— Спасибо. Я боюсь.
      — Может, ты голодна?
      — Нет.
      — Возьми тогда что-нибудь из фруктов и чашечку сомы.
      — Хорошо.
      — Чего же ты боишься, и как мне тебе помочь?
      — Я видела, как отсюда уходил Владыка Яма…
      — Да.
      — И когда я посмотрела на его лицо, я вдруг осознала, что он и в самом деле бог Смерти и что есть на свете сила, которой могут бояться даже боги…
      — Яма силен, и он мой друг. Могущественна Смерть, и никому она не друг. Однако они сосуществуют — и это странно. Агни тоже силен. И он — Огонь. И он мне друг. Кришна мог бы быть сильным, если бы пожелал. Но он этого никогда не хочет. Он изнашивает тела с неимоверной скоростью. Он пьет сому и занимается только музыкой и женщинами. Он ненавидит прошлое и будущее. Он тоже мой друг. Я — последний из локапал, и я не силен. Любое тело, в которое я вселяюсь, оплывает жирком. Троим моим друзьям я скорее отец, чем брат. Я могу оценить их пьянство, музыку, влюбчивость и огонь, ибо все это проявления жизни, и посему под силу мне любить своих друзей как людей или богов. Но третий, Яма, пугает меня не меньше, чем тебя, Ратри. Когда он принимает свой Облик, то становится вакуумом, заставляющим меня, ничтожного толстяка, содрогнуться. И тогда он никому не друг. Так что не смущайся, если боишься моего друга. Ты же знаешь — когда бог в затруднении, его Облик спешит ему на помощь, богиня Ночи, как, например, сейчас воцарились в этой беседке сумерки, хотя день далек еще от своего завершения. Знай же, что встретила ты встревоженного Яму.
      — Он вернулся так неожиданно.
      — Да.
      — Можно узнать почему?
      — Боюсь, что это достаточно конфиденциальная тема.
      — Касается ли это Брахмы?
      — Почему ты спрашиваешь?
      — Я думаю, что Брахма мертв. Я боюсь, что Яме поручили найти убийцу. Я боюсь, что он отыщет меня, даже если я накличу на Небеса ночь длиною в век. Он разыщет меня, а я не могу взглянуть в лицо вакууму.
      — А что ты знаешь о предполагаемом убийстве?
      — Думаю, что я была последней, кто видел Брахму живым, или первой, увидевшей его мертвым, в зависимости от того, что означали его конвульсии.
      — Как это случилось?
      — Я пришла к нему в Павильон вчера ранним утром — замолвить перед ним слово за леди Парвати, убедить его сменить гнев на милость и разрешить ей вернуться. Мне посоветовали поискать его в Саду Наслаждений, и я пошла туда…
      — Посоветовали? Кто?
      — Одна из его женщин. Я не знаю ее имени.
      — Продолжай. Что произошло потом?
      — Я нашла его у подножия синей статуи, играющей на вине. Он бился в конвульсиях. Дыхание отсутствовало, потом стихли и судороги, он замер. Я не смогла нащупать его пульс, не услышала сердцебиений. Тогда я призвала к себе частичку тьмы и, завернувшись в ее тень, покинула Сад.
      — Почему ты не позвала на помощь? Может быть, было еще не поздно…
      — Потому, конечно, что я хотела его смерти. Я ненавидела его за то, что он сделал с Сэмом, за то, что он удалил Парвати и Варуну, за то, что он сделал с архивариусом, Таком, за то…
      — Постой, так можно продолжать весь день. Ты сразу ушла из Сада или вернулась обратно в Павильон?
      — Я прошла через Павильон и опять увидела ту же девушку, Я сделалась видимой для нее и сказала, что не смогла найти Брахму и вернусь попозже… Он ведь и в самом деле мертв, не так ли? Что мне теперь делать?
      — Взять что-нибудь из фруктов и глотнуть еще сомы. Да, он мертв.
      — Явится ли за мной Яма?
      — Ну конечно. Он возьмется за каждого, кого видели неподалеку. Это был, без сомнения, весьма быстродействующий яд, а ты была там практически в самый момент смерти. Так что он, естественно, выйдет на тебя — и подвергнет тебя психозондированию, как и всех прочих. Откуда и выяснится, что ты этого не делала. Поэтому я просто предлагаю тебе ждать, покуда тебя не вызовут. И больше никому ничего не рассказывай.
      — А это мне сказать Яме?
      — Если он доберется до тебя раньше, чем я доберусь до него, скажи ему все, включая и тот факт, что ты мне все рассказала, — потому что предполагается, что я не знаю ничего о происшедшем. Смерть одного из Тримурти всегда сохраняется в тайне как можно дольше, даже ценой жизней.
      — Но Владыки Кармы прочтут это у тебя в памяти, когда ты предстанешь перед их судом.
      — Ну да они не прочтут этого сегодня в твоей памяти. Информация о смерти Брахмы станет достоянием как можно меньшей группы богов и людей. Поскольку Яме, должно быть, поручат или уже поручили вести официальное расследование, да к тому же он сам и спроектировал психозонд, я думаю, вряд ли кто-либо из людей желтого колеса получит доступ к работе машин. Тем не менее, я должен согласовать подобный подход с Ямой — или его ему предложить — немедленно.
      — Прежде чем ты уйдешь…
      — Да?
      — Ты сказал, что лишь немногие могут об этом знать, даже если это зависит от чьей-то жизни. Не означает ли это, что я?..
      — Нет. Ты будешь жить, поскольку я огражу тебя.
      — Но почему?
      — Потому что мы друзья.
 
      Яма управлял зондирующей умы машиной. Он прозондировал уже тридцать семь душ; все они могли посетить Брахму в его Саду на протяжении предшествовавшего убийству дня. Одиннадцать из них были богами, и среди них — Ратри, Сарасвати, Вайю, Мара, Лакшми, Муруган, Агни и Кришна.
      И среди всех тридцати семи богов и людей ни один не оказался виновным.
      Кубера стоял рядом с Ямой и разглядывал распечатки психопроб.
      — Что теперь, Яма?
      — Не знаю.
      — Может быть, убийца был невидимкой?
      — Может.
      — Но ты так не думаешь?
      — Не думаю.
      — А если каждого в Граде подвергнуть зондированию?
      — Ежедневно множество людей посещает Град, прибывает и убывает через многочисленные входы и выходы…
      — А ты не подумал, что здесь может быть замешан один из ракшасов? Они же опять скитаются по миру, как ты хорошо знаешь, — и они нас ненавидят.
      — Ракшасы не отравляют своих жертв. А кроме того, я не верю, что один из них мог бы пробраться в Сад вопреки действию отпугивающих демонов благовоний.
      — Ну а что теперь?
      — Вернусь к себе в лабораторию и обдумаю все еще раз.
      — Могу я проводить тебя в Безбрежные Чертоги Смерти?
      — Если желаешь.
      Кубера пошел с Ямой, и пока тот размышлял, толстый бог изучал каталог психолент, заведенный богом Смерти во времена первых его экспериментов с зондированием. Ленты эти никуда не годились, здесь были только какие-то обрывки; одни лишь Властители Кармы обладали доведенными до настоящего времени записями жизни всех и каждого в Небесном Граде. Кубера конечно же знал об этом.
 
      Новое открытие печатного станка имело место в городе Дезирате на берегу реки Ведры. Там же проводились и очень смелые эксперименты с ватерклозетами. А еще появилось двое замечательных храмовых художников, а один старый стекольщик сделал пару бифокальных очков и принялся за следующую. Иными словами, налицо были признаки начинающегося в одном из городов-государств ренессанса.
      Брахма решил, что пришла пора выступить против акселеризма.
      На Небесах начало формироваться ополчение. По Храмам соседних с Дезиратом городов разослан был призыв к правоверным готовиться к священной войне.
      Разрушитель Шива носил лишь символический трезубец, ибо по-настоящему он полагался на огненосный жезл, с которым никогда не расставался.
      Златоседлый и среброшпорый Брахма вооружился мечом, колесом и луком.
      Новый Рудра приспособился к луку и колчану своего предшественника.
      Ну а Владыка Мара носил переливчатый плащ, который беспрерывно менял цвета, и никто не мог сказать, как он был вооружен или какой колесницей управлял. Стоило посмотреть на него чуть подольше, и все плыло в голове у смотрящего, предметы вокруг Сновидца меняли свои формы, лишь кони его оставались неизменны, и с губ их постоянно капала кровь, и капли ее дымились, упав на землю.
      Затем отобрали полсотни полубогов, и они безуспешно учились обуздывать неловкие свои Атрибуты, мечтая усилить свой Облик и выслужиться в битве.
      Кришна уклонился от предстоящего сражения и ушел играть на свирели в Канибуррху.
 
      Он отыскал его валяющимся на травянистом склоне холма недалеко от Града, уставившимся прямо в наполненное звездами небо.
      — Добрый вечер.
      Он отвел взгляд от неба и кивнул.
      — Как твои дела, добрый Кубера?
      — Да ничего, Владыка Калкин. Ну а твои?
      — Неплохо. Не найдется ли у тебя при всей твоей импозантности сигаретки?
      — Никогда с ними не расстаюсь.
      — Спасибо.
      — Огоньку?
      — Да.
      — Не ворон ли кружил над Буддой, перед тем как мадам Кали выпустила ему кишки?
      — Давай поговорим о чем-либо более приятном.
      — Ты убил слабого Брахму, а на смену ему пришел Брахма сильный.
      — Как может человек убить то, что не живет и не умирает на самом деле, но существует лишь как отражение Абсолюта?
      — Ты, однако, прекрасно со всем этим справился, даже если это, как ты утверждаешь, всего лишь перестановка.
      — Спасибо.
      — Почему ты за это принялся?.. И я бы предпочел трактату какой-либо ответ попроще.
      — Я намеревался стереть с лица земли всю небесную иерархию. Хотя теперь начинает казаться, что этому намерению уготована участь всех благих побуждений.
      — Скажи, почему ты сделал это.
      — Если ты расскажешь мне, как ты меня разыскал…
      — По рукам. Ну так почему?
      — Я решил, что человечеству будет лучше жить без богов. Если я избавлюсь от них, люди опять начнут открывать консервные банки консервным ножом, не боясь гнева Небес. Мы уже и так достаточно задавили этих бедолаг. Я хотел дать им шанс на свободу, шанс построить то, что они хотят.
      — Но они живут, и живут, и живут.
      — Иногда да, иногда нет. Так же, как и боги.
      — Ты был чуть ли не последним акселеристом во всем мире, Сэм. Никто бы не подумал, что к тому же и самым смертоносным.
      — Как ты меня нашел?
      — Мне подумалось, что не будь Сэм мертв, он бы без сомнения стал подозреваемым номер один.
      — Я по простоте душевной полагал, что смерть — достаточное алиби.
      — И я спросил себя, мог ли Сэм каким-то образом ускользнуть от смерти. Кроме смены тела, я ничего не сумел придумать. Кто, спросил я тогда себя, принял новое тело в день смерти Сэма? Только Бог Муруган. Логика, конечно, хромала, ибо сделал он это после смерти Сэма, а не до нее. И я временно отложил все это в сторону. Ты — Муруган — был среди тридцати семи подозреваемых и доказал при зондировании свою невиновность. Казалось, что я на ложном пути, пока я не подумал об очень простом способе проверить эту идею. Сам Яма может обойти зондирование, почему же это не под силу и кому-нибудь еще? Тут я вспомнил, что Атрибут Калкина на самом деле включал в себя и контроль над молниями и прочими электромагнитными явлениями. Он мог бы заблокировать и обмануть машину своим мозгом так, что она не заметила бы зла. Значит, чтобы проверить мою идею, нужно было посмотреть не что машина прочла, а как она это сделала. Как и отпечатки пальцев, общие схемы структур рассудка не совпадают у двух разных людей. Но переходя из тела в тело, каждый переносит за собой подобную мозговую матрицу, хотя и запечатленную в различных мозгах. Независимо от содержащихся в уме мыслей, общая мыслительная структура у каждой личности при любой записи постоянна. Я сравнил твою запись с записью Муругана, найденной в лаборатории Ямы. Они разные. Я не знаю, как тебе удалось сменить тело, но я узнал, кто ты такой на самом деле.
      — Очень умно, Кубера. Кто-нибудь еще ознакомлен со столь странными рассуждениями?
      — Еще никто. Однако я боюсь, что Яма догадается довольно скоро. Он всегда разрешает проблемы.
      — Почему ты рискуешь жизнью, явившись ко мне со всем этим?
      — Обычно человек не достигает твоего — или моего — возраста, не обладая некоторой долей рассудительности. Я знал, что ты, по крайней мере, выслушаешь меня, прежде чем нанести удар. А кроме того, я знаю, что поскольку я собираюсь сказать хорошее, ничего плохого со мной не случится.
      — Что ты предлагаешь?
      — Мне достаточно симпатичны твои поступки, чтобы помочь тебе ускользнуть с Небес.
      — Спасибо, нет.
      — Ты бы ведь хотел победить в этом соперничестве, разве нет?
      — Да, и я добьюсь этого своим собственным путем.
      — Как?
      — Я вернусь сейчас в Град и уничтожу столько богов, сколько смогу, пока они меня не остановят. Если погибнут многие из важнейших, остальные не смогут удержать свою твердыню от падения.
      — Ну а если ты проиграешь, если падешь ты сам? Что будет тогда с миром и идеями, за которые ты борешься? Сможешь ли ты восстать еще раз, чтобы защитить их?
      — Не знаю.
      — Как тебе удалось вернуться назад?
      — Когда-то мною обладал демон. Он, похоже, преисполнился ко мне некоторой симпатии и, когда мы попали в переделку, сказал мне, что «усилил мое пламя», чтобы я мог существовать независимо от своего тела. Я забыл об этом и не вспоминал до самого того момента, когда увидел лежащее подо мною на улице Града свое собственное искалеченное тело. Я знал только об одном месте, где можно было раздобыть себе новое, — о Павильоне Властителей Кармы. Там оказался Муруган, требовавший, чтобы его обслужили. Как ты заметил, моя сила кроется в управлении электромагнитными явлениями. Ну и как там выяснилось, работает она и без поддержки мозга, — когда цепи были мгновенно переключены и я вошел в новое тело, ну а Муруган пошел ко всем чертям.
      — То, что ты мне все это рассказываешь, означает, по-видимому, что меня ты намерен отправить по его стопам.
      — Мне бы не хотелось, добрый Кубера, ибо я люблю тебя. Если ты дашь мне слово, что забудешь все, о чем узнал, и подождешь, пока это не откроет кто-нибудь другой, я отпущу тебя живым.
      — Ты рискнешь?
      — Я знаю, что ты никогда не нарушал своего слова, а ведь ты ровесник небесных холмов.
      — Кого из богов ты убьешь первым?
      — Яму, конечно, ибо он идет по моим следам.
      — Тогда, Сэм, тебе придется убить и меня, ведь он мой брат-локапала и добрый друг.
      — Я уверен, что мы оба будем сожалеть, если мне придется убить тебя.
      — А может, твое знакомство накоротке с ракшасами привило и тебе некий вкус к азартным играм?
      — Какого сорта?
      — Выигрываешь ты — и я даю слово ни о чем не говорить. Выигрываю я — и ты улетаешь отсюда со мною на спине у Гаруды.
      — А что за состязание ты предлагаешь?
      — Ирландский ванька-встанька.
      — С тобой, толстый Кубера?.. Ты предлагаешь это мне, в моем великолепном новом теле?
      — Да.
      — Тогда первый удар — твой.
      На темном холме, на дальней окраине Небес Сэм и Кубера застыли друг напротив друга.
      Кубера отвел назад правый кулак и затем послал его точно Сэму в челюсть.
      Сэм упал, чуть-чуть полежал, медленно поднялся на ноги.
      Потирая челюсть, он занял первоначальную позицию.
      — Ты сильнее, чем кажешься, Кубера, — сказал он и ударил.
      Кубера растянулся на земле, со свистом втягивая воздух.
      Он попытался встать, обдумал, как лучше за это приняться, издал отрывистый стон и с трудом поднялся на ноги.
      — Не думал, что ты встанешь, — сказал Сэм. Кубера направился к нему, темная, влажная линия спускалась у него по подбородку.
      Когда он занял свою позицию. Сэм дрогнул.
      Кубера ждал, глубоко втягивая в себя воздух.
      Беги под покровом серой степи сумерек. Спасайся! За скалу. Прячься! Ярость обращает потроха твои в воду.
      — Бей! — сказал Сэм. Кубера улыбнулся и ударил его.
      Он лежал, и его била мелкая дрожь, и тут слились воедино все голоса ночи: шепот насекомых, дуновение ветра, вздохи трав, — и стали ему внятны.
      Дрожи, как забитый на ветке осенний лист. В груди у тебя глыба льда. В мозгу твоем не осталось слов, только цвета мечутся там в панике…
      Сэм затряс головой и привстал на колени.
      Падай обратно, свернись в клубок и плачь. Ибо так начинается человек, и так же он и кончается. Вселенная — это катящийся черный шар. Он раздавит все, к чему только ни прикоснется. Он катится на тебя. Спасайся! Ты можешь немного выиграть, быть может, час, пока он не настиг тебя…
      Он поднес руки к лицу, опустил их, свирепо уставился на Куберу, встал.
      — Ты построил комнату, называемую Страх, — сказал он, — в Павильоне Молчания. Я вспомнил твою силу, старый бог. Но ее не хватит.
      Невидимый конь мчит сквозь угодья твоего разума. Ты узнаешь его по отпечаткам подков, каждый из которых — рана…
      Сэм занял свое место, сжал кулак.
      Небо трещит у тебя над головой. Земля вот-вот разверзнется под ногами. А что за высокая тень встала у тебя за спиной?
      Кулак Сэма дрогнул, но тут же устремился вперед.
      Кубера отшатнулся назад, голова его мотнулась в сторону, но он остался на ногах.
      Сэм стоял там, и его била дрожь, когда Кубера отвел назад свою правую руку для завершающего удара.
      — Старый бог, ты жульничаешь, — сказал он. Кубера улыбнулся сквозь кровь, и его кулак устремился вперед, словно черный шар.
 
      Яма беседовал с Ратри, когда ночную тишину разорвал крик проснувшегося Гаруды.
      — Раньше такого никогда не бывало, — пробормотал он.
      Небеса медленно начали раскрываться.
      — Быть может, это выезжает Великий Вишну…
      — Он никогда не делал этого ночью. Когда я недавно с ним разговаривал, он об этом и словом не обмолвился.
      — Значит, кто-то другой из богов рискнул использовать его транспорт.
      — Нет! Скорей к загонам, леди! Мне может понадобиться твоя помощь.
      И он потащил ее за собой к стальному гнезду Птицы.
      Гаруда был уже разбужен и отвязан, но голову его все еще покрывал колпак.
      Кубера, принеся сюда Сэма, привязал его, все еще не пришедшего в сознание, к седельному сиденью. Спустившись вниз, он сделал последние приготовления. Верхняя часть клетки откатилась в сторону. Затем, прихватив длинный металлический подкрыльный багор, он направился к веревочной лестнице. От птичьего запаха его мутило, кружилась голова. Гаруда пребывал в беспокойстве, не находя себе места, топорщил перья, каждое из которых вдвое превышало человеческий рост.
      Медленно начал карабкаться наверх Кубера.
      Когда он пристегивался к седлу, рядом с клеткой появились Яма и Ратри.
      — Кубера! Ты что, сошел с ума? — закричал Яма. — Ты же всегда избегал высоты!
      — Неотложное дело, Яма, — отвечал тот, — а на то, чтобы снарядить громовую колесницу, уйдет не меньше дня.
      — Какое такое дело, Кубера? И почему тебе не взять гондолу?
      — Гаруда быстрее. А о деле я расскажу тебе, когда вернусь.
      — Я, может быть, могу тебе помочь.
      — Нет. Спасибо.
      — Ну а Господин Муруган может?
      — В этом случае — да.
      — Вы же всегда были не в ладах.
      — Да и сейчас. Но мне нужна его помощь.
      — Эй, Муруган!.. Почему он не отвечает?
      — Он спит, Яма.
      — У тебя, брат, на лице кровь.
      — Да, тут со мной приключился один пустяк.
      — Да и с Муруганом, похоже, плохо обошлись.
      — Все тот же случай.
      — Что-то здесь не так. Подожди, я сейчас зайду в клетку.
      — Не ходи, Яма!
      — Локапалы не отдают друг другу приказов. Мы равны.
      — Не ходи, Яма! Я снимаю с головы Гаруды колпак!
      — Не делай этого!
      Глаза Ямы вдруг вспыхнули, и внутри своих алых одежд он вроде бы стал выше ростом.
      Кубера наклонился вперед и, вытянув багор, сдернул колпак с головы птицы. Гаруда закинул назад голову и испустил новый крик.
      — Ратри, — сказал Яма, — покрой тенью глаза Гаруды, чтобы он не мог видеть.
      И Яма направился к входу в клетку. Темнота, словно клубящаяся грозовая туча, окутала птичью голову.
      — Ратри! — крикнул Кубера. — Сними темноту и опусти ее на Яму — или все пропало!
      Лишь миг колебалась Ратри, прежде чем сделать, как он сказал.
      — Скорей ко мне, — прокричал он. — Забирайся на Гаруду, полетим вместе. Ты нам очень нужна!
      Она вошла в клетку и пропала из виду, ибо темнота все прибывала и прибывала; Яма ощупью пытался найти дорогу в чернильном пруду.
      Лестница раскачивалась и дергалась, пока Ратри взбиралась на птицу.
      А затем Гаруда вдруг завопил и подпрыгнул, ибо Яма на своем пути размахивал вслепую клинком направо и налево.
      На них нахлынула ночь, и через миг Небеса остались далеко внизу.
      Когда они набрали высоту, небесный купол начал закрываться.
      С новым воплем устремился Гаруда к вратам.
      Они успели в них проскочить, и Кубера пришпорил Птицу.
      — Куда мы направляемся? — спросила Ратри.
      — В Дезират на реке Ведре, — отвечал тот. — А это Сэм. Он жив.
      — Что случилось?
      — Он — тот, кого разыскивает Яма.
      — А не явится ли он за ним в Дезират?
      — Без сомнения, леди. Без всякого сомнения. Но до того, как он его отыщет, мы успеем к этому подготовиться.
 
      В предшествовавшие Великой Битве дни стекались в Дезират защитники. Кубера, Сэм и Ратри явились в город с предупреждением. В Дезирате уже знали о мобилизации в соседних городах, но известие о небесных карателях явилось здесь новостью.
      Сэм проводил учения с войсками, которым предстояло сражаться против богов, а Кубера взял на себя тех, чьими противниками должны были стать люди.
      Черные доспехи выкованы были для богини Ночи, о которой сказано было: «Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь».
      А на третий день перед палаткой Сэма на равнине у города возник столб пламени.
      — Это Повелитель Адова Колодезя явился выполнить свое обещание, о Сиддхартха! — зазвенел в голове у Сэма голос.
      — Тарака! Как ты нашел — и узнал меня?
      — Я смотрю на пламя, которое и есть твоя истинная сущность, а не на плоть, ее маскирующую. Ты же знаешь об этом.
      — Я думал, ты мертв.
      — Я был на грани. Те двое и в самом деле пьют глазами жизнь! Даже жизнь таких, как я.
      — Я же тебе говорил. Привел ли ты с собой свои полчища?
      — Да, привел.
      — Хорошо. Скоро против этого города выступят боги.
      — Знаю. Много раз посещал я Град на вершине ледяной горы, а лазутчики мои и сейчас находятся там. Поэтому мне известно, что готовятся они напасть на вас и побуждают людей принять участие в битве. Хотя они и не считают необходимой помощь людей, кажется им полезным объединиться с ними при разрушении Дезирата.
      — Да, такую позицию нетрудно понять, — кивнул Сэм, изучая могучий вихрь желтого пламени. — Какие еще у тебя новости?
      — Тот, что в Красном, грядет.
      — Я его ждал.
      — На погибель. Я должен сразить его.
      — Учти, что на нем будет демонический репеллент.
      — Значит, я найду способ удалить его, или же мне придется убить его на расстоянии. Он будет здесь еще засветло.
      — А как он доберется?
      — В летающей машине — не такой большой, как громовая колесница, которую мы тогда пытались угнать, — но очень быстрой. Я не могу напасть на нее в полете.
      — Он один?
      — Да — если не считать машин.
      — Машин?
      — Множества механизмов. Его летательный аппарат просто набит странным оборудованием.
      — Это может сулить большие неприятности.
      Крутящееся пламя стало оранжевым.
      — Но на подходе и другие.
      — Ты же сказал, что он летит в одиночку.
      — Ну да.
      — Так что же ты имеешь в виду?
      — Остальные идут не с Небес.
      — Откуда же тогда?
      — С тех пор, как тебя забрали на Небеса, я много путешествовал, я буквально обшарил весь этот мир снизу доверху в поисках союзников среди тех, кто ненавидит Богов и Град. Кстати, в твоей последней инкарнации я на самом деле пытался спасти тебя от кошек Канибуррхи.
      — Я знаю.
      — Боги действительно сильны — сильнее, чем когда-либо раньше.
      — Но скажи же, кто идет нам на помощь.
      — Повелитель Ниррити Черный, который ненавидит всех и все, но более всего ненавидит Богов из Небесного Града. Он шлет сражаться на равнине у Ведры свою нежить — тысячу не душ, но штук. Он объявил, что после битвы мы, ракшасы, вольны выбирать себе любые уцелевшие тела выращенных им безмозглых мертвяков.
      — Не по нраву мне помощь Черного, но выбирать не приходится. И когда они прибудут?
      — Ночью. А раньше появится Далисса. Я уже чувствую ее приближение.
      — Далисса? Кто это?..
      — Последняя из Матерей Нестерпимого Зноя. Только она одна ускользнула в глубины, когда Дурга и Лорд Калкин обрушились на морской купол. Ей раздавили все яйца, и она больше не может ничего отложить, но внутри своего тела все еще несет она всесжигающую мощь морского зноя.
      — И ты что, полагаешь, что она поможет мне?
      — Она не поможет никому. Она последняя из своего рода. Она примет участие на равных.
      — Тогда знай, что та, которую звали когда-то Дургой, облачена ныне в тело Брахмы, вождя наших врагов.
      — Ага, это делает вас обоих мужчинами. Далисса могла бы принять ее сторону, останься Кали женщиной. Но она уже выбрала, на чью сторону встать. Она выбрала тебя.
      — Это позволит немного подравнять шансы.
      — На сей раз ракшасы пригонят сюда слонов, ящеров и огромных кошек, чтобы натравить их на наших врагов.
      — Хорошо.
      — И они призвали огненные элементали.
      — Отлично.
      — Далисса уже неподалеку. Она будет ждать на дне реки, чтобы подняться, когда потребуется.
      — Передай ей от меня привет, — сказал Сэм, поворачиваясь, чтобы вернуться к себе в палатку.
      — Передам.
      И он опустил за собой полог.
      Когда Бог Смерти спустился на равнину, тянущуюся вдоль Ведры, набросился на него в облике огромной кошки из Канибуррхи предводитель ракшасов Тарака.
      И тут же отскочил назад. Ибо пользовался Яма демоническим репеллентом, и не мог из-за этого Тарака с ним сблизиться.
      Взорвалась кошка, чтобы стать круговертью серебряных пылинок.
      — Бог Смерти! — взорвались слова в голове у Ямы. — Помнишь Адов Колодезь?
      И тут же всосал в себя смерч камни, щебень, обломки скал и швырнул все это издали в Яму, который завернулся в свой плащ, загородил его полою глаза и больше не пошевельнулся.
      Через минуту-другую яростный напор иссяк.
      Яма не пошевелился. Вся земля вокруг была усеяна мусором — кроме небольшого круга, в котором стоял он, но не было ни одного камня.
      Яма опустил плащ и уставился на крутящийся вихрь.
      — Что за колдовство? — послышались слова. — Как ты ухитрился устоять?
      Яма не сводил с Тараки взгляда.
      — Как ты ухитряешься крутиться? — спросил он в ответ.
      — Я — величайший из ракшасов. На меня уже падал твой смертельный взгляд.
      — А я — величайший из богов. Я выстоял в Адовом Колодезе против всей вашей орды.
      — Ты лакей Тримурти.
      — Ошибаешься. Я явился сюда, чтобы сражаться здесь с Небесами во имя акселеризма. Велика моя ненависть, и принес я с собой оружие, чтобы поднять его против Тримурти.
      — Тогда придется мне, похоже, отложить до лучших времен удовольствие от продолжения нашей схватки…
      — Что представляется весьма благоразумным.
      — И ты, без сомнения, хочешь, чтобы тебя проводили к нашему вождю?
      — Я и сам могу найти дорогу.
      — Тогда — до следующей встречи, Владыка Яма…
      — До свидания, ракшас.
      И Тарака, пылающей стрелой вонзившись в небо, исчез из виду.
      Одни говорят, что распутал Яма загадку, пока стоял в огромной клетке среди темноты и птичьего помета. Другие утверждают, что повторил он рассуждения Куберы чуть позже и проверил их с помощью лент, хранящихся в Безбрежных Чертогах Смерти. Как бы там ни было, вступив внутрь палатки, разбитой на равнине неподалеку от полноводной Ведры, обратился он к находившемуся там человеку по имени Сэм. Положив руку на свой клинок, встретил тот его взгляд.
      — Смерть, ты опережаешь битву, — сказал он.
      — Кое-что изменилось, — ответил Яма.
      — Что же?
      — Моя позиция. Я пришел сюда, чтобы выступить против воли Небес.
      — Каким образом?
      — Сталью. Огнем. Кровью.
      — В чем причина этой перемены?
      — На Небесах в закон вошли разводы. И предательства. Посрамление. Леди зашла слишком далеко, и теперь я знаю причину, Князь Калкин. Я ни принимаю ваш акселеризм, ни отвергаю его. Для меня важно лишь, что он представляет ту силу, которая способна сопротивляться Небесам. Как к таковой я и присоединяюсь к вам, если ты примешь мой клинок.
      — Я принимаю твой клинок, Господин Яма.
      — И я подниму его против любого из небесного воинства — кроме только самого Брахмы, с которым от встречи уклонюсь.
      — Хорошо.
      — Тогда дозволь мне стать твоим колесничим.
      — Я не против, но у меня нет боевой колесницы.
      — Одну, весьма необычную, я захватил с собой. Разрабатывал я ее очень долго, и она все еще не завершена. Но хватит и этого. Нужно собрать ее сегодня же ночью, ибо завтра с рассветом разгорится битва.
      — Я предчувствую это. Ракшасы к тому же предупредили, что неподалеку передвигаются войска.
      — Да, пролетая над ними, я это заметил. Главное направление удара — с северо-востока, со стороны равнины. Позже вступят и боги. Ну а отдельные отряды будут, без сомнения, нападать и с других направлений, в том числе и с реки.
      — Реку мы контролируем. Зной Далиссы дожидается на дне. Когда придет ее час, она сможет поднять могучие волны, вскипятить их и залить ими берега.
      — Я думал, что Зной стерт с лица земли!
      — Кроме нее. Она последняя.
      — Как я понимаю, с нами будут и ракшасы?
      — Да, и не только…
      — А кто еще?
      — Я принял помощь — полчище, отряд безмозглых тварей — от Властелина Ниррити.
      Глаза Ямы сузились, ноздри раздулись.
      — Это нехорошо. Рано или поздно, но его все равно надо будет уничтожить, и не стоило залезать к нему в долги.
      — Знаю, Яма, но положение у меня отчаянное. Они прибывают сегодня ночью…
      — Если мы победим, Сиддхартха, низвергнем Небесный Град, подорвем старую религию, освободим человека для индустриального прогресса — все равно останутся у нас противники. И тогда уже надо будет бороться и низвергать Ниррити, веками дожидавшегося, пока боги уйдут со сцены. А если нет, так опять все то же самое — а Боги Града обладали, по крайней мере, некоторой толикой такта в своих неправедных деяниях.