5

Возвращение в Лугано

Кто-то сказал, что места обладают собственной памятью.

Но Сальвиати с этим был не согласен. Память – в людях, в их глазах. Или в их вещах. Квартира Лины была маленькой, и в ней пахло затхлостью. Неубранная постель, пакет молока на кухонном столе, одеяло в желто-красную шахматную клетку на диване. Бокалы, оставленные на стеклянном столике в гостиной.

Диск Джона Колтрейна, книга о медитации, видеодиск с Хью Грантом, оставленный на ковре, перед телевизором. Сальвиати медленно обводил взглядом квартиру, ища что-нибудь необычное, что-нибудь не на месте.

Но перед ним был обычный беспорядок. Ничего особенного.

Много бумажек на письменном столе. Счета на оплату, визитные карточки и программки кинофильмов или концертов. Денег – никаких, кроме двадцати франков в ящике тумбочки.

Сальвиати сел за кухонный стол. В квартире не было ни следов борьбы, ни даже следов добровольного отъезда. Правда, молоко было просроченное. И герань на балконе подвяла. Лина не собиралась отлучаться надолго.

Так значит, Лука Форстер причинил ей зло?

Не будем перескакивать к выводам, подумал Сальвиати, выходя из квартиры. Он принес с собой инструменты, чтобы туда проникнуть, но дверь не была заперта на ключ. Он не стал запирать ее и вернулся на улицу. В подъезде не было ни домофона, ни консьержа. Чтобы войти, Сальвиати пристроился к жиличке, увешанной пакетами из супермаркета, поздоровавшись с ней и помогая ей зайти в лифт.

Он шел по улице, идущей вдоль Кассарате.[11] Уже много лет он не заглядывал в итальянскую Швейцарию. Но, шагая, он узнавал улицы, запах города. Стало больше автомобилей, больше иностранных акцентов и лиц. Включая мое, подумал он. Остановился посмотреть на реку. Красный мяч упал под маленький водопад. Приток и отток воды держали мяч недвижимо в одной точке.

Сальвиати это зрелище почти загипнотизировало. Он не отрываясь глядел на мяч, пока голова не освободилась от всех мыслей.

Потом присел выпить пива на балконе ресторана, в нескольких метрах от Кассарате. Теперь все было довольно ясно: Форстер – хозяин положения. И Сальвиати, пока не поймет, где Лина, вынужден плясать под чужую дудку.

День был теплый, над асфальтом стлалась влага. На парковке у Павильона Конца[12] солнце полыхало на полированном металле автомобилей.

Сальвиати пересек перекресток в конце улицы Кассарате и двинулся пешком к центру. Он ответил на письмо Форстера, написав ему просто: «Я в Лугано». И Форстер назначил ему встречу этим вечером в шесть, в квартире в Парадизо.[13]

Когда Сальвиати дошел до центра, было четыре. Он заметил, что построили новый автобусный вокзал. Современная штуковина, пластик и геометрия. Глянул на расписание и разработал маршрут, такой, что привел бы его в Парадизо к пяти. Потом скрасил ожидание прогулкой по центральным пешеходным улицам. Он пытался успокоиться. На улицах народу было немного. Несколько светловолосых туристов, несколько пар с мороженым. Вьетнамки Бермуды. Солнечные очки Дети и самокаты. Потные служащие, галстук – как поводок.

Позднее, подойдя к дому, указанному Форстером, Сальвиати был по-прежнему спокоен, не обременен мыслями. Он обрел нужное состояние души, когда чувства настороже, а эмоции под контролем.

Дом был на холме и смотрел на озеро. Сальвиати прошел по мосткам, подвешенным над садом с гиперикумом и полиантовыми розами. Дверь квартиры распахнулась незамедлительно. Сальвиати узнал обезьяноподобное лицо Элтона. Приветливо с ним поздоровался. В другой жизни они вместе работали по скупке и хранению краденого.

– Господин Сальвиати, рад снова видеть вас, – сказал Элтон. – Замечаю, что вы пришли заранее.

– Да.

– Пойду посмотреть, готов ли господин Форстер к…

– Скажи ему, пусть заходит! – донесся крик Форстера из глубин квартиры.

В кабинете было три безупречно белых стены. Четвертая, полностью застекленная, выходила на озеро. Солнце заставляло щуриться, но казалось почти ненастоящим из-за кондиционированного воздуха, который остужал квартиру.

– Сальвиати, – сказал Форстер. – Давненько не виделись.

Это был осанистый мужчина с черными как смоль волосами и парой усов, которые придавали ему барский вид. Пополнел, подумал Сальвиати.

– Ты похудел, – заметил Форстер, когда они пожимали друг другу руки.

Хотя они почти не отличались по возрасту, виски у Сальвиати подернулись сединой, и он был как будто несколькими годами старше.

– Что там за история с моей дочерью?

– Садись, поговорим об этом. – Форстер обозначил улыбку, не разжимая губ. Голос у него был приятный, совершенно бесстрастный.

В комнате стояли только стол и два стула. Никаких вещей, никаких безделушек. На поверхности стола – стопка чистых листов, карандаш, авторучка. Сальвиати сел и повторил:

– Что за история с моей дочерью?

– Знаю, ты отошел от дел, – сказал Форстер. Сальвиати в ответ только посмотрел на него. – Тебе известно, что твоя дочь мне задолжала… Элтон?

Элтон стоял у двери Перед тем как заговорить, он сделал шаг вперед, чтобы войти в поле зрения Сальвиати:

– Двести двадцать три тысячи франков, мне кажется, если без процентов.

– Поездки, – пояснил Форстер, – азартные игры, гостиницы, казино и…

– Форстер, – сказал Сальвиати. Форстер поднял руку.

– Подхожу к главному. Темнить нет смысла. Так или иначе, мы с тобой славно поработали в свое время. Помнишь?

Сальвиати не сказал ничего. Он прикрыл веки, будто вот-вот уснет. Но Форстер знал его хорошо и поспешил продолжить:

– На сей раз мне сообщают, что можно двинуть неплохое дело, но, чтобы организовать его, мне не хватает инвентаря. А вот у тебя он есть. Так что делаешь для нас работу, и мы ликвидируем долг твоей дочери. Лады?

– Где моя дочь?

– Этого я тебе не могу сказать.

– Что вы с ней сделали?

– Ничего. Скажем так: я подержу ее у себя в качестве гостьи, пока мы не провернем нашу операцию.

– А если я пойду в полицию? – Тут уже Форстер решил помолчать. Немного погодя Сальвиати сказал: – Ты сволочь.

– Знаю. Но мне нужны эти деньги.

– Какие у меня будут гарантии?

– Мы же деловые люди. Я хочу только деньги.

– А если Лина заявит на тебя в полицию, когда освободится?

– Мы с тобой хорошо знаем, что она этого не сделает.

– Ты не можешь быть уверен, что мне удастся сделать то, что ты хочешь от меня.

– Не могу. Но ты попробуй. Слушай, Сальвиати, я не собираюсь тебя накалывать. И даже вот что: сумма такая, что ты и заработаешь на этом, кроме того, что…

– Пошел на… – пробормотал Сальвиати, словно о погоде высказался.

Форстер наклонил голову, извиняясь. Потом схватил авторучку со стола и стал ее тщательно изучать.

– В любом случае, – сказал он наконец, – план превосходный. Этим делом занимается Элтон, который держит связь с человеком, подавшим идею. Прежний Сальвиати не колебался бы.

– Прежний Сальвиати не работал с чужими планами. Даже если его шантажировали.

– План сможешь разработать сам. Мы дадим тебе исходные данные.

– А что вы хотите, чтобы я сделал?

– Ты должен украсть десять миллионов франков в «Юнкер-банке».

Молчание. Форстер поднял глаза, отложив авторучку. Сальвиати пристально на него посмотрел. Мигнул.

– Десять миллионов франков… – пробормотал он. – Десять. Миллионов. У «Юнкера». Вот она, значит, твоя идея. Для этого ты забрал мою дочь.

– Слушай, Сальвиати, это задача выполнимая. Мой информатор…

– Пожалуйста, – Сальвиати поднял руки. – Пожалуйста, ничего больше не говори.

– Но…

– Хватит!

Молчание. Сальвиати закрыл глаза. И с каждой минутой он все отчетливее понимал, что выхода у него нет.

6

Вдали от глаз мира

Этот человек работал в фирме, создающей системы безопасности для банков и кассовых аппаратов. Маттео помнил его хорошо. Помнил его глаза, влажные и умные, помнил его привычку причесываться при виде своего отражения в зеркале.

– Думаю, сегодня мы усваиваем новую концепцию, – говорил он всегда, – а именно банк как жизненный опыт.

Банк как жизненный опыт? А почему бы и нет? Зависит от точки зрения…

Тот учебный семинар для сотрудников службы безопасности оказался более полезным, чем предполагалось. Во-первых, Маттео понял, что сфера security[14] и охраны не для него. А во-вторых, он обзавелся несколькими ценными знакомствами.

Маттео Марелли никогда и не мечтал ограбить банк, обычно он занимался мелким жульничеством. Но он был не против замахнуться на масштабное дело. Поэтому он пил пиво в пабе «Клейтон» в Виганелло с Жаном Сальвиати.

– Я не могу вам помочь, – говорил Сальвиати, – я никого больше не знаю.

– Но вы должны мне помочь, – отозвался Маттео. Сальвиати испепелил его взглядом.

– В конце концов, вы не пожалеете, – продолжал Маттео. – Так или иначе…

– Довольно. Скажите, что вы хотите от меня. Маттео был в восхищении. Этот старик сидел перед ним, обожженный солнцем и прочный, как дуб, не уступая ни на секунду искушению оскорбить его или надавать ему по морде. И в то же время он производил впечатление очень горячего человека. Но ведь хороший вор таким и должен быть, разве нет?

– Все очень просто, господин Сальвиати. У меня много друзей в этих кругах, и мне удается получить немало сведений. Но я не в состоянии извлечь из них пользу, а вы это можете.

– Я работаю садовником.

– Ладно вам, господин Сальвиати… Молчание. Сальвиати вытащил трубку и начал набивать ее табаком.

– Расскажите, что вам от меня надо.

– Только смотрите, в общественных местах курить нельзя.

– Я не курю. Набиваю трубку.

– Понимаю.

Лучше не противоречить старику, подумал Маттео. Поставил кружку с пивом перед собой и передвинулся к краю стола, понижая голос.

– Мы не хотим брать крупное отделение «Юнкера», в Цюрихе или в Лугано. Там это было бы невозможно, ну, или, по крайней мере, очень рискованно. – Он умолк на мгновение, ожидая комментариев. Но Сальвиати никак не реагировал, только уминал табак в топке трубки. «Клейтон» был заведением темным и шумным. Они сидели рядом с бильярдным столом, у окна на улицу. – Если мы выберем мелкое отделение, это позволит нам… Что вы сказали?

– Десять миллионов, – пробормотал Сальвиати. – Вы хотите взять десять миллионов франков в мелком отделении?

– В том-то вся и штука! Я узнал, что будет денежный перевод. В «Юнкер» только что пришел ценный консультант, private banker,[15] который приведет с собой своих клиентов. Естественно, это такие клиенты, которые перемещают большую наличность. Есть промышленник из Северной Италии…

– Промышленник?

– Ну, скажем, деловой человек, что бы мы ни понимали под словом «дела». Не желая расставаться со своим доверенным консультантом, промышленник покинул банк, где он был раньше, и решил перебросить ценные бумаги и деньги в «Юнкер».

На бильярдном столе, еще из тех, которыми можно пользоваться, опустив в щель монету, шла партия. Один из игроков громко смеялся, его смех подминал под себя голоса других и время от времени долетал до их стола.

– Деньги имеют неясное происхождение. Обычно банк не может прикарманить их подобным образом. Но в «Юнкере», знаете, как это бывает, проверки не всегда чересчур строгие. Они там хотят поскорее вырасти и готовы идти на риск. А к тому же, слышите, Сальвиати, мы сами выберем отделение, куда придут деньги!

Сальвиати озабоченно разглядывал свою трубку. Однако при этих словах он поднял глаза, не скрывая изумления:

– Можем выбрать? Это как?

– Там будет целый ряд переводов, этот клиент стоит гораздо больше ста миллионов. Как правило, это наличные, евро и франки, их доставляют в разные филиалы «Юнкера»: каждый раз – на сумму от пяти до десяти миллионов франков. Нам достаточно выбрать подходящее место, хапнуть деньги и свалить. Все просто.

Молчание. Сальвиати положил свою трубку на стол.

– Просто, да?

– Конечно! Мы сможем подготовиться заранее, так, чтобы…

– Гениально, не правда ли?

– Да. Дело в том, что…

Маттео почувствовал, что слова застревают у него в горле. Молчание заполнялось взрывами смеха, доносившимися от бильярдного стола.

– Слушайте, Марелли. Я вынужден сохранять терпение, хотя никогда не был в этом силен. Я уступаю шантажу, вам это известно. Но решаю все я, ясно?

– Я… но разумеется. Я хотел только…

– Дайте мне всю информацию, какая у вас есть. Я сяду, изучу вопрос. Потом свяжусь с этим ублюдком Форстером, и тогда посмотрим, что можно сделать.

– Согласен. Но…

– Но сейчас, прежде чем начинать что бы то ни было, я хочу поговорить с дочерью.

– Сейчас?

– Вы меня слышали.

– Но это невозможно! Я не знаю, где ее держат, я ничего не знаю!

Сальвиати привстал, оперся о стол и наклонился к Маттео.

– Вы что, действительно предполагаете, что я вам украду десять миллионов франков, даже не поговорив сначала с дочерью?

– Ну конечно, нет! Обещаю устроить разговор. Завтра рано утром она вам позвонит. Нагель[16] есть у вас?

– На… что?

– Ну, мобильный, сотовый?

– Купил тут какой-то. – Сальвиати порылся в одном кармане, потом в другом, затем пощупал карманы рубашки. – Но куда…

В конце концов он нашел телефон в табачном кисете. Панель была красно-белая.

– Мне еще дали карточку с номером, – сказал Сальвиати. – Но я не хочу, чтобы мне звонили не с чистого номера.

– Я тоже умею делать свою работу, господин Сальвиати.

Они обменялись номерами телефона чуть ли не тайком, как подростки, и Маттео, оплатив счет, сказал:

– Теперь пойду. Не собираетесь ли, случайно, проследить за мной? Предупреждаю вас, что это бесполезно. Я предусмотрел…

– Да пошли вы к черту и оставьте меня в покое! Сальвиати заказал еще пива и остался в полумраке «Клейтона», окруженный гомоном, сухим стуком бильярдных шаров. А Маттео, едва выйдя на улицу вздохнул с облегчением.

Виганелло – городок, состоящий из горстки идущих в гору улиц, горстки фонарей и нескольких баров на углах улиц. Большинство заведений выставило столики на тротуар. Маттео шагал быстро. Время от времени он оборачивался, только чтобы убедиться, что никто за ним не следит.

Сумеет ли Сальвиати сохранить спокойствие? Маттео сделал вид, что завязывает шнурок на ботинке у «Еды на вынос». Если Сальвиати меня выследит, думал он, все пойдет к чертям собачьим. Но улица была пустынной. Маттео свернул направо и зашагал к верхней части Виганелло, где он оставил машину.

За рулем он думал о десяти миллионах «Юнкер-банка». Это была громадная сумма! Даже если учесть дележ с Форстером, даже если вычесть расходы. Он поехал по автостраде на север. Теперь только повнимательнее, чтобы не допускать ошибок. Сальвиати в свое время был большой мастер, но техника с тех пор ушла далеко вперед, как-то он теперь справится?

Было пол-одиннадцатого вечера. Маттео предстоял долгий путь: от огней Лугано до темных тропок долины Бавона. Он съехал с автострады в Беллинцоне, двинулся по кантональному шоссе на Локарно и проследовал к долине Маджа. Когда он добрался до Сонлерто, было уже без малого двенадцать ночи. По-прежнему погруженный в свои мысли, он пошел по тропинке в зарослях колючего кустарника. Кинув взгляд повыше, он увидел свет на горе.

Хорошо, подумал он, Лина еще не спит.

Выше сельского дома не было больше ничего. Это была последняя обитаемая точка в одной из самых малолюдных долин кантона Тичино. Маттео освещал едва заметную тропку фонариком. Потом и всякий след ее потерялся. Маттео пришлось пробираться сквозь лес.

Горное пастбище Корой было заброшено уже много лет. Природа отвоевывала землю, и дом подвергался зеленой осаде со всех сторон. Такой настойчивой, что снизу, если не горел газовый светильник над дверью, жилье было практически невозможно увидеть. Чтобы найти его, нужно было знать, где оно находится.

Мысль поместить сюда Лину принадлежала Форстеру, который оснастил этот дом всем необходимым – на всякий случай. Маттео предпочитал не думать, для каких целей Форстер использовал его прежде. Тот боялся, что Лина передумает: он приказал Маттео не терять ее из вида. Сначала он хотел приставить к ней другого сторожа. К счастью, Маттео удалось разубедить его, под тем предлогом, что Лина чувствовала бы себя не в своей тарелке.

– Где ты был?

– Виделся с Жаном Сальвиати.

Лина сидела с книгой перед огнем. Она была в свитере и джинсах. В каштановых волосах, распущенных по плечам, отражался свет. Услышав об отце, она вскинула голову. Маттео подробно рассказал ей о встрече.

– Но как он отреагировал? – спросила она, выслушав Маттео. – Обо мне не спрашивал?

– Я сказал ему, что ты в порядке. Лина огляделась.

– Ну, раз ты сказал…

Особым комфортом дом не отличался. Каменный пол, деревянный стол, несколько стульев, пара раскладушек и дровяная печь. В комнатке, приспособленной под санузел, со стенами из гипсокартона – умывальник и унитаз.

– А он-то что говорил? Когда грабить будем?

– Все хорошо. – Маттео снял ветровку и подошел к печке, потирая руки. – Все в порядке.

– Что значит «все хорошо»? Нам тут еще долго придется пробыть?

– Ну, пусть для нас это будет что-то вроде отпуска, – улыбнулся Маттео. – Как тебе это, маленький отпуск?

– Хорошо, называй это отпуском! Но отец ничего не сказал тебе обо мне?

– Он хочет поговорить с тобой по телефону.

– По телефону? И что же я ему скажу?

– Спокойно. – Маттео положил ей руку на колено. – Волноваться не о чем. На днях ты ему позвонишь и сообщишь, что все у тебя хорошо.

– Но как мне это сделать? Придется ведь наврать ему с три короба!

– Ты не должна…

– Мой отец не дурак, знаешь?

– Тебе не нужно говорить много. Скажи ему пару фраз, и хватит.

– Но я так ни за что не смогу! Он тут же почувствует, что…

– Лина, – Маттео посмотрел ей в глаза. – Ты в наш замысел веришь?

Пламя в печке было единственным звуком, единственным движением в темной комнате, которая пахла деревом.

– Я боюсь.

– Это нормально.

– Мы тут отделены от всего, отрезаны от мира…

– Мы вдали от глаз мира, Лина. Наедине с нашими мечтами.

– Здесь не над чем смеяться.

– А я серьезно.

– Тут ставка крупная, Маттео, тут банк надо грабить! И все это замешано на обмане, и обманутый – мой отец.

– Я знаю, Лина, это сложно. Но знаешь что? Это наш шанс, и мы должны им воспользоваться.

– Ну, пока что мы здесь, в халупе Форстера, взаперти.

– Как же так получилось, что ты ему задолжала? Маттео говорил с ней тихим, монотонным голосом. Ответы приходили как часть внутреннего монолога Лины; казалось, что там, возле печки, она одна, разговаривает сама с собой.

– Тут мало что скажешь. – Она поправила волосы за плечами, не отрывая глаз от огня. – Я ничего не умела делать. У меня есть диплом секретарши, и я работала в адвокатской конторе в Ницце, но мне было скучно.