Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Абарат (№1) - Абарат (пер. Л. Бочаровой)

ModernLib.Net / Фэнтези / Баркер Клайв / Абарат (пер. Л. Бочаровой) - Чтение (стр. 12)
Автор: Баркер Клайв
Жанр: Фэнтези
Серия: Абарат

 

 


Много лет миновало с тех пор, как она разбила его сердце, но боль и страдания не оставляли его и по сей день. И пусть со временем раны затянулись, от них остались шрамы, которые продолжали его тревожить.

Любые слова казались ему бессильными, чтобы выразить всю прелесть принцессы. Она была исполнена бесконечного очарования, в ней все казалось совершенным — лицо, душа и тело. К тому же она была дочерью короля Клауса, правившего в те времена островами Дня, и в качестве таковой являлась самой подходящей партией для Повелителя Полуночи. Он доходчиво ей это объяснил в своих письмах.

«Если только Вы согласитесь выйти за меня, — писал он, — какое замечательное время, время возрождения, настанет для нашего государства! Вы, любящая Дневные Часы, и я, предпочитающий Ночь, — мы могли бы стать совершенной парой, ведь мы так друг другу подходим. Долгими веками острова вели между собой войны, уносившие множество жизней и перемежавшиеся краткими периодами недоброжелательного перемирия и зловещего затишья, снова неизбежно выливавшихся в открытые сражения, за которыми следовали переговоры, неизменно заходившие в тупик и являвшиеся поводами для новых войн.

Пора положить всему этому конец. Конец войнам, да будет мир! Если бы только Вы соблаговолили выйти за меня, мы провозгласили бы в день нашей свадьбы, что отныне больше не будет вражды между островами Дня и Ночи, что все старые раны будут залечены и наша взаимная любовь станет тому залогом и знаменует собой начало новой эры — Эры Вечной Любви. Те, кто воспротивится примирению, будут разоружены, им волей-неволей придется направить свои усилия в русло созидания. В этот великий день я подарю свободу армии моих многочисленных заплаточников, созданных для защиты Полуночи от врагов. Это станет жестом доброй воли с моей стороны. Осуществив его, я продемонстрирую всему миру, что скорей погибну безоружным, но с любовью в сердце, чем снова возьму в руки меч.

И как только все это свершилось бы, я объявил бы всем, что Вы, одна лишь Вы, — моя вдохновительница на эти добрые деяния. Пресветлая моя принцесса, Вы стали бы той животворящей силой, той любящей душой, которую благословлял бы весь Абарат за то, что Вам удалось усмирить силы зла в самом сердце Полуночи».

Он отправил принцессе Боа много подобных писем, и всякий раз она вежливо на них отвечала, выражая восхищение благородством его чувств и надежду, что «Эра Вечной Любви», о которой он упоминал, когда-нибудь и в самом деле наступит.

«Отец мой, король Клаус, как и мой брат Квиффин советуют мне принять Ваше лестное предложение, — писала принцесса, — но простите меня, милорд, я не уверена, что смогу поступить так, как было бы желательно для всех вас. Если мне не удастся обнаружить в своем сердце той глубины чувства, которой, безусловно, потребовал бы наш с Вами союз, то я вряд ли стану Вам достойной парой. Пожалуйста, не поймите мои слова превратно и не сочтите их невежливой отговоркой. Я всего лишь стараюсь быть искренней во избежание возможного непонимания между Вами и мной».

Это письмо, полное сомнений (оно ведь не содержало в себе безусловного отказа, по крайней мере в самом начале), ввергло его в глубокое горе. Не одну ночь после его прочтения Кристофер Тлен отказывался принимать пищу и никого не желал видеть.

В конце концов он отправил ответ, умоляя принцессу еще раз обдумать его предложение.

«Если Вас смущает мой внешний облик, миледи, — так начал он свое письмо, — да будет он изменен: Бабуля Ветошь обещала, что при помощи всех своих магических знаний и опыта уничтожит те следы горечи и одиночества, каковые оставила на моем лице безжалостная и безрадостная жизнь. Если бы только Вы согласились стать моей — ведь, хотя Вы известили меня, что не питаете ко мне любви, я смею надеяться, что еще смогу заслужить Вашу приязнь, — то Ваш полуночный принц стал бы совсем иным: помолодевшим, обновленным, как бывает со всяким, кто попал во власть любви. Иным я стал бы и в Ваших глазах, и в своих собственных, и, наконец, в глазах всего мира».

Однако никакие его заверения не смогли повлиять на решение принцессы. Он получал от нее исполненные нежности ответы на свои страстные письма, но согласия на брак с ним она не давала. В то же время принцесса воздерживалась и от прямого отказа на его предложение. Возможно, потому лишь, что ее отец был согласен с мнением Тлена о возможности установления мира между островами Дня и Ночи в случае, если этот брак будет заключен. Тем не менее принцесса все упрямилась и заявляла, что не может сказать «да», пока не разрешатся все сомнения, которые ее одолевают.

Она писала Тлену, что ей снятся тревожные сны, которые заставляют ее усомниться в возможности их будущего союза.

Он тотчас же ей ответил, попросив передать ему содержание этих снов.

Принцесса Боа в ответном письме ограничилась общими фразами, заверяя, что сны эти ее пугают и что, хотя она нисколько не сомневается в чистоте помыслов Тлена и благородстве его намерений, ей не под силу изгнать из своего сознания мрачные образы преследующих ее ночных видений.

Тлен продолжал брести по Висельному лесу. Его сопровождали вороны и грифы. Вороны перелетали с дерева на дерево над его головой, грифы передвигались по земле с ним рядом, и между ними то и дело происходили стычки: каждому хотелось притиснуться поближе к Тлену. Он не обращал на птиц никакого внимания, поглощенный своими думами. Тлен вспоминал, скольких трудов стоило ему составление каждого письма к принцессе, как тщательно он подбирал слова, чтобы убедить ее отбросить все страхи, ведь именно рядом с ним она окажется в полной безопасности, порукой чему послужит его бесконечная преданность ей.

«Я сумею Вас защитить, — убеждал он принцессу Боа, — от любой угрозы, истинной или мнимой. Я заслоню Вас, если потребуется, и от самой смерти. А потому можете быть уверены, леди: нет такого демона, на земле ли, в воздухе или в пучине морской, которого Вам надлежит опасаться».

Стоило Тлену отправить принцессе очередное письмо, как начиналось время жесточайшей из пыток — пытки надеждой. А потом неизбежно наступал момент, когда, получив долгожданный ответ, он с замиранием сердца вскрывал конверт дрожащими, непослушными пальцами.

И ответ всегда оказывался не тем, на какой он надеялся.

Он вновь и вновь умолял ее покончить с неопределенностью, положить конец его терзаниям. И однажды, вняв его жалобам, принцесса ясно и недвусмысленно ответила на его предложение. Трудно было бы выразиться точнее.

Она его не любила, не любит и никогда не сможет полюбить.

Едва Тлен прочитал эти строки, как волна ненависти к самому себе захлестнула его с головой. Он чуть не потонул в ней. Уж кому, как не ему, было знать, по какой причине принцесса его отвергла! Ночные кошмары были тут совершенно ни при чем. Все объяснялось гораздо проще.

Она его на дух не выносила.

Именно такова была жестокая, неприглядная правда. Истина без всяких прикрас. Сколь бы изящно ни выразила ее высочество свой отказ, Тлен без труда прочел между строк все то, о чем она умолчала. Для нее он был не более чем гротескной фигурой — урод, чудовище, весь в шрамах, погрязший в мерзости, издерганный ночными кошмарами, смешной и нелепый злодей. И она ненавидела его до глубины души.

Таковы были начало, середина и конец этого неудавшегося сватовства.

Весь во власти тяжелых раздумий, Тлен не заметил, как тропинка привела его в Самую гущу леса, где росли виселицы, посаженные в незапамятные времена чьими-то трудолюбивыми руками. На некоторых еще болтались полусгнившие веревки, а в иных из петель до сих пор каким-то чудом удерживались останки казненных некогда мужчин и женщин. Тела их высохли, как мумии, сохранив предсмертные страдания, рты были широко раскрыты в последнем крике. Вороны и другие падальщики давно уже вырвали и съели их языки и благодаря этому неожиданно получили возможность говорить голосами повешенных. Вот почему поблизости от этого участка леса нередко можно было услышать человеческие речи, вылетавшие из птичьих клювов. Так и теперь падальщики беззаботно переговаривались между собой, покачиваясь на кроваво-алых ветвях, которыми за долгие годы густо обросли все виселицы.

— Ночка в самый раз для повешения, верно я говорю?

— Вот как раз в такую меня и вздернули. Помню, как убивалась бедная моя жена!

— А вот моя нисколько.

— Да ну?

— Так ведь это же из-за нее меня и казнили!

— Ты ее что, прикончил?

— А то! Хлебный пудинг стряпала хуже всех в Тацмагоре!

Повелитель Полуночи рассеянно вслушивался в эту абсурдную и зловещую болтовню, думая о своем. Мысли его вновь обратились к той девушке, которую он мельком увидел глазами мотылька на башне Веббы Гаснущий День. Он почему-то был совершенно уверен, что падение насекомого, несшего ее в лапах и убитого стрелой из арбалета, не причинило ей вреда, что она осталась жива и здорова. А значит, рано или поздно он ее отыщет, встретится с ней.

Смел ли он верить, что судьба забросила в Абарат эту девушку из Иноземья как плату за все страдания, которые он пережил по вине принцессы Боа? Скорее всего, да. Возможно, именно поэтому ему почудилось в ней что-то знакомое: он готов был счесть ее искупительным даром судьбы.

От этой мысли на душе у Тлена стало легче. Он ускорил шаг, чтобы миновать наконец густой лес и выйти к гряде береговых утесов, откуда открывался замечательный вид на острова, лежавшие к западу от Горгоссиума. В том числе и на Веббу Гаснущий День.

Собираясь пересечь одну из мрачных тенистых полян, он едва успел остановиться, чтобы не попасть в поле зрения тюремщиков, двух братьев, Вендиго и Чилека, которые верой и правдой служили ему в одном из его застенков и с некоторых пор враждовали между собой. Они забрели в эту чащу не иначе как для выяснения отношений. Оба были в металлических масках и размахивали тяжелыми шипастыми булавами.

Тлен с усмешкой припомнил, что вражду между братьями, прежде очень друг друга любившими, посеял он сам. Шутки ради, только и всего! Ему было любопытно, сколько времени потребуется семенам ненависти и зависти, чтобы дать в душах этих двоих обильные всходы. Оказалось, совсем немного. Он лишь недавно распустил среди челяди Двенадцатой башни слух о том, что один из братьев стремится выбиться в старшие тюремщики в обход другого. И вот результат: из-за нелепой выдумки эти глупцы готовы поубивать друг друга.

Хоронясь за стволами виселиц, Тлен наслаждался зрелищем сражения, которое вскоре завершилось кровопролитием. Один из братьев, ступив на кучу гнилых листьев, поскользнулся и рухнул на землю. Другой не дал ему взмолиться о пощаде. Он воздел свою булаву и с радостным воплем обрушил ее на противника.

Но победитель недолго радовался своему успеху. Стоило звукам его победного клича стихнуть в неподвижном воздухе, как он, казалось, очнулся от наваждения, вмиг лишившись былой зависти и жажды крови. Он потряс головой и стянул с лица ставшую ненужной маску. И уронил маску и булаву, и рухнул на колени рядом с недвижимым телом брата. Гримаса горя и отчаяния исказила его черты.

Тлен счастливо рассмеялся. Вендиго вскинул голову и стал растерянно всматриваться в окружающий сумрак.

— Кто здесь? — хрипло выкрикнул он.

Этот тоскливый вопль потревожил стаю ворон, которые гнездились у вершин висельных деревьев. Птицы, судя по всему, тоже наблюдали за ходом поединка. Теперь же они принялись летать вокруг несчастного Вендиго, окликая его:

— Убийца! Убийца! Убийца!

Он стал отмахиваться от них, но вороны не желали улетать.

Они продолжали сновать у его лица, а некоторые, самые дерзкие, даже запрыгивали ему на голову и злорадно хихикали в самое ухо. Он пытался их ловить, но птицы были проворнее и успевали подняться в воздух прежде, чем ему удавалось дотянуться до их черных жилистых лап. Терзаемый раскаянием, оставшийся один на один со своей безмолвной жертвой, Вендиго бросился ничком на палые листья и горько зарыдал.

Тлен скорым шагом пересек поляну, на которой остались Вендиго с его горем и вороны, которых оно забавляло. Настроение Повелителя Полуночи заметно улучшилось.

С запада подул ветер. Он несся сквозь лес и наигрывал веселые мелодии на полусгнивших зубах висельников, посвистывая, проскальзывал в их пустые глазницы. Старые веревки, на которых болтались повешенные, угрюмо скрипели в такт.

Тлен стянул с руки перчатку и подставил ладонь ветру, по привычке втянув губы. Они у него были сплошь покрыты вертикальными белыми рубцами и оттого походили на обнаженные зубы черепа. Много лет тому назад Бабуля Ветошь, услышав произнесенное им слово «любовь», крепко-накрепко заштопала ему рот и оставила его на несколько дней безмолвным и терзаемым голодом.

— Где ты, дитя из Иноземья? — вслух произнес Тлен. Ветер подхватил его слова и унес прочь.

— Приди ко мне, — бормотал он, шагая к берегу меж раскачивавшимися мумиями. — Не бойся, я не причиню тебе зла, дитя. Клянусь в этом могилой моей любимой.

И снова ветер завладел его словами. Тлену это и было нужно. Од! надеялся, что они достигнут слуха той, что прислана из Иноземья в дар ему, и она им поверит и выполнит его просьбу.

— Приди ко мне, — повторил он, понизив голос до шепота и воображая, как чужеземка внемлет его призывам. Быть может, во сне или в минуту раздумий у берега моря. Того самого, на которое, не мигая, смотрит сейчас он сам.

— Ты меня слышишь? Я жду тебя. Приди ко мне. Приди. Приди...

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОЗДАЛ МАЛЫША

Гигантская бабочка, хотя и была мертва, не упала камнем с неба на землю, но продолжала снижаться на своих раскинутых крыльях кругами, как воздушный змей, выскользнувший из воздушного потока. Кэнди что было сил вцепилась в грудь насекомого и повторяла вслух:

— Господи, молю тебя, помоги мне!

Но ее слова уносила ввысь воздушная струя, которая становилась тем сильнее, чем стремительнее делался спуск.

Кэнди мельком взглянула на приближавшуюся землю. К счастью, там, куда им предстояло упасть, не было видно ни каменных насыпей, ни остроконечных горных вершин. Но и мягкой перины, к сожалению, тоже. Под ними простиралась вересковая пустошь, поросшая редкими деревьями.

И тут в довершение ко всему Мендельсон Остов перегнулся через голову и шею мертвой бабочки и принялся что было сил дергать ее сцепленные лапы, чтобы вытряхнуть из них Кэнди. Наверняка он хотел избавить насекомое от лишнего груза. Так у него было бы больше шансов уцелеть. А быть может, чудовище от ужаса просто обезумело и перестало соображать, что творит. Рассуждая здраво, Остов должен был бы беречь Кэнди как зеницу ока. Ведь сам же еще несколько минут назад хвастался, что доставит свою пленницу лорду Тлену любой ценой, а теперь готов ее умертвить, только бы выжить самому.

Мысли эти вихрем пронеслись в голове у Кэнди, с замиранием сердца наблюдавшей за его попытками, которые, однако, оказались для него самого не спасительными, но гибельными: пытаясь высвободить Кэнди из лап мертвой бабочки, Остов не удержался на спине у насекомого и перекувырнулся через огромную голову с застрявшей в ней стрелой. Монстр взвыл от ужаса и, чтобы не свалиться в бездну, едва изловчившись, ухватился за один из бабочкиных усов, за самый его кончик. И тогда под тяжестью его веса брюхом кверху перевернулась сама бабочка. Кэнди по-прежнему находилась в объятиях ее цепких лап, Остов же очутился внизу и, глядя вытаращенными от страха глазами на стремительно несущуюся навстречу землю, громко воззвал о помощи к неведомым богам на языке, которого Кэнди не понимала.

Впрочем, его мольбы возымели не больше эффекта, чем до этого отчаянные призывы Кэнди к Божьему заступничеству. Она слышала, как скребут когти Остова о твердый ус бабочки: он пытался подтянуться повыше, ухватиться за голову насекомого понадежнее, но все было тщетно. Остов громко рыдал от отчаяния и ужаса. Его гибель была делом считанных секунд, и он понимал это не хуже Кэнди. При очередном витке мертвой бабочки сильный порыв ветра швырнул его в сторону, и Остов с громким воплем исчез во тьме, а Кэнди продолжала лежать лицом вверх на брюхе насекомого, по-прежнему стремительно снижавшегося.

Теперь, когда не стало Остова, мертвая бабочка, лишившись части груза, падала медленнее, и в сердце Кэнди затеплилась надежда, что, быть может, им со Спухликом удастся остаться в живых. Она все так же крепко держалась за щетину на груди бабочки. Еще немного, и они со страшной силой ударятся о землю.

Ей очень повезло. Ветер отнес мертвого мотылька прочь от того каменистого участка на острове, над которым свалился Мендельсон, и опустил на кроны деревьев. Тело насекомого спружинило при падении, как если бы угодило в гамак. Послышались протестующий скрип веток и треск сучков, но молодые деревца все же выдержали вес бабочки.

В воздух взметнулась туча оторванных листьев. Кружась, они опускались на лицо и грудь Кэнди. Она лежала, боясь шелохнуться, в ожидании, пока не замрет последнее движение мощного тела под ее спиной, после чего медленно, с величайшей осторожностью перевернулась на живот и взглянула вниз сквозь поскрипывающие ветки.

Поверхность земли оказалась устрашающе далеко — футах в двадцати, не меньше. Чтобы целой и невредимой спуститься на землю, ей придется быть предельно осторожной. Но спуск оказался куда проще, чем поначалу представилось Кэнди. Ветки на деревьях росли так густо, что ей ни разу не пришлось повисать в воздухе, отчаянно выискивая опору для ног. И хотя Кэнди все еще продолжала дрожать от пережитого потрясения, ей удалось благополучно и вдобавок довольно быстро спуститься вниз.

Теперь следовало позаботиться о Спухлике. Кэнди осторожно сняла спрута со своей головы. Бедняжка трепетал всем своим маленьким тельцем. Она как могла попыталась его успокоить:

— Все в порядке. Нам теперь никто и ничто не угрожает.

Но Спухлику, чтобы прийти в себя, было мало ласковых слов. Его следовало как можно скорее поместить в воду. Он провел на голове у Кэнди не меньше часа, и она удивилась про себя тому, что бедняга до сих пор жив.

Кроме того, требовалось разобраться, куда же их занесло. Да, они наконец-то очутились на твердой земле. Но где именно? На каком из островов? Вернее, если подходить к вопросу по-абаратски, на котором из Часов?

Здесь было темно. Темнее, чем на Веббе Гаснущий День, но не намного — так бывает примерно в десять. Десять Вечера, подумала Кэнди. «Выходит, — тут она вспомнила рассказы об островах Сэмюеля Клеппа, — выходит, это не иначе как Остров Простофиль».

В воздухе повеяло прохладой, и легкий бриз донес до слуха Кэнди звуки печальной мелодии. Стараясь не шуметь, она пошла на звук. Вскоре впереди показалась широкая поляна. Музыка лилась из гондол. Как раз в тот момент, когда Кэнди приблизилась к краю спасительной рощицы, два аэростата плавно приземлились не далее чем в пятидесяти футах от опушки. Воздушные шары благополучно доставили охотников на землю. На бортах гондол были укреплены прожекторы, которые тотчас же осветили округу во всех направлениях. Чтобы снова не стать мишенью для этой вооруженной компании, Кэнди сочла за благо отступить немного дальше под прикрытие деревьев и уже оттуда понаблюдать за действиями охотников.

Двери гондол с громким щелчком разъехались в стороны, изнутри выскользнули изящные лестницы, чтобы хозяевам шаров не пришлось прыгать на землю.

Все трое мужчин, очутившиеся вслед за тем на поляне, были одеты одинаково: серые костюмы, белоснежные рубашки, темно-серые лаковые ботинки. Если судить по раболепию, с которым двое охотников пресмыкались перед третьим, этот последний предводительствовал ими, хотя и был не старше своих спутников. Тщедушный коротышка с длинной ярко-рыжей челкой, взирающий на мир недоверчиво сощуренными глазами.

Остальные двое — не иначе как его телохранители — были великанами, ростом раза в полтора выше своего хозяина. Едва ступив на землю, они стали внимательно оглядывать территорию, на которой предстояло находиться их повелителю. Оба были вооружены.

Замыкал эту группу чернокожий человек такого высокого роста, что ему единственному пришлось пригнуться, чтобы выйти из гондолы. На носу у него красовались очки в серебряной оправе, в руках он держал небольшой электронный блокнот, экран которого озарял лоснившуюся кожу его лица пульсирующим светом — то мертвенно-голубым, то бирюзовым, то оранжевым. Чернокожий с напряженным вниманием выслушивал все, что изрекал рыжий коротышка, почтительно кивал и тут же принимался колдовать длинными сноровистыми пальцами над электронным блокнотом.

Человечек с прищуренными глазами успел между тем заметить мотылька в ветвях деревьев и не раздумывая направился в ту сторону. На ходу он громко разглагольствовал.

— Вы когда-нибудь прежде видели живое существо, подобное этому, мистер Берч? — обратился он к чернокожему и, не дожидаясь ответа, повелительно рявкнул одному из телохранителей: — Доггет! Потрудитесь раздобыть надежные крючья и веревки, надо снять оттуда эту тварь. Она украсит собой нашу коллекцию.

— Сию минуту будет исполнено, мистер Пикслер, — рявкнул Доггет и со всех ног бросился выполнять приказание.

«Пикслер? — изумилась Кэнди. — Он назвал этого жалкого коротышку Пикслером? Возможно ли, что такой невзрачный человечек — творец и создатель волшебного города Коммексо?»

— Так что вы на это скажете, Берч? — продолжал допытываться Пикслер у своего чернокожего спутника.

Тот с достоинством приблизился к боссу, который был фута на два ниже его. При этом фигура чернокожего была до того ладной и подтянутой, что даже невыразительный светло-серый костюм сидел на нем элегантно.

— Я тут просмотрел пару глав из «Флоры и фауны островов» Уиллсбергера, но...

— ...не обнаружили там ни словечка о гигантском мотыльке? — полуутвердительно изрек Пикслер, поглаживая чуб, чтобы удостовериться, что тот не потерял форму.

— Именно.

— Меня это нисколько не удивляет. По моему мнению, подобный экземпляр мог быть создан только посредством магии. Да вы взгляните, как быстро она теряет цвет, как он снопами искр вырывается из повреждений на ее теле! Ее сотворили с помощью заклинания, Берч. И очень могущественного. — Пикслер криво улыбнулся. — Потребуется немало времени, чтобы покончить с магической практикой на островах. А заодно и с теорией. Сколько книг нам предстоит сжечь, сколько сверхъестественных существ извести...

Кэнди не сводила глаз с лица маленького человечка. При упоминании о грядущем сожжении книг и расправе с порождениями магии он сладко улыбался, и при виде этой улыбки ее пробрала дрожь. Так вот каковы планы этого Роджо Пикслера, великого архитектора Коммексо! Подумать только!

— Я не желаю, чтобы они и впредь обращались за исцелением своих хворей и наставлением на путь истинный к местным шаманам и ведьмам. Пусть приходят к нам. Ко мне! Если они жить не могут без магии, пусть это будет наша магия. Высшей степени очистки. Систематизированная и каталогизированная.

— Аллилуйя, — буркнул негр.

— Вы, часом, не смеяться ли надо мной вздумали, Берч? — засопел Пикслер, круто поворачиваясь лицом к своему подчиненному и окидывая его подозрительным взглядом, для чего ему пришлось высоко задрать голову.

Берч примирительно поднял вверх ладони. Блокнот, зажатый под мышкой, шлепнулся оземь.

— Боже праведный, нет! Нет, сэр, нисколько! Пикслер расхохотался.

— Я пошутил, Берч. Да ну же, улыбнитесь. Или вы шуток не понимаете?

— Виноват?

Лицо чернокожего было непроницаемо.

— Куда это вдруг подевалось ваше чувство юмора? — с некоторым раздражением бросил ему Пикслер.

— Ах, шутка, — промямлил негр. — Да, сэр. Очень смешно, сэр.

— Хватит дуться, Берч, в самом деле. Я верю вам, верю! Берч нагнулся за блокнотом. Когда он выпрямлялся, лицо его попало в поле зрения Кэнди. Но не Пикслера. О том, что выражало это лицо, можно было бы написать не одну книгу. Под маской преданности у чернокожего великана скрывалась глубочайшая неприязнь к своему работодателю. Если не сказать больше.

— Мне в голову только что пришла гениальная мысль, Берч. Запишите ее для дальнейшей публикации, — скомандовал Пикслер. — Я желаю объявить амнистию всем, кто владеет книгами магического содержания. Если упомянутые книги будут доставлены в Коммексо в течение ближайшего месяца для предания огню, я лично обещаю их владельцам свободу от любого преследования.

— Почтительно напоминаю вам, сэр, — возразил Берч, — что законов, воспрещающих занятия магией, вне пределов города Коммексо не существует. Также с не меньшим почтением смею вас заверить, что нам вряд ли удастся добиться введения подобных законов от любого из Островных советов.

— А если пригрозить этим продажным советникам, что мы их и близко к Коммексо не подпустим, пока они не примут такой закон?

— Это может возыметь действие, — задумчиво проговорил Берч. — Но как быть с власть имущими? Взять, к примеру, семью Тленов. У них ведь, насколько я знаю, богатейшее собрание магической литературы. Возможно, самое обширное на островах. Как заставить Тленов расстаться с этими книгами?

— Уж я найду способ, — самоуверенно заявил Пикслер. — Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю.

— Постойте-ка, — вполголоса проговорил Берч.

— Что такое?

— Одну минуту, сэр. С вашего позволения.

И он протянул Пикслеру электронный блокнот.

— Да что с вами, в самом деле, Берч? Какая муха вас укусила?

Сердито сдвинув брови, Пикслер с неохотой взял табло.

— Ничего особенного, сэр.

Берч шагнул в сторону от своего босса. Сделал еще один осторожный шажок. Потом еще.

— Берч! Куда это вы?

Но тут негр гигантскими прыжками помчался в заросли.

Кэнди слишком поздно догадалась, кто именно стал объектом его внимания. Она бросилась было бежать, но не успела сделать и пары шагов, как чернокожий ее настиг.

— Шпионы? — взвизгнул Пикслер.

— Всего лишь девчушка, — успокоил его Берч, вытаскивая Кэнди из зарослей на поляну, залитую светом прожекторов.

Девушка пыталась вывернуться из его цепких рук, упиралась в землю ногами, но чернокожий был куда сильнее ее. Сопротивляться не имело смысла. К тому же его нисколько не заботило, что, сдавив столь немилосердно руки и плечи своей жертвы, он причиняет ей боль.

— Не ты ли сотворила нашего малютку мотылька? — обратился к ней Пикслер. Поскольку Кэнди упорно молчала, он ткнул пальцем в сторону бабочки, все еще висевшей на деревьях, несмотря на попытки Доггета сбросить ее оттуда, и повторил свой вопрос, произнося слова более раздельно и внятно, как если бы говорил со слабоумной: — Ты... сделала... вот это?.. Вот это твоих... рук... дело?

— Да она, поди, из аборигенов, — предположил Берч. Он все еще крепко держал Кэнди за плечи. — Говорят, среди них частенько встречаются глухонемые.

— Ты глухонемая? — полюбопытствовал Пикслер.

— Нет.

— Ага. По крайней мере одна из теорий опровергнута практикой, — осклабился Пикслер.

— Тогда отвечай, кто ты и откуда, — потребовал Берч.

— Меня зовут Кэнди Квокенбуш, и, к вашему сведению, я была похищена той тварью, что висит сейчас на деревьях. Она там очутилась только потому, что вы, достойные и бесстрашные джентльмены, подстрелили ее на лету. Между прочим, вы могли и в меня попасть.

Пикслер с благодушным изумлением выслушал эту короткую отповедь. Когда Кэнди умолкла, он, улыбаясь, кивнул Берчу.

— Полагаю, вам больше нет нужды насильственно стеснять свободу юной леди.

— Но она может быть вооружена, — буркнул негр.

— Что это там у тебя в руках? — рявкнул издалека Доггет.

— Это Спухлик, — вздохнула Кэнди, опуская взгляд.

И, к огромному своему огорчению, убедилась, что за последние несколько минут — пока она прислушивалась к дурацким разглагольствованиям Роджо Пикслера о необходимости сожжения книг и истребления магии — жизнь покинула малютку спрута. Вероятнее всего, ему нельзя было так долго оставаться вне родной среды.

— Отпустите меня! — сердито крикнула она и стала отбиваться от гиганта Берча локтями.

— Вы слышали, о чем вас просила девушка? — сдвинул брови Пикслер. — Извольте подчиниться.

Берч нехотя разжал руки, но остался стоять почти вплотную к Кэнди с согнутыми руками, чтобы в случае необходимости пресечь любое ее посягательство на особу Пикслера.

— Позволь мне освободить тебя от этой никчемной обузы, — мягко проговорил Роджо и протянул руку, чтобы ухватить мертвого спрута за одно из обвисших щупалец.

— Не позволю. — Кэнди отпрянула назад. — Я сама его похороню. Хочу прочитать над ним заупокойную молитву.

— Это над спрутом-то? Бог мой! — высокомерно усмехнулся Берн. — Ну и примитивный же народ!

— Не будьте так категоричны, — мягко осадил его Пикслер. — Когда мы с сестрой Филоменой были детьми, она хоронила всех своих почивших любимцев в садике у заднего двора. А я ей помогал. У нас там получилось что-то вроде маленького кладбища. Я выкапывал ямку, а Филомена красивым почерком писала молитву на листке бумаги. Эти невинные ритуалы так забавляют детишек! А откуда ты родом, девочка?

— Издалека, — буркнула Кэнди.

Она внезапно ощутила прилив небывалой доселе грусти. Вот бы ей сейчас обрести какие-нибудь магические способности! Как хорошо было бы, щелкнув пальцами и произнеся нужное заклинание, перенестись в свой родной задний двор на Последовательной улице, где можно было бы похоронить Спухлика рядом с канарейкой Монти и несколькими золотыми рыбками — ее умершими любимцами. Она чувствовала, что того и гляди расплачется. Ну вот, не хватало еще зареветь в присутствии этих чужаков! Набрав полную грудь воздуха, Кэнди решительно сказала:

— Прошу простить меня за то, что я вынуждена вас покинуть. Мне хочется похоронить Спухлика в лесу. Рада была с вами познакомиться, мистер Пикслер. А с вами, — она метнула на Берча сердитый взгляд, — не очень.

— Похвальная прямота, — хмыкнул Роджо.

— У нас в Миннесоте так принято.

— Миннесота? — Берч пожал плечами. — Впервые слышу о таком острове.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24