Свадьба

Стив, юноша ироничный и насмешливый, с удовольствием поддается на мой шутливый тон. Он любит, когда я над ним подшучиваю. Самоирония — его стиль.

Я живу в доме его родителей в городке Уитон и часто вижу там его подругу Пэм. Она тоже студентка и под стать Стиву — смешлива. Они дружат со школы. Раньше называли друг друга скулмейт, потом дейт, теперь вот бойфренд и герлфренд.

Когда я приезжаю через год, Стив сообщает мне о важном событии: он стал fiance (женихом). Вспомнив о той шутейности, коя в России приличествует этому слову, а также о самоиронии Стива, я стала над ним подшучивать. Я пропела ему песенку «Тили-тили тесто, жених и невеста» и постаралась перевести посмешней. Но Стив не улыбнулся. «Над этим нельзя шутить, — объяснил он мне очень мягко, стараясь не обидеть, — это слишком важный шаг».

Да, в этом я убеждалась много раз: брак для американца — это очень серьезно. Здесь невозможна такая постановка: давай, мол, поженимся, а там видно будет. Прежде чем прийти к этому важному решению, молодые люди проводят обычно самый тщательный подсчет. Прежде всего — возраст. Если речь идет о девушке моложе двадцати четырех и юноше до двадцати шести, они, вероятнее всего, торопиться с бракосочетанием не будут. В 1970 году 45% мужчин и 64% женщин к двадцати четырем годам уже были мужьями и женами. Сегодня до 29 лет не вступают в брак 43% мужчин и 29% женщин. Иными словами, почти половина юношей и треть девушек женятся и выходят замуж после двадцати девяти лет.

Словом, говоря сухим языком статистики, возраст вступления в брак молодых американцев существенно повысился. Это в целом. Если же посмотреть на динамику по различным социальным категориям, разница будет еще больше.

Поскольку я, как обещала, пишу в основном о горожанах, имеющих высшее образование и, соответственно, доход выше среднего, то должна заметить: они вступают в свой первый брак еще позднее. Причины? Их несколько.

Растет престиж высшего образования. Все больше людей принимают решение поступить в университет или колледж. Учеба в Америке стоит дорого. Год обучения в государственном университете — 25-30 тысяч долларов. А в элитном — еще дороже, например, в Гарварде — 50 тысяч долларов. Материально поддерживать детей после школы в Америке не принято. Даже если родители и соглашаются оплатить учебу в вузе, то лишь частично. Остальное следует взять на себя самому студенту. Обычно он берет кредит в банке, который может начать выплачивать уже во время учебы. Но для этого надо много работать.

Учеба, работа, безденежье — какая уж тут женитьба! Чаще всего, однако, кредит приходится отдавать банку после диплома, с зарплаты. Эта кабала может затянуться на несколько лет. Молодой же американец, как я сказала, на брак смотрит серьезно и расчетливо. Он скрупулезно считает, сколько денег придется потратить на аренду квартиры. Жить дипломированному специалисту в доме родителей, если он к тому же женат, просто неприлично. В снятую квартиру, очевидно, придется покупать мебель. Пусть недорогую. Пусть по минимуму. Все равно это деньги, и деньги существенные.

Дальше — машина. Конечно, ко времени окончания университета автомобиль у каждого, скорее всего, есть. Но одно дело — бедный студент, другое — специалист с дипломом. Ему иметь старую машину не пристало. Вернее всего, придется покупать два новых автомобиля. Пусть в кредит, с рассрочкой. Пусть даже вообще не из магазина, это может быть подержанная машина, уже набегавшая какие-то километры, но обязательно хорошего бренда, то есть торговой марки. И она, конечно, тоже будет стоить немалых денег.

Любую машину надо застраховать, сумму эту нельзя не учитывать. Однако страхование автомобиля еще терпимо по сравнению со страхованием здоровья — своего и своей семьи. В любом разговоре с работодателем о предполагаемом контракте кандидат прежде всего поинтересуется, входит ли в условие договора плата за страховку.

Университетская система в этом смысле очень гуманна: организация оплачивает ваше лечение. Если речь идет о больших и богатых компаниях (например, частном университете), то они берут на себя медицинские расходы — и на вас, и на вашего супруга, и на ваших детей. Но это если вам повезет с компанией. Если же вы специалист начинающий, ничем еще себя не проявили, вряд ли вам предложат такие выгодные условия. Страховые расходы или хотя бы их часть вам придется взять на себя.

Оплата бытовых услуг — электричества, газа, горячей воды, вывоза мусора, уборки территории вокруг дома... покупка одежды... походы в рестораны, пусть и недорогие... расходы на отдых... Все-все учтут, посчитают влюбленные. И только после этого зададут друг другу главный вопрос: можем ли мы себе позволить образовать новую семью? Еще раз подчеркну: помощь родителей не только не учитывается — она вообще не предполагается. Ни в каком виде. Ну, может быть позже, когда они уже после свадьбы надумают купить собственный дом — может, тогда и попросят денег. Но, конечно, в долг. Только с полной (а возможно, и процентной) отдачей.

И вот, сидя в обнимку и складывая все расходы, которые им предстоят после свадьбы, бой — и герлфренды чаще всего приходят к печальному выводу: это замечательное событие пока придется отложить. Это одна из причин поздних браков. Есть и другие.

Самая примечательная черта в картине предбрачной жизни Америки — это ее великовозрастные невесты. Относится это преимущественно к образованным девушкам. Я сужу по студенткам, аспиранткам и молодым сотрудницам разных университетов: частный ли это Северо-Западный в Чикаго, государственный ли Мичиганский (рядом с Детройтом), маленький ли католический Виланова около Филадельфии...

С аспиранткой университета Олд Доминиан (штат Вирджиния) Мэри Пирсон мы провели много вечеров за длинными и не по-американски задушевными беседами. Человек она лучезарный, улыбка — не от вежливости, а от радостного восприятия мира — не сходит с лица. Она всегда в хорошем настроении, всегда откровенна и готова к самым открытым разговорам — о себе, своей жизни, своих планах.

У Мэри замечательный бойфренд Марк, он учится в медицинском колледже, в другом городе. От него до Норфолка 200 миль, три с половиной часа на машине. Тем не менее он приезжает к Мэри регулярно, каждую пятницу. Проводит здесь двое суток и в воскресенье возвращается обратно.

Когда они прощаются, видно, как им трудно дается это расставание еще на неделю.

— Ну, теперь до свадьбы уж немного осталось, — утешаю я Мэри, когда мы остаемся вдвоем. — Сколько Марку до окончания?

— Два года, — отвечает. — Но это ничего не значит. Мне еще рано выходить замуж.

— Сколько же тебе лет, Мэри?

— Двадцать семь. Как минимум три года надо подождать.

— Зачем же так долго ждать?

— Ну, во-первых, мне надо закончить аспирантуру, защититься, получить PHD (ученая степень). На это положим года полтора. А во-вторых, много сил уйдет на поиск работы: филолог ведь не самая дефицитная профессия. В-третьих, не могу же я выйти замуж в первый год работы, когда надо себя зарекомендовать с лучшей стороны.

— А почему это нельзя сделать будучи замужем?

— Нет, это невозможно. Ведь конкуренция очень велика. Чтобы сделать карьеру, надо бросить на нее все силы, массу времени. На работе надо полностью сосредоточиться. И потом — пойдут ведь дети...

— Дети, положим, могут образоваться и раньше, — говорю я, вспоминая их с Марком бледные лица и запавшие счастливые глаза по утрам.

— О, вот этого я боюсь больше всего. Аборт я делать не хочу, это против моих убеждений. Тогда придется готовить свадьбу.

— Послушай, Мэри, — я несколько удивлена такой рациональностью ее матримониальных планов. — Но, мне кажется, ты любишь Марка?

— Очень люблю. Мы постараемся найти работу поближе друг к другу, чтобы не тратить столько времени на езду.

— Но так ведь можно прожить всю жизнь...

— Нет, после 30 уже нельзя: позже трудно рожать, да и на здоровье ребенка это может плохо отразиться.

Добавлю к этому, что таких разговоров с разными людьми я вела много. И почти все они были похожи. Образованные девушки не только не рвутся замуж, наоборот — всячески оттягивают день свадьбы. Американка стремится сделать карьеру наравне с мужчиной, поскольку хочет быть от него независимой — и материально, и психологически. Иногда эта потребность в независимости приобретает совсем неожиданные черты.

На кафедре женских исследований в Мичиганском университете я вела семинар и предложила студенткам дискуссию на тему «Что такое семейное счастье?» К моему удивлению, девочки, так охотно включавшиеся в любой диспут, на этот раз вели себя весьма пассивно. «Сейчас об этом рано говорить, — сказала одна из них. — Не знаю, когда еще я выйду замуж. И выйду ли вообще». Ее поддержали еще несколько человек. Я про себя усмехнулась: им было по 18-20 лет, и я решила, что это издержки возраста. Но вот подняла руку самая взрослая и самая умная девочка, я давно выделила ее из всех за определенность взглядов и склонность к аналитическому мышлению.

— А я хотела бы выйти замуж, — начала она. — Только мне кажется, ваш вопрос поставлен некорректно. Счастье — вообще не та категория, о которой можно говорить в применении к семейной жизни.

Я, признаться, опешила. Ну, «не хочу выходить замуж» — ладно уж, куда ни шло. По крайней мере, понятно. Но — хочу и знаю, что счастливой семьи не бывает?

— А почему ты отвергаешь возможность счастья в семейной жизни? — попыталась я разобраться.

— Я не отвергаю. Я просто не считаю правильным оценивать брак по этому критерию — счастливый, несчастливый. Это не имеет никакого значения.

— А что имеет?

— Равенство. Вот если в семье оба равны, если никто не подчиняет себе другого, если оба уважают интересы друг друга — вот это и есть гармоничная семья.

— Но ведь счастье — понятие субъективное...

— Конечно, конечно, в этом-то и есть главная ловушка. В нее попадают многие женщины. Например, моя мама.

И она коротко рассказала историю брака родителей. Отец — удачливый бизнесмен, человек активный. Много работает, много разъезжает, легко заводит знакомства, она не исключает и любовные интрижки. Мама, напротив, человек домашний. Дом, трое детей, уход за мужем — это ее мир. Когда-то у мамы была профессия — парикмахер, она считалась хорошим мастером. Но отец настоял, чтобы она работу оставила, ведь он в состоянии обеспечить семью один. Сначала она томилась, но потом привыкла и стала искренне считать, что у нее — прекрасная жизнь. «Но это ужасно, — говорю я маме, — почему ты допускаешь такое неравенство отношений? Почему ты только домохозяйка, прислуга своего мужа, няня его детям? Но не жена, не друг?» Знаете, что она мне ответила? «Доченька, о чем ты говоришь! Я люблю дом, люблю вас всех. Мне ничего больше не надо. Я совершенно счастлива».

— Она не прикидывается? — спрашиваю.

— Думаю, что нет. Она сидит в этом своем семейном гнездышке, ей там тепло и уютно. Субъективно, конечно. Но разве это нормальные отношения, когда между супругами нет равенства?

Вот как непросто договориться о женитьбе с современной, то есть образованной и независимой, молодой особой. Это, конечно, одна из важных причин явления, которое социологи называют «отложенный брак».

Но вот это все-таки произошло: они решились, как говорится, оформить свои отношения. Теперь — бегом в мэрию, где регистрируется брак? Отнюдь. Теперь должна еще состояться помолвка. Знакомство с будущими родственниками. Встреча родителей друг с другом. Долгие и детальные разговоры о свадьбе с подробным перечнем расходов с обеих сторон. После чего назначается, наконец, день свадьбы... через год. Может, и не ровно через двенадцать месяцев, но, как правило, что-нибудь около того.

Предполагается, очевидно, что молодые еще раз проверят свои чувства, совместимость характеров, желание соединиться навечно... Хорошо бы, конечно. Увы, довольно часто жизнь карает за такое насилие над естеством. Стив и Пэм, с которых я начала эту главу, пригласили меня на свадьбу через год. Я приехала, но... свадьбы не было. Слишком долго они проверяли свои чувства, так что в конце концов эти самые чувства просто ушли.

О самой процедуре бракосочетания писать особенно нечего. Я невольно вспомнила, как это происходит в Москве, во Дворце бракосочетания. Марш Мендельсона, преувеличенно торжественные поздравления ведущих, чересчур помпезные ритуалы, кукла на капоте, снимки у Пушкина — все это, столько раз высмеянное в кино и на эстраде, то, над чем я сама потешалась не раз, все это вдруг представилось мне отсюда трогательным и милым.

Регистрация в мэрии происходит буднично и формально: чисто канцелярский акт в отделе бракосочетаний, где выдают marriage license (свидетельство о браке). Потом процессия направляется в храм.

В какой — определяется не только религией, но и этнической принадлежностью. Христиане (протестанты или православные) поедут в церковь, мусульмане — в мечеть, католики — в костел. Но если вы человек неверующий, а по национальности, скажем, еврей, то все равно будете совершать обряд бракосочетания в синагоге. Иначе брак, даже и со штампом мэрии, как бы не до конца узаконен.

Если же невеста и жених принадлежат к разным конфессиям, тогда они обращаются в Justice of the Peace, специальную службу, дающую «благословение» вместо церкви.

Признаюсь, на свадебном обеде я была только один раз. Если не считать свадьбу на Брайтон-Бич, в иммигрантском районе Нью-Йорка. Сначала расскажу об этом свадебном застолье у иммигрантов. Состав гостей был интернациональным — русские, евреи, украинцы, молдаване, что отразилось и на меню. Пирожки с пятью видами начинок, которые почему-то подавали на первое, сменились салатами, студнем, селедкой под шубой, фаршированной рыбой. Немногочисленные гости-американцы, едва успев прийти в себя от этого гастрономического буйства, с опаской наблюдали за следующей переменой. Крутобедрые, радушные хозяйки ставили на стол то плов, то жареного гуся, то блюдо с бараньей ногой, то тарелку со свиными отбивными. Американцы опасались не зря. На их робкий отказ хозяева отвечали пламенным напором, уговаривая, укоряя и просто требуя: «Ну будьте так добреньки, откусите хотя бы кусочек», «Ой, ну что же ж вы меня так сильно обижаете?»

Выпучив глаза, американцы заглатывали ароматные сочные куски, уже почти не чувствуя их вкуса. После чего, естественно, последовал чай с пирожными, тортами, конфетами... Если сюда еще прибавить алкоголь, которым наполнялись доверху рюмки и фужеры, и призывы «пей до дна!», то каждый из моих российских читателей, я думаю, легко представит себе эту знакомую картину. Поправку следует сделать лишь на американское изобилие, сводящее с ума русских иммигрантов. Поэтому и пир был раза в три пышнее, чем среднероссийский.

А теперь о свадьбе американской. Еда стояла на отдельном столе в углу. Каждый из присутствующих подходил к нему с одной тарелкой в руке, становился в очередь и, когда наступал его черед, накладывал себе понемногу из больших блюд, стоявших в строгом порядке: закуски, горячая буженина, тарталетки с овощами, рыбные палочки в тесте, фрукты. Затем гость отходил вглубь комнаты и с тарелкой в руках присоединялся к какой-нибудь одной из групп, образовавшихся по всему залу.

Соки, воды и баночки с пивом лежали в больших корзинах. А вот алкоголь... Разнообразные вина, коньяки, виски стояли на столике в другом конце зала. Галантный бармен разливал их в бокалы. Но не каждому, а тому, кто... мог заплатить. Да-да, алкоголь был платным.

Двух русских преподавательниц из Петербурга, тоже гостей на этой свадьбе, последнее обстоятельство повергло в настоящий шок. Они все норовили показать бармену свои свадебные приглашения. Потом мучили меня, просили объяснить, правильно ли они поняли, что за выпивку на приеме, куда их пригласили вполне официально, они должны платить из своего кармана.

Я сравнила два столь непохожих застолья и попыталась понять, какое же мне нравится больше. Но — не смогла. Просто в очередной раз стало ясно: культуры разных народов сравнивать нельзя. Их нужно просто знать, принимать такими, какие они есть, и — уважать.

Наутро молодожены уезжали в свадебное путешествие в Париж. Европейский вояж считается наиболее подходящим для медового месяца. Предпочтение после Франции отдается Италии, Англии, Греции. Люди побогаче могут себе позволить какую-нибудь восточную экзотику, вроде Таиланда или Бали. Супруги более умеренного достатка отправятся, возможно, на Гавайи — этот американский рай, где море круглый год теплое, а погода или жаркая, или очень теплая.

Ну и, наконец, те, кто победнее, поедут на своей машине в путешествие по родной стране. Такой вид передвижения намного дешевле, а теперь, после 11 сентября, кажется еще и безопаснее. Путешествие это не будет утомительным: на каждом углу есть гостиницы, где можно остановиться отдохнуть. Номер они, очевидно, закажут еще дома, по телефону. На это уйдет не больше пяти-десяти минут, расплатятся кредитной карточкой, просто назвав ее номер по телефону. Если все-таки времени мало, а хочется остановиться в определенном месте, то молодожены, возможно, все-таки купят билет на самолет, а машину напрокат закажут опять-таки по телефону в том месте, куда они должны попасть. Потом ее оставят в любом городе, лишь сообщив в агентство, где ее найти.

Гостиницу и аренду можно, конечно, и не заказывать заранее. Тут только важно не попасть в какой-нибудь пик отпусков. Особенно если речь идет о курортных местах вроде Флориды. На Майами-Бич, теплом морском курорте, в марте, последнем месяце перед жарой и временем университетских каникул, свободных мест в гостиницах, конечно, мало. Но это в недорогих, а в тех, что подороже, всегда пожалуйста.

Мужчина в доме

Маша, дочка моей московской приятельницы Нины Васильевны, вышла замуж за американца Пола. Новые родственники пригласили русскую сватью в гости. Молодые достраивали свой собственный дом и временно жили у родителей.

Американские родственники нахваливали матери ее Машу и не могли нарадоваться: такая аккуратная, трудолюбивая, хозяйка отменная. Под этим как бы слышался подтекст: не то что наши молодые американки, они совсем не хотят заниматься хозяйством. За кофе они остались втроем, молодые куда-то вышли. Вдруг отец услышал бряканье тарелок на кухне и спросил:

— Маша моет посуду? А где Пол?

Выяснив, что сын в саду, он крикнул за окошко:

— Пол, Пол, иди сюда! Давай быстрее на кухню, — и, обернувшись к матери невестки, пояснил: — Посуда — дело мужское.

Нина Васильевна удивилась:

— Ну какое же это дело? Поставить тарелки и чашки в посудомойку? Это и Маша может.

В разговор вступила мать Пола. Она объяснила, что, во-первых, американцы не очень-то доверяют своим посудомоечным машинам. Перед тем как поставить грязную посуду под их струи, они все-таки отмывают ее под обычным краном, машина лишь доводит этот процесс до конца. А во-вторых, сказала мама Пола, это дело принципа: молодой муж должен привыкать активно участвовать в хозяйстве.

Картину эту я наблюдала много раз: в большинстве домов, где мне приходилось бывать, мужчины помогали жене по хозяйству.

Некоторые домашние заботы, когда-то традиционно женские, теперь становятся преимущественно мужскими.

В отношении стирки я такого распределения ролей не заметила. Обычно стирает тот, кто свободен. Но напоминаю, что «стирка» по-американски — это процесс несложный: погрузить белье в машину и нажать нужные кнопки.

Конечно, мужчина занимается хозяйством не в каждой семье. В доме нью-йоркского юриста Честера Купера, где я жила несколько дней, домашние дела целиком лежали на его неработающей жене. Честер, человек очень занятой, рано утром уезжал в свой офис на Уолл-стрит, возвращался поздно, а после еды до самого сна сидел с бумагами или за компьютером. Однако после нашего первого домашнего обеда, когда трапеза была закончена, Честер вскочил, собрал посуду со стола и пошел ее мыть. Его жена насмешливо хмыкнула:

— Вы думаете, он всегда так себя ведет? Нет, только при гостях.

Честер услышал это из кухни, вернулся, стал спорить:

— Скажешь, может быть, что я тебе никогда не помогаю? Вспомни, ты была больна, кто покупал еду? Кто убирал со стола? Кто мыл посуду?

— Было, было, — миролюбиво согласилась жена. — Целых три дня.

В этой перепалке меня совершенно не интересовал факт действительного участия Честера в хозяйстве. Примечательным было именно то, как он старался показаться добрым помощником жены. Это было для него вопросом престижа: современный мужчина должен участвовать в домашних делах. Потому что сегодня это уже принятая норма правильного поведения мужчины в доме.

Между прочим, знакомая моя, Нина Васильевна, заканчивая тот разговор в доме своих родственников, спросила свата:

— А вы в первые годы брака тоже мыли посуду?

— В молодости — нет, — честно сознался он. — Но теперь ведь другие нравы. Не хочу отставать от жизни.

Американские социологи констатируют: если в 1950 году лишь одна четверть мужей постоянно помогала женам по хозяйству, то теперь — около 40%. Впрочем, разные исследования дают разные цифры, не в них дело. Дело в тенденции — равенство социальных функций все больше становится принципом в семейной жизни Америки.

В России же, увы, происходят обратные процессы.

В начале 80-х я какое-то время вела на Московском телевидении программу «Молодая семья». Работала вместе с социологами. Мы с оператором приезжали «на объект», беседовали с мужьями, женами, детьми и другими членами семьи, а ученые делали свои социологические комментарии. Одна из передач была посвящена женихам и невестам. Мы поехали в городской Дворец бракосочетаний, где нам предоставили возможность побеседовать с теми, кто через несколько минут приобретал новый социальный статус — супруга. Нас интересовало, как эти молодые люди представляют себе семейную жизнь и свое в ней место. Один из вопросов формулировался так: «Кто, по вашему мнению, будет заниматься домашним хозяйством?» Самый частый ответ оказался: «поровну». Около 90%, подсчитали социологи. Но тут же предупредили: не очень-то полагайтесь на этот опрос. Перед свадьбой они все такие добренькие (это, разумеется, относилось к женихам). В реальной жизни процент значительно снизится. Однако сами по себе ответы, по мнению комментаторов, указывали на определенную тенденцию: молодые мужчины не чураются домашнего труда, они все чаще готовы в нем участвовать. Это было, повторяю, в начале 80-х.

А недавно я видела, как в какой-то телепередаче ведущий беседовал с женихами и невестами в том же Дворце, он задавал примерно те же вопросы, что и мы двадцать лет назад. Один из них: «Как вы полагаете, кому придется в вашей семье делать домашнюю работу?» Так вот, почти половина юношей сказали: «Ну, это женское дело». Остальные отвечали, что еще не думали об этом или — «постараюсь помочь, когда будет время».

Конечно, не бог весть какие репрезентативные данные. Но тенденция мне представляется очевидной. Ее подтверждают и социологи.

Почему же американские мужья все больше вовлекаются в домашние дела? Прежде всего, конечно, под влиянием сильно развитого феминизма, главная цель которого — достичь полного равноправия между полами. Есть для этого и другие причины. Как мы уже говорили, сегодня мужчины вступают в брак много позже, чем раньше, и это значит, что удлиняется время между опекой матери и заботами жены. И если все это время молодой человек живет отдельно от родительской семьи, а так часто и случается, то заботится он о себе сам.

Есть в Америке еще одно любопытное явление, с которым я больше практически нигде не встречалась. Социологи называют его «split spouses», то есть «разъединенные супруги». Это когда муж и жена, будучи во вполне нормальных отношениях, живут в разных городах, штатах и даже странах.

Происходит это обычно так. У одного из супругов есть постоянная работа, которая его устраивает. А другой найти себе подходящее место поблизости не может. Получить приличный контракт в США дело нелегкое: конкуренция среди дипломированных специалистов очень высока. Обычно претендент рассылает свои резюме по электронной почте в десятки, а то и сотни компаний по всей стране. Из полученных предложений он выбирает лучшее. Иногда оно может поступить из города, расположенного за сотни, а то и тысячи миль от дома. И тогда он (или она) едет туда, снимает квартиру и живет вдали от семьи. Насколько распространено это явление, я лично могу судить по тому, что знаю около полутора десятков таких пар. А ведь у меня, иностранки, не так уж много знакомых в чужой стране. Вот только три примера.

Социолог Арлин Дэниэлс — активный исследователь женских проблем, автор многих книг, широко известных в университетских научных кругах. Родом она из Калифорнии, но расцвет ее карьеры начался с того времени, как она прибыла в Северо-Западный университет в Чикаго. К этому времени она была уже замужем за врачом из Сан-Франциско. Предполагалось, что расстаются молодожены ненадолго, он даже вел успешные переговоры с университетским госпиталем в Чикаго. Но неожиданно молодому врачу предложили серьезное повышение — стать заведующим большого отделения. От такого предложения не отказываются. Решили, что Арлин поработает в Чикаго и потом уже с солидным научным багажом переберется в Калифорнию. Но, видно, молодая преподавательница немного перестаралась. Значительно раньше, чем это полагается по всем университетским канонам, минуя несколько предварительных ступеней, она очень скоро стала полным профессором и получила так называемый tenure, то есть пожизненное право занимать профессорскую должность именно в этом (а не в каком-либо другом) университете.