ликвидации упомянутых организаций»[154]. В августе 1931 года Балицкий и его украинские чекисты добились своего: «развернутые» ими дела были замечены и по достоинству оценены Москвой. Балицкий получил повышение и стал третьим заместителем председателя ОГПУ Союза. Как и прежде, вслед за новым зампредом ОГПУ из Харькова в Москву, на работу в центральный аппарат ОГПУ, потянулось и его окружение.

«Массовости» украинского потока чекистов способствовали и открывшиеся вакансии на Лубянке: в июле 1931 года Сталин устроил очередную «перетряску» чекистских кадров в Москве. В опалу попали и были удалены со своих постов крупные чекисты: Е.Г. Евдокимов, Я.К. Ольский-Куликовский, И.А. Воронцов, Л.Н. Бельский и другие[155]. Так для «людей Балицкого» и открылась возможность занять ответственные посты в центральном аппарате ОГПУ.

Вместе с бывшим руководителем Украинского ГПУ в столице прибыли бывший начальник СОУ ГПУ И.М. Леплевский (стал заместителем начальника, а затем начальником ОО ОГПУ), бывший начальник АО ГПУ Н.Л. Рубинштейн (заместителем начальника ОК и начальником 1-го отделения ОК ОГПУ), бывший секретарь Коллегии ГПУ Я.В. Письменный (возглавил работу ОЦР ОГПУ), бывший начальник Запорожского окротдела ГПУ М.К. Александровский (помощником начальника ОО и начальником 1-го отделения ОО ОГПУ), бывший начальник УПО ГПУ Н.М. Быстрых (получил должность начальника ГУПО и войск ОГПУ, и по совместительству начальника Главной инспекции милиции ОГПУ), а также А.Г. Евгеньев (Левин), З.И. Ушаков-Ушимирский, М.С. Ямницкий и другие.

Со временем представители «украинской» группы стали перебираться и на руководящую работу в регионы. Так, бывший начальник Киевского оперсектора ГПУ В.Т. Иванов возглавил работу ПП ОГПУ по Ивановской промышленной области, бывший заместитель начальника СОУ ГПУ Н.И. Добродицкий стал заместителем полпреда ОГПУ по СКК, бывший начальник ОК ГПУ УССР Н.С. Бачинский – заместителем полпреда ОГПУ по ЦЧО, в Казахстан и в Среднюю Азию уехали бывший помощник начальника Полтавского оперсектора ГПУ В.И. Окруй и бывший инспектор ГПУ М.А. Панов-Бройде.

Сам Люшков 17 августа 1931 года был назначен помощником начальника СПО ОГПУ, и по совместительству начальником 2-го отделения СПО ОГПУ. В обязанности сотрудников 2-го отделения СПО входили: агентурно-оперативная работа в деревне, контроль за национальными движениями и политическими партиями, сельскохозяйственными учебными заведениями и учреждениями, оперативное освещение запаса РККА и Осоавиахима, а также работа по бывшим красным партизанам, русскому казачеству и кулацкой ссылке[156].

В дальнейшем при содействии Люшкова в Москву, в аппарат СПО перебрались и его коллеги по работе в ГПУ Украины – М.А. Каган и Э.К. Каганова. Эмма Карловна Каганова (настоящее имя и фамилия Суламифь Соломоновна Кримкер) была хорошей знакомой Люшкова, он дал ей рекомендацию при вступлении в партию. Вместе с Кагановой в Москву переехал и ее муж, будущий начальник знаменитого 4-го Управления НКВД-НКГБ П.А. Судоплатов. Он стал работать в 1-м отделении ОК ОГПУ, под началом «украинца» Н.Л. Рубинштейна[157].

Здесь в столице в личной жизни нашего главного героя произошло большое событие. Будучи уже 31-летним мужчиной Люшков, как сказали бы сейчас, сочетался законным браком. Избранницей стала бывшая супруга его коллеги Якова Письменного – Нина Васильевна (в девичестве Кляузе). Причины разлада в семейных отношениях Нины и Якова Письменных неизвестны. Можно лишь догадываться об этом. Яков Вульфович Письменный слыл большим любителем женщин. Среди возлюбленных этого молодого чекиста была даже известная в будущем советская киноактриса Татьяна Окуневская.

Многие обстоятельства личной жизни Письменного и его ближайшего окружения (в основном руководящие сотрудники ГПУ– НКВД Украины) прояснились лишь во время следствия 1937 года. На допросах многие высшие чины украинского НКВД обвиняли Письменного в моральном разложении: «В Киеве существовали притоны и «малины», которые посещались руководящими сотрудниками НКВД… Такие «малины» есть на Подвальной и на Житомирской, к которым был близок Письменный… Он посещал и… притон Аренштейн, прозванной «бабушкой русской проституции». Аренштейн – близкая родственница троцкиста Ахматова. В этом притоне бывали очень ответственные работники… Письменный, Ахматов и литератор из богемы Гарри посещали «малину» на Прорезной у кустаря, выделывавшего оправу для очков»[158].

Эти показания, данные Н.Л. Рубинштейном (особоуполномоченным НКВД УССР), подтверждал и начальник УНКВД по Одесской области А.Б. Розанов: «При аресте одной гражданки (кельнерши бара «Интурист» в Одессе Я.Я. Головской. – Прим. авт.) по подозрению в польском шпионаже в 1936 году у нее были обнаружены письма Письменного, который был с ней в интимной связи. Эти письма я лично изъял из дела и направил Письменному через Гафановича…»[159].

В том же году в Киеве за попытку убийства комкора Н.Н. Криворучко милиция арестовала балерину местного театра Сериду. Причина неудачного покушения такова: Криворучко избил свою любовницу Сериду, и та решила отомстить, застрелить его из револьвера. Спасло боевого командира лишь то, что женщина не умела пользоваться оружием. Позже, уже на допросах в милиции, выяснились интересные подробности. В «близкий круг» балерины входили не только военные, но и чекисты – Я.В. Письменный, М.К. Александровский, Ю.И. Бржзовский[160].