Гори

синим пламенем,

пропади пропадом

или,

сделай милость,

исчезни.

Я листаю страницы –

рыдаю хохотом

над историей

нашей болезни.

Хотела романа,

happy end

и прочее…

В припадках истерики –

паузы,

как зимние дни,

становились короче,

чего не скажешь

о кляузах.

А быть негодяем,

придурком

и сволочью

не трудно.

Прикинусь ветошью.

Словами трави,

обливай

меня щелочью.

Не скажешь ведь:

«Милая, не за что…»

А здесь, посмотри,

объективно записано –

не

первый

тревожный анализ…

Наука, однако,…

упираться бессмысленно…

Диагноз:

«АMORE LETALIS».

Исчезли звуки нежных серенад

давным-давно... Безжалостно и грубо

терзает слух, как наступает март,

кошачий блюз на водосточных трубах.

Давным-давно затих в ночи романс…

Романов – нет. Случаются интрижки.

Кошачий блюз – духовный декаданс

влюбленного и глупого мальчишки.

Грезы и сны закатаю в асфальт.

Парус порву на портянки.

Гневное море швырнет на базальт

Алые бредни мещанки.

Ты – не Ассоль. Мое имя – не Грей.

Где этот город Каперна?

Долго искал. Ты ждала много дней.

Скверно. И все-таки скверно…

Зашкурен до блеска ладонями рук

Черен щербатой лопаты.

Иду в штыковую. Крушу. Ультразвук

Бьет в мозг колокольным набатом.

Промерзла землица суровой зимой –

Декабрь сорок первого года.

Я был на войне. Я служил под Москвой –

Боец похоронного взвода.

Ты убеждала: «Сердце, милый, слушай.

Оно – маяк на жизненном пути.

На том пути, где бродят наши души,

Пытаясь смысл и веру обрести».

Стал слушать я, да в беспрерывном стуке

Не разобрал значенья вещих слов.

Но как-то раз, разрушив скорбь и скуку,

Раздался стук призывный каблуков.

И сердца ритм невольно изменился,

Войдя в какой-то странный резонанс:

То затихал, то вдруг сильнее бился…

И всякий раз дарил мне новый шанс…

Не пропускал свалившейся удачи,

Но, наслаждаясь краденым теплом,

Однажды сердце стукнуло иначе:

Ударом в грудь и болью под ребром,

Как дверь в косяк, захлопнутая гневно,

Ты уходила. И…. была права.

Не сердце слушал. Видимо, неверно

Я толковал те мудрые слова....

Возьми назад всю груду глупых слов.

Верни одно, что обронил украдкой.

Слова твои в беременной тетрадке

Ведут к порокам, торжеству грехов,

Посредством рифм к гармонии стремясь,

Переплелись в затейливые строки…

Как много их! На землю слезы… – грязь…

Одно лишь слово…без него до срока

Теряет смысл все сказанное раньше,

Все то, что будет сказано потом.

Зачем плодить четверостишья фальши?

Верни его... и – хватит о пустом...

Ты знаешь, удивительно легко,

Как будто с плеч свалилась наземь тяжесть.

Я не летаю. Нет. Не думал даже…

Бреду дорогой пыльной босиком.

И все-таки – чудесно хорошо.

Плакучей ивы радужные слезы

Прольются без упреков и угрозы,

И в первый раз захочется еще

Прочувствовать их влагу на себе

Обветренной и обгоревшей кожей

И ощутить, что все еще, быть может,

Изменится в обманчивой судьбе.

Давно расстрелян весь боекомплект.

Лишь только тот, что выпал из обоймы

Способен харкнуть гарью в пистолет

И, прекратив бессмысленную бойню,

Поставить точку где-то между глаз.

А может, на виске? Нелегкий выбор...

Скажи, зачем решаем мы сейчас,

На чьей строке крестом отметить «Выбыл»?

Наш арсенал скопившихся обид

Давным-давно, казалось бы, расстрелян,

Но выпавший один патрон лежит

На скомканной, неубранной постели...

Отпущу на волю счастье.

Белокрылою голубкой

Упорхнет оно с ладоней

В недоступную мне высь.

Если сможешь – возвращайся.

Буду ждать устало в гости,

Вспоминая то, что было,

Но, взмахнув легко крылом,

Улетело в поднебесье,

Чтоб порадовать кого-то,

Кто тебя еще не видел

И не знал о том, что есть

В этом черством, жестком мире

Средь страданий, мук и скорби

Невозможное доселе

Ощущение любви.

Пусть поверит кто-то в чудо,

Станет лучше и добрее,

А потом с надеждой будет,

Обращая к небу взор,

Ждать, когда оно вернется

И внезапно яркой вспышкой

На короткое мгновенье

Фейерверком озарит.

Но смотреть на солнце долго,

К сожаленью, невозможно –

Белокрылую голубку

Пустит вверх его ладонь...

Смертельно бледнеет кафель.

Вокруг – люди только в белом.

Жизнь бьется потоком капель,

Иголкой впиваясь в тело.

Склонился… рефлектор нимбом…

Решимость в глазах. Не молод.

Дай волю, пошел за ним бы

В разведку, но этот холод…

А он прошептал беспечно,

В наркоз погружая: «Веришь,

Что выложить слово «Вечность»-

Из кубиков льда успеешь».

Стол тоже бывает ложем,

А святость нередко лжива.

Обманчив наш мир…. И все же

Мы верим в билет счастливый.

Блик солнца упал на кафель.

Вокруг – снова люди в белом.

Жизнь бьется потоком капель,

Иголкой впиваясь в тело.

Открыть кингстоны, килем лечь на дно

И созерцать запретные глубины.

Я сам мечтал, пускай давным-давно,

Увидеть мир глазами субмарины.

За сбычу мечт! Отрезав путь назад,

Глотну взахлеб забортную… не слабо.

Я погружаюсь. Чайки голосят,

Как будто мною брошенные бабы.

А там, где порт, ждет газовый резак.

Металлолом в бухгалтерской проводке?

Нет! Сухогруз! Я, Вашу мать, моряк!

Открыть кингстоны, стать подводной лодкой.

Шпангоуты, как ребра, затрещат.

Давление… и воздух – вон, наружу.

«Продуть балласт!» Отрезан путь назад.

Не всплыть уже, а впрочем,… и не нужно.

Зловонный дух парами перегара…

И понимаешь: пройдена черта.

С похмелья голова, как стеклотара,

Бессмысленна, нелепа и пуста.

И хочется об стенку со всей дури…

Но, вылакав ближайший водоем,

Присядешь и задумчиво закуришь,

Без боли вспоминая о былом.

по кромке льда, по краю полыньи…

неверный шаг – и корм для хищных рыбок.

вчерашний мир непрочен стал и зыбок,

а что взамен? – пришествие весны.

кому-то благо – гормональный взрыв,

а в царстве льда – сплошные катаклизмы,

и хочется смотреть на все сквозь призму

живого сердца. только раз остыв,

оно не откликается на зов

весеннего блаженного безумства,

а если да? – нелепое кощунство,

крушение незыблемых основ.

сжигает солнце вечность ледников...

Я виноват и признаю вину,

И больше не пытаюсь оправдаться.

Совсем не бес, увидев седину,

В ребро мое стал биться и стучаться.

Я виноват, что кардиоэкстрим

Не прекратил на первой же неделе,

И даже в том, что мы с тобой горим

Взаправду и всерьез, на самом деле...

бывает так, что нечего сказать;

а если скажешь – выстрел вхолостую;

и понимаешь истину простую,

что Муза – девка, то есть та же ****!

бывает по-другому – без причин

появятся кураж и томность в речи.

откуда что возьмется? – целый вечер

податлива она, как пластилин.

бывает, без насилия никак…

иной раз хорошо, но чаще плохо.

и думаешь, что легче сразу сдохнуть,

чем прокормить корзину для бумаг.

Монету кинешь – на ребро…

Поставишь: чет и нечет,

А шарик выберет зеро

И мой карман облегчит.

Ромашки, как призывники,

Все лысые досрочно –

Гадали, рвали лепестки –

Не угадали, точно!

Цыганский табор упылил

В неведомые дали.

Сказали: бизнес загубил,

Как странно... – не солгали.

Задал вопрос – ответ повис

Табачным дымом между…

Намок оттаявший карниз –

Капель звенит надеждой.

Пойду гулять. Пойду вразнос.

Плевать, как ляжет карта…

Целуй, весна. Целуй взасос,

Пьяни дыханьем марта.

Мечты лишились чувства меры.

И сны, и явь переплелись.

В гротеске все-таки химеры

Преобладают, портя жизнь.

Не понаслышке знаешь, вроде:

Разбит граблями твердый лоб,

Но так устроено в природе,

Наступишь снова, скажешь: «Чтоб…..»

Не отрекайся. Вера в чудо

Нам принесет свои плоды:

Деревья вспыхнут изумрудом

И зацветут вокруг сады.

ты вспыхнула,

как светофор напротив,

когда я предложил

устроить праздник плоти.

он запрещал,

а ты была не против…

я ж блефовал.

чуть увлеклись…

не замечая сплетен,

которые трепал

на перекрестке ветер,

сорвались в миг,

как двери с ржавых петель,

под самосвал.

Эмоции, как сухофрукты,

Зачахли все.

И вроде тоже бы продукты..,

Но по весне

Глазами ищешь натюрморты

Упругих сфер,

А видишь сморщенные морды

Усопших тел.

А восприятие захочет –

Легко соврет

И новый вяленый кусочек

Засунет в рот.

Пережуешь. Куда деваться,

Но все не то…

И ходишь, корчишься паяцем,

Как конь в пальто.

Скрипел диван, пружинами рыдая,

И ночь, и день. И снова ночь и день.

На третьи сутки я сказал: «Родная,

Мне надоело слушать дребедень».

Перебрались. Стонали ножки кресла,

А стулья жутко выли на луну.

«Руководить раздолбанным оркестром

Устал вчера. Пой соло – и ко сну…»

А ты всерьез, как о насущном хлебе:

«Не буду петь – пока не сменим мебель.»

В глубине твоих глаз

безнадежно тону.

В мой рассудок

проник редкий вирус,

Воля скована им.

Я смотрю в глубину,

Понимая:

оттуда не вырвусь.

Мне казалось,

объятья

двух скрещенных рук,

Что так нежно

касаются шеи, –

Это брошенный

метко

спасательный круг.

Как хотелось

в такое поверить!

Получилось,

что я

безнадежно тону…

Город стух под листвой

прелой.

Морось, слизь да кругом

слякоть.

Лишь намедни душа

пела,

А сегодня давай

плакать.

Виновата во всем

осень.

Был бы повод какой,

что ли?

Только повода нет

вовсе

Раскисать, как земля

в поле.

Видно, осень, в твоей

власти

Отбирать у людей

радость.

Мне же «скорый» вернет

счастье.

Много ль нам для него

надо?

стань героиней снов,

войди в мою обитель.

из паутинок слов,

из самых тонких нитей

сплети венок стихов,

мой новый небожитель.

настрой звучанье струн.

влиянье джана-кармы[1]

посредством древних рун,

останется на камне

еще пять тысяч лун,

но будет нефатальным.

скользнули по спине

распущенные косы.

в обожествленном сне

мы погружались в космос.

А я все строю замки из песка...

Перебежав дорогу кошкой черной,

В тиши ночной любовницей покорной

Ласкает грудь щемящая тоска.

А я мечтал, что замки обретут

Свою неповторимую реальность.

Какой-то голос возражал: «Банальность».

И чей-то вторил: «Да, напрасный труд».

Но верил я совсем в иную суть,

Прислушиваясь чутко к ритму сердца.

А сердце колебалось в мегагерцах,

Любовной дрожью наполняя грудь.

Но замок рухнул. Он был из песка...

Перебежав дорогу кошкой черной,

В тиши ночной любовницей покорной

Ласкает грудь щемящая тоска.

На северо-западе в период заката солнца

далеко настолько, что, кажется, на самом краю земли,

сомкнулись линии кровавым рубцом горизонта,

уходя и прощаясь, с надрывом глухим ревут корабли.

В кильватере чайки свирепо ругаются матом,

гонимые жаждой легкой добычи с поверхности моря

в холодной и мутной воде, где рассерженный атом,

расщепляясь, винтами закружит в пустом разговоре.

Бескрайний простор – лучшее место для очищенья.

Есть время подумать, когда за кормой и прямо по курсу

чист горизонт и не ищут глаза развлеченья.

Прислушаюсь к сердцу, к его предпочтеньям и вкусу.

Так легче, пожалуй,.. рельефнее видится прошлое.

Что-то много сказали друг другу мы слов на прощание:

«Не люблю. Ненавижу» и что-то еще нехорошее….

Но я понял, что сердце не слышит язык отрицания.

Холодный взгляд и скрещенные руки.

В когда-то нежном голосе – металл.

Мы – у черты... На стадии разлуки.

Устала ты. И я давно устал.

Зачем слова? Язык телодвижений

Красноречив и без налета лжи.

И каждый день глухое раздраженье

Меняет мир. И тают миражи.

Ни сил, ни средств. Два сердца в аритмии.

Известный врач скрывает правду глаз.

Лишь детский плач в истерзанной квартире

Еще пока удерживает нас.

Жаль, что я не буду молодым

Радоваться жизни безрассудно,

А замру под небом голубым

В золоченой бронзе, словно Будда.

В красочной оправе голова

Отзовется, лишь коснись рукою.

Жаль, что звук не сложится в слова.

Отзовется – да, но пустотою.

Старый мастер вложит в ремесло

Все уменье, опыт и искусство.

Не сужу, насколько повезло:

Лик от Бога и земные чувства.

Лепестками высохшей розы

Играет причудливо ветер.

Закрою глаза – твой образ

Исчезнет с моей планеты.

Открою… кругом – баобабы

И жерла потухших вулканов.

Я сам виноват, но как бы

Без признаков лжи и обмана.

В саду на далекой планете

Пять тысяч прекрасных роз

Цвело, но за них в ответе

Был кто-то другой. Всерьез

Не думал, собравшись в дорогу,

О том, что возможно такое...

Узнал, путешествуя, много,

А потерял дорогое.

Растревожено небо снежное

Злыми ветрами.

Ждешь и любишь его по-прежнему,

Лечишь душу свою мятежную

Сигаретами.

Солнце прячется... словно пологом,

Скрыто тучами.

Мысли разные тихим шорохом...

Но одна их них ярким сполохом:

«Невезучая».

Воет жалобно вьюга скорбная.

Жуть ненастная.

То ли добрая, то ли гордая...

Только брошена... не подобрана

И несчастная...

Ветер бешеный на рассвете стих.

Любо-дорого...

И в окно ее постучал жених

Жданным ворогом.

Гребу по улице, качаясь на ногах.

Смеркается. Не виден порт приписки.

Куда-то вдаль на полных парусах

С корветом смылись яхты-одалиски.

Швартуюсь к бару. Полон нынче трюм.

Здесь много пьют и бьют отлично морды;

Гарсон, одев изысканный костюм,

Прокуренные зубы скалит гордо.

Да мне-то что? Топорщится карман,

Зато живот поджар, как у дворняги.

А впереди колышется корма –

И нервно курят ладан в церкви дьяки.

Да только я – ни капли не святой,

Мне непривычен запах благовоний.

Грешил, грешу и буду. Я такой!

Пусть дьяки проявляют силу воли!

Холодно

В лучах искусственного света.

Голодом...

Страдает алчность твоя голодом.

Я не ищу для драки повода,

Не подбивай меня на это.

Снежная

Неделя выдалась прошедшая.

Нежная...

Ты не со мной бываешь нежная.

Не терпит быт душа мятежная,

А жизнь такая сумасшедшая...

Колкими

Словами бьем на поражение.

Волками...

В глаза друг другу смотрим волками,

А хрупкий мир звенит осколками

И нарастает напряжение.

Милая,

Возьму тебя на руки бережно.

С силами...

Я соберусь, пожалуй, с силами

И загляну в глаза красивые –

Нам обвинять друг друга не за что.

Вечерний режим:

ожидание сказки

С выходом в свет

полупьяного града,

Выбор объекта,

ритуальные пляски

И штурм баррикад

словесной бравадой.

Объект покорен.

Баррикады разбиты.

Жаркое тело

нагой полонянки

Просит пощады:

«Разреши, повелитель,

Выразить криком

мученья славянки.»

На деревьях почки,

у мальчишек ручки

распустились ночью

в ожиданье случки.

С сигаретным дымом

улетают силы…

Жизнь проходит мимо,

Будто образ милый.

Зеленеет травка

вездесущим «змеем» –

посижу на лавке,

медленно косея.

А любовь – с годами

понимаешь – зла…

Вместе с мужиками

я забью «козла».[2]

Слюной захлебнусь от хмельных фантазий я,

Зубы сожму неистово.

Если есть выход – смотри «эвтаназия».

Очень простая истина.

Подранком уйти уже не получится –

Эго мое расстреляно

Дуплетом из глаз. По этому случаю

Сказано слов немеренно...

Горы сверну, деревья вырву с корнями.

Словно медведь-шатун, разбужен зимой от спячки.

Лучше сразу запястья вяжи ремнями,

А если не можешь – срывайся в бега и прячься.

Мне наплевать – в любые проникну норы,

БорзОй разыщу по запаху загнанной дичи.

Зверею. Ноздрями словив феромоны,

Все больше и больше теряю рамки приличий.

Ты лучше сдавайся. Пощады не будет –

Серьезные ставки во взрослых амурных играх.

Из тесного лифа нежнейшие груди

Выхвачу, словно добычу, с рычанием тигра.

Выцвели краски в тестах Люшера –

Стрессы накрыли серыми пятнами.

Лучше сгорю в слоях атмосферы

Вместе с тоской своей непонятною.

Крылья верните. Требую отпуск!

В небо хочу из душного офиса!

Шеф, подпишите скорее пропуск

В мир, где не знают мук мегаполиса.

Сдох трудоголик, попав в засаду.

К черту летят рабочие графики.

На всех заборах, кривых фасадах

Рисую ярко-спелые граффити!

Ты ж меня не бей, куда ни попадя.

Я ни в чем, поверь, не виноват.

Просто слишком мало в жизни опыта.

Просто слишком дерзкий наглый взгляд.

Не гони в мороз студеный по ветру.

Не гадай: «Помрет иль будет жить?»

Ах, зачем пустила меня по миру,

Запретила верить и любить.

Ох, прошу, не будь такой навязчивой

Или изменись… Пригрей, любя.

Отчего мне выпала гулящая,

Пьющая нелепая судьба?

Посвящал тебе стихи душевные.

Ты душевно, будто бы с больным,

Говорила: «Строчки слишком нервные,

Горячи, как лоб. Вот анальгин».

А еще просила: «Хватит, миленький,

Не позорь и не позорься сам –

От твоей прямолинейной лирики

От соседей прячутся глаза.

Лучше бы писал словами скромными,

Теми же, что шепчешь тет-а-тет».

Укоряла, что бумагу тоннами

Извожу, страдает, мол, бюджет.

Я, конечно, спорил: «Вдохновение

Таково, но в строчках я не вру.

Пару раз меня назвали гением

Гении на сайте Стихи.ру».

Если мне доступной станет истина,

Вряд ли передам ее в словах,

Даже на коленях и неистово

Искренней молитвой прошептав.

Что такое слово? – лишь метафора,

Образ, символ, спрятанная суть,

Оболочка мысли или амфора –

Что-то есть внутри, да не взглянуть.

К алтарю идти мимо паперти.

Рвань да всякий сброд хороводится.

Расступись, народ – да по матери –

Знать, не так молил Богородицу.

Поперхнулся дьяк терпким ладаном –

Ничего: пройдет, устаканится.

Обнажить лицо? Только надо ли?

Уж поверьте мне – не красавица.

Сердце? Никем не занято,

Несколько лет молчит.

Там, где пылало зарево,

В трауре кирпичи.

Руки привыкли к грубости,

К ласкам накоротке.

Опыт – в ошибках юности,

В чувствах на поводке.

Знаю: не будет близости,

Сладких, наивных снов,

Если сумею вынести

Запах твоих духов.

Агрессивное солнце весеннее,

Подбивая на блуд,

Разжигает с утра воскресения

Ожидания зуд.

Ждать бессмысленно – знаю по опыту.

Педаль газа под дых –

Пусть ответят весельем и хохотом

Сотни сил вороных.

Заждались, приуныли, залетные,

В полудреме зимы.

В навигаторе карты полетные

До ближайшей корчмы.

Так чего ж мы застыли и чешемся

Колесом о бетон?

Все сомнения с тормозом к лешему

И вперед – на прогон.

Если прикажешь, сумею быстро

новой мечтой погрузиться в сон.

Я – отражение чей-то мысли.

Я нереален, но грянет выстрел…

Видишь, прищурил глаз Купидон.

Он же – убийца чужих иллюзий,

вор и растратчик спокойных снов.

Я – виртуален, но этот user,

Если захочет, легко загрузит

В самое сердце вирус – Любовь.

«Не стихи, а сплошные отписки...»

Как в каракулях кардиограмм,

Замуровано в их обелисках,

Бесконечное множество драм.

Амплитудой кривясь, самописец

Расшифрует пространный ответ.

Приглядись и увидишь, как птицей

Сердце билось над пропастью лет.

Ногти – обгрызаны. Локти – обкусаны.

Думать устал и устал сожалеть.

Если глаза, как стеклянные бусины,

Если слова – сыромятная плеть,

Глупо пытаться найти понимание,

Поздно, пожалуй, искать компромисс.

Хрупкий каркас обветшалого здания

Рухнет, как сложенный горкой сервиз...

Рвет время на куски

Цивилизаций флаги.

Зыбучие пески

Скрывают саркофаги.

В величии гробниц –

Ирония Вселенной:

Из пустоты глазниц

Взирает прах презренно

На суету живых –

В попытках бестолковых

Увековечить жмых

От семени. Но снова

Зыбучие пески

Укроют саркофаги.

Рвет время на куски

Цивилизаций флаги.

Кто-то скажет понятно и просто – скука,

А кто-то загадочно – осенний сплин.

Весна потекла, как обычная сука.

Ты чувствуешь это, но ты – один…

И правы оба: в главном и в частностях,

Пусть очевидны противоречия.

Только ведь знаешь, что очень часто так

Не совпадаешь, и это не лечится.

А впрочем, весна – время обманывать

Скорее себя, чем девичий слух,

Пытаясь поверить, что может заново

Изменится что-то,

изменится вдруг…

На восточном краю Сибири,