– Зашибем, – тоскливо отозвалась Варя, вздрагивая от звона бьющегося стекла.

– А ему уже не все равно?

– Ему – все. Зато им…

Близняшки синхронно вздохнули и продолжили наблюдать за разгромом лаборатории. За их спинами громко и витиевато ругался Марк Михайлович, переставший быть похожим на доброго гнома и превратившийся в гнома изрядно разозленного, а в такт каждому падению на пол – Макса или оборудования – охала Лиза.

В итоге командир совершил последний, контрольный бросок за гремлинами. Прыжок просто обязан был стать удачным, но Макс не рассчитал траекторию движения и рухнул всем телом на стол с пробирками.

Лиза закрыла лицо руками и заревела.

Гремлины хрюкнули, задорно откланялись на все четыре стороны и исчезли…

Я ошалело потер лапами мокрую мордочку, оглядел беспорядок и глупо пробормотал: «Я что-то попустил?» Хорошо, что вопроса никто не заметил, лишь Влад нахмурился и посмотрел в том направлении. Впрочем, нельзя было утверждать, что он смотрел на меня, а не на следы разрушений.

– Знаете, – задумчиво сказал Паша, наблюдая, как Макс выбирается из горы осколков. – Гремлины и раньше приходили к нам. Но никогда это не было столь…эээ, разрушительно. Эй, ты там цел?

– Не совсем, – буркнул Макс, ощупывая ребра. То ли одно сломано, то ли… Нет, это хрустит переломленная надвое пластиковая карточка с надписью «Пропуск в лабораторию. Мухин Марк Михайлович».

– Если ты решил таким способом отомстить за кофе на штанах, – продолжал Паша, – то тебе более чем удалось.

Командир едва открыл рот – то ли для возмущений, то ли для оправданий, как взвизгнула Лиза. Хаос в лаборатории вернул ее с небес на землю и превратил в монстра, о котором говорил Паша. Только не в хорошем, научном смысле, а в самом что ни на есть плохом.

Ее длинный палец поочередно указывал на груду смятых и изорванных документов, на побитое лабораторное стекло, на вырванный «с мясом» из стены удлинитель, на перевернутые стулья, на сидящего на полу хмурого Влада, на опрокинутый треснувший стол.

– Скажешь, типа, я не виноват? Это все они? Гремлины? До тебя они ограничивались перепутанными проводами и переклеенными бумажками на пробирках! Или чай заливали в кофемашину! В крайнем случае – прятали Пашины носки! А теперь что? Кто будет это все убирать? Неделя работы коту под хвост!

«Не успел прийти в себя, уже оскорбляют», – подумал я и попытался встать. Ноги держали, но плохо. Вдобавок, постоянно казалось, что вот-вот из-за плеча выглянет гремлин, весело улюлюкнет и закинет еще куда-нибудь. На шкаф, например. Или на люстру. Чтобы я окончательно потерял душевный покой, (хотя, вполне возможно, это уже случилось).

Макс продолжал стоять посреди комнаты с открытым ртом, а Лиза все подливала масла в огонь:

– Кто вас вообще сюда пустил? Паша! Я тысячу раз просила не приводить посторонних! То этот… уродливый такой… да, садовник! То капитан подлодки! То ее команда – половина в лохмотья одетые! Как я должна работать в таких условиях? Может, мне сбежать в башню?

– Как принцессе, – пробормотала Ника.

– Что-что? – у Лизы оказался отменный слух.

– Как сказочной принцессе.

– В башню.

– Извини, что перебили.

Бывают такие моменты, когда нельзя отвечать на вопрос «что-что?» традиционным «ничего», иначе будет только хуже.

– Вы думаете, Валерыч будет мне рад? Аж три короба планктона, конечно же с верхом и добавкой!

«Архитектор никому не рад, – я поставил еще одну галочку в уме. – А в лаборатории – проходной двор. И хиппи приплывали внутрь города, хотя сказали, что их только катали, не погружаясь. Оч-чень интересный факт!»

– Мы поможем с уборкой, – Варя применила единственно правильный аргумент в споре. – В конце концов, это же наш Макс виноват.

– Что-о-о?

– И гремлины, – Ника очень выразительно посмотрела на командира. Если бы во взгляде была текстовая полоса, она бы гласила: «Закрой, пожалуйста, рот. На потолке еще остались люстры, но нам бы не хотелось добавлять разрушений, чтобы заставить тебя замолчать».

Лиза тут же перестала кричать. Недаром говорят, что лучший аргумент в споре – не слово, а дело. К тому же, сразу добреешь, когда выясняется, что не только тебе придется полночи ползать на четвереньках по полу и собирать скудные остатки того, что когда-то было новейшей лабораторией, обставленной по последнему слову техники. В компании ползать на четвереньках всегда веселее!

По ходу уборки девочки подробно расспросили Лизу и выяснили, что до этого гремлины появлялись так же неожиданно в количестве не больше четырех. Безобразничали, кривлялись, задирали ученых, выкрикивали смешные оскорбления – и пропадали. До следующего раза. В общем, картина мирная и даже идиллическая в сравнении с тем, что представляли агенты, когда Профессор обрисовывал проблему.

– Мы о них даже Валерычу не рассказывали, – пыхтел Паша, ползая с тряпкой вокруг аквариума. – Не хотели волновать лишний раз.

– Ага, – подтвердила Лиза, победно вытаскивая из груды битого стекла уцелевшую склянку. – Он бы разорался. Ну, а мы решили, что лучше чуть-чуть потерпеть нелепость, чем выслушивать нотации.

– И вы тоже ничего никому не говорите! – спохватился Марк Михайлович. – Иначе тогда он объявит зачистку! По правилам! Стерилизация объекта, полная дезинфекция и так далее – страшная штука, у Гоши где-то регламент был…

– …А это как минимум потерянная неделя работы! – Паша погрозил мокрым пальцем в воздухе.

– Я не очень хорошо знаю Влада, – прошептала Ника на ухо Лизе. – Но он-то ведь такой правильный – и что, тоже скрывает что-то от начальства?

– У нас было голосование. Результат – три «за», двое «против».

Влад стоял на пороге рядом со мной, демонстративно повернувшись к остальным спиной. Я даже приосанился. Наши спины – человеческая и кошачья – выражали презрение к миру в целом и к уборке в частности.

Гоша тем временем тоскливо перебирал мокрые бумажки и всем видом намекал, что вторым «против» был именно он. И сейчас еще больше утвердился в этом мнении.

Макс, который слегка остыл и понял, что лучше пока помолчать, лишь злобно пыхтел и пытался водворить обратно в шкаф застрявшую полку…

Назад в бунгало возвращались по круговой аллее, чтобы уж наверняка никого не встретить. Макс ковылял позади всех, потирая синяк на подбородке. Очки его были сломаны и теперь криво висели на переносице, кое-как перемотанные изолентой. Лицо расцарапано, как после сражения с армией кактусов. На затылке набухала огромная, с куриное яйцо, шишка. В голове гудело, под ложечкой противно тянуло – кажется, именно это выражение используется в книгах, когда персонажу не по себе в физическом смысле, хотя эта метафора кажется мне устаревшей и сомнительной. Тело его чувствовало себя, как футбольный мяч после продолжительной игры – с дополнительным временем и пенальти.

Девочки шли, чуть не чеканя шаг, с прямыми спинами и сжатыми кулаками. Они злились. Чувствовали злость друг друга и пытались ее контролировать. Получалось не слишком успешно – один из уличных фонарей уже не выдержал и погас. Из-за этого еще больше хотелось плакать и ругаться.

Несмотря на усталость, спать не хотелось. После адреналиновой погони за гремлинами и изматывающей уборки, у нас наконец-то появилось время поразмыслить, и все по отдельности пришли к одному и тому же выводу – ужасно стыдно!

Максу – за причиненные разрушения, Вареникам – за то, что не сумели их предотвратить, а мне – за незамеченных гремлинов.

– Как я их пропустил-то? – бормотал я, осторожно переставляя дрожащие лапы. – Тоже мне, инженер. Глаза не видят, так хоть приборы включи… Так!.. Стоп! Вот же он! Вот! – я аж задохнулся от нахлынувшего возмущения и указал лапой на карман командира, откуда выглядывал Изпак, чудом переживший битву. – Ты снял его с меня. И поэтому – только поэтому! – я не заметил приближения гремлинов!..

Макс насупился, поправил очки, и те развалились на две половинки. Я же выждал паузу и спросил строгим голосом, которым в подсмотренных фильмах разговаривали полицейские на допросах:

– Максим, признавайся, за сколько ты продался вражьему племени?

Несмотря на позднее время, сон неотвратимо откладывался…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.