— Нет, — ответила она. — Мы всего лишь обменялись приветствиями, когда он с Дворкиным пришли сюда посмотреть на Лабиринт. У меня тогда возникли некоторые подозрения, и это подтверждает их.
      — Подозрения? Что ты имеешь в виду?
      — Я думаю, что отец собирается попробовать отремонтировать Лабиринт. При нем Камень, и я подслушала кое-что из сказанного им Дворкину. Если он сделает такую попытку, то при Дворе Хаоса узнают о ней в тот же миг, когда он начнет. Они постараются остановить его. Ему желательно нанести удар первому, чтобы держать их занятыми. Только…
      — Что?
      — Это убьет его, Корвин. Уж это-то я знаю. Преуспеет он или нет, по ходу дела он будет уничтожен.
      — Я нахожу, что в это трудно поверить.
      — В то, что король отдаст жизнь за свое королевство?
      — Что отец сдаст.
      — Значит, либо он сам изменился, либо ты никогда по-настоящему не знал его. Но я-то верю, что он собирается попробовать это.
      — Тогда зачем посылать свой самый последний приказ с человеком, которому, как он знает, мы по-настоящему не доверяем?
      — Я бы предположила, чтобы показать, что он хочет, чтобы вы ей доверяли, коль скоро он подтвердит его.
      — Это, кажется, кружным путем делать дела, но я согласен, что нам не следует действовать без подтверждения. Ты можешь получить его для нас?
      — Попробую. Я вызову тебя, как только поговорю с ним.
      Она прервала контакт.
      Я повернулся к Даре, слышавшей только мою часть разговора.
      — Ты знаешь, что отец собирается сделать прямо сейчас? — спросил я ее.
      — Что-то связанное с Черной Дорогой, — ответила она. — На это он указывал. Однако, что и как не сказал.
      Я отвернулся. Я собрал Карты и положил их в футляр. Такой поворот событий мне не понравился. Весь этот день начался плохо, и с тех пор дела все время катились по наклонной, и к тому же лишь недавно миновало время обеда. Когда я говорил с Дворкиным, он описал мне результаты любой попытки отремонтировать Лабиринт, и они казались мне весьма ужасными. Что если отец попробует это сделать, потерпит неудачу и погибнет пытаясь? Где мы тогда окажемся? Прямо там, где теперь, только без лидера, накануне битвы и вновь зашевелившейся проблемой наследования. Все это отвратительное дело снова вернется в наши умы, когда мы поскачем на войну. И мы все начнем свои личные приготовления к схватке друг с другом, как только разделаемся с общим врагом. Должен быть другой способ управиться с делами. Лучше отец живой и на троне, чем снова оживление интриг из-за наследования.
      — Чего мы ждем? — спросила Дара. — Подтверждения?
      — Да, — ответил я.
      Рэндом принялся расхаживать. Бенедикт уселся и проверил перевязку. Жерар прислонился к каминной полке. Я стоял и думал. Вот тут-то мне и пришла в голову одна мысль. Я немедленно оттолкнул ее, но она вернулась. Она мне не понравилась, но она не имела никакого отношения к целесообразности. Мне, однако, придется действовать быстро, прежде чем у меня будет шанс уговорить себя на иную точку зрения. Нет! Я буду поддерживаться этой. Черт бы ее побрал!
      Возникло шевеление контакта. Я ждал. Спустя несколько мгновений я снова посмотрел на Фиону. Она стояла в знаком месте, узнать которое мне потребовалось несколько секунд: в гостиной Дворкина, по другую сторону тяжелой двери в конце пещеры. И отец, и Дворкин были с ней. Отец сбросил свою личину Ганелона и снова был самим собой. Я увидел, что Камень у него на шее.
      — Корвин, — сказала Фиона, — это правда. Отец послал с Дарой приказ об атаке, и он ожидал подтверждения этой просьбы. Я…
      — Фиона, проведи меня.
      — Что?
      — Ты меня слышала. Давай!
      Я протянул правую руку, она протянула свою, и мы соприкоснулись.
      — Корвин! — крикнул Рэндом. — Что происходит?
      Бенедикт вскочил на ноги, Жерар уже двигался ко мне.
      — Вы скоро об этом услышите, — сказал я им и двинулся вперед. Я стиснул Фионе руку, прежде чем отпустить ее, и улыбнулся.
      — Спасибо, Фи. Здравствуйте, отец! Привет, Дворкин. Как там все?
      Я бросил быстрый взгляд на тяжелую дверь. Та была открыта. Затем я обошел Фиону и двинулся к ним. Голова отца была опущена, глаза сузились.
      — Что такое, Корвин? Ты здесь без увольнительной, — сказал он. — Я подтвердил этот проклятый приказ, теперь я жду его исполнения.
      — Его выполнят, — кивнул я. — Я пришел сюда не спорить из-за него.
      — Тогда из-за чего же?
      Я придвинулся поближе, рассчитывая свои слова так же, как расстояние. Я был рад, что он остался сидеть.
      — Некоторое время мы ездили, как товарищи, — проговорил я. — Будь я проклят, если ты мне не стал тогда симпатичен. Раньше, знаешь ли, никогда не был. Никогда, к тому же, не хватало духу сказать это прежде, но ты знаешь, что это правда. Мне хотелось бы думать, что именно так и могли бы обстоять дела, если бы мы не были друг для друга тем, кем приходимся.
      На самый краткий миг его взгляд, казалось, смягчился, когда я расположился там, где надо.
      — В любом случае, — продолжал я, — я собираюсь скорее поверить в того тебя, чем в этого, потому что есть нечто, чего бы я никогда не сделал для иного тебя.
      — Что?
      — Это!
      Я схватил Камень, сделав размашистое движение вверх и сорвал цепь с его шеи. Затем, резко повернувшись, я помчался через дверь из комнаты. Я рванул дверь, захлопнув ее за собой, и она со щелчком закрылась. Я не видел никакого способа заложить ее снаружи, так что побежал дальше, по знакомому пути через пещеру, по которому я в ту ночь следовал за Дворкиным. Позади я услышал ожидаемый рев.
      Я следовал поворотам. Споткнулся я только раз. Запах Винсера все еще висел в его логове. Я понесся дальше и последний поворот принес мне вид дневного света впереди. Я помчался к нему, перекинув через голову цепь с Камнем. Я почувствовал, как он упал мне на грудь, мысленно потянулся в него. Позади меня в пещере гремело эхо.
      ВЫБРАЛСЯ!!!!
      Я припустил к Лабиринту, чувствуя через Камень, превращая его в добавочное чувство. Я был единственным человеком, помимо отца или Дворкина, настроенным на него. Дворкин сообщил мне, что ремонт Лабиринта может быть полностью осуществлен человеком, прошедшим Большой Лабиринт в таком состоянии настройки, выжигающим пятно при каждом пересечении его, заменяя его запасом из носимого им в себе образа Лабиринта, стирая по ходу дела Черную Дорогу. Так лучше уж я, чем отец.
      Я все еще чувствовал, что Черная Дорога несколько обязана своей окончательной формой силой, приданной ей моим проклятьем Эмберу. Это я тоже хотел стереть. В любом случае, отец лучше справится с улаживанием дел после войны, чем когда-нибудь смогу я. Я понял в этот миг, что я больше не хотел трона. Даже если бы он был свободен, перспектива управлять все эти скучные века королевством, что могла меня ждать, была угнетающей. Может быть я ищу легкого выхода, если умру в этих условиях. Эрик умер, и я больше не ненавижу его. Другое обстоятельство, толкавшее меня на действия — трон — казалось теперь являющимся желанным только потому, что я думал, будто он так хотел его. Я отрекся и от того и от другого. Что осталось? Я посмеялся над Виалой, а потом засомневался. Но она была права. Старый Солдат был во мне сильнее всего. Это было делом долга. Но не одного долга. Тут было больше…
      Я достиг края Лабиринта, быстро последовал к его началу. Я оглянулся на вход в пещеру. Отец, Дворкин, Фиона — никто еще из них не появился. Хорошо. Они никогда не смогут поспеть вовремя, чтобы остановить меня. Коль скоро я вступлю в Лабиринт, им будет слишком поздно что-нибудь делать, кроме как смотреть и ждать. На мимолетный миг я подумал об уничтожении, но я оттолкнул эту мысль прочь, постарался успокоить свой ум до уровня, необходимого для этого предприятия, вспомнил свой бой с Брандом в этом месте и его странное оригинальное отбытие. Вытолкнул и эту мысль тоже, замедлил дыхание, приготовился.
      На меня нашла определенная летаргия. Время было начинать. Но я задержался на миг, пытаясь надлежащим образом сосредоточить свои мысли на лежащей передо мной грандиозной задачей. Лабиринт на мгновение проплыл перед моим взором. Сейчас! Черт побери! Сейчас! Хватит предварительных действий! Начинай! — велел я себе. — Иди!
      И все же я стоял, словно во сне, созерцая Лабиринт. Я забыл о себе на долгие минуты, пока рассматривал его. Лабиринт, с его длинным черным пятном, которое надо удалить…
      Больше не казалось важным, что это может убить меня. Мои мысли лениво текли, обдумывая его красоту…
      Я услышал звук. Это, должно быть, бегут отец, Дворкин и Фиона. Я должен что-то сделать, прежде чем они доберутся до меня. Я должен войти в него через мгновение…
      Я оторвал взгляд от Лабиринта и оглянулся на вход в пещеру. Они появились, прошли часть пути по склону и остановились. Почему? Почему они остановились?
      Какое это имеет значение? У меня было нужное для начинания время. Я начал поднимать ногу, делая шаг вперед.
      Я едва мог двигаться. Огромным усилием воли я едва дюйм за дюймом продвигал ногу вперед. Сделать этот первый миг оказалось тяжелей, чем идти по самому Лабиринту, ближе к концу. Но я, казалось, боролся не столько против внешнего сопротивления, сколько против медлительности своего собственного тела. Все выглядело почти так, будто я был парализован.
      Затем у меня возник образ Бенедикта рядом с Лабиринтом в Тир-на Ног-те, приближается насмехающийся Бранд. Камень горит у него на груди.
      Уже прежде, чем опустить взор, я знал, что увижу. Красный Камень пульсировал в ритме с моим сердцем.
      Черт их побери! Либо отец, либо Дворкин — или они оба — дотянулись через него в этот миг, парализуя меня. Я не сомневался, что любой из них мог сделать это и один. И все же, на таком расстоянии не стоило сдаваться без боя.
      Я продолжал толкать ногу вперед, медленно передвигая ее к краю Лабиринта. Коль скоро я сумею до него добраться, я не видел, как они… Дремота… Я почувствовал, что начинаю падать. На миг я уснул. Это случилось вновь.
      Когда я открыл глаза, то увидел часть Лабиринта. Когда я повернул голову, то увидел ноги. Когда я поднял голову, то увидел, что отец держит Камень.
      — Убирайтесь, — сказал он Дворкину и Фионе, не поворачивая головы.
      Они убрались, пока он надевал Камень себе на шею. Затем он нагнулся и протянул руку. Я взял ее и он поднял меня на ноги.
      — Это была чертовски глупая попытка, — сказал он.
      — Мне она почти удалась.
      Он кивнул.
      — Конечно, ты погубил бы себя и ничего не добился бы, — уточнил он. Но, тем не менее, это было чертовски здорово проделано. Пошли давай прогуляемся.
      Он взял меня за локоть и мы двинулись вдоль периферии Лабиринта. Я смотрел, когда мы шли, на странное — без горизонта — небо-море вокруг нас. Я гадал, что произошло бы, сумей я начать проходить Лабиринт, что происходило бы в данный момент.
      — Ты изменился, — сказал, наконец, он. — Или же я никогда по-настоящему не знал тебя.
      Я пожал плечами.
      — Что-то и от того, и от другого, наверное. Я собирался сказать то же самое о тебе, не скажешь мне кое-что?
      — Что?
      — Насколько это было трудно для тебя, быть Ганелоном?
      Он хохотнул.
      — Совсем не трудно. Ты, может, увидел на миг настоящего меня.
      — Он мне нравился, или, скорее, ты, бывший им. Хотел бы я знать, что стало с настоящим Ганелоном?
      — Давно умер, Корвин. Я встретил его после того, как ты изгнал его из Авалона, давным-давно. Он был неплохим парнем, но я не доверился бы ему ни на грамм. Но, впрочем, я никогда никому не доверял, если был выбор.
      — Это в семье наследственное.
      — Я сожалел, что пришлось убить его. Не то, чтоб он предоставил мне большой выбор. Все это было очень давно, но я четко помню его, так что он, должно быть, произвел на меня впечатление.
      — А Лорена?
      — Страна? Хорошая работа, по-моему. Я поработал с нужным Отражением. Оно набрало силу от моего присутствия, как и всякое, если один из нас там надолго задерживался. Как было с тобой в Авалоне, а позже в том другом месте. А я позаботился о том, чтобы пробыть там долго, направляя свою волю на течение ее времени.
      — Я и не знал, что это можно сделать.
      — Ты постепенно наращиваешь силы, начиная со своей инициации в Лабиринте. Есть еще многое, что тебе придется узнать. Да, я усилил Лорену и сделал ее особо уязвимой для растущей силы Черной Дороги. Я позаботился о том, чтобы она лежала у тебя на пути, куда бы ты не пошел. После твоего побега все дороги вели в Лорену.
      — Почему?
      — Это был капкан, расставленный мной для тебя, а, может, испытание. Я хотел быть с тобой, когда ты встретишься с силами Хаоса, я так же хотел какое-то время попутешествовать с тобой.
      — Испытание? Для чего ты меня испытывал? И зачем путешествовать со мной?
      — Неужели ты не догадываешься? Я много лет наблюдал за всеми вами. Я никогда не называл наследника. Я намеренно оставлял вопрос запутанным. Вы все достаточно похожи на меня, чтобы знать, что в тот момент, когда я провозглашу одного из вас наследником, я подпишу его или ее смертный приговор. Нет, я умышленно оставил дела такими, какими они есть, до самого конца. Теперь, однако, я решил. Им будешь ты.
      — Ты там, в Лорене, связался со мной ненадолго, в собственном виде. Ты сказал мне тогда занять трон. Если ты принял свое решение в тот момент, зачем надо было продолжать маскарад?
      — Но я тогда еще не решил. Это было средством гарантировать, что ты продолжишь свое дело. Я опасался, что слишком сильно можешь увлечься той девушкой и той страной. Когда ты вышел из Черного Круга героем, ты мог решить остаться и обосноваться там. Я хотел посеять мысли, что заставили бы тебя продолжать свое путешествие.
      Я долго молчал. Мы прошли приличное расстояние вокруг Лабиринта.
      — Есть кое-что, что ты должен узнать, — сказал я. — Прежде, чем явиться сюда, я поговорил с Дарой, которая пытается сейчас очистить для нас свое имя.
      — Оно и ТАК чистое, — сказал он. — Я очистил его.
      Я покачал головой.
      — Я воздержался от обвинения ее кое в чем, о чем я некоторое время думал. Есть очень веская причина в том, почему я чувствую, что ей нельзя доверять, несмотря на ее протесты и твое подтверждение. Фактически две причины.
      — Я знаю, Корвин, но она не убивала слуг Бенедикта, чтобы занять свое положение в его доме. Я сам сделал это, чтобы гарантировать, что она подберется к тебе, как она подобралась как раз в нужное время.
      — Ты? Ты участвовал во всем ее заговоре? Почему?
      — Она будет тебе хорошей королевой, сынок. Я доверяю крови Хаоса, в смысле силы. Настало время для нового вливания. Ты займешь трон, уже обеспеченный наследником. К тому времени, когда Мерлин будет готов для него, его уже давно отучат от полученного им воспитания.
      Мы прошли весь путь до места черного пятна. Я остановился, присел на корточки и изучил его.
      — Ты думаешь, эта штука убьет тебя? — спросил я, наконец.
      — Я знаю, что убьет.
      — Ты не выше убийства невинных людей ради манипулирования мной. И все же ты пожертвуешь своей жизнью ради королевства…
      Я поднял на него взгляд и сказал:
      — Мои собственные руки чисты. И я, разумеется, не позволю себе судить тебя. Однако, некоторое время назад, когда я приготовился войти в Лабиринт, я подумал о том, как изменились мои чувства к Эрику, к трону. Ты делаешь то, что делаешь, я считаю, выполнял свой долг. Я тоже чувствую теперь долг — перед Эмбером, перед троном. Больше чем это, на самом деле. Намного больше, понял я именно тогда. Но я понял также и еще кое-что, нечто, чего долг от меня не требует. Я не знаю, когда и как это прекратилось и я изменился, но я не хочу трона, отец. Я сожалею, что это путает твои планы, но я не хочу быть королем Эмбера. Сожалею.
      Тут я отвел взгляд, снова посмотрел на пятно. Я услышал его вздох.
      Затем он сказал:
      — Я собираюсь отправить тебя сейчас домой. Седлай своего коня и бери провиант. Скачи в место за пределами Эмбера — любое место, хорошо изолированное.
      — К своей гробнице?
      Он фыркнул и тихо рассмеялся.
      — Подойдет. Езжай туда и жди моего волеизъявления. Я должен поразмыслить.
      Я встал. Он положил правую руку мне на плечо. Камень пульсировал. Он посмотрел мне в глаза.
      — Ни один человек не может иметь все, что он хочет так, как он этого хочет, — произнес он.
      И был эффект удаления, как от силы Карты, только действующей в обратную сторону. Я услышал голоса, затем увидел ранее мной покинутую комнату. Бенедикт, Жерар, Рэндом и Дара были все еще там. Я почувствовал, как отец выпустил мое плечо. Затем он исчез и я снова оказался среди них.
      — Что за история? — осведомился Рэндом. — Мы видели, как отец отправил тебя обратно, кстати, как он это сделал?
      — Не знаю, — ответил я. — Но он подтверждает все, что сказала нам Дара. Он дал ей перстень с печатью и послание.
      — Почему? — спросил Жерар.
      — Он хотел, чтобы мы научились доверять ей.
      — Бенедикт поднялся на ноги:
      — Тогда я пойду и сделаю, что он велел.
      — Он хочет, чтобы ты атаковал, а затем отступил, — сказала Дара. После этого нужно будет только сдерживать их.
      — Долго?
      Бенедикт выдал одну из своих редких улыбок и кивнул. Он сумел достать футляр с Картами одной рукой, вынул колоду, достал данную ему мной особую Карту для Двора.
      — Удачи тебе, — пожелал Рэндом.
      — Да, — согласился Жерар.
      Я добавил свои пожелания и смотрел, как он растаял. Когда исчезла радуга его остаточного изображения, я отвел взгляд и заметил, что Дара молча плачет. Я никак не высказался об этом.
      — У меня тоже есть приказ — своего рода, — сказал я. — Мне лучше будет трогаться.
      — А я вернусь к морю, — сказал Жерар.
      — Нет, — услышал я от Дары, когда двинулся к двери.
      Я остановился.
      — Ты должен оставаться здесь, Жерар, и следить за безопасностью Эмбера. Никакой атаки с моря не будет.
      — Но я думал, что во главе местной обороны Рэндом.
      Она покачала головой.
      — Рэндом должен присоединиться к Джулиану в Ардене.
      — Ты уверена? — переспросил Рэндом.
      — Убеждена.
      — Хорошо, — сказал он. — Приятно знать, что он, по крайней мере, подумал обо мне. Сожалею, Жерар. Ошибка вышла.
      Жерар выглядел просто озадаченным.
      — Надеюсь, он знает, что делает, — сказал он. — Мы об этом уже говорили, — сказал я ему. — До свидания.
      Я услышал за спиной шаги, когда оставил комнату. Дара догнала меня.
      — Что теперь? — спросил я ее.
      — Я думала прогуляться с тобой, куда бы ты не шел.
      — Я просто собираюсь подняться на гору и взять кое-какие припасы. А потом отправлюсь в конюшню.
      — Я поеду с тобой.
      — Я поеду один.
      — Я все равно не смогу сопровождать тебя. Я еще должна поговорить с вашими сестрами.
      — Они включены, да?
      — Да.
      Некоторое время мы молча шли, затем она сказала:
      — Все это дело было не таким хладнокровным, каким кажется, Корвин.
      Мы зашли в кладовую.
      — Какое дело?
      — Ты знаешь, что я хочу сказать.
      — А, это. Ну, хорошо.
      — Ты мне нравишься. Однажды это может стать чем-то большим, если ты что-нибудь чувствуешь.
      Моя гордость вручила мне резкий ответ, но я проглотил его. За века кое-чему научишься. Верно, она использовала меня, но, впрочем, в то время, кажется, она не была целиком свободной деятельницей. Самое худшее, что можно было сказать, я полагаю, это то, что отец хотел, чтобы я хотел ее. Но я не позволил своему негодованию из-за этого перемешиваться с тем, какими действительно были или могли стать мои чувства.
      — Ты тоже мне нравишься, — поэтому сказал я, и посмотрел на нее. Она, кажется, в тот момент нуждалась в поцелуе, так что я поцеловал ее. Теперь мне лучше подготовиться.
      Она улыбнулась и стиснула мне руку. А затем скрылась.
      Я решил не изучать свои чувства в данный момент.
      Я взял некоторые вещи, оседлал Звезду и поехал обратно через гребень Колвира, пока не прибыл к своей гробнице.
      Усевшись перед ней, я закурил трубку и наблюдал за облаками.
      Я чувствовал, что день у меня был очень насыщенный, а был ведь еще ранний полдень. Предчувствия играли моралите в гротах моего ума, ни одно из которых я не желал бы брать с собой на ленч.

3

4