Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хитрый бизнес

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Барри Дейв / Хитрый бизнес - Чтение (стр. 3)
Автор: Барри Дейв
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      – Все в порядке, Винни, – сказал Тарант. – Я как раз уходил. Спасибо, что заглянул.
      – Да не за что, мистер Т., – ответил охранник и удалился.
      – Ладно, Бобби, – сказал Тарант. – До завтра. Ничего, что я тебя называю Бобби?
      Кемп промолчал.
      – Можешь меня звать Лу, Бобби, – сказал Тарант. И вышел.
      – Охранник мне сказал, что нужно просто набрать добавочный один – два – семь, – сообщила Ди Ди.
      – Соедини меня с адвокатом.
      – Это с которым?
      – О господи, проехали, – сказал Кемп, хватая трубку.
      – Грубить вовсе не обязательно, – сказала Ди Ди и вышла.
      Адвокат Кемпа посоветовал ему не обращать на Таранта внимания.
      – Он не может вас заставитьиметь с ним дело, – сказал адвокат, выпускник Гарвардской школы права, который был в курсе сомнительных делишек Кемпа. – Он просто недоволен, что потерял клиента. Если он вернется, мы пригрозим судебным разбирательством, и больше вы о нем не услышите.
      Этот обнадеживающий совет и сто пятьдесят грамм водки «Бельведер» успокоили Кемпа. В этот день он заснул, уверенный, что беспокоиться ему не о чем, а Тарант – всего лишь большерукий громила, попытавшийся взять его на понт. Ну и пошел он. Бобби Кемпа на понт не возьмешь.
      На следующее утро все рестораны «Веселый Моллюск» – все до единого – закрыла окружная санитарная инспекция. Представитель управления здравоохранения заявила средствам массовой информации, которые каким-то образом оказались оповещены, что это была плановая выборочная проверка и что инспекторы нашли десятки нарушений. Те же самые инспекторы, которые до последнего времени не стали бы бить тревогу, даже если бы в тесте для фриттеров обнаружили отрубленные пальцы. По крайней мере, пока они получали свои конверты с деньгами.
      Когда похмельный Бобби Кемп сидел в своем кабинете, переваривая эту новость, ему позвонил управляющий самой крупной и посещаемой «Профессиональной Дисконтной Клиники Глазной Лазерной и Косметической Хирургии» и сообщил, что перед клиникой собрался пикет из дюжины бывших клиентов, называющих себя жертвам хирургов-халтурщиков.
      – Эта чертова баба стоит там и вопит, спустив штаны прямо перед телевизионными камерами, – сказал управляющий. – Утверждает, что мы сделали ей неудачную липосакцию ягодиц. Между нами говоря, ее задница напоминает мне один их тех проектов с научной выставки, когда какой-нибудь пацан оставляет домашний творог постоять пару недель.
      Разговор с управляющим клиникой был прерван другим телефонным звонком – от управляющего с «Феерии Морей», доложившего о странной аварии, в которую попала машина снабжения.
      – Водитель выбрался, – сказал инспектор. – Он в порядке.
      – К черту водителя, – ответил Кемп. – Что с грузовиком?
      – Предполагаю, что грузовик не в лучшем состоянии.
      – Что значит, «предполагаешь»? – спросил Кемп.
      – Это значит, что он на дне залива.
      – Боже.
      – Кроме того, наши сотрудники позвонили сказать, что заболели.
      – Какие сотрудники?
      – Все. Крупье, бармены, официантки, команда, вообще все.
      Кемп повесил трубку. На секунду он закрыл лицо ладонями, потом поднял трубку и по памяти набрал номер мобильного телефона высокопоставленного выборного чиновника округа Майами-Дэйд, которому Кемп оказал весомую политическую поддержку, выражавшуюся в бумажных мешках, набитых деньгами.
      – Алло? – сказал голос.
      – Бенни, это я, Бобби Кемп. После паузы:
      – Бенни нет.
      – Бенни, черт возьми, я же знаю, что это ты. Это я, Бобби Кемп. У меня тут…
      – Не знаю, кто это, я вас не слышу. Плохая связь.
      – Бенни, погоди, мне нужно… Бенни? Алло? Бенни?
      Молчание.
      –  Блядь, –сказал Кемп и бросил трубку.
      Он задумался на секунду и набрал номер адвоката.
      Когда адвокат подошел, он сказал:
      – Послушай, ты здесь срочно нужен, этот мудак Тарант устроил мне хренов…
      – Я, Бобби, гм, мы не думаем, что можем пойти на это, – сказал адвокат.
      – Чего? – переспросил Кемп.
      – Просто мне кажется… то есть нампредставляется, наша фирма пришла к выводу, что гм… в интересах получения вами наилучшего юридического представительства, на которое, безусловно, вы имеете право, мы, гм, нам представляется, исключительно в ваших интересах, с тем, чтобы избежать любого возможного конфликта, нам следует приостановитьдальнейшие…
      – Они и до тебя добрались, склизкий мелкохуй, – сказал Кемп.
      – Послушайте, Бобби, нет никакой надобности…
      – Три половиной сотни гребаных сотен долларов в чася платил тебе за то, чтобы ты разобрался с договорами об аренде, с которыми я мог и сам разобраться, и теперь, когда в первый раз тебе, блядь, нужно что-то сделать,ты меня кидаешь?
      Ди Ди просунула голову в дверь.
      – Мистер Кемп? Этот тип? С руками? Вчерашний? Он тут. Хотите, чтобы я?…
      – Здорово, Бобби, – сказал Тарант, обходя Ди Ди. – Как делишки?
      – Сам знаешь, как, – сказал Кемп, вешая трубку.
      – С виду неплохо, – сказал Тарант, изучая фасад платья Ди Ди.
      – Мне позвать охранника? – спросила Ди Ди.
      – Нет, – сказал Кемп. – Просто убирайся, хорошо?
      – Грубить не обязательно, – сказала Ди Ди и вышла.
      – Надо было тебе вчера сходить со мной в «Дорэл», – сказал Тарант. – Прекрасный был денек, ни ветерка. У меня удар не хуже, чем у долбилы Тигра Вудса, богом клянусь. Надо будет на днях взять тебя с собой.
      – Что, если я обращусь к федералам? – спросил Кемп. – Ты об этом не задумывался, Гвидо?
      – Лу, Бобби. Лу Тарант. Ужасно интересно, почему ты хочешь обратиться к федералам?
      – Сказать, что на меня, на мой бизнес наезжает организация грязных итальяшек. Спорю, им об этом будет интересно узнать.
      – Может, и так, Бобби. Может, и так. Но, предположим, ты обратишься к ним. Прежде всего, хочешь ли ты попасть под Программу защиты свидетелей? Знаешь, как это бывает? Вместо Бобби Кемпа, знаменитого бизнесмена, у которого большой офис, который дружит с мэром и имеет секретаршу с парой больших горошин, вдруг появляется какой-то парень по имени Хирам Шмутц, который живет в трейлере в Альбукерке и высматривает, не забрались ли ему скорпионы в тапочки. А представь, федералы начнут всюду совать свой нос. Ты же знаешь, какие они, всегда суют свой нос. Может, начнут вдруг, ну, не знаю даже… проверять серийные номера на подушках безопасности. Счета в оффшоре. Нарушения иммиграционных законов. Налоги, бог мой, только подумай – налоги. Ну, и все это федеральное дерьмо.
      Кемп уставился на него.
      – Знал ли ты, – спросил Тарант, – когда мухлевал с подушками безопасности, что это федеральное преступление? Представляешь? Мотать срок в федеральной тюрьме – за подушку безопасности?
      Ди Ди просунула в дверь голову.
      – Это… там какие-то люди? – сообщила она. – Из телевизора? С камерами? Хотят с вами поговорить насчет какой-то дамы, ее задницы или чего-то в этом роде.
      – Скажи, что меня нет, – ответил Кемп.
      Ди Ди повернулась в сторону приемной и объявила:
      – Он говорит, что его нет.
      – Боже, – сказал Кемп. – Закрой на хуй дверь, о'кей?
      – Такое впечатление, будто здесь я во всем виновата, – сказала Ди Ди и хлопнула дверью.
      Кемп сел за стол, развернул кресло, посмотрел в окно.
      – Хорошо, – сказал он. – Что тебе нужно?
      – Да я же тебе вчера сказал, Бобби. Я представляю группу предпринимателей, которые хотят вести с тобой дела. Ты с нами легко сработаешься. Будешь нашим партнером, и тебе не надо будет ни о чем беспокоиться. Вот сегодня, например, сдается мне, у тебя кое-какие неприятности. В подобных случаях мы легко можем помочь.
      Кемп молчал почти минуту, потом сказал:
      – Хорошо.
      – Ну и славно, – сказал Тарант. – Очень славно. Он обошел стол и протянул Кемпу руку. Кемп скрепя сердце протянул свою. Тарант взял его за руку и как будто без усилий поднял со стула. И стиснул его кисть.
      – Ты сделал правильный выбор, Бобби. – Тарант не отпускал руки Кемпа. Его хватка усилилась. Кемп почувствовал, как хрустнули кости. – Теперь, когда мы партнеры, – сказал Тарант, – пара незначительных моментов. – Боль становилась невыносимой, хотя Тарант продолжал говорить ровным голосом. – Первое: никогда не называй меня больше Гвидо, хорошо, Бобби? Или грязным. И особенно итальяшкой.
      Когда он произнес итальяшкой,руку Кемпа пронзила жуткая боль, как будто в ней что-то сломалось. Он хныкнул и попытался вытащить руку, но не смог ею пошевелить.
      – Я сказал – хорошо, Бобби? – повторил Тарант.
      – Хорошо, – прошептал Кемп.
      – Хорошо, Лу, – сказал Тарант. – Я хочу, чтобы ты меня звал Лу.
      – Хорошо, Лу.
      – Прекрасно, Бобби. Превосходно, – сказал Тарант. – Я свяжусь с тобой завтра, начнем реализовывать соглашения. – Он отпустил руку Кемпа, подошел к двери, открыл ее и обернулся.
      – Вот еще что, Бобби.
      Кемп посмотрел на него, потирая правую руку.
      – Мэнни Аркеро? – сказал Тарант. – Парень, которого ты уволил?
      – А что с ним?
      – Найми его снова.
 
      В некотором смысле новые деловые партнеры Бобби Кемпа действительно сделали его жизнь проще. У него больше не возникало никаких затруднений с персоналом, с поставками или с государственными чиновниками. Если вдруг появлялась проблема, достаточно было обмолвиться о ней Лу, и, в чем бы она ни заключалась, – ф-фух!и проблема исчезала.
      Но этого было недостаточно, чтобы Кемп смирился с новыми порядками. Тяжелее всего было вынести то, что фактически он больше не был боссом. Особенно четко он ощущал это, когда оказывался на судне, где Мэнни Аркеро всегда называл его «мистер Кемп»и оказывал ему всяческое уважение, которого, как понимал Кемп, на самом деле не испытывал. Он начал чувствовать то же самое и на других своих предприятиях, а по поведению служащих понял: они знают, что он здесь не настоящий хозяин, а такой же подчиненный, как и все остальные.
      Так оно и было. Он продолжал богатеть, он формально все еще был президентом. Но боссом был Лу. Люди Лу вели бухгалтерию. Люди Лу «помогали» людям Кемпа в управлении. И всем было ясно, что если люди Лу чего-то захотят, так оно и будет.
      В основном они явно занимались отмыванием денег. Скажем, появляется на «Феерии» какой-то тип, берет дикое количество фишек, тысяч на пятьдесят баксов – столько на этом вшивом плавучем казино никто никогда не берет. Поиграет в очко ли, в кости, без интереса, не беспокоясь, проигрывает или выигрывает, чаще проигрывает. Ближе к утру уйдет, не обналичив оставшиеся фишки и сделав казино огромную прибыль. Только вот Бобби, хоть и считалось, что они есть казино, этих денег не видел. Они уходили какому-то поставщику, который, насколько было известно Кемпу, ничего не поставлял. Таким вот образом большая пачка бог знает откуда взявшихся денег попадала в поток легальной наличности.
      Эту часть бизнеса Кемп понял сразу. Значительно больше времени ушло на то, чтобы познакомиться с другой частью. О ней он узнал из обрывков разговоров своих людей, которые общались с народом, работавшим на судне. Склеив обрывки, он понял, что случалось такое раз или два в месяц. Предвещало это появление на судне четырех специальных типов, которые были в форме экипажа, но никаких обязанностей экипажа не исполняли, а держались особняком. Когда они находились на борту, «Феерия» в какой-то момент сходила с обычного маршрута, переставала кружить в трех милях от берега и уходила дальше, оставляя очертания Майами далеко на горизонте. Потом судно поворачивало на север, замедляло ход и останавливалось, дрейфуя в Гольфстриме, двигатели использовались лишь для того, чтобы удерживать его на месте.
      После этого с востока приближался прогулочный катер с погашенными огнями, разворачивался и задним ходом утыкался в корму «Феерии», где палуба меньше всего возвышалась над водой. Бросали концы, и, как только оба судна швартовались друг к другу, четверо типов начинали таскать тяжелые парусиновые мешки. Мешки носили в обе стороны: сначала с катера на «Феерию», потом с «Феерии» на катер.
      Это продолжалось минут десять, затем катер отшвартовывался и уходил на восток, а «Феерия» возвращалась описывать круги. Игроки ничего не замечали: кормовую палубу не было видно с пассажирской, а кроме того, они были слишком заняты, дроча рукоятки автоматов, чтобы беспокоиться о том, что происходит с судном.
      Бобби Кемп долго ломал голову над тем, что там происходит. Он пришел к выводу, что в приплывающих мешках – наркотики, скорее всего, кокаин. А в мешках, которые сгружали на катер, должны быть деньги, отправляемые в какие-нибудь оффшорные банки. Именно так. Эти ублюдки провозили кокс на судне, сверху донизу освещенном неоновыми огнями, прямо под носом у поста Береговой охраны в Правительственном канале. На судне, принадлежащем Бобби Кемпу.Это его по-настоящему бесило. Не потому, что было противозаконно, а потому, что он, Бобби Кемп, который явно попадет за решетку, если все это дерьмо всплывет, ничего с этого не имеет.
      Так он терзался, пока, наконец, не нашел в себе смелости попросить Лу о встрече у него в кабинете.
      – Лу, – сказал он. – Понимаю, у нас как-то все не по-дружески поначалу вышло, с «Феерией» и все такое, я наговорил тебе, чего не следовало.
      – Забудь об этом, Бобби, – сказал Тарант. – Дело прошлое. Главное, мы теперь партнеры, все довольны.
      – Вот в этом и дело, Лу.
      – В чем?
      – Я хочу сказать, мне кажется – ты только пойми меня правильно, – мне кажется, что я не совсем полноценный партнер, в некоторых вопросах.
      – В каких вопросах, Бобби?
      – Ну вот, этот ваш бизнес на «Феерии», это ж ведь, черт возьми, мое судно, так что, мне кажется…
      – О каком бизнесе речь, Бобби? Это плавучее казино, оно дает отличную прибыль, тебе перепадает приятный кусочек.
      – Я не имею в виду казино.
      – А что ты имеешьв виду? – спросил Тарант, тяжело глядя на Бобби.
      – Ты знаешь, что я имею в виду, – ответил Кемп, стараясь не отводить взгляд. – Я про другое дерьмо.
      – Какое другое дерьмо, Бобби?
      – Послушай, Лу, я не против, то есть я просто думаю, что, поскольку я определенно рискую, мне кажется, что…
      – Бобби, послушай меня. – Тарант приблизился. – Нет ничего, кроме казино. Кто тебе сказал, что есть еще что-то?
      Кемп ничего не ответил. Он собрал всю свою силу воли, чтобы не дать задний ход.
      – Потому что если кто-то о чем-то подобном болтает, – сказал Тарант уже прямо в лицо Кемпу, – я прочищу его сраные мозги. Мне и моим коллегам такие разговоры не нравятся. Ты понял, Бобби? Найду того, кто размазывает это дерьмо, и, можешь мне поверить, этому человеку не поздоровится. Все ясно, Бобби?
      Он положил руки Кемпу на плечи и слегка сдавил. Кемп почувствовал, что его член исторг струйку мочи.
      – Я спросил – все ясно, Бобби?
      – Угу.
      – Что? – Давление усилилось. Еще одна струйка.
      – Да, Лу.
      – Славно, – сказал Тарант, опустил руки и отошел. – Ты еще о чем-то хотел со мной поговорить?
      – Нет, Лу.
      – Ну и хорошо, Бобби. Теперь можешь идти. Я знаю, ты занятой человек, у тебя куча важных дел.
      Говоря это, Тарант опустил взгляд на пах Бобби. Кемп потупил взор и увидел расплывающееся пятно мочи. Он поднял глаза. Тарант смотрел на него с неподвижным лицом, но Кемп видел, что в глубине его темных глаз затаился смех.
      – И еще, Бобби.
      – Что?
      – Эта твоя секретарша, да? С сиськами? Которая с телефоном не справляется?
      – Да?
      – Теперь она работает у меня.
 
      Это было полгода назад. Ровно столько Кемпу понадобилось, чтобы просчитать свои дальнейшие действия, собрать информацию, составить план, все подготовить. Он был очень осторожен. Он понимал, что у него только один шанс выкрутиться из ситуации, в которую попал, и если он ошибется, то станет одним из тех, кого водолазы полиции Майами-Дэйд время от времени находят на дне канала в багажнике угнанной машины, с крабами, выползающими из глазниц.
      Так что позволить себе облажаться он не мог. Но все вроде шло как надо. Обмен парусиновыми мешками точно был назначен на сегодня – в этом его заверил источник на «Феерии». Более того, речь шла о том, что на этот раз обмен будет крупный, так что с этим Бобби неожиданно повезло. Как и с тропическим штормом Гектор. В такую погоду никто не увидит, что там происходит. Это было славно.
      Кемп знал, что дело будет непростое. Могут пострадать люди. Даже наверняка пострадают. Очень жаль. Эти ублюдки еще поймут, что зря связались с Бобби Кемпом.
      Очень зря.

3

      Уолли нашел в сумке клочок бумаги и набрал номер.
      – Да? – сказал голос.
      – Привет, – сказал Уолли. – Это Уолли.
      – Кто?
      – Уолли. Хартли. Из группы. Мы играем на…
      – Чего тебе надо?
      – Просто хотел поинтересоваться, играем ли мы сегодня. Я имею в виду, я допускаю, что в такую-то…
      – Ничего не поменялось.
      – Серьезно? Потому что прогно…
      – Ничего не поменялось.
      – Ясно, да, но все-таки, вы смотре…
      – Ничего не поменялось, – повторил голос и дал отбой.
      – Черт, – сказал Уолли. Он набрал номер коллеги по группе Теда Брейли.
      – Алло? – сказал Тед.
      – Здорово. Это я.
      – Попробуй угадать, – сказал Тед, – сколько я вчера выпил?
      – Я думаю, двести пятьдесят порций, по меньшей мере, – сказал Уолли.
      – Кажется, больше. Такое ощущение, что в моей башке собаки трахаются.
      – Ты поэт, – сказал Уолли.
      – Уж как умею, – сказал Тед. – Гигантскиесобаки.
      – Хочешь почувствовать себя еще хуже?
      – Боюсь, у меня не получится.
      – Судно сегодня вечером выходит в море.
      –  Чего?Ты видел, что творится снаружи? Там идет муссон.
      – Если быть точным, это тропический шторм. Гектор.
      – Кто бы это ни был, выглядит отвратительно. Может, нам уйти с этой посудины?
      – Ну да. Мы можем уйти с этой посудины, но поскольку никакой другой посудины у нас на примете нет, мы будем жить на сбережения, предусмотрительно накопленные за эти годы. Вроде кожаных штанов.
      – Точно подмечено. Может быть, нам поменять сферу деятельности? Устроиться на серьезную работу по специальности. Впрочем, извини, я забыл. Мы же музыканты, у нас нетникакой специальности.
      – Надо теперь огорчить Джока и Джонни, – сказал Уолли. – Увидимся на судне.
      – Если буду жив, – сказал Тед. – Эти собаки действительногигантские.
      Группа Уолли и Теда, с которой Уолли воссоединился после кратковременной неудачной вылазки в мир бизнеса, в данный момент называлась «Джонни и кровоизлияния». Они уже три недели играли по ночам на «Феерии морей», заменив группу, у вокалистки которой обнаружилась морская болезнь, что стало очевидно, когда ее мощно вырвало во время исполнения песни «Ветер под моими крыльями».
      Уже шестнадцать лет группа играла в таком составе: Уолли – гитара, Тед – клавишные, Джонни Кларк – бас и Джок Юм – ударные. Уолли эти ребята были куда ближе, чем двое братьев, которые имели жен, детей и работу.
      Долгое время группа называлась «Приход». Это название говорило о трогательных надеждах, которыми они были полны, когда начинали в десятом классе: выпрашивали у родителей деньги на инструменты и усилители, подбирали аккорды, громко репетировали у кого-нибудь дома, пока чья-нибудь мать не выгоняла их или какой-нибудь сосед не вызывал копов. Но они продолжали заниматься, потому что у них была мечта: стать первыми великими рок-звездами, вышедшими из Бугенвильской средней школы. Или, по крайней мере, с кем-нибудь переспать.
      К выпускному классу они стали почти знаменитостями в кругу сверстников. Победили на конкурсе молодых талантов и сыграли на паре школьных вечеринок; иногда им даже удавалось с кем-то переспать. Полные желания продолжить эффектный образ жизни, они решили после выпуска все вместе остаться в Майами. Чтобы успокоить родителей, поступили в местный колледж. Но на самом деле они занимались только продвижением своей группы.
      Но далеко так и не продвинулись. Несмотря на бесконечные репетиции, десятки прослушиваний, музыкальные диспуты, семь демо-CD и две радикальные смены причесок, «Приход» так никуда и не пришел. Дело было не в том, что они плохо играли, скрепя сердце им пришлось признать, что они на самом деле не представляют собой ничего особенного. Играли они профессионально, но проблема была в том, что кругом было полно профессиональных групп, игравших умело. Профессионализм не был ключом к успеху, нужно было что-то еще. И этого непонятного «чего-то» у «Прихода» не было.
      Со временем они смирились с судьбой, превратились в обычную кавер-группу и стали играть всюду, куда их звали, главным образом – в барах, иногда на частных вечеринках. В конце концов они купили поношенные смокинги, разучили «Прекрасный мир» и «Хава Нагилу», несмотря на то, что много раз клялись этого не делать, и стали играть на свадьбах и бар-мицвах.
      И вот что хуже всего: играют они субботним днем в каком-нибудь гостиничном танцевальном зале, еле живые после вчерашнего ночного концерта в баре, в пропитанных похмельным потом смокингах, и, пытаясь изобразить воодушевление, хрипло выводят какую-нибудь дурацкую праздничную веселуху ( Это славный день, давайте, НУ ЖЕ! Ну-ка в пляс, поможем Джошу праздновать прекрасный день!).А потом в перерыве подойдет какой-нибудь гость и спросит: «Вы, ребята, случаем не из Бугенвиля»? И выяснится, что он их одноклассник, какой-нибудь придурок-шахматист, которого они – страшно крутые – и знать не знали. А теперь его взгляд говорил: Я старший компаньон бухгалтерской фирмы. Я живу в шикарном доме, езжу на «ауди», у меня большой угловой кабинет в небоскребе на Брикелл-авеню. А вы, ребята, все еще ЭТИМ занимаетесь?
      Еще на свадьбах и бар-мицвах бесили песни по заявкам. В баре им обычно удавалось отвертеться («Без проблем, мы еще доберемся до этой песни»). Но когда кто-нибудь заказывал песню на частных вечеринках, им приходилось ее исполнять, даже если за эти годы они заиграли ее до отвращения, как, например, «Мерзкого, мерзкого Лероя Брауна»  или, боже упаси, «Чувства».
      Однажды они играли на свадьбе, где мать невесты заказала «Переживу» – гневный гимн всех брошенных женщин. Участники группы быстро сыграли в «камень, ножницы, бумагу», чтобы выбрать, кому петь. Проиграл Джонни, который, уставившись в ботинки, мямлил тихим фальцетом, а мать невесты стояла в одиночестве в центре танцевальной площадки и визгливо выкрикивала слова, обращаясь к столу, за которым сидел отец невесты со свежедобытой женой.
      Подобные случаи довели группу до того, что они придумали «Песню возмездия». Принцип был следующий: если их заставляли играть ненавистную им песню, они мстили исполнением еще более мерзкой. Например, если приходилось играть «Мой путь», они отвечали кровоточащим куском дерьма Бобби Голдсборо под названием «Милая» («Раздолбала машину и печальную мину нацепила, думаешь, что кину, но иди ко мне за спину!»).
      Однажды вечером на свадьбе сильно пьяный гость заказал «Балладу о зеленых беретах», а через полчаса попросил исполнить еще раз.В тот вечер «Приход» нанес ответный удар водородной бомбой «Песен возмездия» – «2525-м годом» беспощадно омерзительной группы «Загер и Эванс», с возмутительно бессмысленным текстом («Нечего там будет жрать! И никто не будет знать!»).Часть гостей убежала из зала.
      В последнее время спрос на «Приход» упал, отчасти из-за того, что группа вела себя все более эксцентрично и агрессивно по отношению к публике. Кульминацией стал злосчастный эпизод, после которого группа решила сменить название.
      Это случилось вскоре после того, как Уолли вернулся в группу. Серьезно нуждаясь в деньгах, он согласился на выступление в баре «Сапоги и Гамаши» на западе округа Броуэрд. Это был кантри-вестерн бар. «Приход» в последний момент пригласили подменить настоящую кантри-группу, из-за поломки автобуса застрявшую за Джексонвиллем. Хозяин «Сапог и Гамаш», ожидавший скорого появления субботней толпы, не смог найти настоящую кантри-группу, и в отчаянии позвонил Уолли.
      – Твои ребята могут играть современное кантри? – спросил он.
      – Конечно, – ответил Уолли. Лично он в современном кантри не понимал ничего, но подумал, что кто-нибудь в группе имеет об этом представление, а остальные подстроятся.
      Как оказалось, никто в группе ничего о современном кантри не знал. Это было совершенно некстати, поскольку посетители «Сапог и Гамаш» настолько увлекались этим жанром, что даже ходили в настоящих ковбойских сапогах. В начале «Приход» попытался угодить им самой кантриобразной песней из своего репертуара – «Алабамой, милым домом». Посетители «Сапоги Гамаш» снисходительно прослушали эту общепризнанную деревенскую классику, но на танцплощадку не вылезли. Они ждали тех песен, за которыми и пришли в «Сапоги и Гамаши», – песен, под которые можно было исполнять затейливые ковбойские пляски. Они обучались им на Вечерних Уроках Ковбойских Плясок здесь, в «Сапогах и Гамашах», а за подробным инструкциями лазили в Интернет («шагнуть правой ногой к левой; выбросить правую ногу вперед; согнуть правую ногу поперек левой лодыжки; выбросить вперед правую ногу…»).
      После «Алабамы, милого дома» «Приход» перешел к «Женщине хонки-тонк», в которой были слова «хонки-тонк», но точно никакого современного кантри. Толпа мрачнела, посетители угрюмо присосались к своим «Будвайзерам». «Женщина хонки-тонк» подошла к концу, и члены группы перекинулись взглядами «что дальше?». После лихорадочных размышлений Уолли предложил исполнить что-нибудь из Бадди Холли, который, по крайней мере, был родом из Техаса. Музыканты, сбиваясь, затянули «Вот будет денек!» в двух разных тональностях, которые они, в конечном счете, свели к одной. Прекрасно доиграли до конца, но толпа не пошевелилась.
      После того как песня закончилась, сидевший за барной стойкой дюжий мужик, который носил не только пару ковбойских сапог, но и ковбойскую шляпу, ковбойскую рубашку и ковбойские джинсы, а пряжка на его ремне напоминала колпак на колесе, крикнул:
      – Хватит этого дерьма! Играйте кантри!
      Другие посетители заулюлюкали, как ковбои в кино, и застучали бутылками пива по столам. Это очень не понравилось Джонни, который как раз был фанатом Бадди Холли и успел перед выходом разогреться тремя стопками текилы. Наклонившись к микрофону, он спросил дюжего мужика:
      – Ну, Бык, и сколько голов скота у тебяна ранчо?
      Зал затих. Мужик уставился на Джонни.
      – Погоди, Бык, дай угадаю, – продолжал Джонни. – У тебя ведь нет ранчо,а ездишь ты на пикапе, да? На работу в «Уол-Март», отдел посуды? Я прав, Бык?
      После этого мужику – которого звали не Бык, а Херб Тобин, и который действительноработал в «Уол-Марте», только в отделе крупной бытовой техники, – ничего не оставалось, как отстаивать свою честь. Он ринулся, топая сапогами, через танцевальный зал к низкой сцене и накинулся на Джонни, который ткнул ему в лицо бас-гитарой «Фендер Пресижн» 73-го года. Тобин схватил гитару и рванул ее вместе с Джонни, после чего оба упали на танцпол и принялись, сопя, колотить друг друга.
      Дело шло к ничьей, поскольку ни одна сторона не обладала навыками кулачного боя, к тому же их разделяла гитара. Но равновесие сил с пронзительным криком нарушила женщина: Фрэн, жена Тобина и его коллега по «Уол-Марту», работавшая в отделе постельного белья, набросилась на Джонни сзади и приложила его по черепу сувенирной пепельницей «Джек Дэниэлс», весившей, как позже установила полиция, около двух фунтов.
      Так закончился концерт в «Сапогах и Гамашах». Джонни увезла «скорая», Херба и Фрэн – полиция. Уолли, Тед и Джок быстро собрали аппаратуру под угрожающими взглядами посетителей «Сапог и Гамаш» и ушли, не получив гонорара. Хозяин бара сказал Уолли, что чертов «Приход» у него больше никогда играть не будет. Уолли ответил, что ему очень жаль, поскольку им было приятно познакомиться с оригинальным актерским составом «Избавления». Хозяин бара его не понял.
      Когда Уолли, Тед и Джок появились в приемном отделении больницы, медсестра за стойкой сказала, что Джонни еще проходит обследование. Они вышли к парковке раскурить косяк, подвести итоги вечера и обсудить свою космическую неудачливость. В конце концов они добрались до названия «Приход» и сошлись во мнении, что оно стало помехой имиджу, не говоря уже о том, что мучительно напоминало об их жалких подростковых фантазиях о богатстве, славе и несчетном количестве телок.
      За вторым косяком они решили, что если группа катится к провалу, можно, по крайней мере, катиться к провалу с улучшенным названием. Обсуждались разные варианты – в том числе «Уход», «Подлинные короли апатии», «Нет, мы не играем хип-хоп; мы музыканты» и «Может, мы и отстой, но играем лучше, чем вы танцуете», – когда медсестра из приемного отделения, у которой закончился рабочий день, показалась на парковке и направилась к своей машине. Она остановилась в нескольких шагах от троицы и посмотрела на них. Джок, повинуясь рефлексу, выработанному в седьмом классе, спрятал косяк за спину.
      – Вы, ребята, хотите знать, что с вашим другом? – спросила медсестра.
      – Точно, – сказал Уолли.
      – Он в порядке. Рана кожного покрова головы, четырнадцать швов. Несколько внутренних кровоизлияний. Ничего серьезного. Скоро его отпустят.
      – Отлично, – ответил Уолли.
      – Я думал, внутренние кровоизлияния – это серьезно, – сказал Джок.
      – Ты путаешь с внутренним кровотечением, – сказал Тед.
      – Нет, не путаю, – сказал Джок, хотя на самом деле путал.
      – Это не страшно, – сказала медсестра, разглядывая Джока, который из всех членов группы был наиболее пригоден для разглядывания. – Это значит – просто ушибы.
      – А, – сказал Джок, разглядывая медсестру в ответ и думая, что она – в некотором роде привлекательная зрелая женщина, вроде Анн-Маргрет: может-и-неплохие-сиськи-под– этим – халатом.
      – Отлично, – повторил Уолли. – Спасибо. Медсестра по-прежнему смотрела на Джока, который все еще прятал руку за спиной.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15