Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лето любви

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Барри Максин / Лето любви - Чтение (стр. 2)
Автор: Барри Максин
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Поднимаясь по узкой тропинке, усеянной коровьими лепешками, она с радостью заметила, что ласточки уже прилетели. «Дом радуги» – дом, в котором сменилось уже несколько поколений Делакруа, – находился на окраине деревушки Кросс-Киз и был крепким, приземистым жильем основательного деревенского джентльмена. Отец Фредерики, Джеймс Делакруа, адвокат, был последним из рода Делакруа. Сердце Фредерики радостно забилось, когда узкая деревенская дорожка сделала последний поворот и она увидела свой дом и сад. Ее мать, умелый садовод, содержала сад в безупречном состоянии.

Фредерика знала, что когда-нибудь выйдет замуж и у нее будет своя семья. Но пока что у нее не было даже любовника. Фредерика вошла в калитку и направилась по дорожке к дому, глядя на окна спальни на втором этаже. Она мечтала об этой угловой комнате – много окон, много естественного света, – в комнате было солнечно и утром, и после обеда. Из спальни получилась бы отличная студия. Теперь, когда отец наконец поверил в то, что она будет художником, нужно убедить его отдать ей эту комнату.

– Фредерика, дорогая! Я не знала, что ты приедешь на эти выходные!

Голос матери прозвучал из-за большого куста благоухающих белых пионов. Донна Делакруа, стоя на коленях, боролась с непокорными сорняками. Она поспешно поднялась на ноги и обняла дочь.

– Ты голодна?

– Да, пожалуй, – сказала Фредерика, идя за матерью через прохладную, облицованную терракотовым кафелем деревенскую кухню.

Она поднялась наверх, в свою комнату, чтобы распаковать вещи и умыться, а когда спустилась вниз, чайник уже весело кипел.


После обеда Фредерика была предоставлена самой себе. Она немного посидела в маленькой, но хорошо подобранной библиотеке, а затем гуляла в дальнем конце небольшого участка земли, принадлежащего ее отцу, где росли душистые разноцветные гиацинты. Когда она вернулась, часы на церкви пробили пять. К ее удивлению, машина отца уже стояла перед домом.

Войдя в кабинет, Фредерика увидела Джеймса Делакруа. Он сидел в своем любимом кресле, покуривая трубку.

– Фредди! – горячо приветствовал он любимую дочь, ожидая и получив объятия и поцелуй в щеку.

– Папа! – Фредерика стояла, склонив голову набок. – Ты рано вернулся.

Джеймс покашлял.

– Э… да. Матери нет дома, да?

Фредерика подозревала, что ответ ему известен.

– Да, ее нет.

Джеймс что-то проворчал, посмотрел на свою трубку, посмотрел на дочь, опять заворчал и снова сунул трубку в рот.

– Как дела в школе? – невнятно спросил он.

Он называл ее учебу в Оксфорде «ходить в школу». Сначала он не одобрял выбор дочери, но когда она поступила в престижную школу Рескина, смирился с тем, что ему суждено иметь дочь-художницу. Правда, некоторые из членов ее семьи, гордясь очень отдаленным родством с великим художником девятнадцатого века Эженом Делакруа, в прошлом пробовали себя в живописи, но лишь немногие добились хоть каких-нибудь скромных успехов.

В эпоху королевы Виктории один из предков семейства Делакруа начал коллекционировать картины, а у его потомков это стало пунктиком, и в результате в «Доме радуги» теперь было несколько прекрасных и несколько посредственных картин, но были и такие, которых Фредерика просто стеснялась. В дополнение ко всему среди этой коллекции были картины, написанные членами семьи Делакруа, и большинство из них были просто ужасны.

– Папа, – осторожно протянула Фредерика, – что-нибудь случилось?

Ей хорошо было знакомо это застенчивое выражение его лица.

Джеймс вздохнул.

– Идем со мной, – сказал он, ведя ее в Голубой салон, в котором уже много лет ничто не менялось: хорошая, солидная деревенская мебель, красивые, но потертые бархатные занавеси и типичная для «Дома радуги» коллекция картин – хорошие, плохие и отвратительные. Фредерика заметила пустое место на стене и показала на него.

Джеймс покраснел, что заставило Фредерику с удивлением посмотреть на отца.

– Папа? – довольно резко спросила она.

Джеймс вздохнул.

– Это был Форбс-Райт.

Фредерика удивленно округлила глаза. Форбс-Райт был местным художником, умершим в 1882 году. Недавно им заинтересовались коллекционеры, и, как она считала, по праву. На картине была изображена старая мельница в деревне Кросс-Киз. Это был очаровательный пейзаж с парой лебедей и несколькими довольно прилично написанными ивами.

– Твоей матери я сказал, что ее реставрируют. В августе мы ждем представителей общества по оценке художественных произведений, – с несчастным видом промямлил Делакруа. – Но это не совсем так, – продолжал он. – Я продал картину.

Последние три слова он произнес быстро, как бы ожидая, что за этим последует буря. Но Фредерика была так удивлена, что даже не смогла рассердиться. Существовало негласное правило, что принадлежащие семье произведения искусства не продавались никогда, абсолютно никогда! Джеймс снова покраснел.

– Мне пришлось это сделать, Фредди. Это из-за крыши для кухни. Так много расходов, все сразу. У меня не было выбора.

Фредерика с грустью пожала плечами. Ей нравилась эта картина.

– Ничего, папа, – мягко сказала она. – Очевидно, по-другому нельзя было поступить. – Потом она вдруг резко спросила: – Подожди-ка… ты сказал маме, что ее реставрируют?

Джеймс кивнул.

– Но если она узнает правду…

– Она проломит крышу, – договорил Джеймс, как всегда преуменьшая.

Донна совсем не увлекалась искусством, но ей очень льстила репутация семейства Делакруа как коллекционеров.

– Но она это обязательно обнаружит! – задохнулась от изумления Фредерика. – Кому ты ее продал?

– Некоему Хорасу Кингу. Он затворник, живет в Камбрии. Ходят слухи, что у него обширная коллекция, но никто никогда ее не видел. Он не признается, что приобрел картину Форбс-Райта. Поэтому у твоей матери нет никакой возможности узнать об этом, правда? – улыбнулся Джеймс, пытаясь сам себя обмануть.

Фредерика посмотрела на пустое место на стене, потом в обеспокоенные глаза отца.

– А ты не думаешь, что она удивится, если картину долго не будут возвращать? – спросила она.

Джеймс уставился на свои поношенные кожаные ботинки и покашлял.

– Ну, Фредди… – начал он, умоляюще глядя на дочь. – Я так надеялся, что ты сделаешь для меня копию этой картины.

Глава 4

Фредерика была просто потрясена неожиданным предложением отца.

– Что? – выдохнула она. – Ты хочешь, чтобы я – что?..

Джеймс покраснел, увидев изумленное лицо дочери, понурил голову и снова кашлянул.

– Фредерика, мы ведь не собираемся делать ничего противозаконного, правда? Мы просто сделаем копию, чтобы повесить ее в нашем собственном доме.

Фредерика бросила на него мрачный взгляд.

– Но, папа, я не могу сделать копию!

– Не можешь? – невинно переспросил Джеймс Делакруа. – Я слышал, твой преподаватель сказал, будто ты можешь хорошо рисовать.

Увидев на обычно спокойном лице отца упрямое выражение, Фредерика глубоко вздохнула.

– Вопрос в другом, буду ли я это делать, – твердо сказала она. – Мой ответ должен быть отрицательным.

– Но, Фредди, – умоляюще произнес Джеймс, – мы же не собираемся продавать картину, что же в этом плохого?

Фредерика покачала головой.

– Я не могу ни с того ни с сего начать рисовать картину «Старая мельница и лебеди», – деловито сказала она. – Мне нужны хотя бы ее фотографии…

– Ах, об этом я уже подумал. – Джеймс подошел к бюро и достал несколько фотографий размером с картину Форбс-Райта. – Я сделал эти фотографии, когда мы поменяли страховую компанию. Помнишь? – напомнил он.

– Да, но…

– И вот еще. – Он потянулся за большой книгой размером с кофейный столик.

В ней был помещен другой снимок «Старой мельницы и лебедей» и изложена подробная история этой картины. Форбс-Райт, живший всю жизнь в Глостершире, написал ее в двадцать восемь лет. Он писал быстро, легкими свободными мазками, что было необычно для того времени.

По фотографии будет нелегко уловить его манеру. Только бы ей удалось повторить движения его руки… Фредерика энергично покачала головой:

– Это невозможно. Начнем с того, что мне потребуется холст того времени. И современные краски тоже не годятся.

Но идея фантастическая. Мысль о том, чтобы попытаться это сделать, была чрезвычайно соблазнительна.

– Если ты думаешь, что для тебя это слишком сложно… – сказал Джеймс, небрежно пожав плечами.

Темные глаза его дочери вспыхнули. Потом она улыбнулась и погрозила ему пальцем:

– О нет; не надо меня провоцировать. Попробуй свой психологический прием на ком-нибудь другом. А я этого делать не буду! Кроме того, – продолжила она, – может потребоваться от шести месяцев до трех лет на то, чтобы картина, написанная маслом, высохла как следует.

Джеймс хитро усмехнулся:

– Но твоя мать не сможет догадаться, что она еще влажная, не правда ли?

«Неужели он никогда не сдается? « – подумала Фредерика и сухо произнесла: – Нет!

Джеймс Делакруа вздохнул.

– Похоже, меня ждут крупные неприятности. Твоя мать убьет меня, – взволнованно произнес он.

– Ты не сможешь выставить картину для посетителей, вдруг кто-нибудь из них обнаружит, что это подделка, – сказала Фредерика.

Джеймс хмыкнул:

– Хм, твоя мать чаще всего подводит посетителей к Уильяму Блейку и Анри Руссо. Она может и не заметить, что не хватает Форбс-Райта.

– Ты мог бы сказать, что от рамы откололся кусочек… черт побери! Я не могу подделать картину, – возмутилась Фредерика.

Джеймс тяжело вздохнул.

– Ну что ж, пусть все остается как есть, – согласился он.

Но Фредерика не поверила, что отец так легко сдался. Когда в понедельник утром она садилась в поезд, идущий в Оксфорд, Джеймсу предстояло признаться жене в своем грехе. Но если он надеется, что дочь изменит свое мнение, он ошибается!


Наставник Фредерики наконец ушел в зал гравюр музея Ашмола, и она быстро проскользнула в библиотеку, которая находилась за административными офисами. Это была маленькая комната, где стояло шесть рядов серых металлических полок с книгами по древней истории, искусству и археологии. Девушка без труда нашла книгу о Томе Китинге, знаменитом мастере подделки произведений искусства. Фредерика прислонилась к стене и углубилась в книгу. Вдруг она услышала невнятные разговоры за стеной. Казалось, там собралось много народу. Но она не обратила внимания на это и сосредоточилась на захватывающем описании подделок. Китинг был королем мошенников от искусства и умел полностью перевоплощаться в автора оригинала, мастерски воспроизводя его манеру письма. Во время работы он совершенно отказывался от своего собственного почерка, не оставляя экспертам ни малейших признаков, по которым его можно было бы опознать.

Вернувшись в свою мастерскую, Фредерика вспомнила прочитанную книгу и вдруг почувствовала, как по спине побежали мурашки от восторга. Благодаря Китингу все стало казаться возможным. Ее последняя картина была почти закончена, время было подходящее. Ведь можно по крайней мере попробовать, правда? Да и какая дочь не попытается помочь родному отцу? А если у нее не получится… Нет! Это сумасшествие!

Фредерика стояла, уставившись невидящим взглядом на свою картину, когда внезапно на нее упала какая-то тень. Девушка быстро обернулась, ожидая увидеть сокурсника, и столкнулась лицом к лицу с… ним.

Несколько секунд единственным, о чем она думала и что чувствовала, было ошеломляющее присутствие… мужчины. Потом ее ослепленный ум начал замечать детали. Это был высокий красивый мужчина, не просто красивый, а настоящий светловолосый Адонис. Глаза зеленовато-орехового цвета. Казалось, что он заполнил всю комнату своей мощной аурой и что на свете существуют только он и она.

Фредерика стояла совершенно ошеломленная. Ни один мужчина еще не производил на нее такого сильного впечатления. К тому же у нее никогда не было любовника, и не столько потому, что не представлялось возможности, а потому, что никогда не встречала мужчину, который заставил бы ее сердце сильно биться. Фредерика глубоко вздохнула. Чтобы удержаться на ногах, она прислонилась к стене.

Лоркан Грин увидел, как юная студентка внезапно побледнела и слегка покачнулась. Он протянул руку, чтобы поддержать ее. Когда он взял ее за руку, темные, глубокие бархатные глаза взглянули на него снизу вверх и странная дрожь пробежала по его пальцам, прошла по руке и застряла в сердце. Он пристально смотрел на девушку, изучая ее, как прекрасную картину.

Сначала Лоркан заметил ее волосы, и они напомнили ему полотна Тициана – масса тугих кудрей, водопадом струящихся по плечам. Если бы они не были собраны в хвост на макушке, то упали бы до середины спины.

Ему хотелось запустить в них руки, и от одной только мысли об этом пальцы его задрожали. Грин быстро убрал ладонь с ее руки.

Девушка была стройной как тростинка, с нежным, как персик, цветом лица. «Прекрасная, очень юная английская роза», – с сожалением подумал он. Она была слишком, слишком молода для него! Грин улыбнулся, больше себе и своим глупым мыслям, чем ей.

– Привет, – спокойно сказал он.

Ее бархатные выразительные глаза потемнели, и Грину пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от них взгляд. Он тихо вздохнул.

– А, художница, как я вижу, – пробормотал он. – Все утро я встречался с граверами, скульпторами и фотографами. Рад встретить кого-то, кто разделяет мою страсть.

Фредерика заморгала.

– Что?.. – невнятно проговорила она. – Страсть?

В ее голосе смешались робость и нежность. Фредерике наконец удалось глубоко вздохнуть, и в голове ее постепенно стало проясняться.

Фредерика не разбиралась в мужской моде, но поняла, что этот легкий кремовый летний пиджак, надетый поверх темно-зеленой рубашки, куплен в дорогом магазине. Незнакомец был холеный, от него пахло дорогим одеколоном. Все в нем излучало мужественность. Он совершенно не походил ни на одного из ее знакомых мужчин. Ни на сельского джентльмена, как ее отец, ни на представителя художественной богемы, как ее коллеги-студенты. Он был… другой. И такой… очень, очень сильный. И снова Фредерике стало трудно дышать. Она откашлялась. Нет, таких студентов не бывает. Но если он студент, то она – индийская принцесса. Мужчина выглядел лет на тридцать, и таких девушек, как она, у него, конечно, много.

– Живопись. Фредерика снова моргнула.

– Простите?

– Как я вижу, у вас страсть к рисованию, – терпеливо повторил Лоркан.

Красивая молодая студентка, очевидно, была так поглощена своими мыслями, что ей трудно было сосредоточиться. «Интересно, о чем она так глубоко задумалась? О каком-нибудь друге», – предположил он. Удивительно, но эта мысль его слегка уколола. Лоркан мысленно встряхнул себя. Она слишком молода для него, и, конечно, было бы странно, если бы он ревновал.

– Это ведь ваша картина, правда? – чтобы отвлечься от своих мыслей, спросил Грин, кивая головой на картину за ее спиной.

– Ах да. «Дом конца тысячелетия». – Она бросила взгляд на холст, нахмурившись из-за охватившего ее волнения.

Лоркан подошел поближе, разглядывая холст, теперь это был эксперт. Конечно, современные акриловые краски. Холст подходящего размера. Удачная цветовая гамма. Отличное знание натуры. Сделано это было на удивление хорошо. Он приехал в школу Рескина по просьбе своего хорошего друга инспектора Брейна, чтобы осмотреться, и на самом деле не ожидал встретить здесь такое количество талантливых студентов.

Конечно, Грин готов был к современным приемам, как у того скульптора, который использовал для работы пластиковые мешки, но не ожидал, что увидит такую необыкновенную картину. Грин сосредоточился на деталях. Деревья изображены просто превосходно, и кошка тоже очень хороша. Бросалась в глаза оригинальная композиция.

– Почему вы сделали кошку такой большой? И спутниковая тарелка? – пробормотал он. – Особенно если учесть, что ваша манера письма напоминает манеру художников викторианской эпохи.

Фредерика не знала, кто этот мужчина, но поняла, что он покорил ее сердце с первого взгляда, возбуждая в ней такое сексуальное желание, какого до сих пор не возбуждал ни один мужчина. Этот мужчина был совсем не ее круга. И когда он опять посмотрел на Фредерику своими поразительными глазами, ей стало необыкновенно трудно сосредоточиться.

Только взглянув на картину, он сразу понял ее суть. Может быть, наставник знает его?

– Ах это, – сказала Фредерика слегка охрипшим голосом. Она сглотнула, заметив, что мужчина посмотрел на ее пересохший рот. – Мне кажется, что наше время – время наступления нового тысячелетия – требует честного отношения к себе, впрочем, как и любой другой период нашей истории. Поэтому я написала машины, бутылки с молоком, мусорные корзины, телеграфные столбы, дорожные знаки и прочие признаки современной жизни. Я всегда рисую правду. Видите, это не просто здание, а дом. В нем живут реальные люди. И кто-то кормит кота, – закончила она с несколько вызывающей улыбкой.

Лоркан сразу понял, что девушка имеет в виду. У нее был другой подход к живописи – ясный и честный, этим она привлекала Лоркана еще больше. Это был чисто профессиональный интерес к ней как к художнику, хотя за ее великолепные глаза и восхитительный каскад волос можно было умереть. Лоркан понял, что натолкнулся на яркий талант. До сих пор его галерея не спонсировала молодых, перспективных, талантливых художников. Может быть, настало время сделать это?..

Лоркан наклонился ближе к картине, чтобы рассмотреть детали, и у Фредерики опять перехватило дыхание. Почему-то мнение этого незнакомца сейчас значило для нее больше, чем мнение кого-либо другого.

– А вы умеете рисовать, – пробурчал Лоркан себе под нос.

Фредерика вспыхнула от удовольствия, и ей захотелось показать ему другие свои картины – грязный двухэтажный автобус с выходящими из него пассажирами и серую зловещую местную школу с рядом аккуратных дорожных знаков перед ней. Лоркан видел, что эта девушка уловила суть поп-арта и вместе с тем обладала уникальной способностью изображать реальность в классическом стиле. Такое смешение направлений не должно было сработать, но оно сработало. Глядя на эти необыкновенные работы, Лоркан ощущал себя живущим в современной Англии. Но по манере письма эта молодая художница напоминала ему талантливых живописцев девятнадцатого века.

– Да, – одобрительно повторил он, – определенно вы умеете рисовать.

Взволлованная, Фредерика открыла картину, которая была написана в очень современной манере, – массивный красный комбайн, убирающий на поле пшеницу. Белые пятна чаек пронизывали небо, а зеленые изгороди увядали на сухой августовской жаре. Когда она писала эту картину прошлым летом, вся местность изнывала от злой засухи. Даже сейчас, глядя на картину, Фредерика чувствовала вкус пыли. И хотя Лоркан не был на этом поле, он тоже почувствовал вкус пыли.

– Это продается? – спросил он. Фредерика покачала головой:

– Пока нет, эта картина пойдет на мою дипломную выставку. Мой преподаватель хочет, чтобы я ее выставила.

– Это меня не удивляет, – сказал Лоркан, опуская руку во внутренний карман пиджака. Он достал оттуда маленькую, скромную белую карточку и смотрел, как девушка робко протянула к ней руку. Фредерика взяла карточку. При этом их пальцы соприкоснулись, и у нее закружилась голова. Лицо девушки побледнело, от чего россыпь веснушек на переносице проступила ярче.

Лоркан смотрел на них не отрываясь. «Веснушки, Боже мой! Да она еще школьница! « А потом его взгляд упал на ее грудь, и он заметил явно женскую округлость.

Фредерика взяла визитную карточку. Галерея Грина! Одна из лучших галерей в Лондоне! В нижнем правом углу визитной карточки был указан номер телефона. На визитке только имя, большими черными буквами: «Лоркан Грин».

Фредерика заморгала и посмотрела на Грина снизу вверх.

– Так вы Лоркан Грин? – задохнулась она от изумления.

Лоркан улыбнулся:

– Разве вы не видели сообщения о моем прибытии на доске объявлений?

Фредерика покачала головой. Потом она вспомнила шум голосов, который слышала раньше из офиса, и поняла, что это, наверное, приветствовали Лоркана Грина.

– Я здесь до конца семестра и летних каникул, – объяснил Грин. – Как почетный научный сотрудник.

– О, – неловко произнесла она.

А что еще могла она сказать? Одного взгляда на него было достаточно, чтобы Фредерика потеряла дар речи.

Этот человек покупал и продавал Ван Гога. Он вскакивал в самолет и летел в Нью-Йорк, Париж, Рим так же привычно, как она садилась в седьмой автобус, чтобы доехать до колледжа Беды Достопочтенного. Он встречался со знаменитыми актрисами. О нем регулярно писали в газетах, когда он давал показания в суде. Фредерика побледнела еще больше. Этот человек был известным разоблачителем мошенников!

– Вы один из тех, кто расследует крупные мошенничества в искусстве, – сказала она с паническими нотками в голосе.

Лоркан посмотрел на нее, чувствуя сожаление. Он не мог ошибиться в признаках: прерывистое дыхание, побледневшие щеки, трогательные карие глаза. Лоркан был опытным мужчиной. Он понимал, когда его хотят. Но он приехал в Оксфорд не для того, чтобы заводить романы. И уж точно не с такой юной особой. Черт побери, эта девушка так все осложняла!

Грин улыбнулся и мысленно напомнил себе, зачем он здесь.

– Правильно, – сказал он доверительным голосом. – Я ловлю жуликов.

Фредерика с удивлением поняла, что реагирует на этот голос, на это лицо, на это мужское превосходство чисто по-женски.

«Ах вот оно что! Значит, это он был грозой для нечестных художников?» Фредерика с трудом подавила дикое желание расхохотаться.

Когда эти глаза смотрели на нее и она чувствовала, что ее тело дрожит от странной и могучей силы, которую он, казалось, излучал, Фредерика решила, что обязательно будет копировать картину. И более того, она сделает это прямо под носом у этого высокомерного красавца.

Глава 5

Эннис вошла в квартиру, которую Реймонд Верни снял для репетиций, и увидела, что почти все участники представления уже прибыли, расположились на полу посредине комнаты и оживленно болтают, как старые друзья.

Эннис сразу почувствовала, что насмешливые сапфирово-синие глаза Рива Моргана внимательно рассматривают ее с головы до ног.

– А, Эннис, – приветствовал ее Рей.

Он решил собрать актеров на первую репетицию, а заодно ознакомить их с порядком проведения конференции. Эннис, бросив на Рива настороженный взгляд, тоже уселась на пол. Рей облегченно вздохнул и успокоился. Он считал, что коллектив должен быть дружным, никакие ссоры между актерами, участвующими в одном спектакле, недопустимы.

– Ну, хорошо, – начал режиссер, раздавая актерам экземпляры программы конференции. – Вы видите, что колледж Беды Достопочтенного состоит из нескольких зданий, как и все колледжи Оксфорда, и на карте… – все перевернули страницу, чтобы посмотреть на чертеж, – … расположение основных помещений четко обозначено. Большая часть действия происходит в обеденном зале. Мне сказали, что обеденный зал в колледже Беды Достопочтенного – это нечто. Но у нас также будут сцены и в часовне, и в центре отдыха и развлечений для студентов – это клуб. Такие клубы есть во всех колледжах Оксфордского университета, членство в них платное, обязательное для всех студентов колледжа.

Раздался одобрительный гул голосов. Всем актерам понравилось, что действие будет происходить в подлинных интерьерах. Это очень помогает играть.

– Ну а теперь перейдем непосредственно к самой мистерии с убийством, – продолжил Рей. – Эннис – наша убийца.

Эннис широко улыбнулась в ответ на раздавшийся свист и улюлюканье.

– Она прибыла на конференцию, чтобы украсть очень ценную картину из колледжа, – сказал Рей и подумал, как повели бы себя актеры, если бы узнали всю правду. Но от него они никогда не узнают, что должно произойти на самом деле.

– Ректор колледжа лорд Сент-Джон Джеймс разрешил снять на время одну из картин, висящую в обеденном зале.

– Отлично, – выкрикнул Джон Лор. – Это действительно поможет создать нужную атмосферу.

Рив кивнул:

– Согласен. Чем больше действие спектакля будет походить на правду, тем лучше.

Все актеры в труппе были настроены дать хорошее представление.

«Конечно, – с сомнением подумала Эннис, – всегда бывают исключения из правил». И бросила быстрый подозрительный взгляд на Рива. Если он будет думать только о том, как продать свой проклятый сценарий, и подведет остальных, то она… она… убьет его! «Это как раз подходит для Эннис-убийцы», – подумала она, усмехнувшись.

– Джон, – продолжал Рей, – полон решимости помочь следствию. Поэтому Эннис «убивает» его. Она делает это в обеденном зале. Когда участники конференции приходят на ужин, они находят окровавленный труп, лежащий в живописной позе у большого стола.

Джон ухмыльнулся.

– Я буду самым лучшим трупом со времен Банко, – скромно пообещал он.

Последовали новые свистки и улюлюканье. Когда все успокоились, Рей, прохаживаясь взад-вперед по комнате, продолжил рассказ о сюжете мистерии:

– Самая популярная версия, с которой вам придется столкнуться при расследовании, та, что Джон видел, кто украл картину. Но на самом деле это не так. Позднее будет доказано, что он не мог этого видеть.

– О Господи, – пискнула Джулия Моррис. – Мне нравится, когда сбивают со следа.

– Вот наш юный полицейский, – сказал Рей, указывая на Гордона, поднявшего руку в знак приветствия. – Он будет допрашивать всех подозреваемых. Выяснится, что вы, Норман, прежде служили в полиции, но тем не менее находитесь под подозрением.

– А другая версия есть? – спросил Норман Рикс.

– Да, Рив сообщит, что догадался, кто убийца, но ему нужны дополнительные доказательства.

– Улики, – пробормотала Джеральдина Смит, которую чаще звали Джерри.

– Некоторые из нас любят рисковать, – бросил на нее взгляд Рив, улыбаясь немолодой, но все еще привлекательной рыжеволосой Джеральдине.

Возмущенная Эннис отвела взгляд. Рив как раз из того сорта мужчин, которые охотно используют немолодых женщин. Молодая актриса могла себе представить, как Рив убеждает Джерри, что она все еще привлекательная женщина. Эннис покраснела, сама удивляясь, почему она такая стерва. После развода с мужем у нее появилась противная склонность думать обо всех плохо. «Ну не обо всех, конечно, – призналась она себе. – Только об актерах с привлекательной внешностью».

Ее бывший муж Филипп, с которым она прожила три года, оставил ее, когда в Лондон приехала одна известная американская актриса из популярного комедийного шоу. Их связь была короткой, но нашумевшей в актерской среде. Разведясь с Эннис, Филипп получил хорошо оплачиваемую роль в американском сериале для домохозяек. Она отогнала неприятные мысли и прислушалась к тому, что продолжал говорить режиссер:

– … многие видели, как Рив горячо спорил с Норманом. Потом в обеденном зале обнаружат отравленного Рива.

Рив схватился рукой за горло. Он очень реально изобразил, будто ему нечем дышать, его лицо побагровело.

– Ааааа… – Рив издал такой клокочущий возглас, что у всех волосы встали дыбом. Его голос звучал как у мученика в аду, когда он медленно стал клониться к воображаемому столу, изображая предсмертные конвульсии, что испугало присутствующих. Потом он затих и лежал абсолютно неподвижно, как мертвый. Все разразились бурными аплодисментами, даже Эннис, сама того не желая. Это была действительно хорошая актерская игра.

Рив выпрямился и поклонился. Лицо его приняло нормальный цвет. Потом он опустился на пол и, поерзав, уселся поудобнее, скрестив ноги.

– Его мне тоже придется «убить»? – спросила Эннис сладким голосом, когда стихли аплодисменты. Она увидела, что темно-синие глаза Рива смотрят на нее, а губы кривятся.

– Да, – подтвердил Рей. – Отравив его вино. Но не раньше, чем Джерри тоже сделает глоток. Однако она не умрет, потому что ты еще не высыпала туда мышьяк. Ты должна провести рукой над бокалом Рива после того, как Джерри уже попробует вино из этого бокала. Это один из ключевых моментов пьесы.

Если вы перевернете следующую страницу, – продолжал Рей, – то обнаружите текст сценария и список всех ключевых моментов мистерии.

Опять послышался шелест переворачиваемых страниц. Все замолчали и принялись читать сценарий.

– Одним из таких моментов, – продолжал объяснять Рей через некоторое время, – была реакция Эннис на сообщение о том, что Норман оказался бывшим полицейским, а другой ключевой момент – подвеска с «настоящим» бриллиантом, который она носила.

Этот бриллиант, отметила Эннис, читая сценарий, она использует позже, чтобы вырезать картину из рамы. Очень ловко. Она должна спрятать картину под скамьей в часовне колледжа Беды Достопочтенного. Во время субботней утренней службы в часовне кто-то должен заметить, как она будет делать пометку на сиденье в ряду подальше от калориферов. Это, догадалась Эннис, для того, чтобы «спрятанная картина» не пересохла или не пострадала от отопления в часовне.

– А что должны делать остальные? – спросила Джерри. – Полагаю, вести себя подозрительно, насколько это возможно?

– Конечно, – подтвердил Рей. – Джерри, ты играешь жену Джона, на которую также падает подозрение. А ты, Джулия, – любовницу Джона. Джерри, обнаружив неверность мужа, устраивает бурную сцену.

– Значит, я буду главной подозреваемой? – спросила Джерри, явно наслаждаясь своей ролью.

– Да, какое-то время ты подозреваемая номер один, – согласился Рей. – Но у Рива тоже будет крупный спор с Джоном – он сердится, что Джон понизил его в должности из-за профессиональной ревности. Потом открывается, что Джулия беременна и что Джон принуждал ее сделать аборт.

– А я кто – прекрасный принц? – ехидно спросил Джон Лор.

– Итак, в основном всем все ясно? – спросил Рей. – К деталям мы перейдем позже.

Все актеры подтвердили, что замысел мистерии им понравился. Похоже, эти выходные пройдут очень интересно для всех участников.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13