– Можно предположить, что прежде, чем он попадет в чьи-либо руки, он перестанет существовать, Сир.
Хари Селдон откинулся в кресле в своем алькове, который благодаря вмешательству Дорс Венабили, ему предоставили. Он был недоволен. Говоря откровеннее, в мыслях он дал именно такую характеристику своему душевному состоянию, – это была явная недооценка его чувств. Он был не просто недоволен, он был в ярости – и еще больше от того, что не понимал причин этого бешенства. История ли была тому причиной? Собиратели ли факторов или историки? Миры или люди – творившие историю? В чем бы не заключался источник – значения это не имело. Важно было лишь одно – его труд бесполезен, его знания – бесполезны, его занятия – бесполезны, вообще, все – бесполезно. Он находился в Университете почти шесть недель. В его распоряжении оказался компьютер последнего поколения, и он начал работать с ним – без описания и инструкций, полагаясь лишь на интуицию. Процесс шел медленно и с перебоями, но все-таки определенное удовольствие от найденных решений он получил. Затем начались занятия с Дорс, которая научила его нескольким «коротким подачам», что заставило его пережить два сорта разочарований. Первый был связан с косыми взглядами студентов, которые с явным презрением относились к его возрасту и с раздражением реагировали на почтительное обращение к нему Дорс – «доктор».
– Я просто не хочу что бы они считали вас «вечным» студентом, пробавляющимся историей.
– Вы ведь сами определили правила недавно. Мне кажется, что в данной ситуации простое – «Селдон» устроило бы всех.
– Нет, нет! – Дорс неожиданно улыбнулась, – кроме того, мне доставляет удовольствие наблюдать, как вы смущаетесь каждый раз, когда я называю вас «доктор Селдон».
– Вы даете мне отставку? Как ни странно, реплика развеселила его. Куда более естественно было бы отрицать свои садистские наклонности. Его порадовало, что она приняла пас и ответила неплохой подачей. Эти мысли привели к естественному вопросу:
– У нас есть корты, но я не играю.
– Прекрасно, я буду вас учить. А в процессе обучения, я буду обращаться к вам, исключительно – профессор Венабили…
– В таком случае, я придумаю еще что-нибудь, что доставит вам удовольствие.
– Я вижу, что и у вас… неповторимое… чувство юмора. Он понял, что она запустила этот мяч умышленно. Он ответил в той же манере:
– Вы даете мне отставку? И она улыбнулась, а позднее проявила удивительные способности в игре. Отдуваясь после первого тайма, Селдон вынужден был поинтересоваться:
– Абсолютно! – заявила Дорс. Второе разочарование носило более личный характер. Он освоил необходимую технику поиска исторических ссылок и вспыхнул, вспомнив свой первый самостоятельный опыт обращения к банку данных. Все было очень просто и, к сожалению, полностью отличалось от того, что принято у математиков. Он даже согласился в душе, что в этом есть определенная логика, если пользоваться такой системой поиска – последовательно и без ошибок – пользователю предоставлялась возможность двигаться в любом направлении. Но это была логика совершенно другого сорта, не та, к которой привык Селдон. Но, независимо от того, применял он полученные знания или, как и ранее, двигался наугад, упирался ли лбом или легко и быстро продвигался дальше – он просто не получал никакого результата. Свою досаду он срывал на теннисном корте. Дорс очень быстро достигла такого уровня, когда не было больше необходимости подавать легкие мячи, чтобы дать ей время угадать направление паса и расстояние. Ее ловкость предоставляла ему возможность легко забыть о том, что она – новичок, и всю свою злость и неудовлетворенность он вкладывал в удары. Он отбивал мяч с такой яростью и быстротой, словно это был не теннисный мячик, а отвердевший лазерный луч. Она рысью кинулась к сетке и раздраженно выпалила:
– Насколько я понимаю, вы решили убить меня за то, что я слишком часто пропускаю мячи! Тогда как же вы могли промахнуться – только что мяч просвистел в трех сантиметрах от моей головы! Я имею в виду, что вы даже не задели меня. В следующий раз прошу быть точнее. Селдон ужаснулся, попытался объясниться, но произнес что-то совершенно бессвязное. Она продолжила:
– Во всяком случае, сегодня я больше не намерена предоставлять вам такую возможность! Итак, предлагаю принять душ и пойти выпить вместе чашечку чая. И что бы вы ни лепетали, уж лучше честно признайтесь, что пытались убить свою ученицу. Но даже если моя бедная голова и не стала сознательно выбранной жертвой, все равно, – для меня вы слишком опасный партнер, чтобы я захотела вновь служить мишенью! После чая он признался:
– Дорс, я сканировал один пласт истории за другим, просто просматривал. К сожалению, у меня нет времени для более глубокого изучения. Но даже при беглом просмотре для меня очевидно, что все тома сконцентрированы на наборе одних и тех же нескольких событий.
– На критических. Иными словами – на тех, что и создают историю как таковую.
– Это все общие слова… Описанные события – словно копии. Существуют двадцать пять миллионов Миров, а упоминается, от силы, каких-нибудь двадцать пять! Дорс объяснила:
– Вы познакомились лишь с Галактической историей. Обратитесь к специальной истории некоторых второстепенных Миров. В каждом из этих Миров, каким бы незначительным он ни был, дети начинают знакомиться со своей локальной историей, даже не подозревая о гигантской Галактике, частью которой являются сами. А вы? Намного ли больше вы знаете о своем Геликоне, чем о периоде взлета Трантора, или о Великой Межзвездной Войне?
– Знания подобного сорта тоже ограничены, – подавлено проговорил Селдон. – Я хорошо знаю географию Геликона, историю его основания, знаю о злодеяниях и злоупотреблениях властью на планете Дженнисек – нашего исконного врага, хотя учителя в школе выражались более осторожно – «традиционный соперник». Но я никогда ничего не читал о вкладе Геликона в общую Галактическую историю.
– Не говорите глупостей! Конечно – был. Возможно, он не был вовлечен в грандиозные сражения, или серьезные восстания. Возможно, он никогда не соперничал с Империей за обладание базой на Геликоне. Но должно существовать более тонкое влияние. Ведь совершенно очевидно, если происходит какое-то событие в отдельно взятом Мире, то волны от него распространяются повсюду. И, тем не менее, я ничего не смог отыскать… Вот послушайте, Дорс, в математике – все можно найти в банке данных; все – что мы знаем и изобрели за двенадцать тысячелетий. В истории – все по-другому. Историки отыскивают, выбирают – и все они ставят акценты на одних и тех же событиях.
– Но, Хари, – уговаривала его Дорс, – математика – очень упорядоченная область человеческих знаний. Одно следует из другого. Существуют определения и аксиомы, которые всем известны. Она… она – целостна! Другое дело – история.
Она – результат бессознательной работы поступков и мыслей квадриллионов человеческих существ. Историкам ничего другого не остается, как отсеивать и выбирать!
– Согласен. Все правильно. Но я должен, понимаете, – должен знать, знать об этом предмете все, если собираюсь работать над законами психоистории.
– В таком случае, вы никогда не сформулируете свои законы! Это было вчера. А сегодня Селдон сидел в кресле совершенно удрученный и в его мозгу звучали слова Дорс: «В таком случае, вы никогда не сформулируете свои законы». С этого он начинал и, если бы не усилия Хьюммена и не его уговоры, – вероятнее всего, продолжал бы так думать и сейчас. И все-таки, неужели нет выхода? Выхода он не видел…
ТРАНТОР –… практически никогда не приводятся его снимки из космоса. Уже давно в представлении человечества – это замкнутый Мир, где люди роились под куполами. Однако, существовала и внешняя часть. Об этом свидетельствуют сделанные из космоса и сохранившиеся голографические снимки. На них четко просматривается множество деталей, подтверждающих это (см. рис. 14 и 15).
Обратите внимание на то, что поверхность купола, периферия безграничного города и окружающая его атмосфера (применительно к поверхности упоминается название «Внешняя Окраине»), – является….
Галактическая энциклопедия.
21
Свой следующий день Хари Селдон встретил в Библиотеке, только благодаря обещанию, данному Хьюммену. Он дал слово попытаться, и не мог отнестись к своему слову наплевательски. Да и перед самим собой он был в долгу. Он негодовал на самого себя за то, что потерпел неудачу. По крайней мере – почти потерпел. Он не мог сказать сейчас, что исчерпал все возможности и пути. Итак, он принялся за изучение перечня ссылок на тома фильмотеки, которые еще не просматривал, и пытался угадать, в котором из этих отталкивающих наборов цифр кроется для него хотя бы малейший намек на успех. И, не найдя ни малейшего намека, пришел к очевидному выводу – придется просмотреть все. В это время раздался легкий стук в дверь. Селдон поднял голову и увидел смущенное лицо Лизана Ранды, который заглядывал через слегка приоткрытую дверь. Селдон знал этого человека, был представлен ему Дорс и даже несколько раз обедал вместе с ним (и другими). Ранда, маленький человек, короткий и пухлый, с круглым скуластым лицом и неизменной улыбкой, – был инструктором психологии. Его кожа была желтоватого оттенка, а глаза – узкие и раскосые. Подобные черты были свойственны миллионам Внешних Миров. Селдон хорошо знал такой тип лица, поскольку многие выдающиеся математики принадлежали к этому типу, и ему приходилось видеть их изображения. Однако, на Геликоне представители восточной расы не встречались. (Восточной – ее называли традиционно, уже никто не знал и не мог сказать почему, а сами представители этой расы часто негодовали по поводу этого термина, тоже не зная, почему). И когда при первом их знакомстве Селдон с нескрываемым удивлением и любопытством изучал его черты. Ранда с улыбкой пояснил:
– На Транторе нас миллионы. Здесь много Южан, с темной кожей и мелко-мелко вьющимися волосами. Не встречали?
– Не на Геликоне, – пробормотал Селдон.
– А Геликон населен только представителями Западной расы? Скучища какая! Но…
неважно! Я принимаю всех! (Его слова заставили Селдона удивиться – он перечислил всех, кроме Северян. Он даже попытался найти ответ на этот вопрос в картотеке, но – безуспешно). Сейчас же симпатичное лицо Ранда приобрело выражение забавной озабоченности. Он поинтересовался:
– С вами все в порядке, Селдон? Селдон удивленно вытаращился на него.
– Да, конечно. Почему я должен быть не в порядке?
– Дело в том, что я пришел на звук, мой дорогой. Вы пронзительно стонали!
– Стонал?! – Селдон с обидным недоверием посмотрел на психолога.
– Не очень громко. Примерно так, – Ранда стиснул зубы и издал глубокий гортанный не то стон, не то визг. – Если я ошибаюсь, прошу извинить меня! Селдон склонил голову.
– Принимаю ваши извинения, Лизан. Со мной такое случается… мне говорили.
Знаете, это непроизвольно вырывается. Я не успеваю осознать.
– Но вы осознаете, почему вы стонете?
– Да, разумеется. Я страшно расстроен. Ранда участливо взглянул на Селдона и мягким тоном проговорил:
– Вы расстраиваете себя. Так нельзя. Давайте-ка, пойдем в комнату отдыха и выпьем чего-нибудь. За парой легкого напитка Ранда поинтересовался:
– Могу я задать один профессиональный вопрос? Почему вы так расстроены – в чем причина? Селдон пожал плечами.
– Ну…, почему, обычно, люди огорчаются? Я взялся за дело, которое мне не удается. Вот и все!
– Но ведь вы же математик, Хари. Что же могло вас огорчить в историческом разделе?
– А вы что там делали?
– Просто мимо проходил, по своим делам, хотел сократить путь, и вдруг услышал ваше… рычание. А теперь, видите, – он улыбнулся, – вместо сокращения расстояния – осложнение обстоятельств. Я страшно рад, что так получилось!
– Я бы с удовольствием проходил мимо, как и вы. Дело в том, что я пытаюсь решить одну математическую проблему, а для этого требуется знание истории. Но у меня не ладится! Ранда долго и непривычно задумчиво разглядывал Селдона и, наконец, признался:
– Извините меня, я рискую обидеть вас сейчас… Я вас просчитал на компьютере…
– Меня?! На компьютере? – Селдон почувствовал прилив злости.
– Ну, вот вы и обиделись… У меня был дядя – математик. Возможно, вы слышали его имя: Киангтов Ранда? У Селдона перехватило дыхание.
– Вы родственник того самого Ранды?
– Да. Это старший брат моего отца. Кстати, он был очень раздосадован, когда я не пошел по его стопам. Своих детей у него не было. Думаю, что он бы порадовался моей встрече с талантливым математиком… Должен похвастать – о том, чем интересуются математики и с чем знакомятся – я имею представление.
– Вижу, вижу. Теперь ясно,что вы делали в Библиотеке. Сожалею. По-моему, у вас нет достаточных оснований для хвастовства.
– Вы ошибаетесь. Я был потрясен. Конечно, я не все понял – но общее представление составил… Очень, очень перспективно! А когда я просматривал записи последних новостей, то отыскал информацию о том, что в начале года вы приняли участие в Симпозиуме. И все-таки… что же такое – «психоистория»?
Такое соединение понятий в одном слове будит во мне любопытство!
– Я вижу, вы вкладываете слишком широкий смысл в это понятие.
– Если я не совсем заблуждаюсь, то мне кажется – вы можете разработать принципы предвидения будущего хода истории?! Селдон утомленно покачал головой.
– Так или иначе-этого все ждут…
– Но ведь это задача колоссальной сложности! Вы, серьезно, работаете над этой темой? – Ранда улыбался. – Может быть, вы просто бросили биту?
– Бросил… что?
– Я вспомнил одну детскую забаву на моей родной планете Хопара. По правилам игры, следует предсказывать будущее, и если вы достаточно сообразительный ребенок, то можете на этом заработать. Сказать, например, молодой матери, что ее дитя будет красивым, веселым и богатым и – считайте, что кусок сладкого пирога или мелочь на игрушки – у вас в кармане. Ведь она не станет ждать, когда ваши обещания сбудутся. Вас наградят просто за то, что вы так хорошо все придумали!
– Понятно. Нет, биту я не бросал. Психоистория – абстрактная наука. У нее нет практического применения, кроме…
– Мы добрались до сути. Исключения меня интересуют больше всего…
– Кроме того, – что я собираюсь разработать принципы ее практического применения.
Вполне вероятно, если мне удастся больше узнать об истории…
– Именно это привело вас в такое уныние? Селдон кивнул. Ранда попытался утешить:
– Хари, ведь вы всего несколько недель здесь!
– Это так, но я уже вижу …
– Что можно увидеть за несколько недель! Вполне вероятно, на это уйдет вся жизнь, может быть, не одного поколения математиков.
– Я знаю. Но от этого мне не легче. Мне бы хотелось самому достичь определенного успеха.
– Впадать в отчаяние тоже не выход! Если это развеет вас, могу познакомить с предметом куда более простым, чем человеческая история, над которым работают люди, даже затрудняюсь сказать как долго, и – без видимого прогресса. Я знаком с ним потому, что эта группа работает в нашем Университете и один из ученых – мой друг. А вы говорите «разочарование»! Да вы понятия не имеете, что такое настоящее разочарование!
– А что это за область знаний? – Селдон почувствовал, как любопытство шевельнулось в нем.
– Метеорология.
– Метеорология? – Любопытство сменилось отвращением.
– Не надо делать такое страшное лицо. Вот, послушайте! Каждый населенный Мир окружен атмосферой. Каждому соответствует свой состав атмосферы, температурный баланс, период обращения и периоды смены сезонов, осевой наклон и так далее. Процентное соотношение суши и водного бассейна. Существует двадцать пять миллионов отличных ситуаций, и никто до сих пор не сумел обобщить эти проявления!
– Все это потому, что атмосферные проявления подчиняются хаотическому закону.
Это – общеизвестно.
– Вы говорите, как мой друг Дженар Легган. Вы встречались с ним? Селдон припоминал:
– Такой высокий парень?.. Длинный нос… Неразговорчивый?
– Да, да, это он. В этом смысле, Трантор самая большая загадка! Судя по историческим заметкам, во времена его освоения погодные условия здесь были вполне сносными. Потом увеличилось население, повсеместно начался процесс урбанизации. Стали расходовать больше энергии, все больше тепла выбрасывалось в атмосферу. Ледяной покров уменьшился, усиливалась облачность, и погода окончательно испортилась. Это привело к стремлению уйти под землю – порочный круг начался… Чем хуже становились погодные условия, тем интенсивнее происходил уход с поверхности, и тем глубже копали. Стали строить купола, но погода продолжала ухудшаться. В настоящее время планета затянута сплошной облачностью. Часто идут дожди или снег в холодное время года. Никто не может разобраться в этих процессах. Никто не нашел объяснения происходящему. Никто не знает как затормозить ухудшение! Селдон повел плечами.
– Неужели этот вопрос настолько важен?
– Для метеорологов – несомненно! И почему бы им не приходить в отчаяние из-за своих проблем? Селдон помнил облачность и сырость на пути к Императорскому дворцу и спросил:
– Что-нибудь делается в этом направлении?
– Существует большой проект исследований здесь, в Университете, и Дженнар принимает в нем участие. Он чувствует, что если удастся понять причины изменения климата на Транторе – появится возможность сформулировать базовые законы общей метеорологии. Легган так же страстно мечтает о них, как вы о своих. Он создал уникальные приборы для исследования Внешней Окраины… вы понимаете? То, что находится над куполом. Пока – никаких результатов. И если вот уже не одно поколение метеорологов бьется над этими проблемами, как вы можете разочаровываться из-за того, что не смогли разобраться в истории человечества за несколько недель?! Ранда, конечно, прав. И все-таки… все-таки… Хьюммен сказал бы, что его душевное состояние, связанное с бессильной попыткой накинуться на проблему – лишний раз подтверждает общий упадок. И все-таки, Селдон не чувствовал, что окончательно смирился с неудачей. Немного заинтересовавшись услышанным, он уточнил:
– Если я правильно понял, люди выходят на купол – в открытую атмосферу?
– Да. На Внешнюю Окраину. Это забавно! Коренное население туда не заманишь. Оно не любит открытого пространства. Метеорологи, главным образом, – выходцы из Внешнего Мира. Селдон взглянул в окно, на залитые ровным освещением ухоженные газоны и небольшой парк университетского дворика и задумчиво произнес:
– Не стоит упрекать жителей Трантора за то, что они предпочитают комфорт и удобства. Я уверен в том, что любопытство – многих влечет в открытый мир Внешней Окраины. Во всяком случае, я чувствую в себе эту тягу.
– Вы хотите сказать, что хотели бы познакомиться с метеорологами?
– Думаю, что – да. Как люди попадают туда?
– Нет ничего проще: элеватор доставит, дверь откроется – и вы уже там. Я бывал там. Это, это… целая история!
– Так или иначе, я немного отвлекусь от психоистории, – вздохнул Селдон. – Принимаю предложение!
– С другой стороны, мой дядя любил говорить – «знание – едино!» Может быть, метеорология даст толчок и вашей проблеме. Разве это так уж невероятно?! Селдон слабо улыбнулся:
– Существует океан возможностей! – а про себя добавил: «которые не осуществимы практически».
22
Дорс немного удивилась.
– Метеорология? Селдон ответил:
– Да. Завтра запланированы исследования, и я поднимусь вместе с ними.
– Вы устали от истории?
– Да, устал и хочу переменить тему. Кроме того. Ранда утверждает, что существует масса неразрешенных проблем и моя ситуация достаточно тривиальна.
– Надеюсь, вы не страдаете агорафобией? Селдон улыбнулся.
– Нет, не страдаю. Но я понял, почему вы спрашиваете. Ранда говорил, что жители Трантора часто страдают этим недугом и неохотно выбираются на Внешнюю Окраину.
Могу себе представить, что они испытывают без защитной оболочки! Дорс кивнула:
– Вам проще судить, насколько это естественно, но среди жителей Трантора много путешественников, администраторов и солдат на других планетах. Во Внешнем Мире агорафобия тоже известна.
– Возможно, Дорс. Но я этим не страдаю. Я любознателен и приветствую всякие приключения. Я решил. Дорс колебалась.
– Я должна бы составить вам компанию, но у меня завтра исключительно напряженный день. Но… раз вы не боитесь открытого пространства…, возможно,… возможно, это доставит вам удовольствие. Умоляю вас об одном – держитесь поближе к метеорологам. Я слышала, что люди часто теряются там, наверху!
– Непременно! Буду очень осторожен. Я уже очень давно нигде и никогда не терялся!
23
Дженар Легган окинул его мрачным взглядом. Не то, что бы в его фигуре было что-то отталкивающее. Сложен он был недурно. И не в бровях, густых и черных, было дело. Угрюмое впечатление он производил скорее из-за того, что брови нависали над глубоко посаженными глазами и очень длинным носом. Словом, вид у него был неприветливый. Глаза метеоролога никогда не улыбались, и когда он неожиданно заговорил низким, сильным голосом, – его речь прозвучала диссонансом по отношению к изящной фигуре. Он сказал очень уверенным тоном:
– Вам потребуется более теплая одежда, чем эта, Селдон. Селдон растерянно огляделся. В группе было еще двое мужчин и две женщины. Поверх традиционной одежды на них были теплые толстые свитера, светлых тонов, с яркими узорами. Селдон оглядел себя и признался:
– Очень сожалею, но у меня нет другой, ведь я не знал …
– Я дам вам свой. Надеюсь, я его не забыл прихватить. Ах, да – вот он. Держите!
Немного поношенный, но это лучше, чем ничего.
– Но ведь в таком свитере ужасно жарко, должно быть!
– Здесь – в самый раз. На Внешней Окраине несколько другие условия. Холодно и ветрено. Гораздо хуже, что у меня нет лишней пары обуви. Ваша – не годится! С ним была небольшая повозка, доверху набитая инструментами, которые они проверили один за другим.
– На вашей родной планете холодно? – поинтересовался Легган.
– В некоторых районах – конечно. Местность, из которой я вышел, отличается мягким климатом и частыми дождями.
– Очень плохо. Вам не понравится наверху.
– Надеюсь выдержать! Когда приготовления были закончены, группа погрузилась в элеватор с надписью: ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖАЩИХ.
-Это из-за того, что конечная остановка – Внешняя Окраина, – объяснила одна из молодых женщин. – Без определенных целей люди редко выходят на поверхность. Селдон никогда раньше не встречал эту особу, но слышал, как к ней обращались другие участники экспедиции по имени – Клоузия. Он не мог судить – фамилия это, или имя, или уменьшительное обращение. Элеватор ничем не отличался от подобных же на Транторе или Геликоне (если не считать гравитационного лифта, разумеется). Но что-то навело его на мысль, что элеватор напоминает космический корабль. Очевидно – сознание того, что их путь устремлен в пустоту, там, наверху. Элеватор заметно вибрировал, и Селдон вспомнил рассуждения Хьюммена о всеобщей деградации. Легган двое мужчин и женщина были в оцепенении, словно еще раз взвешивали свои действия на поверхности. Клоузия поглядывала на него, как будто он был очень привлекательный мужчина. Селдон придвинулся поближе к ней и прошептал (он очень боялся нарушить сосредоточенное молчание других).
– Место, куда мы направляемся, очень высоко?
– Высоко? – Переспросила она без всякого стеснения громко, словно не замечая настроения других коллег. Выглядела она очень молодо, и Селдон решил, что она учится или на стажировке.
– Мы уже давно в пути. Внешняя Окраина, вероятно, расположена на много уровней выше? Какое-то время девушка соображала. Потом спохватилась.
– О, нет, нет! Совсем не так высоко. Мы же отправились с очень глубокого уровня. Университет находится на самом нижнем уровне. Мы расходуем много энергии, и чем глубже мы находимся, тем меньше потери энергии. Легган выдавил из себя:
– Порядок! Прибыли. Выгружайте оборудование! Содрогнувшись, элеватор остановился, и широкая раздвижная дверь быстро открылась. Температура резко упала, и Селдон засунул руки в карманы, с нежностью вспомнив про свитер. Холодный, порывистый ветер трепал его волосы, и он подумал, что в такой ситуации, – и головной убор не помешал бы. Как только он это подумал, Легган вытащил что-то из складок своего свитера, расправил и натянул на голову. Другие последовали его примеру. Одна лишь Клоузия медлила, и после некоторой паузы, предложила Селдону свою шапочку. Селдон замотал головой.
– Я не могу воспользоваться вашим благородством, Клоузия!
– Берите, берите! У меня длинные и очень густые волосы. А у вас короткие и…
и… жидковатые. При других обстоятельствах Селдон проявил бы твердость, но сейчас он взял протянутую шапочку и промямлил:
– Спасибо! Если вам будет холодно – обязательно скажите. Я верну! Может быть, ему показалось, что она совсем молоденькая. А, может быть, такое впечатление возникало из-за выражения ее лица – почти детского. Теперь, когда она привлекла внимание к своим волосам, он увидел, что у них совершенно особенный, очаровательный оттенок красного дерева. Он никогда не видел ничего подобного на Геликоне. Снаружи было очень облачно – значительно более пасмурно, чем во время его поездки в Императорский дворец и значительно холоднее, чем в тот раз. Наверное, из-за того, что на шесть месяцев приблизился зимний сезон. Ему, вообще, показалось, что уже поздний вечер. Неужели они не могли выбрать более продолжительную, светлую часть суток для важных измерений? Или предполагалось, что вся эта процедура не займет много времени? Ему очень хотелось расспросить участников экспедиции обо всем, но он не решился. Все они были возбуждены и чем-то расстроены. Селдон огляделся. Он стоял на чем-то, напоминающем металлическую сферу. При каждом шаге раздавался гулкий звенящий звук. Однако, это был все-таки не металл. На поверхности оставались следы его ног. По-видимому, поверхность была покрыта толстым слоем пыли или сухой глины. А, собственно, почему бы и нет? Едва ли кто-то поднимался сюда, чтобы запылить поверхность. Он наклонился и взял щепотку грунта, чтобы удовлетворить свое любопытство. В это время к нему подошла Клоузия. Она заметила его движение и стала оправдываться тоном хозяйки, уличенной в неаккуратности:
– Мы сметаем здесь грязь, время от времени, из-за инструментов. Это самое грязное место Внешней Окраины, не обращайте внимания. Это сделано для изоляции. Селдон пробормотал что-то и продолжил осмотр местности. Понять, для чего предназначены инструменты, ему так и не удалось. Казалось, что они произрастают прямо из тонкого слоя пыли (если этот налет можно было так назвать). Ему не хватало фантазии придумать – что этими инструментами можно мерить. Легган направился к нему. При ходьбе он высоко поднимал ступни и осторожно опускал их в пыль, словно опасаясь вызвать вибрацию приборов.
– Послушайте, вы, Селдон! Селдона резануло подобное обращение. Он холодно ответил:
– Слушаю, доктор Легган!
– Что же, тогда, доктор Селдон, – бесстрастно поправился Легган, – этот маленький парень, Ранда, сказал мне, что вы математик?
– Верно!
– Хороший?
– Хотелось бы так думать, но боюсь гарантировать.
– Насколько я понял, вы интересуетесь труднорешаемыми задачами? Селдон горячо признался:
– Сейчас я полностью захвачен одной головоломкой.
– А я –другой… Ну, давайте, осматривайтесь. Если возникнут вопросы – Клоузия поможет. Знаете, вы бы могли нам помочь…
– Рад бы, но я совершенно не разбираюсь в метеорологии.
– Я понимаю… все нормально. Мне просто хотелось, чтобы вы подумали над этим.
Как-нибудь позже я поделюсь своими соображениями, нужна ваша консультация.
– К вашим услугам! Легган отвернулся и пошел прочь. Его худое вытянутое лицо было все так же мрачно. Потом он оглянулся.
– Если станет холодно – совсем холодно – дверь элеватора открыта. Просто можете войти и нажать на кнопку: БАЗА УНИВЕРСИТЕТА. Вас доставят, а потом элеватор автоматически вернется наверх. Клоузия подскажет, если вы забудете.
– Спасибо, я не забуду. После этого он ушел, и Селдон долго смотрел на удаляющуюся спину этого худого, озабоченного человека. Резкий пронизывающий ветер продувал его теплый свитер насквозь. Подошла Клоузия, разрумянившаяся от свежего ветра. Селдон поделился с ней:
– Доктор Легган выглядит очень раздраженным. Это его обычная манера.
– Он почти всегда такой, но сегодня у него есть основания для огорчений!
– Почему? – спросил Селдон. Клоузия посмотрела через плечо. Ее прекрасные волосы развивались на ветру. Потом объяснила:
– Точно, я конечно, не знаю, но со мной происходит то же самое. Доктор Легган рассчитывал, что сегодня будут просветы, проглянет солнце но… сами видите, что творится с погодой. Селдон кивнул.
– У нас есть голоприемники на поверхности, и он, несомненно, знал, что сегодня очень облачно – даже хуже, чем обычно, но, как я понимаю, он еще надеялся, что что-то просто неисправно. То есть – приборы виноваты, а не его теория. А теперь убедился, что все правильно.
