Перспектива становится ещё более мрачной

В течение последних нескольких часов обстановка на фронте ухудшилась, и притом значительно быстрее, чем мы ожидали.

Беспокойство в моём штабе, а также в штабах группы армий «Б» и 6-й армии возрастало по мере того, как все явственнее определялись масштабы надвигавшейся на нас катастрофы. В то же время никто в этих штабах не был в состоянии изменить ход событий. Только Гитлер мог это сделать, но он яростно отвергал все благоразумные предложения. А я ещё надеялся, что хотя бы теперь удастся заставить его изменить мнение и прислушаться к словам начальника генерального штаба и высших командиров на поле боя, а не к увещеваниям льстивых советников, которые говорили ему только то, что он хотел слышать. Во имя спасения отчаянно сражавшихся солдат у меня не оставалось иного выбора, как снова и снова пытаться воззвать к его благоразумию.

20 ноября русские войска перешли во второе наступление, на этот раз южнее Сталинграда. Здесь они также нанесли удар по румынским войскам, умышленно выбрав занимаемый ими фронт. Таким образом, для сталинградской армии создалась угроза окружения с обоих флангов. Осталось всего несколько часов до того момента, когда клещи противника сомкнутся в тылу нашей армии. Ни командующий группой армий «Б», ни командующий 6-й армией не были в состоянии предотвратить окружение своих войск. Они могли только приказать, чтобы в кратчайший срок из подразделений тылового обслуживания были созданы и подготовлены для ввода в бой новые части. Но такие войска вряд ли могли оказать отборным русским ударным дивизиям более сильное сопротивление, чем боевые части, которые уже были разгромлены русскими. Небольшие, слабые, созданные на скорую руку части, к тому же плохо вооружённые и недостаточно подготовленные, оказались лицом к лицу с лучшими частями Красной Армии, щедро оснащёнными танками и артиллерией. Несмотря на всю свою храбрость, эти тыловые войска были не в состоянии задержать продвижение русских. Они смогли только замедлить темп русского наступления, но предотвратить окружения 6-й армии им не удалось.

Больших результатов вряд ли можно было ожидать и от контратаки танкового корпуса «X». Гитлер и его окружение возлагали, вероятно, немалые надежды на это соединение, которое на карте выглядело довольно внушительно и имело более 100 танков. Однако внешние данные были обманчивыми. Они не должны были ввести в заблуждение Гитлера, так как он хорошо знал об истинном состоянии этого корпуса. Однако он опять отказался смотреть правде в лицо, ссылаясь, как всегда, на то, что донесения с фронта носят якобы «пораженческий» характер. Корпус состоял из двух дивизий — 1-й румынской и 22-й немецкой. Румынская дивизия, ещё ни разу не вступавшая в бой, целиком была оснащена трофейными танками. 22-я танковая дивизия имела неполный состав: многие её машины вышли из строя во время марша к фронту. Корпусу предстояло действовать в ужасную погоду — дороги обледенели, непрерывно шёл снег. Дни стали такими короткими, что видимость сократилась до нескольких часов в сутки. И в этих условиях ждали, что танковый корпус «X» остановит лавину русских танков, двигавшихся через огромную, все расширявшуюся брешь в нашей линии фронта. Те, кто хорошо знал реальную обстановку, понимали, что танковый корпус «X» обречён ещё до вступления в бой.

Как мы и ожидали, контратаку корпуса задержала плохая погода. Наконец, он был введён в бой и вначале добился некоторых успехов: в нескольких пунктах русские были остановлены и понесли большие потери, особенно в танках. Но это, разумеется, не привело к кардинальному изменению обстановки, на которое так надеялся Гитлер. Двум слабым дивизиям не под силу была такая серьёзная задача. Для её выполнения требовалось много сильных дивизий, укомплектованных закалённым в боях личным составом и оснащённых первоклассной боевой техникой.

Когда Гитлер узнал о провале контратаки танкового корпуса «X», его ярость не имела границ. Повернувшись к фельдмаршалу Кейтелю, который ведал вопросами, связанными с поддержанием воинской дисциплины в вооружённых силах, он закричал: «Сейчас же пошлите за командиром корпуса, сорвите с него погоны и бросьте в тюрьму! Это он во всём виноват!»

Такова была атмосфера на совещаниях у Гитлера. Зная его характер, я не удивился, когда он наотрез отказался выслушать очередную мою просьбу об отводе 6-й армии. Он с недоверием и пренебрежением относился к донесениям из группы армий «Б» и 6-й армии, командующие которых, сознавая свою ответственность, пытались обратить его внимание на серьёзность сложившейся у Сталинграда обстановки. В этих донесениях они высказывали предположения о возможном ходе событий в зоне боевых действий и требовали отвода 6-й армии. Гнев Гитлера усиливал его упрямство.

Через несколько часов, полагая, что Гитлер уже пришёл в себя, я попросил у него личной аудиенции. На этот раз я хотел добиться от него положительного решения двух вопросов. Во-первых, я надеялся, что если я представлю Гитлеру фактические данные о реальной обстановке и выводы, сделанные на основании изучения этой обстановки, и если при этом меня не будут прерывать шептуны из его личного окружения, то мне удастся убедить его отвести 6-ю армию, Во-вторых, я хотел доказать ему, что обвинения, выдвинутые против командира танкового корпуса «X», не оправданы и должны быть отвергнуты [31].

Гитлер спокойно принял и внимательно выслушал меня. Я рассчитывал, что мой доклад увенчается успехом. Когда я обрисовал обстановку и возможный ход будущих событий, Гитлер, который на этот раз не прерывал меня, обещал, что он снова рассмотрит своё решение со всей тщательностью и хладнокровием. Затем я вернулся к вопросу о командире корпуса. Я сказал: «Хотя военные трибуналы не входят в компетенцию начальника генерального штаба, я хотел бы кое-что сказать о командире танкового корпуса „X“. Жёсткое выражение появилось на лице Гитлера, но я продолжал: „Я вмешиваюсь в это потому, что считаю данный вопрос оперативным, поскольку он связан с ведением операций на Восточном фронте. Как начальник генерального штаба, я считаю, что генерал, который допустил ошибки, имевшие губительные последствия, должен быть привлечён к ответственности. Но прежде чем судить его, нужно доказать, что он действительно виновен. А с этим генералом дело обстоит совсем не так: обвинения против него целиком основаны на предположениях“. Я предложил передать дело в военный трибунал, который занялся бы проверкой фактов. Я предложил Гитлеру членами этого трибунала назначить генералов, которым он полностью доверял. Гитлер подумал и затем сказал: „Хорошо, я это сделаю“.

К сожалению, мои успехи оказались эфемерными. Когда я снова встретился с Гитлером, он сказал мне: «Я тщательно рассмотрел обстановку у Сталинграда, и моё решение остаётся неизменным. Отход 6-й армии исключён». Трудно сказать, самостоятельно ли пришёл Гитлер к этому решению или под давлением фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля. Но факт остаётся фактом: он не посчитался с мнением начальника генерального штаба сухопутных сил.

Что касается командира корпуса, то Гитлер нарушил данное мне слово после своего продолжительного разговора с Кейтелем. Он подтвердил первоначальное решение, необдуманно принятое в пылу гнева. В присутствии Гитлера теперь не разрешалось даже упоминать фамилию этого генерала. Несколько месяцев командир корпуса провёл в тюрьме, а затем был разжалован в рядовые. Трибунал не заседал, так как на нём раскрылось бы, кто виноват в провале контратаки танкового корпуса. В начале декабря до сведения всех высших генералов был доведён приказ Гитлера, в котором перечислялись проступки, якобы совершенные командиром корпуса.

Русские клещи сомкнулись

На фронте обстановка с каждым часом ухудшалась. К исходу третьего дня этого грандиозного зимнего сражения стало неизбежным соединение двух группировок русских войск, наступавших навстречу друг другу, а следовательно, и окружение 6-й армии. Штаб 6-й армии находился как раз там, где должны были сомкнуться русские клещи. Командующий армией попросил у Гитлера разрешения передвинуть штаб на запад, но эта просьба так и осталась без ответа.

Главное командование сухопутных сил ежедневно составляло коммюнике, в которое Гитлер обычно вносил свои поправки. В первый день сражения коммюнике гласило: «Противник перешёл в наступление, в котором участвуют крупные силы пехоты, поддерживаемые танками». На третий день в нём говорилось: «Юго-западнее Сталинграда и в большой излучине Дона Советам удалось прорвать нашу оборону, так как они безжалостно бросили в бой огромные массы войск и боевой техники».

Вечером 22 ноября главное командование сухопутных сил получило радиограмму от командующего 6-й армией. В ней сообщалось, что армия окружена. Гитлер по радио приказал 6-й армии занять круговую оборону, а командующему и его штабу остаться в Сталинграде. Итак, окружение наших войск в районе Сталинграда завершилось. На остальных участках фронта русские продолжали безостановочно продвигаться вперёд.

На мой взгляд, русское верховное командование основывало свои планы на следующих предположениях. Как подсказывал ему опыт прошлых боев, 6-й немецкой армии и всем другим частям, окружённым в районе Сталинграда, будет приказано стойко оборонять занимаемые ими позиции. Они не смогут долго сопротивляться и автоматически попадут в руки русских. Поэтому сразу же после завершения окружения русские войска будут стремиться, вероятно, не к ликвидации окружённой группировки, а к предотвращению её деблокирования С этой целью они будут стремиться как можно быстрее отодвинуть немецкий фронт возможно дальше на запад, чтобы создать таким образом максимальный разрыв между окружённой армией и основными немецкими силами.

План был, несомненно, правильным, и теперь русские приступили к реализации его на практике. По группе армий «Б» противник наносил один мощный удар за другим, и она вынуждена была отступать все дальше и дальше на запад. Чтобы увеличить масштабы своей победы, русские во второй половине декабря атаковали итальянцев, в январе венгров и, наконец, нанесли удар по 2-й немецкой армии, находившейся левее венгров. Они продвинулись глубоко на запад. Всё обернулось именно так, как я и предсказывал Гитлеру во время продолжительной беседы с ним, когда я был только что назначен на должность начальника генерального штаба сухопутных сил.

«Крепость» Сталинград

В одном из первых приказов Гитлера, отданном вскоре после того, как сомкнулись русские клещи, говорилось: «Войска 6-й армии, окружённые в Сталинграде, впредь будут именоваться войсками крепости Сталинград».

Так одним росчерком пера район окружения превратился в крепость, по крайней мере в воображении Гитлера. Вероятно, некоторые наивные люди были обмануты этой хитростью, но военные штабы, войска, да, по-видимому, и противник знали, что такое «крепости» Гитлера.

Это был обычный метод ведения им психологической войны. Призывая к себе на помощь слово «крепость», Гитлер надеялся, что одним выстрелом убьёт нескольких зайцев. Противник будет обманут, считая Сталинград укреплённым районом, способным отразить атакующие русские войска. Немецкие войска в Сталинграде будут думать, что они находятся в крепости, которая, будучи в состоянии выдержать долгую осаду, спасёт их от тяжёлых потерь. Гражданское население будет введено в заблуждение историческими мемуарами о героически обороняемых героически и деблокируемых крепостях. Таким образом, мир забудет, что немецкая армия была окружена вследствие неумелого планирования высших штабов, ибо «крепость» Сталинград была крепостью только по названию.

Гитлер был без ума от своего изобретения. Говоря о нём мне, он сиял от удовольствия и, очевидно, ждал, что и я буду в восторге. Но я сказал: «В доброе старое время крепостью называлось фортификационное сооружение, которое было результатом долгих подготовительных работ. Когда строительство фортификационных сооружений заканчивалось, в крепости создавались большие запасы продовольствия и боеприпасов. Сталинград не имеет ни фортификационных сооружений, ни запасов предметов снабжения. Кроме того, цель крепости — отвлечь большие силы противника своими сравнительно небольшими силами. С 6-й же армией дело обстоит как раз наоборот».

Но даже в таком мелком деле, как вопрос с названием, Гитлер не выносил критики. Мои замечания только рассердили его, и он остался верен своему изобретению. Генералы и солдаты внутри Сталинградского котла по вполне понятной причине были раздражены тем, что им присвоено такое напыщенное, но ничего не значащее название. Никаких других последствий выдумка Гитлера не имела.

Район окружения протянулся на 40 километров с запада на восток и на 20 километров — с севера на юг. Это была голая степь с редкими деревцами и кустарниками. Здесь находилось несколько деревень и большая часть Сталинграда (меньшая часть города оставалась ещё в руках русских). Восточная граница района окружения проходила по правому берегу Волги. Большая часть фронта, созданная недавно, в результате прорыва русских с севера и юга, была совершенно не укреплена. Оборонительные сооружения там должны были строиться в невероятно трудных условиях снежных метелей, сильных морозов, почти полного отсутствия строительных материалов. Физическое напряжение командиров и солдат достигло крайних пределов. В таких условиях и была создана круговая оборона.

В котле находилась основная масса 20 немецких дивизий и некоторые подразделения двух румынских дивизий. Кроме того, там находились части, приданные 6-й армии главным командованием сухопутных сил, такие, как инженерные, артиллерийские, дивизионы штурмовых орудий, части организации Тодта, а также штабы пяти армейских корпусов и штаб 6-й армии генерала Паулюса. ВВС были представлены несколькими подразделениями корпуса зенитной артиллерии и техническим персоналом. Запасы продовольствия и боеприпасов были невелики, но особенно не хватало горючего для многочисленных механизированных частей. Было ясно, что имевшихся в 6-й армии предметов снабжения хватит ненадолго.

Точно установить количество окружённых войск невозможно. Указывались различные цифры — от 216 тысяч до более чем 300 тысяч человек. Причина такого большого расхождения заключается в том, что самая высокая цифра отражает численность личного состава не только 6-й армии, но и частей, приданных ей перед началом русского наступления. Некоторые части и подразделения 6-й армии не попали в окружение, в то время как части из состава других армий оказались в котле. В первые несколько недель обстановка была настолько запутанной, что назвать точные цифры совершенно невозможно. Во всяком случае, командиры окружённых войск думали о более важных задачах, чем сбор сведений о численности личного состава, состоящего на довольствии.

Средствами сообщения и связи окружённой армии с внешним миром остались только самолёты и радио. Сначала в котле было три или четыре аэродрома. Вскоре после окружения была установлена работавшая в первое время вполне надёжно радиотелефонная связь между генералом Паулюсом и командующим группой армий.

Должна ли 6-я армия выходить из окружения?

Когда 6-я армия была окружена, командующий 6-й армией и командующий группой армий попытались добиться у Гитлера разрешения на прорыв кольца окружения и соединение. С главными немецкими силами, находившимися западнее. Гитлер упорно отказывался санкционировать отступление, для которого уже были разработаны планы с учётом оценки вероятного хода событий. Но теперь обстановка так ухудшилась, что, как полагали Вейхс, Паулюс и командиры корпусов 6-й армии, новые условия заставят Гитлера действовать иначе. Поэтому, не дожидаясь его ответа, командование отдало предварительный приказ, чтобы, как только разрешение на отступление будет получено, выход из окружения начался без всяких задержек.

Но разрешение не приходило. День за днём я убеждал Гитлера разрешить 6-й армии выйти из окружения. Почти каждую ночь мы подолгу обсуждали этот вопрос. Разговоры наши были то спокойными, то язвительными, когда мы оба повышали голос. Если Гитлер кричал на меня, я тоже кричал в ответ: когда он раздражался, это был единственный способ заставить его слушать.

Однажды мне уже показалось, что я добился своего. Гитлер как будто готов был подписать приказ, разрешавший 6-й армии выход из окружения. Все с облегчением вздохнули и принялись за разработку предварительных инструкций. Но когда приказ был представлен Гитлеру на подпись, он долго не подписывал его, а затем сказал мне, что передумал. Всё было напрасно: снова придётся начинать бесконечные разговоры и споры. Казалось, нервы наши больше не выдержат. Чтобы показать, какая была атмосфера в это время, я остановлюсь здесь на двух особенно важных разговорах, которые я имел с Гитлером. В некоторых местах я постараюсь привести подлинные слова Гитлера и свои.

Первый разговор произошёл вскоре после того, как сомкнулись русские клещи. Я попросил диктатора дать мне аудиенцию для продолжительной беседы. Моя просьба была удовлетворена. Гитлер принял меня поздно ночью, и мы разговаривали почти до утра. Я начал с того, что показал Гитлеру на карте точное расположение войск и описал вероятный ход событий. Но тут он прервал меня, сказав, что обстановка не будет развиваться так, как предполагаю я, что её коренным образом изменит атака танковой дивизии, перебрасываемой с Кавказа, а также ввод в бой новых тяжёлых танков «Тигр».

Старая история! С заводов начали поступать первые танки «Тигр», а Гитлер имел привычку каждое новое оружие считать чудодейственным средством. Он считал, что первый же батальон «Тигров» сможет прорвать кольцо русского окружения. Гитлер был прямо-таки опьянён своим планом. Он действительно верил, что стоит ввести один такой батальон, как обстановка у Сталинграда немедленно изменится.

Возбуждённый, с горящими глазами, Гитлер пытался заразить меня своим энтузиазмом. Казалось, он жаждал моего одобрения. Я сказал:

— Разумеется, танки «Тигр» имеют высокие боевые качества, и от них можно ожидать многого. Но мы не знаем, как они будут действовать в условиях русской зимы. К тому же они ещё не были испытаны в бою. До сих пор в первых боях у новых видов оружия неожиданно обнаруживались дефекты, ликвидация которых надолго затягивалась. Поэтому мы не можем рассчитывать, что «Тигр» с самого начала будет на сто процентов удовлетворительным. Кроме того, «Тигров» ещё недостаточно. Возможно, одному батальону удастся прорваться через кольцо русского окружения и установить контакт с 6-й армией, но он, вероятно, будет не в состоянии держать коридор открытым. Кроме того, когда новые танки будут введены в бой, наш основной фронт [32] окажется значительно дальше от сталинградской армии, чем сейчас. Таким образом, из-за огромного расстояния, которое танкам придётся преодолевать, провести операцию тогда будет гораздо труднее, чем теперь.

Вот то, что касалось танков «Тигр». Я закончил следующими словами:

— Так как операция по деблокированию 6-й армии не может состояться, необходимо отдать этой армии приказ с боем выйти из окружения. Это нужно сделать немедленно, пока ещё не поздно.

Я говорил, а Гитлер становился все мрачнее. Он не раз пытался прервать меня, но я не давал ему, так как понимал, что у меня осталась последняя возможность высказать ему все свои соображения. Когда я, наконец, закончил, он закричал:

— 6-я армия останется там, где она находится сейчас! Это гарнизон крепости, а обязанность крепостных войск — выдержать осаду. Если нужно, они будут находиться там всю зиму, и я деблокирую их во время весеннего наступления.

Это была нелепейшая фантазия, и я не мог не возразить:

— Сталинград — не крепость, да и снабжать 6-ю армию просто невозможно.

Гитлер закричал ещё яростнее и громче:

— Но Геринг обещал снабжать армию по воздуху!

Теперь и я крикнул:

— Чепуха! Гитлер сказал:

— Я не уйду с Волги! Я громко ответил:

— Мой фюрер, оставить 6-ю армию в Сталинграде — преступление. Это означает гибель или пленение четверти миллиона человек. Вызволить их из этого котла будет уже невозможно, а потерять такую огромную армию — значит сломать хребет всему Восточному фронту.

Гитлер побледнел, но ничего не сказал и, бросив на меня ледяной взгляд, нажал кнопку на своём столе. Когда в дверях появился его адъютант — офицер СС, он сказал:

— Позовите фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля.

До их прихода мы не проронили ни слова. Впрочем, они пришли так быстро, словно ожидали вызова в соседней комнате. Если так, то они, несомненно, слышали наши сердитые голоса через тонкие стены кабинета, а следовательно, были в курсе нашего спора.

Кейтель и Йодль официально приветствовали фюрера. Гитлер продолжал стоять. Он был всё ещё бледен, но внешне держался торжественно и спокойно. Он сказал:

— Я должен принять очень важное решение. Прежде чем сделать это, я хочу услышать ваше мнение. Эвакуировать или не эвакуировать Сталинград? Что скажете вы?

Начался военный совет, если его можно так назвать. Никогда раньше Гитлер не прибегал к такой форме обсуждения вопросов. Вытянувшись, словно по команде смирно, Кейтель ответил:

— Мой фюрер, не оставляйте Волгу.

Йодль говорил тихо и объективно, взвешивая каждое слово.

— Мой фюрер, — начал он, — это действительно очень важное решение. Если мы отступим от Волги, мы потеряем большую часть территории, захваченной нами во время летнего наступления ценой огромных потерь. Но если мы не отведём 6-ю армию, её положение станет крайне тяжёлым. Операция по её деблокированию может пройти успешно, но может и провалиться. До тех пор, пока мы не увидим результатов этой операции, на мой взгляд, надо удерживать позиции на Волге.

— Ваша очередь, — обратился Гитлер ко мне.

Очевидно, он думал, что слова двух других генералов заставили меня изменить мнение. Хотя Гитлер сам принимал решения, он всегда стремился получить одобрение, пусть даже формальное, своих технических советников.

Встав по стойке смирно, я сказал:

— Мой фюрер, я не изменил своего мнения. Оставить армию там, где она находится сейчас, — преступление. Мы не сможем ни деблокировать, ни снабжать её. Она будет бессмысленно принесена в жертву.

Внешне Гитлер казался спокойным, но в душе у него, видимо, все кипело. Он сказал мне:

— Обратите внимание, генерал, что я не одинок в своём мнении. Его разделяют эти два офицера, которые по должности выше вас, поэтому моё решение остаётся неизменным. Он сделал холодный поклон, и мы вышли из кабинета.

Второй разговор, который я описываю здесь так же подробно, состоялся следующей ночью.

Несмотря на прямой отказ Гитлера согласиться с моими доводами, я не хотел сдаваться в борьбе за спасение 6-й армии. Из своего опыта я уже знал, что теперь нужно подойти к этому вопросу с другой стороны. Решение Гитлера, окончательное и неизменное, основывалось, вероятно, на каких-то стратегических концепциях. В ближайшее время не имело смысла пытаться возобновлять с ним разговор на эту тему — Гитлер просто откажется слушать. Но я полагал, что если его не убедили мои доводы, касавшиеся стратегической стороны вопроса, то аргументы, доказывающие трудность снабжения окружённой армии, окажутся более действенными. Мне все ещё казалось, что я смогу уговорить Гитлера принять мою точку зрения, если я нарисую ему безотрадную картину снабжения 6-й армии и с помощью неопровержимых фактов и цифр докажу, что регулярное снабжение этой армии по воздуху невозможно. Статистика всегда производила на Гитлера сильное впечатление.

Оперативное управление моего штаба и офицеры различных служб были убеждены, что Сталинград удержать нельзя, а регулярное снабжение армии по воздуху наладить невозможно. Я приказал по каждому виду снабжения подготовить данные, на которых основывались эти выводы, в форме таблиц, диаграмм, схем и т. д. Теперь не могу привести по памяти точные цифры, приведённые офицерами штаба, но общее количество необходимых предметов снабжения я помню.

Если учесть запасы предметов снабжения, находившиеся в районе окружения, то 6-я армия нуждалась в доставке по воздуху ежедневно 600 тонн грузов. Минимум предметов снабжения, на который 6-я армия могла существовать (испытывая большие лишения и прибегая к такому крайнему средству, как использование всех лошадей для питания личного состава), составлял 300 тонн. Но этот минимальный груз нужно было доставлять каждый день, несмотря на условия погоды, которые вряд ли могли быть благоприятными в это время года. Поэтому, чтобы поддерживать боеспособность 6-й армии, следовало ежедневно доставлять ей по крайней мере 500 тонн предметов снабжения в те дни, когда самолёты могли садиться и взлетать в районе окружения.

Эти факты и были отражены в таблицах, подготовленных моими штабными офицерами. Как только таблицы были готовы, я опять попросил у Гитлера аудиенции, и снова он принял меня поздно ночью. Гитлер держался холодно: очевидно, наш спор прошлой ночью не был забыт. Мне удалось заинтересовать его цифрами, и он позволил мне закончить доклад, необходимый для того, чтобы разъяснить значение приведённых мною статистических данных. Свои объяснения я закончил словами:

— Детальное изучение фактов заставляет сделать вывод, что снабжение 6-й армии по воздуху невозможно. Холодно взглянув на меня, Гитлер сказал:

— Рейхсмаршал заверил меня, что это возможно. Я повторил, что это неосуществимо, и тогда Гитлер произнёс:

— Очень хорошо. Пусть он сам убедит вас. Он послал за главнокомандующим военно-воздушными силами. Когда Геринг пришёл, фюрер спросил:

— Геринг, можно ли осуществлять снабжение 6-й армии по воздуху?

Подняв правую руку, Геринг торжественно продекламировал:

— Мой фюрер, я не сомневаюсь, что ВВС справятся со снабжением 6-й армии.

Гитлер торжествующе взглянул на меня, но я ещё раз повторил;

— Военно-воздушные силы не справятся с выполнением этой задачи.

Рейхсмаршал сердито нахмурил брови и сказал:

— Вы не компетентны в данном вопросе. Повернувшись к Гитлеру, я спросил:

— Мой фюрер, разрешите задать рейхсмаршалу вопрос?

— Пожалуйста.

— Господин рейхсмаршал, — начал я, — вы знаете, сколько тонн предметов снабжения необходимо будет перебрасывать по воздуху каждый день?

Очевидно, Геринг был смущён моим вопросом. Бросив на меня негодующий взгляд, он сказал:

— Я не знаю, но офицерам моего штаба это известно. Я продолжал:

— Учитывая запасы у 6-й армии предметов снабжения, а также принимая во внимание, что будут удовлетворяться только минимальные потребности войск, ежедневно потребуется перебрасывать 6-й армии 300 тонн грузов. Но так как летать можно будет не каждый день (в этом я сам убедился прошлой зимой), нам придётся доставлять 6-й армии около 500 тонн грузов в каждый лётный день.