Палило на поражение вездесущее солнце, раскаляя песок до температуры огня и воду до температуры песка, обливала бледным светом равнодушная луна, завлекали оазисы и приглашали миражи, а караван шел, покачиваясь, как флотилия на море, и горбоносые усталые верблюды терпеливо переставляли ногу за ногой, не глядя вперед, зная, что перед ними – вечность...

Вечность...

Покой...

Сон...

Прах...

Трах!

Сапог выпал из ослабевших пальцев Иванушки.

Музыка умолкла.

Царевич сконфужено затряс головой, пытаясь понять, что он делает в этом незнакомом месте, и куда подевались верблюды.

Вокруг него плескалось море и лежали груды окровавленных тел. Более окровавленные лежали тихо, менее окровавленные – глубоко дышали и умиротворенно стонали во сне.

"Ешеньки-матрешеньки," – изумленно присвистнул Иванушка, если бы умел. – "Это я их всех усыпил! Ну, ничего себе мелодия! Сколько же я тут продудел-то!? Надо наших скорее будить, да бежать, пока туземцы не проснулись!"

Иван успел перетаскать всех стеллиандров на борт "Космо", сбросить в воду сходни, выловить из воды сходни, перенести на борт золотую шкуру, сбросить в воду сходни, выловить из воды сходни, перенести на борт Язона, сбросить в воду сходни и попытаться без особого успеха поставить паруса, уронить мачту, оттолкнуть корабль мачтой от причала, уронить мачту в воду, упасть в воду самому, выловить себя и мачту, уронить в воду паруса, выловить паруса, и только после этого вспомнил, что как из каждого заклинания, из этого выход был простой – "Бумс".

"Бумс," – прошептал он еле слышно на ухо капитану, но надеждам его не суждено было сбыться – проснулись все.

Но пока озадаченные гаттерийцы пытались понять, что в нормальной пустыне делает такое неприличное количество воды, отчего караван-сараи, дувалы и минареты в мгновение ока превратились в непонятные строения неизвестной архитектуры, и не следует ли подождать, пока самум сдует этот лукавый мираж, матросы "Космо", подгоняемые самыми страшными лукоморскими проклятиями Ивана, быстро поставили мокрые паруса и поймали попутный ветер.

И только когда "Нам от берега плыть, пенек бестолковый!.. Мачта – вот она!!! А это – весло!!! Это ж козе понятно!.. Чтобы паруса пошли вверх, веревку надо тянуть ВНИЗ!!! Быстрее!!!.. Возитесь, как улитки черепаховые!.. От берега нам надо плыть, от берега! Ну, сколько раз вам повторять, что берег – это там, где кончается вода!!!.. Тысяча морских чертей!!!.." уже приближалось к горизонту, с пристани донесся одинокий вопль отчаяния, тут же потонувший в тысячеголосом реве ярости.

Это под ногами нахлынувшей толпы окончательно проснулся командир отряда, посланного перебить стеллиандров, если они захотят сесть на корабль.

Она вздохнула, поплевала на тряпку и тщательно оттерла пятнышко, оставленное бесстыжей мухой на светлом образе ее героя. Отполировав после этого до блеска все блюдо, она трепетно установила его в специальную подставку, сделанную своими руками, и оно заняло полноправное место в обширной экспозиции разнообразных тарелок, кубков, фресок, кувшинов, амфор, пифосов, гобеленов, салфеток и прочих предметов, обладающих минимумом ровной поверхности, на которую могло бы быть нанесено известными, малоизвестными и просто неизвестными ремесленниками изображение Нектарина.

Сюжеты сих картин разнообразием не грешили. Их единственным мотивом был Нектарин, совершающий разнообразные подвиги.

Вот миниатюра на пряжке – Нектарин, побеждающий Политаза. Там чеканка на умывальнике – Нектарин, выигрывающий чемпионат Мирра по гонкам на колесницах. Здесь вышивка крестиком на пододеяльнике – Нектарин, сражающийся со стоголовымим сторукими стоногими великанами. Трилогия сканью на жаровнях – Нектарин, усмиряющий бешеного вола из Эритреи...

Куда ни кинь взгляд – все или бестактно напоминало о сем доблестном муже, или в открытую кричало о нем.

Что бы ни говорила родня.

Что бы ни твердили знакомые.

Что бы ни доносили сплетни.

Ведь это была Любовь.

Бескрайняя, как океан.

Чистая, как весеннее небо.

Безумная, как Канатчикова дача и Кащенко вместе взятые.

Любовь с первой кружки.

Он вздохнул и машинально почесал обожженную крапивой щеку.

Уже вторую неделю, как ходил, крался и ползал он кругами вокруг дома сестер-грайий, и все без толку. Коварный план, предложенный оракулом за очень нехилую плату – захватить единственное на троих око грайий при передачи от одной сестры к другой и угрозами выведать, как найти их родственниц – горгон никак не срабатывал. Проклятые бабки просто не желали передавать свой дурацкий глаз – им постоянно пользовалась одна и та же старуха! Попытка же организовать антиграйийские волнения в деревне привели лишь к тому, что теперь ему приходилось скрываться не только от самих грайий, но и от всех поселян и питаться тем, что тайком утаскивал из их подношений грайям.

Поставленные перед выбором – пойти против родственниц богов или против назойливого пришельца – крестьяне и пастухи долго не колебались.

Тупое быдло!..

А ведь время-то подпирало! Времечко-то ведь шло!.. Так ведь можно было и мимо женитьбы пролететь! Не до старости ведь за чудовищами охотиться и в походах пропадать! Да и такие глупые и богатые царевны на дороге не валяются... И если бы не ее сквалыга-отец и завистливые старые девы-сестры, в дремучести своей не желающие иметь такого выдающегося зятя... Голову Горгоны им, видите ли, подавай!.. Только после этого они рассмотрят кандидатуру... Ха... Да если у меня будет голова Горгоны, я сам буду кандидатуры рассматривать!.. Устрою уж я им маленький сюрпризик... Будут они еще у меня в ногах валяться, упрашивать, чтобы я эту...

Чу!.. Что это? Какой-то шум у ворот?..

Ну-ка-ся, ну-ка-ся...

Выдающимся героем Нектарин стал не в последнюю очередь потому, что не упускал шансы, которые упускать было нельзя.

– Ожерелья! Ожерелья! А кому ожерелья! Блестят-переливаются, на шейку надеваются! Ожерелья кто купил – верно денежку вложил! А кольца кому – колечки! Размеры для всякого человечка!

Снайперский пинок – и калитка, не успев охнуть, отлетела к забору.

– Девушкам-красавицам украшенья нравятся! Подходи, торгуйся, душка – уступлю, поди, полушку!..

Зыркнув по сторонам и не приметив ни одной живой души ни в цветнике, ни во дворе, отрок Сергий разухабистой походкой завзятого коммивояжера направился в дом, размахивая на ходу сверкающими связками трофейных драгоценностей.

– Гребни-серьги-кольца! Хочется – не колется!..

Прихожая... Никого. А туда ли я попал-то вообще?.. Как-то это подозрительно не так... Честно говоря, я что-то вроде пещеры ожидал... Или там развалин каких... Ну, да ладно. Пришел – все посмотрю. Авось, глядишь – у хозяев спрошу, где этих замшелых старушенций искать. Где-то поблизости должны уж совсем быть... Как их там?.. Ага. Энохла, Мания и Агапао.

Куда теперь? Налево? Направо? Прямо? А, может, дома нет никого? По грибы ушли? Ладно, пошли направо – начало осмотра...

Судя по жестким, прибитым к полу стульям и дырявой над ними крышей это была комната для приема гостей. Пустая. А вон еще куда-то дверь. Может, хозяева там...

– ...Убит!

– Е-4!

– Ранен!

– Е-5!

– Ранен!

– Е-6!

– Мания!!!

– Убит?

– Так не честно!!!

– Ну так убит, или нет?

– Ты жульничаешь!

– Кто? Я?! Как бы это, интересно мне знать?!

– Не знаю! Но как-то!

– Ха!

– Ты подглядываешь!

– Сама ты подглядываешь! Глаз у Энохлы!

– Все равно! Почему ты тогда в семнадцатый раз подряд выигрываешь?!

– Это не я подглядываю, это ты играть не умеешь!

– Ха! Ну, давай тогда в шахматы.

– Не хочу.

– Ну, в шашки.

– Тошнит.

– А когда тошнить перестанет?

– Не скоро! Уже от одного этого слова – "шашки" – тошнит! Бе-е-е!..

– Ну, тогда давай в города.

– При существующем уровне урбанизации это игра на пять минут!

– И в деревни.

– На шесть!

– Тогда в го.

– Опять!.. Фу-у-у!..

– Ну, тогда сходи, возьми у Энохлы глаз и поработай в свинарнике!

– Нет, давай лучше в шахматы.

– Конь g-1 на f-3!

– Ты играешь этот дебют уже в семьдесят четвертый раз!

– А он мне нравится!

– Пешка на а-6!

– А сама-то!..

"Это они?!" – Волк осторожно просунул голову в слегка приоткрытую дверь.

Сказать, что увиденное жилище и его обитательницы абсолютно не соответствовали составленному им мысленному образу – значит, не сказать ничего. Где отвратительные старухи с грязными спутанными космами? Где ветхая избушка с затхлыми, заплесневелыми рушащимися стенами?..

В уютной светлой комнате, густо заселенной скульптурами мускулистых воинов из белого и розового мрамора, на двух соседних диванчиках в обществе бескрайних подносов со всевозможными фруктами, печеньем, булочками и лепешками с вареньем развалились две пухленькие старушки лет под восемьсот-девятьсот, с сиреневыми кудрявыми волосами и в розовых гиматиях. Рядом, на кругленьком кривоногом столике, стояло блюдо с финиками в меду и амфора с лимонадом. Пол был усеян бесчисленным множеством желтых и голубых подушек всех возможных форм и размеров – наверное, на тот случай, если хозяйкам комнаты надоест лежать на диванах и они захотят сменить обстановку. Из огромного распахнутого в сад окна доносилось пение птичек, запах цветущих магнолий и навоза и чье-то отдаленное, но действующее на нервы ворчание. Серый не удивился бы, если бы узнал, что это была та самая Энохла, наверное, такая же розовенькая и жизнерадостная.

Но что-то было не так.

Чего-то не хватало.

Чего-то такого, что обязательно должно было здесь присутствовать.

И он понял, чего.

Пергамента, чернильницы, перьев, шахмат, шашек и го.

Все партии игрались грайями в уме. Чтобы не сказать, "вслепую".

Во дают, старые вешалки!.. Интеллектуалки!.. Таким мои бусики-браслетики и даром не нужны, поди... Юхнулся мой планчик-то...

Единственно верное решение пришло мгновенно.

– А почему вы не играете в марьяж? Или в покер? Или, наконец, в "дурака"?

Старушки, как по команде, повернули головы в его сторону.

"Во что, во что?" и "А что это такое?" прозвучали почти одновременно.

– Это – известные карточные игры. Хотите, научу? – и, не дожидаясь ответа, Серый небрежно бросил на пол содержимое ювелирного магазина среднего достатка, и из потайного кармана штанов извлек любимую колоду весьма кстати крапленых карт.

– Я – коробейник Ликандр. Хожу по миру, продаю всякие безделушки – золотишко-серебришко, камешки разные самоцветные... Но самое главное мое сокровище вот. Называется "карты", – ловким жестом разделив колоду пополам, протянул он пощупать картонные прямоугольники грайям. – С их помощью можно развеселиться, если скучен, завести друзей, если одинок, разбогатеть, если беден... Ну, или наоборот... Впрочем, это уже не интересно.

– Ты что думаешь? Что мы не знаем, что такое карты?

– Может ты считаешь, что мы и гадать-то не умеем?

– А при чем тут гадать? – несмотря на отсутствие зрителей, картинно пожал плечами Волк. – В них играть надо, а гадать можно и на апельсинах!

– В карты?

– Играть?

– Ясен день! А вы что думали? Ну так научить, или как?

– Учи, коли не шутишь!

– Бери печенье, Ликандр! Наливай лимонад!

– Садись поближе, гостенек!

– Ну-с, – важно произнес Серый, пристроившись на самом большом пуфике и протирая о рукав банан в шоколаде. – Начнем с "дурака"...

Через час под его чутким руководством Мания выигрывала у Агапао уже пятую партию подряд. К обоюдному восторгу проигравшая старушка залазила под рахитичный столик и кукарекала, с грохотом переворачивая при этом все, что находилось в пределах досягаемости ее коротких ручек и ножек.

Одной из первых пала жертвой расписная амфора.

Хоть Серый и успел перехватить ее в последний момент, но все равно было уже слишком поздно. От удара об единственные в комнате десять квадратных сантиметров пола, не занятых подушками, она треснула, и остатки липкой сладкой жидкости веселым ручейком закапали на руки лукоморца.

– Тьфу ты, зараза, – громко выразил он свое отношение к происшедшему и поскорее выбросил негодную посудину за окошко в крапиву. Там, похоже, она приземлилась на что-то мягкое, что издало звук, странно похожий на "Ой".

– Кажется, я поросенка вашего пришиб...

Предположение Серого вызвало новый приступ хохота.

– Нашего!..

– Они у нее по три раза в день разбегаются!

– Опять, наверное, Энохла сама с собой в нарды играет!

– А почему она не играет с вами?

– Потому, что третий – лишний!

– И бурак выдергивать кто-то должен!

– Не бурак, а бурьян!

– Еще одна юная натуралистка на мою голову!..

– Горожанка изнеженная!

– И вообще – свиньи, куры, сад, цветник – это была ее идея.

– Цветы хорошо пахнут.

– Она думала, что мы тоже будем там работать!

– Она точно не думала, что ТЫ будешь там работать.

– Она же из ума выжила! Грайии – копаться в земле! Она бы еще коз пасти пошла! Или на кифаре на виноградниках играть!..

– Ну, Мания, не будь такой жестокой. На кифаре она играет не так уж и плохо...

– Да, неплохо. Если бы у нас было одно ухо на троих! Ее понятие о сельской жизни меня убивает! Жимолость!.. Цыплята!.. Еще немного – и крестьяне вообразят, что здесь поселилась Фертила и начнут паломничество!

– Хоть какое-то будет разнообразие... – неожиданно вздохнула Агапао.

– Тебе очень хочется с ней поссориться?

– Мне очень хочется найти наше предназначение... – неожиданно посерьезнела Агапао.

– О-о-о!.. Начинается!.. – в картинном отчаянии хватаясь за голову, простонала ее сестра. – Хочется-перехочется!

Тут волчье любопытство не выдержало.

– Извините, конечно, бабушки, что лезу не в свое дело... Но о чем это вы все толкуете? Какая кефира? Какие цыплята? Какое предназначение? И почему все-таки ваша Энохла с вами не играет?

– Я же сказала: третий – лишний!

– Ладно, не обращай внимания, вьюноша, – махнула рукой Агапао.

– В самом деле! Давай-ка лучше показывай следующую игру!

– Да-да, как ее!..

– Покер. Только понадобится бумажка. Или пергамент. Или папирус. Что там у вас изобрели, чтобы вести запись...

Вдруг Волк растерянно замолк.

– Вон, возьми пергамент в ореховом шкафчике в углу.

– Чего молчишь-то? – первой забеспокоилась Мания.

– Ты что, забыл, как в него, этот покер, играть? – встревожилась Агапао.

– Да нет... Просто я вспомнил, что с записью могут возникнуть некоторые проблемы...

– Не волнуйся, мы обе грамотные!

Серый хотел было уточнить, что не в грамоте дело, но внутренний голос отсоветовал ему делать это, и он продолжил:

– И, к тому же, тут, и в марьяже, кроме этого, понадобится третий человек...

– ???!!!

– Ну, втроем надо в него играть, то есть.

– Что?!

– Три человека, говорю, надо.

– ЭНОХЛА!!! – в один голос взревели старушки. – Энохла! Бегом сюда! Ликандр, кричи!!!

– А-а-а-а-а!!!..

– Да не так кричи!..

– А как?

– Кричи "Энохла"!

– Зови ее!..

– Давайте все вместе!

– Три-пятнадцать!

– Э-НОХ-ЛА!!! Э-НОХ-ЛА!!! Э-НОХ-ЛА!!! Э...

– А не проще ее сбегать позвать?

– Сама придет.

– Три-пятнадцать!

– Э-НОХ-ЛА!..

Где-то в глубине дома хлопнула дверь, потом другая, и, чуть не вынеся третью, в комнату влетела еще одна старушка, как две (или три?) капли похожая на двух первых.

– Вы что тут – с ума посходили? У меня аж куб... грабли из рук выпали! Я уж думала, что у вас, бездельниц, пожар случился! Или крыша обвалилась! Хотя почему она все-таки не обвалилась от вашего ора – я не по...

И тут ее единственный глаз цвета пламени узрел гостя.

– А это еще кто у вас тут?

– Энохла! Смотри!..

– Это – бродячий торговец драгоценностями Ликандр! Он сейчас научит нас игре для троих!

– Что?..

– Что слышала, сестра! Игре для троих!

– В кости, что ли?

– В карты!

– Но на картах ведь гадают...

– В карты играют!

– А гадать и на апельсинах можно!

– Но если так... То... Предназначение...

– Да, сестричка. Да.

– Боги Мирра!..

Поросенок под окном вздохнул и грузно наступил на что-то керамическое.

Через пять часов три сестры уже умели играть во все карточные игры, какие только Серый смог припомнить. В ход пошли даже "шантоньский дурак", "Акулина" и "верю-не верю".

До испуганных случайных прохожих полдня доносились таинственные фразы, принимаемые ими за отрывки новейших гимнов:

– ...хода нет – ходи с бубей!..

– ...она просто перезаложилась на третью даму...

– ...ага! Без лапки!..

– ...шесть пик – сталинград!..

– ...за полвиста выходи!..

– ...привет, валет!...

– ...кукареку!!!..

– ...ха-ха-ха!..

– ...по старшей!..

– ...простая...

– ...три туза...

– ...не верю!..

– ...Ага!!!..

Грайи все схватывали буквально на лету. К концу мастер-класса Волка не покидала уверенность, что через пару дней практики садиться с ними играть на деньги будет вершиной глупости. Даже краплеными картами. Или, скорее, "тем более, краплеными".

У него так и чесался язык снова спросить у бабок про их загадочное предназначение, и каким образом оно могло быть связано с колодой потертых вондерландских карт, по случаю прихваченной им из заведения мастера Вараса за день до отъезда.

Но, не получив ответа в первый раз, он не думал, что получит его во второй, а настраивать против себя шубутных старушек ему не хотелось – у него еще была важная задача, ради которой он не мог рисковать их расположением даже из-за непонятной тайны.

– Что-то засиделся я у вас, – проглотив последний банан в шоколаде, отрок Сергий сделал вид, что засобирался.

– Постой, Ликандр!

– Ты куда?

– Ну, как куда? Волка и продавца ноги кормят. А что-то в последнее время мой товар и так неважно расходиться стал... Говорят – мещанство... А вот приятель мой торговец скульптурой Литотрипс наоборот только успевает новые кошели под деньги покупать... Мода, что поделаешь...

– Ха! Мода! Я бы, например, лучше украшения носила!

– А я – статуи покупала!

– Тебе еще этих бесплатных мало!

– Послушай, Ликандр! – вдруг схватила его за руку Энохла. – Ты помог нам, мы поможем тебе.

– А и верно, сестрички!

– И правда что, Энохла! Надо отблагодарить такого уникального молодого человека!

– Ты говоришь, у вас там, в долине, статуями торговать выгоднее, чем драгоценностями?

– И выгоднее, и воруют меньше, и в случае чего от разбойников есть чем отбиться, – глубокомысленно подтвердил Волк.

– Ну так вот. Мы порекомендуем тебя...

– Тебе...

– ...одних наших родственниц. Может, ты слышал про них. Они наши троюродные внучатые племянницы.

– Они занимаются скульптурой? – с туповатой невинностью спросил Серый.

– Да.

– Они горгоны.

– ЧТО?!

– Ликандр, не бойся.

– Это не должно тебя беспокоить.

– Мы напишем тебе рекомендательное письмо.

– Главное – предъявить его до того, как они увидят тебя.

– И не смотри им в глаза.

– У них этой скульптуры – просто штабелями лежит.

– Некуда складывать.

– А выбрасывать жалко. Некоторые – просто шедевры.

– Да-да. Вот, посмотри вокруг – разве тебе не нравится?

– Правда, живут они далековато...

– На Барбосских островах.

– Ты, наверное, и не слышал про такие никогда?

– Конечно, не на всех сразу...

– На одном из них – на Каносе.

– Мы тебе нарисуем карту...

– И дадим крылатые сандалии...

При слове "сандалии" Серый страдальчески поморщился.

А поросенок под окном прихрюкнул.

Или закряхтел.

– Ты не помнишь, Мания, где они?

– В красном сундуке на чердаке.

– Крылатые? – умудрился, наконец, вставить слово в разговор и Волк.

– Да. Но ими очень просто управлять.

– Просто говори им "вверх", "вниз", "вправо", "влево"...

– И так далее...

– Пока они не привыкнут к тебе.

– Потом они будут просто тебя чувствовать.

– И они отнесут тебя, куда угодно.

– Они волшебные?

– Волшебные?.. Они крылатые.

– Очень редкая порода.

– Гнездятся только на вершине Мирра.

Похоже, поросенку под окном надоело валяться на одном месте, и он, шумно ломая стебли травы, решительно направился куда-то прочь.

Волк тоже заторопился.

– Не спеши, Ликандр! – придержала его за рукав Агапао.

– Поужинай с нами!

– И можешь остаться ночевать, а наутро пустишься в путь.

– Туда лететь дня полтора – два.

– Поэтому мы уже не летаем так часто к нашим девчонкам в гости, как раньше.

– Далековато для нас уже кажется, хе-хе...

– Хе-хе...

– Да нет, мне бы поскорее надо. Еще светло во всю. Спасибо вам за предложение, за помощь...

– Ну хоть лимонаду попей...

– Там селяне, кажется, должны были принести дары.

– Опять, наверно, одни бананы в шоколаде...

– М-да. Ну, ладно. Пожалуй, лимонадику с бананчиками я еще чуть-чуть попью, – с фальшивым вздохом сразу сдался Серый.

Затолкав в переметную суму собранные с пола драгоценности (те, которые не слишком далеко закатились), карту и сухой паек, упакованный на дорожку ему благодарными грайями, отрок Сергий на прощание обнялся со старушками.

– Ликандр! Тебя, наверное, нам боги Мирра послали за все наши переживания!.. – прослезилась Агапао.

– Заходи к нам в гости... в любое время... когда будешь в нашей стороне... – подозрительно засморкалась Мания.

– Спасибо тебе... Ты сам не знаешь, как это для нас было важно...

– Ну, что вы... – смутился Волк, чувствуя почему-то себя последним мерзавцем. Ох, слава Богу, Иванушки нет рядом... – Ну не надо плакать... Буду в ваших краях – обязательно загляну. А чтоб повеселее вам маленько было – хотите, анекдот расскажу?

И, не дожидаясь ответа:

– Ну, вот. Играют в марьяж двое приятелей против еще одного мужика. И в решающей партии один не знает, с чего ему зайти, чтобы другу подмастить. И смотрит на него. А друг понял, что тот от него хочет, и руку к сердцу прикладывает. Ну, тот, первый, думает: "Раз сердце – значит, черви." И пошел в черву. И мимо!!! И продули они. И после игры тот, второй, у первого спрашивает: "Что ж ты мне червы подсказывал, если у тебя одни пики были!!!" А тот отвечает: "Причем тут червы? Я руку к сердцу прикладывал! А сердце как делает? Пик-пик!!!.."

Старушки сквозь слезы захихикали, а Серый, пока не захлюпал носом сам и не признался во всех своих злокозненных намерениях, подхватил сумку и, помахав рукой, заспешил к выходу.

Энохла, семеня рядом с ним, показывала путь на чердак, где хранились чудесные сандалии.

– А как же я верну их вам? – вдруг озадачился Волк. – Когда ведь еще сюда соберусь-доберусь – не ближний свет-то...

– Да проще простого! – воскликнула грайя. – Только скажи им "домой" – и они мигом умчатся сюда сами. Это – самая быстрая пара за много лет! Чистопородные!

– А не потеряются? – засомневался отрок Сергий.

– Да ты что! Боги Мирра специально...

Энохла поднялась почти до конца лестницы и вдруг замерла. Серый с ходу уткнулся ей в спину.

– Что там?

– Кто это сделал?!

– Что?

– Это!!!

Волк выглянул из-за ее плеча.

Красный сундук был открыт, и при ярком солнечном свете, беспрепятственно вливающемся в огромную дыру в соломенной крыше дома, были ясно видны разбросанные вокруг него вещи.

Никаких сандалий среди них не было.

Старушка издала яростный вопль.

– Проклятье!!! О, Боги!.. Будь ты проклят, негодяй!!!..

– Кто?

– Я должна была догадаться!

– Что?

– Это этот подлый Нектарин! Он подслушивал! О, исчадие Сабвея!..

– Кто такой Нектарин? – Лукоморец начал понимать, что произошло что-то нехорошее.

– Подлая змея, называющая себя героем! Отвратительный слизняк с отвагой зайца! Теперь я поняла, что ему в действительности было надо! Не старые глупые грайи! Нет... О, как же мы могли быть так слепы и беспечны...

– Да что случилось-то?..

– Наши внученьки, наши маленькие горгоночки в опасности! Ох, деточки!..

От такого подхода к вопросу отрок Сергий чуть с лестницы не свалился, но вовремя ухватился за грайю.

– Но они же бессмертные?.. – смог даже выговорить он вместо "ничего себе, деточки."

– Голотурия и Актиния – да, но не Медуза! Я чувствую, ему тоже нужна ее голова!

– Тоже? А кому еще?

– Ну, как кому? Ты же не думаешь, что они сами высекают все эти статуи из какого-то дурацкого мрамора?

– Но до сих пор ведь обходилось?..

– Да, конечно. Всегда обходится. Но все равно – я каждый раз так волнуюсь, так волнуюсь!.. Эти герои могут быть такими навязчивыми!.. А этот Нектарин так просто чокнутый какой-то! Все нормальные герои всегда приходят прямо к нам и спрашивают, как найти Горгон. И не то, чтобы мы от кого-то это утаивали...

Со стороны гостя донесся какой-то странный звук, как лягушку раздавили.

– Что ты говоришь? – прервала причитания на полуслове Энохла.

– Нет, ничего... – невнятно пробормотал тот, необъяснимо краснея.

– Ну, так вот – а про этого слава нехорошая идет, что он победил...

Ах, победил. Герой, типа. Конкурент, значит.

Ну, этого я не потерплю. Пусть пеняет на себя.

– Ничего, не волнуйтесь, бабушки, я с ним разберусь.

И Серый, сиганув сквозь дыру на землю, стрелой понесся от гостеприимного дома туда, где Мека караулил Масдая.

Она смахнула с пергаментного листа романа непрошеную слезу, грозящую размазать как минимум шесть строчек страницы триста три в "Гегемоне и Изоглоссе". Она всегда плакала, когда читала эту сцену. И следующую. И ту, которая следовала за ней. И после нее. И потом еще одну. И так – до конца. Редкий носовой платок дотягивал до середины поэмы.

Она в изнеможении откинулась на каменную стену своей маленькой потайной пещерки.

Какая страсть!.. Какая любовь!.. Какие муки претерпевала несчастная Изоглосса ради того, чтобы встретиться с возлюбленным на краю могилы и вместе принять смерть от мстительной руки ревнивого царя Анакретона!..

Вот это жизнь!

Вот это настоящая любовь.

Какая могла бы быть у них с Нектарином...

Она захлопнула фолиант, прижала его к груди и, зажмурив глаза, представила: это не Изоглосса, а она сама, переодетая мальчиком, пробирается в темницу, и не к Гегемону, а к Нектарину, и говорит ему: "...Боги послали мне знак – зяблик запел у колодца. Вестник он добрых вестей – план мой побега удастся...". А Нектарин ей в ответ: "Слово я дал умереть – боги свидетели были, клятва моя нерушима, должен я завтра принять смерти простое объятье..."

Нет.

Так не хорошо.

Только встретились наконец-то – и сразу умирать. Да еще вместе. Нет. Лучше представить, как в "Хлориде, дочери Аммония". Он как будто приезжает свататься к старшей сестре – ну он же не знал, как будто, что она такая мымра, но в день помолвки встречает меня в саду под оливой и говорит: "Спала с очей пелена... Только Светило узрев, чары Луны забываешь..." А я ему...

– – Вон она!!!

– – Ах ты, бездельница!!!

– – Книжки опять свои читает!

– – Ишь ты, куда спряталась!

– – Думала, мы ее здесь не найдем!

О, боги Мирра!..

Только не это!!!

Сестры!!!..

Она быстро сунула книжку в куст ананасов и как ни в чем ни бывало помахала мгновенно вспотевшей ладошкой несущимся прямо к ее потайному месту сестричкам-змеюкам.

– А я тут сижу, на море смотрю...

– Ага... На море...

– А там что?!

– Где?

– Там!!!

– Где – там?

– За спиной!

– Ананасы?

– Не прикидывайся дурочкой! За виноградом в скале что?

– Ничего!..

– Щаз! – Рия, наконец, добралась до пятачка, на котором еще минуту назад так безмятежно предавалась мечтам влюбленная девочка, и, отбросив театральным жестом толстую портьеру из виноградных листьев в сторону, открыла всем на обозрение вход в ее потайное убежище.

– Ты не имеешь права! Уходи отсюда! – Она бросилась к сестре, но было поздно.